Вот о чём я всегда с теплотой и улыбкой вспоминала — это о нашей с Пашкой свадьбе. Я помнила её до мельчайших подробностей. Разве можно забыть самый счастливый день в своей жизни?
Накануне свадьбы, вечером, перед тем как лечь спать, она позвала меня на кухню и предложила по бокальчику вина.
— Что-то устала я очень. Столько хлопот, суеты. Давай немножко винца выпьем? И ты поспишь покрепче, и я немного расслаблюсь, а то завтра сложный день будет.
Предложение выпить с ней удивило. У нас в родне строго придерживались правила, что дети не должны присутствовать за столом, где взрослые распивают спиртное. Поели, и брысь играть в свои детские игры. И даже после того, как мне исполнилось восемнадцать, спиртное мне на семейных праздниках никогда не наливали. Сейчас она приравняла меня к взрослому поколению. Именно в этот момент я окончательно осознала, что перестала быть ребёнком даже в маминых глазах. Теперь я взрослый, самостоятельный человек. А завтра окончательно уйду из-под её крыла и опеки.
— Как быстро пролетело время. Кажется, ещё вчера водила тебя в садик и вот ты уже выходишь замуж. — грустно качала головой мама. — Увезёт тебя Павел в Москву, и я останусь совсем одна.
— Мам, ну что ты? Всё хорошо будет. Мы пока никуда не уезжаем. Пашке ещё два года учиться здесь. — утешающе гладила я её по руке. Я не видела ничего страшного в нашем отъезде, только прекрасное светлое будущее рядом с любимым мужем.
Это был чудесный вечер. Мы чувствовали невероятную близость, родство, единение, были маленькой семьёй и у нас было столько общего!
Мама рассказывала смешные истории из моего раннего детства, мы хохотали и наперебой делились воспоминаниями. Спорили, сколько ключей от квартиры я умудрилась потерять в школьном возрасте. И как в третьем классе, стащив её паспорт, сумела записаться сразу в две взрослые библиотеки, в заводскую и районную. Потому, что в школьной мне разрешали брать только одну книгу зараз. А я читала запоями, забывая обедать и делать уроки.
Как я лежала в больнице с пневмонией после того, как провалилась под лёд на реке, а мама плакала под окнами, потому что её не пускали ко мне.
Мы пили вино, и мама немного грустила, улыбалась сквозь слёзы, а я была легкомысленно счастлива и безумно влюблена.
Свадьба и правда была очень весёлой, хоть и скромной по тогдашним меркам. Гуляли прямо у нас в квартире, вытащив из самой большой комнаты всю мебель и расставив, одолженные у соседей, столы буквой П.
Народу пригласили немного, только ближайших родственников и друзей. Родители Пашки так и не приехали, как я потом поняла, выразив этим очередное пренебрежение мне, и недовольство Пашкиным выбором и решением. Но тогда мне было просто обидно на Пашку и немного стыдно перед своей мамой и бабушкой.
Пашка же только махнул рукой и сказал не заморачиваться. А мама расстроилась и сокрушённо качала головой: " Нехорошо это, неправильно. В какую семью я тебя отдаю?"
Мы очень весело и душевно отгуляли. Целых два дня, из распахнутых настежь окон, всю округу оглашала громкая музыка, смех и крики "Горько!".
Два дня! На второй день народ с радостью подтянулся к обеду, чтобы похмелиться и поесть домашних пельменей. Подружки устроили настоящий сюрприз, заявившись ряжеными в цыганок и пиратов. Ещё и баян принесли, на котором, потом весь день нам лихо играл мой сосед. Пашку и меня выгнали из-за стола жениха и невесты и наше место заняли ряженые пират с цыганкой. Было очень весело и смешно.
И нашу первую брачную ночь я тоже помнила. Как с шутками-прибаутками, поздно вечером, нас провожали со свадьбы охмелевшие гости. Я жутко смущалась и спешила побыстрее прорваться сквозь толпу, напутствующих нас на первую брачную ночь, гостей, а Пашка только ржал над частушками с намёками и приговорками.
Только когда такси привезло нас к дому Паши, и мы, поднявшись в квартиру, наконец-то, остались вдвоём, я смогла спокойно выдохнуть. Ровно до той минуты пока не встретилась взглядом со своим мужем и не провалилась в сияющую желанием синеву. Задохнулась, задрожала от предвкушения, от обещания в Пашкиных глазах.
Помнила, как аккуратно и бережно он вынимал шпильки из моей сложной причёски. В этом действии было больше интима, чем в сексе. Как длинными, красивыми пальцами, нарочито медленно, расстёгивал пуговички на своей белоснежной рубашке, постепенно оголяя гладкую грудь и рельефный торс, а я тряслась от волнения и возбуждения, наблюдая за стриптизом.
Как отдавалась ему со всей страстью, выгибалась навстречу его губам и рукам и стонала от наслаждения.
И как, проснувшись утром, лежала и любовалась спящим мужем. Как сладко замирало всё внутри и хотелось плакать от переполняющих меня чувств.
Ждала его пробуждение, чтобы уловить самый первый взгляд между сном и явью, в котором отражаются настоящие чувства и мысли, пока человек не взял контроль над своими эмоциями. Пашка открыл глаза, и на меня полыхнул жаркий июльский полдень на, залитом солнечным светом, васильковом поле.
— Ну здравствуй, жена. — прошептал мне Пашка и я зажмурилась от его ослепительной улыбки.
Разве может забыться такое? И уж тем более не может повториться.