Глава 1


Когда-то давно, в минувшем, но сохранившемся в душе детстве…


Летние каникулы в деревне у бабушки… Больше-то и говорить ничего не нужно, просто потому, что уже стало хорошо и светло, радостно.

Нина бесконечно любила эту беззаботную пору. Было в те теплые, очень иногда дождливые и холодные дни такое количество настоящей свободы, что кругом могла пойти голова. Но Нина не задумывалась, а просто гуляла на свежем воздухе и играла с соседской ребятней. Некогда ей было в девять лет нагружать себя думами житейской философии. Пусть этим занимается младший брат Сашка. Он больше времени проводит с бабушкой, чем Нина, более тих и спокоен, более домашний, так что житейская философия в детском восприятии это как раз занятие для него.

У Нины же дела были более простые и понятные. Настоящие дела, которые видно, до которых можно коснуться рукой и даже погладить.

И вот с этого момента нужно поподробнее развернуть историю. Нужно постараться как можно более правдиво, натурально, как было на самом деле всё рассказать. И не забыть уделить внимание прелестной природе лета.


День выдался жарким. Солнце, не смотря на большое количество томных облаков на небе, всё время светило ярко. Кажется, у него были невидимые ножки, или оно так ловко, словно небо было масляным, перекатывалось между облаков, умудряясь всё время сиять и разогревать землю еще сильнее. Ветра не было. Только иногда проносилась по вершинам деревьев, случайно задевая краешком травы и кустарники, волна горячего воздуха. И тогда можно было только испытать надежду, что вот-вот к тебе прикоснется блаженная прохлада. Но надежда плавилась на солнце, когда ветерок, потрепав верхушки деревьев, убегал куда-то или же, когда тела касалась неприятная горячая душная струя перегретого воздуха.

Возникало искреннее удивление, когда на глаза попадалась бабочка, как ни в чем не бывало порхающая в воздухе. Ей что, совсем не было жарко что ли? Ведь даже пчелы все куда-то подевались, не собирали нектар и не жужжали в воздухе.

– И чего будем делать? – изнемогая больше от скуки, чем от жары, вздыхая, протянул Гриша.

Кучка ребят из трех мальчиков и четырех девочек сидела в аккуратном неглубоком овражке под тенью широко и пушисто,раскинувшегомолодые свои поросли, тальника. Позапрошлым летом благодаря инициативе дяди Вани,побоявшегося, что тальник может упасть прямо на электрические провода и оборвать их,высокое старое деревоспилили. Правда сказать, односельчане и без дяди Вани поглядывали на дерево с опаской. Но раз уж нашелся доброволец, то и помощь ему была предоставлена в виде рабочих рук. Спилить массивное высокое дерево дело не из простых.

По овражку даже в самую сильную жару тянуло сыростью, такой со специфическим запахом прелой травы свежестью. Естественный сквознячок.Потому овражек и был зеленым магнитом для детей. И взрослым даже не стоило озадачивать себя вопросом – где сын или дочка. Все знали, если жара, то дети в овражке.

– Купаться к вечеру только пойдем, – вдохнула Нина.

Она сидела на мягкой травке, что устилала почти всю поверхность овражка. Пальцы на руках и ногах сделались прохладными, но менять свое положение очень не хотелось.

– Может в карты, – робко предложила Дина.

– Ну!.. – отмахнулся Дима, – надоело!.. Мне они уже сниться начали, – невзначай пожаловался он и, сорвав с низкой ветки дерева листок, стал теребить его в руках.

– Мне и самой уже сняться, – призналась нехотя Дина.

– Может, – Нина прищурилась, задумалась и… – а!.. – махнула она рукой.

– Ни «а»!.. а «б»! – обрадовался Сережа, – большие прятки! Мы сто лет в них не играли. Сейчас самое замечательное время.

– Считаем до ста, – голосом деловой женщины, проговорила не в меру серьезная Оля.

Сережа вскочил с пенька, что служил лавочкой – по кругу стояло несколько пеньков, случайно оставленных, а потом облюбованных детьми, которые посчитали пеньки уже своими и упросили взрослых их не убирать – и его взгляд был наполнен живейшим энтузиазмом. И все тут же засуетились, заворочались, загорелись новой на сей момент, но пропитанной настольгической дымкой идеей.

Большие прятки – для Нины и ее компании это означало только одно – прячься, где хочешь, вся деревня в твоем распоряжении. Настоящий азарт, детское чуть озорное стремление спрятаться лучше всех, а уж если досталось быть водой, то найти товарищей быстро, ловко и желательно со смехом.

Водящего выбрали считалкой. Нина, сдерживая себя, хитро заулыбалась. Ура! Она будет прятаться и не будет искать!

Погода под солнцем и в овражке значительно отличалась. В укромном местечке, о котором все, кроме солнышка знали, не было такого изнуряющего зноя. Вот так бывает – несколько шагов и ты под палящим солнцем, а не в приятной, пропитанной свежестью, тени.

…семьдесят три, семьдесят четыре…

Нина, когда только закончилась считалка, уже со сладким предвкушением знала, куда побежит прятаться. И часть пути, несмотря на томную жару, ей пришлось и вправду бежать. Самое главное, вертелось в голове у девочки, это чтобы никто из взрослых не заметил, куда она идет. Иначе будет совсем не до пряток, иначе случиться такой серьезный разговор с мамой, что не поздоровится даже Саше, который сейчас сидит дома и которому, если Нину будут ругать, будет жалко сестру.

…восемьдесят девять, девяносто…

Но Нина не слышала счета и только знала, что нужно поторапливаться. Краешком глаза она заметила Дину, которая юркнула в достаточно узкий проход между домом Гороховых и их же сараем.

«Ага! Значит, решила спрятаться в кустах сирени!» – подметила Нина.

Дина, находясь в ужасной спешке, Нину не заметила вовсе.

…сто!

Но Нина была еще в пути. И только, если бы дети договорились считать до двухсот, Нина едва ли успела бы уложиться в счет.

Высокие заросли злой крапивы, репейник выше человеческого роста, своим размером напоминающий, что когда-то по земле бродили динозавры и кучка начинающих желтеть золотых шаров. Бабушка говорила Нине, что в этих зарослях водятся ужи и змеи.

Нина стояла на тропинке и оглядывала заросли, за которыми едва ли виднелась крыша старинного и старого домика, несколько иным взглядом. По ее представлениям бурьян должен быть определенно ниже и не таким густым, а домик, где когда-то жила старушка, кажется ее звали бабка Феклуня, наоборот повыше, пошире и не такой уж старый. Слишком старым, готовым рухнуть в любую минуту показался дом Нине. И уже сама идея пролезть через бурьян и спрятаться в заброшенном доме перестала излучать неописуемый восторг и великолепно-волшебное чувство.

Но Нина же была достаточно, не только умной, но и самонадеянной, упертой девочкой. Она заставила себя не думать и просто пойти напролом. На середине обжигающего кожу рук и ног, и лица тоже пути Нина замерла. Всё горело. Казалось даже, что и живот со спиной, которые были закрыты футболкой ошпарилисьжгучей крапивой. И кругом, куда не посмотри, даже вверх – везде только и были пышные и злые ветки крапивы. А жалобное «мяу» где-то совсем рядом показалось Нине просто слившимся с ее сердитым и недовольным ворчанием неясным звуком. И не повторись мяуканье чуть позже, Нина еще бы долго колебалась в нерешительности, ожесточенно раздирая ногтями крапивные ожоги.

Она уж и сама не знала, о чем думала в эти минуты. И стоит же отметить, что даже позабыла, какой беспокойный, но наивнейший интерес рождался у нее в душе, стоило ей с бабушкой или еще с кем-нибудь пройти мимо этоговетхогодомишки. Что же там такое есть всеми позабытое? Какая там кроется неизвестная, спрятанная от Нины тайна? Ведь просто не могло быть иначе, без тайны и чего-то нового. И Нина всегда тянулась к этому домику, даже как-то попросила маму, чтобы та разрешила ей зайти вовнутрь. Такой сильной была тяга девочки встретиться лицом к лицу с тем таинственным инесомненно нужным и важным для нее. Но в меру добрая мама (в меру, потому как любила показать порою свой характер, который в минуты демонстрации не мог быть у нее не пропитан нотами неясной злости и льющейся наружу самоуверенности) отвечала следующее:

– Нина нельзя лазить по чужим домам, даже если они заброшены. Тем более этот домик может рухнуть в любую минуту. Ты же сама видишь, что он еле стоит.

Выросшая в этом же селе Ирина (мама Нины) несколько пренебрежительно в минувшем разговоре отозвалась о домике бабки Феклуньи. И сама того не заметила. А если бы и заметила, то только бы пропитанное древностью морщинистое лицо ФеклыАртемьевны, словно воплотившееся в Иринину совесть, на несколько секунд встало бы перед ее глазами. И… словно туман рассеялось бы.

И так же улетучилось у Нины из головы мамино лицо. Она позабыла, что сюда нельзя. А в освобожденной от Нининого ворчания и треска под ногами спрессованной годами сухой крапиве тишине достаточно четко послышался жалобный голосок котенка.

И тут уж позабылось, что и не вспоминалось. Нина безрезультатно увертываясь и защищаясь от крапивы добралась до темной, покрытой мхом, особенно снизу от земли двери и осторожно заглянула вовнутрь.

Никого, только земляной влажный пол, до которого сквозь щели в стене и еще одну стену из бурьяна, сумели добраться жаркие солнечные лучи. Нина с любопытством коснулась их рукой. Удивительно! Эти лучи несли в себе горячее душное тепло, не растеряли его среди густой крапивы. И от тепла ошпаренной коже сделалось еще неприятнее. Все руки были в квасных волдырях и, Нине сделалось страшновато за свои руки, сердце ее забилось в паническом волнении. И она спрятала руки за спину, но с боязливым любопытством продолжала бросать косые взгляды за спину и вниз на ноги.

– Мяу!.. Мяу!.. – настолько жалобно и близко, что Нине сделалось заранее жалко то маленькое существо, что таилось где-то совсем рядом.

А котенок, верно учуяв, что больше он здесь не один, раскапризничался со всей силы. И, в конце концов, его жалобно-беззащитное мяуканье стало походить на несчастный писк неясно какого животного вообще.

Нина осторожно отворила тяжеловатую дверь в дом, не заметив, что та была чуть приоткрыта и ступила ногами в сандалиях, от коих остались позади следы на влажной земле в такой долгожданный и неизведанный мир.

Когда сбываются желания именно так, как и хотелось, то всегда происходит восторг. И неважно у ребенка что-то сбылось или у взрослого. Когда же вместе с исполнением приходит и некийсовсем неожиданный и неизвестный подарокнаступает минута сосредоточения и обостренного внимания, порою даже испуга. Что же еще?.. А вдруг…

Посередине комнаты, на неровных по отношению друг к другу досках сидел маленький серенький котенок. Когда Нина представляла себе в фантазии, что входит в дом, то вот конечно же котенка она ни в коем разе и не могла там представить. Он был тем самым подарком, бонусом к исполненномужеланию, который смог – стоило только взглянуть на Нину, чтобы всё понять – затмить своим существом самоисполненное желание.

Уже больше машинально почесываясь то тут, то там Нина сделала пару шажочков вперед, а затем остановилась. Котенок менее жалобно пару раз промяукал и стал всем своим пушистым телом пятиться назад. Круглые его глазки искрились испугом и блестели, словно потемневшая к вечеру вода в пруду в лучах заходящего солнца. Котенок был полностью серым, без единого пятнышка.

Нина со всей своей осторожностью приступила к робкому, но неизбежному знакомству. Котенок выглядел запуганным и, пытаясь себя защитить шипел, выказывая маленькие белые зубки, прищуривая, но,не закрывая глаза.

Что только Нина не пыталась сделать: и осторожно приманивала, и присев на корточки медленно протягивала руку, и уж совсем делала вид, будто ее здесь нет. Вдруг бы получилось обмануть котенка. И тогда бы он взял подумал-подумал и сам из искреннего любопытства и перестав-таки бояться подошел к Нине, понюхал ее и успокоился.

Но пушистый зверек, чьи длинные волоски шерсти переливались всеми цветами радуги в лучах солнца, которое пучком падало ему на левый бок, забился под старый низенький табурет и, не теряя бдительности,обосновался там.

С правой стороны табурета, что была у стены и спрятана от окна, через которое и светило солнце, свисала наспех, и верно давно, кем-то брошенная однотонная горчичного цвета тряпка. Она была вся в пыли и в паутине. В складках ткани были целые залежи и того и другого. Стоит же и отметить, что и табурет был обвешан пыльной паутиной, словно гирляндой для мышиного темного праздника, и весь домик пестрил хаосом и заброшенностью. И не смотря же на весь беспорядок и запыленность в домишке не чувствовалась опустошенность и некая запоздалая тоска по прошлой жизни. Это было от того, что и Нина и котенок были еще совсем малы и не смогли уловить свойственные более старшему возрасту чувства.

Лишь вскользь упомянуть стоит, что большие прятки остались забытыми. Нина была в игре, но этого уже не помнила.

Ей тогда удалось чудом – удивительным образом, потому как ее и из ребят никто не заметил и бабушка с мамой не заметили – добежать до бабушкиного дома, напиться воды, чуть поругаться с Сашкой и показать ему язык, налить в эмалированную с ярким оранжевым цветком кружку молока и не расплескав его донести до заброшенного домишки. Правда заросли крапивы все же забрали чуть ли не полкружки молока, но Нина все равно пребывала в некоем восторге и явном довольстве собою. А еще она предчувствовала всей душою зарождающуюся дружбу и от того откуда-то изнутри ей делалось тепло и меньше ощущалось, что вокруг невыносимо жарко и душно.

Только под вечер Нина выбралась из домишки и счастливая направилась к бабушкиному дому.

После большого счастья ее ждали слезы и разочарование.

Оказывается, игра в прятки (Нина об ней уже и не вспоминала вовсе) давно закончилась. И Нину стали искать не только друзья-товарищи, но и мама с бабушкой. Те жутко перепугались за Нину, тут же вспомнив про старый заброшенный колодец, про цыган, что наездами бывали в прошлом году в селе, про злую собаку дяди Семена и его не менее злую, маленького роста, жену Зою и даже, Нинина бабушка неожиданно вспомнила про змей, про гадюк, от которых остались только легенды и которые водились в селе в далеком начале двадцатого века.

– Вон она, Ниночка! – всплеснула руками соседка тетя Лиза.

– Нашлась, – тяжело, со свершившемся наконец томительным ожиданием благополучного исхода в голосе, выдохнул Лизин отец. Крепкого телосложения, достаточно бодрый мужчина, пару лет назад вышедший на пенсию.

Ниночка весело шла по тропинке к дому, ужасно голодная и счастливая, мотая рукой с кружкой из стороны в сторону. И случилась гроза… Не на небе, на земле.

Только Сашка, которого заметили уже после всех криков и разбирательств, тихо сидел в кустах сирени, сонно свесив голову. Сначала, когда только все началось, он тихонько, немножко плакал дома. Когда все ушли искать Нину, а он напридумывал себе страхов и сидел жалел всех – и пропавшую Нину, и родителей, и бабушку, и даже бабушкину козу Машку, потому что кто тогда, если не Ниночка будет ее гладить. А потом не выдержав духоты пустых стен выбежал на улицу и укрылся в сирени. С важным видом куры рядом расшвыривали землю и невольно составили Сашке компанию. А вскоре же и Ниночка нашлась. Сашка слышал, с каким усердием и уже неконтролируемыми эмоциями мама высказывала все Ниночке, ругала ее, выпытывала, где та была. А потом вдруг сама заплакала (правда достаточно быстро взяла себя в руки). А Сашка слышал всё и плакал теперь уже и сам не зная от чего. Он был непомерно счастлив, что Ниночка нашлась, очень расстроен, что мама ругалась, и безумно жалел Нину, бабушку и маму, что те плакали. Бабушка то не плакала, а все только что-то причитала себе под нос. Но Саше казалось, что плакали все и он в силу своей детской впечатлительности не мог не отставать. Он, бедняжка, просто разрывался от переполняющих его чувств.

– Ах, ты мой хорошенький, – не громко, чтобы не потревожить навалившейся сон – на самом деле необходимое забытие, для восстановления сил, как можно тише проговорила Ирина.

Она взяла Сашу на руки и отнесла в дом, уложила на кровать и прилегла рядом. На щеках ребенка были высохшие, с пылью смешанные ручьи слез. Припухшие веки, закрывали глаза.

Да уж и задала Нина всем нервов! Можно сказать чуть ли не все село наигралось на всю жизнь в большие прятки. По крайней мере Ниночке точно хватило. И до конца лета никто больше не зарекался про прятки. Все насытились ими неожиданно и надолго.

Но ходить в домишко бабки Феклуньи Нина не бросила. Она,полудикий пушистый комочек, превратила власкового котенка-подроста, который стал каждый день ждать Нину и с нетерпением выбегал ей навстречу. Нина кормила его, гладила и играла с ним. И все подбирала подходящий момент и нужные слова, чтобы всё, почти всё, рассказать маме. Но бывает, как не готовься, а правда сама найдет для себя лазеечку, маленькую щелочку и покажется на белый свет. Сама, когда ей надо. И тогда только не отставай от нее.

Нина подходила к бабушкиному дому и только у самой калитки услышала знакомое «мяу» позади. И тут как раз и родители с грибов шли и бабушка вышла на крыльцо и Нина, наперед защищаясь ото всех, схватила Серку на руки и решительно встав на месте, с вызовом стала бросать взгляды на маму, потом на папу, потом на бабушку и так далее, по кругу.

И только Ирина хотела было что-то сказать, как Нина, переменившись в лице, заулыбавшись такой доброй, светлой и даже наивнейшей улыбкой выдала следующее:

– Это мой Серка! Я с ним уже давно дружу. Мамочка!.. – Ниночка всегда знала, что самое главное, в любом деле же, уговорить маму, вызвать улыбку согласия на ее лице и тогда ситуация выиграна, и тогда Нина обязательно получит то, что хотела, – мамочка, ты только посмотри, какой он хорошенький! Ты посмотри, как он ласково на тебя смотрит. Он тебе уже доверяет, он хороший.

Ирина заколебалась. И теперь сама стала смотреть на всех, с пропитанной бесполезностью надеждой.

– Да уж пусть остается, если такой хороший, – бабушка подошла к Нине и повнимательнее посмотрела на серенького котенка.

Ирина только вздохнула и улыбнулась беспомощной улыбкой.

Конечно, потом всплыло и то, откуда появился вдруг этот Серка. По селу уже начали ходить слухи, что в крайний домик бабки Феклуньи кто-то ходит, промята сквозь бурьян тропа. Еще кто-то сказал, что Нина стала редко ходит играть с ребятами. Вообщем, всё открылось так неспешно, можно сказать осторожно, по-тихому, что не только у Нининого папы и бабушки, но и у Ирины не возникло желания отругать, нравоучить дочь. Хорошо было уже и то, что без происшествий вышло. Только Нинин папа в переживаниях за дочьвсе же сделал ей небольшое замечание:

– Нин, не ходи больше по заброшенным домам. Ты же могла там самое просто, встать на ржавый гвоздь…

Нина, не ожидая такого от себя, сильно впечатлилась сказанным. Она еще не знала все возможные последствия, к каким мог принести ржавый гвоздь, но ужаснулась достаточно, чтобы больше не делать сего проступка – не лезть в чужой заброшенный дом.

Стоит заметить, что вся нафантазированная сказочность и весь ареал таинственности и желания дотронутся до чего-то неизвестного у Нины сам собою, совершенно незаметно исчез. Она стала абсолютно равнодушна не только к домишке бабки Феклуньи, но и ко всем другим пустующим домам.

И всё-то было хорошо. Серка стал жить у Нининой бабушки, как ни странно не сильно конфликтуя со старой, но еще довольно шустрой кошкой. Пофыркав пару дней на нового жильца кошка перестала на Серку обращать внимания и игнорировала того при попытках поиграться с ней.

Но близилось первое сентября. И конфликт интересов был неизбежен. Родителям еле удалось уговорить Нину не привязываться больше к ним с идеей забрать котенка в город. Потому как никто не будет за Серкой следить и убирать за ним все его безобразия тем более не кому. Хоть его и приручила Нина, сделал его ласковым и достаточно одомашненным, но к лотку и не лазанью по столам практически взрослое животное приучить в принципе было невозможно.

Нина с трудом согласилась оставить Серку на попечительство бабушки. С нетерпением ждала выходных, привозила повзрослевшему молодому коту, который стал необычайно красив и симпатичен своею усатой мордашкой, всякие вкусности – колбасу, сосиски, печенье и все, что только не попадалось вкусного под руку.

И признаться честно, у Нининых родителей возникала порою соблазнительно-непутевая мысль заб…

Загрузка...