Питер не откидывается на сиденье. Вместо этого он сидит на пассажирском месте с практически закрытыми глазами. Видно, что они все еще открыты, потому что его ресницы трепещут, когда он моргает. Это второй хороший день, солнце уже садится. Я так устала и знаю, что Питер измотан, потому что не спал из-за сидящей позади него индейки.
– Она не укусит тебя.
Глаза Питера своего рода закрыты, руки скрещены на груди, когда он отвечает.
– Очень утешительно, но я бы не хотел рисковать.
– Я начинаю думать, что у тебя птицефобия, – уголок рта Питера дергается, словно он хочет засмеяться, но он скрывает улыбку. Индейка ерзает на заднем сиденье и успокаивается. Глаза Питера остаются открытыми, пока птица не перестает двигаться. – Большая птица навевает кошмары или как?
– Или как,– говорит он, его глаза закрыты, пока птица спокойна.
Что, черт возьми, это значит? Я смотрю на Питера. Приборная панель отбрасывает мягкий свет на его красивые руки и лицо. Меня наполняет сожаление. И я понятия не имею, что делать с этим. Я решаю слегка надавить на него, но не уверена, ответит ли он.
– Итак, как ты решился стать учителем английского?
Питер поднимает голову и смотрит на меня уголком глаза, словно это глупый вопрос.
– Мне нравится читать.
– Ничего себе, какой сложный и глубокомысленный ответ. Спасибо, что пролил свет на это решение. Думаю, я стану учителем, как ты. Ты изменил мою жизнь,– я дразню его, и вплоть до моих последних слов мой тон игривый и легкий, но эти последние четыре слова правдивы. Яне понимала этого, пока они не слетели с моих губ и не повисли в воздухе, как пары свинца.
Питер бросает на меня взгляд из-под своих темных ресниц и качает головой.
– Мило, Сидни, очень мило.
– Мы сидели рядом два дня, и ты вряд ли сказал мне что-либо.
– Как и ты. Единственный раз, когда ты заговорила со мной, это когда мы поменялись местами, – Питер указывает назад.
Мне становиться неловко. Такое ощущение, что на моей челюсти рука, заставляющая меня открыть рот и произнести:
– Я больше не знаю, как с тобой разговаривать.
Питер немного выпрямляется.
– Ты понимаешь, что сделала, верно?– я быстро смотрю на него и задаюсь вопросом: что он собирается с этим делать. – Невероятно. Ты не понимаешь, да?
– Тогда просвети меня, учитель. Скажи мне, что я сделала такого неправильного,– мои руки крепче сжимают руль. Вот почему все эти два дня мы не разговаривали. Потому что каждый раз, когда я открываю рот, мы боремся, а я устала от борьбы.
– Ты набросилась на меня. Как только я назвал тебе свое имя, ты поступила так же, как они, – Питер смотрит прямо и сжимает челюсти. Я знаю, он хочет еще что-то сказать, но он этого не делает.
Я смотрю на темную дорогу, наблюдая за увеличением белых пунктирных линий.
– Не правда. Ты не лгал им, кем бы они не были.
Питер съеживается.
– Отличная грамматика.
– Отвали, Ферро. Ты лгал мне. Первое время ты притворялся кем-то другим и не открылся мне, пока тебе не пришлось это сделать.
– Это не правда.
– Пф, правда. Если бы не явились мой брат с Дином, ты бы не рассказал мне. Я бы узнала и почувствовала себя глупо, когда позже какой-нибудь репортер узнал тебя. После всего, что между нами было...– я сжимаю губы. Прекрати говорить. Я знаю, что собираюсь сказать то, чего не должна говорить, то, о чем я бы пожалела.
Питер вздыхает и опирается головой на сиденье.
– Я бы сказал тебе, Сидни. Я хотел тебе рассказать, но об этом не так легко говорить. Ты из тех людей, кто должен понимать это.
– Да, я понимаю. Я понимаю это, но дело в том, что я рассказала тебе, что случилось со мной. Все тебе рассказала. А ты же рассказал только половину. Если ты не доверяешь мне...
– Это не так.
– Тогда что? Господи, скажи что-нибудь! Ты просто сидишь здесь весь день задумчивый, словно недовольная супермодель. Что, черт возьми, с тобой не так? Просто скажи то, что ты хочешь сказать!– я зла на него. Я никому не изливала душу, как сделала это с ним, а Питер сдерживается. Я не могу это выносить. Я не могу вынести то, что он знает меня изнутри, а я не знаю даже его чертового имени.
– Я не могу, Сидни! Я просто не могу!– теперь он кричит, руки взметаются, словно он не знает, куда их деть, – я знаю, что облажался. Ничего из того, что я скажу, не исправит это. Ничего из того, что я сделаю, не покажет, как мне жаль. Я потерял тебя, но ты сидишь рядом со мной!– он хватается за приборную панель и поворачивается, чтобы посмотреть на меня. – Ты уничтожаешь меня. Я думал, что смогу справиться с этим, думал что смогу...
Пылкая речь Питера обрывается. Он смотрит назад, когда в зеркале заднего вида появляются мигалки. Питер смотрит на меня, сползает вниз на сиденье и проводит рукой по лицу.
– Черт. Как быстро ты едешь?
Я прерываю его злобным взглядом, когда съезжаю к обочине. Понятия не имею. Я хочу кричать и бить кулаками. Внутри меня миллион эмоций, которые хотят вырваться на свободу. Я стискиваю зубы и сворачиваю с дороги на обочину. Опускаю окно и кладу руки на верхнюю часть руля, туда, где офицер сможет их увидеть.
Он пользуется этим временем, чтобы подойти. Это патрульный. Он постарше нас, его кожа обветренная, черты лица угловатые. Он наклоняется и заглядывает в машину.
– Права и документы, пожалуйста,– мужчина моргает и затем указывает на заднее сиденье кончиком ручки. – Что вы двое делаете с этой птицей?
Господи. Я забыла о птице.
– Везем к ветеринару. Она ранена.
Мужчина смотрит на меня как на сумасшедшую. Он переводит взгляд на Питера.
– Сэр, что вы делаете с этой птицей?
– То, что она сказала. Она не могла улететь и ходила взад вперед по шоссе. Моя подруга не захотела, чтобы ее размазали по дороге.
Офицер награждает меня странным взглядом, когда я отдаю ему права. Он смотрит на них и говорит:
– Не многие люди спасают подобных птиц, мисс Коллели.
– Я знаю, они просят вилку и съедают ее.
Патрульный морщится и наклоняется вперед. Он снова смотрит на птицу.
– Никто таких не ест. Они живут в мусорных баках для раздавленных на дороге животных.
– О чем вы? Это индюшка.
Мужчина выпрямляется и начинает громко хохотать. Питер смотрит на птицу, потом на меня. Он пожимает плечами. Патрульный все еще улыбается, когда вновь наклоняется.
– Это гриф, гриф-индейка, – он пытается не улыбаться, но заметно, что он этого хочет. – Можете сказать мне, почему он носит бюстгальтер, мисс?
– Мой друг боится птиц, и у меня не было ничего, чтобы связать ее.
Брови мужчины сдвигаются вместе. Он обращается к Питеру:
– Это правда, сэр?
– Да,– Питер смотрит на меня. Глаза офицера сужаются, пока он смотрит на Питера.– Как тебя зовут, сынок?
Питер откидывается на сиденье, словно его это не заботит.
– Доктор Питер Гранц.
Мужчина продолжает изучать лицо Питера.
– Человек с вашим уровнем образования не знает, что это за вид животного?
– Если честно, я не могу отговорить эту женщину, когда ей что-то приходит на ум.
Офицер смотрит на меня, затем на Питера.
– Ну, я знаю, что вы имеете в виду,– он снова затихает и затем вздрагивает, словно ему в лицо плеснули воды. Узнавание проявляется вместе с его улыбкой.– Ты напоминаешь мне кое-кого… ты Пит Ферро, да?– Питер улыбается и кивает.– Что ж, почему ты мне сразу не сказал? – патрульный продолжает говорить, а я сижу и слушаю. Питеру явно неудобно это внимание, но он улыбается все время. Он говорит с мужчиной так, как ни с кем другим. Ясно, что этот коп – просто фанат.
Когда офицер готов нас отпустить, он делает мне предупреждающий знак и говорит сбавить скорость.
– Убедитесь, что она сделает это, мистер Ферро.
Питер улыбается и машет.
– Хорошо
Я даю задний ход и выезжаю на трассу. Питер скрючивается на сиденье и прижимает пальцы к вискам. Я смотрю на него краем глаза и говорю.
– Я совсем забыла про индейку.
Питер поднимает на меня взгляд. Под глазами у него темные круги. По его лицу понятно, что он уставший, обессиленный и напряженный, но когда он смотрит на меня, он ухмыляется, затем ухмылка превращается в улыбку, и он смеется.
– Ты спасла грифа.
Питер начинает смеяться, и я не могу промолчать. Хихиканье зарождается внутри меня. Я слишком устала и напряжена, и это довольно смешно.
– А ты одел его в розовый бюстгальтер, – я едва ли могу произнести эти слова. Слезы размывают мое зрение, и мой живот болит, потому что я пытаюсь прекратить смеяться. – Боже, он наверно подумал, что мы чокнутые.
– Он подумал, что ты чокнутая, Коллели, а не я.
– Люди всегда так ведут себя рядом с тобой?
– Как? Фальшивят? – я киваю. Словно офицер превратился в блестящую версию себя. Его речь была увлеченной и полной лести. Словно вокруг стены, нет выхода, кроме как ползти наверх. – Да, большую часть времени. У меня был потрепанный видок, когда я был младше. Это то, как большинство людей помнят меня. Если я приведу себя в порядок, то могу выглядеть не как Ферро, но они обычно не расспрашивают меня так напрямую.
Я киваю, задумавшись. Повернувшись к нему, я говорю:
– Ты не особо кому-то доверяешь, да? – Питер снова принимает эту мне-все-равно позу и скрещивает руки на груди. Момент упущен, это отвали-позиция.
– Не особо, нет.
Смех пропал. Просто выветрился из машины, а на его месте пустое, безнадежное чувство. Следя за дорогой, я размышляю вслух:
– Мы облажались, Питер, и это нечестно. Но жизнь не справедлива, верно? В ней нет вторых дублей, как бы сильно тебе этого не хотелось.
Питер смотрит на меня в темноте. Я могу почувствовать его взгляд на своем лице, даже не поворачиваясь к нему.
– Продолжай идти вперед, Сидни. Оглядываясь на прошлое, ты возвращаешься к нему.
– Да, но ты не можешь учиться на прошлых ошибках, если не оглядываешься назад.
– Ты научилась всему, что должна была знать.
Я ухмыляюсь ему.
– Нет, не всему. Как ты мог такое подумать? Я совершила ошибку с Дином и такую же ошибку с тобой. Я не могу судить о характере, как все. Я совершенно ошибалась насчет вас обоих.
Мои слова сильно ударяют Питера. Словно я вонзила ему в живот лом. Он не смотрит на меня.
– Значит, ты думаешь, что мы одинаковые?
– В основе лежит один и тот же обман, разве нет? – спрашиваю я серьезно, потому что большая часть моих мыслей говорит да, но есть тихий голосок, который говорит, что Питер не такой как все.
– Возможно. Ложь это ложь,– Питер застывает и закрывается от меня.
Я бы хотела не говорить этого.
– Возможно. А возможно нет. Почему ты сделал это?
Взгляд Питера прожигает меня. Он такой резкий, горький, что я хочу отвести взгляд.
– Я не хотел, чтобы ты знала. Ты права, ясно? Мы оба лгали тебе, оба сделали то, что не должны были, и ни один из нас не сожалеет об этом.
Я медленно моргаю, словно он только что этого не говорил. Словно его слова были кулаком, который ударил меня прямо в живот. Вижу справа от себя съезд. Я практически пропускаю его и решаю перестроиться в последнюю секунду. Питер ничего не говорит, когда я перестраиваюсь в другой ряд.
Мы останавливаемся перед отелем, и я паркуюсь под навесом. К черту это. Хотела бы я оставить Питера в Техасе. Я открываю дверцу и иду внутрь, чтобы получить комнату. Питер не следует за мной.
Когда я возвращаюсь с ключом от комнаты, вижу, как он качает головой и заканчивает телефонный разговор. Он пробегается пальцами по своим темным волосам и смотрит на мистера Индейку, я влезаю в машину и смотрю на птицу.
– Ты типа развязал его? – птица все еще в лифчике, но ее клюв свободен.
– Да, она хотела поговорить.
Я смотрю мгновение на Питера, задаваясь вопросом, что происходит в его голове, почему он здесь и чего хочет от меня.
– Почему ты настоял на том, чтобы поехать со мной?
Питер смотрит на меня так, будто устал от этого вопроса.
– Я уже сказал тебе.
– Говоря «ты уже знаешь» это не причина. Скажи мне. Просто скажи это.
Питер качает головой и улыбается.– Прекрасно. Ты хочешь сделать все сама, но не можешь. Когда ты рядом с этим парнем, Дином, твой мозг отключается. Ты погрузишься в мир прошлого еще до того, как сумеешь моргнуть. Я прочитал твое стихотворение, я вижу это на твоем лице, и знаю, что будет, если он застанет тебя одну. Он не застанет тебя одну, – глаза Питера встречаются с моими, он произносит слова с жаром. Мне нужно сглотнуть, но я не могу.
– Ты знаток в рыцарстве, – я использую это, чтобы поддразнить это, но не в этот раз.
– Что-то вроде того.
Сердце подскакивает к горлу. Мы смотрим друг на друга слишком долго, и наши взгляды встречаются. Ни один из нас не отводит взгляд. Словно мы оба потерялись, бесцельно дрейфовали, обожглись жизнью и всем, что с нами произошло. Мне кажется, будто у меня в голове натягивается резиновая лента, которая тянет меня назад, но я отказываюсь отворачиваться.
Я паркую машину. Когда Питер поворачивается и выходит, я следую за ним в номер мотеля. Там небольшая двуспальная кровать, без пестрых ковров, и нет никаких странных ванн. Это просто старый номер мотеля.