Глава 39

В Домодедово я взяла номер-капсулу, чтобы хоть немного отдохнуть в горизонтальном положении. Уснуть я не надеялась, но по крайней мере, полежать и выдохнуть напряжение я могла. Ничего другого не хотелось. Ни шума аэропорта, но кафе, где мне мог попасться очередной сердобольный бариста. Я сейчас ощущала себя оголенным проводом без изоляции. Плеснешь воды — полыхнет. Поэтому время ожидание пересадки я восприняла как дар судьбы. Часа три тишины и спокойствия у меня точно были.

И когда я уже лежала в своей капсуле, то прикидывала дальнейший маршрут. По всему выходило, что мне нужно было сменить три автобуса. В деревне окажусь скорее всего уже ночью. Эх, ладно, где моя не пропадала. Надеюсь, соседи помогут. Балда, не могла взять номер телефона дяди Мирона, попеняла я себе. Дядя Мирон жил по соседству и со своей женой Варварой всегда помогал мне. То дров подкинет, то дымоход у печки прочистит, то вкусные калитки[1] от тети Вари принесет. Вспомнила про вкусные пирожки, и рот сразу же наполнился слюной, хотя аппетита не было.

А потом мысли перескочили на Игната. До зуда в пальцах захотелось вернуть его из черного списка в контакты и написать… Все-таки нужно было с ним поговорить. Не делать вот таких поспешных выводов.

«Может, и Стасу еще дашь второй шанс», гаденько поинтересовался внутренний голос. Меня передернуло. Нет, все правильно. Время нас рассудит. А пока не нужны мне никакие мужики. Буду жить одна. В деревне. Печку топить, пирожки есть и на закаты смотреть. И писать книгу про вепсов. Все, как хотел Зверев. Я чуть было не зарычала. Никак он не хотел покидать мои мысли. За такой короткий срок умудрился чуть ли ни въесться под кожу.

Я так увлеклась самоистязанием, что, когда резко зазвенел будильник на телефоне, подскочила от неожиданности. Совершенно незаметно прошло три часа. Так и не поняла, удалось ли мне поспать, я пребывала в какой-то заторможенной прострации. А потом закрутилось: регистрация, ожидание вылета, сам полет…

Питер встретил привычной моросью. Однажды на какой-то из конференции я разговорилась с коллегой из Армении. Она все никак не могла понять, что означает это слово. Пока не приехала к нам и не узнала на собственном опыте, что такое морось. «У нас нет такого понятия. У нас если идет дождь, то или ливень, или просто обычный дождь. Но вот это непонятное нечто, падающее сейчас с неба — точно не дождь. Жидкий воздух? Разжиженный туман?» — «Нет, Лейла, это просто морось», — рассмеялась тогда я.

Зонтика, конечно, у меня не было. Впрочем, он бы и не спас. И пока я спускалась с трапа и шла к автобусу, уже была почти насквозь мокрая.

Весь оставшийся путь прошел мимо каким-то фоном. Я сменила три автобуса, прежде чем оказаться в Винницах. А когда последний автобус остановился напротив Дома культуры, то я осознала, что почти добралась. Осталось совсем немного — дождаться уже другого автобуса до деревни или искать попутку.

Я, кряхтя, выскреблась из автобуса. Кошмар. У меня болело все тело, меня укачало и растрясло так, что я уже была не рада тому, что приехала сюда. Но стоило мне вдохнуть этот воздух, как все сомнения и недовольство отпали. Я огляделась. Уже был вечер, темнело. Народа на улице не было, ну это и было понятно. В такое время все сидят дома вместе с семьей и ужинают. И если я не решу, как добраться до деревни, мне придется искать ночлег и остаться здесь до утра.

— Галка, ты что ли? — услышала я сзади, обернулась и увидела до боли знакомое лицо.

— Дядя Мирон! — кинулась на шею к почти родному человеку. — Какое счастье, что я вас встретила, просто чудо какое-то! Я уже думала, ночевать здесь придется. Вы же меня в деревню добросите?

— Ох ты ж, худая-то какая. А чего примчалось то? Столько времени не была, позабыла про корни, а оно воно как, нарисовалася, краса наша, — дядя Мирон ворчал, но прижимал меня крепко, поглаживая по голове, как маленькую. Я для него и была маленькой, знал он меня с детства. Считай, я каждое лето здесь проводила, у них на глазах, можно сказать, и росла. А потом закрутила студенческая жизнь, работа, быт, муж… Стас не любил это место, сам не ездил и меня не отпускал. Говорил, мол, дикари здесь живут, в отрыве от цивилизации. И он не хотел стать одним из них, таким же дикарем.

— Да хочу пожить здесь, дядя Мирон, устала от городов. Да и уволили меня. Буду теперь удаленно работать и книгу про вас писать, — я радостно рассмеялась, увидев изумление на морщинистом лице дядя Мирона.

— Книгу? Про меня что ли? — растерялся он.

— И про вас, и про тетю Варю и вообще про всех жителей наших Ярославичей. Поможете? Мне без вас не справиться. Да и дом нужно как-то в порядок привести, сколько я не была уже здесь? Года три?

— Да уж без малого шесть, какое три, — проворчал дядя Мирон.

— Как шесть? — я ахнула. — Да нет, дядь Мирон, ты что-то путаешь. Три, точно три.

— Ну можа и так, но все равно долго, — согласился он все-таки со мной. — Уж и дух дома наверняка ушел.

— Ой, дядь Мирон, ну какой дух? Не смешите меня. Как там тетя Варя?

Так мы и шли, переговариваясь, перебивая друг друга, пытаясь в короткий срок вывалить друг на друга все новости, как это обычно бывает с очень близкими людьми, которых давно не видел, а в жизни столько накопилось всего, чем хотелось поделиться. Мы подошли к старенькой Ниве и вскоре я уже опять тряслась, тем не менее радуясь, что осталось совсем немного потерпеть и все, я — дома.

На крыльцо дома дяди Мирона, а он привез меня пока к себе, объясняя тем, что ко мне идти ночевать бесполезно, — «ночь уже почти, куды ж ты пойдешь, дом холодный, завтра с утра разбираться со всем будем, а пока у нас поживешь», — вышла тетя Варя. Вот по кому совершенно не видно было прошедших лет. Дородная статная женщина, про которых говорят кровь с молоком, с рыжеватыми волосами, убранными под косынку, она вытирала руки о фартук и всматривалась, кого это привез с собой ее муженек.

— Варва, — он только так называл свою жену. — Глянь-ка, кого я поймал и привез.

Тетя Варя прищурилась близоруко, сошла с крыльца, все еще не веря своим глазам, а потом всплеснула руками и ахнула.

— Деточка ты моя, Галюша, — и она раскинула руки в приглашающем жесте.

И я, всхлипнув от того чувства, что как будто вернулась в детство, когда меня все любили, кинулась к ней, обняла ее крепко, вдыхая любимые с детства ароматы выпечки, и с облегчением разрыдалась.

[1] Традиционное блюдо карельской, вепсской и северорусской кухни. Небольшие открытые пирожки из ржаного пресного теста с различными начинками.

Загрузка...