Глава 3

– Жаль, что вы не так охотно принимаете советы, как даете их, миссис Коул.

Мэгги, только закончившая расписывать достоинства своего парикмахера женщине в выгоревших кудряшках, напряглась при звуке низкого, угрожающего голоса. Оборачивалась она медленно, чтобы справиться с растерянностью.

– Я принимаю советы, мистер Фортуна, но только от людей, которым доверяю, – вежливо ответила Мэгги, радуясь, что пол-лица закрыто большими солнечными очками. Взгляд Никласа Фортуны был таким же слепящим, как солнце.

– Это, вероятно, относится почти ко всем присутствующим. У вас, кажется, очень широкий круг друзей. – В его устах это звучало обвинением. – Есть тут кто-нибудь, кого вы не знаете?

– Только вы, – сладко произнесла она. – Вы похожи на рыбу, вытащенную из воды. Не верится, чтобы вы здесь развлекались. – Похоже было на то, что он рыщет вокруг нее, высматривает, вслушивается, выжидает, заставляет ее готовиться к стычке, которую она предвидела с того самого момента, как вчера вечером по зову мужа помчалась на вертолете через пролив Тамаки.

– Такие изыски не по мне. – Он презрительно пожал плечами, равнодушно обводя взглядом тела отдыхающих, расположившихся вокруг большого фасолевидного озера, выдолбленного на вершине утеса. Мэгги подумала, что только так, с презрительным недоумением, ее антипод может отнестись к такой экстравагантности, как сооружение искусственного водоема в нескольких десятках метров над прекрасным, чистым уединенным пляжем.

– Зачем же было приезжать? – (Зачем портить Финну и Лори уик-энд?) – Мне не понравилась идея Лори отправиться сюда одной. – Голубые глаза повторили попытку просверлить темные линзы.

Черные брови Мэгги взлетели над очками.

– Хантеры – вполне респектабельная семья… Может быть, немного претенциозная, но их вечеринки никогда не превращаются в тайные оргии, которые так любит часть молодежи их круга.

– Они – да. Мне приходилось вести дела с Марком. Однако я не могу сказать того же о некоторых из гостей.

В этот момент его внимание привлекла блондинка в самом скудном бикини из всех, до сих пор виденных Мэгги, что несколько смягчило критичность его тона. Сама Мэгги, одетая в более скромный цветастый купальник, накинутый поверх него саронг и белые кружевные перчатки без пальцев, почувствовала некое раздражение.

– Зато они привлекательны кое-чем другим.

Он усмехнулся ее досаде, блондинка же утратила для него интерес, как только начала заигрывать с одним из бронзово-загорелых парней, торчащих у бара. Хотя не было еще и одиннадцати утра, спиртное лилось рекой. Может быть, Никлас Фортуна прав, беспокоясь о дочери. Правда, у нее уже есть защитник. Финн не для того проводит многие часы в спортивных залах, развивая свое прекрасное тело, чтобы портить его излишествами. Душа любой компании, он благодаря своей жизнерадостной натуре не испытывал необходимости в искусственной стимуляции настроения, хотя обмануться на его счет было нетрудно. На вечеринках его редко видели без стакана в руке, и только Мэгги да бармен знали, что стакан гораздо чаще наполнялся содовой, чем водкой или джином.

– Вряд ли. И не нужно ревновать, Мэгги. Тело, конечно, эффектное, но твои очки интригуют гораздо сильнее.

То, что Никлас назвал ее по имени, и сладкая хрипотца голоса напомнили Мэгги, как он целовал ей руку на выставке драгоценностей, и она машинально оглянулась в поисках Финна, решив, что только он может быть причиной этой неожиданной фамильярности. Но Финна в обозримых пределах не было. Очевидно, они с Лори воспользовались возможностью уединиться, полагаясь на ее обещание – Господи, сохрани – сбить с толку отца Лори. Но вышло совсем наоборот. Пока она соображала, как отреагировать на его слова, Никлас еще больше усилил ее смятение, нагнувшись и сняв с нее очки.

– Я не ревную, – заморгала она. – А очки ношу, потому что мне в них удобно. И я пришла сюда искупаться в бассейне, а не в море мужской пошлости.

Могу я получить свои очки обратно?

– Предпочитаю видеть глаза собеседника, особенно если это женщина. – Он сложил очки и небрежно опустил в нагрудный карман своей белой рубашки.

Рубашка была с короткими рукавами и выставляла на обозрение волосатые мускулистые предплечья. По контрасту с ними бицепсы рук были гладкими и девственно чистыми, покрытыми тем же оливковым загаром, что лицо и шея. На фоне белых брюк и туфель резко выделялся толстый ремень черной тисненой кожи. Воображение подсовывало еще пару пистолетов в кобурах. Темное изуродованное лицо с резкими морщинами как нельзя более подходило бесшабашному герою вестерна.

– Почему же? – Мэгги взбесилась от такого мужского шовинизма. – Вы полагаете, что женщина не сумеет убедительно солгать, если смотреть ей в глаза? Мне как раз кажется, что глаза мужчин гораздо более красноречивы…

– А кто говорит о лжи? Я только хотел сказать, что женщина обычно пользуется глазами более выразительно, чем мужчина, взглядом добавляя нежные оттенки в свою речь, – сказал Никлас с неожиданной мягкостью. – Твой проказливый язык более неискренен, чем глаза. Так что же ты собиралась солгать мне?

В ее вспыхнувших глазах не было ничего нежного, и он рассмеялся, отчего грубые линии лица приятно смягчились.

– А очки-то дорогие – авторская работа. Не хотелось бы потерять их или повредить.

Он сунул руки в карманы и прислонился к низкому каменному парапету, за которым открывался волшебный вид на залив Хаураки. Субботнее утро было прекрасным, дул легкий бриз, и море белело от парусов рыбачьих лодок и спортивных яхт. В далекой дымке виднелись очертания Малого Барьерного острова, примерно третьего по величине птичьего заповедника в архипелаге Вайкики.

– Знаете, существуют товары без фирменного знака, качеством не хуже, а стоят вполовину меньше…

– Благодарю вас, но, когда мне понадобится лекция по экономному ведению хозяйства, я обращусь к своему счетоводу. Это такие очки, какие мне хотелось купить. А теперь не могу ли я получить их обратно?

– Но куда же вы их положите? – Серебристые глаза окинули ее хлопчатобумажный саронг. – Пускай побудут у меня в кармане. Получите их обратно, когда мы расстанемся.

– У вас это звучит как бракоразводный контракт, – пожаловалась Мэгги, инстинктивно затягивая потуже узел над левой грудью, удерживающий саронг.

– Я не верю в разводы. Что до контракта, то лучше считайте это просто формой вымогательства.

– Следует ли мне сделать вывод, что вы вдовец? – осмелилась поинтересоваться Мэгги. Последние дни Финн очень много говорил о Лори, но о настоящем и их общем будущем; ее прошлое оставалось в тумане. Впрочем, как-то он упомянул, что Лори не любит говорить о матери. Для Мэгги это было знаком какого-то неблагополучия.

– Моя жена умерла, да.

Хриплый ответ заставил ее поколебаться, но недолго.

– Ваша жена… ваша бывшая жена?

Мышцы на его торсе вздулись от напряжения.

– Занимайтесь своими делами, черт возьми… миссис Коул.

– Пытаюсь. Но вы же мне не даете, – сообщила она. Босиком Мэгги доставала ему только до середины груди, но упрямство добавило столько росту, что взгляды скрестились на равных. – Вы преследуете меня своими домыслами и нападками, Никлас. – Теперь уж она пустила в ход фамильярность, которую он позволил себе первым. – Ну что ж, если хотите, поиграем в «холодно, тепло, горячо»… Или вы не любите, когда «горячо»? А глаза у вас, наверно, от матери. Для мужчины они слишком выразительные. Похоже, вы не сохранили нежных воспоминаний о жене. Если бы она была жива, вы жили бы в браке?

Какое-то мгновение казалось, что сейчас он развернется и уйдет, но, должно быть, ей не удалось сдержать триумфальный блеск в глазах, потому что он остался стоять.

– Нет, вероятно, нет. Она подала на развод, но, накачавшись наркотиками по уши, попала в автомобильную катастрофу и погибла. Она была еще красивее, еще испорченнее, чем вы, – в своих желаниях ее алчное сердечко не знало удержу. Я был боксером, когда она женила меня на себе, – грубый, крутой, жестокий головорез, которого можно было демонстрировать ее элегантным друзьям, как медведя на цепи. Они завели моду приходить на мои бои и заключать между собой пари: деньги, машины, наркотики… секс – все служило разменной монетой. А когда Дейле надоело куражиться, она вернулась в свой круг.

Мэгги была потрясена не столько мрачным рассказом, сколько тем, что это рассказывалось… ей.

– А Лори?

Жесткие складки на лице прорезались еще глубже, и у Мэгги перехватило дыхание от боли. Дети… они всегда страдают больше взрослых из-за взрослой вражды.

– Лори никогда по-настоящему не знала ее. Дейла оставила ее слишком… ей было тогда два месяца. Она бы и не родилась, не пригрози я Дейле смертью, если она убьет моего ребенка, И все-таки она потребовала от меня плату: ребенок в обмен на безусловный развод… и все, что я имел, до последнего пенни. – Холодная, леденящая улыбка. – Деньги ее не волновали, это была богатая сучка – позолоченный булыжник. Просто хотела наказать меня за наглость, за то, что заставил сделать нечто ей неугодное.

– Мне так жаль… – Реплика прозвучала совершенно неуместно, а в устах другой «богатой сучки» – так даже оскорбительно, но Мэгги под страхом смерти не смогла бы удержаться от этой искренней реакции.

– А мне – нет. Это было для меня полезным уроком. Я узнал, что ничего так не портит человеческую натуру, как наследование богатства и привилегий.

Дейла была моделью, но она просто играла в свою профессию, как играла в жену и – очень недолго – в мать. Она знала, что откупится от любых утомительных обязательств, которые может на себя случайно взять. С Лори этого не будет. Я дал ей лучшее образование, какое можно купить за деньги, но она знает, что остальное будет добывать сама. Если ей захочется глазури на свой пирог, придется заняться стряпней. Никакого страхового фонда, никакой соломки, подстеленной на случай жизненных неудач, никаких ожиданий наследства – все пойдет на благотворительность.

– Не слишком ли круто? – Мэгги метнула неодобрительный взгляд на властное лицо. И она еще называла Патрика и Маркхама деспотами – куда им до этого человека! – Сдается мне, что вы наказываете Лори за ошибки ее матери…

– Да ни черта! – В хриплом голосе прорезался акцент. – Мне нужно, чтобы Лори стала человеком сама по себе и научилась себя ценить. И не выглядела лакомым кусочком для каждого грошового проныры…

– Это вас так Дейлин отец называл? – (Его окаменевшая челюсть подсказала Мэгги, что догадка верна.) – Значит, вы заботитесь о том, чтобы история не повторилась… благородно отказывая Лори в наследстве и заодно утверждаясь в своей мужской власти. Если она хочет продолжать жить на том уровне, к которому вы ее приучили, пусть держится милого папочки…

– Не переворачивайте с ног на голову! – Его английский акцент становился все сильнее. – Лори увлечена карьерой…

– … обеспеченная семейным бизнесом – ее бизнесом, который вы не собираетесь ей передавать. Если она хочет достичь высот в ювелирном деле, пробиваться придется самой. Будете ли вы снабжать ее, папочка, если она захочет выбраться из-под вашего крыла? Если бы она была мальчиком, все было бы иначе! – Давно скрываемое раздражение прорвалось наружу. Ладно, у нее нет деловых способностей, и все же какая-то ее частичка была жестоко обижена тем, что Патрику никогда и в голову не приходило дать ей место в «Донован и K°». Еще бы – девочкам незачем забивать свои хорошенькие головки бизнесом.

– С сыном я обращался бы точно так же!

– Да? – поддразнила Мэгги Такой мужчина не может считать женщину равной себе подобным.

– Да! – по-детски огрызнулся он.

От скрестившихся взглядов посыпались голубые искры.

– Тогда откуда же у меня ощущение, что вы подталкиваете свою независимую, увлеченную любимой профессией дочь в яму выгодного замужества, испокон веков выкопанную для нас мужчинами?

Он прищурился.

– Кто вам это сказал?

Неужели он подумал, что Лори? Мэгги вскинула голову.

– Вспомните, я была свидетелем, как вы подталкивали к ней Майкла Стивенса… или наоборот? Вы должны испытывать большое облегчение оттого, что его отец не разделяет ваших допотопных пуританских взглядов и не заставит сына пробиваться своим трудом – Майкл получит в наследство несколько миллионов, насколько я знаю.

– Стивенсы наши друзья. А Лори пренебрегла своими обязанностями хозяйки дома. Для человека, едва знакомого с моей дочерью, вы что-то слишком горячо выступаете в ее защиту, миссис Коул. Или просто разозлились, выяснив, что новообращенная не располагает возможностями вести тот образ жизни, в который вы надеялись ее втянуть.

– Да ради Бога! – Мэгги надоела эта старая песня, и она отвернулась, но он поймал ее за руку. Кисть у него большая, и даже на деформированных костяшках пальцев виднелись черные волоски.

– И кто же теперь не любит, когда «горячо»? – поинтересовался он уже без акцента.

Урок красноречия, усмехнулась про себя Мэгги. Он пробился к богатству, но откуда ему уметь с этим богатством обращаться! К несчастью, Мэгги действительно было горячо. Жар его прикосновения охватывал все тело. Глаза невольно метнулись к его губам. О черт…

– Уберите руку! – приказала она, окатив его отработанным взглядом (что-ты-о-себе-возомнил?), от которого самонадеянные мужчины сразу пасовали.

Но не этот. Этот улыбнулся.

– А ты заставь меня, – предложил он, и в этом вызове уже не было ничего детского. Произнесенный тихо, он дышал мужской уверенностью в себе.

Заставить его она не могла, и оба это прекрасно знали. По крайней мере Ник.

Глаза у Мэгги расширились. Даже не подкрашенные тушью, ее ресницы трагически темной каймой обрамляли наполненные болью зрачки. Она мигнула, и жемчужная капля выкатилась из влажных янтарных глубин. Никлас Фортуна отдернул руку, как ужаленный, и уставился на белые следы своих пальцев на ее загорелой коже. Возвращающаяся кровь уже делала их красными.

– Я… миссис Коул… Мэгги… я не хотел… Я иногда забываю о собственной силе… – На скулах у него проступили темные пятна.

Мэгги быстро отступила назад, слезы исчезли как по волшебству, и она рассмеялась.

– А я о своей – никогда. Я принимаю ваши неуклюжие извинения, мистер Фортуна. Вы бы окунулись в бассейн, а? Похоже, охладиться вам не помешает!

И Мэгги легко сбежала вниз по мраморной лестнице, оставив своего противника сотрясать воздух проклятиями.

Обогнув последний поворот, все еще полная бодрящим теплом схватки, она чуть не налетела на Финна и Лори. С ужасом уставилась она на их сплетенные пальцы.

– Что вы делаете? Твой отец там, наверху. Он может появиться в любую секунду. – Хотя опыт общения с ранимым мужским самолюбием заставлял ее усомниться в такой возможности. Ник Фортуна потерпел поражение и вряд ли станет преследовать победительницу, чтобы полюбоваться ее триумфом.

– Что-нибудь случилось? Ты вся пылаешь, и вид у тебя взволнованный, сказал Финн, неохотно отпуская руку любимой.

– Нормальная реакция на соблазнителя, – весело отозвалась Мэгги.

– Ты это о папе? – Лори выглядела удивленной и немного испуганной.

– Нет, конечно, мы просто поболтали, – поспешила сказать Мэгги, видя, как грозно сошлись брови Финна. – Наверно, он опять заметил, что мы с тобой разговаривали.

– Он что-то подозревает, я знаю. Раньше я никогда не врала ему, а теперь – постоянно – Жизнерадостное настроение Лори готово уже было смениться паникой. – Ведь он до последней минуты не собирался ехать. У него на этот уик-энд была назначена какая-то деловая встреча. А потом он позвонил Хантерам и, наверно, спросил, кто приглашен Я не успела предупредить Финна – Если он кого-то и подозревает в кознях, то меня, – успокоила девушку Мэгги. – Раз Элис сказала ему, что будет Финн, он, естественно, подумал, что буду и я. Но ради Бога, соблюдайте осторожность.

Нервно обостренный слух Мэгги различил спускающиеся шаги, и она торопливо толкнула Финна в грудь, заставив его попятиться на несколько ступенек вниз; одетый в белый теннисный костюм, он походил при этом на обиженного Аполлона.

На Лори тоже были белые шорты и футболка, но Мэгги сомневалась, что румянец на лице девушки следовало приписать игре в теннис. О, молодость и любовь…

– Давай, давай… – прошипела она, знаком приказывая Финну исчезнуть, и тут же принялась громко обсуждать спортивную доблесть Лори. Спустя две секунды появился Ник Фортуна собственной персоной, и у Мэгги по спине пробежала капелька пота. Он задержался, окинул женщин проницательным взглядом серых глаз и заговорил довольно мирным голосом:

– Хочешь поплавать со мной, Лори? Похоже, нам обоим не мешает охладиться.

Лори пришла в замешательство, чувствуя намек, но не понимая его, и Мэгги бросилась на помощь.

– А мы как раз собрались сыграть в теннис, правда. Лори?

– Отличная идея, – с убийственной учтивостью протянул Ник. – Я очень люблю теннис. Почему бы вам не отыскать своего мужа, миссис Коул, и мы бы сыграли парами?

– Э-э… Финн не играет… – растерянно начала Мэгги, и в этот момент появился Финн с двумя ракетками под мышкой. Пойманной на бессмысленной лжи, Мэгги оставалось только замолчать и предоставить мужчинам договориться к взаимному враждебному удовлетворению.

Час спустя враждебные чувства Финна усилились еще больше после сокрушительного разгрома, которому не смогли помешать все старания Лори, проигрывавшей одну подачу за другой.

– Боже правый, можно было подумать, что мы попали на Уимблдон, – прорычал Финн, когда они с Мэгги, обливаясь потом, шли принимать душ и переодеваться к ленчу. – Этот человек твердо решил уничтожить нас. Это не теннис – это война! Он должен был победить любой ценой. – И затем добавил, неохотно воздавая своему противнику должное:

– Кто бы мог подумать, что этот грузовик такой вертлявый? Ему и Лори-то не нужна была – он мог закрыть весь корт без чьей-либо помощи…

– Скорей уж надо говорить о помехе. Интересно, Лори всегда играет так плохо? – вяло поинтересовалась Мэгги. Она чувствовала себя так, будто упомянутый грузовик проехал по ней. Она не вспотела – она взмокла, и Ник Фортуна получил огромное удовольствие, наблюдая это. Он заставил ее выкладываться за каждое очко. Учтивой светской игрой там и не пахло. Это был предметный урок: когда играет Ник Фортуна – во что бы то ни было, – он играет на победу и плюет на всякие условности. К концу игры у них уже были зрители, и Мэгги с неудовольствием отметила, что не может с обычным спокойствием принять поражение. Черт возьми, в этой игре победа что-то значила…

– Может быть, если я проиграю еще несколько партий, он немного подобреет? – продолжал Финн. В последние дни все его мысли были направлены на одно, и Мэгги начинала чувствовать себя забытой. Дело не в том, что она ревновала Финна, но оказаться лежачим камнем на пути к браку – немалое испытание для добрых чувств.

– Скорее запрезирает еще больше, – фыркнула она. – Он любит победы, но победы трудные. Ты должен признать. Финн, что на корте ты ему не противник.

Если бы я не прикрывала тыл, он победил бы всухую.

– На корте – может быть, но за его пределами справиться со мной будет не так легко, – петушился Финн, но Мэгги видела, что больно задела его, и ей стало гадко. Мало Финну страданий по поводу Лори. Под покровом светской изощренности он испытывал те же сомнения и муки, что и любой, впервые полюбивший. Стоит ли он своего идеала? Любит ли она его так же, как он? Как он выглядит в любимых глазах?

– Конечно! Лори любит тебя, а это уже победа. Даже если поначалу он будет против брака, отношение изменится, когда начнут появляться внуки.

Представив Никласа Фортуну дедом, Мэгги слегка развеселилась. Слишком уж не соответствовал этому супермену образ седовласого дедушки, качающего на колене внуков! Финн тоже заметно повеселел. Лицо его, когда он входил в комнату, было до отвращения блаженным. По всей видимости, у него мысль о голубоглазых младенцах не пробудила чувства юмора. Мэгги ухмылялась, идя дальше по черно-белой плитке холла. Из-за позднего и неожиданного ее приезда – только наивный Никлас Фортуна мог полагать, что Коулы непременно появляются в подобных компаниях вместе, – она получила комнату в противоположном конце дома. А может быть, Элис Хантер просто повела себя как хорошая хозяйка и обеспечила гостям максимальную свободу, какая им может понадобиться.

Впрочем, чувство юмора у Мэгги тоже притупилось, когда за ленчем она оказалась как раз напротив Никласа Фортуны. Стол был широкий, и в центре стояли большие – цветочные композиции, тем не менее она была в пределах досягаемости. Ситуация осложнялась еще и тем, что с боков ее, как сыр в сэндвиче, сжали два молодых бездельника, с каждым из которых она то встречалась, то расставалась на протяжении нескольких лет. Теперь они не преминули вступить в веселое соперничество за ее благосклонность. Обычно Мэгги получала удовольствие от такого безопасного флирта, но сегодня чувствовала, что каждая улыбка будет вменена ей в вину. И все-таки она улыбалась и флиртовала – все что угодно, лишь бы Ник Фортуна не заметил, как его дочь обменивается теплыми взглядами с необычайно смирным Финном.

Масла в огонь подлило случайное замечание одного из гостей, выразившего удивление по поводу присутствия Мэгги. Ник отреагировал мгновенно:

– Так ты не собиралась приезжать? Из-за чего же передумала?

«Из-за тебя», – хотела огрызнуться Мэгги, вспомнив минеральную ванну, из которой ее вытащил звонок Финна, умолявшего о ее маскировочном присутствии на острове. Мэгги не сомневалась, что беспомощность в жалобном голосе была несколько педалирована для большего эффекта, но она знала, что действительно нужна им, и пообещала сделать все, что сможет.

Мэгги томно затрепетала ресницами и сказала правду, всего лишь прикрыв ее игрой, да и то, собственно говоря, навязанной самим Ником.

– Из-за тебя, милый, – манерно проворковала она, рассмешив соседей. Услышала, что ты будешь, и не смогла удержаться.

Вместо того чтобы смутиться или разозлиться, Ник Фортуна улыбнулся.

– Хорошо сказано, милая. – Он даже еще более утрировал предложенный ею тон.

– Ого, намечается состязание, – пошутил идиот слева, когда Мэгги не нашлась что ответить.

– Мэгги великодушна, – отозвался недоумок справа. – Она не убивает сразу, но парень еще получит.

– И немало, судя по калориям, – поддел Ник, показав глазами на ее тарелку.

Мэгги уронила вилку и побледнела. Сама того не замечая, она увлеклась самыми питательными кушаньями и теперь с ужасом смотрела на жалкие остатки.

– Боже, Сэм меня убьет!

– Кто такой Сэм? – спросил Ник, заинтригованный ноткой неподдельного ужаса в ее голосе.

– Моя совесть, – простонала она. – Если он узнает, сидеть мне неделю на хлебе и воде. Хотя… – рука в изящной перчатке облегченно расслабилась, разве меня сейчас не измотали на корте? На круг все сходится.

– На круг ты никак не походишь! – попытался скаламбурить недоумок, любовно оглядывая ее изящную фигуру, подчеркнутую ярким весенним платьем.

– Кто такой Сэм? – повторил вопрос Ник, и идиот поспешил ответить:

– А ты не слышал о знаменитом коуловском tena а lrok? Счастливчик Сэм живет с Мэгги и Финном.

– Сэм – наш домоправитель, – пояснила Мэгги.

– И многое другое! – вмешалась в разговор сестра идиота, которая давно завидовала Мэгги и постоянно подкапывалась под ее имидж. Сейчас она улеглась на стол, чтобы доверительно позлословить с Ником. – Мэгги как-то призналась, что Сэм цементирует их семью. Он такой классный – секси-Сэм, как говорит Мэгги! Ты просто счастливица, Мэгги, что имеешь под рукой двух таких шикарных мужчин. Не понимаю, как они до сих пор не подрались из-за тебя.

Хотя ты всегда умела играть с мужчинами.

Подчеркнутое множественное число не ускользнуло от внимания всех, кто находился в пределах слышимости, и Мэгги оказалась под обстрелом выжидательных взглядов. У нее ведь всегда найдется остроумный ответ. Не в правилах Мэгги относиться к чему-то серьезно, включая и оскорбления.

Она не обманула ожиданий.

– С детства привыкла, – серьезно пояснила она Нику. – Когда мне было пять лет, дедушка купил фабрику игрушек и использовал меня как оценщика рыночной стоимости. У меня были дюжины кукол, причем большей частью оловянные солдатики, на которых специализировалась фабрика. С тех пор у меня как-то отложилось, что мужчин приятнее считать на дюжины.

Ник и не пытался изобразить улыбку.

– Понимаю. Ты просто перешла от игрушек для мальчиков к мальчикам-игрушкам.

За столом грохнули от смеха, но Мэгги на какое-то мгновение удалось подыграть неулыбчивости Ника. Потом ее большой рот задрожал в последних попытках сохранить такую же вежливую невозмутимость. У него-то проблем не было. Он смотрел и ждал, пока она наконец не поддалась безудержному смеху.

Веселье стерло всякую утонченность, розовая перчатка, на тон темнее платья, прикрывала хохочущий рот, а в глазах плясало одобрение его каламбуру, хоть и направленному против нее.

Только тогда он позволил себе отозваться на всеобщее веселье. Но улыбка была адресована одной Мэгги, тайное уведомление о победе. Будто он знал, что Мэгги не ожидала и не хотела обнаружить в нем остроумного собеседника, способного посоперничать с ней, признанным мастером острот. Она предпочла бы видеть неловкого, чувствующего себя не в своей тарелке, почти нелепого пуританина – это давало бы больше надежд одурачить его. Вместо этого Ник развлек все застолье, обратив против нее же попытку смутить его. Безусловно, он не был своим в этой атмосфере намеренной фривольности, но не потому, что не мог ей соответствовать, а потому, что не пытался. Он здесь ради дочери, и ради нее готов мириться со скукой и пустой болтовней. Каков же он в свободное время? – задумалась Мэгги. Или у него, как у дедушки, свободного времени не бывает? А женщины, которые удовлетворяют его пуританские запросы, – для них он время находит? Выкраивает, наверно, между деловыми встречами.

Завел подходящий диванчик у себя в офисе.

Мэгги осознала, что все еще смотрит на него, и вспыхнула от таких мыслей.

Серо-голубые глаза тут же потемнели до морской зелени… о чем думает он? И вовсе она не хочет этого знать. Мэгги решительно отодвинула тарелку, кишащую калориями, – фрейдистский отказ, не ускользнувший от внимания мужчины напротив. Мэгги отвела глаза. Она может быть испорченной, привыкшей получать все, что хочет, но уж недогадливой ее никто не назовет! Есть несколько причин, по которым ей не следует вникать в мысли Ника Фортуны, и каждой из этих причин в отдельности вполне достаточно.

Она решительно окунулась в общую беседу, совершенно игнорируя невозмутимое и неотступное внимание Ника Фортуны. Чего он хочет? Чтобы она почувствовала себя неуклюжим голенастым подростком? Сроду за ней этого не водилось. Черт возьми, почему бы ему не повернуть свое боксерское сексуальное лицо к соседке-блондинке, которая до неприличия старается привлечь его внимание? Она-то ему вполне подходит, а Мэгги, как было сказано им с таким холодом, – нет.

После ленча Мэгги захотелось вздремнуть, а потом, пока послеполуденное солнце еще припекало, она спустилась на пустынный пляж и растянулась на шелковистом теплом песке с последним бестселлером в руках. Вода была еще по-весеннему холодной – в бассейне она в угоду сибаритам подогревалась до температуры тела, – но Мэгги время от времени окунала ноги, получая удовольствие от уколов освежающей соленой прохлады.

Сверху ветерок доносил отзвуки веселья, но Мэгги не тянуло в компанию.

Вовсе она не прячется – просто наслаждается честно заработанным покоем? Рано или поздно Финн найдет ее и снова заставит нести караульную службу – хотя в данный момент, благодаря заметным успехам блондинки, и Финн, и Лори, и Мэгги имеют возможность наслаждаться уик-эндом, не страшась грозного отеческого ока. Лори говорит о своей жизни совершенно непринужденно, и чем больше Мэгги ее слушает, тем больше девочка ей нравится. То, что с ней сейчас происходит, – не бегство из родительского плена. Она не ожидает, что жизнь с Финном будет ложем из роз без шипов. Вообще она не смотрит на все через розовые очки, как Финн.

За обедом Мэгги с облегчением обнаружила, что все места перемешались и она сидит далеко и от Лори, и от Ника. Теперь ее соседкой была неугомонная активистка благотворительности, не раз уже обращавшаяся к Мэгги за идеями для своих празднеств, и женщины углубились в оживленную беседу о способах вовлечения утомленных капитанов индустрии в добрые дела. Мэгги, чтобы отвязаться, напомнила ей несколько своих с треском провалившихся идей, и к разговору туг же подключились случайные соседи, перечисляя ее триумфы и провалы. Кто-то заявил, что в любом случае участие Мэгги обеспечивает шумную рекламу, потому что даже проваливаются ее идеи волшебно! Обед предопределил остаток дня: кто-то попросил совета относительно приближающейся ярмарки, и Мэгги, окруженная внимательными слушателями, попивая кофе с ликерами и домашним шоколадом, долго еще разбрасывала направо и налево свои безумные идеи. Истощившись наконец, она с удивлением обнаружила, что на часах уже начало первого, и, зевая, отправилась спать, отмахиваясь от неумеренных выражений благодарности со стороны захмелевшей леди, чья надушенная записная книжка была теперь полна головокружительных прожектов.

Приняв душ и надев голубую ночную рубашку, настолько эффектную, что могла бы при случае сойти и за бальное платье, Мэгги почувствовала угрызения совести. Удалось ли Финну и Лори уединиться хоть на минутку, пока она приятно проводила время? Порывисто набросив пеньюар, она вышла в полутемный коридор. На стук в дверь Финновой комнаты никто не ответил, и, просунув голову внутрь, она убедилась, что там никого нет. Ее это вовсе не удивило вне всяких сомнений, этой ночью не все лягут в постель, – и все-таки Мэгги решила немного подождать. Надо поговорить с Финном и убедить его уехать, что вообще-то следовало сделать, едва узнав, что Лори здесь с отцом. Этот уик-энд не даст им ничего, разве только усугубит в глазах Ника их дурную репутацию.

Первоначальная идея разыграть скандал, чтобы создать почву для расторжения их «образцового современного брака», была отметена при первой же стычке с Ником. Публичная стирка грязного белья еще больше отвратит его от Финна.

Мэгги нахмурилась, вспомнив, что он так и не вернул ей солнечные очки. Чем просить обратно, лучше обойдется без них. У нее не было никакого желания просить Ника Фортуну о чем бы то ни было…

Когда она проснулась и посмотрела на часы, было четыре утра. Она села, потирая шею. Черт тебя возьми. Финн, где ты? Если окажется, что он в комнате Лори, она свернет ему шею! Обоим!.. Не могут же они совершить такую глупость, рискуя быть обнаруженными при самых компрометирующих обстоятельствах? Не может же любовь быть настолько слепа, чтобы не видеть всех последствий?

Ну да что толку ждать здесь и беспокоиться? С тем же успехом можно вернуться и провести остаток ночи в собственной постели. Пусть Финн и Лори волнуются за себя сами. Плитка холодила босые пятки, и Мэгги, вся дрожа, торопливо зашлепала по коридору. Завернув за угол, она наткнулась спросонья на кого-то, идущего навстречу. Сильные пальцы обхватили ее за плечи и удержали от падения. Мэгги не нужно было задирать голову, чтобы удостовериться, кто перед нею; она узнала это по первому прикосновению.

– Только не говори, что тебе не спится и идешь ты на кухню за стаканом горячего молока, – пророкотал Ник фортуна, отодвигая ее и окидывая взглядом шелковый наряд, всклокоченную черную гриву и томные, расширенные со сна глаза.

– Разумеется, нет, – прошипела она, взбесившись от почти неприкрытой насмешки. Он не поверил бы, даже будь это правдой. – К твоему сведению, я возвращаюсь в свою комнату…

Дура! Иронические складки у его рта сделались еще глубже.

– Из душа, конечно… – предложил он еще одну избитую уловку, прекрасно зная, что ванная есть при каждой комнате.

Мэгги вспыхнула от ярости. Будь он также не одет, она смогла бы вернуть с лихвой эти грязные намеки; к сожалению, на нем все еще был смокинг – обед в этом доме всегда рассматривался как официальное событие, – хотя узел черного галстука расслаблен и верхняя перламутровая пуговица белой рубашки расстегнута.

– Из комнаты моего мужа, если тебе так интересно.

Его скептический вид мог взбесить кого угодно.

– Тебе приходится тайком пробираться к собственному мужу?

– Я не пробираюсь, – яростно огрызнулась она, стараясь не повышать голоса в гулком коридоре. – Нам дали отдельные комнаты…

– Понимаю, для вашего гибкого брака это нормально. Стало быть… ты провела почти всю ночь с собственным мужем. Для вас обоих это, наверно, рекорд…

Что-то в его глазах заставило Мэгги поколебаться, прежде чем соврать.

Кажется ей или он подстрекает? Что он такое знает, чего не знает она? Может быть, видел Финна… в другом месте?

– Да, я была в его комнате, – осторожно сказала она, надеясь, что он не заметит уклончивости ответа. Тщетная надежна!

– И, похоже, не застала? Иначе почему ты бродишь по коридорам? – Его глаза ничего не выражали, а вот хриплый голос был необычайно нежным, и он поднял руку, чтобы коснуться пальцами горделивой линии ее подбородка.

Мэгги хотела ударить его по руке, но вовремя вспомнила, что длинные кружева манжет лишь символически прикрывают тело и лучше ими не размахивать, чтобы не нарваться на еще одну вспышку интереса к своей персоне; пришлось перенести прикосновение в надменном бездействии.

– Почему ты позволяешь ему так обращаться с собой? Ты что, мазохистка?

Ищешь унижений? Ты ведь приехала сюда, подозревая, что твой муж затевает новую интрижку? Надеялась, что твое присутствие разбудит его совесть? А есть ли она у него?

– Ты… ты же ничего не знаешь, – пролепетала она, все глубже погружаясь в черную безысходность. Ясно, что он презирает Финна гораздо больше, чем ее.

Как же изменить баланс?

– Я знаю одно: если прекрасная женщина жертвует своей гордостью, значит, что-то не так. – Рука опустилась к ее шее и нашла бешено бьющийся пульс. Он погладил жилку большим пальцем, и Мэгги закрыла глаза. – Что-то не так, Мэгги?.. Ты можешь сказать мне…

Было мгновение в полумраке коридора, под магией его гипнотического прикосновения, когда Мэгги уже почти открыла рот. Но успела вспомнить: это враг. И отпрянула. Перестав чувствовать ласку его руки, она подняла веки.

Темное желание в его глазах потрясло и испугало ее. Мэгги почти физически ощутила волну его ярости. Оттого ли он зол, что она не пала легкой жертвой его нежности? Или потому, что возмущен собственным желанием?

– У меня все в порядке. – Она прогнала минутную слабость. Ник повел мощными плечами, и что-то блеснуло на темной ткани. На лацкане лежал длинный светлый волос. Так вот где он был до четырех утра! И у него хватает наглости делать оскорбительные предположения на ее счет!

Мэгги брезгливо сняла волосок с пиджака.

– Вероятно, подобрал в душевой?

– Я танцевал с этой леди, – спокойно пояснил он. – Она ушла несколько часов назад.

– Ожидая, разумеется, что ты последуешь за ней, – язвительно предположила Мэгги. – Впрочем, ты, вероятно, предпочитаешь женщине бутылку!

Она проскользнула мимо него, но оставить за собой последнее слово не удалось.

– Сука, – сказал он тихо, почти с восхищением, и у Мэгги дрожали колени, когда она захлопывала за собой дверь. Почему у него грязное ругательство звучит комплиментом? Он смеялся над ней. Она знала, что не заслуживает этого, но не могла обвинять его. Для всего мира она была оплеванной женой.

Загрузка...