Кто-то весьма настойчиво душил чайку под моим диваном.
— Скажи еще раз, — показалась Ленина голова. Лицо её было настолько красным, что еще немного и его ошметки разлетятся по всей моей небольшой квартирке.
— Я с тобой не разговариваю, — выдала я максимально строго и, сложив руки на груди, снова уставилась в потолок.
— Проститутка! — заржала Лена и снова упала на пол, по которому каталась уже минут двадцать. — Маруся-проститутка! Бог мой! Бюджетная… или эта… которая государством бесплатно даётся?
— Очень смешно. Иди в полицию, найди Кострова, и шутите с ним на эту тему, сколько вам хочется. Он тоже, наверняка, не всё ещё пошутил.
— У меня просто в голове не укладывается, как можно было решить, что ты проститутка? У тебя же буквально на очках, на веснушках, на одежде выгравировано, что ты училка до мозга костей и знаешь всё про мозг костей. Как? Как можно было принять тебя за проститутку?!
— Это всё колпак Деда Мороза виноват. Ненавижу Новый год.
— Угу. Сказал человек, у которого за месяц до Нового года уже стоит самодельный камин из говна и палок.
— Из коробок и скотча.
— А я как сказала?
— Совсем… — вспылив я резко села и перегнулась через низкую спинку своего диванчика, чтобы увидеть Лену, лежащую на полу в полном блаженстве после только что закончившегося приступа смеха. — А знаешь, что самое обидное? Не то, что меня приняли за проститутку и закрыли за решеткой с настоящими проститутками, а то, что всё это видел Костров и рылся в моей сумочке, в которой, кстати, из-за тебя нашёл много чего интересного, — пришлось взять диванную подушку и отлупить подругу, которая вновь закатилась от смеха. — Ничего смешного в этом нет.
— Подумаешь, взрослый мужик увидел ненастоящий писюн. Думаешь, это травмировало его психику? Наверняка, он по долгу своей службы столько всего повидал, что твой резиновый писюн для него — это просто кусок резины… или из чего он там? Дай пожмякать, — вытянула она руку вверх. — Заценю.
— Вот забери его и жмякай сколько тебе влезет.
— У-у, малышка! Я тетя взрослая, мне много влезет.
— Я не хочу это слышать.
Отвалившись снова на диван, я прикрыла голову подушкой и закрыла глаза, снова мысленно представляя, как могла бы красиво выйти из ситуации со… штучкой, если бы у меня была хоть капля дерзости, фантазии и умения собраться в критической ситуации.
— Слушай, — соскребла себя Лена с пола и, судя по моим внутренним ощущениям, нависла надо мной и моим скромным диванчикам. — А выходит, что Костров-то не такой уж и плохой мужик. Ну прикинь, он видел тебя бухую, блюющую, поющую, спящую, проститутничащую и никому ни слова не сказал ведь. Не проболтался.
— Это пока что. Ты сама говорила, что при первой же возможности он всё это использует против меня.
— А, может, нет. Какая, говоришь, у него кличка?
— Камаз.
— А точно! У тебя же — чмо.
— Уйди, а!
— А ты наладь контакт с его сыном-Камазиком. Глядишь, большой Камаз станет добрее к тебе, Оке. О! Или не налаживай. Пусть маленький Камазик почаще нарушает ваши школьные правила, а ты за это будешь вызывать его отца и почаще с ним видеться. Кстати, покажешь, как он выглядит. Он в «социалках» есть?
— Нет. Я как-то хотела создать общую группу со всеми родителями, но он и еще несколько родителей сказали, что этим не занимаются. Но у меня в телефоне есть фотографии с первого сентября этого года. По-моему, он попал в кадр на нескольких из них.
— Ну, так показывай. Заценю самца.
— Нет. Я даже свое лицо тебе показывать не хочу.
— Эй, лицо со срамом. Хватит в прятки играть. Фотку показывай. Я хочу видеть.
— Боже, — покряхтев, я достала из заднего кармана шортов телефон. Нашла в нем фотографии, на которых был замечен Костров и протянула Лене. — Смотри.
— Вот это брутал! — выдохнула Ленка восхищенно. — Охренеть! А какой взгляд суровый! Аж мурашки по коже. И как ты с ним бодаешься и даже трахнуть его не хочешь?
— Во-первых, он отец одного из моих учеников. Во-вторых, я не рассматриваю его как мужчину в принципе…
— И, в-третьих, твой сраный Витюша нахрен сломал твой внутренний компас, показывающий на нормальных мужиков, — всучила мне Лена обратно телефон. — Можно я отпинаю его хорошенько, если увижу.
— Что за глупости, Лен? — перекатилась я на бок и уставилась на свой камин.
— А этот Камаз… он женат? У него есть девушка, женщина?
— Я не интересовалась. С его сыном я пересекаюсь только на уроке биологии, и по всем возникающим с ним проблемам его классрук и директор сразу сказали мне, чтобы я обращалась к его отцу. Но я как-то слышала разговор Тёмы с одноклассником, из которого поняла, что мамы у него нет.
— Надеюсь, там ничего трагичного?
— Я не знаю.
— Ну, так спроси. Деликатно так. Аккуратно. Хоть у классрука его. Глядишь, будет шанс, что и на твоей улице перевернется Камаз с пряниками. С одним. Тульским. Они, говорят, самые большие.
— Ты меня добить сегодня решила?
— Я, вообще-то, тебе специально два дня не звонила. Терпела. Думала, ты тут мои подарочки осваиваешь, а ты, оказывается, так пошла в разнос, моя дорогая, что даже в проститутничестве была замешана.
— Иди-ка ты… к мужу.
— И пойду. И тебе того же желаю.
Пока Лена гордо топала в прихожую, вибрация моего телефона пощекотала бедро. Глянув на экран, я сразу подобралась, натянула на губы улыбку и ответила, стараясь не опоздать.
— Привет, Вить!
— Привет, Марин, — и снова тепло и мурашки по коже от его голоса. — Что там насчет моего мальчишника? Не передумала?
— Нет, конечно. Не передумала. Накидала пару вариантов…
— Это он? Додик? — шипела рядом Лена, которая в пуховике влетела в гостиную и буквально повисла на моей шее.
— Может, встретимся тогда через пару часиков? Я как раз свободен на оставшийся вечер. Обсудим всё.
— Пошёл ты, знаешь куда?! — крикнула Лена, силясь отобрать у меня телефон.
— Лена! — крикнула я на нее шепотом и, прижав телефон к груди, убежала в ванную комнату, где едва успела закрыться от подруги.
— Прости, Вить. Ты же знаешь Лену…
— К сожалению… — протянул он разочаровано. — Видимо, встречаться со мной ты не станешь?
— Почему же? Давай встретимся. Конечно.
— Ой, дура, Маруська! — донесся из-за двери Ленин голос, которая, очевидно, стояла и подслушивала. — Как есть, дура.
— Ну, тогда жду тебя через два часа на нашем месте?
— Хорошо. Я приду, Вить.
— Угу, собачкой ссущей прибежит, — голос Лены отдалялся от двери. — Чихуахуёвина, блин.