Больно. Слишком больно, чтобы думать…
Мне больно и из-за этого я даже перестаю переживать обо всем на свете.
Алексей придерживает меня за плечи и передает врачам, на лицах которых отчетливо виден рафинированный холодный профессионализм. Другого мне и не нужно.
Если бы Дамир был здесь…
Ох, если бы он был, я держала бы его за теплую руку, смотрела ему в глаза и чувствовала себя гораздо лучше. Но я одна. Чтобы немного прийти в себя, я вспоминаю, что в начале беременности я и планировала рожать сама. Сейчас это кажется катастрофой, а тогда — нормой.
Главное — моя дочь.
Меня сажают в кресло-каталку…
Я мельком замечаю, что здесь очень дорогая отделка, и врач, который склоняется надо мной, носит зеленую униформу, а не врачебный халат. Алексей привез меня в частный роддом, и я пока не могу понять — это хорошо или плохо.
— Какая неделя? — деловито спрашивает врач. — Первая беременность? Были какие-то проблемы в процессе вынашивания?
Я как раз собираюсь сказать, что едва не потеряла Владу на ранних сроках, как живот скручивает новый спазм. Схватка. Они становятся чаще и сильнее. В книгах о беременности сокращение частоты схваток называют верным признаком скорых родов. Боже, неужели именно так все и случится? В непонятном месте с непонятными людьми, еще и с Алексеем где-то поблизости. Я хватаю за руку врача, он смотрит на меня взволнованно.
— Только не отдавайте никому мою девочку. Никому, — повторяю я. — Тот мужчина, что меня привез… Он никто. Если будет говорить обратное, не верьте.
Он щурится.
Замечаю, что моему акушеру лет сорок. Но судя по лицу, ему почти никогда или очень давно не говорили таких слов. Я сама знаю, что звучу словно сериальное клише. Но в чистоту намерений Алексея я не верю совсем — лучше перестраховаться.
— Конечно. Значит, у вас девочка? — мы возобновляем движение.
Он пытается меня отвлечь… Снова возвращается к стандартным вопросам. В какой-то момент я, не выдержав, вскрикиваю, наклоняюсь вперед, едва не выпав из коляски. Не знаю, все происходит быстро или медленно, мне так больно, что реальность я начинаю воспринимать не целостно, а слайдами. Внезапно оказываюсь на кушетке и заботливые женщины начинают руководить моим дыханием, и моими движениями.
Осознаю, что меня переодели.
Но когда — не помню…
— Шейка матки сглажена, открыта, — переговариваются между собой врачи.
— Она рожает. Какая неделя?
— Тридцать вторая.
Слушаю их лишь отчасти…
— Вита, выдыхай воздух маленькими порциями, ритмично так, — и рыженькая пухленькая медсестра показывает на себе.
Да знаю я, как рожать!
В книгах читала об этом раз пятнадцать. Но на практике это сложно.
Они продолжают говорить со мной. Точнее, говорить мне, что делать. Когда напрягаться, когда расслабляться. Выглядит, как настоящая группа поддержки. Одна из женщин даже подходит ко мне и вытирает пот с лица салфеткой.
Все вокруг меня становится размытым, так что я сосредоточиваюсь на их голосах, которые наполняют все пространство. Они подбадривают меня, они дают мне веру.
— Все будет хорошо, Виталина, давай, еще немного… Ты умница, ты справишься!
Мужчина, который вез меня в коляске, тоже здесь, готов помочь Владе родиться.
Я не спросила, как его зовут…
Еще один приступ боли, еще раз мне велят постараться.
Кажется, что эти мучения никогда не закончатся. Истерическая мысль, я понимаю, но на другую я пока неспособна.
Хватаюсь за кушетку, надеясь протолкнуть ребенка.
Откидываю голову назад и утыкаюсь глазами в безумно яркую лампу на потолке. От нее в глазах сразу же появляются белые круги. А потом я чувствую это, чувствую, как ребенок выходит, слышу, как врачи начинают подбадривать меня, просят сделать несколько попыток… Суетятся, радостно смотрят. Дело почти сделано, ведь так?
Все заканчивается за секунду.
По моему лбу стекает капелька пота, я даже не замечаю ее…
Мои глаза прикованы к малюсенькому человечку на руках у акушера. В глазах по-прежнему мутно, но я вижу ее. Вижу, мою маленькую девочку, слишком маленькую, но полностью сформированную.
— Вы сделали это, Вита, все хорошо, все уже хорошо, — говорят мне.
— Почему она не плачет?!
Я сама не замечаю, как срываюсь на крик. И эти секунды, клянусь, длятся невероятно долго, вечно. Я успеваю возненавидеть себя за то, что не позаботилась о ней, как следует. Я виню себя, что родила раньше срока… Мыслей так много, что я хватаюсь за голову, чтобы успокоиться. Но все они рассеиваются, потому что Влада кричит. Она кричит и я от облегчения, не рассчитав силы, резко падаю на кушетку.
На меня накатывает вселенское облегчение.
— Вот ваша красавица! — мне дают Владу в руки. Осторожно, словно я могу что-то сломать одним своим прикосновением, я беру ее, устраиваю на груди. Смеюсь, наблюдая, как малюсенькими ручками она тянется ко мне. Первая мысль: как мы могли создать такое чудо? Мы с Дамиром.
В этом маленьком тельце целый мир, который я с нетерпением хочу узнать и освоить. Не прекращая плакать от счастья, я начинаю покачивать Владу, как читала в своих книжках. Этот момент идеален. Если бы только Дамир был здесь…
Дипломатичность у Дамира от отца.
Он абсолютно не удивлен, что отец предлагает им встретиться в кафе за обедом, чтобы «обсудить сложившуюся ситуацию». Не будь у отца Виталины в заложниках, он бы послал его в одно известное место, а не пошел на переговоры… Но в назначенное время Дамир приходит и садится за свободный столик.
Что ему еще остается.
Есть Дамиру не хочется, пить тоже…
Желудок сжался и чувствуется как кирпич. Но Дамир, не желая привлекать к себе лишнего внимания, доброжелательно заказывает у подошедшей официантки чай и кусочек лимонного пирога. Поблагодарив девушку, он утыкается в белую скатерть.
Не хочет злиться, а злится, что отец еще и заставляет его ждать.
Он в это время планировал праздновать с Виталиной их официальный брак, планировал держать ее в объятиях и шептать на ухо нежные глупости, потому что так он себя и чувствовал сейчас…
Где это все? «Да черт возьми», — бросает он, снова посмотрев на вход…
Лишь бы с Виталиной и малышкой все было хорошо. Об этом Дамир думает чаще всего. Не в силах отогнать от себя беспокойство, просто не в силах прекратить воспроизводить в голове лицо жены таким, каким оно было перед разлукой… Нет, отец не навредит им, у него не такая цель. Он приехал вернуть Виталину, малышку в свою орбиту влияния. Собирался ей врать, обещать золотые горы, подкупать, возможно, и угрожать.
Но откуда он узнал о ребенке? Дамир молчал, брат молчал, Карина тоже не стала бы говорить. Единственными людьми, кто знал о беременности, но был не в курсе биографии Алексея Сергеева, остаются родители Виталины. Они могли предать ее, даже не осознав факта предательства… Но Виталина, вероятно, и им говорила держать язык за зубами…
Ответ на вопрос о личности крысы появляется спустя секунду… Отец входит в кафе — и здесь ничего необычного. Он такой же, как и всегда. Уверенный в себе, в том, что ему никто даже перечить не станет. При ходьбе он держит подбородок высоко, а на людей смотрит сверху вниз — благо рост позволяет.
За ним идет Марта — но и она не особенно удивляет Дамира.
Когда он увольнялся из компании, Марта уже взяла за привычку находиться у отца под столом несколько раз в неделю, расширяя грани сотрудничества с ним, (а возить с собой любовниц в загородные поездки — фишка отца, знакомая Дамиру с юности). Но третий человек… При взгляде на него Дамир на автомате поднимается на ноги. Вся его дипломатичность утекает в никуда… Еще этого придурка не хватало.
— Ты что тут делаешь? — спрашивает Дамир агрессивно.
Сергей усмехается и подтаскивает к столику четвертый стул, для себя.
Дамир продолжает сверлить его взглядом, пока отец и Марта усаживаются рядом. Этот козел, которого Виталина считала своим другом, работает на его отца? Он шпионил за ней, докладывал обо всем Алексею Сергееву. Не родители Виталины выдали ее отцу, а этот… Кусок дерьма!
Дамир тянется к Сергею и хватает его за воротник свитера под расстегнутой курткой… Так сильно хватает и тянет на себя, что Сергей, потеряв равновесие, едва не валится на их стол. Тот отъезжает по полу в сторону с громким писком, привлекая внимание всех посетителей кафе. Марта хватает перевернутую салфетницу, ставит обратно на стол. Разговоры вокруг них стихают.
— Дамир, мы не дикари, отпусти его, — велит ему отец.
Дамир и на него не реагирует.
— Лучший друг, значит? — саркастически заявляет Дамир Сергею в лицо.
— Отвали.
— Долбанный предатель, вот ты кто. Виталина верила тебе!
Сергей после паузы отталкивает его и молча садится на свое место.
Официантка, которая все это время стояла в двух шагах от них с чаем и пирогом, решается, наконец, подойти. Она ставит перед Дамиром его заказ, но руки у нее, кажется, немного дрожат. Дамир не собирается срываться, но лицо Сергея по-прежнему вызывает в нем жгучий импульс дать кому-то в лицо. А он еще извинялся, что зарядил ему в подъезде… «Надо было бить побольнее», — думает он мстительно.
— Ваш заказ, приятного аппетита.
— Спасибо, — благодарит Дамир девушку.
Она хмурится, делает шаг назад и не спрашивает, хотят ли чего-то прибывшие…
— Надеюсь, ты успокоился, — обращается к нему отец. — И мы поговорим, как цивилизованные люди, да, сын мой? — он даже имеет наглость улыбнуться ему.
Боже…
Дамиру кажется, что его сейчас вывернет. От нервов и отвращения.
Улыбка отца напоминает ему оскалившуюся гиену. Она даже не скрывает его намерений, не скрывает все гнилое нутро.
Привел с собой группу поддержки. Строит из себя великого дипломата на людях. Зато оставаясь со своими сыновьями один на один, отец никогда не говорил так высокопарно, он никогда не называл Дамира «сын мой», только «ничтожеством», «пустым местом», «недостойным», «разочарованием», «подонком» и прочим…
— Где Виталина?
Отец хмыкает, тянет костлявые пальцы к его чаю. Делает мучительно медленный глоток и потом поднимает глаза на сына.
— Слишком сладкий, — кривится он.
Дамир повторяет громче:
— Где Виталина?
— Зря ты думаешь, что я ее у тебя забрал, — заверяет его отец.
— Если не забирал, то где она?
— Рожает, — заявляет отец. — Я так понимаю, ребенок будет недоношенным?
— Что ты сказал?
Дамиру послышалось.
Да? Или нет?
Виталина не должна была рожать, еще как минимум несколько недель…
Нет, быть такого не может.
Она все досконально просчитала — роды должны быть в апреле, не сейчас!
— Ты лжешь, — говорит Дамир, но его слова звучат почти как вопрос, а не утверждение. Он отодвигается, продолжая смотреть на отца в упор. — Где она?
— Я же сказал.
Дамир нутром чувствует, что отец втягивает его в какую-то игру. Но что он пытается этим добиться? Мог ли он сказать правду. Дамир понятия не имеет, были ли у Виталины предпосылки для преждевременных родов. И существуют ли эти предпосылки… Но если Вита рожает…
Дамир знает, где ее искать.
Черт возьми, если она рожает, то зачем он вообще разговаривает с отцом?
Дамир знает, где ее найти!
Отец отвез Виту в родильный дом, наверняка приватный, потому что государственную медицину отец презирает, и приехал сюда. Дамир нажимает на экран мобильника и вводит поисковый запрос.
Что ж… Город небольшой и помимо государственного роддома здесь есть частные клиники, Дамир в курсе, ведь они с Виталиной тоже планировали роды. Осталось уточнить адрес. Одна клиника находится в десяти минутах езды от ЗАГСа, вторая — на краю города, ясно.
Дамир выключает экран, достает из сумки распечатанные бумаги, и бросает их на стол пафосным жестом, фактически прямо в руки отцу. Тот поднимает глаза на сына.
— Если ты хоть пальцем Виталину тронешь… Если еще когда-нибудь появишься на пороге моего дома или попытаешься выйти с ней на контакт… Если хотя бы посмотришь на мою дочь, я опубликую все твои секреты. Это, — он кивает на бумаги, — анонс. Приятного аппетита вам.
И — не случайно — толкнув стул Сергея, Дамир почти бегом встает из-за стола и выходит из кафе. Он найдет ее. Он найдет Виту и свою новорожденную девочку.
Владу забирают врачи.
Недалеко и ненадолго, но когда ее отстраняют от меня, я чувствую, как что-то обрывается внутри. Как если бы меня и Владу связывала невидимая пуповина.
Доктор, который вез меня сюда, сидит рядом, на краю кровати.
У него в руках первые документы Влады — записи о рождении.
Теперь я знаю, что его зовут Руслан Игоревич. «Просто Руслан» — уточняет он.
— Какое-то время девочка побудет у нас, — говорит он. — Ваша дочка будет находиться в специализированном боксе, с одинаковой температурой, в тишине и спокойствии. Это идеальные условия для завершения развития за несколько недель.
Я киваю, стараюсь вникнуть во все.
Победить туман в голове, понять смысл слов, которые произносит Руслан.
— Мы проведем несколько сеансов фототерапии, чтобы помочь печени, и также может потребоваться поддержка дыхания в первые несколько дней…
— Она же будет жить? — перебиваю я его. — Ей ничего не угрожает?
«Поддержка дыхания» звучит не очень хорошо…
— Да, конечно.
Он улыбается, и я расслабляюсь.
Страх за Владу, видимо, будет еще одним обязательным спутником моей жизни.
Но если все хорошо, можно выдохнуть.
— Мы будем кормить ее через капельницу, а потом перейдем на зонд. Постепенно введем стандартное кормление через рот.
— Я смогу ее видеть?
— Разумеется, — кивает Руслан. — Это будет полезно и для Влады тоже. Можете приходить на кормление, купание или взвешивание, будете видеть, как малышка развивается, говорить с ней. Знаете, дети в таком возрасте чувствительны…
Я отворачиваюсь, когда Руслан отвлекается на мобильный.
И стараюсь погасить в себе приступ ревности. Другие люди будут делать для Влады то, что должна делать я — менять подгузники, купать, кормить и оберегать… Я не ненормальная, я понимаю, что Влада должна находиться в руках самых компетентных людей. Но сердце все равно сжимается от мыслей, что какое-то время я не смогу быть с ней каждую секунду.
— Скоро вам ее принесут, — говорит мне Руслан, по-дружески сжимая руку. — Пока отдыхайте. Может, вам что-нибудь нужно?
— Нет. Нет, спасибо…
Он выходит и я сразу же падаю на подушку.
Медсестра сказала, что роды были быстрыми — Влада появилась на свет за каких-то пятнадцать минут — и в целом несложными. Я смотрела на нее и просто поверить не могла, быстрыми? Время на кушетке растянулось для меня буквально на вечность. До сих пор все болит… В голове сплошной туман и эйфория. Если меня так развезло после «легких родов», то как женщины переживают роды сложные?
Я смотрю в окно.
Вспоминаю Дамира.
Я бы позвонила ему, но телефон остался в сумке в машине Алексея.
Без Дамира я чувствую только половину радости, а его радость — эхом.
Все те дни, пока мы находились на съемной квартире, он повторял, как сильно хотел бы быть здесь со мной, он хотел увидеть Владу в первые минуты ее жизни. Наш идеальный план развалился на куски из-за идиотского Алексея. Но он хотя бы ушел, как сказали врачи, не став испытывать мое терпение и дальше.
В палату стучат.
Я на долю секунды представляю, что за дверями стоит Дамир…
Что он каким-то чудом узнал, где я, почувствовал, что нас теперь трое, что в его семье счастливое пополнение…
Но в палату входит не он.
Медсестра Татьяна широко открывает двери и дает мне увидеть маленький бокс на колесиках. Внутри спит моя Влада. К ее ручкам и лицу тянутся проводки, а рядом пикает прибор, считывающий ее сердцебиение. В остальном она кажется абсолютно нормальной и здоровой. На моем лице поселяется широкая улыбка, радость распирает внутренности. Татьяна останавливается и поворачивает бокс так, чтобы он стал параллельно кровати.
— Можете пока с ней побыть, — предлагает она. — Зовите, если проснется.
— Спасибо. Спасибо вам, — шепчу я ей в спину, а сама неотрывно наблюдаю за Владой. Она такая хрупкая и беззащитная, что и дышать над стеклом не хочется… Спит, прикрыв глаза, беззаботно, мирно. Смотрю на маленькие розовые пальчики и осознаю, что уже люблю ее. Безумно люблю, без причины, просто так — потому что она наша дочь. И она плод любви, которая сумела выжить в условиях предательства, вранья, неуверенности…
— Я никогда — никогда — никогда не оставлю тебя, — шепчу я над боксом.
Влада почмокивает во сне, выбивая из меня еще один смех.
— Скоро наш папа придет. Обещаю. Скоро он с тобой познакомится и тоже не захочет тебя никогда-никогда отпускать.