— Сергей Григорьевич, к сожалению, не может принять вас, — говорит молоденькая домработница, понурив голову.
— Его нет дома? — продолжаю настаивать на своём я.
— Он дома, но сейчас он не в лучшем состоянии. Он просил передать, что гостей не ждал.
— А это не так важно. Вам придётся выбросить меня из дома… Или я встречусь со своим дядей.
Я прохожу, домработница ахает, а я не обращаю внимания на её возгласы. Почему он резко отдалился от нашей семьи?
Вхожу в дом, напрягаю зрение, потому что в темноте различить что-то крайне проблематично. В коридоре горит несколько маленьких лампочек, но тёмные бархатные обои давят, добавляя мрачность. Почему дяде так нравится готический стиль — не знаю. Раньше он был светлым, жизнерадостным человеком. Всё изменилось после смерти мамы. Так говорил папа, но я смутно помню своего дядю счастливым. Мне он всегда напоминал того самого старичка из «Рождественская история». Угрюмый, нелюдимый. Как его звали? Мистер Скрудж? Или я уже путаю с мультяшной уткой? В любом случае, я хочу поговорить с ним, и меня не спугнуть.
Заглядываю в зал. Шторы из красного блэкаута плотно задёрнуты. Свет не зажжён, но я вижу, как покачивается кресло-качалка, повёрнутое спиной ко мне. Случайные отблески света от камина попадают на него, но фигуру дяди разглядеть не могу. Кажется, что он полностью скрыт в кресле, утопает в нём.
— Ты такая же настойчивая, как твоя мать, — говорит хрипловатый голос.
Немного не по себе. Кажется, что попала в один из своих детских кошмаров.
— Мне важно было поговорить с вами. Вы единственный родной человек, оставшийся у меня.
— А твой муж? Разве не родной человек?
Неприятно говорить с человеком, скрывающимся от тебя.
— Сергей Григорьевич, простите! Я сделала всё возможное, но она всё равно прорвалась.
— Верочка, ты можешь идти. Оставь нас с племянницей. А лучше… приготовь мой любимый белый чай.
Дядя так и не спешит развернуться. Замечаю кресло, с которого я смогу посмотреть дяде в глаза, направляюсь к нему и сажусь.
— Ну здравствуй, Валерия!
Дядя улыбается, а я на мгновение застываю взглядом на его лице, не в силах сказать что-то или отреагировать на его приветствие. Худой, больше похожий на Кощея, бледные покровы кожи, но такая яркая синева под глазами. Коротко стриженные волосы с небольшой залысиной на макушке кажутся хрупкими. Не таким я помню своего дядю. Он всегда казался мне спортсменом, а сейчас… Что с ним стало? Смотрю, будто на чужого человека.
— Не ожидала увидеть меня таким? Я изменился… Годы не пожалели меня, а затяжная болезнь наложила свой отпечаток.
— Папа не говорил, что вы болели.
— Потому что твой папа этого не знал. Это его не касалось. Это были мои проблемы, с которыми я справлялся самостоятельно.
— Вы даже на похороны к нему не пришли… Почему? Вы ведь были так близки в детстве. Папа часто рассказывал мне о вас, когда показывал фотографии.
— Вот как? — Дядя выглядит удивлённым, но умело скрывает свои эмоции. — Ты пришла, чтобы поговорить о нём? Это не самая приятная тема для меня.
Отрицательно качаю головой.
— Я пришла поговорить с вами о моей маме. Её убили, теперь я точно уверена в этом. Скорее всего, на моих глазах, потому что воспоминания заблокированы. Я хочу узнать, кто совершил это злодеяние. Отец по какой-то причине не стал обращаться к психологам, предпочёл скрыть от меня правду, но вам должно быть известно больше.
— С чего ты взяла, что мне известно больше? Я не общался с твоим отцом, ты об этом знаешь.
Знаю, но по пульсирующей на шее дяди венке могу сделать выводы, что он занервничал. Ему известно больше, чем может показаться. Больше, чем выяснили полицейские.
— Если это и было убийство, то виновный, наверняка, понёс наказание. Твой отец не оставил бы это так просто, — голос дяди дрожит. Он говорит не так уверено, как когда я пришла. — Думаю, на этом мы можем окончить, если тебе больше нечего сказать мне. Ворошить прошлое у меня нет настроения.
Мог ли он убить маму?
Почему сейчас так нервничает?
— Я видела убийцу. Наверняка видела, иначе я бы не забыла всё. Если вы не поможете мне, я обращусь за помощью к специалистам, но смогу докопаться до правды. Я узнаю, кто это сделал. Помогите мне. Скажите, что вам известно.
— Ты подозреваешь меня в убийстве своей матери… Как думаешь — убийца стал бы сознаваться в содеянном?
Дядя глухо смеётся.
Домработница приносит поднос с чаем и двумя чашками. Сервиз красивый, с золотой каёмкой, которая красиво блестит при попадании отблесков огня на неё. Девушка ставит поднос на столик рядом с нами и уходит.
— Угощайся. Лучший сорт, который мне удавалось попробовать.
— Спасибо, но я не люблю чай, — качаю головой я.
Вряд ли дядя решил отравить меня, потому что тянется трясущейся рукой к чайнику, наливает себе немного, подносит к лицу и делает вдох, зажмурившись от наслаждения.
Что с его здоровьем? Удалось ли побороть болезнь? Или она продолжает прогрессировать? Будет ли возможность снова поговорить.
— Если вам нужна какая-то помощь, только скажите. Я в состоянии найти хороших врачей.
— Думаешь, я не в состоянии? Пытаешься подкупить меня? Я ничего не скажу. Если бы знал что-то, сообщил бы полицейским. И тебе не рекомендую копаться в грязном белье. Может выйти много неприятного наружу. Нужно ли это тебе?
Я уверена — нужно.
Раньше не задумывалась, а теперь… я хочу вспомнить своё детство. Хочу узнать, кто лишил мою маму жизни и почему невинный человек понёс наказание. Невинный ли? Возможно, всё не так, и Дима прав — Андрей продолжает дело своего отца, пытаясь уничтожить компанию. Я должна во всём разобраться как можно быстрее.
— Я докопаюсь до правды. Можете не сомневаться. Даже если придётся вскрыть мне череп. Я буду делать всё возможное, чтобы вспомнить.
— В таком случае встретимся с тобой, когда ты вспомнишь, потому что вопросов от этого появится куда больше, чем ответов.
Дядя щурится, а я понимаю, что разговаривать дальше он не планирует. Он не собирается раскрываться передо мной сейчас. Прекрасно! Поговорили… Но он заволновался, а это значит, что ему известен убийца. Настоящий убийца мамы. Или это сделал он сам?
— Скворцов… его осудили за убийство. Он отсидел незаслуженно?
Дядя молчит, смотрит на чашку с чаем и полностью игнорирует меня.
Думала, что он поговорит со мной, но как же сильно ошиблась… Ничего нового он мне не сказал, но вот список подозреваемых пополнился. Придётся искать самой правду в глубинах сознания, в заблокированных мозгом отделах, где наверняка ещё остался пережитый мной ужас и лицо человека, лишившего мою мамочку жизни.
Встаю и ухожу, потому что смысла продолжать спорить не вижу. Разговор с Алиной потрепал меня, поэтому сил выбивать правду из дяди не осталось, а он слишком крепкий орешек. Сразиться с ним в остроумии вряд ли получится. Но я вернусь… вернусь, когда вспомню.