Как женить маркиза

Глава 8

Вир, уже в штанах и сапогах, торопливо натягивал рубашку через голову.

– Я хочу, чтобы ты осталась внизу, дитя, – говорил он, торопливо заправляя полы рубашки в штаны. – Что бы ни случилось, не выходи из каюты. Ты меня слышишь?

– Уверяю тебя, Вир, со слухом у меня все в порядке, – объявила Констанс, думая, что пираты выбрали крайне неудачный момент для нападения.

Вир, у которого возникло странное чувство, что все это уже было прежде, бросил одеваться и пристально посмотрел на Констанс. С задумчивым видом она сидела на койке, завернувшись в покрывало. Черт, выругался про себя Вир.

Присев рядом с ней, он притянул ее к себе.

– Не так бы прошел у нас наш первый раз вдвоем, дитя, если б я мог все спланировать.

– Да уж, наверное, – согласилась Констанс, думая, что если бы она предоставила планирование Виру, то никакого первого раза у них вообще бы не было. – Впрочем, наши взаимоотношения с самого начала были не совсем стандартными. Так почему же эта часть их должна была оказаться иной? Я прошу только об одном: чтобы наш первый раз вдвоем не оказался последним, Вир.

– Можешь быть уверена, что это всего лишь начало, которое обещает долгое и увлекательное путешествие в область страсти, – сказал он, прижимаясь губами к шелковистым прядям ее волос. – А теперь мне пора идти, дитя. Думаю, тебе не обязательно даже и одеваться. Если повезет, то все это кончится довольно быстро и без происшествий, и тогда мы с тобой вернемся к прерванным занятиям.

– Да, да, конечно, – отозвалась Констанс и даже изобразила на лице улыбку, только глаза ее не улыбались. – Ты бы лучше шел наверх, а то Рота там без тебя может потянуть на подвиг.

Вир поцеловал ее в лоб и встал. Констанс подняла на него взгляд, выражение лица у нее было печальное, но решительное. Да, подумал он, по ее лицу невозможно догадаться, что схватка с пиратами замаячила на горизонте. Его прекрасная Констанс во всех отношениях была достойной преемницей покойной маркизы.

Теперь он позаботится о том, чтобы его бесстрашная юная супруга не пострадала в ближайшие несколько часов. Все должно пройти по плану. Если судьба будет милостива и Яго Грин примет сигнал Рота, добавил он про себя мрачно.

Несколько мгновений спустя, полностью одетый и со шпагой, пристегнутой на боку, он появился на палубе и прошел на гакаборт, где стоял Рот.

– Это «Сокол», милорд, точно он. Шлюп с восемнадцатью пушками на борту, – сказал Рот, глядя в подзорную трубу вперед по левому борту. – Проклятие, ну и наглый же он, этот Проповедник. Провел свой корабль прямо под носом у половины военного флота его величества.

– Ты забыл, что по условиям королевского указа этот пират получил иммунитет от судебного преследования, – заметил Вир, вглядываясь в серые грозовые тучи, нависшие над одномачтовым шлюпом, который шел прямо на них. – Пока он воздерживается от пиратства и контрабанды.

– Очень похоже, что его иммунитет сейчас потеряет силу, – заметил Рот, складывая подзорную трубу. – Он только что выкатил пушки по левому борту. – Уоллер! – крикнул он своему первому помощнику. – Будьте любезны приказать, чтобы на камбузе затушили огонь. И свистать всех наверх!

– Есть, сэр!

Пронзительно засвистали боцманские дудки, раздался суетливый топот под палубой, а Вир вновь обратил свой взгляд на неуклонно приближающееся к ним судно, которое было теперь в каких-то пяти милях от них впереди полевому борту. «Сокол» был больше «Ласточки», и команда его, судя по всему, была хорошо вышколена. И у пиратского судна еще одно преимущество: им командует капитан, имеющий большой опыт преследования беззащитных каботажных судов, равно как и запугивания их посредством прицельного артиллерийского огня. На стороне «Ласточки», однако, было преимущество неожиданности и Калеб Рот. Возможно, этого окажется достаточно.

Очень скоро стало очевидно, что капитан «Ласточки» отнюдь не бездельничал последние шесть месяцев. Завербовав себе в команду самых лучших моряков из того множества, которое оказалось списанным на берег после заключения мира, он затем выковал из них настоящий боевой экипаж, какой не посрамил бы и военного судна флота его величества. Кроме того, у него есть и причины личного характера желать этой победы, мрачно думал Вир, наблюдая за воцарившейся на палубе деловитой суетой, которая лишь на взгляд непосвященного показалась бы хаосом. Рот был старшим помощником капитана на «Ласточке», когда это судно укомплектовывалось личным составом для службы на флоте. Более того, у него были кое к кому счеты.

В общем и целом вряд ли нашлось бы лучшее оружие, чем Рот, для борьбы с врагами Вира. И по правде говоря, Рот оказался даже полезнее для него, чем Вир мог предполагать, когда разыскал разжалованного помощника капитана в гнусном питейном доме на Уоппинг-Хай-стрит в Лондоне.

Когда он вошел в кабак, глазам его предстала сцена, показавшаяся удивительно знакомой: Рот стоял в боксерской стойке, собираясь отбиваться от трех мерзавцев, явно вознамерившихся прикончить его. Да, не раз Виру самому приходилось оказываться в подобном положении. Так как ему было любопытно посмотреть, как молодой смутьян проявит себя в такой ситуации, Вир без малейших угрызений совести позволил событиям идти своим чередом. Рот уложил одного из нападавших сокрушительным ударом в челюсть и так отделал второго, что тот вот-вот должен был присоединиться к своему приятелю на полу. Только тогда Вир, заметивший, что третий заходит Роту со спины с кинжалом в руке, посчитал нужным вмешаться. Одного хорошо рассчитанного удара тростью оказалось достаточно, чтобы потасовка прекратилась немедленно и окончательно.

Молодой смутьян и не подумал рассыпаться в благодарностях, а вместо того предерзко смерил Вира оценивающим взглядом.

– Вы ждете... что я поблагодарю вас... за то, что вы, наверное, считаете очень своевременным вмешательством, – проговорил он, еще тяжело дыша после схватки. – Однако на самом деле я... совсем не нуждался в вашей помощи. А теперь прошу извинить меня, милорд... у меня важные дела – надо идти дальше напиваться.

– Не сомневаюсь, – заметил Вир, когда Рот собрался отвернуться. А бывшему первому помощнику капитана желчности не занимать, подумал Вир, и легкая улыбка тронула уголки его губ. – Но хотелось бы спросить, известно ли вам, кто я.

– А мне все равно, кто вы, – ответил Рот решительно. Он прищурился так, что глаза превратились в щелочки, и одарил Вира наглым взглядом. – Я знаю господ вашего сорта – и этого довольно.

– Ну разумеется, – согласился Вир, равнодушно поигрывая своей тростью. – Ведь мы с вами, в конце концов, из одного теста. Кстати сказать, я знаком с вашим отцом. И не беспокойтесь, лорд Манвиль не посылал меня разыскивать вас. Я пришел сюда сам. Для того чтобы сделать вам одно предложение. Я собираюсь приобрести судно, и мне нужен храбрый человек на место капитана.

Молодое загорелое лицо сразу же окаменело и стало холодно непроницаемым, но Вир успел заметить выражение боли, промелькнувшее в потемневших глазах молодого человека.

– Тогда зачем вы явились ко мне? – горько сказал Рот. – Если вы знаете обо мне хоть что-то, вам должно быть известно, что я недавно был осужден военно-полевым судом за то, что не вступил в схватку с противником. Меня списали с моего корабля.

– А теперь я собираюсь предложить вам этот корабль снова, – ровно проговорил Вир. – И заодно шанс узнать правду о том, кто же на самом деле стоял за событиями, которые привели к этому несправедливому приговору. Я знаю, что вам было приказано вести свой корабль на верную погибель. Более того, я могу вам сказать, кто желал вашей смерти и почему.

Тут Рот проявил живейший интерес. Однако не такой он был дурак, чтобы доверяться первому встречному.

– Похоже, вам известно очень многое обо мне, – заметил он подозрительно. – Хотелось бы поинтересоваться, отчего это вы так близко к сердцу принимаете мою историю, Кто вы, черт возьми?

– Я – Вир, – ответил маркиз и сквозь толпу любопытных зевак повел Рота к выходу. – У нас с вами общие враги, – добавил он, выходя на заваленную отбросами улицу, представлявшую собой такое же жалкое зрелище, что и кабак. – Так уж распорядилась судьба, что я кровно заинтересован в том, чтобы ваша честь была восстановлена, а врага ваши призваны к ответу. А пока, если нам удастся одно предприятие, в котором я попрошу вас принять участие, вам придется удовольствоваться тем, что вы снова получите под свою команду свой корабль.

– «Аврору»!

Вир со странным удовлетворением наблюдал за потерявшим всякое самообладание моряком. Рот понравился ему из-за этого даже больше. И это только укрепило его уверенность в том, что молодой моряк был невинно осужден. Впоследствии Вир не раз поражался игре случая, который свел их с Ротом. Молодой смутьян был и находчив, и решителен. А что до уверток и ухищрений, то он показал себя знатоком и врал не хуже, чем командовал кораблем. Он сыграл роль одного из «джентльменов» просто идеально.

Наверняка лорд Синклер, расточительный зять Блейдсдейла, до сих пор не сомневается, что разжалованный флотский офицер, с которым он связался, в самом деле был членом гнусной банды «джентльменов», специализирующейся на контрабанде. Он заглотил приманку – вместе с крючком, леской и грузилом, – как Вир и рассчитывал.

Убедить Синклера рискнуть значительной суммой в некоем сомнительном предприятии, которое обещало удвоить вложения, оказалось нетрудно. В сущности, потребовалось всего-навсего устроить так, чтобы Альберт Синклер застал Рота за припрятыванием в тайник груза табака, полотна и чая.

– Я тебя знаю, – протянул капитан королевских гвардейцев, похлопывая арапником по бедру и глядя на Рота, слегка помятого и стоящего перед ним под охраной двух ухмыляющихся солдат. – Ведь ты – коммандер Рот, верно? Ну, мой милый, у тебя просто талант влипать в неприятности. Сначала твой отец лишает тебя наследства за недостойное поведение, затем тебя вышвыривают из флота за трусость. А теперь, похоже, ты закончишь свои дни на виселице за провоз контрабандных товаров. Плохи твои дела и становятся все хуже и хуже.

– Видно, такая судьба, – ответил Рот, сплевывая кровью под ноги Синклеру. – А прибыльная была эта торговлишка, пока ты не явился и все не испортил. Еще бы один рейс, и я смог бы уйти на покой и жить припеваючи на три тысячи в год. Думаю, три тысячи – это побольше будет, чем пенсия, которая светит тебе, капитан, особенно если учесть, что тебя скорее всего со дня надень отправят воевать.

Синклер так и замер на месте, и глаза его впились в лицо Рота, опухшее и все в ссадинах. Затем, резко дернув головой, капитан приказал своим солдатам:

– Вы! Пошли вон.

Так Рот обрел партнера для дальнейших занятий своей прибыльной торговлишкой. Но партнера он обрел не в лице капитана, который любил поиграть на бегах и потому всегда был с пустыми карманами, а в лице барона, его отца, который вечно был озабочен тем, куда бы повыгоднее вложить деньги. Рот долго и шумно оплакивал свою судьбу, сокрушаясь о товарах в сарае, которые будут конфискованы, не говоря уже о семидесяти пяти процентах от всей будущей прибыли. На самом же деле он был рад-радехонек, что капитан Синклер собирается употребить все свое влияние для того, чтобы уговорить отца рискнуть кругленькой суммой ради приобретения большого груза товаров, существовавших только в его воображении.

Потому как все эти операции с контрабандой были чистой воды выдумкой, товар – бутафорией, а поимка Рота на месте преступления – спектаклем, задуманным и осуществленным Виром. Закончилось это представление тем, что лорд Синклер потерял все вложенные деньги и остался в убеждении, что произошло это из-за неожиданного нападения сторожевого таможенного судна.

Вир получил не только удовлетворение, отобрав у Синклера изрядную долю состояния, в свое время украденного у него с помощью поддельных долговых расписок и росписей игры, но и обрел необходимые средства для приобретения судна, которое нужно ему было для еще более прибыльного предприятия. То, что при выполнении своего тщательно разработанного плана он вышел на Яго Грина, было счастливой случайностью.

Да и кто бы мог предположить, что «налет», инсценированный людьми Вира, изображавшими таможенников, с «конфискацией» мешков и ящиков, которые должны были изображать «контрабанду», вызовет ответные действия со стороны сплоченного братства контрабандистов – настоящих? Больше всех удивился Рот, когда появилась целая банда оборванцев и освободила его из так называемого плена. И еще больше он удивился, когда его отвезли в некую окруженную скалами бухточку, где местные «джентльмены» долго потчевали его ромом и россказнями о своих похождениях, прежде чем отпустить восвояси.

В одном из этих хвастливых повествований фигурировал некто Яго Грин, более известный под прозвищем Проповедник, так как он не только сам стал методистом, но и регулярно проводил воскресную службу на борту корабля для своей разбойничьей команды. Десять лет назад Проповедник был просто Яго Грином, восемнадцатилетним юнцом, которого похитил, а затем принудил к противозаконному пиратскому и контрабандистскому промыслу прославленный контрабандист того времени Джон Катлер. Как раз в те далекие дни Грину и пришлось принять участие в деянии, после которого он оказался повязанным навсегда с кровавым промыслом Джона Катлера. Однако это дало ему возможность выиграть время; постепенно он завоевал доверие своих товарищей и наконец, как гласит предание, сверг капитана и положил конец его царству террора. Итак, Грин стал хозяином «Сокола» и атаманом банды каперов, одной из многих, промышлявших в водах между Англией и Францией.

Этот рассказ очень заинтересовал Вира. Внезапно ему захотелось встретиться с этим Яго. К несчастью, пират оказался совершенно неуловимым.

Рот по своей инициативе пустил среди новых знакомцев слух, что маркиз де Вир ищет личной встречи с Яго Грином. Но похоже это сообщение не возымело действия, и тогда Вир решится на нынешний план. Ведь «Ласточка», только что вернувшаяся из очень удачного рейса во Францию, была полностью оснащена и готова к плаванию. Если Вир был прав и Яго Грин действительно тот человек, который ему нужен, то, увидев у побережья тезку злополучной шхуны из своего прошлого, пират не устоит и покажется, хотя бы из любопытства.

В данный момент Вира, который наблюдал за приближающимся судном, очень занимал вопрос: Проповедник явился для сражения или для переговоров?

Впрочем, так или иначе, «Ласточка» готова к его появлению, думал Вир, окидывая взором орудийные расчеты, каждый возле своей пушки, а рядом пушечные ядра и бикфордовы шнуры наготове; все ждали только команды Рота заряжать и выкатывать, если возникнет необходимость.

Мысли его обратились к Констанс в кормовой каюте. Это было не самое безопасное место, если корабль начнут обстреливать. Ему вспомнился рассказ его дяди Ричарда о том, каких бед наделало тридцатидвухфунтовое пушечное ядро, попав в корму военного корабля. То ядро пробило корму и прошило весь корабль насквозь, до самого носа, сея на своем пути смерть и разрушение. Маленькая «Ласточка» при таком же попадании пусть и восемнадцатифунтового ядра пострадает не меньше. Ад и преисподняя! Если дело дойдет до сражения, то вряд ли на всем корабле отыщется хоть одно безопасное местечко.

Впрочем, Рот должен понимать лучше всех, какая опасность грозит его кораблю, подумал Вир, бросая взгляд на своего капитана.

– У них будет преимущество перед нами, – заметил Вир, не сводя глаз с «Сокола», который не более чем в миле от них вдруг остановился.

– Да, – согласился Рот. – Если они и собираются вести переговоры, то все равно принимают все предосторожности. Мистер Уоллер, зарядите орудия по правому борту, но не выкатывайте. И займитесь пушками на носу и на корме. Будьте готовы к повороту по моей команде. И прикажите артиллерийской прислуге не показываться, слышите?

– Есть, капитан. – И Уоллер, перегнувшись через поручни, громовым голосом передал приказ Рота вниз.

Рот подождал, оценивая ветер.

– Вот сейчас! Румпель вниз!

И матросы принялись тянуть брасы, другие – потихоньку выпускать полотнище паруса, и вот «Ласточка» развернулась прямо против ветра. Как только она рванулась вперед, Рот оперся руками о гакаборт.

– Еще когда мы были приписаны к блокирующей флотилии у берегов Франции, первое, что я оценил в этой маленькой красавице, милорд, так это ее поворотливость. Не раз и не два именно благодаря этому качеству нас не разнесло в щепы артиллерийским огнем. Мы и далее станем изображать прогулочную яхту. В конце концов, Грин ждет от нас чего-то в этом роде, если мое сообщение дошло до него. – Он повернулся и посмотрел прямо на Вира. – Но в случае, если на уме у него нечто совсем иное, я поверну ее еще раз, в самый последний момент, когда уже поздно будет бросаться за нами.

– И он окажется развернутым к нам своим правым бортом, – договорил за него Вир, мысленно прикидывая расклад. – В то время как пушки у него выкачены по левому борту. Будет момент замешательства, потом они попытаются исправить свою ошибку. На мгновение он будет в полной твоей власти. Ну, хватит и мгновения, чтобы убедить его выслушать то, что я хочу ему сообщить.

– Это небольшое преимущество, милорд, – согласился Рот, сверкнув глазами. – Но, если не считать, конечно, что мы можем сейчас кинуться наутек, ничего другого и не остается.

– Что ж, значит, мы должны правильно разыграть это единственное преимущество, – негромко сказал Вир.

Рот обменялся со своим хозяином долгим взглядом и только потом ответил:

– Есть, милорд.

Он повернулся и устремил взгляд на развевающийся вымпел. Ветер не спадает, с удовлетворением отметил он. «Сокол», шедший насколько возможно против ветра, скоро остановится и ляжет на другой курс, чтобы перехватить «Ласточку». Это будет очень тонкий момент. Но все может пойти и не так. «Сокол» может вывести из строя «Ласточку» выстрелом своего носового орудия. Ветер может перемениться, а то и вовсе стихнуть. Такое бывало, Рот сам видел. Он вспомнил о женщине в каюте и подумал: интересно, Вир вообще понимает, как они рискуют?

Припомнив выражение, мелькнувшее в глазах хозяина судна, когда он посмотрел прямо ему в лицо, Рот догадался, какой должен быть ответ. Вир понимал, и очень хорошо понимал. Он возлагал свои надежды на капитана. От этой мысли все внутри Рота сжалось в тугой узел. Еще шесть месяцев назад он был совершенно уверен, что ни один человек никогда больше не рискнет довериться ему. А Вир не только дал ему корабль. Он вернул ему самоуважение. Шанс отстоять свою честь. И это, как ничто другое, укрепило решимость Рота. Он направит свой корабль хоть черту в пасть, лишь бы оправдать доверие маркиза.

Но едва он успел додумать эту мысль до конца, как где-то над головой раздался хорошо знакомый ему звук – жжжик! – за которым последовал короткий и далекий взрыв. Над носом «Сокола» появилось облачко дыма, затем раздался сердитый всплеск – это ядро шлепнулось в воду по их правому борту. Все стало ясно.

– Они дали предупредительный выстрел поперек курса! – раздался крик с пушечной палубы.

Констанс посмотрела на дверь, за которой скрылся Вир, спустила ноги с койки и прошлепала к своему сундуку. Откинув крышку, она быстро схватила первое попавшееся из платьев, некогда принадлежавших покойной маркизе и уложенных в сундук заботливой миссис Тернбау, и сразу же принялась собирать свое разбросанное белье.

А потому не заметила, что из складок платья выпал небольшой красный шелковый кошелек.

Она быстро надела белье и стала натягивать платье через голову. Эх, как же ей не хватало сейчас Милли! Особенно когда пришлось застегивать маленькие жемчужные пуговки на спине корсажа. Но в конце концов она все же справилась. Она пожалела, что рядом нет камеристки, еще сильнее, когда, натянув чулки и сунув ноги в туфли на французских каблуках, приступила к усмирению своих буйных кудрей, а это была задача не из легких.

Вообще хорошо, что в моду входит короткая прическа: посередине пробор, а по бокам локоны до плеч, решила Констанс после нескольких безуспешных попыток собрать свою гриву и уложить на макушке в подобие прически. Конечно, мало помогало и то, что корабль, который так и бросало на высоких волнах, явно вознамерился сбить ее с ног. Наконец, признав свое поражение, она собрала волосы в узел на затылке и надела кружевной чепец, завязывающийся под подбородком. Да, весело подумала она, чепец этот, точно как и ее французское платье, все белое с розовым поверх зеленой нижней юбки, был последним криком моды каких-нибудь десять лет назад. Но придется обойтись тем, что есть. Ей не терпелось узнать, что там происходит на верхней палубе. Она отвернулась от зеркала и тут только заметила красный кошелек, очень соблазнительно валяющийся на полу возле открытого сундука.

Заинтересовавшись, она подняла кошелек. И после секундного колебания распустила тесемки. Возглас изумления сорвался с ее губ, когда колье и серьги из изумрудов и бриллиантов выпали ей на ладонь. Мгновение она смотрела на украшения дивной работы, едва веря своим глазам. Какой бес вселился в миссис Тернбау, что ей вздумалось упаковать украшения вместе с одеждой? Носить одежду покойной маркизы – это было одно. А вот ее украшения – совсем другое.

Но тут она вдруг вскинула голову, и в глазах ее сверкнул опасный огонь.

Черт возьми, если ей предстоит лицом к лицу встретиться с кровожадными пиратами, то имеет смысл должным образом приодеться. Мгновенно нацепив серьги и застегнув колье на шее, она встала перед зеркалом.

Когда она увидела отражение, ее охватило странное, тревожное чувство. Право, она почти не узнавала себя. Казалось, из зеркала на нее смотрит ее покойная мать.

Что же тут странного, что отражение в зеркале напомнило ей мать? Между матерью и дочерью всегда есть сходство; и потом, она в последний раз видела покойную графиню одетой почти в такой же наряд.

Зашуршали шелковые юбки, Констанс отвернулась от зеркала и бодро пошла прочь из спального закутка, но вынуждена была остановиться в центре каюты и как следует упереться в пол нотами, так как шхуну здорово качнуло.

Вир был немало изумлен, с какой легкостью новоиспеченная маркиза привыкла к качке, – и действительно, Констанс приспособилась к новой для себя ситуации так быстро, будто родилась на корабле. Впрочем, во все время путешествия дул ровный попутный восточный ветер. А теперь, как догадывалась Констанс, вот-вот на них налетит шквал. Шхуна, которая шла практически против ветра, сначала кренилась набок, скрипя всем рангоутом, когда нос ее задирался, взбираясь на гребень вздымающейся волны, затем подпрыгивала и ухала вниз, к подошве волны. Констанс, едва устоявшая на ногах, вынуждена была ухватиться за стол.

Когда шхуна повернула круто к ветру и легла на другой галс, Констанс вынуждена была сесть. Необъяснимый страх сжал ее сердце, когда шхуна вдруг задрожала и раздался непонятный грохот и скрип. И тут ее осенило: Боже правый! Это Рот приказал выкатывать орудия!

Странно, но до этого момента она была почему-то уверена, что до настоящего сражения с пиратом, или кто он там был, дело не дойдет. Из недомолвок Вира она заключила, что он ожидает не сражения. А может, ей просто хотелось так думать, пришла отрезвляющая мысль, и сразу ей представился Вир, как он стоит на шканцах, совершенно беззащитный, а рядом с ним этот сорвиголова Рот, а она в это время рассиживается в своей каюте и понятия не имеет, что же происходит наверху. Право, это было жестоко со стороны Вира приказать ей сидеть внизу, она здесь только от беспокойства изведется. Нет, слишком много он от нее требует.

И только эта мысль пришла ей в голову, как наверху прогремело оглушительное «бум».

Констанс вскочила на ноги и, замирая от ужаса, стала ждать, что же произойдет дальше.

– Плевать на приказы Вира, – сказала она, вслушиваясь в тишину, которая тянулась и тянулась и стала уже невыносимой. Подхватила свой плащ и, покачиваясь, пошла к двери.

– Он сейчас окажется в досягаемости для наших орудий, милорд. – Рот старался перекричать рев ветра и хлопанье парусов. – Он знает, что при таком ветре не сможет повернуть вслед за нами. Ему все мачты сорвет к черту. Теперь ветер играет нам на руку, и у нас как раз хватит времени развернуться к нему бортом. Потом он попытается обойти нас и разбить нам корму.

– Может быть, – отозвался Вир, который, как и Рот, промок до нитки из-за брызг, летевших через борт. – С другой стороны, предупредительный выстрел дал ему понять, что мы вооружены и готовы защищаться, а он вряд ли часто встречает сопротивление. Пора предложить ему решение проблемы поаппетитнее. Калеб, сигналь.

– Есть, милорд. – Рот повернулся и отдал приказ. Как только сигнальные флажки заполоскались на мачте, сообщая о готовности вступить в переговоры, он перегнулся через гакаборт. – По моему приказу стреляйте прямой наводкой! И чтоб ни одно ядро не пролетело мимо! Покажем этому сукину сыну, где раки зимуют! Что скажете, ребята?

На пушечной палубе грянуло дикое «ура». Рот, не сводя глаз с приближающегося корабля, вытащил свою шпагу и прикрепил стропку к запястью. Это была не та посеребренная шпага, которую он приобрел в Портсмуте в день, когда был произведен в чин и получил под свою команду корабль, – шпага, острие которой устремлено было на него во время вынесения приговора военно-полевого суда. Ту он сломал и выбросил за борт. А эту шпагу подарил ему Вир, «в ознаменование нового начала», как он сам выразился. Это был прекрасный клинок, идеально отбалансированный и, казалось, созданный специально ему по руке. Думая о том, что очень скоро, возможно, придется испытать крепость этого клинка, Рот поднял его над головой.

Вир, наведя подзорную трубу на шканцы противника, без труда обнаружил фигуру капитана. Толстоногий, толсторукий, могучего сложения, с грудью колесом, с подзорной трубой, прижатой к глазу, Проповедник стоял и, в свою очередь, рассматривал его.

Ах черт, подумал Вир, и губы его мрачно сжались. Похоже, он неверно оценил своего противника. Или же рассказы об атамане контрабандистов слишком его романтизировали. Проповедник, кажется, не проявлял желания избежать кровопролития, напротив, имел вид человека, который готовится ввязаться в бой. Легко можно было представить себе, какая суета сейчас царит на пушечной палубе «Сокола», где матросы поспешно откатывают назад пушки, установленные по левому борту, перетаскивают их на правый. Вот уже шероховатое рыло пушки высунулось из одного порта, из второго... Команда «Сокола» отчаянно спешила приготовиться к встрече с «Ласточкой», идущей прямо на них.

У Вира появилось сильное подозрение, что он обрек Рота и остальных на верную смерть. Но не успел он это подумать, как подзорная труба капитана пиратского судна переместилась чуть-чуть и замерла, направленная теперь на некий новый объект.

– По моему сигналу, ребята! Цельтесь повыше! – закричал Рот, когда между сходящимися судами оставалось всего два кабельтовых.

Шпага Рота дрогнула, готовясь опуститься. «Спокойно, – подумал он, не сводя глаз со стремительно надвигающегося прямо на них бушприта «Сокола». – Спокойно. Ну а вот теперь...»

– Постой! – Рука Вира вцепилась в его локоть. – Смотри! Они сигналят.

– «Отступаю! Выхожу из боя!»

– Ад и преисподняя! – проворчал Рот, засовывая свою шпагу в ножны. – А любит этот Проповедник подпустить драматизма. Дотянул до последнего момента. Еще чуть-чуть, и было бы поздно. И я мог бы поклясться, что он твердо решил потопить нас. Что, черт возьми, заставило его передумать?

– Он что-то увидел, – проговорил Вир, повернулся посмотреть, что там у него за спиной, да так и замер. – Похоже, наш Проповедник истинный джентльмен, – заметил он мрачно, не сводя глаз с тоненькой фигурки, стоявшей на планшире, где ей решительно нечего было делать. – И стрелять в женщин ему отвратительно.

– Ну, в таком случае он парень что надо, милорд, – ухмыльнулся Рот.

А леди Вир, заметившая, что две пары мужских глаз устремлены на нее, повернулась и сбежала вниз по трапу.

– Моряки – народ суеверный, – заметил Вир серьезно, когда они, много позже, сидели в своей каюте. – Когда ты появилась на палубе в этом наряде, словно призрак моей матери, убийство которой совершилось десять лет назад на глазах у Проповедника, то он, верно, решил, что гнев Господень настиг его.

– Можно сказать, что ваше появление решило все, миледи, – добавил Рот, стоявший поодаль, упираясь широким плечом в переборку. – До того он был совершенно уверен, что и переданная ему просьба о встрече, и внезапное появление «Ласточки» у побережья означают только одно: что его хотят заманить в ловушку. Он собирался расстрелять нас и потопить, потому что боялся преследований человека, который, по его убеждению, как никто, желает его смерти.

– Да, наверное, вы правы, Калеб, – проговорила Констанс, которая совсем недавно хозяйкой сидела во главе стола, принимая Яго Грина как почетного гостя. – Наверное, это тяжким бременем лежало у него на совести – то, что он был принужден присутствовать при таком страшном преступлении, будучи не в силах помешать убийцам. Во все время трапезы он глаз с меня не сводил. Впрочем, как знать, может, столь пристальный интерес нашего гостя вызвало вот это? – И она коснулась бриллиантов на своей шее. – Ведь он продолжает проказничать в духе своего прежнего хозяина, этого самого Джона Катлера, совершавшего налеты и на английское, и на французское побережье. И своих сомнительных проделок с контрабандой он не оставил.

– Да наверняка и пиратствует понемножку. – Вир, до того смотревший в окно каюты на залитое лунным светом море, почти, успокоившееся после недавнего шторма, повернулся к ним. – Проповедник отнюдь не святой. Осмелюсь, однако, предположить, что к этому колье он ни за что бы не прикоснулся, даже если б ты сама предложила ему взять его, даже если б камни в нем были настоящие, а не стекляшки. Потому что когда он в последний раз видел настоящее колье, оно украшало шею моей матери – до того, как Катлер сорвал с нее эти драгоценности.

– О Господи, – выдохнула Констанс, и лицо ее побледнело. Так значит, Вир рассчитывал, что она обнаружит эти украшения. Боже, он хотел их увидеть на дочери Блейдсдейла! Она торопливо расстегнула колье и протянула его Виру, пытливо вглядываясь в его лицо. – Так это ты положил драгоценности в мой сундук, Вир. Но зачем? Чего ты хотел этим добиться?

– Очевидно, именно того, чего и добился, – ответил Вир, принимая у нее колье и небрежно бросая его на стол. – Хотя если честно, то я не собирался просить тебя надевать их ради Проповедника. – Невеселая улыбка скользнула по его губам, когда он увидел глаза Констанс. – Но волею случая ты принарядилась как нельзя лучше для своей роли. Ведь само твое явление на палубе заставило Грина подтвердить то, что мы знали, но не наверное. Отнюдь не кораблекрушение привело к смерти моих родителей. Я навсегда в долгу перед тобой за это, моя прекрасная Констанс. Сердце в груди Констанс подпрыгнуло, и она посмотрела на Вира долгим вопросительным взглядом. «А ведь он сказал это серьезно, – подумала она. – Тут не может быть ошибки». И в одно мгновение обида ее прошла.

– Жаль, конечно, что Грин не смог нам сообщить, кто же навел Катлера на добычу, – задумчиво проговорил Рот, о котором Вир и Констанс почти забыли. – Ведь он ни разу не упомянул ни Блейдсдейла, ни Лэндфорда.

– Да, и золото! – вспомнила Констанс. – Если этот набожный пират говорил правду, то никакого золота они на борту яхты тогда не обнаружили.

– Ну как они могли его обнаружить? – отозвался Вир. – Золото по-прежнему оставалось во Франции, там, где мой дед, граф де Моро, спрятал его.

– Во Франции? Вир, но как ты можешь быть в этом уверен? – пожелала узнать Констанс, сразу выпрямившаяся в своем голубом бархатном кресле.

– Отчего ж мне не быть уверенным? – ответил Вир, присаживаясь на край стола и вытягивая ноги вперед. – Оно было там, на кладбище Мезон-Бельфлер, пока мы с Ротом не выкопали его три месяца назад.

Констанс в изумлении переводила взгляд с одного мужчины на другого.

– Так золото у тебя, и Блейдсдейл, опустившись до пиратства, не извлек из этого никакой выгоды? – спросила она наконец.

– Он не стал ни на грош богаче, – отозвался Вир с какой-то леденящей душу отрешенностью. – Совершенно очевидно, что Катлер напал на яхту прежде, чем она добралась до места своего назначения в Нормандии. Впрочем, не будет чрезмерной смелостью предположить, что для Блейдсдейла главным было не золото. Оно служило приманкой для Катлера, который должен был избавить его от маркиза де Вира, да так, чтобы все было шито-крыто. Так что Блейдсдейл как раз получил то, что хотел.

– Выходит, мы ничуть не продвинулись вперед, – заметила Констанс, думая, что так и не знает, почему же Вир женился на ней. Уж верно не из-за ее состояния! – У нас по-прежнему нет ни одного доказательства, свидетельствующего о том, что граф был причастен к убийству.

– Ее светлость права, милорд, – сказал вдруг Рот со странным блеском в глазах. – Но вот только одно. Так, случилось, что я как-то раз своими глазами видел колье леди Вир, вернее, видел подлинное колье, и при весьма странных обстоятельствах.

У Вира холодок пробежал по спине.

– Я весь внимание, мой друг. Так при каких обстоятельствах ты его видел?

Рот, которому явно не слишком хотелось рассказывать эту историю, замялся.

– Я думаю, милорд, – сказал он, значительно посмотрев в глаза Виру, – лучше будет, если мы отложим этот разговор до более благоприятного момента.

– Вы имеете в виду, когда меня не будет рядом? – воскликнула Констанс с негодованием. – Да как вы смеете, Калеб Рот! Я вам не какое-нибудь тепличное растение, которое надо нежить и лелеять! Я не позволю исключать меня из разговора только потому, что я женщина.

– Думаю, ты должен рассказать нам все сейчас, – сказал Вир сухо. – Слишком много ты успел уже сказать, чтобы теперь идти на попятный.

– Ну, если вы настаиваете, милорд... – с неохотой согласился Рот, косясь на Констанс. – Только не говорите потом, что я вас не предупреждал.

– Можете быть уверены, Калеб, что я никогда не стану вести себя настолько по-детски, – парировала Констанс, глаза которой так и сверкали. – А теперь прошу вас, выкладывайте свою историю.

– Полагаю, мне следует начать с самого начала, – заговорил Рот, устремляя взгляд в окно каюты. – Все это произошло более года назад, еще до заключения мира. «Аврора» получила приказ нести службу во флотилии, которая блокировала противника в Бискайском заливе. В мои обязанности входило – когда меня не отправляли с депешей, разумеется, – крейсировать вдоль побережья Франции с целью обнаружения французского флота, который, по слухам, собирали для вторжения в Англию. Именно в это время Лэндфорда прислали на смену адмиралу сэру Маркусу Льюэлину, который слег с лихорадкой, и «Аврора» оказалась под его командой. Похоже, «Аврора» особенно ему приглянулась. Собственно говоря, скоро выяснилось, что более всего адмиралу Лэндфорду нравилось использовать это судно в качестве прогулочной яхты для собственного развлечения.

– Калеб, неужели вы хотите сказать, что сэр Оливер принимал женщин на борту этого судна, быть может, в этой самой каюте? – воскликнула Констанс, ушам своим не веря.

– Нет, не совсем, – ответил Рот, и его загорелое лицо стало кирпично-красным. – Впрочем, именно в этой каюте я и увидел проклятое колье. Я пришел, чтобы доложить, что замечены три французских военных корабля. Сэр Оливер находился за перегородкой, в спальном отделении каюты, а колье лежало вот здесь, на столе.

– Наверняка адмирал был очень доволен, что его отвлекли от его развлечений ввиду появления французского флота на горизонте? – сухо поинтересовался Вир, устремив на Рота холодный, пристальный взгляд.

– Он приказал, чтобы его флаг немедленно был перенесен на «Нептун», трехпалубное судно, имеющее восемьдесят одну пушку, – ответил Рот с циничной усмешкой. – И когда адмирал уже готовился перейти на другое судно, он вручил мне письменный приказ не выпускать из виду противника, пока эскадра не будет собрана и не начнет преследование. – Голос Рота был полон горькой иронии. – Письменный приказ, – повторил он, словно не в силах расстаться с этой мыслью.

– Только шторм рассеял эскадру, и ни о каком преследовании речи уже не было, – подал голос маркиз, – а ты с приказом на руках остался один в виду французских кораблей.

У Рота задергалась щека.

– Мы преследовали французов, пока не потеряли их, – сказал он. Казалось, он был далеко, там, куда унесли его воспоминания о яростном шторме и о том, как маленькое курьерское судно упорно старалось не потерять из виду грозные военные корабли, одновременно оставаясь вне досягаемости для их орудий. А потом – потом французы просто исчезли под покровом темноты. – На следующее утро мы поплыли вдоль побережья и наконец нашли их в небольшой бухте с очень узкой горловиной, где они пережидали шторм.

– И ты повернул назад и отправился на поиски эскадры, по обнаружении которой незамедлительно был отправлен под арест за то, что не вступил в бой с противником.

– Я затопил бы свой корабль в этой проклятой горловине, если б в том была необходимость! – воскликнул Рот. Глаза его потемнели и были полны муки, лицо окаменело. – Но французские корабли были потеряны для нас. Лэндфорд же обвинил меня в том, что я умышленно нарушил приказ.

– Не может быть! – возмущенно воскликнула Констанс.

– Чего же еще было ждать? Он подставил Калеба намеренно, хотел, чтобы он был опозорен, уж если французы не потопили его, – заметил Вир бесстрастно. – Еще бы ему было не хотеть этого, когда Рот увидел то, чего ему видеть никак не полагалось.

– О Боже, – выдохнула Констанс, и глаза ее широко раскрылись. Наконец она начала понимать, что к чему. – Колье!

– Так вот в чем было дело, – проговорил Рот, лицо которого тоже выразило внезапное и мрачное понимание. – Но ведь я и не обратил внимания на это колье. Ну откуда мне было знать тогда, что оно означало?

– Лэндфорд не хотел рисковать, он решил погубить Калеба просто на всякий случай, – предположила Констанс.

– И заодно всех остальных, кто мог увидеть это колье и впоследствии понять всю важность этого факта, – пояснил Вир. – Осмелюсь предположить, что сэр Оливер был в немалом замешательстве, когда твой корабль вернулся. У тебя репутация человека отважного, вот он и рассчитывал, что твоя отвага тебя погубит.

– Несомненно, я бы оправдал ожидания достойного адмирала, – лицо Рота исказила гримаса, – если б не решил тогда, что информация, которую я раздобыл, гораздо важнее моей личной славы. Видите ли, следовать за французами в саму бухту нам было нельзя – никогда бы мы не смогли вывести наш корабль обратно, – а вот высадить на берег небольшой отряд и посмотреть, что там затевает противник, было очень даже можно. Я так и поступил, И мы обнаружили в этой бухте «флотиллу Наполеона» – флотилию небольших судов, которые предполагалось использовать для вторжения в Англию. Ей-богу, там этих суденышек были сотни!

– Какое счастье, что вы раздобыли такое верное средство поставить на место сэра Оливера! – воскликнула Констанс с немалым удовлетворением. – Воображаю, с какой скоростью в адмиралтействе отклонили его смехотворные обвинения!

– Все произошло не совсем так, – заметил Вир, причем в голосе его прозвучал лишь намек на иронию. – Собственно говоря, Калеба признали виновным и выгнали из флота.

– Ты это серьезно, Вир? – Констанс была просто ошарашена. – Но все же должны были быть в полном восторге, что нашлась эта самая «флотилла», которую искали бог знает сколько!

– В адмиралтействе, несомненно, обрадовались бы моему известию, если бы как раз в этот момент не был заключен Амьенский мир, миледи, – пояснил Рот, улыбнувшийся при виде горячности, с которой она его защищала. – Но даже и так мне не стали бы выносить обвинительный приговор, если бы мой собственный второй помощник не подтвердил на суде голословных утверждений Лэндфорда. Он обвинил меня в трусости, проявленной перед лицом врага.

– И тем самым наверняка спас собственную карьеру, а может, даже и жизнь, – непререкаемым тоном заявил Вир. А затем, не сводя взгляда с лица Рота, добавил мягко: – Ведь это твоего второго помощника Лэндфорд главным образом стремился уничтожить, не так ли?

Рот чуть покраснел. Затем лицо его застыло.

– Теперь это не имеет значения, – тихо сказал он. – Мой бывший второй помощник теперь вне досягаемости для Лэндфорда. Он умер шесть месяцев назад, от своей руки. Полагаю, он был не первой и не последней жертвой Лэндфорда. Господи! Ему было всего девятнадцать, когда он умер.

– Он был совсем мальчиком, – почти слово в слово повторила Констанс, но довольно много времени спустя, когда, счастливая и удовлетворенная, лежала в объятиях Вира. – Конечно, он боялся такого человека, как Лэндфорд. Лэндфорд был его адмиралом, и он приказал ему солгать. Но убить себя! Право, Вир, мне иногда кажется, что мы слишком многого требуем от молодых людей, которых посылаем сражаться. Осмелюсь предположить, что этот лейтенант проявил достаточно храбрости, когда сражался с французами. Но когда его поставили перед выбором: ослушаться вышестоящего офицера, да еще такого высокого ранга, или погрешить против истины, – очевидно, он просто не выдержал.

– Очевидно, – эхом отозвался Вир, поглаживая шелковистое бедро супруги. Менее всего ему в данный момент хотелось обсуждать проблемы бывшего второго помощника Рота, покойного к тому же. Вообще с того момента, как Рот удалился, дабы заняться своими обязанностями капитана, Вир желал только одного: изгнать из своего сознания образы, которые так и роились после ошеломительных открытий сегодняшнего дня.

Это оказалось труднее, чем он предполагал, – услышать наконец правду из уст свидетеля, присутствовавшего при убийстве его родителей. Он сделался просто болен от кровавых подробностей. С того самого момента, как Катлер вывел из строя яхту и поднялся на ее борт, ясно было, что он не оставит в живых никого. То, что обещанного золота на яхте не оказалось, только разожгло кровожадность пирата. Всех находившихся на борту ждала смерть настолько ужасная, что Вир не мог даже думать об этом. Но эти образы, эти картины, нарисовавшиеся по рассказу Грина, который он вел с леденящей душу бесстрастностью, настолько живо представлялись внутреннему взору Вира, как если бы он все видел своими глазами.

Черная тоска все сильнее наваливалась на него, и ему хотелось напиться до бесчувствия. Но тут вдруг Констанс, само олицетворение женской сострадательности, взяла его за руку и, не говоря ни слова, повела за перегородку в спальный закуток.

Она была как сладостный бальзам для его ожесточенной души, и вместе с тем их страсть была безумной и пылкой, и губы тянулись к губам, а руки лихорадочно срывали одежду, дабы приблизить блаженный миг прикосновения тел. И когда он уложил ее на подушки, она притянула его к себе, и его душевные раны омылись в потоке ласк такой сладостной раскованности, какой ему при всей его опытности еще не случалось получать от женщины. Она прорвалась сквозь его сдержанность и пробила брешь в преграде, которую он воздвиг между собой и людьми за эти годы. И когда все наконец закончилось восторгом совместного освобождения, у него появилось странное ощущение, что он омылся от ужаса.

– Вир? – позвала Констанс и, перекатившись на спину, посмотрела на него снизу вверх встревоженными глазами. – Тогда, в охотничьем домике, ты говорил искренне, что на мне не лежит никакой вины за преступления Блейдсдейла? Что даже если бы я была его настоящей дочерью, ты не считал бы меня ответственной за те ужасные вещи, которые он мог натворить?

– Да, я говорил это искренне, – ответил Вир, недоумевая, отчего ей вдруг вздумалось усомниться в его словах. – Как же иначе? И потом, ты же не дочь Блейдсдейла. Ты моя жена.

– Да, мой драгоценнейший, любимейший Вир, я твоя жена, – согласилась Констанс с какой-то туманной улыбкой. – И все же ты ведь должен будешь в свое время унаследовать герцогство. Неужели тебя нисколько не беспокоит, что ты понятия не имеешь, кто я на самом деле?

– Так как я уверен, что ты говоришь это не в философском смысле, то я отвечу тебе так: никто не может по-настоящему узнать другого человека, – сказал Вир и поцеловал ее в уголок рта. Приподняв голову, он взглянул ей прямо в глаза. – Истина заключается в том, моя дорогая девочка, что мне совершенно безразлично, кто же на самом деле твой отец. Ведь ты именно это хотела узнать, верно?

– Да, верно, – отозвалась Констанс, притягивая его к себе. Но даже когда он начал ее ласкать, так, как только он один умел ласкать, Констанс не оставляла мысль, что ей-то вовсе не безразлично, кто был на самом деле ее отцом. Это было очень важно – хотя бы для их будущих детей. Очень, очень важно.