Избранница

Глава 16

Его губы впились в нее так, словно он ставил свое клеймо: моя! В его объятиях не было нежности. Это была чистая демонстрация власти — так он притиснул ее к себе, безжалостно обследуя языком ее теплый рот. Она задергалась, пытаясь выскользнуть, но Габриэль не собирался выпускать из рук драгоценную добычу. Его поцелуй выражал всю гамму испытываемых им чувств, вырвавшихся благодаря хмелю из-под контроля. Что сильнее владело им — алкоголь или желание, Кесси не ведала. Она лишь понимала, что он сорвался и не отпустит ее.

Для Кесси все это стало повторением однажды пережитого кошмара. Ей снова отказывали хотя бы в крупице нежности. Словно она недостойна ее. Она, правда, и не догадывалась, что он даже не замечает ее протестов, словно ослеп и оглох. Ибо слышал он в эти мгновения лишь шум крови в ушах. Только когда она застонала, он слегка ослабил свои объятия. Багровый ореол страсти, ослепивший его, начал рассеиваться. Постепенно до него дошло, что страстно целуемое им тело странно безучастно.

Он оторвался от ее рта и уставился на прекрасное лицо. Темные густые ресницы повлажнели от слез. Она словно заснула, только алые губы опухли от его поцелуев. Слабый блеск влаги в прелестных золотых глазах лишь подчеркивал ее беззащитность, которую он опять умудрился ранить.

Габриэль, все еще тяжело дыша, сделал шаг назад.

— Уходи, янки! — резко сказал он. — Не то пожалеешь…

Он отошел к окну, снова повернувшись к ней спиной и уставившись в освещенное луной небо.

Кесси не пошевелилась. Она не сумела бы объяснить, что за сила удерживала ее на месте. Возможно, тоненькая, слабенькая ниточка надежды… завладевшая ею, однако, с такой силой, с какой лучи солнца пробиваются сквозь тучи.

Шли минуты. Не услышав за спиной никакого движения, Габриэль оглянулся. Рот его сжался в тонкую линию, когда он заметил упрямо застывшую посреди комнаты фигурку.

— Не смотри на меня так! Во мне слишком много от отца, так что я недостоин твоего сочувствия. И мне совершенно ни к чему твоя жалость…

Сердце у нее чуть не разрывалось от боли. О да, разве такой гордец примет жалость или сочувствие? Ему от них никакого проку. Этот гордец, подобно ей, слишком хорошо знаком с одиночеством. Настоящим одиночеством… Ишь ты, недостоин… И тут понимание словно омыло ее душу.

Она смогла бы полюбить его… если бы он… позволил ей это.

— Проклятие, — рявкнул он, — ты что, оглохла? Оставь меня в покое!

Она медленно подняла голову. Он так бешено реагирует на все, что она боялась вымолвить хоть словечко. А надо.

— Вы на самом деле этого хотите? — еле слышно спросила она. — Чтобы я ушла? Его глаза сверкнули;

— Ты знаешь, чего я хочу, янки!

Но она продолжала стоять, да еще и похвалила себя за смелость. За то, что не подчинилась его приказу. Хотя все ее поджилки тряслись от страха, страх этот был не перед ним, а совершенно особенный. . Если он отвергнет ее и на этот раз, то унижению не будет предела. Она просто умрет.

Кесси покачала головой.

— Нет, — снова прошептала она, потому что голосовые связки отказались помогать ей в совершаемой глупости. — Я не совсем понимаю, о чем речь.

В его глазах мелькнула какая-то неясная ей мысль, но он быстро справился со своим порывом.

— Я хочу тебя в своей постели, янки. Подо мной. И чтоб твои ноги обвивали меня, когда я буду входить в тебя.

Он помолчал, наблюдая, как краснеет ее лицо. Он не собирался шокировать ее, просто решил высказаться с полной откровенностью, чтобы потом не мучиться от недосказанности. Выложил все, как по нотам, чтобы потом она не пеняла, что не так его поняла.

Она не дрогнула и не сбежала. Стояла перед ним, хотя и не решалась поднять глаза, а руки сцепила так, что пальцы побелели. Все это выдавало волнение. Или сомнение? А может быть, страх?..

Он оглядел ее с ног до головы, чуть задержавшись на нежной выпуклости груди под тонкой ночной рубашкой. Когда он попытался заглянуть ей в глаза, то Кесси поразилась, прочитав в них откровенную страсть. Пульс у нее мгновенно зачастил.

— Иди ко мне, янки.

Она нетвердым шагом двинулась — к нему. Слава Боту, что и он шагнул к ней. Оказавшись перед ним, она оробела и дрогнула. Длинные густые ресницы растерянно заморгали, а глаза так и не поднялись выше его шеи.

На ее плечи опустились теплые руки. Он сбросил с нее халат, оставив лишь в ночной рубашке, которая больше обнажала, чем скрывала. Соски просвечивали сквозь тонкую ткань розовыми пятнышками. А волосы внизу живота казались таинственно притягательным темным треугольником.

Он обласкал ее тело одними глазами. И восхищенно прошептал:

— Ты прекрасна, янки!..

И смущение от того, что она стоит перед ним почти нагая, исчезло, словно по волшебству. Словно его и не было никогда. Кесси была уверена, что сердце ее даже остановилось на секунду. Она замерла перед Габриэлем, от всей души желая лишь одного; чтобы эта минута никогда не кончалась… Она и не надеялась услышать от него подобное. Никогда, И эти слова волшебной музыкой отозвались в ее сердце, согрели его, целебным бальзамом пролились на ее душу.

Длинные пальцы скользнули ей под волосы, обхватив затылок. Он медленно отвел ее голову назад, чтобы она смотрела прямо ему в глаза.

— Я устал притворяться, что не хочу тебя, янки. Я желал тебя с самого начала! А потом вдруг обнаружил, что ты единственная, кто мне нужен. Знаешь, как я пытался обмануть самого себя? Рассказывал себе те же сказочки, какими задурил голову и тебе: что хочу лишь мести. А еще убаюкивал себя ложью, что мне не составит труда вынести чисто фиктивный брак. Что с того, что ты красива? Мне доводилось спать и не с такими красотками. Но я ошибался. Потому что с тех самых пор ты заполонила все мои мысли. И не даешь покоя ни моей душе, ни телу.

Но знай. Если ты останешься со мной этой ночью, то дверь между нашими спальнями останется навсегда открытой. — Глаза Габриэля потемнели от страсти. — Ясно? Тебе уже не удастся прогнать меня из своей постели. Так что если тебя такое соглашение не устраивает, то лучше сразу уходи. Какой бы ты выбор ни сделала, решение целиком за тобой.

Ее глаза впились в него. Напряжение между ними запульсировало, нарастая с каждым мгновением. И когда он уже отчаялся, что не выдержит больше и секунды, сначала одна маленькая ладошка робко коснулась его груди, затем к ней присоединилась другая.

Большего и не потребовалось. Габриэль жадно потянулся за тем, что она так щедро предложила.

— Слава Богу, — хрипло пробормотал он, — еще чуть-чуть, и я бы точно свихнулся!..

И принялся целовать ее с пылом, свидетельствовавшим о долгом воздержании. Ее губы задрожали под напором его страсти, затем слегка приоткрылись. Он мгновенно ощутил ее отклик, сладкий, теплый, манящий. И тогда он отпустил вожжи самоконтроля.

Со стоном Габриэль притиснул ее к себе, как пушинку оторвав от пола. Напор его губ оставался не менее страстным, чем раньше. И все же он целовал ее теперь немного иначе, как изголодавшийся, но допущенный к роскошному пиршеству. На его языке чувствовался привкус бренди, и от этого голова ее шла крутом… Таким же головокружительным был и томивший его голод, и Кесси… наслаждалась необычными ощущениями, ведь все это — из-за нее. Она обняла его и бесстыдно прижалась к нему всем телом.

Ее ночную рубашку постигла та же участь, что чуть ранее и халат. Они не разомкнули губ даже тогда, когда Габриэль донес ее до кровати и уложил на перину. Лишь после этого он нехотя оторвался от нее, чтобы сорвать с себя рубашку. Выпрямившись, он принялся за пуговки своих бриджей.

Хотя смущение и залило Кесси жаркой волной, она все же не смогла заставить себя отвести взгляд в сторону. Каждая расстегнутая пуговица обнажала поросль более темную и курчавую, чем та, что густо покрывала его грудь.

Наконец символ его мужественности вырвался на свободу. Она поймала себя на трусливой мыслишке, что все это время надеялась, молилась, что воображение подшутило над ней… И что память о ночи, когда она лишилась девственности, была окрашена в слишком мрачные тона, и потому многое запомнилось ей в искаженном виде… Иногда на память влияют личные впечатления… и она подводит человека…

Все с ее памятью было в порядке, а размеры его детородного органа были действительно огромны.

Он высвободил ноги и рывком отбросил бриджи в сторону. И повернулся к ней лицом. Что ж, если быть честной, то тело его обладало какой-то дикой, примитивной красотой, а руки и длинные ноги были стройными и мускулистыми — ни капли жира. Она попыталась скрыть обуявший ее страх, но пульс у нее зачастил так, что в глазах невольно промелькнула паника. Хотя она на личном опыте убедилась, что все ее сомнения абсурдны, все же у нее в голове не укладывалось, что таким инструментом не уродуют и истязают, а… занимаются любовью… Нет, это просто невозможно! Вон как он раздулся, словно гордится собой!

Она перевела глаза на более безопасную территорию, сосредоточившись на прекрасных линиях мужского рта, когда он потянулся к ней. Но Габриэль был начеку и уловил судорожный вздох жены.

И проговорил опасно низким и напрягшимся от отчаяния голосом:

— Мы слишком далеко зашли, янки, чтобы отступать. Несомненно, вмешалось провидение, ибо она сумела вполне отчетливо прошептать:

— А я и не собираюсь.

— Тогда в чем дело? Ты боишься меня?

Она помотала головой, но не убедила его. В глазах у нее по-прежнему таился страх.

Он слегка обнял ее за плечи, но не страстно, а словно утешая, успокаивая. И тем буквально потряс Кесси. Его близость вообще странно пьянила. Мускусный запах его возбуждения смешался с ароматом одеколона, которым он пользовался. Рот его оказался в миллиметре от ее; их дыхание смешалось. Худые сильные пальцы нежно убрали с ее пылающих щек пряди шелковистых волос.

— Если не боишься, — мягко спросил он, — то почему трясешься, как птичка, попавшая в силок? Она стискивала и разжимала пальцы, неосознанно разглаживая пушистые волоски у него на груди, затем судорожно вздохнула:

— Потому что я… хотела бы доставить вам удовольствие… Меня страшит не то, что вы… хотите сделать, а… чем…

Она окончательно смутилась и спрятала лицо у него на груди.

Габриэль с облегчением выдохнул и сдержал свой нетерпеливый жезл. Знай она, какую реакцию вызовет своим признанием, наверняка прикусила бы язычок. Габриэль мог бы поклясться, что его пенис достиг предельных размеров, но после ее слов он, словно павлин, еще больше раздулся от важности. И запульсировал так, что каждый удар эхом отдавался в ушах…

Он ласково разгладил маленькую жилочку, трепыхавшуюся на шее Кесси, как сердечко трусливой мышки.

— Тебе больше не будет больно, — шепнул он. — Эта боль бывает лишь в первый раз, Кесси.

Она не поверила ему. Хотя и не стала выражать свои сомнения вслух. Но губы у нее по-прежнему дрожали, а внутренняя борьба отражалась в глазах, как в зеркале. Но она не отодвинулась от него, хотя, как он подозревал, ей очень хотелось этого. И еще в ее глазах отразилась некая решимость болезненно затронувшая его душу. Он моментально понял, что, несмотря на все свои страхи и сомнения, она отдастся ему душой и телом. И в ту же секунду принял решение. Вот только он не очень-то искусен в речах.

Значит, надо убедить ее.

Его импульсивное движение застало ее врасплох. Она охнула. А он стиснул ее пальцы в своей ладони и скользнул ими по своему животу, затем ниже… и еще ниже. Не отпуская ее пальцев, он заставил ее обнять ими свой жезл, наполнив его пульсирующим жаром.

Ее робкое прикосновение воспламенило его до такой степени, что он чуть не оскандалился. Стиснув зубы, он боролся с искушением немедленно довести дело до конца, но случись такое, это шокирует его неопытную женушку до глубины души. И все пойдет насмарку. Потом уже любая мысль о близости будет вызывать у нее лишь омерзение.

Но были среди этих гуманных мотивов и чисто эгоистичные. Он жаждал обладать ею, заполнить ее до краев своим гордо пульсирующим павлином, потому что она принадлежала только ему.

Ему и никому другому.

— Потрогай, — хрипло выдохнул он, — почувствуй, как мое тело жаждет твоего. Но не забывай, что я состою всего лишь из плоти и крови. Вот это и есть моя плоть и кровь. И, как видишь, до краев переполнена желанием.

Эти откровенные слова бросали в жар и потрясали.

— И ты уже доставила мне невыразимую радость, янки. Больше, чем можешь себе представить.

Его глаза пылали лихорадочным блеском, он шептал, словно в бреду:

— Позволь теперь доставить удовольствие тебе.

Он впился в ее губы. Простонав, она обхватила его голову руками и отдалась во власть бушевавших в нем страстей. Ее словно подхватило бурным потоком. И вовсе это не страшно… И сердце сладко обмирает… И касания его больше чем приятны… Рот ее стал более податлив, так что Габриэль совсем потерял голову.

А когда она с охотой включилась в эту восхитительную игру, он вообще содрогнулся от экстаза. Она же воспламенилась от его восторга… и от того, как его пальцы медленно кружат вокруг сосков, мало-помалу сводя ее с ума дразняще-притворной ленью… Они то добирались до самых чувственных местечек, то вообще исчезали, чтобы вновь начать медленное восхождение к острым пикам. Ей захотелось вмешаться в эту игру, заставив его обхватить всю грудь, чтобы она смогла наконец зарыдать от счастья… Ведь растущее и распирающее ее напряжение наверняка разрядится от этого…

Габриэль слегка приподнял голову, чтобы окинуть ее торжествующим взглядом. Кесси была невыразимо прекрасна в эту минуту. Грудь ее была кругла и аппетитна, как спелый плод, соски темнели на кремовой коже темно-розовыми кораллами. Он не удержался и поцеловал их, ликующе рассмеявшись от того, как у нее мгновенно участилось дыхание.

— Хм, а у тебя тут очень чувствительное местечко, да?

Он совершенно неожиданно скользнул вниз по ее разгоряченному телу и сомкнул губы на соске, оставив его чуть влажным, блестящим и слегка занывшим. Кесси охнула от накатившего приступа удовольствия.

Его голова загораживала от нее все, что он делал, поэтому ей не оставалось ничего другого, как, отбросив стыд, млеть от не поддающихся описанию ощущений, когда он втянул сосок в рот. Он уделял внимание то одному, то другому соску, а Кесси постанывала от восторга.

Его рот снова вернулся к ее губам, и юркий язык тут же задвигался в ее пылающем рту, задавая безошибочно распознаваемый ритм. А горячие мужские пальцы уже прокладывали дорожку внизу живота, так что нервы жертвы трепетали на пределе возможного. Она вскрикнула, когда кончики пальцев умело раздвину и рыжие кудряшки у ее лона. Кесси охнула и инстинктивно сомкнула бедра. Но его проворные пальцы уже успели угнездиться там так, словно чувствовали себя хозяевами спрятанного сокровища. Да так оно и было.

— Не борись со мной, Кесси. — Его шепот был возбужденно хриплым. — Клянусь, сегодня не причиню тебе боли.

Он медленно поцеловал ее с такой искушающей убедительностью, уговаривая ее довериться его опыту, что она постепенно расслабилась.

Кончиками пальцев он затеял игру, то поглаживая, то отступая, то снова едва касаясь, чтобы возвратиться с более откровенными намерениями. Ноги у Кесси ослабели и задрожали, в глазах потемнело, из груди вырвался жалобный всхлип, когда эти дьявольские пальцы раздвинули нежные розовые складочки ее плоти и скользнули внутрь.

Языки пламенного жара лизнули ее, когда еще один палец вступил в колдовскую игру, мигом отыскав такое чувствительное местечко, о котором Кесси и не подозревала. Тело ее напряглось и заходило ходуном, когда Габриэль, словно опытный музыкант, задел нужную струну. Она тихо вскрикнула и задышала так, словно долго бежала в гору. Из горла вырвался низкий, проникновенный стон, когда сильные пальцы задвигались в ней взад и вперед, снова и снова. И пока его пальцы совершали свой магический обряд, пламя внутри ее разгоралось все сильнее и сильнее.

Глаза у нее сами собой закрылись, словно желая скрыть бушующий в них огонь страсти, она начала извиваться всем телом. Габриэль прервал поцелуй, чтобы с удовлетворением взглянуть на покрывавшую ее испарину — слезы тела, от которых она засияла, как влажная жемчужина… Он опустил глаза на свои пальцы, убедившись, что и внутри она увлажнилась для встречи с ним, и хрипло простонал. Палец тут же нырнул в драгоценную пещерку.

— Габриэль! — Она прокричала его имя, словно заклинание.

Он услышал в этом крике все, что ожидал услышать, чего так долго добивался. И накрыл ее своим телом.

Глаза ее сияли неповторимым огнем страсти. Они просто слепили его. Твердый живот вдавился в ее мягкий. Он коленями широко раздвинул ее бедра. Головка его жезла ткнулась в рыжие кудряшки, заставляя ее раскрыться еще больше. Она вцепилась в Габриэля — в полной уверенности, что сейчас разорвется надвое.

Он почувствовал, как ее ногти впились ему в ягодицы.

— Посмотри на меня, Кесси, — тяжело дыша, сказал он. То, что он еще был в состоянии говорить, казалось чудом.

Она беспомощно подчинилась. Его плечи блестели от пота. Она поняла, что он сдерживается лишь благодаря железной воле. Лицо его даже заострилось от напряжения.

Он склонился к ее губам и выдохнул:

— Разве тебе больно?

И лишь судорожно выдохнув, она сообразила, что его налитой жезл уже внутри ее, заполнил ее до предела. Но боли не было, с облегчением констатировала Кесси. А было лишь безумное возбуждение. Страх исчез.

Ее губы дрогнули в робкой улыбке.

— Нет, со мной все в порядке.

Улыбка исчезла, их взгляды скрестились. Она притянула его голову к себе, чтобы и их губы соединились в поцелуе.

Медленно и осторожно он начал двигаться. Она даже разочарованно простонала, когда он вдруг вышел из нее полностью. Мышцы его ягодиц напряглись, и его жезл снова на всю глубину нырнул в нее. И блаженство затопило ее теплой волной.

Она прикрыла глаза. И неосознанно выгнулась ему навстречу. Ее бедра быстро уловили ритм его движений. Вот он быстро выходит из нее, а вот снова входит, но чуть медленнее и словно по спирали. И удовольствие растекается по ней расплавленным огнем. Из горла у нее рвутся какие-то сдавленные звуки, похожие на мольбу, чтобы он не прерывал этого колдовского обряда. Она хотела, чтобы он заполнил ее, хотела его внутри себя… глубже и глубже…

Когда она простонала, Габриэль приподнялся над ней, опираясь на локти. Глаза у него горели, как два уголька, мышцы на руках вздулись от напряжения. Каждый нерв в его теле сосредоточился там, где ее бархатная пещерка взяла его в плен, тугой, жаркий и восхитительно сладостный…

— Я не хочу, чтобы тебе было больно, — простонал он, — но… я уже не могу больше сдерживаться… Я слишком хочу тебя…

И что-то внутри ее растаяло, растеклось жаркой волной.

— Я тоже хочу тебя, Габриэль! Я хочу тебя!

Получив ее благословение, он перестал обуздывать себя. Она же обвила его руками и ногами, с восторгом и упоением вторя его бешеному ритму. Мир вокруг нее завертелся, закружился, вспыхнул ярким светом и взорвался наконец ослепительным фейерверком, заставив ее пережить бурный всплеск наслаждения, исходившего из центра ее женственности. Она и не поняла, что кричала… И крик этот выплескивался из ее груди вместе с волнами экстаза .. Как только Габриэль услышал его, ее спазмы ускорили его собственный оргазм. Его тело напряглось и взорвалось, исторгая семя жизни.

Голова его устало приникла к ее плечу. Она почувствовала, как он расслабился. Ее пальцы погрузились в его темные волосы в неосознанной ласке. Он не покинул ее, как в прошлый раз. Она очень боялась, что он поступит так же и сейчас. Но он оперся на локоть и нежно поцеловал ее. И ласка эта оказалась такой сладостной и желанной, что у нее выступили слезы на глазах.

Слова не шли на ум, и она молчала. И в эту минуту поняла, о чем тосковала всю свою жизнь. О такой вот совершенной близости, чувстве полного доверия и ощущения себя частичкой кого-то другого…

Сегодня ей не о чем было молить Бога.