— Ну здравствуй, затейница. — я решительно переступил через порог. — Куда сегодня ты меня бы отправила? В аэропорт или на вокзал?
— Никуда. — шмыгнула распухшим от слёз носиком Милана.
Красивая такая, растрёпанная, тёплая после сна. В спортивных легинсах и футболке, соблазнительно обтягивающих её безупречное тело.
— Лана, ты можешь нормально объяснить мне, что происходит? — осторожно наступал я на растерянно смотрящую на меня жену.
Мне не нравилось, что у моей девочки был несчастный вид и заплаканные, припухшие от слёз глаза. Что смотрела на меня, как на врага, губы свои пухлые кривила презрительно. И я не понимал причины её поведения.
— Ты мне изменяешь, Альберт. — ошарашила меня жена. — Предатель!
— Я? — удивился я до глубины души. — О чём ты?
Ни черта не понимал, о чём мне твердит жена. О какой измене речь? Я был чист перед Миланой аки ангел.
Для меня женщин других не существовало. Серая масса, и только Лана моя звезда. Красавица. Самая желанная и любимая.
— Ты! — обличающе ткнула мне в грудь пальчиком с розовым маникюром Лана. — Ты мне врал! Ты не ездил ни в какую командировку. Ты у любовницы был!
— Да у какой ещё любовницы? — взвился я. — Нет у меня никакой любовницы, с чего ты вообще это взяла?
— Твой подарок. — Ланка поджала дрожащие губы. — Ты ошибся адресатом, Алик. Ты прислал мне подарок, который купил для своей Госпожи!
Люська, сидящая на руках Ланы, недовольно заворчала на меня, глазёнки свои пучеглазые вытаращила, зубёнки оскалила. Не иначе бультерьером себя вообразила, личинка собачья.
Не собака — недоразумение какое-то. Вредное и злобное. Настоящий Люцифер. Даром что, я ей всякие собачьи вкусняшки покупал, за кормом её гипоаллергенным мотался на другой конец города, когда она, как Голлум лысеть начала. Любила и признавала эта мелкая дрянь только жену. Я для этой собачки был вечным раздражающим фактором.
Не обращая внимания на собачонку, протянул руку к жене:
— Лана, девочка моя. Любимая. Родная моя. Ты…
И… поплатился за то, что недооценивал это мелкое создание. Договорить и дотянуться до жены я не успел.
Люська, эта недособака, маленькое чудовище, затряслась вся, вытаращила свои глазёнки так, что я испугался, что они у неё совсем вывалятся, ощерила торчащие из маленькой пасти в разные стороны свои моргульские клычки, дёрнулась, и с рыком, похожим на писк летучей мыши, тяпнула меня за пальцы.
Прилично так тяпнула, до крови. Зубами своими мелкими словно иголками кожу распорола. Кровожадно ощерила маленькую пасть и начала кидаться на меня, как бесноватая.
— Тише, тише Люси. — пыталась удержать в руках мелкое исчадие ада Милана. — Не кусай его, а то заразишься какой-нибудь гадостью.
— Чего? — взревел я. — Какой ещё гадостью?
— Блядством, например! — рявкнула на меня жена и прижала к груди свою собаченьку. — Или ещё чем похуже. Ты любовницу свою на инфекции передающиеся половым путём проверял?
— Какие инфекции! Нет у меня любовницы! — взбеленился я, резко рубанул рукой воздух, и с кончиков пальцев сорвались капли крови. Разлетелись, попав на зеркало в прихожей и на стену рядом с ним. — Люська! Не получишь больше от меня вкусняшек, зараза! Ни одной собачьей радости тебе больше не принесу! Люцифер мелкий!
— Не слушай его Люсенька, не слушай. — засуетилась Милана, целуя мелкую засранку в облысевшую из-за собачьей аллергии головешку. — Я сама тебе всё куплю. Ничего нам с тобой от него не надо. Мы и без этого грубияна и изменщика проживём.
— Лана! — рявкнул я, не желая слушать глупости, которые она говорила. — Что значит без меня?
— То и значит, что мы от тебя ушли. — вдруг всхлипнула Миланка и вытерла распухший нос тыльной стороной ладони.
— Милана, лапочка моя, Миланочка. — резко осадил себя после её слов, сказанных дрожащим от слёз голосом. — Ну что ты такое говоришь? Ну как ушли? Зачем? Почему? Я не отпущу вас с Люськой. Тебя не отпущу. Я же люблю тебя.
— Ты мне изменяешь. — жена жалобно посмотрела на меня и шмыгнула носом. — Я верила тебе, Альберт. Я любила тебя. А ты… Ты…
Пухлые губы жены задрожали, на пушистых ресницах блеснули хрусталём слёзы. В глазах промелькнула детская обида и непонимание. Я и сам не понимал, что произошло, что привело жену к таким умозаключениям. Но отпускать Миланку я не собирался ни под каким предлогом, чтобы она себе там не надумала в своей прекрасной головке.
— А я люблю тебя. — резко притянул к себе Милану, не дав собаке и жене времени очухаться и отстраниться, прижал к груди. — Очень люблю. Ты душа моя, моё сердце.
Жена задрожала и отвернула в сторону лицо, прячась от моих беспорядочных поцелуев, которыми я осыпал её висок, ушко, волосы.
Жалобно бухтела Люська, зажатая между нами. Завозилась, пытаясь вырваться, и я немного отстранился, давая собачке пространство, но не выпуская из рук жену, по которой дико соскучился.
— У тебя кровь. — пытаясь взять себя в руки, прошептала Милана. — Нужно промыть раны.
— Царапины. — отмахнулся я. — Заживёт как на собаке.
— Как на кобеле. — фыркнула Ланка и дёрнула плечом. — Иди в ванную и вымой с мылом. Я поищу здесь аптечку. Может, что-то осталось. Нужно обработать, Алик.
Алик! Я счастливо улыбнулся. Обожал, когда жена называла меня так. Из её уст это звучало ласково и так интимно, что я всегда одинаково реагировал — возбуждался.
— Поможешь мне? — спросил осевшим голосом.
— Иди. — сверкнула глазами Милана. — Я сейчас закрою Люсю в комнате и приду к тебе.
О, я знал этот блеск в её глазах! С предвкушением облизал губы и отпустил Милану. Жена пошла в комнату, а я смотрел, на то, как плавно и соблазнительно покачивались её бёдра, обтянутые легинсами, и чувствовал, как загорается тяжёлый жар в моей крови.