Измена. Наследник для дракона

Измена. Наследник для дракона

Елена Солт

— Ты совсем забросил свою девочку, — дует губки лучшая подруга, сидя у ног моего мужа, развалившегося в массивном кресле у камина.

— Не начинай. Ты знаешь причину, — дракон лениво перебирает её рыжие волосы.

— Конечно, знаю! Твоя жена!

— Она моя истинная и родит сильных сыновей. Как только Софи забеременеет, я отошлю её в фамильный замок. Это брак по расчёту. С тобой всё иначе. Ты для любви.

Он подаётся вперёд, властно притягивает её за подбородок и целует.

А я сжимаю рукой дверной косяк, чтобы не упасть и кладу ладонь на пока ещё плоский живот. Думала, у нас любовь. Ошибалась.

1. По расчёту

Софи.

Поспешно спрыгиваю с подножки экипажа на серую брусчатую мостовую. На город опускается уютный летний вечер. Шум улицы остаётся за кованой оградой. Воздух напитан цветущей магнолией и ароматами свежей выпечки.

Я правильно сделала, что не стала засиживаться у матушки допоздна, как делала обычно. Мне просто не терпится снова оказаться дома!

Я так счастлива! Я хочу всех обнять! Весь белый свет! Всю Империю Драконов! И особенно — ЕГО!

Прикусываю поочерёдно нижнюю и верхнюю губы, чтобы сделать их пухлее. Рот наполняется вкусом вишнёвой помады. Быстрым шагом пересекаю внутренний дворик. Сжимаю пальцами холодный металл дверного кольца. Тяну на себя массивную деревянную дверь и попадаю в полутьму прихожей.

— Леди Эварр? Вы рано! — в голосе Кордона, нашего дворецкого, удивление и… испуг?

Глупости!

С чего бы ему пугаться?

— Роланд уже дома?

К чему спрашивать? Я и так знаю, что да! Первым делом приметила чёрный дорогой экипаж с фамильным гербом!

— Ддаа, — неуверенно тянет дворецкий. — Господин… Я доложу…

— Нет! — обрываю его энтузиазм. Снимаю шляпку и зонтик, вручаю всё это Кордону. — Не стоит! Хочу сделать сюрприз!

— Но…

— Где он? — хитро прищуриваюсь. — В каминном зале?

— Да, но…

— Спасибо, Кордон! Я знаю дорогу!

Дворецкий лишь сокрушённо вздыхает. Возможно, в очередной раз разочарован манерами своей хозяйки.

Да, я девчонка из простой семьи с окраины столицы, а не знатная леди, с пелёнок росшая в церемониях.

Нет, я до сих пор не привыкла к обилию блеска, пафоса и прислуги в мире моего мужа.

С тех пор, как три месяца назад на моём запястье зажглась метка истинной дракона из древнего рода, моя жизнь разделилась на «до», в котором я — выпускница академии магии с перспективой работы помощницей аптекаря в лавке на окраине, и после.

И в этом «после» появился ОН.

Роланд Эварр.

Могущественный дракон с длинными тёмно-каштановыми волосами и глазами цвета ночи, которые смотрят в самую душу. От чьего взгляда подгибаются коленки, и тревожно сосёт под ложечкой.

Потому что я не верю. Просто не верю до сих пор, что такой мужчина может быть моим. Где он и где я!

Опускаю глаза и нежно очерчиваю подушечками указательного и среднего пальца окружность метки истинной на правом запястье.

Я могу верить или не верить, но это правда. Я его истинная.

Я его. А он мой! Мой!

Брачная церемония связала нас нерушимыми узами.

А совсем скоро наша связь станет ещё прочнее…

Улыбаюсь своим тайным мыслям, которые греют сильнее открытого драконьего пламени.

Я даже матушке не стала рассказывать первой. Удержалась. Потому что мне очень хочется, чтобы первым узнал ОН.

Коридор тонет в полутьме. Магические светильники едва ли справляются со сгущающимися сумерками. Портреты предков Роланда строго взирают на меня с каменных стен. Ковровая дорожка глушит стук каблучков.

Сердечко стучит быстро-быстро. Закусываю губу от нетерпения. Рот непроизвольно растягивается в улыбке, когда я резко поворачиваюсь, застывая в дверном проёме каминного зала.

Сглатываю. Моргаю. Хмурюсь. Потому что что-то не так. Что-то? Всё!

Всё не так!

В нос забивается хорошо знакомый сладко-резкий запах лилий. Откуда он здесь?

В глубине комнаты уютно потрескивает камин, отбрасывая на каменный пол красно-жёлтые полосы. Аромат лилий смешивается с запахом тлеющих поленьев.

Массивное кресло повёрнуто к огню. В нём сидит мой муж — узнаю жилистую руку, унизанную древними фамильными перстнями, покоящуюся на подлокотнике. Он не один.

У его ног на пухлой расшитой золотом подушечке устроилась женщина.

Её алое платье едва держится на плечах из-за ослабленной шнуровки. Будто она его только-только наспех набросила.

Блестящие рыжие пряди растрёпаны. Подобострастный взгляд изумрудных глаз в обрамлении пушистых ресниц направлен вверх. На моего мужа.

Делаю глубокий вдох, а выдохнуть не могу. Потому что я её знаю.

Открывшаяся чужая идиллия слишком чудовищна. И мозг отчаянно ищет оправдания тому, что видят глаза.

Амара просто проезжала мимо. Хотела повидать меня, но дома оказался лишь Роланд. Случайно. Это обычный визит вежливости, только и всего. А платье… Ей просто стало душно, вот и ослабила его…

Но то, что я слышу в следующую секунду, разбивает вдребезги ту нелепую версию, которую я малодушно сочинила для себя самой.

— Ты совсем забросил свою девочку, — дует губки лучшая подруга, и всем телом подаётся вперёд.

Льнёт к руке моего мужа. Трётся о неё щекой.

— Не начинай. Ты знаешь причину, — дракон лениво перебирает её рыжие волосы.

— Конечно, знаю! — в голосе Амары появляются капризные нотки. — Твоя жена!

— Она моя истинная и родит сильных сыновей, — в отличие от подруги муж спокоен и холоден. А может, всё дело в том, что речь обо мне. Со мной он всегда такой. Другим я его не знаю. — Как только Софи забеременеет, я отошлю её в фамильный замок. Это брак по расчёту. С тобой всё иначе. Ты для любви.

Он подаётся вперёд, властно притягивает Амару за подбородок и целует. Медленно. Неторопливо.

Смотрит на неё нежно и ласково, так, как никогда не смотрел на меня.

Отступаю назад в темноту коридора. Сжимаю рукой дверной косяк, чтобы не упасть и кладу ладонь на пока ещё плоский живот. Думала, у нас любовь. Ошибалась.

Внутрь через всю комнату, запустить пальцы в ненавистные рыжие патлы предательницы, рвануть со всей силы, отшвыривая её прочь от мужа, который тоже хорош! А значит, повернуться к нему, размахнуться и со всей силы влепить пощёчину.

Звонко! Хлёстко! От души!

Один раз и второй!

Опрокинуть пустое кресло! Нет, швырнуть его прямо в камин! И орать раненым зверем, выпуская наружу всю ядовитую горечь измены! Кричать так, чтобы слышал весь дом! Чтобы все оглохли и прочувствовали ту боль, которую чувствую я! Которая рвёт на части сердце и душу!

Да! Именно так повела бы себя смелая, гордая и знающая себе цену женщина.

Не я.

Прислоняюсь затылком к холодной каменной стене. Поднимаю глаза в тонущий во мраке потолок. Глотаю солёные слёзы.

Отталкиваюсь от стены и, пошатываясь, бреду прочь. Я как раненый зверь, хочу забиться куда-нибудь подальше, в безопасное место, свернуться калачиком и умереть в тишине.

Не могу оставаться в этом доме. Дышать одним воздухом с… ними.

Ноги сами несут меня в прихожую. Прямо как есть, с непокрытой головой, без шляпки, выхожу на крыльцо. В груди печёт, и я не чувствую ничего, кроме того жара.

Всё будто не со мной. Как же хочется просто закрыть глаза, а проснувшись, понять, что это был лишь страшный сон. А моя сказка продолжается.

Но это не сон…

Прихожу в себя только когда экипаж останавливается у аккуратного особняка, отделанного золотистым песчаником. Толкаю кованую калитку, которая открывается с протяжным поскрипыванием. Бреду с поникшей головой мимо ровных клумб оранжевых бархатцев, высаженных вдоль дорожки.

Распахиваю без стука входную дверь.

— Мамочка? — падаю на колени прямо в прихожей, прячу лицо в ладонях и только теперь даю волю слезам.

— Софи? Почему ты вернулась? Что… Драконий Бог! Да что с тобой такое?

— Роланд любит другую! — выкрикиваю между всхлипываниями. — Он мне изменяет!

Молчание.

— Ох, крошка моя… Встань с пыльного пола! Платье же, Софи, ну! Идём же, кому говорю!

Мамины руки поднимают меня и мягко тянут в гостиную. На бирюзовый велюровый диванчик. Не замечаю ничего вокруг. Продолжаю топить своё горе в слезах. Рыдания перерастают в икоту, а облегчения всё нет и нет.

— Флора! — матушка звенит колокольчиком. Раздаётся торопливый стук каблуков. — Чаю нам! И конфет! И коньячку!

Матушка подсаживается ко мне поближе.

— Ну, всё, всё, — гладит мне спину. — Прекращай плакать, иначе распухнет нос, и так вон какой красный! Держи платок. Высморкайся и расскажи толком, что стряслось.

Дрожащими руками промокаю глаза и начинаю рассказывать между всхлипываниями.

— Я… вернулась домой… раньше обычного. А там… Роланд и Амара, и они…

— Ясно, — сухо кивает матушка. — Куда тебя только бездна понесла, звала же тебя в торговую галерею! А ты домой, домой! Надо было слушать меня! Разве я когда плохое советовала?

Матушка вздыхает и неодобрительно качает головой.

Хмурюсь и подозрительно смотрю на неё.

— Ты… не удивлена?

Матушке сорок восемь. После того, как Роланд подыскал для неё милый особняк в элитном районе столицы и определил кругленькую сумму ежемесячного содержания, её жизнь заиграла новыми красками. Будто вторая молодость началась.

Красивые наряды. Покупки в торговой галерее. Опера. Светские визиты в те дома, в которые ещё полгода назад нас бы и на порог не пустили.

Матушка поправляет тёмно-русые волосы, уложенные в тугой пучок на затылке и складывает ухоженные руки со свежим маникюром на юбку из серебристой парчи.

— Отнюдь, — качает головой. — Ты разве не знала? Амара всего лишь вдова маршала, а уже год живёт не по средствам. Разве она не говорила тебе, откуда у неё деньги?

Год…

Мы вместе учились с Амарой в академии, были лучшими подругами. Потом она оставила учёбу ради выгодного брака с маршалом Сохрейном, который ей в отцы годился. Я осталась в академии.

Пока училась, Амара овдовела. Мы продолжали общаться в переписке и мечтали о том, как снова будем видеться каждый день, когда моя учёба закончится. Но когда я вернулась домой, наши пути разошлись окончательно.

Мы с матушкой едва сводили концы с концами, живя в скромном домишке на окраине города — единственном, что осталось от отца, который незадолго до смерти промотал всё состояние в карточных играх.

А Амара начала вращаться в высшем обществе. Болтали, что у неё появился влиятельный покровитель из приближённых к Императору.

Драконий Бог! Могла ли я подумать!

Вот почему она так натянуто улыбалась на приёме, где Роланд представил меня в качестве невесты! А я-то думала, дело лишь в том, что мы друг от друга отвыкли!

— Мерзавка! Ненавижу её! — шиплю в потолок и рву платок ногтями.

— Это же ганайский шёлк! — шипит матушка и раздражённо выхватывает у меня из рук кусок гладкой ткани. Затем легонько бьёт меня по щеке, приводя в чувство.

— Заканчивай эту истерику, Софи! — её голос звенит в тишине гостиной. — Успокойся! Слышишь? Ничего не случилось!

Смотрю на неё потрясённо. В смысле? Не случилось?!

Моя жизнь рушится!

Открываю было рот, но в этот момент входит Флора с подносом в руках, на котором уместились пузатый фарфоровый чайник, из носика которого поднимается пар, две пары чашек, вазочка с шоколадными конфетами ручной работы, миска домашнего печенья в виде розочек с капелькой красного варенья по центру, и хрустальный графин с янтарной жидкостью, заткнутый пробкой.

— Спасибо, Флора, дальше мы сами! — останавливает матушка кухарку одним жестом. — Закрой дверь с той стороны.

Дородная кухарка пристраивает поднос на чайный столик, оскорблённо поджимает губы и молча удаляется. На стене бьют часы с кукушкой. За окном стремительно темнеет.

— Итак, — изящным жестом матушка берётся за чайник.

Шмыгаю носом и задумчиво смотрю, как в белоснежный фарфор тонкой дымящейся струйкой льётся чай. Воздух вокруг наполняется ароматом клубники и персика. Это успокаивает.

Пока остывает чай, утаскиваю из вазочки печенье, нервно точу зубами хрустящий краешек. Матушка льёт себе в чашку немного чая, затем добавляет щедрую порцию янтарной жидкости из графина.

Я беру ещё одно печенье. Ещё. И ещё. Сладкая крошка во рту хотя бы немного заглушает горький вкус двойного предательства.

— Итак, — повторяет матушка. — Вот, что ты сделаешь, Софи. Успокоишься. Забудешь, что видела. Вернёшься домой к своему мужу с милой улыбкой на лице. Именно так поступают мудрые женщины. Именно так поступишь ты. Поняла меня?

Я чуть чаем не давлюсь. Кашляю. Ставлю чашку на стол. Прижимаю холодные ладони к пылающим щекам. Прокручиваю в голове снова и снова то, что сказала мама.

Примеряю на себя эту реальность.

Знать, что у того, кого любишь всем сердцем, другая.

Что он проводит время с ней, а тебя только терпит. И так будет всегда.

Сжимаю кулаки, резко встаю и иду к окну. Прячусь за бирюзовой портьерой. Опираюсь руками на подоконник. Прислоняюсь лбом к холодному оконному стеклу.

Перед глазами снова встаёт недавно увиденная картинка, в которой Роланд целует Амару. Нежно на неё смотрит.

В носу начинает щипать, и всё внутри скручивается в болезненный узел.

Бездна! Не быть мне мудрой!

Да я умру, если ещё раз увижу их вместе!

Я люблю его! Зачем он так?

Как только Софи забеременеет, я отошлю её в фамильный замок. Это брак по расчёту. С тобой всё иначе. Ты для любви.

— Послушай, милая, — мама вторгается в моё укрытие за портьерой, снова гладит меня по спине. — Ты просто потерпи. Роланд ведь не мальчик, ему тридцать пять, а не двадцать три, как тебе. У него есть потребности, и вообще, в его возрасте и с его положением сложно взять и поменять устаканенную жизнь. Но всё наладится, вот увидишь! Он узнает тебя получше, и обязательно полюбит. А если нет — тоже не беда! Многие так живут! Бог с ними, с этими женщинами, сегодня одна, завтра другая. Возвращаться-то он будет к тебе! У них нет на пальце колечка, а у тебя есть! А потом и вовсе дети появятся, вот в ком главная радость, ты о муже и думать забудешь! Вот увидишь, когда ты забеременеешь…

— Он отошлёт меня в фамильный замок! — заканчиваю за неё упавшим голосом.

Молчание.

— Что… ты такое говоришь? Почему? — встревоженно переспрашивает матушка.

— Он сам так сказал своей рыжей гадине! Поверить не могу! Она ведь стояла у меня за спиной перед алтарём! Помогала выбирать цветы и украшения для зала! Поправляла фату! Как тебе это нравится, а?

— Постой, постой, — матушка нервно барабанит пальцами по подоконнику. — Я не хочу в замок! У меня в октябре крестины у Мэрвиров, в ноябре свадьба у Драгосов, а потом зимние императорские балы! Но ты ведь ещё не беременна, ведь нет?

Смотрю на неё потрясённо:

— Прости, что нарушаю твои планы! Но — да! Беременна!

— Нееет, — стонет матушка и хватается за голову. — Как же так быстро? Сколько со свадьбы прошло? Месяц? Полтора? И уже? А ещё на мужа жалуешься! И не стыдно тебе?

Кусаю нижнюю губу, чувствуя, как краснеют щёки. Немного неловко обсуждать с матушкой интимную жизнь.

Но в этом она права — Роланд приходит ко мне часто, пару раз в неделю точно! Собственно, поэтому я и думала, что у нас всё прекрасно. Что ему всё нравится и всё устраивает.

Ведь я всё делаю правильно. Лежу неподвижно, молча и с достоинством, смотрю в потолок.

Именно так должна вести себя примерная недавняя девственница и приличная леди, чтобы муж, не дай Бог, не подумал, что она уже опытная и пользованная.

Всё как учила матушка. Чего ему ещё не хватает?

Внутри поднимается злость, которая вдруг сменяется сомнением, когда я вспоминаю нежность, с которой Роланд ласкал Амару, как она бесстыдно ластилась к нему, будто мартовская кошка, как он властно притянул её к себе и целовал…

Задумчиво хмурю брови. Меня он почти никогда не целовал. Только руку при встрече.

Я думала, ему не нравятся поцелуи. Выходит, нравятся. Только не со мной.

Жмурю глаза и морщусь.

Бездна! Опять перед глазами та картинка!

Почему она, а не я? Чем она лучше? Что я сделала не так?

— А ты ему не говори пока что! — матушка накрывает мои ледяные руки своей горячей мягкой ладонью, ободряюще сжимает мои пальчики.

— Что, до самой весны? — спрашиваю с издёвкой. — Пока у тебя не закончатся мероприятия?

— Софи! — обиженно ахает матушка.

— Прости, — вздыхаю и опускаю глаза.

Качаю головой. Меня накрывает чувством вины. Матушка стольким ради меня пожертвовала. Ночей не спала, когда я в детстве болела. Так и не родила мальчика, о котором мечтал отец, потому что после меня больше не могла иметь детей.

— Прости, мамочка, — повторяю снова, — сама не знаю, что на меня нашло. Это всё нервы. Вышло грубо, я не хотела, мне жаль.

— Послушай, — продолжает мама заговорщицки. — Нам нужно выиграть время. Нужно заставить Роланда передумать тебя отсылать. Я помогу. Разузнаю всё о его рыжей-бесстыжей, нет ли у неё дальних родственников, к примеру, которым она могла бы срочно понадобиться. С моими нынешними связями мы что-нибудь, да придумаем! Но и ты уж там постарайся. Платьице новое надень, губки накрась, улыбайся, и Драконий Бог тебя упаси закатывать истерику! Будем действовать сообща, и вместе мы справимся. Ты меня поняла? Софи?

Платье и губки? Она серьёзно? Можно подумать, дело в одном этом!

С другой стороны, что ещё мне остаётся?

Устроив скандал, я лишь упрочу Роланда в его желании от меня избавиться.

А я не хочу. Это мой мужчина. Мой! И я хочу быть с ним рядом! Здесь, а не в какой-то там глуши!

— Да, матушка.

— Вот, и умница! А сейчас поезжай домой, тебе давно пора.

На этот раз я не спрыгиваю с подножки экипажа. Осторожно спускаюсь. Затравленно оглядываюсь по сторонам, высматривая подозрительные чужие кареты. Не вижу их.

Что ж. Надеюсь, гостья Роланда благополучно уехала.

С трудом передвигая ноги, поднимаюсь на крыльцо. Войти не спешу.

Интересно, он сам шнуровал ей платье? Или поручил моей горничной?

Проклятье, как же это больно!

Подношу сомкнутые ладони к лицу, прячу в них нос и рот. Выдыхаю. Мотаю головой, заставляя себя успокоиться.

Впервые я не хочу возвращаться домой. Просто не хочу.

Время идёт. Я продолжаю стоять на крыльце.

Я не знаю, как сейчас смотреть в глаза Роланду. Делать вид, что ничего не случилось, хотя сердце в огне. Я просто не справлюсь. Не смогу быть «мудрой».

Я…

Додумать не успеваю. Вздрагиваю и отшатываюсь назад, потому что входная дверь вдруг резко распахивается.

Роланд. Стоит, небрежно прислонившись к дверному косяку. Руки убраны в карманы брюк. Белоснежная рубашка расстёгнута на груди, в её вырезе проступает мускулистая грудь, покрытая тёмной порослью волос.

Тёмно-каштановые чуть вьющиеся волосы лежат на плечах.

Взгляд карих глаз мрачный и исподлобья.

— Кордон сказал, ты уже возвращалась, Софи, — проговаривает низким требовательным голосом. — Почему снова ушла и куда? И какой бездны сейчас мнёшься на крыльце, м?

Смотрю на него испуганно и отчаянно соображаю, быть ли мне самой собой или «мудрой»?

2. Заберу

Софи.

Мудрой…

Сцепливаю руки перед собой, опускаю глаза.

— Я… кое-что забыла у матушки, пришлось вернуться.

— Вот как, — хмыкает Роланд. — Зайди в дом.

Послушно протискиваюсь в дверном проёме мимо него. После уличной вечерней прохлады меня обволакивает жгуче-пряный аромат мускатного ореха, сплетённый с запахом мужской тёплой кожи.

Не поднимая глаз, делаю пару шагов вперёд, вглубь прихожей.

— И что же? — раздаётся мне в спину.

Замираю. Медленно оборачиваюсь.

— Прости? — непонимающе моргаю, вынужденная снова смотреть в глаза Роланду.

— Что ты забыла? — кивает в мою сторону, окидывая подозрительным взглядом мои пустые руки. — Зачем возвращалась?

— Так это… не вещь! — мямлю я, теребя шёлковую голубую юбку и мысленно ругая себя за то, что не продумала всё тщательнее. — Забыла спросить кое-что…

— Ясно, — цедит раздражённо.

Кожей чувствую его скрытое недовольство. Злюсь на собственное бессилие, но и поделать ничего не могу. Мне неловко. В его присутствии я теряюсь.

Боже, почему я чувствую себя такой никчёмной?

Я не такая, как Амара, и никогда ею не стану.

— У тебя четверть часа на то, чтобы подготовиться к ужину. Есть разговор.

Роланд разворачивается и идёт мимо меня прочь по коридору. Я же выдыхаю с облегчением и спешу наверх по лестнице.

Захлопываю за спиной дверь своей комнаты. Приближаюсь к туалетному столику. Смотрю на своё отражение в зеркале.

Матушка всегда хвалила мои длинные густые волосы, сравнивала их с золотистым шёлком. Я же вижу в отражении лишь цвет мокрого морского песка.

Потухший взгляд светло-коричневых глаз, которые матушка называет медовыми, тоже не добавляет оттенка.

Куда мне до яркой Амары с её рыжими волосами и глазами цвета изумрудов?

Вздыхаю.

— Р…