Глава 10. Николь

Манная каша, закипающая на плите, сплошь покрыта мелкими пузырьками. Монотонными движениями размешиваю, но в какой-то момент понимаю — вязкая субстанция просто-напросто прилипла к сотейнику. Кухня наполняется горелым запахом, а живот скручивает в тошнотном позыве.

— Это знак, — Савва стоит рядом и наблюдает, как я выкидываю застывший манный комок.

“Знак…”

Сердце не на месте от одного такого слова. Вчерашний разговор с Тиграном въелся в нашу общую рану под названием брак и до сих пор орудует там металлическим скальпелем.

Дурно становится. Нехорошо.

На кровати в спальне лежит конверт. Я нашла его в кабинете мужа. Сверху рукой Тиграна было написано мои имя и фамилия: “Николь Мансурова”. Сухо, по-деловому.

Внутри конверта я обнаружила договор с европейским издательством на выпуск моей первой книги про бельчонка на английском языке.

Шок, что муж все-таки знал про мои книги, не сходит. А осознание, что мои книги будут издаваться за рубежом, никак не придет.

Настежь открываю окно, впуская свежий, морозный воздух на кухню.

— Может, хлопья с молоком? — устало спрашиваю.

— Ура!

Достаю с полки шоколадные шарики, заливаю их молоком и пододвигаю тарелку к сыну. Взгляд то и дело косится на часы.

Сейчас утро, время, когда Тигран должен был прилететь. От него ни звонка. Не то что я ожидала отчет о его передвижениях, особенно после вчерашней ссоры, но…

Крепко удерживаю кухонное полотенце в руках, встраивая пальцы в ровные ряды перекрещенных нитей. Глаза слезятся от бессонной ночи. Стоит ли еще говорить, что я плакала?

Чувство вины тяжелое. Сначала давило на плечи, потом каким-то хитрым способом проникло внутрь. Ощущение, что наглоталась булыжников.

— Вкусно? — спрашиваю сына, потеребив того по макушке. Накидываю сухую улыбку. Ну, хоть так.

— Очень. А когда папа приедет?

— Папа… Скоро.

Зажимаю переносицу указательным и большим пальцем. В груди огонь мечется из угла в угол, не находит высвобождения.

Наблюдаю за Саввой. Тот чуть хмурится, когда несколько капель молока, окрашенные шоколадными хлопьями, попадают на стол. В этот момент он очень похож на Тиграна. Его маленькая копия.

Отворачиваюсь, чувствуя, как приближается новая партия слез.

— Мультики? — с энтузиазмом спрашивает Савушка.

Беру пульт, включаю. Как не кстати на канале идет выпуск новостей. Вместо того чтобы переключить, застываю на месте. А пульт с треском приземляется на пол.

“Рейс Нижневартовск — Москва, вылетевший ранним утром, пропал с радаров. На многократные вызовы диспетчера экипаж не реагировал. Ситуация находится под контролем специальных служб.”

Горло стянуло до нехватки кислорода, под грудью чернеет выстрел, края раны еще тлеют и жгут.

Зажмуриваюсь, желая, чтобы увиденная картинка исчезла.

“Чтобы тебя вообще и вовсе не было…”

“Ненавижу тебя, слышишь?”

“Ухожу от тебя. Сейчас же соберу вещи”

Господи, неужели это все происходит наяву?

Во рту разливается горький вкус, гул в голове не прекращается, только нарастает, как радиопомехи.

Мы никогда не задумываемся о сказанных словах близкому человеку. А вдруг они окажутся последними?

Считаем, что наши чувства, наше состояние и переживание всегда важнее. Вчерашние слова теперь бельмом на глазу светятся и на дают ясно видеть.

Помню, когда родился Савва, Тигран ни на шаг от нас не отходил. Я воспринимала это как заботу, любовь, хоть он и ни разу не обмолвился о своих истинных чувствах. И, как это ни странно, я была счастлива. В ту самую секунду, когда Тигран взял своего сына на руки, когда отмечали его первый день рождения, наш первый отпуск втроем…

И если бы я только могла забрать те слова назад…

Да быть этого не может.

Мысль, что я больше не смогу его обнять, пригласить к ужину, да даже испечь его, как оказалось, нелюбимые пироги, стирает в пыль.

— Мам, ты почему плачешь?

Наскоро вытираю щеки, которые абсолютно мокрые от слез. Рвано вдыхаю воздух, понимая, насколько он холодный.

— И где папа? Почему его еще нет? Он обещал быть к завтраку!

Запоздало хватаюсь за телефон в попытке набрать номер мужа. Абонент не в сети…

Губительный разряд тока зажимает сердце как упругая колючая проволока и стискивает мышцу.

Иногда мы мало осознаем силу наших мыслей и желаний. И да, это говорю я, мечтательница и сказочница. В какой-то момент, когда сказка заканчивается, образуя воронку из обид, можно натворить дел. Привычные уставы рушатся. А новые… не знаю, как их строить.

Мне бы к мужу, уверена откуда-то, он бы помог.

— Рустам Тагирович, доброе утро…

Только вот оно совсем недоброе.

— Я слышал, Николь, слышал, — убито отвечает, провоцируя новую партию беззвучных слез, — я уже связался с нужными людьми, жду от них вестей.

— Сообщите, пожалуйста, как только станет что-то известно.

— Разумеется. Ты… Савке пока не рассказывай, — с выдохом произносит. Мой взгляд как раз падает на ничего не понимающего ребенка.

До бабушки дозвонилась не сразу. А как только услышала родной голос, не сдержала всхлипа.

Страх за Тиграна объемный, и словами не передать. Я в жизни так ничего не боялась.

Он ведь такой большой. Сильный. Ночью всегда обнимает крепко, а утром просыпается и снова чужой. Да что с этой ледяной глыбой может случиться?.. Бред какой-то.

Пока жду каких-то новостей, перебираю в голове все хорошее, что с нами случилось за эти года. Пытаюсь увидеть и свои ошибки. Ведь в ссорах чаще всего виноваты оба.

И если бы я могла вернуть время вспять, то мои последние слова в том разговоре были бы другими.

Я бы сказала, как люблю его. Несмотря на то что мои чувства безответны, на жгучую ревность, на немыслимые обиды. Я влюбилась в Тиграна с первого взгляда и продолжаю любить до сих пор.

Это так просто и сложно одновременно.

— Николь, у меня не очень хорошие новости, — тесть звонит и медленно убивает меня своим голосом.

Губы дрожат, а перед глазами все расплывается как в луже.

— Самолет Тиграна… не выходит на связь уже несколько часов. По всей видимости, из-за погодных условий произошла авиакатастрофа…

Трудно переварить такую информацию, когда слова вроде как и простые. Но в сумме от них в петлю заворачивает и сдавливает.

— Мама, Кеша приехал! — Голос Савушки как тоненький ясный лучик.

Подбегаю к окну и вижу, как разъезжаются ворота и на территорию въезжает внедорожник мужа, за рулём которого водитель…

Глава 11. Тигран.

— Ты живой? — кидается на меня Николь, как на пропавшего без вести.

Обнимает мои щеки и целует, целует, целует. А я, как идиот, пытаюсь сдержать улыбку.

В нос проникает знакомый запах ванили и карамели. Пахнет сладко… Домом, детством. Вместе с тем от Николь исходит нежный цветочный аромат, её любимые духи, которые в моём сознании настолько сплелись с её образом, что ощущая этот аромат в офисе или в самолёте, на сердце становится как-то легче, что ли.

— Живой, — плачет Николь и врезается своим хрупким телом в моё.

Немного ошалело, размещая руку на узкой пояснице, и припираю к себе поближе, затягиваюсь как следует вкусным воздухом с её волос.

— Живой, что со мной будет-то? — хриплю. — Я, конечно, понимаю, Ника, ты веришь в новогодние чудеса, но так быстро это не работает, поверь мне.

— Я глупость сказала. Прости, — шелестит она рядом с моим ухом. — По телевизору сообщили, твой самолёт, скорее всего, разбился. Я испугалась. Так сильно испугалась, Тигран.

Нахмуриваюсь и, сдвинув Николь немного вправо, стучу по карману.

— Телефон вчера сломался, — признаюсь. — Надеюсь, никто не разбился и просто произошла какая-то ошибка. Я улетел первым рейсом. Не стал дожидаться того, что перенесли.

На самом деле, я разбил его об гостиничную стену в тот момент, когда жена озвучила своё новогоднее желание и оборвала вызов этой ночью.

Вместе с воспоминанием приходит и осознание, что ни хера она не простила и не простит. Испугалась за мою толстокожую шкуру. Она всегда такая… Всех вокруг жалеет, кроме себя.

Через силу отодвигаюсь и скидываю пальто на пол у порога.

Ника смотрит на меня испуганно, слёзы ладонями утирает.

— Папа приехал, — кричит Савва, вылетая из гостиной.

— Приехал, конечно, — подхватываю сына на руки и кружу, переворачивая вниз головой. — Показывай подарки.

Подмигиваю Нике. Она для сына с сентября подарки готовила, скидывала мне в мессенджер, ждала одобрения.

— Покажу. Там огромный набор Лего и детский фотоаппарат, а ещё пазлы новые, пап, будем собирать?

Мельком посматриваю на жену, сверху вниз до аккуратных пальчиков на ногах и снова до ошеломлённого лица. Красивая такая, до ужаса. Губы пухлые, вот уже кому филлеры не нужны и косметика тоже. Глаза большие, ещё блестящие от слёз. Ресницы тоненькие и длинные, подрагивающие в данный момент.

— Буду, конечно, если не прогоните.

Николь неуклюже поправляет прическу и запахивает поглубже голубой шелковый халат.

— Я тебе мясо погрею, — говорит и закусывает нижнюю губу в нерешительности.

— Ага, — киваю, расстёгивая пуговицы на рубашке. — И пирогов побольше.

— Пирогов не дождёшься больше, Мансуров, — выговаривает она со смешком и кинув на меня многоговорящий взгляд, уходит на кухню.

Смотрю ей вслед и понимаю, что моей жене даже не нужно вилять бёдрами, оголяться или томно дышать мне в ухо, чтобы я обратил на неё внимание, а в паху появилось напряжение. Я хотел её всегда. Даже семь лет назад, когда она стояла передо мной закутанная в шубку Снегурочки.

Возможно, время и уверенность в том, что Ника каждую ночь лежит в моей кровати распахнутая и открытая для ласк, малость сгладили это осознание, но прошедшая новогодняя ночь не хило встряхнула мой мозг. Компьютер перезагрузился, и сейчас я на многие вещи смотрю более широко.

— Пап, ну пойдём уже, — тянет меня за руку сын.

Следующие пару часов провожу с ним. Собираем Лего и выходим на улицу, чтобы убрать снег с территории. Выслушиваю от Андрея, своего соседа, кучу “приятностей”, потому что ночью «я», оказывается, взрывал салюты прямо на территории посёлка. В том, что это был именно я, Андрюха не сомневается.

Узнал меня по куртке. А ещё… потому что я, су-ка, в новогоднюю ночь с женой возле дома целовался! Взасос!

О своей командировке пришлось естественно умолчать и принести соседям глубочайшие извинения.

Стиснув челюсти, пытаюсь успокоиться, прежде чем вернуться домой.

— Всё в порядке? — приподнимает Николь брови, спускаясь по лестнице и надвигаясь на меня.

— В полном, — отвечаю, тут же отворачиваясь.

— Рада за тебя. Разобрала твои вещи, — говорит она, еле дыша и протягивает мне рубашку. — Отличный цвет, Мансуров, — цедит сквозь зубы и кинув мне вещь в лицо, немедленно покидает гостиную.

Рассматриваю ярко-красную помаду на воротнике и закатываю глаза от раздражения. Это в стиле Миллер. Оставить свой след там, где не надо.

Черт.

Ближе к вечеру напряжение в доме достигает максимума. Ощущение, что даже игрушки на новогодней ёлке вот-вот лопнут от перенапряжения. Савка тоже это чувствует и капризничает, отказывается от ужина, а потом с ним случается настоящая истерика, когда Николь говорит, что ему пора спать.

Отношу сына в детскую и пытаюсь успокоить, глажу по спинке, снова поражаясь тому, какой он маленький по сравнению даже с моей рукой. Наконец-то дождавшись, пока тихое дыхание превратится в плавное, милое сопение подтягиваю уютное одеялко и выхожу из комнаты, оставив включенным ночник.

Зайдя в спальню, прислоняюсь виском к дверному косяку и молча наблюдаю за тем, как Липучка читает перед сном и делает гордый вид, якобы меня не замечая.

— Поговорим? — спрашиваю тихо.

Она кидает на меня напряженный взгляд и облизнув губы, отпускает со злостью:

— О стойкости помады на твоей рубашке? Она, кстати, не отстиралась. Если ты и твоя любовница и финансовый директор думаете, что я буду отбеливать твои рубашки…

— Может, не об этом, — рявкаю, пожимаю плечами и чувствую, как внутри разгорается ярость. — Поговорим о том, как левый мужик нарядился в мою куртку, вышел запускать салют с моим сыном, чем крайне разозлил моего соседа, а потом при нём же засосал мою жену на крыльце моего дома?..

Николь с ужасом округляет глаза и начинает трудно дышать.

— Я сразу его оттолкнула, Тигран. Клянусь, — шепчет. — Ты ведь знаешь меня. Я бы никогда не стала делать что-то подобное.

Отвожу взгляд в сторону, потому что смотреть, как ей больно, невыносимо.

— Я тоже сразу убрал руку Киры, когда она пыталась залезть ко мне в трусы. Но разве ты мне поверишь?..

Жена всхлипывает.

— Не поверю.

Мотает головой и плачет.

— А почему я должен верить тебе? — взрываюсь.

— Я сразу тебе была не нужна. Тебе меня навязали. Насильно. Для тебя всё это было в тягость. И семья, и сын наш.

— Что ты несёшь? — берусь за голову.

— Не нужна, — кричит она, бьётся в истерике почти как Савка час назад. — Я как подумаю, что ты семь лет мучился, когда ложился со мной в одну постель.

— Мучился? — надвигаюсь на неё и пытаюсь справиться с эмоциями, чтобы не раздавить оттого, что всё полыхает, чёрт возьми.

— Да, — поднимает Николь на меня своё красивое лицо, искаженное болью. — Думаешь, я не знаю, как ты меня называешь?.. Знаю, — упирает ладони в мои плечи, когда я нависаю сверху. — Липучка. Ты меня Липучка называешь. Несколько раз проговаривался и сам не замечал. Скажешь, не называл?

Тянусь к её лицу, захватываю его в ладони и впиваюсь в теплый рот, сразу проникая внутрь языком. В груди тлеет сожаление, что раньше не признался и как идиот пытался держаться за свой щит. Сам довел ситуацию до абсурда. До того, твою мать, что мою женщину целует другой мужик, с которым я обязательно поговорю. В голове новогодние петарды с бенгальскими огнями взрываются, как представлю, что её кто-то касался. Больно становится до одури. Я его размотаю.

Сейчас всё не в порядке. Стоит признать!

Я это четко понимаю.

Отстраняюсь всего на секунду, чтобы окинуть взглядом светлые волосы и высокий лоб, женственный овал лица и сфокусироваться на голубых, как горное озеро, глазах своей жены. Хочу такие же… только у дочки.

— Липучка, — шепчу на выдохе, Николь в моих руках, как птичка трепещется, пытается выскользнуть, но я только посильнее обнимаю хрупкие плечи.

— Я не Липучка, — приоткрывает губы и нервно дышит. — Просто люблю тебя… Все эти семь лет тебя люблю, как дура.

И снова новогодние салюты внутри взлетают на воздух, в груди гирлянды зажигаются.

Вдруг всё вспоминаю.

Её страшные слова и пожелание никогда меня не видеть… Сегодняшняя ситуация с самолётом, который, кстати, слава богу, нашёлся. Сел на каком-то богом забытом аэродроме из-за ошибки в системах.

Может, это и есть новогоднее чудо? В этом всё и заключается?

Даже когда ты отчаянно чего-то требуешь, как Николь, кто-то сверху всегда видит, как для тебя будет лучше, и делает всё по-своему. По-новогоднему. Сначала кажется, что это не то, что тебе надо…

Но…

В итоге каждый в Новом году обретает своё истинное счастье и любовь!

— Люблю как дура, — слабо повторяет Николь Мансурова с обидой в голосе.

Замираю на секунду, чтобы прочувствовать этот момент.

— Липучка, я тоже тебя люблю, — усмехаюсь и покрываю влажное от слёз лицо короткими поцелуями. — А Липучка, потому что прилипла к сердцу так, что плоскогубцами не оторвёшь…

Загрузка...