Качели судьбы

Глава 1

23 июня 2405 года

Наше время

Из письма маркизы де ля Манор

Милая моя Жози, я так рада, что Кастор наконец то объявил о месте проведения ежегодного выезда большой ежегодной охоты. Вся аристократия находится в чрезвычайно возбужденном состоянии. Ты даже не представляешь себе, открытие сезона на этот раз будет каком-то заброшенном то ли замке, то ли дворце на границе с северной Преядой. Герцог Гарридан Кардин с этими своими студентами уже там. Тема этого года бал-маскарад. Столица бурлит, все портнихи завалены заказами, дороги к северо-западу забиты экипажами. Суларская знать запрудила все дороги. Я выезжаю завтра. До скорой встречи на балу, я буду в маске роковой красавицы…

Твоя Мили

Июнь 2405 года

Второй день они уже шли по бывшим дракатским землям строго на юго-восток.

— Вверх, вниз, вверх, вниз… — ворчала Мелинда. — Ужасная, уродская земля. — Поднявшись на холм, они стали медленно спускаться на широкую равнину. Здесь, сколько хватал глаз, виднелись руины. Лиззи придержала коня, засмотревшись на них. В одних местах торчали только белые камни, в других угадывались очертания давно разрушенных зданий. На западе, у гранитного утеса, виднелись развалины двух высоких башен, рухнувших на землю у самого основания, точно подрубленные деревья. Снова вверх.

На белой разрушенной стелле, наполовину погруженной в землю Эссейл увидел полустертый рисунок, он вздрогнул, мужчину прошиб холодный пот и дыхание его участилось. Это был рисунок черного дракона на синем поле. Он знал этот рисунок, но не мог вспомнить, что он значит, и ему было очень больно. Он знал, что принадлежал этому символу и этот символ принадлежал ему. У Эссейла разболелась голова.

«Где же Айрин?» — Вот уже десять минут он не видел ее.

— Привал!

Студенты остановились на высоком утесе. Ребята пошли собирать хворост. Заррот прихватил два ведра, пошел за водой. Глен пытается разводить костер, безуспешно, сейчас придут маги огня и костер весело загорится, а пока можно полежать и отдохнуть. Оглянулся на пошатывающегося дракатона:

— Эссейл, помоги, мне нужен хворост для огня!

Вереса и Мелинда режут грибы на пне, которые дракатон помог ребятам найти, унюхивая их на большом расстоянии под восторженные восклицания пораженных студентов. Все заняты.

— Эссейл, только далеко не уходи! — Распоряжается Нед, он снимает поклажу с лошадей,

Дракатон углубился в редкий сосновый лес.

— Привет уродец, — низкий, тяжелый голос Заррота прервал размышления Эссейла. — Чего, испугался? Да, романтическая обстановка, только я и ты, и лес кругом. — Заррот молчал. Молчал и Эссейл. Тишину нарушал только стрекот кузнечика где-то под их ногами. Заррот задумчиво изучал дракатона, словно видел того в первый раз.

— А почему ты такой маленький и хилый? — Спросил он наконец. Заррот задумчиво попыхивал сигарой. — Дракатоны ведь огромные, а ты как синий, хилый стручок. Почему ты жив? — Заррот, казалось, забыл о присутствии мутанта, — Ты убил моих друзей, из-за тебя мы скачем по лесам, прячемся от мести твоих соотечественников, а ты невозмутимый такой, ходишь, обнимаешь мою лучшую подругу, разрушая ее жизнь! — Его спокойный голос постепенно переходит на крик. — Почему ты еще жив, трус? Тебе же незачем жить! Ты же разрушаешь жизни!

Дракатон спокойно молчал, ему нечего было сказать. Сколько раз он сам содрогался от бессмысленности своего существования. Проклятый, осужденный и отвергнутый своим народом, чужой всем. Толко одно держит его в этом мире — необходимость спасти Айрин. Потом он уйдет, его не держит ничего больше.

— Ты не трясись так, для тебя смерть — это счастье, я помогу тебе только. Смерть — это врата к вечной жизни. Тут бояться нечего. А для тебя, уродец она будет освобождением.

— Каким образом?

— Освобождение от твоего уродства, страданий, одиночества и мучений. — Заррот сделал затяжку сигарой, подержал ее во рту и с наслаждением выпустил дым в лицо дракатона, улыбнулся, поцокал, вытягивая губы в узкую трубочку, двигая румяными щеками.

— Знаешь, — продолжал Заррот. Он навис над замершим дракатоном, снова дыхнул дымом тому в лицо. — Да, я чувствую твои муки и, кроме того, вижу окружающую тебя тьму. Ауру? — Задумчиво произнес он. — Да, ауру смерти. Ты всех нас убьешь, если не избавиться от тебя. — Заррот громко рассмеялся, но Эссейл уловил в его смехе истерические нотки. Заррот наклонился к его лицу низко, почти трогая губами его лицо, хрипло прошептал, — знаешь, я хочу убить тебя, это так возбуждает, я чувствую тебя почти своим братом теперь, я буду убивать тебя медленно, я буду пить твою смерть… того, кто убил моих друзей. Я убью тебя позже, не сейчас, мы ведь пока будем лучшими друзьями, — Заррот закинул тяжелую, горячую руку на плечо Эссейла, — я ведь почти люблю теперь тебя, за это возбуждение, за это удовольствие, у меня прямо мурашки от этого бегают, как муравьи, по всему телу… Мы теперь так близки… — Заррот носом почти касался губ Эссейла, — это как секс, даже лучше, ты и я, — он выдохнул дым в лицо дракатона. Эссейл ощутил в легких удушливый дым от сигары. Это уже было с ним недавно или давно, он что-то смутно припоминал. Но когда? Где? Дым медленно въедался в стенки легких, мучительно и неотвратимо. Закружилась голова. Он только что понял, что совершенно, абсолютно не переносит запах этого дыма.

«Дым, этот дым…Больно, больно…» — Он уже не в лесу, он висит, руки вывернуты в плечевых суставах, кто-то протянул руку с гибким хлыстом куда-то ему за спину, и Эссейл почувствовал дикую, ослепляющую боль, — «больно, как больно…»

— Давай, дрожи, скелетон, трясись… — голос Заррота, Эссейл потерялся. Где он? Да, это был тот сладкий дым, когда он лежал на мокром от крови полу и хрипел. Казалось, с той минуты прошла уже целая вечность; страх шевельнулся было вновь, где-то глубоко, но тут же исчез, и вместо дыма сигареты Заррота появился другой дым — дым с неба, он вдруг понял, все пропало, они все попали в засаду, какие-то огромные тени, сомкнув плотный ряд, стоят вокруг него, чтобы убить, защитить? И вдруг ему почудилось, будто он лежит на кровавом лугу, у него в груди стрела, он даже помнит ее ярко-красное оперение, все кричат, мелькают какие-то тени, а вокруг клубится белый туман, наполненный сигарным дымом, и луг все накреняется и накреняется, теперь это уже лес, оттуда вылетает кулак, встречает его лицо, он видит звезды и наконец он мягко — без страха — соскользнул во тьму.

Айрин не могла найти Эссейла. «Да где же он?» — Вон, Заррот смеется, помогает девчонкам насаживать грибы на палочки, вон Николя лежит, устало вытянув ноги, все здесь, где же Эссейл?

…Волшебная картина мерцающей под его ногами прекрасной равнины отвлекла его от мрачных раздумий. Эссейл стряхнул с себя холод боли и воспоминаний и близко подошел к краю утеса, в огромную пропасть под его ногами покатились мелкие камушки. В сумраке уходящего дня прекрасная земля внизу поражала магической, сюрреалистической красотой…

— Ищешь дракатона?

Айрин от неожиданности вздрогнула.

— Да нет… Вернее… в некотором роде.

Николя покачал головой:

— Я так и знал. Эссейл только что туда пошел. Думаю, отправился немного поразмышлять. — Он прищурился, глядя в темноту. — Дракатон словно впадает в транс каждый раз, когда видит что-то с высоты птичьего полета.

Он стоял там, на самом краю огромной пропасти и словно не замечал опасности.

— Эссейл! О боги, я тебя везде ищу, а ты здесь стоишь, не пугай меня так и стоишь на самом… — Мужчина вздрогнул всем телом. Медленно повернулся к девушке. — Ах! Что у тебя с лицом?

— Я упал…

Айрин перевела дыхание. Все это было ей хорошо знакомо, дракатон никогда не признается, что его били. Криво улыбнулась:

— Надо же как неудачно упал, прямо на глаз, а потом ты губой наверное приложился?

— Да, так и было…

— Любимый мой, — она крепко обняла его, — врунишка.

— Прости меня родная, опять прости меня, я подвергаю тебя такой опасности…

— Ну какой опасности? Чего тебе опять наговорили? Глупенький, я лучше с тобой умру, чем быть без тебя… — Она бросилась мужчине на шею:

— Ах, родной ты мой, как хорошо жить! Но только вместе с тобой, Эссейл. Правда… только с тобой!

Айрин мизинцем потрогала его тонкие губы. Глаза ее смеялись, а ему казались они страшными, — до того были потрясающе прекрасны: синие, большие, любимые.

— Кто?

— Упал…

…Они лежат, обнимая друг-друга:

— А что это за дымящаяся палка во рту Заррота?

— Сигара? Ну конечно ты этого не знаешь! В Суларии появилось это модное увлечение совсем недавно, после войны с Занвеей. Пока это только очень дорогой и редкий признак приверженности к аристократии, Заррот просто копирует миларда Гарридана. Зед тоже курит иногда. Вот Гарри почти никогда не выпускает сигару из зубов. Девушки находят это очень романтичным.

— Отвратительный запах.

— Согласна.

Когда они наконец добрались до равнины Дармонда, жарко светило солнце. Лучи отвесно падали на долину, и Айрин остановилась, охваченная головокружительным ощущением чуда внизу.

— Красота то какая! — Прошептала рядом Лиззи,

Долина ласкала взор мягкой, бархатной зеленью. Многочисленные ручьи прыгали по камням с грацией юной козочки, вдали блестела голубая приветливая гладь большого озера, разноцветные фиалки цвели на его берегах под хранительной сенью деревьев прекрасного озера. Белели гордые лилии. Кукушка куковала, обещая долголетие, тепло, птенцов и предрекая счастье всем в мире. Студенты повеселели. Они наконец пришли! Конец их мучениям! Теперь их ждет только счастье!

Долина лилий — это небольшая, прелестная равнина, лежит она у подножия ослепительно белой скалы, на которой стоит дворец Джинны. Но скала настолько крута, что из долины подъезда на нее нет. С другой же стороны лежит цепь лесистых невысоких гор — Запретный лес. Огромной подковой возвышается над долиной огромная скала, на которой высится дворец Джинны. Он как бы царит над всем окружающим пространством, паря в голубом небе, соперничая с белыми облаками воздушностью и хрупкостью архитектуры. Подняться на скалу со стороны долины было невозможно. Прямая и отвесная скала не привлекала пешехода. Многочисленные деревни разбросанны на возвышенности, далее на юго-восток начинаются высокие гряды Самоцветных гор — еще далее земля дракатонов, зажатая ныне между Южным океаном и великими горами.

В одном конце долины лежит огромное озеро, а недалеко от другого конца проходит проезжая дорога, по которой и шли уставшие студенты. На высокой скале над ними нависал огромный дворец Джины. Выложенный из белого камня, основного строительного материала дракатонов, он изумительно гармонировал с белыми же скалами, поблескивающими красными обликами в свете закатного солнца.

Очертания стен терялись вдали, кружевные башни поднимались на головокружительную высоту. Айрин успела заметить, что все сооружение дышит изысканностью и элегантностью. Оно впечатляло, но не казалось ни грозным, ни отталкивающим.

Уставшим путникам пришлось идти через лес с противоположной стороны от всех деревень. Здесь подъем был не так крут. Но все же дорога эта была трудна и страшно запущена. Выйдя из разрохшихся, цепляющих острыми колючками густых кустов, которыми кончался вековой лес, студенты тотчас же очутились под стенами дворца.

Состояние духа у всех повышенное. Наконец они добрались!

— Дворец должно быть полуразрушен и очень запущен. Сегодня придется ночевать снаружи, — сообщил Николя под страдальческие стоны студентов — опять ночь под открытым небом! А они так надеялись! — Завтра начнем осмотр и расчистку.

— Продолжает Николя. — Нам еще предстоит открывать этот дворец, триста лет он стоял нетронутым, представляю сколько запретов, печатей и охранок навесили на него дракатоны, уходя. Гарри прислал пару заклинаний, которые могут помочь.

Обогнув угол дворца, уставшие путники дошли до ворот. Здесь пришлось немного обождать.

Ворота были массивные, дубовые, обитые железными полосами. Как на них, так и на маленькой калитке висели замки и магические печати. Николя разделался с этим небольшим препятствием с помощью элементарного открывающего заклинания. Студенты вошли на территорию дворцового парка. Был прекрасный, летний вечер, солнышко еще не закатилось, огромный сад или даже парк благоухал запахом цветов;

Когда-то огромная площадка перед дворцом была мощена светлыми плитами, но теперь все здесь заросло бурьяном; всюду по углам валялся мусор, снесенный туда ветром; стояли лужи бывшего ночью дождя — одним словом, картина запустения была полная.

Сад тоже заглох. Здесь рука времени сказалась еще сильнее: все перемешалось, перепуталось, дорожки исчезли. О цветочных клумбах не было и помину, прекрасные некогда бассейны являлись в виде заглохших мусорных ям. Площадки для отдыха сохранились лучше. Так, с одной из них, с самого обрыва, открывался чудный вид на долину. В глубине виднелось голубое озеро, а направо на скале, вдали, краснела крышами небольшая деревенька.

Пройдя густо разросшийся сад, ребята подошли к большому крыльцу. Солнце закатилось, и начало быстро темнеть.

Со стороны сада дворец казался не таким огромным. Он был невелик, поражал странной, не привычной суларцам воздушной архитектурой; видимо, его строили, не думая о возможном нападении врага — окна дворца были легкомысленно огромны, здесь не было массивных стен и оборонительных сооружений, казалось, это было не здание, а кружевное воздушное изделие, тронешь и это хрупкая хрустальная красота рассыпится. Стены из неизвестного мерцающего белого камня не облупились, не выветрились, не потемнели от времени, как будто талантливый строитель-художник только вчера отложил свой резец и протер тряпочкой строительную пыль. Но вся эта красота скрадывалась сильно разросшимся диким хмелем и разнообразными вьющимися плющами. Огромные окна нижнего этажа до половины были закрыты боярышником и жасмином. Да и вообще растительность, никем не задерживаемая, развилась во всей красе и часто являлась почти непроходимой. Поднявшись по парадной лестнице, студенты остановились перед массивной дверью, видимо, когда-то она было богато украшена, но вся позолота была кем-то грубо сбита.

— В эту дверь целый дракон может вместиться! — Потрясенно проговорила Вересса;

— Какие колонны! — Прошептала Мелинда, — как белые ангелы, кажется, сейчас расправят свои воздушные крылья и улетят в небо!

— Уродские, древние колонны, — пробурчала Ганна, — все слишком сладко и приторно, отвратительное сооружение,

— Окна не тронуты, стекла не разбиты, видимо на них тоже заклинание, а дверь пытались сломать, — заметил Мейз, — и поджечь;

— Ну что, посмотрели и достаточно, — сказал Нед, — стремительно темнеет, надо размещаться на ночлег. Взламывать дверь будем завтра.

Студенты устало столпились на огромной лестнице, с тоской огляделись, сил не было совсем, а цель так близка, Айрин застонала, она тяжело облокотилась на плечо Эссейла, с другой стороны на него опиралась Зои.

Джеймс постучал ладонью по одной из кружевных колонн,

— Какой странный материал, никогда такого не видел, — поковырял одну из розочек, выгравированных на колонне, — дверь тоже когда-то была прекрасна, — ногтем поддел чудом оставшуюся позолоту на двери, к изумлению окружающих, гигантская дверь под легким толчком мужчины мягко двинулась и медленно, без единого звука приветливо распахнулась, маня студентов в черную глубину дворца. На студентов пахнуло запахом плесени и затхлости, как из нежилого помещения.

Николя и все присутствующие выпучили глаза от изумления:

— Джеймс! У тебя тайные таланты великого заклинателя, о которых мы не знали? — Спросил Нед, первым пришедший в себя от изумления;

— Зажечь факелы, — распорядился Николя, ему не нравилась легкость, с которой они открыли дворец. Ему казалось, что дворец жив и смотрит на посетителей со спокойным, непоколедимым величием старого и очень мудрого существа. Прекрасные входные двери из темного дуба были широко открыты, и ветер, врываясь в мрачное и холодное нутро дворца, поднял такую массу пыли, что ничего не было видно.

Заррот угрюмо сосал свою сигару и пока не сказал еще никому ни слова.

— Не нравится мне все это, — проворчал мрачный мужчина наконец, — девушки, оставайтесь на лестнице, Глен, Кай и ты, уродец, вы тоже будьте здесь, а мы пойдем проверим здесь все.

Руки Заррота по локти вспыхнули ярким светом, он первым шагнул в черную пропасть дворца. Джеймс и Кейст не отставали.

Вооруженные мужчины, готовые к любой неожиданности, вошли в огромную темную залу.

Прошло двадцать напряженных минут. Наконец послышались шаги — Эссейл напрягся с мечом в руках, готов защищать женщин. Это был Мейз:

— Все пусто, можете заходить. Только вонища тут ужасная,

Оставшиеся студенты вошли внутрь. По знаку Николя открыли окна. В окна ворвался ветер, пыль поднялась как туман, охватывая всех и каждого. Ребята закашлялись.

Солнце уже почти село. Хотя, даже если бы был день, это не очень бы помогло. Окна дворца до того были запылены и загрязнены, что пропускали только сероватый свет, а иные при этом были еще сделаны из цветных стекол. Студентам пришлось осматривать все в полутьме света факелов. Медленно продвигаясь, перешептываясь и похихикивая, они переходили из одной залы в другую. Можно было разглядеть, что комнаты полны мебелью, картинами и всем прочим. Создавалось такое впечатление, что в один прекрасный момент хозяева просто не вернулись во дворец. На столах лежали все еще раскрытые книги, винные бокалы, ящики были полны разными мелкими обиходными предметами быта — расческами, зеркалами, одеждой. Все было прибрано. Видимо, жильцы ушли спокойно, а не бежали и почему-то больше никогда не вернулись.

Комнат было много, и, судя по мебели, тут были спальни для гостей, гостиные залы и столовые.

Поднялись во второй этаж. Здесь обстановка была более жилой; здесь можно было натолкнуться на много неубранных, обыденных вещей. Вот лежит забытая рубашка на разобранной кровати и пара перчаток, вот на полу роскошный голубой бант: несомненно, от дамского туалета, а вот и раскрытая книга, а здесь чашка на невысоком столике.

Джемс не преминул заглянуть в забытую книгу около чашки триста лет назад:

— Дракатский, ничего не понятно, — объявил он, полистал. — Но судя по картинкам, это не научный труд. Видимо, кто-то сидел здесь, у окна, наслаждался видом, пил чашечку чая с хорошим интересным романом, а потом встал и покинул дворец навсегда и даже перчатки свои забыл.

— Мда-а-а, — протянул Николя задумчиво, — что же с ними случилось, почему они ушли отсюда так внезапно?

— Ладно, хватит бродить здесь в темноте, давайте размещаться и спать. Завтра продолжим осмотр.

Спать расположились все вместе, в большом зале, на полу. Выставили охрану, Николя не доверял легкости, с которой они открыли дворец. Однако ночью с ними ничего не произошло. Студенты сладко проспали до полудня с негодованием обнаружив, что охрана тоже заснула на посту. Хорошенько прооравшись, Николя распорядился продолжить осмотр заброшенного дракатского дворца;

— Держимся вместе, не расходимся в разные стороны, мало ли что…

Дворец не был большим. Два этажа, внизу огромная зала, посередине широкая белая мраморная лестница поднималась вверх, просторная, очень светлая столовая, огромная кухня с блестящей некогда медной посудой, многочисленные спальни. Комнаты первого этажа не представляли из себя ничего особенного, но были довольно выдержаны. Там, где мебель была черная, там и рамы картин были черные. Комнаты, отделанные дубом, имели и мебель дубовую. Все двери дворца были массивные, но покрытые богатым золоченым орнаментом такого тонкого и изящного рисунка, что казались легкими.

Зала большая, но узкая, видимо, прежде имела назначение общей гостиной: большой камин, уютная стопочка дров в углу, несколько вделанных в стену шкафов с бокалами, кривоногие низкие столики, полка с книгами, мягкие кресла и диваны с многочисленными подушками. Все было покрыто толстым слоем пыли, но готово для использования.

Всеобщая растерянность сменилась порывом радости, когда студенты, пройдя помещения для слуг, спустились в большой и сухой подвал, наполненный черными от многовековой грязи бутылками.

Заррот взял одну, открыл, сбив горлышко бутылки большим ножом, который он держал в напряженной руке, понюхал содержимое, не обращая внимания на протестующий крик Николя, попробовал, замер, все напряглись, смотря на Заррота, подпрыгивающего, как окунь, выкинутый на песок, с разной степенью ужаса:

— Вино! Ребята, жизнь налаживается! У нас полно вина!

Следующим приятным открытием была находка купальни с проточной водой.

Только через несколько часов чистые студенты покинули купальню и приступили к осмотру второго этажа.

Веселое общество, радостно гогоча, вошло в огромную, открытую дверь. Второй этаж, очевидно, был личными аппартаментами хозяев дворца. Немногочисленные комнаты здесь были большими и роскошными.

Новая комната в которую влетели студенты была большая, с широкими окнами, выходившими к зеленой долине внизу. Обстановка ее отличалась богатством и роскошью. Высокая резная кровать под кружевным балдахином, с золотыми амурами в головах, конечно, не могла служить ложем для мужчины; да и вся остальная меблировка напоминала о прекрасной, избалованной женщине.

Изящный туалет с дорогим стеклом, шкапики, этажерки, столики, большое зеркало, столик завален расческами, заколками, тут же бутылочки, изящные баночки для кремов, шкатулка с драгоценностями — все это могло удовлетворить самую прихотливую красавицу.

Если бы не слой пыли, то можно было бы думать, что комната не так давно оставлена своей обитательницей.

На столах лежали книги, ленты, какое-то женское рукоделье. На изящном столике, в дорогой серебряной вазе увядший букет полевых цветов. Когда Мелинда дотронулась до цветов, они рассыпались в мелкую пыль. В голове изящной кушетки у окна — шелковая подушка, казалось, еще сохранившая следы женской головки, покоившейся на ней. Рядом стул с брошенным на него светло-зеленым платьем. Под стулом небрежно задвинутые туфельки. Студенты молча озирались, словно дух жившей здесь красавицы (никто не сомневался, что здесь жила именно красавица) все еще витал здесь. Что же за трагедия здесь произошла?

— Кто осмелится спать в комнате пропавшей красавицы? — Спросил Джеймс. — Кто не побоится, что ее дух придет и будет требовать отомщения? Может ты, Драйт?

Молодой человек невозмутимо усмехнулся;

— Да я запутаюсь во всех этих ленточках и кружевах, дамы?

— Я согласна, — сказала Лиззи, — это мой уровень.

Одна из соседних комнат была большая, с широкими окнами, выходившими к озеру. Судя по обстановке, комната принадлежала мужчине, на низком столике стояла странная доска с непонятными разноцветными фигурами на ней,

— Что это за ерунда такая?

— Да кто их, дракатонов тупых, знает, может элемент декора,

— Честы, игра жизни, — вдруг глухо пробормотал Эссейл, все это время он ходил из помещения в помещения с отстраненным видом, будто витая в облаках, Айрин тревожно посмотрела на любимого, никогда она еще не видела его настолько растерянным, — впереди воины с щитами и мечами, драконы и додзены под их защитой, император и императрица, неприкосновенные… неплохая партия для синих, белые в беде…

— Заткнись, урод, замкни свое тупое бормотание! — Закричал Заррот, вливая в себя очередную бутылку с вином, — я буду спать здесь, мой размерчик, мутант, тебе вниз, в комнату прислуги!

Заррот открыл большой шкаф — вся одежда неизвестного обитателя, исчезнувшего три столетия назад, была выдержана в темных тонах, странного, непривычного суларцам фасона — чуть зауженные брюки и длинные туники без рукавов с разрезами по бокам. В углу валялись кожанные сандалии, покрытые толстым слоем пыли. Казалось, хозяин помещения только-что вышел на пять минут и сейчас непременно вернется. Почему то всем стало страшно, они почувствовали себя преступниками, вторгшимися в чужое помещение. На минуту всем стало не по себе. Этому чувству способствовала никем не нарушенная обстановка комнаты. Даже высокий хрустальный стакан и графин с открытой пробкой свидетельствовали, что комнату оставили неожиданно.

Видимо, какое-то большое несчастье выгнало обитателей дворца, а раз ушедши, никто уже не вернулся. Стало вдруг тихо и очень грустно, а белые кружевные занавесы на огромных окнах, выглядывая из-под тяжелых шелковых портьер, казались крыльями улетевших ангелов.

Заррот икнул, захохотал. Очарование было снято: все зашумели, заговорили; посыпались догадки, предположения. Студенты ожили, начали бурно обсуждать находки, делили комнаты.

— Завтра охота…

— Надо в деревню сходить…

— Жрать хочу…

— Пойдемте плавать…

— Идите сюда, на это стоит посмотреть! — раздался голос Неда. — Почему у них все такое огромное? Гигантомания какая-то, этот балкон целого дракона вместит!

Он стоял на огромном балконе, изящные колонны и перила которого заплел хмель, спелые шишки с сильным запахом хвои свешивались целыми гирляндами.

Все столпились на балконе. Зрелище в самом деле было чудесное!

Лучи солнца скользили по долине лилий. От далекого озера поднимался туман и, пронизанный лучами, отливал то нежно-розовым, то золотистым цветом. А там, где туман несколько расходился, проглядывала голубая вода и зеленый берег.

Слева была рамка из темной зелени сосен, а справа поднималась ослепительно белая скала.

— Чудесно, восхитительно, — слышалось со всех сторон.

До заката солнца оставалось еще несколько часов, а потому решили идти в деревню — там Николя надеялся узнать причину вызова магов-практикантов и приобрести немного провизии. Во дворце оставили девушек и мутанта.

Дорога была крутая и очень испорчk

Это были девушки шестнадцати-восемнадцати лет, здоровые, с ярким румянцем и по деревенски свежие. Так что когда Николя в сопровождении старосты и мужчин деревни вышел из гостеприимного сада, компания студентов и не сдвинулась с места.

Не желая задерживаться, Николя договорился со старостой о покупке и поставке продовольствия.

— Ну что у вас тут произошло? — Спросил куратор, потягивая хмельное пиво,

— Дык непонятно милард великий маг. — Староста озадаченно почесал лысину. Он вот уже десять лет как он посылал запрос ежегодно, не надеясь на отклик. А тут явились выпускники какого-то там боевого университета какой-то высшей магии, эти великие маги легко открыли старинный дракатонский дворец уже много сотен лет незыблимо и неприступно возвышающийся на скале. Без страха, белея беззаботными улыбками, обосновались там, в том ужасном дворце… и, судя по сладостным звукам из его сада, что-то делают с его дочками… Николя тоже обратил внимание на звуки, веселый хохот подопечных и хихиканье девушек:

«Балуются, подлецы, по задницам их, не удержались…»

— Ну так, а зачем нас вызывали? — Спросил он, отвлекая старосту от мучительных размышлений, стоит ли злить могучих магов или позволить им продолжать делать то, что они уже, видимо успешно делают,

— Мммм, ну так лес балует, шалит, — выдавил наконец мужчина, отрываясь от своих дум и приходя к какому-то выводу, — люди бывает не возвращаются оттуда, а как напустит туману в долину, так не совайся туда… — могучий бас Заррота «моя очередь, поцелуйчик!» — прервал рассказ мужчины,

— И…

— Нуууу, а бывает туман и выше поднимается, тогда много народу пропадает, вот мы и…ну мы…Но если хорошенько помолиться и славную жертву принести, то становится снова все хорошо, на время…

У старика, видимо, «не все дома», как говорится.

— Понятно, — протянул Николя, — проверим, все проверим, пойду я, позову подопечных, вы здесь пока подождите…

Глава 2

1 июля 2405 года

На следующий день студенты и мужчины деревни пошли на охоту в верхний лес. Вечером охотники собрались вместе. Результат охоты был великолепен, а потому и состояние духа у всех повышенное. После усталости охотничьего дня и новых впечатлений от осмотра старинных комнат, компания весело и охотно принялась за роскошный ужин и великолепные вина. (Повозки с провизией были доставлены в замок из деревни этим утром, комнаты вычищены и готовы для проживания — Николя умудрился нанять несколько наиболее отчаянных и смелых местных в услужение великим магам)

Вначале все были заняты закусками, заливными, паштетами, мясом и прекрасными овощами и, только утолив голод, а тем более жажду, начали разговаривать. Молодежь то и дело справлялась у местных о красоте и именах молодых девушек и женщин из ближайших окрестностей. Против обычая, об охоте не было и речи, а весь разговор скоро завертелся около таинственных комнат и их пропавших обитателей. Слышались разные мнения: одни предполагали, что обитательница той самой комнаты умерла, вернее погибла внезапно; другие, что она была похищена, но все сходились на том, что в таинственных комнатах произошла трагедия.

— Вы заметили, что на втором этаже две мужские комнаты и только одна женская? — Спросила Айрин, — два мужчины да прекрасная молодая женщина… — В том, что она была молода и прекрасна, как-то никто не сомневался. Это казалось очевидным!

— Да! Там наверняка случилась любовь и измена, и ревность! — Согласилась Ганна, — и смерть, непременно трагическая!

— Эта дама была благородной крови, невестой самого императора дракотонов! — вмешался слегка захмелевший староста, которого тоже пригласили на ужин.

— А вы как это знаете? Кто вам сказал?

— Бабушка моей бабушки говорила, что дракатонская красавица из того замка умерла от тоски по прекрасному принцу дракатонов, которого предал лучший друг, который тоже любил прекрасную девушку. Говорят, что она была очень красива и умерла от ужаса потери, и что ее душа теперь бродит по Запретному лесу, не знает покоя и просит Богов вернуть ей ее любимого. А когда она встречает мужчину в лесу, то целует его, думая, что это ее принц и воет от горя снова и снова, когда не находит свою любовь и высасывает всю жизнь из случайного прохожего, а тот умирает в экстазе, наслаждаясь несказанной красотой мертвой невесты.

— Недурственно! — Ухмыльнулся Джеймс, — надо обязательно прогуляться в тот лес, где такие красавицы бродят и обязательно поцеловать ее,

— Что вы! Даже и не думайте соваться туда!

— Но ведь для этого мы и здесь — сунуться туда и всех победить,

— Нельзя, нельзя… — Лепетал испуганный мужчина,

Заррот угрюмо сосал свою сигару и мрачно смотрел на старосту. Наконец он медленно улыбнулся углом прямого рта и подлил себе вина,

— Что же, ты полагаешь, что мы верим всем этим тупым бредням…, и боимся, — пробурчал он сердито.

Все напряженно замолчали, столько угрозы прозвучало в голосе студента. Помолчали. Повздыхали. Кто-то хихикнул. Скоро вновь воцарилось веселое настроение.

— Но отчего же она жила здесь, а не в городе или не в замке императора дракатонов? — Спросила Айрин старосту,

— Этого бабушка не говорила.

Выпито немало вина, все съедено, молодежь планирует сегодняшнюю веселую вечеринку, вся компания то и дело взрывается смехом, местные ребята обещают привести больше гостей из соседних деревень. Николя, Мейз и староста, пройдя густо разросшийся сад, подошли к большой крытой беседке, обнаружившейся в глубине огромного парка.

— Здесь было бывшее дракатское поселение, называлось Тансылия или Траныдия, как то так, старики говорят, запрет ходить вниз, в долину, существовал уже тогда, поэтому вниз не было дорог, та, по которой вы пришли, появилась недавно, раньше ходили через Кандыновку, по широкой дуге огибая долину.

— А остались какие-нибудь документы, описания того, что там происходит? — Спросил Николя скорее из вежливости к обеспокоенному лицу пожилого мужчины, чем из интереса;

— Надо посмотреть, может чего и есть. Вся та дракатонская деревня пропала бесследно, это еще во время первой войны с Дракатией случилось, тут были какие-то ужасные бои. Вон там, в стороне Заплешинки, это деревня такая, до сих пор выжженные земли стоят от огня драконов. Ничего там не растет, ни травинки, ни деревца, а знаете, что там на…

— Ну а туман этот? — Попытался Мейз вернуть старика к интересующему их вопросу, поскорее покончить с этой ерундой и побыстрее вернуться к ребятам, обсуждающим будущую вечеринку. К их компании присоединился Нед, — что там с туманом не то?

— Мн, ммм, — мужчина словно встрепенулся ото сна, — ммм, эээ, ну вот, мда туман этот, мутный такой, особый, он там, внизу, в долине этой проклятой, словно над землей плывет, не часто, но бывает, тогда туда не ходи, не-е-е, не ходи, — мужчина шатанулся, — но это очень редко случается, раз в год, или два…

— А в деревни, наверх, он поднимается?

— Да было дело, один раз, говорят, да, было дело, давно, еще до меня…а туда, ни ни, туда нельзя!

Николя издал странный, больше всего похожий на хихиканье звук.

— Ну так мы же маги! Мы здесь, чтобы бороться со злом!

Пожилой мужчина чихнул: звук получился негромким и аккуратным, словно его издала простуженная мышка:

— Ну если бороться, то оно это конечно, да, но, опасно это, заест вас туман этот!

Нед засмеялся:

— Не заест, дедушка, нас трудно заесть, помни, мы великие маги!

Старик икнул, как-то суетливо кивнул и быстро захромал прочь, иногда оглядываясь и криво усмехаясь.

Молодые люди удивленно пожали плечами, мол совсем старик «того» и поспешили назад, к ярким огням и веселью.

Эссейл стоял на самом краю обрыва, задумчиво глядя вдаль. Перед ним раскинулся вид на озерную долину. В далеком и непонятно желанном небе парила желтая круглая луна. Сзади, со стороны ярко освещенного магическими шарами дворца, доносились хохот и визги — студенты готовились к вечеринке. Дракатон поморщился — до него донесся запах жаренного мяса, на открытом огне готовились большие туши животных.

— Эссейл! Давай к нам! Повеселимся! — Дракатон отмахнулся, отрицательно покачав головой, прошел дальше вдоль крутого обрыва, вглубь сада.

Мягкая, ночная, ласковая тишина паслась в мирной долине, внизу. Мужчина пошевелил голыми пальцами ног. Прохладная роса обминала траву. Смешанные запахи мочажинника, ароматной куги, хмеля, приторный запах лилий из долины, намокшей в росе травы нес к печальному мужчине легкий ветерок. Изредка — позвяк конской треноги (возмущенные студенты так и не нашли никаких построек для лошадей), тихое фырканье да тяжелый туп и кряхтенье лошадей, привязанных в другом конце огромного сада.

Справа и слева от него беспорядочно стреляли товарищи. Они глядели туда же, куда и он, — на бурый, покатый бугор по ту сторону оврага. По нему вниз мчались верхоконные, человек пятьсот, лавой. У них нет шансов. Полностью сконцентрировался на задаче дышать, замечает, что его кто-то поднимает, больно, чувствует, как горячая кровь течет изо рта, его несет Эскатон… Всхлипнув, друг упал, Эссейл покатился по земле. Его переворачивают на спину. Больно. Мир кружится, кто-то кричит:

— Он не может дышать, он уходит!

«Надо же, какой странный звук, как замедленный, очень далекий рев дракона», — внутри что-то булькает. А вокруг, как далекая барабанная дробь, монотонный стук дождя… слабо освещенный лица друзей на краю хаоса, крохотный огонек очень далекой, вращающейся луны сквозь тучи, она стремительно падает, бессмысленно мерцающая, в пустыне накренившихся деревьев,

— Будь со мной, эй, смотри на меня, дыши, дыши…

— Не умирай! Только не умирай! Еще чуть-чуть. — Почему у Латарина столько отчаяния в голосе.

Он что, умирает? Какая ерунда! Они просто прилетели сюда на пару дней, на территорию Дракатии, в глубокий тыл, Кати ранен, умирает — эти врата какой-то идиот полоумный открыл… Ужасное заклинание — сил совсем нет…Не хватало еще погибнуть именно сейчас! Эта глупая война уже практически закончилась, да и не война, а так, сплошное недоразумение. Умереть такой нелепой смертью! Он не хотел даже думать об этом. Ему нужно было во что бы то ни стало удержать в сознании мелодию жизни. Он сжал кулаки и попытался вновь услышать волшебные звуки. Но их заглушил беснующийся металлический голос друга.

— Дыши! Будь со мной! Слышишь, дыши-и-и-и! — Он уже ничего не слышал…Чье-то искаженное лицо, глядит на него страшными, округленными глазами, огромный рот, широко распахивается, почему-то молча, и что-то говорит и говорит… А потом мир взорвался, острые осколки вонзились в лицо, и мир наполнился красной болью…

Эссейл очнулся от воспоминаний. Глубоко дыша, с прихлипываниями, словно стрела все еще была в его груди, он шатался от боли. Это его вина, его решение! Это из-за его тяги к приключениям и попытке что-то кому-то доказать, погибли его друзья. Не удивительно, что его так ненавидят в Дракатии. Как же тяжело!

Шокированный, уязвимый от боли, он не услышал шагов сзади. Кто-то сильный схватил его сзади, повалил на землю. Он отчаянно отбивался, рычал, вырывался, нанося удары во все стороны. Его противник был многорукой гидрой, из темноты появлялись новые руки, страшная борьба велась в полной тишине, только было слышно хриплое дыхание противников. Дракатон понял, что проиграл, когда его перевернули на живот, беспощадное острое колено наступило на спину, победители крепко связали его руки за спиной. Кто-то в полной тишине грубым рывком поставил его на ноги и поволок в темноту сада, подхватив под связанные руки.

Айрин задумчиво бродила по темному саду. На ней было простое платье в синих тонах с длинной бело-золотой юбкой, Эссейл сам выбрал для нее этот наряд в огромном гардеробе дракатонской красавицы. Черные волосы зачесаны назад и удерживались простым серебряным обручем.

«Где же Эссейл?»

Ее очень волновало его состояние в последние два дня. Она подозревала, что он не спал вовсе. Она тщетно пыталась накормить его, он вежливо благодарил, но она не видела, чтобы он съедал свою еду. Он постоянно бродил по этим ужасным обрывам, стоя на самом краю, гипнотизируя огрмную пропасть, словно собираясь спрыгнуть, высота непонятным образом привлекала мужчину. Айрин часто казалось, что дракатон был готов взмахнуть руками и полететь. Ей не нравилось черная тоска, плескавшаяся в его глазах.

Что за странный он человек! Он не умеет приветствовать иначе, как в изысканных выражениях — для него это совершенно естественно. И она никогда не встречала человека, который бы умел носить плащ или даже самые последние обноски с таким изяществом и благородством. Всюду, где он появлялся, мгновенно воцарялось молчание. Молчание либо враждебное, либо просто настороженное, порождаемое его непроницаемой и очень тяжелой аурой. И Айрин в который раз подумала, что он и впрямь какое-то особое, необыкновенное существо и как же сильно она его любит. Лежа каждую ночь в его объятиях, сливаясь с ним в поцелуе, она испытывала блаженство полного растворения в любимом, это неизъяснимое блаженство, которое мужчина дарит любящей его женщине. Айрин в глубокой задумчивости посмотрела на закатное небо — сейчас оно было окрашено в теплые, темно-оранжевые тона, хотя цвет долины внизу по-прежнему оставался серо-зеленым, холодным. Наступали сумерки, сзади раздавались звуки начавшейся вечеринки. Ей подумалось, что таким, как сейчас, небо, должно быть, выглядело, когда сюда пришли дракатоны, истинные владельцы этого дворца: ласковое, густо-оранжевое, похожее на сочную мякоть спелого плода, и вместе с тем, тяжелый и холодный пейзаж внизу, в огромной долине, словно таящей непонятную угрозу… Девушка вздрогнула и нахмурилась, интересно, а как объяснить то волнение и дикий страх, которые она испытала, увидев замороженное тело Эссейла перед собой? Почему ей и всеми окружающими овладело то мучительно желание уничтожить дракатонов? Ну не Эссейл же это сделал! Уже позже она убедилась, что дракатон абсолютно магически пуст. Айрин не решалась расспрашивать Эссейла, опасаясь упоминать события тех дней, опасаясь запутаться во лжи и необходимости поддерживать историю, придуманную Гарри.

Кто же такой Эссейл? Айрин с изумлением открыла для себя, что мужчина был невежественнее олененка. Он абсолютно терялся в реалях окружающего мира! Айрин огляделась, она и не заметила, что отошла от обрыва так далеко! Так потемнело! Она повернула в сторону ярко сверкающего дворца, усмехнулась, магические огни — работа Джеймса. Никакого понятия о географии мира. Предположим, Эссейл забыл историю мира и ничего не помнил, но он при этом прекрасно знал практически все языки народностей Кардадина и Айрин с волнением обнаружила, что он говорит даже на забытом несколько веков назад языке давно уничтоженных великанов южной Гаоби! Но при этом он не умел читать и писать, хотя совсем неплохо считал. Айрин начала учить дракатона суларской грамматике и он делал удивительные успехи. Очень немногословный в отличие от евронийских студентов, синеволосый дракатон обладал ясным умом и умел быстро ориентироваться в обстановке. Однако в его вертикальных глазах было что-то непостижимо загадочное, что-то от тайны древних дракатонских обрывов, и никто не мог бы похвастаться, что знает его мысли или может предугадать его поступки. Заррот лично убедился, что дракатон отлично фехтовал. Лошади его ненавидели, собаки боялись…

— Айрин! — Голос Вересы, — давай скорее, ждем только тебя!

— Сейчас, я только Эссейла найду!

— Да он уже здесь давно!

Эссейл пошел на вечеринку без нее? Как странно! Айрин поторопилась внутрь.

Там большое оживление.

«Сколько здесь людей! Откуда столько?»

Местные мужчины и застенчивые деревенские девушки, все стояли, сидели в главном зале дворца, удивленно оглядывались, негромко переговаривались, держали в руках стаканы с мутным вином, замечательно вкусное, сильное, обманчиво сладкое, хитрое и коварное, как все на этой беззаботной вечеринке. Это вино здорово бросается в ноги и те уже не держут. Тем приятней сидеть или даже лежать. Облака табачного дыма плывут под высоким потолком, вино пахнет землей и летним солнцем. Ганна ходит с подносом, с любезной улыбкой раздает небольшие хрустальные рюмочки, найденные студентами в коллекции дракатонов, полные странной дымящейся синей жидкостью.

Айрин оглядывается, раздвигает людей руками:

«Ну где же Эссейл?» — Айрин охватило темно-алое предчувствие, сродни страшной, мучительной боли. Где ее мужчина!!!

— Вот она! — Раздался радостный вопль Заррота, он радостно подскочил к Айрин, подхватил ее под попу, закружил, — опоздала! Поросенок! Штрафную ей, двойную!

Подошла Ганна. Именно такой стаканчик, с синей жидкостью, студент держал в руке. Всунул его в руки Айрин, взял себе другой. Он поглядел ей прямо в глаза и сказал:

— За нашу героиню, за будущую императрицу! Ура! — запрокинул голову и выплеснул содержимое бокальчика в рот. — Айрин вздрогнула, как только мысленно ни называла она себя и рабыня, и смертница, и свиноматка, но никак не императрицей.

— По всему залу эхом разнеслось: «Ура-а-а!» — и каждый из присутствующих опрокинул свой стакан с синей жидкостью так же лихо, как Заррот.

— Что это? — Тихо спросила Айрин,

— Нами решено было устроить вечеринку под названием «Великолепные кощунства». А это, — он поднес руку Айрин с синим напитком к ее губам, — это сделает тебя счастливой, радость моя!

Ну Айрин и выпила. У нее просто не хватило настоящей силы воли, чтобы отказаться, так умоляюще смотрел на нее такой прежний, такой веселый друг. Она сказала себе: — «Такой маленький стаканчик не может повредить, да и все вокруг ведь тоже пьют» — и осушила его одним глотком.

И в самом деле ничего страшного не произошло. Напиток прошел отлично. Приятный, холодный как лед глоток, оставивший после себя острый привкус пряностей, среди которых выделялась лакурпица. Айрин не знала, что именно она пьет, и не была даже уверена, что это алкоголь. Во всяком случае, ей он таковым не показался.

— Где Эссейл?

— А там где-то, — беззаботно улыбнулся Заррот, махнув рукой в сторону глубины зала, — радуется жизни,

Становится жарко, все вокруг Айрин приобретает выпуклые формы — чьи-то лица, крупные зубы, влажные глаза, капелька пота стекает по шее высокого мужчины, соленая наверное, вот бы попробовать, Айрин облизнула внезапно пересохшие губы. Ну почему на ее пути столько людей? Она чувствовала на коже их жаркое дыхание, по шее пошли мурашки, когда кто-то дотронулся до ее голой руки. Ганна разносит еще синей жидкости, еще рюмочка, ей нужно охладиться, обжигающе ледяной напиток заполняет Айрин, ох, как хорошо, но сразу по всему телу горячей бурей проходит обжигающая волна, между ног стало пусто и звонко, внизу живота тянет. Ее закружил водоворот самых противоречивых чувств — они вдруг все разом обрушились на нее, такие же сокрушительные, как будто только что миновала буря и грядет следующая.

— Твою мать… — простонал кто-то.

— Этого не может быть! — прорычал другой.

Дверь залы распахнулась, и вошла полуголая Зои, держа в руках еще один поднос с синими напитками.

— Ой Айрин привет! Сейчас разнесу все это и …

Огромный мужчина из местных вскочил на ноги, уронив кресло. Он бросился к Зои и, вырвав у нее из рук поднос, швырнул его на пол. Клубника и хрупкие бокальчики разлетелись во все стороны.

— Послушай, какого…

Он не дал девушке договорить и запечатал ей рот поцелуем, заваливая на спину на глазах у остальных. Не отрывая жадных губ, подхватил ее на руки, срывая с нее одежду. Тихо рассмеявшись, Зои обвила ногами его бедра. Заревев от нетерпения, мужчина выбежал из залы, с девушкой на руках.

Новая волна встряхнула мужские и женские тела. Николя прервал разговор с дочкой старосты, вцепился в край стола. Айрин покачнулась от желания прыгнуть на соседнего мужчину, послышались стоны. Джеймс попер на деревенскую девушку, проходившую мимо, замычав, как буйвол, одним махом остановив ее возражения. Он вжал ее всем телом в стену и так заорал от страсти, что подвески на люстрах зазвенели. Девушка всхлипнула от изумления и легонько застонала от наслаждения, когда молодой маг перешел к делу, наращивая темп. Хриплые стоны вокруг подтвердили, что великолепные кощунства начались.

Айрин горела. О Боги, как же ей плохо! Эти запахи…Она и не замечала раньше, что платье такое колючее и тяжелое, ей больно, кожа стала слишком чувствительной, вокруг нее люди набрасывались друг на друга, сдирали с себя одежду.

Из груди Айрин вырвалось рычание, пальцы скрючились, как когти у хищной птицы. Инстинкты боролись с разумом. И ноги сами несли ее вперед, где же Эссейл?

И тут она увидела его. Эссейл лежал на полу, он был обнаженным до пояса, на его голом животе лежала совершенно обнаженная Лиззи, не замечая ошарашенной Айрин, сладкая парочка самозабвенно целовалась…И сейчас же на нее словно обрушилась вся непроницаемая черная тишина, громом отдалась в больной голове.

«Все кончено. Он предал меня. Он с этой, после всего сказанного, после всех обещаний. Ну конечно, чего еще я ожидала. Он всего-лишь мужчина…»

Несколько секунд спустя Айрин выходит в сад и ищет укромное местечко, чтобы выплакаться. Находит одно, но там стоит какой-то взопревший парень, под ним девушка. Айрин бродит по всему саду и только собирается пристроиться, как за ней раздается отчаянный треск. Оборачивается и видит: кто-то копошится на земле. Рядом другая пара продавила садовый стол и вместе с ним опрокинулась. Айрин спешно ретируется в кусты и наступает кому-то на руку… Дьявольская ночь!

За ней — хруст и треск. Из кустов доносится подавленно-ликующее взвизгивание девушек. Хриплые стоны… Ночь как гроза, заряженная прорвавшейся дикостью;

Кто-то стонет в саду…Ей жарко, перед глазами все вспыхивает… Где-то раздается визг… Как здесь душно, боль не прекращается. Становится все сильней. Больно, он предал ее…Две тени кого-то несут… На мраморной лестнице стоят двое мужчин, целуются. На ступеньках мужчина, точно взбесившись, зарывается лицом в юбки девушки и что-то лепечет. Она хрипло смеется, и смех ее словно щеткой царапает по нервам… Мурашки желания пробегают у Айрин по спине…Ее шатает… Темное небо вдруг показалось ей каким-то пыльным, потемневшим, почти обугленным; оно медленно, зловеще опускалось на девушку, словно гигантская крышка. Айрин тяжело дышала. Нет, она не может быть здесь, назад, к себе в комнату, назад. Боком, шатаясь, она снова пробралась в залу, нечаянно посмотрела в ту сторону, а ведь не собиралась вовсе — да, Лиззи все еще там, на нем…Уйти, вон отсюда…

Внезапно кто-то схватил ее за талию, железная рука прижала ее к крепкому мужскому телу. Айрин взвизгнула:

— Попалась, сладенькая? Я тебя ищу и ищу. А ты здесь. — Заррот довольно улыбался. — Убежала, до свидания не сказала. Увы, моя грубая и простая натура, как видно, пришлась ей, моей красавице, не по вкусу.

Айрин чувствовала — хотя сама не могла ему ответить — властное прикосновение его уст к ее устам. Потом к ее шее, плечам…

— Любимая моя, страсть моя, как же я хочу тебя! — Его поцелуи становились все более страстными, как будто он желал жадно выпить ее кровь. Заррот нежными губами нащупал слезы на ее щеках,

— Этот урод заставил тебя страдать! А я тебе говорил, не доверяй ему! Он предатель.

Айрин молча сглатывает слезы, отворачивается,

— Нет, ты смотри, смотри на него, запомни этот момент на всю свою жизнь! Не доверяй ему больше никогда…

Айрин распахнула глаза, смотрит, сейчас Лиззи снимет с него штаны… — «Предатель!»

Прерывисто дыша, она откидывалась назад, пытаясь ускользнуть от ласк Заррота, которые открывали ей все новые и новые истоки наслаждения, и каждый раз, словно вынырнув из глубин всепоглощающей неги, она сначало активно, а потом вяло отталкивала его мускулистое тело. — Он предал тебя, предал, предал… — Заррот очень медленно положил девушку на диван, пытается снять платье…

— Будь моей, любимая и мы убежим вместе, только ты и я…

Он говорил тихим голосом, сладко и нежно улыбаясь. Айрин чувствовала, как все в нем дрожит мелкой дрожью, точно от ужасного возбуждения. Что-то очень твердое касается ее бедра. Ей казалось, что она потеряла почву под ногами, повисла в воздухе. Заррот медленно наклонился к девушке и поцеловал ее, углубил поцелуй…

За час до этого

Под гогот и хихиканье студентов, связанного дракатона приволокли в полутемное помещение.

— Он мне глаз подбил, зараза!

— Гад, мутант, совсем шуток не понимает!

— Восемь человек понадобилось и то с трудом скрутили, а все хилым притворяется,

— Давайте сюда его, — сопротивляющегося дракатона положили на пол, Драйт зажал его голову ногами, Заррот сел ему на грудь, с удовлетворением посмотрел в темно-коричневые с красными всполохами, мерцающие глаза мутанта,

— Да не переживай ты так, мы тебе только помочь хотим, а то ты такой напряженный, — зажал ему нос, — давай, открывай ротик, да держи его голову Драйт!

Кейст с силой нажал на челюстные суставы дракатона, — давай, урод, открывай рот, а то я тебе челюсть сломаю,

В руке Заррота оказалась бутылка с длинным, узким донышком,

— Давай, Кейст, давай, еще, еще, чуть-чуть…пошел, пошел… — Заррот вставил горлышко бутылки в чуть приоткрывшийся рот хрипящего дракатона, — ну умничка, молодец солнышко, давай, пей, — часть синей жидкости выливается, — зажми ему нос, вот так, вот как хорошо, вкусно, да? — Углом избочив бровь, смешливо морща нос, Заррот кхакал: — Давай до конца, умничка, ну, еще глоточек и еще… — дракатон хрипит, дергается — пытается сопротивляться, все бесполезно…

Бутылка пуста. Все еще связанного Эссейла уже никто не держит. Заррот внимательно смотрел на результат своей работы, и, краснея, двигая крупными ноздрями, четко сказал: — Отшумелся, парень! Теперь я на тебя с прибором кладу. Так-то!

С внезапно и остро застучавшем сердцем, — через рот, как при удушье, часто-часто вдыхая воздух, дракатон дернулся, изогнулся всем телом, как червяк на крючке, повернулся на бок, снова на спину, снова выгнулся…Через десять минут агонии, дракатон полностью расслаблен, узкое лицо его было бледно до синевы, и глаза, как у сильно пьяного — остекленевшие, из уголка губы стекает синий ручеек.

— Странно он выглядит, — неуверенно сказал Джеймс, — ты уверен, что он будет в порядке?

Заррот сел на грудь дракатона, придавив его непомерно тяжелым весом.

— Все будет просто отлично! Вот увидите, ему понравится!

Заррот еще некоторое время посидел на груди полубессознательного мутанта, слегка потрепал того по щеке,

— Ну видишь как все хорошо у нас с тобой получилось, я желаю тебе фантастического наслаждения! — Обернулся к друзьям, — она пришла?

— Только что,

— Мрачная?

— Как туча, — ответил Джеймс, и оба рассмеялись:

Глаза Заррота горели и щурились, словно у кошки, готовой броситься на мышь.

— Сейчас я порадую ее…

Пробуждение было чудовищным. Он находился в тюрьме своего тела. Не мог пошевелиться. Шок от пробуждения оказался настолько сильным, что поначалу он не почувствовал рук и ног. Постепенно приходят ощущения. Он лежит на боку, руки в локтях стянуты за спиной. Во рту сухо, голова раскалывается, сердце тяжело бухает в груди, жарко, между ног разгорается огонь. Пыль колит лицо, громыхают железные шары в голове, одежда давит на кожу. Вокруг шум, люди смеются, разговаривают.

К нему кто-то подошел. Принюхался, в полутемной зале пахло, удушающим дымом табака, хмелинами, потом, возбуждением, теплом многочисленных человеческих тел, сильным парфюмом, от количества и силы ароматов вокруг кружилась голова, не понять ничего. Человек с трудом перевернул тяжелое тело дракатона на спину, из-за стянутых сзади рук это не очень получилось. Эссейл присмотрелся — Лиззи. Лицо мужчины совершенно посерело и вытянулось. Он спокойно смотрел на девушку, не произнося ни звука. Она, обнаженная, торжествующая, стояла над ним и плотоядно улыбалась, чуть вздрагивая маленьким, пуговкой, носиком.

— Очухался, любовничек? — Лиззи села на грудь дракатона, больно прижав его руки в полу, выворачивая его плечи еще сильнее. Гадливая гримаса искажала его узкое лицо с сильным подбородком, твердым ртом с крепко сжатыми губами и глубоко запавшими глазами. Раздражение, злость, растерянность, ненависть — он и сам не знал, что из этого преобладает в нем сейчас. Несмотря на боль и отвращение, Эссейл задыхался от возбуждения, мелкая дрожь сотрясала его тело. Лиззи медленно пальчиком выводила рисунки на его глуди, поиграла с чешуйками вокруг сосков, лизнула, Эссейлу становилось тяжелее дышать. Лиззи усмехнулась,

— Ну, хочется? Очень? Вижу, очень. Так помни же, мальчик: сегодня ты мой. В моей воле приказывать тебе, награждать тебя или наказывать тебя, если я сочту это нужным. Понял, птаха? А наказывать я тебя буду — много и долго… — И она рассмеялась серебристым смехом, который прозвенел словно колокольчик.

Дракатон молчал, чувствуя бешенную пульсацию внизу, чувствуя влажное тепло тела Лиззи своим голым животом, содрогаясь от отвращения и желания, сражаясь с собственным телом, предавшим его,

— Понял. Ну что, начнем?

Она была очаровательна, когда бледность разливалась по ее лицу и страх расширял ее ясные, удивительно синие зрачки, придавая им такое трогательное и трагическое выражение. Ах как хорошо сжать ее в объятиях и поклясться вечно защищать ее и вечно быть с ней, в ней. Вот уже несколько недель, как он не мог найти себе места от беспокойства. Она заколдовала его, лишила его сна и спокойствия. Старая подружка Айрин, тихая, незаметная, талантливая магичка, легендарная носительница Древней крови, вечная девственница, дурнушка Айрин, всего-лишь Айрин! Но у него как-будто вновь открылись глаза — как она прекрасна, как чиста. Этот урод, этот мутант постоянно лапал ее, смотрел на нее, как на единственное в его жизни божество, завладел всем ее вниманием. Как же он его ненавидит, жалкое ничтожество, раздавить его, как клопа. Унизить его, открыть ей глаза на него и тогда она все поймет и будет его. И он не отдаст ее никому, ни тому старику императору, ни Гарри-петуху.

Он, баронет Заррот де Сейран влюбился! Окончательно и бесповоротно. Очевидные симптомы кретинизма. Вероятно, последней стадии…

Он снял лямку с ее странного платья. Молочно-белая кожа, нежданно явившаяся его взору в оранжевом сумраке туманно-дымной залы, движение ее плеч, хрупких, с маленькими косточками, выступающими под нежной кожей и в то же время поражающих нежностью и чистотой линий, тоненькие, гладкие руки, не прикрытая волосами стройная шея, с едва заметной продольной ложбинкой, придающей ей какую-то невинную прелесть, — все это пленило его с того самого момента, когда она подняла свои восторженные, полные обожания глаза на синего урода. И он наклонился к ней, пронизанный ошеломляющим чувством, что она стала еще прекраснее, чем раньше, и что она теперь принадлежит ему! Заррот зарычал от силы чувств, сейчас она станет его. Он сделал все, чтобы Айрин увидела, какой этот урод подлец. Сам, лично, используя заклинание возбуждения, он сварил это великолепное кощунство, заловил и связал урода, влил в его зубастую глотку тройную, нет четверную дозу элексира любви, поговорил с Лиззи, наобещал ей всего возможного и невозможного. Она не подведет. Вон, ее рука уже в штанах мутанта, сейчас она оседлает его. Заррот прекрасно знал Айрин, она тверда, как орешек, она не простит, не кинется к Лиззи с проклятиями, вырывая ее волосы, не будет выяснять, мстить, она слишком горда для этого. Измены она не простит никогда. Никогда — какое славное слово!

Он был красив открытой чистой красотой: прямой взгляд голубых глаз и светлые волосы. Мускулистый, высокий.

Айрин посмотрела затуманенным взглядом наверх, на ярко-оранжевые, качающиеся магические шары. Они бросали вверх резкий свет и превращали зал в какое-то нереальное, призрачное царство темно-оранжевых полутеней. Странная лихорадка не оставляла ее — она вся горела, как в огне. В голове одна за другой вспыхивали разноцветные молнии, озаряя полумрак, словно ракеты фейерверка из той далекой ночи ее детства…А Заррот обнимал ее сильнее, слаще… И шептал, и шептал:

— Я так люблю тебя, я спасу тебя, будь моей, моей, моей…

Он, единственный, кто любит ее, он спасет ее… Все кружится, ее колотит от какого-то желания, она горит, горит… Шум, чад и оранжевый свет вырываются ей навстречу. Бокалы звенят. Раскатистый смех, дым, стоны, хриплые восклицания вьются над залом, в середине которого две обнаженные девушки томно танцуют, изгибаясь, как змеи. Девушек окружает толпа парней. Остроты так и сыплются. Вино плещется через край. Возбужденные лица отражаются в глазах Айрин, раскалываясь, дробясь. Какой-то деревенский парень со стоном обнимает девушку, хлопает ее по ягодицам, тянет к диванам…Горячие поцелуи Заррота… Его грудь бурно вздымается. Айрин почувствовала жаркую тяжесть внизу живота и подняла взгляд — красивый мужчина, но не ее, нет, не ее.

Сквозь оранжевый полумрак он увидел, как ее губы тронула грустная улыбка. Он подумал: “Моя единственная боль… моя единственная любовь”. Раньше ее губы не казались Зарроту столь выразительными и живыми и в их игре не было такого очарования, но сейчас…

— Нет Заррот,

Как она прекрасна! Еще прекраснее, чем прежде, она наполнена красотой с таким сейчас редким человеческим теплом, чистотой и хрупкостью…

— Нет Заррот,

Он отдохнет на ее груди. В ее объятиях он забудет все — наконец успокоится.

Он взял ее тяжелые, черные, как шелк, блестящие волосы, скрутил их и обмотал вокруг своей руки. Уста их снова слились в жарком, неистовом поцелуе, она сопротивляется, что-то шипит, она будет его, навсегда, она полюбит его…

— Нет Заррот! НЕТ!

Борется с ним, вырывается. Глупая, им сейчас так будет хорошо…

Он показался ей отвратительным, поистине воплощением зла. И чем больший ужас он внушал ей, тем яростнее она его ненавидела. Все ее возбуждение, весь огонь с неистовой силой перетекли в ненависть, удесятерили ее силы.

Она отбивалась с бешенством отчаяния, обдирая руки о бляхи его ремня. Но сила этого могучего дикаря мало-помалу подчиняла ее. Страх опять уступал место иному чувству. То был примитивный, слепой и жадный зов плоти, вызванный синим элексиром и близостью возбужденного мужчины. Любовная горячка, казалось, обуявшая ее противника, передаваясь ей, ослабляла ее отпор, хотя она еще боролась, еще хотела вырваться.

— Любимая моя, — шептал недавний друг,

Опрокинутая на мягкий диван, хрипя под его едким дыханием, она слепла от отчаяния.

— Нет, нет, — лепетала она умоляюще.

Но она была не в силах двинуться: ее как будто парализовало. Она знала, что Заррот очень силен: ведь она сама видела, как он голыми руками задушил человека.

Надо позвать на помощь! Ей кто-нибудь сейчас поможет, она ведь окружена друзьями! Она поймала равнодушный взгляд Николя, умоляюще посмотрела на него — «помоги!» Николя вернулся к обнаженной девушке, дернул бедрами, заработал ими, ускоряясь. Кто же поможет? Заррот задрал ее платье. Надо срочно закричать, да, уже пора, но у Айрин так перехватило горло, что из него не вышло ни единого звука. К тому же все происходящее было настолько ужасно и немыслимо, что она никак не могла поверить, что это не сон, а явь.

Она вяло попыталась вырваться.

"Мы все сходим с ума в этом проклятом замке”, - подумала она в отчаянии. — «Это все неправда, я сейчас проснусь»

Полумрак укрывал их, движения Заррота были осторожны и бесшумны, но настойчивы, он беспрестанно шептал, — «любимая моя, да, да, нам будет хорошо», — она уже без нижнего белья, Айрин еще сопротивлялась, но она чувствовала, что он с молчаливым упорством одолевает ее. Снял свои штаны, она чувствовала жар его тяжелой плоти на своем животе. Приподнял ее голову, дал ей выпить что-то ледяное. — «Да, хорошо» — жар разливался по ее телу решительными щупальцами, сконцентрировался пульсирующей болью где-то между ног.

Движения ее рук стали слабыми и беспорядочными, словно во сне. Она уже не помнила, кто это с ней, где она. Голова ее запрокинулась, и она почувствовала, как пол холодит ее обнаженные ноги. Она с тупым отчаянием посмотрела в сторону и встретила сосредоточенный взгляд Эссейла. Он лежал в странной позе, на спине, но чуть набок, Лиззи все еще сидела на его голом животе, она пожирала его губы, ее рука блуждала в его штанах. Увидев это, Айрин ничего не почувствовала, ее уже все бросили, она одинока. У дракатона был странный взгляд, будто он концентрировал свою волю, борясь с чем-то внутри себя. Он дернулся, Айрин с тупым удивлением отметила, что Эссейл почему-то держит руки за спиной, крепко соединив их в локтях.

Она не отрывала отчаянных глаз от глаз дракатона, прощаясь, у нее больше нет сил, она сдалась — что-то горячее тыкается ей между ног…Внезапно безумные видения закружились в мозгу Айрин. Ей слышался зловещий шепот, он наполнял ее, какие-то заклинания на непонятном языке, некогда звучавшие в этом дворце, много лет назад, и странные слова хриплым повелительным шепотом обволакивали ее сознание, и она, как когда-то давно-давно, проваливалась в теплые, пульсирующие темно-коричневые вертикальные зрачки мужчины, внезапно ее окатил отрезвляющий ледяной дождь, больно осыпав колючими сосульками и она услышала собственный истошный вопль. Одним диким прыжком вырвавшись из объятий возбужденного мужчины, она, не переставая визжать, извиваясь, поползла по полу, затем вскочила и бросилась вон из залы в сад.

Она бежала долго, раня голые ноги, ничего не видя. Ужас придавал ей силы, а непонятный инстинкт безошибочно вел по темным дорогам, по которым она никода не ходила, она словно знала, где обрыв, где яма, а вот здесь дерево упало, перепрыгнуть бы надо. Наверное она уже давно заблудилась. Иногда она останавливалась и давала волю слезам, прижимаясь лбом к дереву. Потом ее что-то словно толкало, — «еще рано отдыхать, дальше — нет, не туда, чуть вправо», — она вздрагивала и снова бежала, подгоняемая каким-то внутренним чувством — «дальше, бежать дальше», пока не свалилась на мягкую подстилку ароматной свежей травы. Голову обручем сковала мигрень. Айрин била дрожь, рыдания сотрясали ее тело.

Вот и отлично, Айрин, громко визжа, дико вращая бешенными глазами и сбивая всех на своем пути, убежала в сад, теперь можно уходить и ему. Последние десять минут он с облегчением понял, что странный паралич, сковывающий его, прошел. Он снова мог владеть своим телом. Связанный, с затекшими руками, он понимал, что не справится с Зарротом и не унесет очумевшую от наркотика Айрин, значит придется действовать по другому. Установил связь с алариантой, строго приказал ей покинуть помещение как можно скорее. С восторгом посмотрел на забавно улепетывающую Айрин, нахмурился, босиком, не хорошо, только бы не споткнулась по пути, да и овраг не далеко, забеспокоился, потратил некоторое время на коррекцию ее маршрута, увел подальше от сексуально озабоченных гостей, аккуратненько уложил на полянку. Его очередь.

К счастью, Лиззи, прекратив свой липкий поцелуй, отвлеклась на визги Айрин и угрожающий рев Заррота. Голый Заррот выбежал в сад — отлично — все равно не догонит, Айрин уже далеко.

Резкое движение бедрами и мелкая студентка слетает с его живота. Ох как хорошо, как же она воняла! Встал с трудом. Там, в коридоре на стеночке висит прекрасный меч старинной работы — ему надо освободить руки. А теперь в сад.

Он чувствовал, — внутри его дробится и мучит колючими осколками что-то, что он сознавал в себе незыблемым, — стержень его жизни, его якорь, его сердце, он чуть не опоздал… Спотыкаясь, шатаясь, он шел за ней шаг в шаг, повторяя метания Айрин. Ему надо спешить, его аларианте плохо, очень-очень плохо, она страдает…Побежал…

Тревога, испытанная на той ужасной вечеринке, вновь охватила ее. Она снова задыхалась от запаха человеческого вожделения, пота и табака, она вся провоняла этими ароматами, чувствуя, что пот выступил на висках. Они все предали ее, покинули.

В одиночестве — всегда, всегда!

Ее предал Эссейл!

Острое сожаление о несбывшемся, о том, чем могла бы стать, но не стала их любовь, словно кинжалом пронзило ее сердце. А она поверила, доверилась ему, открыла свое сердце — дура!

Она лежала на земле и выла, проклиная свою жизнь и себя, доверчивую идиотку. Все кончено, все кончено! Как ей хочется умереть!

Теплые, сильные руки подняли ее с земли, сжали Айрин в объятиях, не обращая внимания на ее попытки высвободиться,

— Предатель! Ненавижу тебя! Иди к своей подстилке! Ненавижу-у-у-у!

Ярость удесятеряла ее силы, а желание настолько затуманило ее рассудок, что она даже не слышала, что она кричит ему, тщетно пытаясь оттолкнуть его от себя. Она царапалась, кусалась, пыталась убежать. Крепкие руки не отпускали ее, он молчал, его нос погрузился в ее волосы, он держал разъяренную девушку и вздыхал ее аромат, исцеляясь,

— Гад! Ненавижу тебя, как же я ненавижу тебя, — стонала Айрин, — ты целовал ее, ты хотел ее, — хныкала обессиленная девушка, — а я так любила тебя, а ты, а ты…Уйди, не хочу видеть тебя! — Взвизгнула Айрин, ударила дракатона по щеке. У нее истерика. Ее тело сотряс спазм, еще один, ноги ее не держат. Еще раз ударила дракатона, слабее, он только крепче обнял ее. — Ты бросил меня! Меня Заррот чуть не изнасиловал, пока ты там забавлялся! — Она исступленно колотит маленькими кулочками по его груди. Он вздрогнул:

— Извини, любимая, я очень виноват, я чуть не опоздал…

Она не может остановить слезы,

— Как ты мог, ты целовал ее! Ты лапал ее!

— Прости,

Снова ударила его по щеке, предатель, ох, какой же он предатель. Как же ей плохо!

— Прости меня,

— Никогда!

Он глубоко вздохнул ей в макушку, гад, чувствует свою вину. Крепко обнимает, держит. Она никогда его не простит, никогда, он предал ее…Положила голову ему на грудь, подышала, как хорошо, его аромат успокаивает, что-то царапает ее руку, посмотрела:

— Что у тебя с руками? Что за веревки висят на них?

Ступни и икры у него были голые, а из одежды оставались одни только облегающие кожаные штаны до колен, подчеркивающие, насколько он высок и узок в бедрах. При свете большой желтой луны — Айрин заметила, были отчетливо видны странные темно-багровые линии на его руках чуть выше локтей. Гармоничный рельеф мускулов дракатона был хаотически изрезан: шрамы, рубцы, глубокие борозды, следы от ожогов.

— Ерунда,

— Обманщик, они тебя связывали… подлецы,

Обнял ее еще крепче. Ох, как все горит внутри, а он так пахнет, а он такой твердый. Она низко застонала. Затихла в его объятьях. Ее колотила крупная дрожь. Низ живота тянет, больно, ей так больно.

Он с изумлением и восторгом увидел, как глаза Айрин вдруг широко раскрылись, синие и сверкающие, точно море, освещенное солнцем, и, когда он склонился к ней, ее прекрасные руки обвили его шею и она первая завладела его губами. Он не устоял на ногах, пораженный внезапной атакой, они упали на мягкую траву. Судорога пробежала по ее телу, выпустив новую волну энергии. Эссейл ослеп от могучего выброса гормонов арарианты. И когда его собственное тело откликнулось на женский зов, Айрин услышала его хриплый стон.

Он попытался отстраниться,

— Нельзя, тебе нельзя, — мужчина беспомощно хлопает глазами, попытался сконцентрироваться, на его лице появилось такое выражение, словно его ударили по голове, — у тебя запрет, или, как там его, приказ, тебе будет больно…со…мной… — боль возбуждения пошла вверх по позвоночнику, он поджал уши, — милая моя, потерпи, я…

Айрин низко, протяжно застонала. Жар вспыхнул внезапно, взорвавшись в его бедрах и, распространяясь со скоростью лесного пожара до кончиков пальцев, по ступням, дошел до самой макушки. Он вздрогнул еще сильнее, широко распахнул глаза, она не понимает, что делает, он не может воспользоваться ее беспомощным состоянием, но как же ему больно:

— Но ведь девушка, вступающая в связь до брака, считается опозоренной до конца дней…а я… я мечтаю сочетаться с тобой браком, иметь честь быть твоим супругом, — растерянно бормотал он, кошачьи глаза Эссейла были широко распахнуты, на лице смешались страх, шок и желание. — Но я ведь умру…скоро…ну, а ты…ты…

Айрин разразилась нервным, истерическим, смехом, потом замолчала, судорожно сжав руками виски.

— Боги! — Простонала она, — откуда ты такой появился то, «опозоренной», «иметь честь»! — передразнила она дракатона. Застонала, — ну все, теперь ты вынужден будешь сочетаться браком, бедняга, потом, будь уверен, умрем мы вместе, я так решила,

Ее тело снова сотряс спазм. Молодой мужчина впервые попал в тупиковое положение. Его аларианта страдала от боли, он это чувствовал и от него требовались действия, которые могли привести ее к еще большей боли и возможно смерти, о себе он не волновался. От ужаса его пульс забился в четыре раза быстрее, пот побежал по лицу и груди. И когда он собрался открыть рот, чтобы глубже вздохнуть, то обнаружил, что даже его челюсть застряла на месте, хотя это, возможно, следствие испуга за аларианту.

Глаза Айрин засияли. Руки Эссейла с багрово-синими следами от веревок передавали ей его тепло, а узкое лицо преобразилось от сильного волнения и растерянности.

Ее руки потянулись к груди дракатона, к его широким плечам. Он отпрянул и вдруг сделался ярко-пунцовым. Он взял обе ее ладони в свои, чтобы удержать на расстоянии. Только бы она не дотронулась до него! Если он почувствует ее ласковое прикосновение, он поддастся искушению, потеряет голову, не справится, причинит вред… Разумеется, он достаточно силен, чтобы удержать ее на расстоянии. Но он встретился с ее синими, полными слез, глазами и пал под магической силой умоляющего женского взгляда. И она прижалась к его груди. Ее возбуждение расцвело с неистовой силой, она чувствовала каким-то мистическим чувством, что его силы на исходе, он на грани, уже не может сопротивляться, еще чуть-чуть и возбуждение с головой поглотит его. Он тяжело дышал с каким-то прихлипом. Она лизнула его, кусила. Она пьянела от его силы, от запаха мужского тела, которым наконец позволила себе наслаждаться, нежно прикасаясь к его крепкой, смуглой коже. Прильнув к нему, она не могла не заметить охватившую его страсть и отвечала на нее едва заметным, еще робким от стыдливости движением своего соблазнительного тела, над которым уже потеряла власть, его дыхание было стеснено нахлынувшим желанием.

— Маленькая моя, — хрипло прошептал он, закатывая глаза, — молю, уйди… Я всего лишь мужчина. Я не могу больше…Я не справляюсь…

— И не надо, справляться, я хочу, чтобы ты был со мной…

Он со стоном сдался, навис над девушкой, его губы вздрагивали от страсти, медленно, медленно наклонился к девушке и захватил в плен ее губы нежным поцелуем. Под его ласками, Айрин словно заново ощутила свое тело и была потрясена, она чувствовала себя во власти какой-то неведомой силы, которая жила не столько вне ее, сколько в ней самой и толкала в бездну страсти. Она почти не заметила, как он раздел ее и уложил на ароматную траву. С неутомимым терпением он снова и снова начинал ласкать ее, и с каждым разом она становилась все покорнее, все горячее в ответных ласках, и молящие глаза ее лихорадочно блестели. Она то вырывалась из его объятий, то приникала к нему, но, когда возбуждение, с которым она уже не могла совладать, достигло апогея, от нетерпения она ощутимо кусила мужчину острыми зубками, — «ну давай же, изверг, скорее, я так готова!». Эссейл охнул, его тоже трясло от возбуждения, но он был неумолим. Его руки и губы были везде. Айрин со стоном погрузилась в блаженство, пронзительное и пьянящее; отбросив всякую стыдливость, она отдавалась самой смелой ласке; она закрыла глаза, ее уносил какой-то сладостный поток. Она не заметила боли, когда он оказался внутри ее, так как всем своим существом она жаждала господства над собой. И когда он взволнованно замер, пульсируя внутри нее, с беспокойством опасаясь ее боли, она не закричала, а лишь невероятно широко раскрыла свои невероятные синие глаза, в которых отразились звезды летнего неба.

— Уже, — прошептала Айрин. — Любимый мой! Как же хорошо!

Когда он, убедившись, что с его алариантой все в порядке, мужчина начал ритмичные движения, Айрин потеряла себя, наслаждение поднималось в ней могучей волной, она чувствовала, что что-то стремительно наступает, что-то магическое, волшебное, она со страхом почувствовала наступление взрыва, девушка в панике схватила дракатона за плечи, он поцеловал ее в висок, — «я с тобой, мы вместе, не бойся». Любит, как же она его любит, они вместе навеки, ее пара, ее избранник, навсегда! Эта мысль появилась в ее мозгу одновременно с невероятным взрывом. Она почувствовала, как одновременно с ней сотрясается тело Эссейла.

— Мой, мой, — шептала она, — мой, навеки, господин мой, мой любимый,

Дракатон, все еще подрагивающийся от невероятного наслаждения, навис над девушкой, он весь был какой-то встрепанный, ошеломленный, его глаза мерцали, пульсировали всеми цветами оранжевого, черно-синие чешуйки на висках встали дыбом, губы подрагивали — Айрин замерла под мужчиной, потрясенная обалдевшим видом любимого,

— Аларианта архш ш`хаш аршахх`н, мпар`х арш`ч арх`ш. — Хриплым, навсегда сорваным голосом, прошептал он. Ей вдруг стало трудно дышать. Казалось, что сердце сейчас разорвется от переполнившего его счастья и радости.

Дракатон с обожанием смотрел на нее своими золотистыми глазами, которые, казалось, сияли как факелы в тусклом свете луны. Айрин поняла, не зная как, святая клятва дана, они воссоединены — у нее появился Алариен, супруг, защитник, они пара, теперь они будут чувствовать друг друга, на любом расстоянии. Его жизнь уже не принадлежала ему, только ей, его Аларианте. Теперь она навсегда с ним, у нее не будет одиночества, у нее появился защитник навеки — ее опора, ее стержень. Теперь у нее будет иная жизнь. Ночи больше не будут наполнены холодным одиночеством, напротив, они обещают ослепительное блаженство, упоительные часы полного счастья, нежности, спокойствия… И все равно, какое у них будет ложе: бедное или роскошное, и что будет вокруг: жалкая хижина с земляным полом или прекрасный дворец. Всегда, всегда, будь то в пору опасностей или мира, в дни успехов или неудач, она будет день за днем жить с ним, ночь за ночью спать подле него. Эти ночи станут убежищем для их любви, приютом для их нежности. А еще у них будут дни, полные открытий и побед, много дней, которые они проживут рука об руку.

Последние страхи, сомнения, опасения рассеялись. Она все поняла. Ее любимый, мужчина, созданный для нее, ее единственная пара, был с нею. С ним все было естественно, просто и прекрасно. Принадлежать ему, замереть в его объятиях, отдаться на волю его страсти и вдруг осознать со страхом и ослепительной радостью, что они слились, воедино, стонать от наслаждения, чувствовать его экстаз…

Это была ночь без конца… Ночь, полная ласк, поцелуев, признаний, произносимых шепотом и повторяемых вновь и вновь, недолгого сна без сновидений, крепко-крепко обнимая друг-друга и упоительных пробуждений, отдаваемых любви, снова и снова…

Айрин проснулась в объятьях любимого мужчины, чувствуя приятную усталость, радостное довольство, она наслаждалась свежим, безмятежно ясным видением мира и всей ее жизни — теперь она не одинока, у нее теперь все будет хорошо. Она, счастливая, открыла глаза и тотчас же утонула в ярко-желтых глазах, с обожанием смотрящих на нее. Она все смотрела на него с застенчивой полуулыбкой. Ее еще тяжелые от сна веки медленно поднимались над синими глазами, а она вдруг зажмуривалась, и тени длинных ресниц падали на атласные щеки. Айрин чувствовала, что отныне уже не сможет обходиться без его объятий, без его ласк, без той нежности и любви, которые она читала в его глазах.

— Привет. Ты спал?

— Я смотрел на тебя, не могу спать, я слишком счастлив, боюсь закрыть глаза, вдруг ты расстаешь,

— Глупенький, куда я от тебя денусь, ты теперь мой навсегда, да тебе еще и сочетаться браком со мной надо, — хихикнула Айрин, вспоминая старомодные слова мужчины, шевельнулась в объятьях дракатона, игриво потерлась об него, с радостью заметила красноватые блики, зарождающиеся в вертикальных зрачках, — ну если я уже вся такая опозоренная, может, продолжим?

— Как ты себя чувствуешь? Тебе не больно? — С беспокойством спросил Эссейл, привстав на одном локте и нависнув над любимой. — У тебя же там запрет был, печать эта какая-то…

Айрин охнула от удивления. А она совсем забыла об этом! Печать рода! Запрет отца! Но как? Когда-то давно-давно ее наставница, Маррая Утка, говорила ей, что потенциально, в теории, может быть, два сильных, очень сильных мага, могли бы преодолеть запрет печати, да и то она предупреждала о возможных ужасных последствиях, Айрин с тревогой посмотрела на дракатона, выглядит хорошо, немного обалдевшим, взъерошенным, но здоровым, цвет его лица был ровным — темно-смуглые тона его кожи оттеняли сверхъестественный блеск желтых глаз. Хотя кто его знает, он может сейчас лежит тут с непроницаемым выражением на лице, а сам умирает от боли. Он может, он такой. Ну конечно же ему больно, иного не может быть, он же не маг!

«Дура! Какая же я дура и эгоистка!» — Айрин жалобно застонала, дракатон дернулся, обеспокоенно смотря на свою алларианту:

— Эссейл, пожалуйста прости меня, я совсем забыла, что это могло быть опасно для тебя, ты же не маг, в отличие от меня! Пожалуйста… извини, просто…Ай, да нечего мне сказать себе в оправдание! Проклятый Заррот, напоил меня чем-то! — Айрин нерешительно погладила его руку, — тебе… ммм…очень больно?

Видя, что дракатон молчит, Айрин совсем забеспокоилась,

— Скорее ложись, я посмотрю чем я могу помочь, поэтому ты и не спал, да? Ты очень страдаешь? — Айрин пытается уложить удивленного мужчину на спину, надавила на плечи, положила, лезет ему на грудь, — ой, какой же ты тяжелый, все будет хорошо, я сейчас помогу тебе, я же целительница…

— Айрин все нормально, я…

— Потерпи любимый, я сейчас… — У Эссейла затруднительное дыхание, вон с каким трудом говорит! Она панически ощупывает мужчину, потрогала его виски, шею, зачем то подергала за уши, вниз по груди, легла, щекоча его шелковыми волосами, послушала сердце, да, стучит, наверное слишком быстро — как бешенный барабан. Зашипел — это он от боли. У него жар — вон какой он стал горячий! Глаза блестят больным блеском! СТОНЕТ! ОН УМИРАЕТ! Айрин подпрыгнула от паники.

«Да успокойся же ты, тряпка! Ты целительница! Успокойся!» Но как же страшно, когда под тобой корчится от боли любимый и самый дорогой, погладила своего Алариена: «Сейчас, мой хороший, сейчас тебе будет легче», — руки знакомо налились силой…Положила ладони на грудь Эссейла, тот вздрогнул, мелко задрожал, выгнулся,

— Айрин, прекрати, я больше не могу… — Дышал он неровно, будто всхлипывал.

Девушка с удивлением посмотрела вниз, ого! Как он однако сильно страдает! Айрин всхлипнула от изумления и легонько застонала. Девушка глядела на гладкие, сильные линии его обнаженного, возбужденного тела, и ее сердце забилось быстрее. Более чем охотно, она приподняла попку и приняла своего мужчину внутрь. Скользкая и горячая, она ощущала его еще больше в таком положении. Эссейл хрипло вкрикнул. Айрин приподнялась и снова села, с удовольствиев увидев как опять охнул от наслаждения ее мужчина. Его мерцающие глаза были устремлены на нее. Лицо было совсем близко, взволнованное, открытое, полное страстной силы. Айрин уперлась руками в его плечи, снова приподнялась…снова и снова… Ее губы приоткрылись, напряжение возрастало и возрастало и, наконец, она взорвалась от интенсивного удовольствия, скорчившись в оргазме. Дракатон присоединился к ней с громким стоном… Они лежали неподвижно в течение нескольких долгих минут. Легкие работали вовсю, Айрин пыталась вобрать хоть немного воздуха…

— Ну Заррот, ну подлец, — горячилась Айрин, лежа рядом с Эссейлом, — ну я его, ну я с ним поговорю! — Возмущенная девушка чувствовала, что она должна предпринять что-нибудь, наказать, осрамить его, отомстить ему хоть малою частью той боли, которую он им сделал.

— Айрин, любимая, пожалуйста, пообещай мне, что ты не подойдешь к Зарроту без меня, — дракатон от волнения приподнялся, — он очень опасен. Не разговаривай с ним, не ругай его, ничего, поняла? — О хорошенько встряхнул девушку за плечи, — н-и-ч-е-г-о! И вообще от меня ни на шаг!

Видя нешуточную тревогу на лице любимого, Айрин кивнула.

— Интересно, почему тебе не было больно?

Они лежали, с переплетенными руками и ногами, Эссейл лениво перебирал ее волосы, играя солнечными бликами на шелковистых черных локонах. Он пожал плечами,

— Не знаю, может, потому что ты моя аларианта, истинная пара? И ничто не может помешать нам быть вместе? А, какая разница?

— Странно, очень странно, ты не суларец и не маг, поэтому не понимаешь, как странно это все. О таком я не слышала. И спросить некого. — Задумчиво бормотала Айрин, — мне бы сейчас в университетскую библиотеку, посмотреть в отделе заклинаний…Хотя, вряд ли я нашла бы там чего-нибудь полезного. Знаешь, твоя раса самая неизученная и загадочная.

— Раса дракатонав, а я мутант,

— Может из-за этого, хотя ерунда какая, это не от расы, а от величины магического дара зависит, а магический дар от количества Древней крови.

— Айрин, мне… мне нужно кое-что тебе сказать. — Он откашлялся и сжал челюсти. Ей не понравился его тон, она пробурчала нечто нечленораздельное, что при желании можно было принять за согласие.

— Ты должна знать, я, — он запнулся, как-будто затрудняясь продолжать. Говорил он медленно, с тяжелым акцентом. — Там, на овраге, незадолго до вечеринки, я вспомнил кое-что из своего прошлого. Мне кажется, я знаю, почему дракатоны хотят убить меня. Айрин, из-за меня, из-за моего легкомысленного решения, были убиты и схвачены много дракатонов и один из них, близкий родственник императора Дракатии, мне кажется, его сын, мой бывший друг. Я их предал, подвел… — В его сумбурной речи все больше проскальзовало шипение, — Айрин, я последняя мерзость. Я понимаю, почему меня хотят убить, но зачем они пытали меня, — он удивленно пожал плечами, — что я могу знать после ста лет заморозки, не знаю.

У Айрин сердце кровью обливалось. Клятва, данная Гарри, не давала ей рассказать печальному мужчине, что не дракатоны его пытали, а свихнувшийся ректор университета Даммар и Мерлин Булка. Хотя, в принципе, это ничего не изменило бы, дракатоны преследовали его и хотели уничтожить. Но сейчас все становилось понятным, если из-за Эссейла дракатоны потеряли наследника и императорская линия прервалась навеки, тогда становится все понятно.

— Расскажи,

Ужасная история — о празнике, веселье, засаде, смертях. Рыжий дракатон — да, она хорошо помнила рыжего, из-за необычного цвета волос, он не перенес разморозки. Да, был очень покалечен как и все они.

— А почему ты решал, а не наследник?

— Не знаю, может я какой-нибудь главой охраны был, может личным слугой кого-нибудь, да и мой додзен приглашал нас,

— А что такое додзен? Слуга?

Эссейл опять пожал плечами,

— Не знаю, не помню. Странно, мне казалось, я узнаю эти места.

— Нет, это невозможно, замок покинут более трехсот лет, а вас заморозили сто лет назад. Раньше таких технологий просто не существовало. Может, ты что-то похожее вспоминаешь, говорят, вся Дракатия состоит из гор и обрывов над южным морем, а они ведь похожи. А ты помнишь что-нибудь еще?

— Солнце, тепло, очень синее море… Не важно. Айрин, я подлец, я должен был рассказать тебе все до того, как я… как мы… о том, какой я мерзавец. Ну, а то, что мне недолго жить осталось…

Айрин подняла его руку и поцеловала странный круглый шрам на ее тыльной стороне, как будто его руку прокалывали насквозь чем-то большим:

— Для меня невозможно представить тебя мерзавцем, — сказала она.

Лицо его смягчилось и ответ прозвучал серьезно:

— Я знаю это, маленькая. И именно то, что ты не представляешь меня таким, внушает мне надежду. И все же, может быть…

Он не закончил фразу, внимательно глядя на нахмурившуюся девушку.

— В тебе есть это — сила. У тебя есть это, и есть душа. Так что, когда меня не будет, ты справишься, мне бы только успеть спасти тебя. Проклятье! Что я наделал! Может и другая эта ваша печать не сработает? Давай попробуем?

Айрин покачала печально головой, ее длинные блестящие волосы так похожие на ленты черного шелка, разметались по груди дракатона:

— Нет, эта точно сработает, это абсолютно другая по силе печать. Хотя попробовать конечно стоит, только это может быть очень больно, если не сработает. — Дракатон только махнул рукой, мол это ерунда, потерпит. — И знаешь, заканчивай ты эту ерунду про мерзавцев и подлецов. Ты допустил ошибку, принял неправильное решение. Но ты заплатил за это тоже! Все мы можем ошибиться, ты расскаился. И нельзя судить человека, ой, прости, дракатона, только за то, что он выглядит чуть по другому. Прошлое это прошлое, там оно и должно оставаться. Мы должны найти дракатонов и объяснить им все! Ну нельзя же тебе вечно прятаться. А если они не примут тебя, мы умрем вместе! Теперь мы остались одни, ты и я. Мы связаны на жизнь и на смерть. И вместе выберемся на волю. Но если ты умрешь, я умру подле тебя, я клянусь в этом.

— Ты не можешь говорить серьезно, ты не можешь умереть, — сказал он хрипло.

Его голос был ниже обычного и оказал на нее странное влияние. Внезапно прилив крови к лицу распространился по всему телу, согревая ее изнутри, расслабляя ее, отчего страх за будущее стал менее четким.

— Могу, — услышала она свой ответ.

— Нет, — твердо сказал он, — это не обсуждается.

Он крепко обнял Айрин. Он ощущал ее, и ощущал как свое второе «я», которое в нем раскрывается теплее, богаче, многокрасочнее и легче, чем его собственное, раскрывается без границ и без прошлого, только как настоящее, как жизнь, и притом — без всякой тени вины. Она прижалась к нему, поцеловала. Сногсшибательная страсть. Родственные души. Даже в толпе им будет казаться, что вокруг них никого нет…

Глава 3

Середина июля 2405 года

Когда же спадет эта страшная жара! Северянин Николя никак не мог привыкнуть к этому месту. Короткие, очень темные, южные ночи истлевали быстро. По ночам на обугленно-черном небе несчетные сияли звезды. Даже по ночам не приходило отдохновение от жары — терпкий, вязкий воздух был густ, ветер сух; люди, пропитанные тяжелой муторной сладостью всесильного аромата лилий с озера, на дне долины, лежали без сна, тосковали о глотке свежего воздуха и о прохладе.

А днями — зной, духота, мглистое курево. На выцветшем голубом небе неподвижно висело нещадное солнце, ни одного облачка, да тоскливые, как бы замершие в небе, распростертые крылья коршуна. Внизу, в долине, слепяще, неотразимо сияет серебрянная гладь манящего прохладой озера, а сверху, на обрыве, под палящим солнцем дымится горячая трава.

Николя тяжело вздохнул. Отгуляли, отвеселились студенты, успокоилась округа, замолкли вспыхнувшие было скандалы рассерженных отцов и женихов. Все переговоры с негодующими местными вел ставший необыкновенно мрачным и серьезным Заррот лично. Стоило только вспыхнуть его ладоням магическим огнем, как тут же все жалобы и недоразумения забывались, внезапно успокоившиеся жители местных деревень пятились назад, нервно кланяясь и заискивающе улыбаясь.

Прошла неделя, началась другая. Никаких вестей от Гарри или Зеда не поступало, Николя не знал, что ему предпринять. Студенты отчаянно скучали от безделья — им все надоело, охоты больше их не привлекали, деревенские девушки сторонились веселых ребят, вино больше не радовало. Несмотря на строгий наказ миларда Гарридана не высовываться и не предпринимать чего-либо без него, Николя решил начать действовать, а то быть беде. Все-таки они маги, их вызвали сюда решить конкретную задачу — разобраться с непонятным, эпизодически возникающим в долине туманом. Задача — ерунда — сходить в долину, заглянуть в лес, развлечься, освежиться и обратно, во дворец. Идея понравилась всем, даже Заррот на минуту выплыл из своего мрачного отупения и поддержал общее громогласное «ура» тусклой улыбкой. Заррот очень беспокоил Николя, замкнулся, сидит спокойно, молчит почти постоянно, только огонь время от времени пробегает по его ладоням. Холодный, замкнутый, очень спокойный, но все-таки в нем чувствовалось какое-то странное и очень пугающее внутреннее беспокойство — быть беде. Заррот снова улыбнулся, о чем-то спросил Мелинду, что-то шепнул Ганне, та засмеялась, игриво обнял Вересу.

Отлично, все с Зарротом нормально, просто жарко очень, просто всем здесь скучно, смертельно скучно…

Всем идея просвежиться очень понравилась. Только дракатон как всегда нахмурился, он всегда недовольно поджимал губы, когда речь заходила о Запретном лесе. Надо бы пораспрашивать его, хотя что он может знать? Ну что же, завтра они идут на охоту!

Дерьмо, дерьмо, дерьмо! Она предала его, грязная потаскушка! Отдалась вонючему мутанту! Он раскрыл ей свое сердце, вынул его их груди и положил ей под ноги, а она растоптала его. Если бы хотя бы ради императора или того же герцога Гарридана, это он еще принял бы, но ради урода-мать-его-мутанта! Это он не мог простить — никогда! Голова расскалывалась уже который день, все тело ломило, сердце выскакивало из груди и жара эта ненормальная. Все нормальные люди страдают, а этой полуящерице хоть бы что, кажется, ему чем жарче, тем лучше, он только глазами своими змеиными хлопает, да шипит на каждого, кто осмелится подойти к ней ближе чем на два шага, очень больших шага. И эта, тварь, глазами молча пучит и испуганно хватается за урода своего постоянно. Они как приклеенные друг к другу, наверное и в туалет вместе ходят. И каждую ночь они вместе идут в ее комнату, а там… Очередная мучительная ночь только что пришла с темного востока, опять без сна, гореть от ненависти, они заплатят за все… Он чувствовал себя воздушным шаром, из которого выкачали весь воздух. Ему было больно дышать, словно проклиная кого-то, он поднял сжатую в кулак руку, посмотрел на свою ладонь, по ней бежал голубой ручеек огня — этим его не уничтожить, он уже пробовал, надо что-то другое, он под защитой печати, Николя и все другие предали его, все поддерживают этого урода, вон, Зои что-то говорит мутанту, Джеймс шутливо ударяет его по плечу, урод отшучивается… Надо что-то придумать. Он еще сам не знал, что, но он придумает…

Она еще больше расцвела. Когда она, держа урода за руку, пришла тогда, он все сразу понял, они были вместе — она показалась ему совсем не такой, как прежде. Ее движения стали более плавными, кожа теплее, и даже походка, даже то, как она шла, — всё было каким-то другим… Она была уже не просто красивой девушкой, которую он желал каждой клеткой своего тела, было в ней что-то новое, волшебное и безумно притягательное, страсное, сводящее с ума. И если раньше он не был уверен, любит ли он ее или просто хочет ее невинное тело — то теперь он это ясно чувствовал — любит, она будет его. Она ничего больше не скрывала; полная жизни, близкая ему как никогда прежде, она была прекрасна, это ее фарфоровое личико, прекрасные черные волосы, изящное тело, созданное для любви, она подарит ему такое счастье, только она…

Она причинила ему зло уже тем, что так красива, тем, что она именно такая, какая есть, готовая жертвовать собой ради других, так преданно заглядывающая в уродские глаза мутанта, тем, что, приоткрыв перед ним врата рая и поманив надеждой на обладание ею, на то, что он сможет назвать ее своей, она вдруг жестоко от него отдалилась и наконец тем, что она позволила этому дерьму трогать ее, быть внутри нее…Он испачкал ее, испоганил…

Интересно, а что это за браслетики такие красненькие на нем, это ведь тот самый, знаменитый клементин, и кожа у урода под ними такая воспаленная, зачем Гарри одел их на него? Любопытно. А зачем? А где можно добыть клементин? Надо подумать, Николя не поможет, а вот в деревне должны знать.

— Завтра идем в долину, посмотрим на этот опасный туман, — говорит Николя, с беспокойством смотрит на него, надо успокоить идиота куратора, через силу улыбнулся, — от меня ни на шаг, мало ли что, ничего не трогать, никуда не лезть. — Все деловито кивают, слушают грозного куратора, — да, да, никуда, только бы не передумал, сопля трусливая, вечно трясется из-за всего,

— Слушаемся и повинуемся, о грозный куратор, — глухо рассмеялся Заррот. Это был короткий, безрадостный смех. — Николя заметно успокаивается, он доволен, такое развлечение придумал, а то все мрачные тут такие от жары и от скуки, да, от скуки… Она тоже была здесь, он ее не видел, но теперь он мог обонять ее… и этот ее аромат. Этот аромат… Дерьмо, дерьмо…

Девчонки, крича от восторга, целовали его, а он улыбался веселой, наклеенной улыбкой. Всю ночь его трясло, дерьмо, дерьмо…

— Тебе холодно?.. Она замерла в его объятьях, положила голову на плечо Эссейла. В ее неподвижности, как и в любом ее жесте, таилась какая-то звериная грация.

Девушка потянулась всем телом, закинула голову вверх, с удовольствием окунулась в мерцающий омут тепло-оранжевых глаз. Улыбнулась. В ее глазах сияли звездочки, и на приоткрытых, влажных и припухлых от его поцелуев губах словно вспыхивали искры.

— Нет, нет… Просто слишком тебя люблю, вот меня и потряхивает…Ты понимаешь, — сказала Айрин шепотом, — я слишком счастлива, я чувствую, как я вся должна перелиться в какую-то еще большую радость… Так я вся полна…

"Только теперь я начинаю по-настоящему жить, — подумала Айрин, еще крепче обнимая своего дракатона. — Только теперь я наконец-то стала самой собой… или вот-вот стану. Потому что раньше — мне всегда чего-то не хватало и я чувствовала, что иду не по тому пути”

В тот день когда Эссейл, держа ее крепко за руку, привел свою аларианту обратно в дракатонский замок, шипя и раздраженно раздувая ноздри, если по его мнению кто-то осмеливался слишком близко подойти к его паре, начались для Айрин эти последние дни ее нового, счастливого мира. Она прекрасно знала, что их осталось немного, насыщенных зноем пылающего лета, ярких, радостных и беспечных. Так получается, что люди, привыкли думать, что будущий день так же ясен, как вдалеке синеватые очертания гор, но даже умные и прозорливые люди, на самом деле, не могут ни видеть, ни знать ничего, лежащего впереди небольшого, мимолетного мгновения их жизни. Айрин это понимала теперь, как никто другой. За этим мгновением, многоцветным, насыщенным запахами, наполненным биением всех соков жизни, лежал непостижимый мрак… Туда ни на волосок не проникали ни взгляд, ни ощущение, ни мысль, и только, быть может, неясным чувством, какое бывает у зверей перед грозой, воспринимала испуганная девушка то, что надвигалось и оттого только крепче прижимала она к себе своего мужчину, свое счастье, словно говоря, «не отдам, мое!». Это чувство было, как необъяснимое беспокойство. Она откуда-то знала, что в это самое время на землю опускалось невидимое облако, бешено крутящееся какими-то торжествующими, и яростными, и какими-то падающими, и изнемогающими черными очертаниями — в этих черных тенях она видела десятки и сотни жестоких дракатонов, скачущих во все стороны Суларии, проверяющих места практики евронийских студентов — курс за курсом и глаза их наливались отчаянной яростью и узкие губы шептали «уничтожить, уничтожить…», и видела она Гарри, торопящегося на черном коне, и мрачной тенью следовал за ним ужасный Саблот.

Она чувствовала, что мужчина волнуется.

— Ну что?

Дракатон вздохнул:

— Не нравится мне этот завтрашний поход. Не знаю что, но что-то царапает меня какое-то беспокойство, — мужчина слегка повел плечами, словно желая освободиться от тяжести бремени размышлений. — Может, ты здесь останешься? Может не пойдешь?

— И что? Оставишь меня здесь одну? — Не поверила Айрин. Одним из самых страшных испытаний для Эссейла были теперь те ужасные пять, а иногда и шесть минут, которые она проводила в туалете в одиночестве, без его присмотра. Эссейл вздрогнул, покачал головой. — Так что идем вместе. Да и что с нами может случиться? Не забывай, мы маги, очень сильные маги, одни из самых лучших.

Эссейл закрыл глаза и неохотно кивнул. Когда он заговорила, его хриплый голос был полон тревоги.

— От меня ни на шаг, великий маг, поняла? — Айрин кивнула, облизнула губы, может теперь, после всех этих разговоров, он может начать утешать ее, потянулась губами к взволнованному мужчине, — Моя радость, мое сердце, возлюбленная моя, звезда моя, жизнь моя…

Он внезапно так стиснул ее в объятиях, что у Айрин хрустнули все косточки, и она лишь крепче прижалась к его сердцу.

День выдался жаркий и душный. Студенты рано утром собрались вокруг куратора. Вышли пораньше, до наступления дневного пекла.

— Ну, объясни нам, что тебе удалось выяснить? — Спрсил Джеймс Николя, топая по широкой тропинке, все остальные с любопытством прислушивались. — Что это за знаменитая Долина лилий и почему ее все так боятся в окресных деревнях?

— Долина лилий — прекрасное место, — ответил Николя, повторяя все то, что сказали ему местные уроженцы. — Эти примитивные простолюдины говорят, туда собирается нечистая сила, и ведьмы, окруженные смертельным туманом, справляют там свои мерзкие праздники. Кто дорожит своей жизнью, не должен к ним приближаться.

Вокруг раздались смешки и хмыканье, только дракатон еще больше нахмурился,

— Ну туман там действительно бывает, это мы видели со скалы,

— Вот этот-то туман, конечно, и подал, по моему мнению, мысль к созданию всех легенд о долине, — вставил свои слова Нед. — Пока эти тупицы дойдут до долины, да с бутылкой вина, да на горячем солнышке, вот голову им и напекает…

— Не слушайте его, фи, Нед, у тебя нет ни капельки поэзии в душе, — перебил Глен, томно поджав пухлые, красивые губки. — Душка Эдди говорил мне, что этот туман, особенно при свете месяца, принимает образы прекрасных молодых женщин или очаровательных мужчин, на голове которых венки из мертвых лилий, а по плечам вьется белое легкое покрывало, они тоскуют от одиночества… Глаза их горят, как звезды, а тела светятся розоватым оттенком…

— Недурно, очень заманчиво, — промычал Драйт, — встретить бы такую…

— Да, Драйт, неплохо, но местные говорят, что немного найдется желающих испытать эту любовь. Всякого, кто волей или неволей попадал в Долину лилий во время нашествия такого тумана, находили мертвым, а если он и приходил оттуда, то умирал через некоторое время и никакие целители не могли помочь ему.

— Староста говорил нам, что существа из тумана вместе с поцелуями выпивают жизнь человека. Он слабеет, бледнеет и умирает. Впрочем, что, дамы и господа, говорить о том, что было да прошло, — с улыбкой продолжал коренастый Мейз. — Совершенно непонятно, зачем нас позвали, потому что все это было в прошлом. Вот уже больше двадцати лет никто не погибал в Долине лилий, хотя эти трусы туда и не суются, видят туман вдалеке внизу и трясутся от страха. Наверх туман не поднимается, так что нам и не придется отличиться, скорее всего это глупые суеверия и сказки.

— А мне та-а-акай сон приснился, — сказал Глен тонким голоском. Худенький мальчик жеманным жестом погладил свою напудренную щеку. — Ко мне пришел прекрасный принц и просил открыть врата, где он давно томится, и сказал, что заберет меня в сладкую грезу, ну и там более в деталях продемонстрировал, что он мне сделает… — конфузясь и внезапно краснея, сообщил мальчик. Эссейл очень мрачно посмотрел на него, по его лицу заходили напряженные желваки,

— Какие врата, где? — спросил Николя.

— Чего он там продемонстрировал тебе? — С ревностью в голове спросил Кай.

— Не знаю. Он сказал «жди и я покажу».

— Вина перепил, идиот, — пробормотал Заррот. Все захохотали, отовсюду раздавались комментарии и описание всего того, что они сделают с прекрасными туманными созданиями и в каких позах.

Так за разговорами, студенты спустились со скалы и направились к блестевшему вдалеке озеру. Они слишком долго сдерживались в этом скучном дворце и теперь веселились и ржали, как целая конюшня голодных лошадей. Мелинду едва не рвет от хохота. Джеймс обнимает Ганну, даже Драйт чуть оттаял от своего хладнокровия и хихикает со всеми.

По мере того, как они удалялись от скалы, ветер спадал. Неподвижная и тяжелая жара опустилась на долину. Вокруг все было спокойно и не внушало тревоги.

Море зелени и цветов, упомрочающе громкое стрекотание кузнечиков, порхают птички, бабочки, тяжело гудя, толстые шмели переваливаюся от цветка к цветку. Сверху они видели — тумана в долине не было, озеро вдалеке блестело, как ярко синий металл. Налево чернел лес, а направо стояла мрачная скала, точно с заколдованным летящим над долиной дворцом. Тропа петляла вниз по летней долине, то узкая и сжатая плотными кустами, то более широкая между рядами дикой вишни и орешника. Они шли около часу.

Один за другим, они вступили на едва заметную тропинку, проложенную среди зелени, медленно идут вниз, аромат цветущих лилейников неотступно сопровождает их, навязчивый и сладковатый.

Все эти тяжелые запахи цветов и пыльцы угнетали, вызывали смутное беспокойство и тоску неизвестно о чем. Веселье затихло, студенты идут, напряженные, нервно оглядываются, вокруг них постоянно слышался шелест, ну, точь-в-точь, как от женских шелковых платьев; слыдкий запах лилий заполнил их, кружит им головы, не дает сосредоточиться.

— Эти лилейники такие густые и высокие, никак не могу понять, правильно ли мы идем, — машет головой Николя, пытаясь вернуть ясность мысли.

— Так спать хочется, ужасная жара! — Стонет Зои,

— Мы потерялись?

— Николя, ты знаешь, куда идешь?

— Проклятье, где озеро, мы идем слишком долго!

— А кто проложил здесь эту тропинку?

Айрин поглаживала рукой вспотевший лоб, погружая время от времени пальцы в свои густые черные волосы и приоткрывая повлажневшие виски, чтобы освежить их, и инстинктивно пытаясь избавиться от охватившей ее тревоги. Похоже, они потерялись, они шли почти весь день, уставшие, голодные.

Николя, приложил палец к потному лбу, устало покачал головой, студенты с надеждой смотрели на своего куратора, у него было загорелое лицо, бритое и простоватое, добрые синие глаза, должно быть, умные и твердые, когда нужно. В нем чувствовались одновременно и сила, и слабость, воля и нерешительность.

— Этот запах! — Николя прочитал короткое заклинание, — сейчас поднимется ветер, запах уйдет. Ребята с надеждой замерли, сейчас полегчает. Пять минут прошло, десять — ничего не происходит. Николя удивленно посмотрел вверх, на голубое небо и застывшее там огненное колесо солнца. Лица студентов, багрово-масленые и черные от жары и пыли, медленно поворачивались к нему.

Солнце смалило исступленно. Аромат цветов сшибал с ног.

— Что это было? — Спросил Джеймс. Николя почуял, как, сорвавшись, резко, с перебоем стукнуло его сердце…Никогда, абсолютно ни при каких условиях не было такого, чтобы его магия не срабатывала. Нонсенс! Абсурд! В нем вдруг выросло смутное, равносильное страху беспокойство. Да что такое здесь происходит?

— Заррот! Ко мне подойди пожалуйста,

Что-то нехороше напряженное послышалось в голосе мужчины, Заррот, не возражая, подошел. Нед и Мейз присоединились. Студенты напряженно смотрели на шушукавшихся магов, самых могущественных в их отряде. Заррот кивнул, повел плечами, очевидно попробовал заклинание, с удивлением посмотрел на свои руки, еще раз попробовал — ничего не происходит, хохотнул. У Мейза ушло несколько минут на переваривание этого невероятного факта. Николя дал ему время осознать это. Событие было из разряда невозможного. Магия была частью их, в их крови, в той малой капле Древней крови, даставшейся им от их матерей.

— Интересненько, очень-очень интересненько. — Изрек наконец потрясенный Николя. — Магия здесь не работает. Мда. Странное место. Надо уходить отсюда. — Вокруг послышались возмущенные стоны студентов:

— Мы весь день ползем по этой жаре! Давайте хоть привал сделаем!

Николя нахмурился. Все его существо вопило, кричало — уходить, убегать, незамедлительно, каждый волосок на его теле встал дыбом.

— Эссейл! — Дракатон, держа за руку Айрин, подошел к нему. «Какой он стал огромный!» — Подумал Николя, за эти недели синеволосый окончательно выздоровел и поражал широким разворотом плечей. Двигался он плавно, грациозно, с легкой и одновременно внушительной неторопливостью опасного хищника.

«Точно не человек, — в который раз с содроганием подумал Нед, — что же он за существо? Ни один дракатон или человек так не двигаются, как змея, ужас!»

Черно-синие волосы мутанта отросли и он убирал их в косу сложного, непривычного глазу суларцев, плетения. Он, единственный во всем отряде, казалось, не страдал от жары, смуглое, узкое лицо его не лоснилось от пота, только вертикальные, переливающиеся зрачки соперничали яркостью с пылающим на небе солнцем. «Он нам дорогу будет освещать в темноте своими глазищами»

— Эссейл, попробуй определить, как далеко вода? — Николя уже привык использовать великоленный нюх дракатона.

— Питьевой воды нет поблизости,

— Дорогу назад найдешь?

— Найду;

— Проклятье! — Выругнулся Николя, в его голове собирались тучи. И, поймав недоуменный взгляд Айрин, раздраженно добавил. — Эти идиоты воды с собой почти не взяли, зато вина и травки полные сумки! Поворачиваем назад!

Студенты не осмелились открыто противостоять решениям своего молодого куратора, под недовольное ворчание и скептические комментарии, мол нашли кого слушать, уродов всяких, повернули назад. С трудом потащились обратно, неимоверный жар лета накрыл всех, точно тлеющее одеяло. Молодые люди изнемогали от зноя и жажды. Но не прошли уставшие маги и получаса, как неожиданно заросли, залитые ярким пламенем солнца, оборвались и в открывшемся просвете блеснула голубая поверхность воды, перед пораженными физиономиями студентов явилась прекрасная картина — великолепная зеленая долина и величественное озеро. День был ясным и чистым, как звук праздничного колокола. Дул легкий ветерок, от которого по дороге весело бегали чередующиеся пятна солнечного света и теней от редких деревьев. Не прошло и часа, как радостно улюлюкающие студенты вышли к живописному берегу, заросшему плакучими ивами, склонивших свои тяжелые ветки к самой воде…

— Ура! Пришли!

— Красотища!

— Дошли!

— Вот ведь как, — сказал Николя, укоризненно посмотрел на дракатона, молча смотревшего на озеро, как на старого врага, какое-то предчувствие мучило Дракатона весь день. И вот теперь его беспокойство достигло пиковой точки, — а ты, нет воды, нет воды, ошибся, болван, вон ее сколько!

Нед, сняв панамку, расчесал пальцами густые, черные волосы. — Чувствуешь ли ты присутствие Зла? — спросил он Драйта.

Маг-менталист покачал головой.

— Я не вижу и не чувствую ничего, кроме жаркого дня, миларды кураторы.

— А ты, Мейз, что скажешь?

— Умение чувствовать Зло — не самая сильная моя сторона, — ответил мужчина, глянув на Николя, и тот прочел в его глазах веселость, близкую к насмешке. — Не психуй, милард куратор, ну поплутали чуток, ну сказок местных дибилов наслушались, вон на испуганную рожу мутанта насмотрелись, вот и дергаемся. Все просто отлично — травка мягкая, водичка теплая, все просто превосходно!

Глава 4

Прозрачная вода с мягким шорохом подходит к берегу, касается ног, и вытянутому телу на теплом песке, закинутым рукам и закрытым векам — легко, горячо, сладко. Все, все, а особенно самое запретное и опасное, — легко и сладко…

Как же всем хорошо! Что же это за волшебное место такое? Сколько ни говорили и ни спорили, так и не пришли ни к какому выводу. Решили просто получать заслуженное удовольствие.

Как только подошли к озеру, потные, голодные и крайне уставшие маги, бросив свою поклажу, скинув одежду, побежали к воде.

— Айрин, нет, — остановил свою аларианту дракатон, та вскинула удивленные глаза на мужчину, — нет, это нездоровая вода, не трогай ее, не пей, я чувствую что-то нехорошее, у меня достаточно питьевой воды, нам хватит до завтра;

— Как скажешь, жаль, а было бы неплохо вымыться, — чуть пожала плечами расстроенная девушка, — но берегись, тебе придется мириться с моими далеко не ароматными ароматами, — глубоко вздохнула, посмотрела на бултыхающихся на мелкоте друзей, опять вздохнула, более смелые ребята поплыли на глубину, — а ты плавать умеешь?

Эссейл пожал плечами,

— Плавать? Не знаю, надо попробовать, тогда скажу, страха перед водой я не чувствую,

Айрин недовольно ворча про всяких со слишком чувствительным нюхом, пошла помогать Ганне и Николя готовить лагерь. Студенты решили остаться ночевать в гостеприимной долине, опасаясь возвращаться через странные заросли на ночь глядя.

Эссейл задумчиво смотрел на плескающихся студентов. Брызги воды весело блестели на солнце. Плавать, умеет ли он плавать? Воспоминания нахлынули вновь, он вернулся туда, в свое солнечное, счастливое прошлое и ему показалось, будто душа его насыщается чем-то невидимым, каким-то живительным, сильнодействующим лекарством:

…Он на гребне высочайшей волны. Вокруг него огромное небо, бескрайний океан, ветер, тучи, ливень, гигантские волны — все смешалось в мокрый вращающийся клубок, который гудит, шумит, ревет, грохочет. Он, счастливый, хохоча, борется со стихией. Курчавится пена на гребнях и сердито змеится на ребрах волн. Стремительно бегут вверх водяные горы и низвергаются с утробным рокотом, как горные лавины, поднимаются валы, шумит ливень, воет, свистит неистовый ветер. Он кричит от восторга, подпрыгивая высоко в воздух на огромной волне, его огромное тело блестит черно-синим и снова бросаясь стремительно вниз…

— Эссейл! Принеси дров! — Дракатон вздрогнул, вываливаясь из воспоминаний, оглянулся. Недалеко от берега наставники развели огонь. Девушки, весело переговариваясь, достают из сумок еду. Группа ребят во главе с худощавым, подвижным Джеймсом собирается на охоту.

…Поздний вечер. Теплый, мягкий ветерок. Огромная, желтая луна светит всё ярче, и ребята видят долину во всю ее длину до Запретного леса. Цветущие лилейники с наклоненными стеблями стоят по берегам спокойного озера, листья отливают темным серебром, а крупные бутоны, так пестро расцвеченные днем, теперь мерцают пастельными тонами, призрачно и нежно. Лунный свет и ночь отняли у красок всю их силу, но зато тяжелый аромат был острее и слаще, чем днем. На углях костра дымилась похлебка из пшеничной крупы. Молодые маги, уставшие, расслабленные после тяжелого дня, сидели, лежали у огня и маленькими глотками пили вино. Блюда с жареным мясом лежали на большом покрывале, играющем роль стола. На другом костре, чуть в стороне, шипели куски мяса, которое за несколько часов до этого весело бегало по лесу.

Жар уже не изливался с небес, но исходил от земли, и все купалось в горячих испарениях, где смешались запахи цветущих лилейников, подгоревшего жира с ароматом свежей мяты и табака.

Раздается заливистый смех, женское повизгивание, кто-то ушел чуть в сторону, оттуда раздается шуршание и стоны, ребята лежат вокруг костра, добродушно подшучивают над дракатоном, которого впервые подвел нюх, Эссейл отшучивается, отказывается от вина и мяса. Тем не менее, Айрин, расположившись на его коленях, чувствует напряжение мужчины, замечает, что он то и дело осматривает долину внимательным взглядом.

Чуть в стороне сидит мрачный Заррот, он сидел, наклонившись вперед, опираясь руками о колени; его окаменевшее лицо было ярко освещено пламенем костра. Заррот глубоко вздохнул, наслаждаясь своей меланхолией и своей ненавистью: «смотри, смотри на них, гори» — твердил он самому себе, смотря на урода, обнимающего его, Заррота, избранницу. Он сжал сломанный клементиновый наконечник — острый обломок некогда длинного копья, который он выторговал сегодня ранним утром в деревне за немыслимые деньги, вся его ладонь была в крови, но боль только радовала его, сжал еще сильнее, — «да, так правильно, боль — это наслаждение, мутант скоро узнает об этом. Медленная боль…»

Айрин чувствует тяжелый взгляд Заррота на себе, в черной тени широко раскрытые

глаза девушки казались еще более огромными и очень испуганными, заметив, что Айрин смотрит на него, Заррот приветливо улыбнулся, Айрин вздрогнула, отвернулась, покрепче прижалась к Эссейлу, почти с головой залезла ему подмышку, — «поскорее бы закончилась эта ночь» — оскал Заррота стал злобным, глаза почти остекленели…

Худенький Глен, бледный и безмолвный среди этих возбужденных людей, переводил взгляд с одного на другого, его не оставляло чувство неудовлетворения, тягучее чувство какого-то притяжения, томления. У него был полный печали взгляд, чуть выпяченные припухлые губы, вид затравленного олененка. Ореол несчастья, казалось, окружал его потухшее лицо. Сладкое вино было приятным, но слегка вскружило ему голову. Глен выпил еще вина. Он был голоден, но он почему-то не мог есть. Тоска его нарастает…, то прекрасное видение для него не просто иллюзия, не призрак, а любимый, желанный…Врата, что же это за врата, которые надо открыть, где страдает его мечта… Кай заметил печальное состояние своего партнера,

— Выпей вина, любовь моя. Нет ничего лучше, чтобы поднять настроение и развеять печали. Пойдем в лесок, пошалим…

Этот тон, который сам он, не задумываясь, поддерживал вот уже десять лет, представляется ему вдруг грубым и отвратительным, сердце мучилось по чему-то другому. После того сна, Глен тосковал по нежности, по робко сказанному слову, по волнующему большому чувству. Если бы его полюбил кто-нибудь, какой-нибудь стройный нежный юноша, как то гибкое юное создание в золотом тумане; что было бы, если бы в самом деле беспредельное, самозабвенное упоение серебристого синего вечера увлекло его в свой чудесный сумрак. Он вздохнул, встал, отряхнул от невидимого мусора свои бархатные брючки, пошел в лес за Каем. Луна сияла. Далеко по направлению Запретного леса вился прозрачный туман, принимая различные очертания. Глену казалось, он там, он ждет его. Он там тоже страдает, без него. Чего он хочет? Любви конечно!

Как он ни всматривался в туман, его призрака не было видно. А между тем Глен ясно чувствовал, что он там и ждет, и ждет… Да, надо пойти в лес, туман колыхается в той стороне…

— Вы куда?

Противный мутант выскочил перед ними, как будто специально караулил, красно-коричневые глаза его вперились в Кая,

— Погуляем, подышим, в кустиках поваляемся, покувыркаемся, — тонко, противно захихикал Кай,

— Далеко не уходите, не нравится мне здесь,

Отошли, лопатками ощущая горячий взгляд дракатона;

— Совсем мутант сдурел со своими суевериями, дикий варвар,

Глен тоскует, его гнетет неведомое желание, кругом какая-то пустота. Надо дальше, дальше.

Что он хотела, о чем просил? Дальше, дальше…

Каждую минуту, помимо своей воли, он ждал и прислушивался — да, все правильно, они идут в правильном направлении…Кай что-то говорит, мерзко шутит, смеется своим шуткам…

Тихо…

Его тянет куда-то, что-то надо сделать, но все неясно, неопределенно, а потому еще мучительнее. Состояние становится невыносимым. Чувствует, тот юноша страдает, но как и что?! Дальше, дальше…

Им не спалось, и Эссейл шел рядом с Айрин, ступавшей по берегу замершего озера.

Он остановился, и, положив руку на щеку Айрин, повернул к себе ее лицо. В золотом свете луны, она казалась порозовевшей и оживленной. Ее глаза блестели, как звезды.

Он улыбнулся обеспокоенно и нежно.

— Любовь моя, — прошептал он. — Они так смотрят на тебя, дотрагиваются… — Ребята никак не могут принять, что Айрин принадлежит только дракатону и не оставляют надежд, что она образуется и подобно всем начнет ходить в кустики со всеми, по очереди и вместе. Айрин, привыкшая к нравам и привычкам друзей, только посмеивалась, не обращая внимания на их регулярные приглашения, а вот дракатон ревновал, злился, пыхал глазами в сторону студентов и шипел, ощерясь чешуей. — Мне не нравится видеть их около тебя. Знаешь, я тут недавно понял, что я ужасно ревнив.

Черная тень высокой ивы протянулась перед ними. Они вступили в нее, укрывшись от резкого света луны и, прижав ее к себе, он нежно поцеловал ее в губы. Страсть — всепоглощающая и жгучая, постепенно охватывала их. Но они не могли долго задерживаться. Эссейл не доверял этому месту, он чувствовал зловещее напряжение, словно это место ожидало чего-то…

Дракатон и Айрин медленно пошли назад.

Они шагали, словно во сне, с этим чувством, которое поднималось в них, как волна, унося и завораживая обоих, как неизбывный душевный порыв, окрашенный улыбками сожаления и легкой печали.

Рука Эссейла чуть касалась бедра Айрин и это волновало ее.

И он чувствовал ее поступь совсем рядом, что вызывало в нем мучительное томление.

Завтра они вернутся в их уютную комнату, на их кровать. Время теперь потянется долго, наполненное ожиданием любви.

Айрин чувствовала себя слишком возбужденной и предпочла не присоединяться к гогочущим друзьям. Они села на высоком берегу озера, обняв дракатона руками и положив подбородок ему на грудь. Ее глаза скользили по металлической поверхности озера, над которым плавали тающие клочья легкого тумана.

Она ощущала себя счастливой, полной жизни, трепетной и нетерпеливой. И все было окрашено чувством томления, владевшим ею. Так же, как она радовалась самой любви, она радовалась ожиданию ее. Начинала сказываться сильная усталость, и Айрин чувствовала, что начала погружаться в неглубокую, чуткую дремоту.

Кай радостно шел за задумчивым Гленом. Как здорово они ушли от всех, несмотря на строгий запрет Николя не удаляться от лагеря. Но Лиззи своими ласками отвлекла грозного куратора и они улизнули. В праздничной, веселой и возбужденной атмосфере лагеря евронийских студентов, видя меланхолично-задумчивого любимого, страсть Кая разгоралась сильнее, а волнующее чувство возможной опасности, лишь больше распаляло его;

— Давай здесь, вот на этой полянке, — шептал он Глену, — здесь так уютно, — но тот лишь качал головой и продолжал целенаправленно идти вперед. Они вошли в лес,

«Но это ведь не опасно!» — Сейчас, когда солнце закатилось, и стало темно, мрачный лес выглядел грозно, Кай даже сказал бы зловеще, хотя это все ерунда, это тупой дракатон всех их запугал, — «сюда же ребята ходили на охоту сегодня!». Глен идет дальше, не отвечает на вопросы, точно их и не слышит, глаза его как-то бегают по сторонам, словно он знает, куда идет….

«…Будь покоен, я иду. Иду…Да, да, иду…Ха-ха-ха, ведь я уже только дух, дух…, и…, я теперь чувствую, наступает час, твои золотые нити тянутся ко мне, впиваются в голову, в сердце…, тяжело. Боги, как тяжело… Иду, при…» — Споткнулся, ничтожество сзади дергает его, что-то ему говорит, надоел, но бросить нельзя, принц его зачем-то хочет… — «Мой принц, твой милый скоро придет…» Остановился, оглянулся, он что, потерялся? Смотрит, перед ним нежная лилия, но это уже не цветок, а стройное, тело прекрасного юноши. Бледное лицо с большими печальными глазами и чуть-чуть розовыми губами, золотистые волосы падают красивыми волнами на грудь — «мой принц, пришел!» — Призрачная фигура тихо качается и с каждым движением растет и приближается, только тело его все еще прозрачно, точно соткано из серебряных нитей.

Вот он двинулся в их сторону, и лес вокруг наполнился ароматом и неуловимыми звуками волшебной мелодии. Движения Глен не улавливает; фигура точно плывет в воздухе…Все ближе и ближе; прекрасный юноша уже качается рядом с ним, что-то шепчет, но он не может разобрать слова, но Глен знает, он страдает, он так умоляет спасти его, освободить, а сделать то надо всего-ничего…Ему снилось, что он идет вместе с принцем по бескрайнему прекрасному лесу; их руки соединены, пальцы сплетены, как в нежном любовном пожатии. Он ничего не видит — все залито серебряным светом, прекрасные ароматы витают вокруг него и юноша ведет его, словно поводырь слепого;

Кай испуганно оглядывается. Лес становится темнее и непроходимее, сладкий запах тухлятины усиливается, Глен радостно улыбается чему-то, что-то бормочет, взял его за руку и уверенно ведет куда-то. Кай ничего не видит, однако каким-то непостижимым образом он чувствует, что над их головами и вокруг них собирается, сгущается что-то зловещее. Страх и опасение, поселившиеся в некотором уголке его сознания, нашептывающие ему о нависшей угрозе, были непонятны и незнакомы Каю, теперь к ним примешивались самые дурные предчувствия, похожие на суеверные страхи дикого Эссейла, Кай, цивилизованный аристократ, практически дипломированный маг, к своему потрясению чувствовал наступление неотвратимой беды.

Его пугает эта мрачная темнота вокруг. Кай ощутил какое-то легкое прикосновение к своему лицу и испуганно отшатнулся, успокаивая себя, что проход между деревьями всего лишь

затянут нитями паутины. Глен шепотом уговаривал его не останавливаться, не бояться, успокаивал, объяснял, что они всего лишь проходят сквозь тонкую незримую, но прекрасную вуаль. Вглядываясь в непроницаемую темноту, Кай увидел — или это только почудилось ему? — смутный сгусток еще большей черноты, замаячивший впереди во мраке впереди;

— Да, да, любимый мой…Я теперь вижу, нам туда… — Глен, крепко держа его руку в своей, направлялся туда, к этому неясному предмету, очертания которого сливались с окружающей мглой. Они с Гленом все шли вперед, неуклонно приближаясь к средоточию тьмы и могильного холода. По мере того как они подходили к загадочному темному пятну, Кай все отчетливей слышал стук своего собственного сердца; гулкие удары становились все громче, им вторило слабое эхо — это наверное билось сердце Глена. Его партнер не дал ему оглядеться. Он положил свои руки ему на плечи, сладко поцеловал. Глен глухо застонал, толкнул Кая, тот сделал шаг назад, его тело уперлось во что-то ледяное, Глен возбужденно шептал что-то, уложил Кая на обжигающе-холодную поверхность. Наконец, их сердца забились в унисон, их тела стали единым, слившись друг с другом. Кай обо всем забыл.

А отовсюду из темноты на них смотрело множество огромных слепых мертвых глазниц, они все чего-то ждали — Кай чувствовал на себе их тяжелый взгляд, когда медленно, словно неохотно, открыл сомкнутые веки, но побыстрее закрыл их снова, растворился в наслаждении.

Он не видел, как к ним направилась темная фигура, незнакомец тихо, словно плывя по воздуху, двигался в сторону слившихся в экстазе ребят, высвободил свою костлявую руку из огромного черного балахона; вытянув руки вперед, он разорвал оболочку темной, пульсирующей субстанции, окружившей влюбленных, проделав в ней щель… Кай тихо застонал, страстный укус Глена причинил ему острую боль, капля крови стекла по его шее вниз, Глен не останавливается, снова и снова кусает его, «да что же он делает, это уже не смешно совсем!» — Его шея уже горит от боли, — «все, все, Глен, любимый, хватит уже, больно, так больно» — больше крови течет из рваной раны на шее, течет на черную, пульсирующую плиту, на которой они лежат, впитывается внутрь. Кай кричит, толчки Глена усиливаются, кровь течет, капает на то, на чем лежит Кай… Тотчас же к стуку сердец влюбленных, бившихся как одно, добавились громоподобные удары еще одного сердца, звучавшего, как удары тяжкого молота по глухой каменной глыбе и еще одного…

Ритмичные удары заполнили Кая, они стучали в его голове, удары заполнили пустоту огромного, бесконечного леса, и хотя источник этого оглушающе громкого звука находился в непроглядной темной пустоте перед ними, Каю казалось, что все пространство вокруг

них пульсирует в такт ударам их собственных сердец. Глен встал, счастливо улыбаясь, протянул руки в сторону темной фигуры,

— Мой принц! Моя прекрасная любовь! Ты теперь свободен! — Шагнул вперед, в непроглядную, смолянисто-черную бездну, ушел;

Кай замер, кто это, что происходит, почему ему так больно и холодно, почему он не может пошевелиться? Он огляделся, с ужасом он увидел, что он лежит на чем-то абсолютно черном — что это — алтарь! Гробница! Каменный могильник!

К нему приближается другой незнакомец. Кай замер, испугавшись того, что он увидел при неясном свете луны. Увядшая, морщинистая, темная кожа была покрыта гноящимися струпьями, блестевшими в лучах небесного светила. Но самым страшным зрелищем была даже не эта гниющая заживо плоть, а глаза, глядящие из-под капюшона, — огромные, лишенные век, выпуклые, выпирающие из глазниц, словно два раздувшихся, огромных пузыря.

Радужная оболочка помутнела, покрылась какой-то тонкой пленкой; белки глаз были желтыми, покрытыми сетью тонких кровеносных сосудов. Незнакомец сбросил свой плащ, наклонился к студенту, Кай был абсолютно беспомощен в темнице своего тела. Он только мог чувствовать невероятную угрозу, исходящую из этой темноты впереди, монстр залез на него. Смертельный холод заполнил молодого человека, когда он почувствовал, как чужая плоть вошла в него, а острые зубы погрузились в его шею. Восторг наполнил его, как же он ошибался. Его руки дрожали, а рот был широко раскрыт в беззвучном экстатическом вопле — как же ему хорошо, он закинул голову подальше, чтобы ощутить незнакомца глубже в своей шее. Черный алтарь перестал быть черным, он алел в серебряном свете луны — все больше сердец начинало стучать в лесу, Кай захлебывался от восторга, никогда он не испытывал такого наслаждения, он растворился в волшебных ощущениях… «Да, да, еще, мой прекрасный принц! Как много огней кругом! Неярких, мерцающих огоньков. Тени. Колышущиеся тени, извивающиеся в причудливом танце. Ах, какое блаженство лежать здесь! Прекрасное место — этот алтарь»

Спокойное. И боль ушла. Ее нет.

Ночь прошла спокойно. Эссейл так и не смог заснуть и теперь он чувствовал себя разбитым. Айрин что-то пробормотала во сне и еще крепче прижалась к нему. Погладив ее по спине, он поймал себя на мысли, что, без всякой на то причины знает — произошло что-то непоправимое, страшное. Тревожное предчувствие, не оставлявшее Эссейла с самого начала путешествия, усилилось.

Где-то вверху, за кучевыми облаками, тускло светило восходящее солнце, а долину всю заливал желто-сливочный свет.

Снова вернулось какое-то тяжелое предчувствие, но не успело окрепнуть, как Эссейл увидел, как шатаясь, совершенно обнаженный Николя прошел к озеру, наклонился, тряся головой и отфыркиваясь, вымыл лицо, голову. Выглядел он совсем не так, как обычно. Он был потный, уставший, несчастный и немного ошарашенный. Со стоном, зевая, посмотрел на озеро, и замер. В тот же момент Эссейл почувствовал, как насторожился молодой мужчина, и заметил причину этого сам. Весь берег с другой стороны озера исчез под полосой тумана. Даже намека на береговую линию не было видно. Туман как туман, ровная словно вычерченная по линейке полоса тумана скрыла всего несколько ярдов воды, но за долгие годы жизни Николя никогда не испытывал такого страха.

— Что это, Николя? — шепотом спросила Зои, она стояла по колено в воде и пытаясь налить воду в флягу.

Мужчина чуть нахмурился.

— Туман.

— На озере? — с удивлением спросила Зои,

— Ну да. Ты никогда раньше не видела тумана на озере?

— Такого никогда. Он больше похож на облако.

— Это оттого, что свет яркий, — сказал Николя.

— Но откуда он взялся? Туман бывает ведь только в сырую погоду.

— Зои, все нормально,

Зои едва заметно кивнула ему, и она, пожав плечами, понесла флягу с водой к костру, раз наставник сказал, что это всего-лишь туман, значит и беспокоиться не о чем.

Николя тревожно взглянул на полуразрушенный лагерь — «весело ребята вчера погуляли», — все еще спали мертвым сном, только Эссейл приподнял голову и с волнением уставился на Николя, — «спал ли он этой ночью? Похоже нет», — глаза дракатона тревожно мерцали всеми цветами красно-коричневого с яркими оранжевыми всполохами, Николя уже научился распознавать эмоции дракатона — «волнуется, очень», Айрин уютно посапывала около его бока, дракатон заботливо положил на нее руку. Эссейл тоже посмотрел на полосу тумана. Николя показалось, что туман приблизился, но за это он бы не поручился, просто наверное голова слишком болит у него, вчера они все перепили.

«Если этот туман приближается, то он опровергает все законы природы, потому что ветер — легкий бриз — дует с нашей стороны» — Туман был белым-белым. Единственное, с чем Николя мог его сравнить, это с только что выпавшим снегом, ослепительно контрастирующим с глубокой голубизной утреннего неба. Но снег всегда отражает тысячи и тысячи алмазных лучиков солнца, а этот странный яркий и чистый туман не блестел совсем.

Ветер немного окреп, и стало теплее градусов на пять. Николя думал, что странный туман наверняка разойдется, но этого не произошло. Более того, он стал ближе, добравшись до середины озера.

— Я тоже его заметил, — изрек Драйт с задумчивым видом. — Надо думать, это какая-нибудь температурная инверсия.

Эссейл осторожно положил Айрин на одеяло, подошел к задумчивым студентам, внимательно слушает. Николя все это не нравилось. Никогда в жизни он не видел ничего подобного.

— Меня беспокоит удивительно прямая линия фронта наступающего тумана, потому что в природе не бывает таких линий: прямые грани — это изобретение человека.

— Да, странно, — изрек наконец Джеймс, — к тому же настораживает его странный цвет — эта ослепительная белизна, непрерывная и без влажного блеска.

Туман определенно приближался, он полз по озеру медленно, но верно, раскинувшись широкой, абсолютно ровной дугой. До тумана теперь оставалось всего полмили, и контраст между ним и голубизной неба и озера стал еще более поразительным.

— Надо уходить отсюда, как можно скорее, — сказал подошедший к мужчинам дракатон. Николя уже давно заметил, что когда он волновался, его легкий акцент в голосе усиливался, то как он произносил некоторые слова, особенно шипящие, и ставил ударения. Николя издал какой-то странный звук. Губы его шевельнулись, словно у беззубого старика, пережевывающего даты прошлого. Большинство студентов еще спит, некоторые заснули совсем недавно, все вещи разбросаны, одежда висит на кустах и ветках. Сорвать всех с уютного места у озера, голодных, полуголых, опять заставить идти по самой жаре, и только из-за какого-то тумана, даже если очень странного. Парившая в небе чайка в этот момент камнем бросилась вниз. Он успел заметить лишь быстрый взмах ее белоснежных крыльев в солнечном блеске, она пропала в непроницаемом тумане.

— Наверное там у нее гнездо… — Успокаивал себя Николя, задумчиво почесал голую задницу, поежился, как от холода;

— Дракатон трусливая тварь, — сквозь зубы процедил Заррот, Николя нахмурился, все-таки Заррот перегибает палку, — ты считаешь меня ослом, уродец?

— Ты сам знаешь об этом не хуже меня.

Заррот сделал глубокий вдох; нагнув голову, словно разъяренный бык, грозящий тореадору своими рогами, и расправив огромные плечи во всю ширину, он сделал угрожающий шаг к невозмутимому Эссейлу, Николя с беспокойством заметил, что Заррот сжимает что-то в руке;

— Заррот, достаточно! — послышался приказ куратора, студент тут же остановился, словно споткнувшись, мрачно усмехнулся — холодный, тяжелый, прямой взгляд молодого мужчины заставил дракатона замереть в напряженной позе. Заррот усмехнулся, словно оскалился,

— Твое время придет, мразь, придет…скоро…

— За туманом будем наблюдать, — вынес свой вердикт Николя, — начнем сборы, без суеты и паники, надо всех разбудить, накормить, запастись водой. Все! Разошлись!

Легкими поцелуями разбудил Айрин. Попросил ее поторопиться и быть абсолютно готовой. Он очень устал. Ему нужно было незамедлительно выбраться из долины, хватить свою аларианту и бежать, а вместо этого он теряет время и обсуждает всю эту ерунду с евронийцами. Опасность приближается, их время истекает. На сердце у него лежал камень, а силы подходили к концу. Но он не мог удалиться от студентов и их тупого куратора без риска потерять сознание от боли активизированной печати студента. Проклятье!

С легкомысленной медлительностью, пошучивая и хихикая, студенты начали одеваться.

Зои, позвякивая посудой и котелками, что-то готовит на костре. Рядом стонет Мелинда, Вереса ходит, шатаясь, по лагерю в поисках нижнего белья, как весело было вчера разбрасывать его, а сейчас, ох, тяжко ей, ох…

Туман как будто больше не приближается. Николя, полностью одетый, стоит чуть в стороне от лагеря, на берегу, задумчиво потягивает чашку чая и смотрит на озеро. А им еще предстоит тяжелый переход домой, надо проверить, все ли встали, через часа два можно выступать… Его вялые мысли прервались от какого-то странного ощущения. Николя оглянулся назад, Лиззи что-то рассказывает, сверкая белыми зубами, ее глаза озорно блестят, но он ничего не слышит…Тихо. Тихо. Ни один лист не шелохнется… — «Но слушайте, слушайте… Вот шелестит, звенит…Какой прекрасный аромат!.. Это она, моя милая… Как ты хороша, как прекрасна! Ты одела белые лилии, они идут тебе. Но иди же, иди…» — Его любовь спускается с туманного облака по серебряной лестнице, и ступеньки звенят, звенят под нею, идет к нему, обещает ему сказочное наслаждение…Николя застонал от восторга, сделал шаг навстречу своей любви…

Внезапно Эссейл ощутил отвратительный запах, по сравнению с которым даже зловоние разлагающегося мертвеца казалось бы не столь мерзким. Запах был настолько резким, что у него перехватило дыхание. Он прикрыл рот и нос согнутой ладонью, сморгнув набежавшие на глаза слезы. На него набегали волны ужаса, его волосы и чешуйки стали дыбом, по коже пошли мурашки. Все его тело стало мокрым от пота, одежда липла к коже, ноги как-то сразу ослабли, подогнулись колени. Ему стоило больших усилий удержаться на ногах, не поддаваясь соблазну тотчас же опуститься на землю. Он должен был преодолеть слабость и минутное замешательство — острое ощущение опасности вернуло его к действительности. Угроза исходила со стороны раскинувшейся ивы, чуть справа от лагеря, ее склонившиеся ветки касались воды. Эссейл, попросив Айрин оставаться в лагере, вынул нож и пошел в сторону озера.

Айрин увидела состояние любимого, по лицу дракатона она поняла — произошло что-то страшное, или даже происходит, прямо сейчас, она в панике оглянулась — в лагере студентов все спокойно. Изнывающие от жары ребята ходят, переговариваются, собирают вещи, что-то жуют, кто-то все еще спит, вот там, вдалеке Нетта тихо постанывает, кого-то обнимает,

«И чего им неймется? С кем она там? Не видно» — Айрин видела только обнаженную ногу подруги, закинутую на чей-то темный силуэт, расположившийся на Нетте — ребята вчера не нарезвились, очередной низкий стон, наполненный сладкой неги. Тяжелое дыхание, доносящееся из того дальнего угла, стало еще громче; порой раздавались хриплые, с присвистом стоны Нетты. Постепенно шипящие звуки стихли, и Айрин показалось, что она слышит тихий шепот…

И в этот момент начало стремительно темнеть. Сначала Айрин подумала было, что отключился магический свет в помещении, и совершенно рефлекторно задрала голову, но увидела чистое голубое небо. Но ведь темнело… И тут Айрин поняла, даже раньше, чем остальные студенты…

Надвигался туман…

Все начали кричать и указывать руками на исчезнувший Запретный лес…

Туман скатился с небольшого пригорка, полностью поглотив его, и даже с близкого расстояния он казался таким же, каким ребята его впервые заметили на озере. Белый, чистый, он быстро продвигался, во все стороны, вниз, вверх, и на небе вместо солнца осталась теперь маленькая серебрянная монета, словно полная луна, видимая зимой сквозь тонкий покров облаков.

Казалось, что туман лишь лениво ползет, клубясь с плавной, гипнотизирующей быстротой. Все замерли, буквально завороженные красотой и ужасом происходящего. Туман катился по огромной долине и постепенно скрывал её под собой.

— Боги, что происходит? — Спросила Вереса дрожащим голосом, в ее голосе что-то булькнуло.

— Не знаю,

— Там что-то есть в тумане! Они хотят сожрать нас! — закричал Драйт.

Заррот рассмеялся над менталистом, и от этого сумасшедшего неестественного хохота остальные ребята тоже заулыбались. Но даже улыбаясь, все они выглядели испуганно, неуверенно и неспокойно. Потом засмеялся кто-то еще, и Драйт побагровел.

— Идиоты! Надо бежать!

Широкую долину насколько хватал глаз заволокло ровным белым цветом. Между лагерем и туманом теперь было не больше мили. Послышался долгий и громкий мужской крик со стороны озера. Все вдруг подпрыгнули, бросились в разные стороны, начали суетливо собирать свои вещи, студенты вдруг абсолютно и неотложно поняли, что их время истекает, им надо бежать как можно скорее, иначе будет слишком поздно,

— Где Николя? — Кричал Нед. Он дрожал, словно в лихорадке. Джеймс вскрикнул и бросился мимо мечущихся студентов в сторону озера, туда, откуда доносились вопли и какая-то возня…

С голубого неба по серебряным волнам месяца она спускается к дрожащему от возбуждения Николя…Засветился и зазвенел воздух, цветы лилий раскрыли свои бутоны, огромные бабочки летят над ним высоко, высоко…

«Почему бы и мне не полететь?»

Она протягивает руки, воздушное покрывало бьется около нее, как крылья; глаза горят желаньем, Николя схватил ее за руку и привлек к себе.

«Прекрасная, желанная!»

Она не сопротивлялась, прильнула к нему, волшебный аромат обволакивает его, покрывало обвилось вокруг мужчины, он потерял равновесие и упал на землю, крепко обнимая свою любовь. Она закинула его голову и так сладко поцеловала, что даже больно ему сделалось. Сняла с него рубашку, поцеловала его грудь, там где трепещет от любви его сердце…Еще и еще…

«Да, да, еще, крепче, еще глубже! Какая сладкая боль!» — Она заглянула ему в глаза, — «Любимая! И как она хорошеет, прямо на глазах! Не только губы, но и щеки у нее стали розовые» — наклоняется над ним, ниже, ниже, сейчас они сольются…

С диким ревом ужасный черно-синий монстр напал на них. Схватил его любовь за ее чудесные волосы, оторвал ее и отшвырнул в сторону, — «убить его! Уничтожить!»

Николя с трудом приподнял отяжелевшую вдруг руку, оперся о землю, попробовал встать, почему то не смог. Рядом с ним с диким ревом темно-синий монстр кромсает его любимую ножом. Николя всхлипнул — скорее от страха, чем от боли. Почему то ныла шея острой, колючей, дергающей болью, и вся грудь горела, словно в огне, почему он весь мокрый и липкий? Голова у Николя, оглушенного нападением монстра, кружилась; перед глазами то и дело плыл отвратительный, болезненный туман, он с трудом поднял камень, изо всех сил, с всхлипом, ударил синего монстра, кажется попал, монстр зарычал, взмахнул огромной когтистой лапой, Николя отлетел в сторону, больно ударился о дерево, он положил руку на дерево, вцепился пальцами в зеленую кору — земля, последнее прибежище, уходила из-под ног, Николя со стоном сполз на землю, мир вокруг него потускнел…

…Эссейл знал, что там, у озера, его ждет нечто ужасное — древнее зло, гораздо более древнее, чем эти горы и долина. Над темной водой клубился плотный белый туман; сквозь его матовую завесу пробивался необычный белый солнечный свет. Отвратительная, ящероподобная тварь с хлюпаньем присосалась к полубессознательному Николя, Эссейл видел, что по его голой груди нескончаемым потоком текла кровь. Монстр запустил свои щупальца очень глубоко, присосался к мужчине, словно жадный паразит. Дракатон с ревом налетел на монстра. Он кромсает тварь ножом, он покрыт вонючей слизью. Сильный удар в живот заставил его согнуться от боли; пальцы скользнули вниз по волосатой груди противника. Следующий удар со стороны камнем по голове — взмах рукой, по чему-то попал, еще один удар сбил его с ног, и он покатился по пологому склону в сторону озера.

Острая боль полоснула его по лодыжке, — «тварь кусачая» — вслепую удар ножом, пронзительный визг, Эссейл почувствовал, что его противник обмяк. Он оттолкнул вонючее тело ногами. Лег на землю, подышал. Надо идти, нет времени…

— Что ты с ним сделал? — Женский визг больно ударил по ушам, Эссейл поморщился, правая нога дракатона была сплошной раной — рваные брюки на ней висели оборванными клочками. Эссейл хрипло, тяжело дышал. Окровавленный, бледный Николя висел на дракатоне, еле передвигая заплетающие ноги,

— Эссейл, что произошло? — спросил Мейз, лицо которого сохраняло встревоженное выражение, и внезапно окутывающий туман беспокойства на мгновение расступился. Сквозь него проступило что-то ужасное — блестящее металлическое лицо страха.

— Срочно уходим, — напряженным голосом приказал дракатон, — на него напала тварь из тумана, он…

— Не думаешь ли ты, урод… — Начал было Заррот, но тут кто-то пронзительно закричал в стороне. Неужели в человеческих легких может хватить воздуха на такой долгий пронзительный крик?

— Не-е-е-т-а-а-а-а! Нет! А-а-а-а! Мертва-а-а-а-а! А-а-а-а-а!

Гомон возбужденных голосов, крики, вопросы — все смолкло. Лица студентов вдруг стали бледными и какими-то плоскими, словно двухмерными.

— О, боги, о, боги, о, боги… — забормотала Ганна, взъерошив рыжие волосы обеими руками.

Неожиданно крик оборвался, словно его отрезало…

Глава 5

Они бежали прочь от страшного озера, ужасного тумана, тяжело дыша, жадно хватая жаркий, сухой воздух пересохшими ртами. Они потеряли троих в ужасной долине — ребята так и не нашли Кая и Глена в лагере — молодые маги не до конца понимали что происходит, но всей кожей ощущали — это что-то страшное и непонятное, черного цвета. Джеймс и Драйт поддерживали с двух сторон еле живого, дрожащего в ознобе от потери крови Николя. Оставшиеся в живых постоянно думали о павших и тревожные, яркие воспоминания о страшной сцене у озера, всплывали в их сознании — какой они нашли Нетту — зловонное и кровавое месиво.

Значит Нетта не предавалась игривой любви! Значит ее там кто-то… Долго и со вкусом поглощал… Совсем недалеко от них! Эта мысль ударяла по обнаженным нервам, заставляла ускориться — сколько она там стонала — тридцать минут, дольше, совсем рядом и никто ничего не заметил! — «Это мог быть я, на ее месте! Хотя конечно, несомненно я не такой болван, чтобы позволить кому то сожрать меня и даже не пискнуть на помощь!»

Наставникам не пришлось гнать вперед уставших, перепуганных студентов — им отнюдь не хотелось разделить печальную участь погибших товарищей. Шатаясь, оскальзываясь на мокрой траве, они уходили прочь от озера; страх, казалось, придавал им свежие силы. Туман теперь стал еще гуще, деревьев не было видно, сильный запах лилий сшибал с ног, идти поначалу пришлось вслепую, как в молоке, только по хрусту гравия определяя дорогу, потом чуть прояснилось — они начали подъем на склон.

“Беги, беги, не смотри туда…» — Не пересилив себя, Айрин оглянулась на бегу, чтобы посмотреть назад, — и тут же громко вскрикнула, пораженная тем, что увидела, споткнулась и чуть не полетела вниз с крутого склона, сбив с ног того, кто карабкался за ней следом. Дракатон, бледный, с провалившимися глазами, поддержал ее вовремя.

— Не оглядывайся назад. Смотри только вперед.

Но девушка, казалось, не расслышала его слов. Айрин зажмурилась, мурашки пошли у нее по спине. Она застыла, как изваяние, глядя вдаль: Туман высоко поднялся над водой, медленно растекался. Неспокойная поверхность озера светилась ядовитым, зеленоватым темным сиянием. В полном безветрии, над рябристыми волнами то здесь, то там поднимались вверх невысокие фонтанчики, разбрызгивающие далеко вокруг себя пенящуюся, бурлящую воду. А на самой середине озера из глубины медленно поднимались какие-то фигуры, словно многорукие утопленники всплывали из мутной зелени.

— Айрин, любимая моя, вперед, не останавливайся, — Она не издала ни звука, только недоумевающе посмотрела на Эссейла, словно никак не могла понять, чьи пальцы вцепились в ее руку чуть пониже плеча. Кивнула, двинулись дальше.

В тумане не было слышно ни звука, только осыпались иногда мелкие камни под их ногами — «может никто нас и не преследует, а вдруг это всего лишь природное явление странной долины!» Никто не останавливается. Через жуткую тишину пробиваются глухие звуки — вот застонал Николя, рядом тяжело дышит Мелинда, непрерывным речетативом что-то монотонно бубнит Вереса. И вдруг неподалеку, в непроглядной белесой мути, ребята стали различать какое-то многочисленное бульканье и мягкий шорох. Они отшатнулись, сбивая друг друга, двинулись дальше, бульканье стало явственнее.

— Что это? — Сердце Айрин колотилось, как молоток;

— Что там? — спросил Кейст, замерев на несколько секунд.

— Я что-то чувствую, везде, вокруг, — сказал, задыхаясь, Драйт. Худой, чрезвычайно высокий менталист, казалось, впервые потерял свое знаменитое хладнокровие, — я чувствую зло!

Всматриваясь в сумрачный туман внизу, они не заметили ни малейшего движения, не услышали ни шороха, ни шелеста, ни звука осторожных шагов.

— Я видел что-то впереди, — ответил ему Моррис. — Какую-то фигуру. Призрак.

— Какого хрена ты всякую чепуху мелешь? — Закричал Мейз. — Что это было? Человек? Зверь?

— Ни то, ни другое, — ответил взволнованный голос. — Призрак. Я клянусь, что видел, как он показался — и тут же исчез, растаял прямо передо мной.

— Ты впадаешь в слабоумие, Моррис. — Процедил Заррот. Вперед. Надо выйти из этой проклятой долины, без магии я чувствую себя, как беззащитный младенец.

Они пошли дальше, но вскоре им снова пришлось затаиться в кустах. На этот раз их остановил впередиидущий Нед. У него побежали мурашки по коже при виде колышущейся завесы тумана, медленно плывущей над землей, меж деревьев всего в нескольких шагах от того места, где они сейчас находились. Эта вязкая, молочно-белая дымка, наплывающая на них, заставила его насторожиться, попятиться. Он вздрогнул, услышав вопль, раздавшийся совсем рядом.

Мужчины подняли свои мечи, приготовились…

— Божественный запах, — пробормотал вдруг Дрон чуть слышно, один из самых тихих студентов, маг-ветрянник дышал медленно, глубоко, как во сне, губы его расщепляла чуть напряженная улыбка. — Я слышу прекрасную музыку, меня кто-то зовет, пойду проверю. — Он уже было шагнул вперед, когда он почувствовал тяжелую руку Эссейла на своем плече:

— Плохая идея, мальчик, ты останешься со мной…

— Боги, я только что видела их там! — насмерть перепуганная Лиззи показывала рукой на траву прямо перед собой. — Целый выводок! Змеи! Они скрылись из виду, словно растаяли.

Вереса немедленно заревела, распустив губы, и ладонь запрыгала у неё на ключице.

— Держимся все вместе, по сторонам не смотрим, только вперед! — Нед недоверчиво покачал головой. Непонятно, что случилось, но всемогущие выпускники Евронийского высшего университета боевой магии стали вести себя, словно суеверные старухи, боящиеся собственной тени. Он пристально глянул туда, где несколько мгновений назад он заметил клубящийся туман, когда серебристая дымка узкими струями текла сквозь деревья, словно кривые, жадные руки, тянущиеся к ним. Сейчас туман бесследно исчез, как будто его никогда и не было, на его месте колыхался прекрасный цветок лилии, — «стоп! А цветок ли это! Это…это…» — В штанах все отяжелело и стало тесно, что-то тянуло его туда, что-то обещало ему наслаждение и отдохновение… Заррот звонко шлепнул Неда по щеке, тот недоуменно потряс головой. Проклятье, он, вполне состоявшийся боевой маг, сам ничуть не лучше остальных — он понимал, что был на грани истерики!

В это время студенты предостерегающе закричали, остановились и вдруг откуда-то сзади раздались истошные визги. Дракатон, ведущий маленький отряд, сорвался с места и побежал к хвосту, Заррот с мечом в руке не отставал. Выкрики, визг не прекращается, поднялся на немыслимо высокую ноту и вдруг оборвался, и сразу настала тишина, И придушенный голос, точно по-нарочному, затянул: «а-а-а». Студенты подались и отхлынули от чего-то. На помятой ногами траве лежал ничком, с подогнутыми к животу коленями, обнаженный мужчина и тонко скулил.

Эссейл подбежал, подхватил хрупкое тело, на белом, испачканном грязью и кровью лице были отчетливо видны следы слез.

— Помогите! Спасите! А-а-а-а! Не бросайте меня! А-а-а-а!

В жалком, трясущемся существе ребята с трудом узнали Глена.

— Глен! Живой!

— Но как?

— А я смотрю, туман, а потом холодно стало, завоняло, завоняло, ну, думаю — конец мне, — захлебываясь словами, скорочастит Ганна, — а глядь вниз, а это Глен…Невероятно…А ведь только что ту…

— Где ты был?

— Ребята, это Глен!

— Да что случилось то?

— Не останавливаемся, вперед, нет времени! — Кричит Нед, — Глен, ты идти можешь? — И не дождавшись ответа, — хватайте его и вперед!

Они бежали все вверх и вверх, ничего не видя, обалдев от ужаса и тяжелого запаха лилий, не разбирая дороги, они полностью положились на дракатона, который уверенно вел их по только ему заметной тропинке. Внезапно поднявшийся ветер жалобно мяукает в раскачивающихся лилейниках, и молочно-белые облака торопливо бегут, то пряча, то открывая тусклое солшце. Свет и сумрак непрестанно сменяются. Уставшие студенты вплотную идут друг за другом, кучка теней, жалкие испуганные ребята, хрупкое здание их храбрости, как выяснилось, было построено на зыбкой почве из песка и фантазий…

Но вот уже виден огромный дворец наверху, на огромной скале, теперь то они уже не потеряются! Ужасная долина осталась позади. Еще чуть-чуть и они в безопасности!

Ребята, почувствовав скорое спасение, ускорились, чуть растянув цепочку, передние уже давно скрылись за поворотом, когда Моррис, замыкающий группу, вдруг увидел прекрасное видение…

Они уже по сю сторону жизни, где действуют нормальные законы природы. Заррот на ходу прошептал заклинание, на его руках появился небольшой огонек. Отлично, его магия вернулась! Огромные ворота дворца уже не далеко. Тревожное ощущение внимательно

следящих за каждым его движением глаз не покидало его, все более обостряясь с каждым шагом наверх. Неужели этот ужасный туман будет их преследовать и здесь, наверху? Ведь староста деревни когда-то, давным-давно, говорил, что сюда он не поднимается. Оглянулся — оттуда дышало смрадом, ревело беззвучными голосами. Оглянулся и замер:

— Мейз, ты только посмотри…

— Оставь это, — проворчал он, однако тоже остановился, все равно надо подождать остальных, а то они слишком вырвались вперед, повернулся и стал всматриваться туда, куда указывал Заррот. Отсюда, сверху, можно было видеть все долину. Тумана там больше не было. Сквозь просветы между редкими деревьями можно было разглядеть озеро. Сейчас оно было неспокойно — по воде шла заметная даже отсюда рябь, и солнечные блики блестели на гребнях невысоких волн. На берегу озера было заметно какое-то мелькание, быстрое движение по направлению к дороге, по которой они только что прошли, словно от Запретного леса, вдоль озера бежала непрерывным потоком широкая молочная река. Однако то была не вода. Кейст тоже смотрел на воду; его рот беззвучно открывался и закрывался, словно он вдруг потерял дар речи.

— Что это? — раздался испуганный шепот подошедшей Вересы.

— Зло, — мрачно сказал Драйт. Небритое лицо его с припухшим носом было смертно бледное, струйка крови текла с края дрожащих губ, там, где он прокусил их во время бега. Блестящими, побелевшими глазами он следил за долиной внизу. Страх пересилил сдержанность и хладнокровие: голос говорившего дрожал от волнения. — Они идут за нами. Надо торопиться.

Посеребренные серо-белым светом, бесшумно скользящие вдоль берега силуэты казались призрачными видениями, колдовским обманом.

К застывшей группе студентов подошел Эссейл, за руки держащий Айрин и Ганну. Несмотря на огромную рану на ноге, его движения были по-кошачьи быстрыми и грациозными. Его глаза казались темнее, чем прежде, и блестели еще ярче:

— Все здесь? — Спросил он напряженным голосом,

— Морриса не видно,

— Оно ведь не последует за нами? Ведь оно остановится там, внизу, — причитала Мелинда, — Эссейл, скажи, — видя, что дракатон мрачно молчит, испуганная девушка обратилась в следующему, — Заррот, чего ты думаешь? Мы будем в безопасности?

— Идем! — Мейз судорожно оглядывает группу студентов, ему не сконцентрироваться, сколько их там должно быть, не помнит, надо торопиться.

— Где въезд в поместье?

— Ворота как раз впереди, совсем рядом. Мы почти добрались до них. — Отвечает Эссейл. — Айрин, возьми Ганну, идите вперед, я проверю, где там Моррис застрял.

В густых зарослях кустарника показался просвет, и они свернули туда, направляясь прямо к массивным воротам. Неподалеку от них должен быть… Да, действительно, вот

и он — громоздкий, полуразрушенный темный силуэт, возвышающийся над неровными верхушками кустов и деревьев разросшегося сада дракатонского дворца, очевидно, был старинной беседкой.

Наконец они выбрались на самый верх, какой однако большой этот тупой сад, открыли огромную дверь дворца и повалились на пол, обессилевшие и напуганные до полусмерти. Однако, несмотря на усталость и страх, мужчины тут же вскочили, еще рано переводить дух — надо выяснить, защитят ли стены дворца от непонятного тумана. Студенты тряслись, как в лихорадке и тяжело дышали, не сколько от усталости, ведь им только что пришлось пробежать добрый десяток километров, сколько от ужаса. Нед, Мейз, Джеймс встали у дверей, приготовились к возможному нападению. Новые и новые дрожащие тени вваливались в большую залу. На полу хрипел обессилевший от ран Николя. Рядом сидит на полу Глен, он вроде не ранен, но находится в шоке. Прибежал запыхавшийся Заррот. В углу Вересса заливается слезами. Зои кинулась к Николя, сканирует его состояние. Айрин замерла около огромного окна — где же Эссейл;

— Кого нет? — Айрин с трудом узнала голос весельчака Кейста Веррена, полный парень трясся всем телом, его голос прозвучал непривычно глухо, дрожащий от пережитого ужаса. — Это может войти сюда?

— Нет, — ответил Драйт твердо и достаточно громко, чтобы спутники услыхали. — Что бы там ни осталось позади, оно теперь не сможет причинить нам зла. Я чуствую, оно боится дворца и его защиты. Внутри мы в безопасности.

— Оно боится огня, — сказал Джеймс, нервно облизывая сухие губы, — Я, когда бежал, увидел что-то мерзкое недалеко, пальнул в него огнем и что-то с воем загорелось.

— Кто-нибудь видел Морриса? — Спросила Лиззи,

— Эссейл еще не пришел!.. — Закричала Айрин…

— Не останавливаться! Не отставать! — слышался короткий и резкий приказ Неда. — Дворец уже совсем близко!

Заррот совсем успокоился. Чем бы это ни было, оно боится огня, он видел, как Джеймс пальнул огнем и уничтожил что-то серое и бесформенное в кустах. Он — боевой маг, один из самых сильных в университете, если это можно убить огнем, тогда все в порядке. Он чуть замедлился, смертельно испуганные студенты, громко пыхтя и перекрикиваясь, убежали вперед, туда, где возвышалась громада дворца. А ему торопиться некуда, у него есть еще одно дело. А тот ублюдок заслуживает уготованной ему смерти… Встал в тени огромного дерева. Нашел подходящую дубинку…Подождем…Посмотрим…

…Все убежали вперед. Морриса нигде не было видно. Может, он просто пропустил его и студент уже во дворце, в безопасности? За спиной он слышал шорохи и шуршание, смрад усиливался, туман надвигался. Вот уже и ворота…

В тот же миг, сбитый с ног мощным толчком, потеряв равновесие из-за больной ноги, он упал на колени. Оглушенный падением, Эссейл не успел даже поднять руку для защиты, он получил еще один сильный удар по затылку. У него потемнело в глазах, но он еще успел увидеть того, кто оглушил его, несомненно человеческий силуэт, весь в черном, довольно высокий, очень высокий… Он был похож на… В это мгновение на него обрушился третий ужасающей силы удар, у него в голове что-то хрустнуло и дракатон потерял сознание…

«Ну вот и славненько» — Он с удовлетворением посмотрел на распростертое, бессознательное тело синеволосого, лежащее у самых ворот — со всей силы пнул его тяжелым сапогом по ребрам, еще, еще — давно он мечтал об этом. Он спокойно развернулся и пошел в сторону дворца, — «Прощай, ублюдок» — внезапная улыбка осветила его лицо, сразу ставшее по-детски милым, на щеках у него заиграли ямочки. Он с удовольствием обратил внимания на хлюпанье и бульканье, раздававшееся у него за спиной. Заррот не сводил глаз с темной громады дворца — до него было рукой подать; ползущий со всех сторон туман, застилающий все вокруг, придавал старинному замку сходство с крепостью.

Когда сознание вернулось, он обнаружил, что лежит, прижавшись лицом к чему-то жесткому, холодному и бугристому. Попробовал отодвинуться от непонятного предмета — без результата, он чувствовал, что все его тело онемело, трудно дышать. Ноги не слушались: что-то плотно обвило его лодыжки. Он должен встать, должен сбросить с себя эту тяжесть. Что-то держит его руки. Голова кружилась, кружилась сильнее и стучало в его голове так, словно внутри нее лупила по своим барабанам целая армия — появилась тяжесть на груди, вызывая дикую боль в ребрах, укус — новая боль ярко ошпарила воспаленное сознание. Вдруг он почувствовал, как вокруг его ноги обвилось что-то мягкое, почти бесплотное. Хотя прикосновение было легким и нежным, Эссейл почувствовал, как его кожу начинает жечь — кто-то с хлюпаньем присосался к другой ноге. Он попробовал вскочить, но новая и новая тяжесть давила на его распластанное тело, прижимала к земле. Истекая кровью, он почувствовал, как острые зубы впились ему в бок. Он чувствовал острую боль в руках. Грудь сжало, словно в тисках.

Он извивался всем телом, как червяк, выгибался, скручивался, дергался. Но он не кричал, не молил о помощи, он молчал, крепко стиснув зубы. Омраченное сознание уже не управляло телом, и оно защищалось инстинктивно. Как только многочисленные жадные рты впились в тело дракатона, жизненные силы понемногу начали оставлять его. Он чувствовал, что враждебные твари пили не только его кровь, но и энергию. Новая и новая тяжесть прыгала на его тело, твари из тумана рычали, отталкивали друг друга, присасывались к уже не сопротивляющейся жертве. Обессилев, Эссейл начал успокаиваться. Он знал, что это было спокойствие смерти. Последним усилием он открыл глаза — дракатон увидел перед

собой большие немигающие глаза, пристально глядящие на него.

Чудовищные глаза.

Каменные глаза.

Мертвые глаза.

Они медленно приближались к нему. Он знал, это будет смертельный поцелуй, его холодеющие губы не почувствовали новой боли. Глаза Эссейла закрылись; он почувствовал, что уже не сможет поднять отяжелевшие веки.

И туман сомкнулся над ним…

— Где Эссейл!!!

— Айрин, успокойся, это ужасно, но Эссейл мертв, крепись…

— Он жив! Нед, надо вернуться за ним, я чувствую, он недалеко!

— Ерунда какая, она чувствует! — Мрачно сказал Мейз, — из-за твоих чувств я должен посылать ребят на смерть?

— Нед, Мейз, вы боевые маги, молю, спасите его, Джеймс, ты ведь сказал, что они боятся огня, пожалуйста, вы же маги, не трусы. Он там, еще живой! Живой! Пока…

Побледнев, как смерть, девушка в отчаянии ломала руки, затем, придя в

себя, она устремила на Мейза пронизывающий взгляд, и на ее лице появилось

выражение, не слишком ему понравившееся;

— Айрин, нет…

Айрин издала пронзительный крик, она вскочила, объятая жаром, снедаемая огнем ужаса и отчаяния, придававшим ей сумасшедшую лихорадочную силу, бросилась к двери. Ребята поймали ее, толкнули к стене. Она вопила не умолкая. Она сползла по стене, опустилась на колени, и, всхлипывая, повторяла:

— Пожалйста! Помогите! Он же всех вас спас, вывел с той долины, он там умирает! Молю, молю!

Глотая волнение, катающееся по горлу, она глядела снизу вверх на твердый подбородок куратора, оставшегося за старшего после ранения Николя, точно в этом лице было сейчас все ее спасение.

— Спасите его! Он еще жив!

Нед, глядя на нее задумчивыми, блестящими глазами, неуверенно облизнул сухие губы. Айрин видела, как разлепились у мужчины лиловые губы, судорогой оскалился рот, он покачал головой печально. Значит, дело плохо — он принял решение, он скажет нет…

Заррот стоял, прислонившись к дверному косяку, с ленивой улыбкой глядел в окно, туда, где в саду, в свете опускающегося солнца желтели и теплели трава и тени. Он выпустил клуб дыма и посмотрел на отчаявшуюся девушку сверху вниз, склонив голову, словно задумчивая птица.

— Айрин, лапушка, ну ты это серьезно? Мутант уже мертвец, если он все еще жив, то не надолго, те твари уже скорее всего доедают его, — Айрин вздрогнула, — не будь лицемеркой, Моррис тоже пропал и Кай, но ты не орала, как полоумная, не требовала друзей, рискуя своими жизнями, спасать их. Да, к тому же, кого спасать то? Все наши здесь, а урод все равно был смертником, все равно сдох бы…

Заррот громко расхохотался, тем самым давая понять, что не считает проблему серьезной. Резко замолчал, посерьезнел:

— Успокойся, мы горюем с тобой, это ужасная потеря и такая отвратительная смерть… Но нам теперь надо позаботиться о живых, вон, Николя ранен, Кейст весь в крови, встряхнись, вспомни, ты целительница! Нам еще надо решить, как убираться отсюда…

Айрин молчала; вся ее потерянно съежившаяся маленькая фигурка выражала отчаяние.

— Ну, — вдруг прозвучал тихий голос Джеймса, — я в общем то не против пойти и пойскать Эссейла. Эти твари бояться огня и их можно убить. Почему бы и нет?

— Поганец просто геройствует, — мрачно прокомментировал это Заррот, — сдохнуть хочешь?

Айрин увидела, как у Джеймса сжались губы, напряглись и поднялись плечи под разорванной одеждой — он был готов к бою.

— К тому же, я видела его недалеко от ворот, а Моррис пропал еще на склоне, — добавила молчавшая все это время Мелинда, — я пойду,

— Я тоже пойду, — сказала Ганна, — я маг огня, — девушка взглянула на Айрин, храбро улыбаясь, хотя ее нижняя губа все же слегка дрожала.

— Я с вами, — сказал Кейст и встал, тяжело опираясь на столешницу.

— Вы все это серьезно? — воскликнул высоченный Заррот, веселость которого сменилась глубочайшим изумлением. — Да вы все сдохните из-за этого ублюдка! Идиоты!

Окинув студентов медленным оценивающим взглядом, он вытянул над спиной руки и выгнул спину, потягиваясь. Губы его растянулись в довольной ухмылке, и в ней внезапно проявилось что-то зловещее, как кровь выступает на белом полотне.

— Я не участвую в этом самоубийстве, — Заррот ушел. Довольный и исполненный чувства превосходства. — Я жрать хочу! — Донесся его удаляющийся голос, — кто-нибудь накормит героя? Скажите повару, пусть сильно не беспокоится — лошадь можно не жарить. Съем ее сырой!

Лиззи задумчиво посмотрела вслед Зарроту.

— Я тоже пас, — сказала она,

— И я, — добавил Мейз,

— Я с вами, — подал голос Драйт,

Нед молча покусывал губы, — видно, сдерживал просившееся наружу резкое слово.

— Значит так, — мужчина тяжело, по-стариковски встал. — Время не стоит на месте даже сейчас, пока мы разговариваем. Эссейл помогал нам, он член нашей группы и мы попытаемся спасти его. Выходим сейчас. Идем только до ворот, не дальше. — Нахмурился, увидев, что Айрин вскочила, — ты остаешься здесь, со мной идут только боевые маги. Выходим…

Полумрак. Страшная жара, нечем дышать. Студенты тут же вспотели. С боков, в тумане, стояли неподвижно огромные деревья, казавшиеся чудовищно высокими. По сторонам их в заросшем саду было словно разлито молоко. В тишине жалобно свистнула птичка и снова замолкла. Нед глубоко вздохнул и зашагал во главе маленького отряда по хрустящему гравию, посматривая вверх на призрачные деревья.

— Держимся рядом, не отстаем, смотрим по сторонам и друг за другом, — В тумане его голос звучит точно из могилы. И все еще ничего — ни атаки, ни возникающих из мглы, прыгающих теней. Скукоженные пальцы разжимаются и сжимаются еще сильнее. Нет, этого не вынести больше! Они ожидали нападения, борьбы, а теперь это спокойствие, эта тишина, она давит на них, ощущение такое, точно они сейчас взорвутся от напряжения, взлетят на воздух, как воздушные шары…

Нед прошептал заклинание, на его руке зажегся небольшой огонь, поднялся ветер — Нед, один из немногих, кто управлял несколькими стихиями. Теплый ветерок прогонял белое марево. Туман тяжело вздымался и рвался на части. Казалось, будто его изрешетили мелкие камни. Одна за другой заголубели чистые полыньи закатного неба. Туман вокруг них засеребрился, и через минуту заходящее солнце наполнило его белым, холодным сиянием.

«Не так и страшно», — подумал Кейст, приятный аромат заполнял сад. Он, ожидающий нападения жутких тварей в любой момент, вдруг расслабился. — «И кого мы все так боялись? Этих милых, прекрасных созданий?» — Он весело улыбнулся и решил, что ему срочно надо утешить ту призрачную и очень несчатную девушку, прислонившуюся к дереву. Но как только он качнулся по направлению к воздушной красотке, яркий огненный шар, сорвавшийся с рук Джеймса, с шипением поразил девушку, что-то завыло, забилось в кустах. Кейст вскрикнул, задержал дыхание, его пронзила острая боль потери, он застонал, когда наступил очередной приступ сильной головной боли. Он поднял непослушную, налившуюся свинцовой тяжестью руку и осторожно сжал пальцами лоб и ноющий висок. Это почти не принесло ему облегчения. Боль не утихала.

— Вперед, не останавливаемся…

Боковым зрением Мелинда заметила, как тела неизвестных созданий мелькают меж деревьев, прячась в тени, — они подходили все ближе, чтобы напасть на них. Но стоило ей перевести свой взгляд в ту точку, где только что извивалась чудовищная тварь, как четкие контуры фантастической фигуры расплылась, и она превратилась в чуть заметное туманное облачко с прекрасным юношей — он зовет ее, манит, манит…

— Мелинда, еще один шаг в том направлении и я ударю тебя, — с рук огневиков сорвался огонь, что-то с пронзительным визгом запылало.

— Сейчас будет легче, — раздался напряженный голос менталиста, — на нас воздействуют…

Нед почувствовал странную тяжесть в голове, словно его виски тесно сжал стальной обруч. Ему показалось, что тысячи тонких змеистых щупалец проникают в его мозг, парализуя волю, связывая мысли. Он сжал руками ноющие виски и встряхнул головой, желая избавиться от неприятных ощущений. И тотчас же ссутулился, как будто его собственный вес

стал для него непосильной тяжестью.

Продолжают идти, ворота уже недалеко.

К этому времени, когда студенты подошли к воротам, туман совершенно рассеялся. Следы его оставались только в левой стороне неба, со стороны огромного обрыва. Но вот и они шевельнулись, двинулись и разошлись, как полы театрального занавеса. Джеймс посмотрел на небо. Оно уже было залито предсумрачным, розово-сине-золотым сиянием.

— Какого дьявола? — прошептал кто-то.

Недалеко от ворот они остолбенели от ужаса — они увидели нечто, лежащее на земле, облепленное присосавшимися к нему уродскими тварями. Они копошились, залезали друг на друга, толкались, хрипло постанывали. То, что там, под ними, лежал дракатон, можно было определить только по черно-синей макушке, торчащей из-под локтя ящерообразного монстра, присосавшегося к губам Эссейла. Они были настолько увлечены своей трапезой, что не заметили подошедших магов. Сражаясь друг с другом, они шипели, их острые когти скребли по земле и безжизненному мужчине, разрывая его плоть до крови. Раздавался отвратительный хлюпающий звук, сопровождаемый рычанием тварей.

Дракатон не шевелился, безжизненно и широко раскинув руки.

— Опоздали, — потрясенно пробормотала Ганна, — они его сожрали,

Смолкнув, она в отчаянии посмотрел в закаменевшее лицо куратора. У Неда захватило дух от увиденного. Его физиономия приобрела синеватый оттенок, а челюсть внезапно отвисла.

— Джеймс, Кейст, Ганна, пальнем по ним, сожгем их всех, — приказал Нед,

— Но там…там Эссейл…

— Ему уже не поможешь, к тому же, он дракатон, хоть и мутант, дракатоны не горят в магическом огне. Пали…

Маги подняли руки, в сторону корошащегося огромного клубка полетел сметроносный огонь. Послышалось шипение, рев, клекот, вой, огромная гора весело вспыхнула и с треском загорелась.

Через пять минут все было кончено. Горящие твари или сдохли, или разбежались в разные стороны. На земле лежал окровавленный дракатон, обугленная, черная одежда все еще дымились на нем.

— Жив? — Спросил Кейст,

— Ребята, — сдавленным, глухим голосом прошептал Драйт, — поторопитесь, они усилили ментальную атаку, приближаются, я не сдержу их долго… — Со стороны долины на них катился молочно-белый туман.

— Жив, не жив, хватайте его, поторопимся, назад,

Джеймс и Нед подхватили под руки обмякшее, окровавленное тело дракатона и потащили-поволокли его прочь от ворот. Голова Эссейла бессильно болталась, губы почернели, с волос капала кровь. По бокам, Кейст и Ганна приготовились защищать небольшую группу студентов. Сзади, бормоча магические слова, ковылял шатающийся Драйт, поддерживаемый Мелиндой, которая заклинала его идти как можно быстрее.

Безжизненные ноги Эссейла волочились по дороге, отскакивая от нее словно мячики…