С тех пор как Катя снова стала спать в одной квартире со мной, прошло целых четырнадцать дней. Четырнадцать ночей, когда я спокойно засыпала, прислушиваясь к ровному дыханию дочери рядом, ведь нам приходилось делить один диван.
Мой квартирный вопрос пока не решился. Я откладывала деньги на первый взнос, но взять ипотеку по понятным причинам пока не могла. Наш развод все еще находился в подвешенном состоянии. Максим не показывался ровно четырнадцать дней и те же четырнадцать дней игнорировал мои сообщения. Он все еще мог подписать бумаги добровольно, что облегчило бы судебное разбирательство.
Заняв ванную, я долго стояла перед зеркалом и просто смотрела на себя. Ладонь касалась все еще плоского живота, но изменения в себе я уже ощущала. Мой срок составлял двенадцать недель. Критический срок, если ты все еще не решила, что делать.
— Мам? — Катя замерла в дверях, держа в руках кружку какао. — Ты опять бледная… Тебе плохо?
— Нет, просто… — Я сделала глубокий вдох. Этот разговор был неизбежен. — Милая, нам с тобой нужно кое-что обсудить.
Заварив себе слабый кофе, я присела вместе с дочерью у кухонного острова. Она явно переживала. Нервно теребила край синей футболки и смотрела на меня с нарастающим ужасом в глазах.
— Я беременна, — выдохнула я, будто ухнув в ледяную воду.
Катя пораженно замерла. И без того большие глаза от удивления стали просто огромными.
— Это… от папы? — спросила она тихо.
— Да, — согласилась я. — Скоро живот станет заметен, так что…
— Ты оставишь этого ребенка?
Я посмотрела на дочь, на свою большую девочку с детскими веснушками и взрослыми глазами.
— Думаю, что да. Сегодня крайний срок для принятия решения, так что…
Катя вдруг резко встала. Заметавшись по кухне, она взяла с подоконника мой телефон и протянула мне.
— Мама, ты должна сказать об этом папе. Он должен знать, он…
— Котя, — попыталась я угомонить Катину панику, но тщетно.
— Нет! — Дочь тряслась как осиновый лист. — Он поступил с тобой плохо, но ты должна ему сказать. Он же все равно узнает. Мы же не сможем прятать от него сестренку вечно.
— Сестренку? — я насмешливо приподняла бровь.
— Или братика. Да какая разница, мам? Мы на что кормить его будем? А тетя Лена? Она знает, что мы практически отжали у нее ее квартиру?
Я потянулась к телефону. Исключительно для того, чтобы утихомирить Катю. Этот разговор все равно ничего не менял, но дочка была права. Максим должен был знать, что алименты с него я буду требовать на двоих детей. Мне на свою зарплату даже при условии работы в декрете их не вырастить. Катина школа ежемесячно обходилась в ее половину, и сейчас ее оплачивал Макс.
Услышав, что нам нужно поговорить, Максим легко согласился на встречу. На пороге Лениной квартиры он стоял уже через сорок минут. Сама Лена снова улетела в командировку, но, как Карлсон, обещала вернуться через несколько дней.
Макс выглядел ужасно: всклокоченные волосы, помятая рубашка, тени под глазами. Я как раз завершала последний макет, когда он явился. Открыв ему, Катя с ним демонстративно не поздоровалась. Молча скрылась в Лениной спальне, громко хлопнув дверью.
— Что случилось? — Максим шагнул в прихожую. — Катя в порядке?
— Проходи, — кивнула я на барные стулья.
А сама отправилась заваривать чай. Искоса наблюдала за мужем, пока доставала чашки. Моим предложением он не воспользовался. Стоял, сжав кулаки до побелевших костяшек, будто готовился к удару.
Решив, что тянуть бессмысленно, я обернулась.
— Я беременна, — призналась я.
Воцарилась странная тишина. Мне больше нечего было добавить, а Максим… Он медленно опустился на стул, словно у него подкосились ноги.
— От меня? — спросил он глухо.
— Вот уж удивительный вопрос! — психанула я. — Естественно, от тебя, от кого еще⁈
Приложив ладонь ко лбу, он нервно взъерошил волосы.
— Боже… — сорвалось с его губ негромко.
Максим поднял голову. Его глаза были красными.
— Алиса… — Он вдруг соскользнул со стула и встал на колени.
— Даже не думай! — прошипела я, увеличивая дистанцию между нами. — Я сказала тебе об этом, чтобы ты заранее знал. Когда ребенок появится на свет, я повторно подам на алименты.
— Алиса… — его голос срывался. — Аля, я клянусь. Аля… Просто дай мне шанс, один-единственный шанс, Аля. Я не могу без вас, пожалуйста. Я потерял и сон, и смысл, Аля…
Я смотрела на него, не двигаясь. Слышала, слушала, но не испытывала ни капли удовлетворения. Потому что дело было не в извинениях. Просто жизнь после измены — она была другой и не всем оказывалась под силу. Жить в постоянных стрессах, подозрениях и упреках я пока была не готова.
Дверь, что вела в спальню, скрипнула. Бледная Катя замерла на пороге. Максим повернулся к дочери.
— Котя…
— Нет! — Катя вдруг закричала. — Ты врал мне! Говорил, что мама все выдумала! А теперь… теперь у нас будет ребенок, и…
Разрыдавшись, дочка вновь скрылась в спальне.
Я на миг прикрыла веки. Кое-кто лишь делал вид, что слушает музыку в наушниках, а на самом деле грел уши у двери.
Максим все еще стоял на коленях.
— Я могу хоть что-то сделать для вас? — спросил он тихо, а его взгляд остановился на моем животе.
— Отвези нас завтра встать на учет. Если повезет, попадешь на УЗИ.
О том, что одно УЗИ мне уже делали, я зачем-то умолчала.
Я помнила то самое первое УЗИ, которое мне делали, когда я была беременна Катей. Максим держал меня за руку, не отрывая глаз от экрана.
— Это же ручка? Да? Видишь, она шевелит пальчиками! — восторгался он.
Ольга Павловна тихо посмеивалась, подмигнув мне: «Обычно папы, присутствующие на скринингах, либо падают в обморок, либо превращаются в детей. Второе, кстати, происходит чаще».
Ну что ж. Моя тропа уже была проторена. Я знала, к кому идти.
Следующим утром Максим примчал за нами даже на двадцать минут раньше. Он заметно нервничал, пока мы ехали в клинику среди потоков машин. Чтобы не смущать его, я села вместе с дочерью на заднее сиденье. Катя упорно молчала всю дорогу, уткнувшись в телефон.
Со мной она разговаривала. С отцом после его лжи общаться не хотела.
Но это было неправильно. Что бы ни происходило в нашей жизни, она навсегда останется его дочерью. А он ее отцом, и этого не изменит никто. О том, как больно терять родителей, я знала не понаслышке. Только моих уже было не воскресить.
Я не хотела, чтобы моя дочь во взрослой жизни жалела о том, что перестала когда-то общаться с отцом.
— Добрый день. Алиса Соколова. На двенадцать, — кивнула я милой девушке-администратору.
— Там уже свободно, можете проходить. Оплатите на обратном пути, — мягко улыбнулась сотрудница. — Только бахилы не забудьте, пожалуйста.
Максим стоял в стороне, неуверенно переминаясь с ноги на ногу. Его взгляд скользнул по корзине с бахилами.
— Я… могу зайти с вами? — спросил он, пока мы с Катей натягивали черные шелестелки.
Я молча кивнула. Этот совместный поход в клинику меня ни к чему не обязывал.
Ольга Павловна встретила меня радостной улыбкой. Первые несколько минут я провела в кабинете одна. Мы заполнили все необходимые бланки, я получила рекомендации по анализам и витаминам, и лишь затем она пригласила в кабинет Катю и Максима.
Я к этому времени уже лежала на кушетке.
— Сегодня вся семья с нами? Замечательно, — ворковала Ольга Павловна.
Катя присела рядом со мной. Максим остался стоять у стены за кушеткой. Он выглядел бледнее, чем обычно.
Холодный гель коснулся живота.
— А вот и наш малыш. — Врач провела датчиком.
На экране появилось изображение. Уже не просто точка, а крошечный человечек с большой головой и тоненькими ручками.
— Все в порядке. — Ольга Павловна улыбнулась. — Хотите послушать сердце?
Я кивнула, не сдержав улыбку. Решение оставить этого ребенка уже было принято и, как ни странно, принесло облегчение.
Тук-тук-тук. Сердечко стучало быстро, как барабанная дробь.
Максим вдруг издал странный звук, чем привлек мое внимание.
— Так-так-так, папаша, приходим в себя. У меня сегодня в смене санитаров нет, так что выносить вас отсюда будет некому, — пригрозила гинеколог.
— Я в порядке, — прошелестел Макс.
Катя вернула все свое внимание на экран. На маленького человечка она смотрела поистине огромными от удивления глазами.
— А это братик или сестренка? — спросила она, обращаясь к Ольге Павловне.
— Пока, к сожалению, не рассмотреть, — ответила ей врач.
Максим медленно опустился на стул возле кушетки и вдруг взял меня за руку.
— Прости… — прошептал он одними губами.
Я не отняла свою руку. Но и говорить что-либо не стала. Сотен тысяч «прости» никогда не будет достаточно, чтобы вернуть нашу прежнюю жизнь. В день, когда я застала Максима с Ольгой, она просто стала другой.
В коридоре Катя вдруг обратилась к отцу, забросав его вопросами:
— А нам придется покупать кроватку? А я была такой же? А у него так и останется такая большая голова?
Я не мешала их общению. Спокойно приводила себя в порядок у двери, ожидая снимок УЗИ. В моем паспорте уже много лет хранился Катин. Туда же я собиралась вложить и первое фото этого малыша.
— Только не обманывай больше, ладно? — услышала я тихое позади себя и осторожно оглянулась.
— Клянусь.
Закрыв глаза, Максим прижал Катю к себе. Она всегда была папиной дочкой. Когда встал вопрос о разводе, я больше всего боялась и даже внутренне ожидала, что она захочет остаться с ним. Тот факт, что она все же выбрала меня, о многом мне сказал. Наши отношения однозначно стали теплее.
Получив отпечатанный снимок УЗИ, я поблагодарила Ольгу Павловну. Она собиралась уходить на покой, заниматься внуками, но обещала сначала отвести мою беременность и принять у меня роды. Некоторые будто специально рождались, чтобы помогать новой жизни появиться на свет.
Крошечный профиль занимал собой черно-белый снимок. Впереди меня ждала новая жизнь.
А Макс просил о новом шансе. Но так ли просто снова довериться? Зайти в болото, из которого едва выбралась.
Сунув снимок в сумку, я направилась к выходу из клиники, не оборачиваясь.