Лена
Как он мог? Один и тот же вопрос крутился и бился молоточком в моей голове, пока мой любимый мужчина спокойно, смотря прямо мне в глаза рассказывал про свою измену. Разве так можно? Ни один мускул не дрогнул у него на лице, а мне хотелось снова кричать раненым животным. Не понимаю, как мне хватило сил всё это выслушать и даже задавать дальше вопросы. Но силы иссякли, в глазах от слабости стали появляться тёмные пятна, а воздуха стало катастрофически не хватать.
Убитая, раздавленная и слабая я вышла на балкон, молясь о передышке, о том, чтобы хоть немного побыть одной. Не слышать его красивый с лёгкой хрипотцой голос и тем более не видеть любимые глаза. Надо уже начинать воспринимать такого близкого мужчину как чужого. Ведь я всё решила и никакое «прости» уже нам не поможет.
Паша не просто пошёл за мной, он решил меня добить, убить собой всё оставшееся хорошее. И тут, на балконе, мне всё равно не хватало воздуха. Мелкими вдохами я проталкивала его в лёгкие и не могла надышаться. Истерика приближалась, а мой непутёвый муж делал всё возможное для того, чтобы меня всё-таки накрыло, прорвало.
Сгибаясь пополам, опустилась на колени, рыдая в голос, но легче не становилось, а ведь должно. Что со мной не так? Неужели так будет всегда? Сердце снова рыдало и разрывалось, а душа истекала кровью. Мужчинам не понять какую они нам боль причиняют своими удовольствиями на стороне. У них всё просто, изменил – попросил прощение и всё хорошо, а нам жить с этим! А я уже знаю, что не смогу. Не смогу простить, не сейчас, возможно потом, но не сейчас. А жить с Пашей дальше…ложиться в одну кровать и не думать, как он был с другой; не дёргаться, когда ему кто-то напишет или он задержится. С ума сойду!
Рыдания стали сходить на нет, а с ними пришло одно верное решение. Знаю, что будет нам тяжело, но другого выхода я не видела. Выпрямившись, вытерла руками мокрые щёки и всё же попросила воды, чтобы призвать последние силы на самые страшные для меня слова.
– Держи, Капелька.
– Спасибо.
– Легче?
– Немного. Паш… – слова застряли в горле, но если не скажу сейчас, то дальше будет хуже, – нам надо развестись.
Стакан с водой слегка подрагивал в моих руках, а я сосредоточено смотрела на рябь воды, с болью ожидая ответа. Время остановилось, замерло и не двигалось ни на секунду, как и моё сердце, которое не билось, ждало.
– Нет.
– Что?
– Я сказал – нет.
Паша присел рядом на корточки и практически вырвал из рук кружку, слегка расплескав воду на маленький бежевый коврик. Уставившись на мокрое пятно, свела брови вместе, не принимая его отказ.
– Лен, прошу, не горячись, можно всё решить, обсудить, пережить…
– О чём ты вообще говоришь?! Это просто невозможно!
Меня снова стало трусить, но уже от злости. Он всё прекрасно понимает, но принять тот факт, что наш брак разрушен, не может. Повернув голову, смерила мужа таким убийственным взглядом, что он немного отшатнулся, но быстро пошёл в атаку.
– Возможно. Если по-настоящему любишь, то всё возможно, даже простить!
– Пфф… Интересное мышление. А ты думал об этом, когда был с Мариночкой? Когда «дружил» с ней за моей спиной?
– Ты выиграла, но это было, это в прошлом. Я осознал свою ошибку…
– Да, в прошлом, а мне с этим жить. Как ты не понимаешь, Паш, что пропало самое ценное – доверие. Без доверия на одной любви далеко не уедешь.
– Чёрт!
– И я не смогу…
– Так ты меня любишь?
– Любила, очень любила, – и это правда. Я безумно любила своего мужчину, а сейчас я чувствую только всепоглощающую боль.
– Не может человек разлюбить другого за один день.
Предательские слёзы снова накатили на глаза, но я больше не пророню ни слезинки. Несколько раз моргнув, влага отступила, а я встала на ноги, вдыхая полной грудью ночной воздух. И какое это счастье снова глубоко дышать.
– Скажу больше, можно возненавидеть за секунду.
– Согласен, но не думаю, что ты меня ненавидишь. Лен, давай сделаем так.
Паша встал рядом и очень осторожно, словно боясь меня спугнуть, убрал выбившуюся прядь волос мне за ухо. И всё равно было приятно. Как я буду жить без него, даже не представляла, но и с ним не смогу.
– Как?
– Мне надо уехать на пару дней в Кореновск. Ты успокоишься, ещё раз хорошо всё обдумаешь, и мы снова поговорим.
Это даже смешно. Он будто не слышит меня или не хочет слышать! Покачав головой в стороны, ответила жёстко, ну или попыталась.
– Нет, Паш, я всё решила и ничего не изменится ни через два дня, ни через год. Я больше не смогу и не буду жить с тобой. Давай разводиться.
– Ну не хочу я!
– Ты опять говоришь за себя и о себе!
– Да, говорю то, что чувствую и думаю. Капелька, я безумно люблю тебя и не хочу тебя отпускать.
– Уже поздно… Меня ждут.
Я попыталась пройти мимо на кухню, но Паша в мгновение сгрёб меня в свои стальные оковы, упираясь носом в макушку, тяжело втягивая воздух. А я обмякла, давая нам последние минуты проститься.
– Ничего не изменить, родная?
– Нет, – тихо прошептала, наслаждаясь его теплом.
– Хорошо, и как бы мне не было больно, я принимаю твоё решение. – Паша отодвинул меня на вытянутых руках, а в его глазах я впервые увидела боль умирающего человека. – Только знай, что я не смогу тебя никогда забыть. Ты всегда будешь здесь.
Он указал пальцами на то место, где билось сердце, резко отпустил и быстрым шагом покинул квартиру. Я пришла в себя только тогда, когда хлопнула входная дверь. И снова новая волна горя накрыла меня и в этот раз слёзы я не сдерживала.
***
– Привет, мам.
– Лена! Ты почему не позвонила? Ты одна?
Криво усмехнувшись, я прошла в когда-то родную квартиру и положила сумки у большого громоздкого шкафа для верхней одежды. Я прекрасно понимала удивление мамы. Дочь заявляется в семь утра с сумками, без звонка и с опухшим лицом. Сама бы очень удивилась такому появлению. Но у меня не было выбора. Я приехала туда, где меня любят по-настоящему, где окутают теплом и заживут мои раны. Я приехала к маме.
– Да, мам, одна.
– Паша на работе? Позже приедет?
Прикрыв глаза, от упоминания одного имени мужа снова боль прострелила сознание, опёрлась спиной о стену и медленно сползла на пол. Надо сразу рассказать маме правду, вот только сил у меня нет, как физических, так и моральных. Я не спала всю ночь. После ухода Паши снова плакала чёрт знает сколько времени, так и просидев на балконе, пока не позвонила Яна. С трудом встав, ответила подруге и отменила свой побег к ней. Уже не было смысла ехать к подруге. Янка молча выслушала мой прерывающийся рыданиями рассказ о разговоре с мужем и предложила любую посильную помощь. А уже рано утром я была на железнодорожном вокзале, где садилась на первую электричку до Горячего ключа, в город моего детства.
– Он не приедет…я поживу пока у тебя?
– Конечно… Что случилось?
– Мам, мне так больно.
– Вставай и пошли пить кофе.
– А есть что покрепче?
– В такую-то рань? Нет, чтобы не случилось, пить утром не позволю. Иди умывайся, мой руки и на кухню. А я пока завтрак приготовлю.
Об одном упоминании еды, лёгкая тошнота подкатила к горлу. Я не ела с обеда прошлого дня и точно знала, что ничего в меня не влезет. А если и залезет, то обнимашки с унитазом гарантированы. Я могла только пить. И чашечка кофе сейчас мне не помешает. Выполнив указания мамочки, бухнулась на мягкий стул и опустила голову на стол, одним глазом наблюдая, как мама варит кофе и попутно достаёт из холодильника масло, клубничное варенье и нарезает сладкую булочку на небольшие ломти.
– Мам, я выпью только кофе.
– Хорошо, хорошо. С молоком?
– Угу.
В свои пятьдесят семь лет мама выглядело даже очень моложаво. Она всегда следила за собой и меня к этому приучала с самых ранних лет. От мамы мне достались в наследство ярко зелёные глаза и безупречный вкус в одежде. А вот ростом я пошла в папу. Мамочка моя была маленькая, миниатюрная, но очень шустрая. И за это её очень любили на работе. Кстати о работе, ей же скоро надо уходить.
– Мам, а ты, когда на работу пойдёшь?
– Решу, когда узнаю, что у тебя случилось, – категорично заявила мама, разливая кофейный напиток.
Ноздри защекотал до умопомрачения вкусный аромат, и я с охотой выпрямилась, обнимая кружку двумя руками и делая первый глоток.
– Как вкусно, как называется?
– Шоколадный трюфель, – пожала мама плечами и намазала хлеб вареньем, подавая мне, но я отказалась. – На тебе лица нет, бледная, аж вены просвечивают. Рассказывай, дочь.
– Мы с Пашей разводимся…
Мама замерла с кружкой в руке, а потом поставила её обратно на стол. Отличное начало, мама с первых слов заволновалась, а я хочу продолжить, читая немой вопрос в её глазах – «почему» и не могу. Ком в горле стоит, слёзы душат. Янке могу рассказать в красках, а маме не могу.
– Лен, почему?
– Мам, он… – немного проморгалась, сгоняя мокроту с глаз, сделала глоток и тогда вытолкала из себя ядовитое слово, – он мне изменил.
– Паша?
– Он самый.
– Господи… Да, почему? Что с ним?
– В том то и дело, что ничего, – пожала я плечами, – задружился сильно с одной Мариной с работы.
– Это как?
До сих пор ничего не понимая, мама задавала всё новые вопросы, а я словно заново переживала вчерашний ужас и снова было плохо. Снова что-то сжимало грудную клетку, не давая возможности дышать. Очень тяжело смотреть в глаза единственному родному человеку и рассказывать, как тебя предали, растоптали и разрушили счастливую жизнь. Закрыв лицо ладонями, так было легче, я стала говорить, зная, что мама ловит каждое моё слово.
– Я не смогла остаться дома, – криво усмехнувшись, отняла от лица руки, – в бывшем доме. И вот приехала к тебе. Пока будет длиться развод я поживу с тобой?
– Живи, конечно. Ты же знаешь, что я всегда была и буду на твоей стороне. Но Паша… Не ожидала от него такого.
– Никто не ожидал.
– Ты же понимаешь, что он приедет сюда.
– Да, и снова будет пытаться помириться.
– А ты окончательно решила с разводом? Может поживёшь со мной, успокоишься?
Хоть моё состояние было не из самых лучших, а мозг уже просто отказывался воспринимать какую-то новую информацию, но слышать это от мамы было для меня неожиданно. Наклонив голову в бок, решила сыграть с ней в обмен местами.
– А ты бы, если бы папа тебе изменил, смогла бы простить и жить с ним дальше?
– Не знаю, мы слишком мало прожили вместе…
– Прости, мам, – я протянула руку и нежно погладила маму по руке.
Мне ещё и двух лет не было, когда папа разбился на машине. Он ехал с ночной смены и, видимо, заснул за рулём. Неделю врачи пытались его реанимировать, но он так и умер в больнице, не приходя в сознание. Я практически ничего не помню о времени той трагедии, только много лет спустя мама смогла мне рассказать, как неделю ходила в трансе, а при виде меня у неё начиналась истерика. Они с отцом ведь даже толком и пожить не успели, а сколько планов было… Большой дом, второй ребёнок и много много внуков. Мама так и не смогла оправиться, стала жить только и ради меня. А сейчас смотрит и не знает, чем помочь. Но тут то и не поможешь.
Несколько дней я пребывала в скорлупе боли и дикого разочарования этим миром. Смогла только позвонить на работу и упросить дать мне неделю за свой счёт. Возвращаться в Краснодар не было никого желания. Хотелось сбежать на край света, где никто тебя не знает и начать новую жизнь. Жизнь без адской боли в сердце. Но о таком можно только мечтать.
– Так и будешь как приведение ходить по квартире?
Мама зашла на кухню с очередным огромным сборным букетом из моих любимых цветов. Этот был уже седьмой или восьмой.
– Странно, что сам до сих пор не приехал, – продолжила мама, задумываясь, куда поставить эту яркую прелесть, ведь вазы уже давно закончились.
– И хорошо. Выкинь его, – кивнула на букет и включила чайник.
– Ещё чего! Такая красота.
Пошёл пятый день моего побега к маме, сказать, что мне становилось легче можно, но не совсем. Память каждую минуту подкидывала то радостные и счастливые моменты с мужем, то гадостливые сообщения наглой женщины и его исповедь. А сам Соколов так и не приехал. Я подсознательно его ждала, хоть и не хотела видеть. Скучала конечно же страшно, но так всегда происходит, когда беззаветно любишь, даже если твою любовь растоптали ногами. Паша каждый день, а то и несколько раз в день, присылал букеты цветов, давил на мою слабость. Я же их просто игнорировала, даже в руки не брала.
– Чем планируешь заняться?
А правда, чем? У мамы хорошо, тепло и по-детски безопасно, но я взрослая женщина, которая решила изменить свою жизнь кардинально, но вместо этого прячусь у мамы и чего-то жду. Застыв с чашкой, в которую собиралась добавить чай, внезапно поняла, что надо куда-то уехать, но для начала завершить начатое.
– Завтра вернусь в Краснодар.
– Так. А дальше?
– Нет, мам, я не изменила решения, первым делом пойду и подам на развод, а потом на работу, где напишу заявление на увольнение.
– Увольняться то зачем?
– Затем, – повернулась к маме, которая сидела за столом, а рядом с ней лежал красивый букет, – что хочу уехать, в другой город, кардинально изменить всё.
– Хорошее желание. И куда?
– Пока не решила. Но хочется к морю. Работать, жить и дышать морским воздухом.
Мама постучала пальцами по столу, обдумывая мои мечты. Пауза затянулась, и я занялась чаем. По-прежнему ничего в рот не лезло, о еде думать не могла, стресс и боль убили аппетит напрочь, но я была согласна с родительницей, что совсем ничего не кушать тоже нельзя. Приходилось малыми порциями в себя через силу запихивать.
– Есть у меня старая подруга в Новороссийске. Пока ничего не скажу и не буду обещать. Надо для начала ей позвонить.
А уже к вечеру я знала, что в Новороссийске смогу пожить несколько месяцев на свободной квартире маминой подруги и начать налаживать новую жизнь. Осталось завершить старую.