Капитуляция

Эвелин оживилась.

— Дом — в сорока пяти минутах езды в экипаже, если дороги в хорошем состоянии.

— Как я уже сказала, эта поездка не стала бы для него какой-то трудной задачей. Не то чтобы, конечно, эта миссия совсем была бы лишена опасности… Думаю, он обязательно ещё заглянет к вам, леди д’Орсе. Повторюсь, он большой ценитель женской красоты…

Вам и правда стоит передать письмо для Джека, выждать удобный момент и потом снова обратиться к нему.

Эвелин не могла поверить, что леди Педжет разгадала её план или просто слишком оптимистично мыслила. И что же, Джулианна была на её стороне?

— Вы так добры!

— Я доброжелательна по натуре, — согласилась леди Педжет. — И хотя мы только что с вами познакомились, ваша история меня заинтриговала и вы мне уже нравитесь. Моя дорогая, когда вам понадобится с кем-нибудь посекретничать, я к вашим услугам.

— Благодарю вас, — ответила Эвелин. — Но здесь действительно не о чём особо говорить.

Джулианна улыбнулась и взглянула на гостью с нескрываемым скепсисом:

— Что ни говорите, а я в этом сомневаюсь.

Она позвонила в серебряный колокольчик, вызывая слугу.

Леди Педжет, судя по всему, знала, что в этом деле кроется нечто большее, чем поведала ей Эвелин.

— Вы передадите ему мое письмо?

Джулианна снова одарила её улыбкой.

— Конечно, передам. Послушайте, Жерар сказал, вы только что приехали в город. Где вы остановились?

— Я ещё не успела позаботиться о жилье, — ответила Эвелин, чувствуя, как камень с души свалился из-за того, что Джулианна согласилась передать письмо Джеку, а она сама выдержала напряженный допрос — ведь именно таким и был этот разговор.

Джулианна села рядом с ней и погладила её по руке.

— Вот и прекрасно! Потому что вы должны остановиться здесь, в Бедфорд-Хаус, чтобы мы могли лучше познакомиться.

Эвелин встрепенулась.

— Вы невероятно добры! — начала благодарить она. — Но я не могу так навязывать вам свою персону.

— Ерунда. Джек ведь нередко заходит в гости неожиданно, а разве вы не хотите оказаться здесь, когда он заглянет к нам в следующий раз?

Эвелин лежала на роскошной кровати на четырех столбиках, устремив взгляд в спадающий складками розовый балдахин над головой, а в спальню лился яркий утренний солнечный свет. Эвелин едва могла поверить в то, что проснулась в доме графа Бедфордского.

Свернувшись калачиком под одеялами, она думала о том, как гостеприимно Джулианна Педжет пригласила её в свой дом. Теперь, когда она остановилась здесь, леди Педжет была исключительно любезна и ни словом не упоминала больше своего брата или письмо Эвелин. Создавалось ощущение, будто вчерашнего щекотливого разговора и вовсе не было. Но Эвелин понимала, что нельзя обманывать саму себя. Леди Педжет сильно заинтересовали её отношения с Джеком, и она наверняка собиралась выведывать что-то и дальше.

Но вчерашний вечер был таким приятным… Эвелин присутствовала на изысканном ужине в обществе леди Педжет, её мужа и вдовствующей графини. Потрясающий стол был накрыт на четверых, им подали с полдюжины восхитительных блюд. Леди Педжет была ослепительна в темно-красном атласе, а вдовствующая графиня надела темно-зеленый шелк с изумрудами. Многочисленные слуги так и крутились вокруг них, угадывая каждое желание. Темы беседы варьировались от событий в высшем свете, предстоящих торжеств и недавних политических назначений до происходящего на войне.

И никто, похоже, не был удивлен внезапным появлением графини д’Орсе в Бедфорд-Хаус. Её отношения с Джеком не обсуждались, и Эвелин даже не знала, обмолвилась ли об этом Джулианна мужу или свекрови. Эвелин всё время чувствовала себя желанной гостьей. И как выяснилось, вдовствующая графиня действительно когда-то очень хорошо знала Анри.

Она говорила о нем с нежностью, сожалея, что не могла присутствовать на свадьбе, которую в мельчайших подробностях описала ей какая-то подруга, и была буквально убита горем, когда узнала о кончине Анри.

Доминик Педжет держался сдержаннее, хотя и в высшей степени вежливо, и к моменту окончания ужина Эвелин поняла, что хозяин и хозяйка дома безумно любят друг друга. И дело тут было не только во взглядах и улыбках, которыми они обменивались. Супруги сосуществовали с абсолютной гармонией и легкостью, с такой непринужденностью, словно у них были одно сердце, одна душа и один разум.

«Вне всякого сомнения, это — брак по любви», — подумала Эвелин, безмерно заинтригованная.

Она вздохнула, не желая выбираться из теплой постели. Будь она сейчас в Розелинде, её разбудила бы Эме, забравшись к ней в кровать. Резкая боль внезапно пронзила сердце. Как же Эвелин скучала по своей дочери! Нет, она не могла задерживаться в городе.

Но что, если Джек объявится в Бедфорд-Хаус? При этой мысли Эвелин мгновенно оцепенела. Будет ли у них возможность обсудить её письмо, удастся ли ей принести извинения, не насторожив и не встревожив при этом Джулианну? Им потребуется некоторое уединение, если Эвелин хочет добиться своего и убедить Джека помочь ей. Оставалось только надеяться, что Джулианна не написала Джеку, обвинив его в непристойном поведении и только подлив масла в огонь!

В дверь постучали. Эвелин быстро встала, надевая халат, и отправилась открывать. На пороге стояла горничная, державшая поднос с завтраком, а за её спиной маячила Джулианна Педжет.

— Доброе утро, — поприветствовала леди Педжет. — Вы спали довольно долго, и я представляю, как вы утомились накануне. Хорошо отдохнули?

Горничная поставила поднос на великолепный стол из розового дерева, а Эвелин улыбнулась.

— Должна признаться, я заснула сразу же, как только голова коснулась подушки. Сомневаюсь, что я хоть раз пошевелилась за ночь. Леди Педжет, прошу вас, входите, — пригласила Эвелин, гадая, что же понадобилось хозяйке дома.

Джулианна расплылась в улыбке:

— Можете называть меня Джулианной, если хотите, но тогда я буду называть вас Эвелин, так что предупреждаю заранее.

Эвелин улыбнулась в ответ, а Джулианна поблагодарила горничную и наполнила две чашки чаем.

— Кроме того, — продолжила она, — я ранняя пташка, и надеялась провести с вами некоторое время.

И леди Педжет протянула Эвелин чашку.

Эвелин приняла чай с некоторой опаской. Можно было не сомневаться, что вот-вот последует новый «допрос». Однако она сделала глоток и с наслаждением вздохнула — напиток оказался крепким и очень вкусным.

— Не знаю, как вас благодарить за оказанное гостеприимство.

— Не стоит благодарности, — ответила Джулианна, усаживаясь за стол. — Теперь, когда вы здесь, вам стоит провести в городе несколько дней. Я могу представить вас повсюду.

Сев напротив неё, Эвелин пояснила:

— Я действительно не могу задерживаться, хотя весьма признательна вам за приглашение. Это был трудный месяц, Анри умер совсем недавно. Я скучаю по Эме и переживаю, что оставила её одну.

— Представить себе не могу, что вы испытываете, — отозвалась Джулианна. — Я так люблю Доминика! Я бы не пережила, если бы он умер!

Взглянув в её серые глаза, Эвелин подумала о том, что свыклась со смертью Анри. Но у них с мужем были иные отношения, не такие, которые, судя по всему, связывали Джулианну и её супруга. В противном случае Эвелин никогда не допустила бы поцелуя Джека Грейстоуна, никогда не позволила бы себе наслаждаться прикосновением его губ.

— Анри был хорошим мужем — он был моим другом, — объяснила она. — Но теперь я должна думать о дочери и её будущем.

— Вы — очень сильная женщина. Было время, когда я боялась, что никогда больше не увижу Доминика. Он находился во Франции во время первого Вандейского мятежа. Но, слава богу, он вернулся домой.

Эвелин оживилась, понимая, что некоторые из дошедших до неё сплетен, очевидно, соответствовали действительности. И Эвелин никак не могла понять, почему решила довериться Джулианне, но удержаться не смогла.

— Анри был замечательным человеком, и мне посчастливилось стать его женой. Но он болел последние несколько лет, ещё до того, как мы покинули Францию. — Эвелин замялась. — Он был намного старше меня. В этом году, в июле, ему исполнилось бы пятьдесят. С осени я знала, что он умирает. Так что это не стало неожиданностью.

Глаза Джулианны сочувственно распахнулись.

— Мне очень жаль. Но вы уже немного упоминали об этом, вчера. Каким трудным, должно быть, оказался прошедший год!

Эвелин кивнула:

— Ну вот, теперь я начала вам плакаться.

— Вы не плачетесь, и, судя по всему, вы очень любили своего мужа.

— Когда мы познакомились, я была бедной сиротой. Меня растили тетя и дядя — и занимались этим с некоторой неохотой. В будущем меня не ждало ничего хорошего, мне не на что было надеяться: у меня не было никакого приданого. Анри вместе со своим именем дал мне все самые блестящие возможности. Мне очень повезло, а потом он подарил мне Эме.

— Он любил вас, — сказала Джулианна, и это был не вопрос. — Думаю, он очень сильно вас любил.

Эвелин снова кивнула.

— Да, он самозабвенно меня любил.

— Я сопереживаю вашей потере, но вы молоды, и у вас есть дочь, о которой нужно заботиться, как вы и сказали. — Джулианна улыбнулась, но её взгляд оставался испытующим. — В следующий раз, когда вы соберетесь в Лондон, вам стоит взять её с собой. Она сможет познакомиться с Жаклин, моей дочерью, и, возможно, к моменту вашего возвращения у моей сестры уже появится ребенок. Она должна разрешиться от бремени в мае.

Эвелин улыбнулась и сделала глоток чая, поймав себя на том, что ей нравится Джулианна Педжет, — она казалась по-настоящему доброй женщиной. Как было бы замечательно взять с собой Эме в следующий свой визит в Лондон! Но тут образ Джека Грейстоуна настойчиво вторгся в сознание. Грейстоун должен согласиться помочь ей, в противном случае Эвелин не сможет позаботиться о дочери, не говоря уже о том, чтобы предпринять ещё одну дорогостоящую поездку в столицу.

— Какое волнующее событие для вашей сестры!

— Она хочет познакомиться с вами, — сказала Джулианна. — Вчера я отправила ей записку.

Эвелин тут же встревожилась.

Джулианна поставила чашку на стол.

— Моя дорогая, надеюсь, мы подружимся. Вы кажетесь такой обеспокоенной. Вам понравится Амелия, я уверена.

— Вы снова так добры ко мне, — заметила Эвелин, не желая возобновлять вчерашний спор. — И всё же вам известно, что у меня произошло колоссальное недоразумение с вашим братом.

— Полагаю, совсем скоро оно благополучно разрешится. Вчера я отправила ваше письмо с посыльным, Эвелин. Джек должен получить его сегодня вечером — если он, конечно, дома.

Сердце чуть не взорвалось в груди у Эвелин. Она рассеянно взяла ненужный кусок сахара и положила его в чай. Размешивая сахар, она как можно небрежнее бросила:

— Я слышала, он живет на острове.

— Да, именно так.

Эвелин положила ложку на стол.

— А если его нет дома?

— Тогда, полагаю, он получит ваше письмо в течение следующих нескольких дней, ведь он не может оставаться в море бесконечно долго. — Джулианна встала. — Он редко уходит в плавание больше чем на неделю.

Эвелин пристально взглянула на неё:

— Вы ещё добрее, чем показались мне вчера.

— Вчера я не была такой уж доброй. Я вела себя довольно грубо. Однако это всё в прошлом, и я действительно надеюсь, что теперь мы с вами станем настоящими друзьями.

— Благодарю вас, — с усилием произнесла Эвелин. Джулианна казалась совершенно искренней. И неужели имело такое значение, почему она была так добра? Главное, Джек не сегодня завтра получит письмо. — Я тоже на это надеюсь.

— Вам нужно одеться, Эвелин. Амелия присоединится к нам за ланчем. Вы будете от неё в восторге. Но должна предупредить: она с не меньшим любопытством, чем я, захочет узнать о причинах вашего интереса к Джеку.

Эвелин выпрямилась. Джулианна по-прежнему улыбалась, только вот чересчур безмятежно, чересчур понимающе.

— Но я уже объяснила… — начала было Эвелин.

— Конечно, объяснили. Но чем больше я думаю об этом, тем больше уверяюсь в том, что вы, должно быть, произвели на моего брата неизгладимое впечатление.

Джулианна направилась к двери, многозначительно улыбаясь, словно зная какую-то тайну. На пороге она помедлила.

— Зная Джека, я ничуть не сомневаюсь, что он очень скоро даст вам о себе знать.

Эвелин остолбенела, а Джулианна снова одарила её улыбкой и вышла.

Глава 6

Эвелин аккуратно сложила свое нижнее белье и убрала его в саквояж, стоящий открытым на кровати. Она положила туда и ночную рубашку с халатом, ощущая странное нежелание уезжать из Бедфорд-Хаус. Она так наслаждалась пребыванием в Лондоне и успела привязаться к Джулианне и Амелии! Все три дня в столице пролетели весело и беззаботно. Эвелин бывала на чайных вечерах и ланчах, прогуливалась в Гайд-парке среди других леди и разглядывала витрины поражающих дороговизной магазинов на Оксфорд-стрит. Она насладилась ещё одним великолепным ужином в Бедфорд-Хаус, на сей раз — с присоединившимися к их компании Амелией и её мужем Сент-Джастом, а ещё побывала в опере с Джулианной и её супругом. Но Эвелин сильно скучала по Эме. Пришло время возвращаться домой.

И от Джека не было ни слова.

Джулианна оказалась права. Амелия действительно проявляла жгучее любопытство в том, что касалось их отношений, — и задавала слишком много вопросов. Эта маленькая, серьезная и деятельная женщина, казалось, была не меньше своей сестры рада тому, что Эвелин хотела прибегнуть к услугам Джека в качестве контрабандиста. Эвелин никак не могла уразуметь это.

К настоящему времени Джек наверняка получил её письмо. Неужели решил его проигнорировать? Да и получил ли он, в конечном счете, это послание? Сегодня утром Джулианна заметила, что время от времени брата серьезно задерживают дела. Эвелин почувствовала, что она немного беспокоилась о нем. В конце концов, за голову Джека была назначена награда.

Сердце екнуло, словно она, Эвелин, тоже беспокоилась о нем.

Разумеется, существовали и другие варианты. Джек мог проигнорировать письмо Эвелин, как бы она ни желала принести свои извинения, как бы ни пыталась снискать его расположение.

Эвелин боялась, что именно это и произошло. Джулианна по-прежнему была уверена, что Джек допустил неуместные заигрывания, которые и стали причиной их ссоры. У Эвелин не было ни малейшего желания рассказывать, что же произошло на самом деле, даже несмотря на то, что ей требовалось кому-то довериться. Но Джек мог быть так категорично настроен против Эвелин, особенно если бы в дело вмешалась его сестра, что наверняка напрямую отклонил бы все извинения.

Эвелин совсем пала духом. Если Джек собирался проигнорировать её, так тому и быть — больше она уже ничего не сможет сделать.

Она уже закрывала саквояж, когда в дверь постучали. Не сомневаясь, что это горничная принесла ей что-нибудь перекусить перед долгим путешествием домой в Корнуолл, Эвелин поспешила к двери.

На пороге стоял Джек Грейстоун.

— Здравствуйте, графиня.

Потрясенная, Эвелин остолбенела.

Пристальный взгляд его серых глаз обжигал. И не успела Эвелин выдохнуть, не успела она даже осознать, что Грейстоун стоит у её двери, как он еле заметно улыбнулся и прошел мимо неё в спальню. Эвелин подскочила, всё ещё вне себя от шока. Снова улыбнувшись, он захлопнул за собой дверь.

— А вы определенно весьма настойчивы, графиня, — заметил Грейстоун. — Я никак не могу решить, по душе мне подобное упрямство или нет.

Встретившись с ним взглядом, Эвелин задохнулась от волнения. И её сердце, вне всяких доводов разума, восторженно затрепетало. Он приехал в Лондон. Означает ли это, что он прочитал её письмо, что её извинения приняты? Что они могут забыть об их прошлой стычке и начать всё заново?

Надо же, а она и забыла, каким притягательным был Грейстоун! Стоило бросить на него долгий внимательный взгляд, как её пульс тут же участился. Похоже, капитан только что сошел со своего судна.

Эвелин даже улавливала терпкий соленый запах моря, исходивший от его одежды. За расстегнутым кителем виднелись заткнутый за пояс кинжал и висевший на плечевом ремне пистолет, болтавшийся у бедра, — Грейстоун вряд ли расхаживал по городу со всем этим оружием. Один его вид заставил Эвелин трепетать. Волосы Джека выбились из косы, а подбородок покрывала небольшая щетина, более темного оттенка, чем его золотистые волосы. Это лишь придавало его облику опасности и дерзости. Из-под распахнутой на шее батистовой рубашки виднелся золотой крест, усыпанный рубинами. Бриджи обтягивали мощные бедра. На ботфортах и железных шпорах виднелась грязь.

— Вы меня напугали, — с трудом произнесла Эвелин. Он медленно улыбнулся ей:

— Но вы ведь ждали, что я примчусь вам на помощь? Стиснув руки, Эвелин облокотилась о дверь спальни.

— Я молилась, чтобы вы ответили на мое письмо! И даже предположить не могла, каким будет этот ответ.

— Что ж, ваши молитвы были услышаны.

Его взгляд не дрогнул ни на мгновение, и Эвелин вдруг осознала, что не хочет отводить глаза. Она и правда забыла, каким опасно привлекательным и в высшей степени мужественным был Грейстоун, какой хрупкой и беззащитной ощущала она себя рядом с ним и какой необычайно женственной, он заставлял её, себя чувствовать. А ещё Эвелин только что вспомнила свое неудержимое и рискованное желание броситься в его объятия.

Она сглотнула вставший в горле комок.

— Я не ожидала, что вы приедете в Лондон, — прошептала она. Джулианна думала, что вы дадите о себе знать, но я не придала этому значения. Простите, я ещё немного в шоке.

— Тогда мы квиты, потому что я тоже ощутил нечто вроде шока, когда узнал, что вы в Бедфорд-Хаус, у Джулианны.

Эвелин задрожала, гадая, в чём же причина его насмешливого тона, Грейстоун явно подчеркнул, что она вот так запросто называла его сестру по имени.

А потом Эвелин вдруг осознала ещё один факт: Джек находился в её спальне. Они остались наедине за закрытыми дверями.

— Мистер Грейстоун, нам стоит пойти вниз. Мы не можем разговаривать здесь.

Он скривил рот и скользнул взглядом по её губам:

— Конечно же можем, графиня.

Эвелин в напряжении замерла на месте, тут же вспомнив об их пылком поцелуе и не сомневаясь, что он тоже помнит об этом.

— Я не могу принимать вас тут. — Сквозь объявшее Эвелин волнение прорезалась мысль о Джулианне, которая и без того с подозрением смотрела на их отношения.

— Почему нет? — Эта беседа, кажется, от души развлекала его. — Вы не возражали против того, чтобы принимать меня наедине в своей гостиной в полночный час. И тогда наше поведение было более достойным порицания.

Эвелин почувствовала, как вспыхнула до корней волос.

— Это была не полночь, — воскликнула она, глядя ему в глаза, и я на самом деле возражала! У меня не было выбора, ведь вы просто объявились там без предупреждения, совсем как сейчас.

— Я не пойду вниз.

Осознав истинный смысл его слов, Эвелин вздрогнула. Неужели вы боитесь ареста — в доме вашей собственной сестры? — вскричала она.

— Я не должен попадаться на глаза, даже здесь. Время от времени за этим домом следят. — Он подошел к окну и посмотрел на раскинувшийся внизу сад. Его движения были абсолютно спокойными, даже небрежными, словно и не грозила ему опасность. Грейстоун обернулся. — И хотя сегодня я не заметил никаких притаившихся солдат, у Джулианны и Педжета много слуг. У меня нет ни малейшего желания открыто приходить и уходить — я никому не доверяю.

Эвелин обхватила себя за плечи. Оставалось только надеяться, что она не входит в круг тех, кому Грейстоун не доверял, хотя иллюзий на этот счет у неё почти не осталось.

Надо же, он не мог свободно перемещаться даже по дому родной сестры! Эвелин вдруг стало его жалко. Как же он живет, зная, что за его голову назначили награду? В постоянном страхе быть обнаруженным — арестованным? Эвелин посмотрела ему в глаза, стараясь найти хоть какой-то признак уязвимости, но Грейстоун тут же отвел взгляд.

Если он и боялся быть обнаруженным, виду не показывал.

— Мне очень жаль, — прошептала она. И нисколько не покривила душой, хотя пришлось напомнить себе, что Грейстоун нарушал британскую блокаду и, следовательно, помогал врагам. Но он спас её семью. Эвелин никогда не смогла бы даже вскользь обвинить его хоть в чём-то.

Грейстоун вскинул бровь.

— Так вы ещё и сочувствуете мне, графиня? Мне казалось, что это у вас, а не у меня трагедия.

Эвелин прикусила губу, озадаченная его странным заявлением. Он что, смеялся над ней?

— Я сожалею, что вам приходится скрываться. Должно быть, очень трудно держаться вдали от своей семьи. Разве так плохо сочувствовать чужому тяжелому положению?

Его лицо превратилось в застывшую маску.

— Я не нуждаюсь в вашем сочувствии. И я не нахожусь в тяжелом положении. Предлагаю вам приберечь свое сострадание для кого-нибудь другого. Нам нужно обсудить важные вопросы.

Эвелин задрожала, ошеломленная жесткостью его взгляда. Теперь-то она понимала, что неверно оценила его настроение. Оно не было легкомысленным, отнюдь. Грейстоун был мрачным, сосредоточенным, а ещё опасался быть обнаруженным и арестованным.

Означает ли ваше присутствие здесь, что вы прочитали мое письмо… и решили принять мои извинения?

Его густые ресницы опустились.

— Это означает… — он помедлил, взглянув сквозь них, — что вы находитесь в доме моей сестры.

Встревоженная, Эвелин смотрела на Грейстоуна во все глаза. Он был явно недоволен тем, что она приехала к Джулианне.

— Меня пригласили… — начала было оправдываться Эвелин.

Грейстоун перебил её.

— Я прочитал ваше письмо, — бросил он. — И прочитал письмо Джулианны.

Значит, Джулианна написала ему. Интересно, о чём же она поведала?

— Джулианна была очень любезна. Она пригласила меня остаться, когда я приехала, чтобы попросить её передать вам письмо.

Он посмотрел на неё испытующим взглядом.

— Я уже сказал вам, что меня не заинтересовало ваше предложение. Но вы всё же пишете мне письмо, чтобы привлечь мое внимание. А теперь я обнаруживаю вас у моей сестры в качестве желанной гостьи.

— Я молилась, чтобы вы не обвинили меня в том, что я использую вашу сестру в своих интересах! — совершенно искренне воскликнула Эвелин.

— Эти ваши мольбы остались без ответа, — резко ответил он. — А что ещё я должен был подумать?

— Разве вы не знаете свою собственную сестру, сэр? — воскликнула Эвелин. — Она очень сильная и умная женщина. Ею вряд ли можно манипулировать.

Грейстоун сделал шаг вперед, и Эвелин сжалась от страха.

— Да, я очень хорошо знаю свою сестру. Она безнадежно наивна. Свято верит в спасение каждой погибшей души. Несомненно, она верит и в спасение вашей.

— Моя душа не гибнет, — вымучила из себя Эвелин, вжавшись в стойку балдахина великолепной кровати. Грейстоун уже почти нависал над ней.

Он упер огромные кулаки в свои стройные бедра.

— Теперь-то я хорошо представляю вашу встречу с моей сестрой! Вы появились на её пороге со своим печальным рассказом о том, как оказались на грани нищеты.

Естественно, моя сестра предложила вам остановиться здесь. — Его серые глаза вспыхнули, но взгляд тут же скользнул к её губам.

«Он в ярости», — со страхом подумала Эвелин. Ему явно не понравилась эта её дружба с Джулианной!

— Я не ожидала, что она пригласит меня в свой дом.

— Что-то я в этом сомневаюсь!

— Для меня было экономнее остановиться здесь и ждать вашего ответа. — Эвелин метнула в него резким взглядом. — И она понятия не имеет, что я на грани нищеты.

— Это правда? — Его пальцы немного расслабились.

Эвелин вскинула руку, демонстрируя ему роскошное кольцо с огромным бриллиантом.

— Я приехала сюда только для того, чтобы попросить её вручить вам письмо, и, полагаю, я не должна была выдавать своего истинного бедственного положения. Как видите, я надела свою самую лучшую одежду и свое единственное кольцо с бриллиантом.

Грейстоун пристально посмотрел на неё и, помолчав, тихо сказал:

— Другой мужчина мог подумать, что за ним охотятся, графиня, или преследуют, добиваясь его расположения, причем довольно дерзко.

Эвелин покраснела:

— Если вы считаете, что я преследую вас по личным причинам, то вы сильно ошибаетесь.

Да неужели? Может быть, вы просто не смогли забыть тот обжигающе-страстный поцелуй?

Она почувствовала, как вспыхнула до корней волос, щеки лихорадочно горели.

Разве мы целовались? — с усилием произнесла она. — Ничего такого не помню!

Грейстоун рассмеялся:

— Вы чертовски хорошо помните, что мы целовались, графиня. Сомневаюсь, что вы могли это забыть! Но мне легче от мысли, что вы не преследуете меня по личным причинам. — Он, безусловно, глумился над ней.

Эвелин задрожала, от возмущения у неё перехватило горло.

— Я в трауре!

— Ну конечно же в трауре. — Он нагло рассматривал её.

Эвелин думала только о том, как бы ей перестать краснеть! Тем вечером в гостиной она не вела себя как погруженная в траур вдова, и они оба знали это.

— А теперь скажите мне, что вы ей наговорили? Как вам удалось убедить мою сестру помочь вам?

Эвелин отчаянно боролась с собой, силясь обрести самообладание. Ей потребовалось некоторое время, чтобы собраться с мыслями и вернуться к теме Джулианны.

— Я сказала ей, что в своем письме приношу вам извинения. Я объяснила, как познакомилась с вами, и сказала ей, что между нами возникло недоразумение, которое мне хотелось бы разрешить.

Грейстоун по-прежнему дерзко смотрел на неё.

— А между нами возникло недоразумение? — скривил он рот.

Черт возьми, она не сомневалась, что Грейстоун имел в виду тот злосчастный поцелуй!

— Мне так показалось, — ответила Эвелин, вскинув подбородок. — Я объяснила, что мне потребовалось нанять контрабандиста, и, поскольку вы помогли мне бежать из Франции четыре года назад, я хотела обратиться к вам. Она очень интересовалась моими усиленными попытками добиться вашей помощи. Она задала мне множество вопросов. Я пришла в замешательство, когда она, в конечном счете, пригласила меня остановиться здесь.

— Пришли в замешательство или в восторг?

— Я была рада остановиться здесь из соображений экономии, что, как мне кажется, вы должны понимать. Мы с вашей сестрой сблизились. Искренне, по-настоящему подружились.

— Мне очень не нравится, что вы втягиваете мою сестру в свои дела, — резко бросил он, немного подавшись в сторону.

Воспользовавшись моментом, Эвелин проскользнула мимо него и кинулась от стойки балдахина к окну. Там, у кровати, она чувствовала себя будто в ловушке, впрочем, теперь оказалась в ловушке у окна.

Обернувшись, Грейстоун впился в неё взглядом.

— Я был ошарашен, получив ваше письмо, но ещё больше ошарашило меня письмо Джулианны. — Он невесело хмыкнул. — Меня привела в неописуемое изумление уверенность моей сестры в том, что я дурно поступил с вами!

Эвелин испуганно съежилась.

— Она что, написала вам это? — осторожно спросила она. Грейстоун медленно улыбнулся и направился к ней. Чуть не задохнувшись, Эвелин вжалась в подоконник.

— Думаю, вам прекрасно известно, что она написала.

— Она догадалась о том, что произошло! Хотя я несколько раз говорила ей, что вы не позволяли себе никаких неподобающих заигрываний, — поспешила заверить Эвелин. — Я защищала вас! Твердила, что вы не должны передо мной извиняться!

Его глаза расширились от изумления. Слишком поздно Эвелин осознала, что Джулианна не делилась с Джеком своим предположением, не настаивала на том, что это он должен извиняться перед Эвелин.

— Так она думает, что я с вами заигрывал? — вспыхнул он. — Ну конечно, она так думает! А вы — трагическая героиня всей этой истории. В то время как я — злодей!

Эвелин напряженно замерла на месте.

— Я говорила ей не один раз, что вы вели себя как истинный джентльмен!

Он засмеялся:

— И что же, она поверила вам?

— Нет.

Он подошел ближе и склонился над ней. Эвелин застыла. Он снова взглянул на её губы и на сей раз уже не отвел взгляд. Её сердце оглушительно забилось. Неужели он собирался поцеловать её? Прямо сейчас?

Но Грейстоун резко отпрянул.

— Отдаю вам должное, вы отважны, у вас достанет храбрости для дюжины мужчин.

Эвелин покачала головой:

— Я вовсе не такая храбрая.

Он с жаром возразил:

— Я в это не верю.

— Я боюсь… я боюсь будущего и того, что оно готовит Эме.

Грейстоун в упор посмотрел на неё:

— Разумеется, вы боитесь. — Он отошел от Эвелин и принялся неспешно расхаживать по комнате. — Теперь моя сестра — ваша ярая защитница. Она считает, что, как человек чести, я должен мчаться вам на помощь.

Эвелин боялась пошевелиться, хотя подоконник уже впился ей в бедро.

— Я не знаю, почему она так хочет, чтобы вы помогли мне, — честно сказала она. — Я не пыталась склонить её на свою сторону.

— В самом деле?

— Её заинтриговали наши отношения.

Его серебристые глаза пронзили Эвелин.

— Естественно, заинтриговали. Джулианна романтична с головы до ног.

«Что же, спрашивается, это означает? — гадала Эвелин, наблюдая за ним. — Какое отношение ко всему этому имеет романтичная натура Джулианны?»

Грейстоун вдруг остановился.

— А вам когда-либо приходило в голову принять «нет» в качестве ответа?

Их взгляды встретились. Грейстоун оставался серьезным, и Эвелин поняла, что должна объясниться честно.

— Наша встреча была такой ужасной, что поначалу я хотела лишь одного — забыть её. Я попыталась найти другого контрабандиста.

Теперь его взор стал безжалостным.

— Должен признаться, до сих пор ещё ни одна женщина не описывала мои объятия как «ужасные».

Эвелин сглотнула комок в горле.

— У меня не было иного выбора, кроме как обратиться к вам, — с трудом произнесла она, и её сердце екнуло. — Знаю, вы не помните событий четырехлетней давности, но вы действительно спасли мою жизнь и жизнь моих близких. Я доверяю вам, мистер Грейстоун. Я доверяю вам, как никому другому.

Лицо Джека застыло, превратившись в твердую маску, и он отвел взгляд.

— Мне очень не понравилось ваше письмо. Это была продуманная попытка зазвать меня в Розелинд, чтобы я мог попасть под действие ваших чар и согласился выполнить вашу просьбу.

Задрожав, Эвелин нерешительно заметила:

— Я тоже не уверена, что мне нравится подобный сценарий.

Грейстоун поднял взгляд, и она заметила, как сверкали его глаза.

— Значит, вы признаете, что это была ещё одна окольная попытка заставить меня беспрекословно подчиниться вам? Втянуть меня в решение своей проблемы?

Она прикусила губу.

— Да. Но, по правде говоря, я просто хочу помириться. Хочу начать всё заново! И — да, мне всё ещё требуется ваша помощь! — вскричала она.

Его взор не дрогнул ни на мгновение. Грейстоун смотрел на неё дерзко и проницательно.

Я пришел сюда, чтобы принять ваши извинения, графиня. Сказать по правде, у меня нет другого выбора. Эвелин остолбенела.

— У меня, может быть, довольно скандальная, дурная репутация, но это не совсем соответствует действительности. Я человек чести. И честь требует от меня принять подобные извинения, даже если они неискренни.

Вне себя от волнения, Эвелин судорожно вздохнула.

— Но я всегда буду у вас в долгу.

Повисла тишина — мертвая, тяжелая. Эвелин спрашивала себя, не собирается ли Джек преодолеть разделявшее их короткое расстояние и заключить её в свои объятия, несмотря на все их разногласия.

Но Грейстоун не двигался. Эвелин облизнула губы, повернулась и распахнула окно. Потом подняла воротник платья. Полная нелепой досады, она невидящим взором смотрела на раскинувшийся внизу сад. Понятно, что она всё ещё жаждала прикосновений Джека.

— Если я не буду бороться за будущее своей дочери с предельной решимостью, тогда кто станет это делать?

Грейстоун ничего не ответил. Она не поворачивалась, но спиной чувствовала его взгляд.

И тут в дверь постучали.

— Эвелин? — позвала Джулианна.

Эвелин отскочила от окна, а Джек резко повернулся к двери.

— Отделайтесь от неё.

Он отошел к дальней стороне гардероба, стоящего у стены, — это место не просматривалось от двери.

Эвелин вновь обрела способность дышать, но резко, прерывисто. Она только сейчас осознала, что всё это время стояла затаив дыхание.

Она придала лицу любезное выражение, не переставая задаваться вопросом, почему Джек не хочет, чтобы сестра узнала о его присутствии.

— Иду! — живо отозвалась Эвелин.

Она бросилась к двери, отперла и распахнула её. Стоявшая на пороге Джулианна с любопытством воззрилась на свою гостью.

— Должно быть, я заперла дверь по ошибке, — поспешила объяснить Эвелин, смахнув с виска струйку пота.

— Как странно. — Джулианна вошла в комнату и протянула Эвелин шаль. — Ты оставила это внизу.

И тут Джулианна быстро окинула взглядом спальню, словно рассчитывала застать здесь кого-то ещё.

— Спасибо, — ответила Эвелин. Со своего нынешнего места она не могла видеть Джека, но, если бы подошла к кровати, наверняка заметила бы его. — Я заканчиваю собирать вещи. — Она заставила себя улыбнуться и продолжила: — Наверное, мы успеем выпить чаю перед моим отъездом. Я почти собралась.

Джулианна скептически взглянула на неё, заметив:

— Мне кажется, я слышала голоса.

Эвелин старательно делала невинные глаза. Джулианна подошла к кровати и уселась на краешек.

— Мне бы хотелось, чтобы ты задержалась чуть подольше, — сказала она, а потом вдруг посмотрела на гардероб — и увидела Джека.

Джулианна подскочила. Эвелин, покраснев, захлопнула дверь спальни.

— Привет. — Джек подошел к сестре и обнял её. Прижимая к себе Джулианну, он взглянул поверх её плеч на Эвелин.

Стиснув брата в ответных объятиях, Джулианна пристально посмотрела на него, а потом перевела взор на Эвелин.

— Похоже, я помешала?

— Ты никогда не можешь помешать, — улыбнулся Джек.

— Ты не помешала, — быстро поддакнула Эвелин. Джулианна улыбнулась им.

— Ты соблазняешь Эвелин, пока она гостит у меня? — спросила она Джека. — Одного раза тебе показалось недостаточно?

Эвелин вздрогнула, но Джека вся эта ситуация, похоже, от души развлекала.

— Как ты можешь предполагать такое?

Эвелин почувствовала, что покраснела как рак.

— Джулианна, прости. Он просто появился здесь, и, поскольку для него небезопасно показываться на публике, мы решили поговорить в этой комнате.

— Кажется, я понимаю, — с некоторым самодовольством улыбнулась Джулианна и снова обратилась к брату:

— И я могу предположить такое, потому что прекрасно тебя знаю.

Но попытаюсь напомнить, Джек, что Эвелин — вдова и она — в трауре. Кроме того, она — леди. Надеюсь, ты будешь вести себя надлежащим образом, по крайней мере в данный момент.

— Значит, теперь я должен вести себя надлежащим образом — и вдобавок рисковать ради неё своей жизнью? — добродушно поддразнил сестру Джек.

— Да, если обобщить, именно этого я и хочу, — весело подтвердила Джулианна.

Сердце Эвелин екнуло. Интересно, не ослышалась ли она? Неужели Джек в конце концов решил ей помочь? Он должен был как-то дать знать о своих намерениях!

Глаза Джека метнулись в сторону Эвелин, и, ненадолго встретившись с ней взглядом, он обернулся к Джулианне:

— Ты всё ещё не можешь не принять у себя в доме каждого обездоленного? Разве ты ещё не выучила этот урок? — Его тон был полон нежности. — Все так же должна бороться с любой несправедливостью? Помогать жертве каждой трагедии? У графини много воздыхателей, Джулианна, которые вполне могут геройствовать ради неё.

— Я принимаю у себя тех, кого пожелаю, — игриво ответила сестра. — И разумеется, я продолжу бороться с несправедливостью! Как я понимаю, вы двое наладили отношения? И ты собираешься помочь ей вывезти эти ценности из Франции?

Джулианна произнесла это так, будто вовсе не спрашивала, а утверждала.

Эвелин застыла, когда Джек медленно перевел на неё взгляд. Ничего они не наладили, ни к чему так и не пришли.

В глазах Джека мелькнула непреклонная решимость.

— Да, думаю, я помогу ей.

Эвелин не верила своим ушам. Она просто потеряла дар речи.

Не успела Эвелин ответить, как Джулианна взяла брата за руку и поцеловала его в щеку.

— Я знала, что ты передумаешь! Знала, что не сможешь очень долго ей отказывать! — Джулианна подмигнула Эвелин.

Джек не улыбнулся в ответ:

— Ты не могла бы дать нам минутку поговорить наедине, пожалуйста? И поскольку я не могу задерживаться, я быстро переговорю с тобой перед отъездом.

Веселость Джулианны как рукой сняло. Она крепко обняла его.

— Я так скучаю по тебе, Джек… Как же я ненавижу все эти твои тайны и необходимость скрываться! — посетовала Джулианна и поспешила прочь из комнаты.

Эвелин облизнула губы:

— Вы всё-таки собираетесь мне помочь?

— Да, я собираюсь вам помочь.

Она почувствовала, как подогнулись колени. Грейстоун потянулся вперед и вдруг сжал её за талию. Эвелин тут же прильнула к нему, оказавшись в его объятиях.

Какое-то мгновение Джек прижимал её к себе. Эвелин была потрясена напряжением, исходившим от его тела, и ответным трепетом своего тела.

— Сегодня вечером я отправляюсь в Роскоф. Обсудим детали, когда я вернусь, — отрывисто произнес Джек. — Через несколько дней я заеду в Розелинд.

Глаза Эвелин недоверчиво распахнулись. Подумать только: он собирался помочь ей — и через каких-то несколько дней он будет в Розелинде!

Я не отозвался бы на ваше письмо, если бы не планировал отправиться во Францию по вашему делу, — добавил он и резко выпустил её из кольца своих рук.

Эвелин не могла поверить в такой счастливый случай.

— Не знаю, как вас благодарить, — прошептала она.

Джек пристально взглянул на неё:

— Сильно сомневаюсь, что не знаете.

Глава 7

Эвелин задумчиво смотрела на бумаги, разложенные на письменном столе Анри. Она была дома вот уже три дня, вернувшись из столицы в довольно хорошем настроении, ведь Джек Грейстоун согласился отправиться ради неё во Францию.

Невероятно, но они, похоже, уладили все недоразумения.

Теперь Эвелин собиралась направить их отношения в осторожное, продуманное русло. И это означало, что она не должна думать о том, как расценивает её Грейстоун, или о том безудержном влечении, которое они испытывают всякий раз, когда оказываются в одной комнате. Значение имели исключительно финансовые проблемы, которые скоро должны были разрешиться, и возможность дать Эме то детство, которого она заслуживала.

Эвелин вздохнула. Груда бумаг на столе Анри оказалась счетами, которые следовало немедленно оплатить, и это ввергало Эвелин в состояние шока. Она не могла поверить, что столько долгов накопилось за последние несколько лет. Они задолжали местным торговцам за всё, начиная с продуктов и заканчивая керосином и дровами; но в куче бумаг обнаружились и счета, датированные ещё давними годами, за одежду и драгоценности, купленные в Лондоне, до того, как их семья осталась без средств к существованию! Эвелин знала, что может с грехом пополам оплатить текущие счета, но когда она поняла, сколько они потратили за все годы жизни в столице, ей стало дурно. Как они могли быть такими беспечными? Неужели Анри не понимал, что их средства в итоге иссякнут?

И Эвелин пожалела — увы, слишком поздно, — что в свое время не настояла на том, чтобы больше участвовать в жизни семьи и решать вопросы поважнее планирования меню и забот об Эме и Анри.

Но она не занималась ведением семейного бюджета, не имела об этом ни малейшего представления. Конечно, сейчас было гораздо проще обвинять Анри в их разорении, но Эвелин знала, что не должна упрекать его. Он привык жить на широкую ногу. Во всём стоило винить французскую революцию, а не покойного мужа. Он лишь хотел, чтобы Эвелин жила в шелках и бриллиантах. Именно это он когда-то ей и пообещал.

В маленький кабинет, улыбаясь, вошла Аделаида:

— Не хотите ли пообедать, миледи? Я приготовила очень вкусное рагу.

Голова Эвелин уже раскалывалась, тревога переполняла сердце. Ну когда же заедет Джек Грейстоун, чтобы они могли окончательно обговорить свои планы? Острое беспокойство пронзило душу. Джек сказал, что вернется в Розелинд в ближайшее время, и он ещё не знал, что Эвелин собирается отправиться во Францию вместе с ним. О, как же она надеялась избежать новой ссоры! Понятно, что ей следовало вести себя предельно осторожно, балансируя на грани фола.

Эвелин не хотела вспоминать о том, как оказалась, пусть даже на какое-то мгновение, в его объятиях, в спальне в Бедфорд-Хаус. Но всякий раз, когда она думала о Грейстоуне и предстоящем путешествии во Францию, на ум приходило именно это. Эвелин вздрогнула. Ей следовало гнать прочь свои чувства, приводившие в сильное замешательство, и свое страстное влечение, которое так озадачивало и только всё усложняло. Она должна была перестать думать об их памятном поцелуе и совсем недавнем разговоре. Но как можно было убедить саму себя, что она не предвкушает новую встречу с Грейстоуном? Нет, она ждала этой встречи с большим нетерпением и трепетом, словно была юной дебютанткой, словно Джек был её возлюбленным.

Эвелин встала из-за стола.

Мне кажется, я потеряла всякий аппетит, — уныло заметила она и разгладила складку на подоле своего лилового шелкового платья, отделанного черным шнуром. — У нас накопилось так много долгов, что я просто в отчаянии.

Эвелин подумала о том, что, наверное, стоит добиться прибыльной работы оловянного рудника, даже если удастся привезти золото из Франции.

— Вы почувствуете себя лучше, если поедите, — начала уговаривать Аделаида. И вдруг посмотрела мимо хозяйки, в окно за письменным столом.

Эвелин обернулась и увидела, что по подъездной аллее катится великолепная карета и вот уже тормозит перед домом. Сердце неистово затрепетало, но почти тут же Эвелин увидела, что у неё трое гостей, а не один. Не говоря уже о том, что Грейстоун ни за что не приехал бы среди бела дня и не стал бы стучать в её парадную дверь.

Острая боль снова пронзила Эвелин. Она видела, как Джек любил свою сестру. Ей явно не стоило жалеть этого контрабандиста. Грейстоун сам виноват в том, что за его голову назначили награду, ведь он нарушал режим британской блокады и вполне мог оказаться французским шпионом. Но Эвелин всё равно почему-то чувствовала к нему сострадание. Это казалось весьма непростым — быть джентльменом и преступником одновременно.

Когда Аделаида с восторгом заметила, что у них гости, и собралась приготовить чай, Эвелин подошла к окну. Выглянув, она увидела Тревельяна, сходившего с места кучера. Эвелин невольно расплылась в улыбке и поймала себя на том, что рада видеть старого друга. Она продолжала наблюдать за ним, стоя у окна.

Теперь, остановившись у упряжки лошадей, Тревельян казался особенно бравым и привлекательным. Он, бесспорно, был красивым мужчиной, высоким и мускулистым, и Эвелин пришелся по душе тот факт, что он не носит парик. Волосы Тревельяна были такими же темными, как у неё, — это был цвет ночи. Помимо прочего, в Треве сразу и безошибочно угадывался аристократ, и не только потому, что на нем столь великолепно сидели темный сюртук и светлые бриджи. Его буквально окружал флер утонченности и властности.

Жена Тревельяна умерла десять месяцев назад — он должен был вот-вот снять траур.

Эвелин заметила, что вместе с давним другом приехал её кузен. Выбравшись с заднего сиденья кареты, Джон помогал спускаться молодой женщине, которую Эвелин не знала.

— У нас есть что-нибудь, что можно подать с чаем? — с некоторой тревогой спросила она Аделаиду.

— Я могу сделать несколько маленьких бутербродов с огурцом, — предложила служанка. — Не беспокойтесь об этом, миледи. Никто не узнает, что в наших чуланах — шаром покати.

Но Эвелин, разумеется, беспокоилась — они должны были подать гостям закуски, словно в доме всё в порядке. Приличия необходимо было соблюсти.

— Какой красавец, — улыбнулась Аделаида, бросив на хозяйку многозначительный взгляд, а потом повернулась и помчалась на кухню.

Эвелин, естественно, не могла с этим не согласиться. Трев был не только красив, но и богат. Вероятно, он был самой выгодной партией их прихода. И Эвелин вдруг подумала о том, какое множество матерей плели интриги и строили хитрые планы, чтобы с успехом заинтересовать его своими дочерьми.

Эвелин быстро оглядела себя в огромном зеркале, стоявшем в углу кабинета. Она выглядела довольно хорошо: на щеках играл легкий румянец, глаза сияли. Оставалось только убрать несколько выбившихся из прически завитков в довольно простой и старомодный, низко уложенный пучок. С момента переезда в Бодмин-Мур у неё совершенно не находилось времени для моды и уж точно было не до того, чтобы сооружать изысканные прически из своих длинных волос. Повальным увлечением стали распущенные локоны, обрамляющие лицо, в сочетании с длинными прядями, спадающими ниже плеч. Конечно, можно было надеть парик, но ей парики не нравились. Эвелин вздохнула. Сейчас она напоминала бедную деревенскую мышь, но она ведь вдова в трауре.

И всё же Эвелин обрадовалась гостям, невзирая на то, что в доме осталось совсем мало чая. Она поспешила в холл.

Когда Эвелин вошла, Лоран уже проводил троих гостей в дом. Тревельян улыбнулся ей:

— Мы слышали, что ты вернулась из столицы, и решили нанести визит. Надеюсь, мы не помешали.

Его улыбка была такой заразительной… Эвелин выкинула из головы финансовые заботы и улыбнулась в ответ:

— Сомневаюсь, что ты когда-либо смог бы помешать. Здесь ты всегда желанный гость.

Она протянула Треву обе руки, и он расцеловал их. Но, когда Эвелин отстранилась, его взгляд посерьезнел, стал глубоким, испытующим, и она смутилась. Трев уже навещал Эвелин до её отъезда в Лондон, и они мило побеседовали за чаем. Тогда она гадала, чем же вызван его интерес. Она спрашивала себя об этом и теперь.

Джон нарушил неловкий момент, крепко сжав Эвелин в объятиях.

— Пожалуйста, познакомься с Матильдой, моей невестой. Я сгорал от нетерпения, до того хотел, чтобы вы встретились!

Эвелин улыбнулась красивой стройной блондинке.

— Я так за вас счастлива!

— Джон с таким восторгом отзывается о вас, графиня, — расплылась в ответной улыбке Матильда. Веснушки испещряли её крошечный носик. — Я тоже с большим нетерпением ждала встречи с вами. Если честно, я считала оставшиеся до нашего визита дни с тех пор, как вы вернулись из столицы!

Матильда определенно была не робкого десятка, а улыбалась она широко, искренне и заразительно. Невеста Джона сразу понравилась Эвелин.

— Почему бы нам не пройти в гостиную? Сейчас подадут чай.

Трев снова одарил её улыбкой:

— На самом деле мы приехали пригласить тебя на пикник. Наша карета битком набита жареными курами и пирогами с бараниной.

— Сейчас — середина марта! — запротестовала Эвелин. — На улице очень холодно.

Трев усмехнулся:

— О, не так уж и холодно — солнце светит так ярко! — и ни облачка на небе. Кроме того, у нас в карете есть меха.

Эвелин во все глаза смотрела на Трева, пытаясь уразуметь, с какой стати они решили провести пикник сейчас, когда весна ещё толком не вступила в свои права. Джон сделал шаг вперед.

— Возможно, ещё несколько рановато для пикника. Мы, естественно, не хотим, чтобы леди замерзли.

— Знаешь, а ты прав. О чем я вообще думал? Не могу мыслить здраво, когда дело касается тебя, Эвелин, — подмигнул ей Трев. — У меня есть идея получше. Устроим наш пикник прямо здесь, можем представить, что мы — у пруда, наблюдаем за плавающими утками.

Эвелин уставилась на него округлившимися от изумления глазами. Однажды, когда ей было пятнадцать, а ему — на два года больше, Трев пригласил её прогуляться к пруду, и они устроили там пикник. Помнится, тогда Эвелин переполняло волнение, она считала Трева самым красивым молодым человеком, которого ей доводилось видеть.

Люсиль сильно разозлилась, когда Трев привез её домой, и после отъезда кавалера Энид строго-настрого запретила Эвелин когда-либо снова принимать его в гостях.

Тревельян уже не улыбался. Эвелин чувствовала, что он так и не забыл тот день. Она же не вспоминала о пикнике долгие годы. И теперь, когда в памяти воскресло то свидание, чувствовала себя немного обескураженной.

— Хорошая идея, — согласился Джон. — Как ты думаешь, Матильда?

— Мне кажется, это в высшей степени разумно — устроить пикник в доме! — засмеялась Матильда.

— Лоран, любезный мой, вы не поможете мне принести сюда корзины? — спросил Джон.

Сердце Эвелин замерло, когда Трев вдруг опустил голову, спрятав глаза. Тут-то и стало понятно, что затеяли гости. Они знали, что Эвелин находится в сложном финансовом положении. И придумали удачное оправдание, использовали пикник как предлог, чтобы привезти ей домой хорошую еду.

Трев поднял взгляд. Эвелин попыталась улыбнуться, но была так тронута, что ей это не удалось, на глаза навернулись слезы. Ей следовало возразить — она должна была проявить гордость. Но вместо этого Эвелин просто с благодарностью кивнула. Прошли годы, но Трев по-прежнему оставался хорошим, верным другом.

И вдруг Эвелин осенило: он наверняка начнет добиваться её благосклонности, как только траур по Анри закончится. Она в напряжении застыла на месте. И тут же вспомнила о Джеке Грейстоуне.

— Думаю, это даже увлекательнее — устроить пикник в доме! — воскликнула Матильда. Она взяла Эвелин под руку. — Я видела, как в одной из корзин наши джентльмены припрятали шерри. Вы любите шерри? Моя мама говорит, что я слишком молода для такого напитка, но я обожаю его и собираюсь сегодня угоститься.

Эвелин силилась найти в себе остатки самообладания. Направившись с Матильдой в гостиную, она оглянулась на Трева. Он лениво улыбнулся ей.

Эвелин вдруг поймала себя на странных мыслях — и пришла в изумление. Неужели она сравнивала Трева с Джеком? Это было последнее, чем она хотела заниматься! Да и никакие сравнения не казались в данном случае справедливыми. Джек Грейстоун был контрабандистом — он был преступником. А Тревельян — состоятельным наследником баронства. И не было ровным счетом никаких оснований их сравнивать.

Кроме того, существовало одно важное обстоятельство. Она уже побывала в объятиях Джека, и не один раз, а дважды. Тревельян же знал, что она находится в трауре, и Эвелин понимала, что он будет почтительно относиться к этому статусу.

— Ты смотришь так, словно у меня вдруг выросли рога, — тихо сказал Тревельян.

Эвелин резко вернулась к реальности:

— Ты очень галантен, Трев.

Он медленно расплылся в улыбке:

— Что ж, я очень счастлив, если мне удалось снискать твое одобрение.

Эвелин не могла не улыбнуться в ответ на его замечание. Она напомнила себе, что, даже если Трев и вынашивает какие-то матримониальные планы, ему придется на время их отложить, так что сейчас ей не стоит волноваться по этому поводу.

— Пытаюсь вспомнить, всегда ли ты был таким очаровательным.

— Ты забыла? Я поражен, — со смехом поддразнил Трев.

— Неужели у тебя есть какие-то недостатки?

— О, я бы мог припомнить несколько, — усмехнулся он. — Так что, отправляемся на пикник, миледи?

Пока Лоран и Джон носили в дом плетеные корзины, Матильда рассказывала Эвелин о шедшей полным ходом подготовке к свадебной церемонии. Трев ненадолго вышел, чтобы принести клетчатое шерстяное одеяло, которое расстелил на полу. Джон разжигал камин до тех пор, пока огонь не загудел. Потом все взяли тарелки и принялись накладывать на них еду. По просьбе хозяйки Аделаида привела вниз Эме. Эвелин поспешила к дочери.

Глаза девочки широко распахнулись от изумления.

— Мама, что это такое?

У нас пикник, дорогая, прямо в доме, потому что устраивать такое мероприятие на улице слишком холодно. Эвелин взяла Эме за руку, не веря собственным глазам: корзины ломились от жареных кур, пирогов с бараниной, тарелок с фруктами и сыром, свежеиспеченного хлеба, красного и белого вина. В сущности, еды здесь хватило бы на то, чтобы кормить всю эту компанию несколько дней.

— Как поживаешь, Эме? — спросил Трев. Когда девочка покраснела в ответ, он улыбнулся Эвелин: — Она — вылитая ты.

Джон протянул Эме тарелку, до краев наполненную яствами, и Эвелин благодарно улыбнулась кузену.

Вскоре все уже сидели на полу, скрестив ноги, с бокалами вина и полными тарелками. Трев расположился справа от Эвелин, Эме — слева.

— Как прошла поездка в столицу? — с улыбкой спросил Трев.

Эвелин тут же решила, что ни в коем случае не станет ему лгать.

— Сказать по правде, я чудесно провела время. Я гостила у леди Педжет.

На его губах по-прежнему играла улыбка, но глаза вдруг посерьезнели.

— Понятно. Я предположил, что твоя поездка касалась каких-то финансовых дел. Не думал, что ты знакома с леди Педжет.

Эвелин прикусила губу.

— Я и не была с ней знакома. И всё-таки нанесла ей визит.

— Это меня нисколько не удивляет — ты ведь так решительна. — Трев по-прежнему улыбался, но его взгляд становился всё мрачнее. — Я ещё не виделся с Грейстоуном, Эвелин, так что не смог передать ему твою просьбу.

Она замялась. Сейчас ей уже не требовалось, чтобы Трев просил Джека о чём-то ради неё.

— Хотя я и против того, чтобы ты вела с ним какие-либо дела, и твои намерения меня по-прежнему беспокоят, я — твой друг, Эвелин, и лишь хочу помочь всем, чем только смогу.

Эвелин замерла, она очень боялась ненароком покраснеть. Только бы Трев не догадался о разгорающемся между ней и Джеком влечении!

— Я очень признательна тебе за беспокойство. И рада, что мы — снова друзья, по прошествии стольких лет.

Он пристально взглянул на неё.

— От души надеюсь, что ты говоришь искренне. Я и представить себе не мог, что наше общение возобновится, но, положа руку на сердце, я очень рад, что ты вернулась в Корнуолл.

— А мне очень жаль, что после такой долгой разлуки мы не встретились при других обстоятельствах.

— Конечно, мне тоже жаль, — серьезно подхватил Трев.

Эвелин поняла, что он подумал о смерти своей жены, точно так же, как она вспомнила о кончине Анри.

— Так тебе удалось пообщаться с Грейстоуном? — спросил Трев. — Или, быть может, он сам вышел с тобой на связь?

Неужели её щеки ярко вспыхнули?

— Да, мы пообщались. Мы разговаривали, кратко, скорее на ходу, в Бедфорд-Хаус.

Улыбка исчезла с его лица.

— И что же, вам удалось решить тот важный вопрос?

Трев внимательно на неё посмотрел.

Эвелин поставила на пол бокал вина.

— Мне хотелось бы довериться тебе, Трев, но лучше этого не делать.

— Что ж, я никогда не стал бы ничего выпытывать. Как я понимаю, вопрос не решился, — мрачно констатировал он.

— Почему ты так против того, чтобы я вела с ним дела? Большинство здешних мужчин и женщин такого высокого мнения о нем…

— И мне это прекрасно известно. — Трев сделал глоток вина. — Он — замечательный моряк, Эвелин, великолепный контрабандист и, возможно, умный шпион, работающий на одну или даже на две страны.

Эвелин вздрогнула, потрясенная его словами, а Трев продолжил:

— И сказать по правде, он — мой друг. Я знаю его столько же, сколько тебя. Но ты слишком красива, чтобы ускользнуть от его внимания, а он — дамский угодник, отъявленный ловелас.

Все-таки она покраснела! «Сестра Джека сказала в точности то же самое», — подумала Эвелин, осторожно отведя взгляд.

Как я понимаю, твой вопрос касается фритредерства.

Случайно знаю, что твой муж некоторое время участвовал в подобных делах, но это было давно. — Трев помедлил, не решаясь продолжить, и задумчиво поболтал красное вино в бокале. — Грейстоун, должно быть, рвется тебе помочь, — после долгой паузы произнес он. И это явно был вопрос.

Эвелин сделала глоток шерри. Ну что она могла ответить?

— Не хочу тебя обманывать. Мне требуются услуги контрабандиста, и Джек согласился мне помочь.

— Так теперь он для тебя просто «Джек»? Грейстоун добивался твоего расположения?

Эвелин вмиг вскочила, пролив немного шерри.

— Ты спрашиваешь ужасные вещи, — ошеломленно вымолвила она.

Тревельян тоже поднялся.

— Ты так взволнована… Ведь ты никогда не выходишь из себя. Мне кажется, это лишь подтверждает то, что хотя бы раз он позволил себе весьма неприличные заигрывания. Но, с другой стороны, разве он мог удержаться? — Голубые глаза Трева потемнели и стали почти синими.

Что это значило? И что ей следовало на это ответить? Эвелин не хотела лгать Тревельяну.

— Уже поздно, — выжала она из себя после затянувшейся паузы. — Эме давно пора ложиться спать. Ты меня извинишь?

Понимая, что Трев быстро догадается о незаконном характере дела или, ещё хуже, заподозрит её в интересе к Джеку, Эвелин позвала Эме, которая уже готова была заснуть прямо на полу.

— Пойдем-ка, дорогая, пожелаем нашим гостям спокойной ночи.

Но Тревельян схватил Эвелин за руку.

— Ты даже не отрицаешь это! — воскликнул он.

Эвелин снова прикусила губу.

— Я — взрослая женщина. И в состоянии справиться с одним-двумя проходимцами.

— Я не хочу, чтобы он грубо обращался с тобой, Эвелин, и не хочу, чтобы он причинил тебе боль.

Ты достаточно настрадалась. Если ты свяжешься с ним, он обязательно заставит тебя страдать!

Эвелин задрожала, почему-то встревожившись.

— Не скажу, что собираюсь связаться с ним, по крайней мере, не так, как ты думаешь.

Он пытливо взглянул на неё:

— А ты не помнишь, что когда-то мои чувства к тебе были более чем дружескими?

— Это было давным-давно, — тихо произнесла она.

— Да, с тех пор прошло много лет, сейчас мы оба старше, мудрее и абсолютно свободны. — Тревельян отпустил её руку и улыбнулся Эме: — Приятных снов, Эме.

Девочка зевнула:

— Спокойной ночи, милорд.

— Я скоро вернусь, — пообещала Эвелин.

Она вышла в коридор, держа дочь за руку, и почувствовала, как неудержимо колотится сердце. Эвелин почти не сомневалась, что Тревельян всё ещё был увлечен ею. И совершенно не знала, что делать. Ей не хотелось морочить голову давнему другу.

И опять она подумала о Джеке, а из гостиной доносились обрывки тихой беседы гостей. В холле появилась Аделаида и поспешила к ним:

— Позвольте мне уложить Эме, мадам, у вас ведь ещё гости.

Эвелин наклонилась и обняла дочь:

— Ты хорошо провела время?

Эме кивнула:

— Мама, это был самый лучший пикник на свете! Эвелин поцеловала её:

— Тогда спи крепко. Скоро мы обязательно устроим ещё один пикник.

Эвелин посмотрела вслед Аделаиде и своей дочери, удалявшимся в спальню. День прошел замечательно. Эвелин утешало осознание того, что у неё были близкие, которые о ней беспокоились, и верный друг в лице Тревельяна. Но она не знала, что делать с интересом, который Трев явно проявлял к ней, если это, разумеется, был интерес романтического свойства, как она подозревала.

А потом Эвелин напомнила себе, что ей предстоит год траура. Значит, ей не нужно принимать какие-то решения.

Она медленно спустилась вниз, направившись в гостиную. Там Эвелин увидела, что Джон уже собирал тарелки и блюда. Матильда складывала предназначенное для пикника одеяло.

Огонь ярко пылал в камине, несколько керосиновых ламп по-прежнему горели, и в комнате было светло.

— А где Трев? — спросила Эвелин.

— На улице, загружает карету, — ответил Джон.

Эвелин прошла в холл, прихватив по дороге шаль. Бросив взгляд в окно у входной двери, она споткнулась на ровном месте.

Уже смеркалось, но из окна вполне можно было рассмотреть происходящее на улице. Тревельян стоял у кареты вместе с Джеком Грейстоуном.

Он прислонился к дереву, затянувшись сигарой и глядя в ярко освещенную гостиную. Эвелин сидела там со своей дочерью, Джоном, его невестой и Эдом Тревельяном. Все смеялись, улыбались, о чём-то оживленно беседовали. Все были сыты и довольны. Это был длинный, приятный день — для всех, кроме него.

Он поймал себя на том, что пристально следит за Эвелин и Тревельяном. Он просто не мог оторвать глаз от них — от неё — весь прошедший час. Эти двое не только сидели рядом, но и вели задушевную беседу большую часть времени, что он шпионил за ними.

Тревельян тоже не мог оторвать от неё глаз.

Джек выругался — яростно, но тихо. Невероятно, но он почти ревновал.

И в тот самый момент, когда он это осознал, снова крепко затянулся сигарой, а потом бросил её на веранду, раздавив каблуком сапога. И почему это его должно заботить то, что происходит между его другом и Эвелин?

Когда-то Тревельян слыл большим проказником, но теперь он вдовец и наследник баронства. Эвелин вдова богача, оказавшаяся в нужде. Они идеально подходили друг другу.

Что же касается самого Джека, то он был настоящим ловеласом. Отъявленным негодяем, далеким от раскаяния распутником, а ещё контрабандистом и шпионом. У него не было времени на романы или серьезные отношения, как не было и привязанности к кому бы то ни было. И ему это нравилось. Море было его возлюбленной, занятие контрабандой и опасность — его жизнью.

Он лишь собирался помочь Эвелин вывезти это проклятое золото из Франции, потому что она была вдовой с маленькой дочерью, и её самым безответственным образом оставили почти без средств к существованию. Он собирался помочь ей, потому что поступить так, черт возьми, было бы правильно. А ещё она была слишком красива, чтобы отказать ей. Джеку только и оставалось, что вести себя чрезвычайно осторожно и не позволить себе почувствовать подлинный интерес к ней. Ему следовало проявлять исключительную сдержанность. И разумеется, ему стоило забыть те мгновения близости, что их связывали. Он не должен был поддаваться искушению, которое начинало терзать его, стоило оказаться с Эвелин наедине.

Приятный денек близился к завершению — солнце садилось, и теперь компании предстояло возвращаться домой в темноте. Эвелин вышла из гостиной, решив отвести дочь спать, или, по крайней мере, так показалось Джеку.

Он увидел, что и Тревельян вышел из комнаты. Его друг, естественно, ещё не уезжал. Он явно собирался поухаживать за Эвелин.

Джек двинулся вокруг веранды к фасаду дома. В этот самый момент на улицу вышел Тревельян, неся две плетеные корзины. Пока он размещал их в экипаже, Джек неспешно подошел к нему. Трев обернулся и увидел его. Друг явно удивился, но сразу взял себя в руки.

Джек улыбнулся, хотя понял, что его не слишком рады видеть.

— Хорошо провел пикник с леди д’Орсе?

Трев еле заметно улыбнулся.

— Привет, Джек. Он чуть-чуть передвинул корзины, удобнее расположив их на заднем сиденье, и отошел от кареты. — День прошел просто чудесно, но, судя по всему, ты это уже знаешь. Давно ты тут прячешься?

— Всего пару минут, — без тени смущения солгал Джек.

Трев скептически взглянул на него:

— Представить себе не могу, почему ты не присоединился к нам. В конце концов, мы с Джоном — твои друзья.

Наверное, ему действительно стоило присоединиться к этой небольшой компании. Семья Тревельяна столетиями финансировала местных контрабандистов. Барон несколько раз вкладывал деньги в операции Джека, причем на инвестиции не скупился. А сам Тревельян даже сопровождал Джека в нескольких рейсах — исключительно авантюры ради. Кроме того, время от времени Трев вел какие-то дела с Уорл оком, хотя Джек не знал никаких подробностей их общения. Девять месяцев назад он переправил Трева на Сен-Мало, оставив там для выполнения какой-то тайной, сулящей большие выгоды операции.

— Судя по всему, я прибыл сюда слишком поздно, чтобы присоединиться к вам, — с улыбкой ответил Джек.

— Похоже на то. — Трев облокотился о карету. — Ты решил навестить Эвелин?

Улыбка испарилась с лица Джека. Значит, они общались настолько близко, что называли друг друга по имени и явно были на «ты». Конечно же, а как иначе?

— Ну, я вряд ли приехал в гости к её слугам.

— Не могу представить, чтобы ваши общие с ней дела обернулись чем-то путным и достойным.

— В самом деле? — развеселился Джек. — Так теперь ты — её главный защитник?

— Я — её защитник, если ей это требуется.

— И она рассказала тебе, чего хочет?

Трев не занимался мореплаванием, но был способным, отважным человеком. Со своими связями он легко мог нанять контрабандиста, чтобы помочь Эвелин, если бы она, конечно, осмелилась обратиться к нему.

— Нет, не рассказала. Но, полагаю, она подумывает инвестировать средства в твои торговые операции. И, несмотря на то, что мне это очень не нравится, стоит учитывать, что муж оставил её на грани нищеты, а твои операции — беспроигрышный вариант.

Выходит, Эвелин не просила Тревельяна отправиться во Францию и привезти ей оттуда пресловутое состояние.

— Ты так и не ответил на мой вопрос. Ты хорошо провел день в обществе графини?

— Я удивлен, что ты вообще спрашиваешь об этом. Какой мужчина не был бы счастлив провести день в её компании?

— Помнится, когда-то мы с тобой вместе носились по этой деревне, примерно в то время, когда я стал капитаном своего первого судна. Мы безудержно пили и не пропускали ни одной юбки.

— Это было давным-давно.

— Ты без ума от неё?

Глаза Трева округлились.

— С чего это ты меня об этом спрашиваешь?

— Мы — друзья. Мне любопытно.

— Я знаю Эвелин многие годы. Сейчас она переживает сложные времена — я собираюсь сделать всё, что в моих силах, чтобы помочь ей преодолеть этот трудный период. В данный момент мы — друзья. И мы общаемся, наверстывая упущенное за годы разлуки.

Пока Джек постигал смысл сказанного, не без некоторого сомнения, Тревельян спросил:

— А как насчёт тебя? Добиваешься её внимания? Или всё-таки уважаешь тот факт, что она вдова, скорбящая по покойному мужу?

Не успел Джек сообразить, что лучше ответить, как услышал звук открывающейся входной двери и обернулся.

В дверном проеме стояла бледная Эвелин и зябко куталась в шаль. Джек взглянул графине в глаза, и его сердце гулко стукнуло.

Трев резко фыркнул.

— У тебя гость, — недовольно бросил он Эвелин, а потом вернулся к прерванному разговору: — И знаешь что, Джек? Что бы ты там себе ни придумал, тебе стоит изменить мнение.

Джек повернулся и уставился на друга:

— С каких это пор ты указываешь мне, что думать?

Не успел Тревельян ответить, как Эвелин поспешила вниз по ступеням крыльца.

— Здравствуйте, мистер Грейстоун, — торопливо поздоровалась она, с беспокойством переводя взгляд с одного гостя на другого.

— Неужели вы действительно собираетесь по-прежнему величать меня мистером Грейстоуном? — улыбаясь, спросил Джек. — Предпочитаю, чтобы вы называли меня Джеком.

Она прикусила губу и посмотрела на Тревельяна.

Джек тоже взглянул на друга, который, судя по выражению лица, был взвинчен до предела. Можно было не сомневаться: теперь Трев ни за что не захочет уйти.

— Для визита, конечно, поздновато, — смущенно заметила Эвелин. Её взгляд всё так же метался между ними. — Но нам действительно нужно кое-что обсудить. Не хотите ли войти в дом?

Джек выразительно посмотрел на Трева и бросил, небрежно поведя плечами:

— Поезжай осторожно. Ночью добираться трудно, — и направился вверх по лестнице.

Пока он поднимался, Эвелин спустилась вниз. Джек помедлил, понимая, что она хочет поговорить с Тревельяном. У него не было ни малейшего желания заходить сейчас в дом и оставлять их наедине. Поэтому он задержался наверху и увидел, как Тревельян берет руки Эвелин в свои. Но, как сильно Джек ни напрягал слух, пытаясь подслушать их беседу, не смог разобрать ни слова.

Лишь после того, как Трев учтиво поклонился, до Джека донеслось прощание Эвелин:

— Спокойной ночи.

Джеку оставалось только гадать, не назревал ли у этих двоих роман.

Спустя несколько минут Тревельян, Джон и Матильда уехали.

— Довольны своим пикником?

Они остались наедине в её гостиной, там, где совсем недавно проходил веселый комнатный пикник.

Эвелин почувствовала, как бешено колотится сердце, совсем как тогда, когда она только осознала, что Джек Грейстоун стоит у её двери. Но теперь они были совсем одни, и Эвелин остро ощущала это. Сейчас она не осмеливалась даже дышать.

— Вы выбрали весьма неожиданное время для визита, — медленно произнесла она, — пришли в довольно необычный час.

Джек улыбнулся:

— Это привычка — та самая, что спасает меня от виселицы.

Столь откровенное упоминание о его возможной участи заставило Эвелин испуганно съежиться.

— Что-то не так? — Джек медленно направился к Эвелин, буравя её взглядом. — Неужели вас так взволновала мысль о том, что я буду качаться в петле?

Разумеется, взволновала! — вскричала Эвелин, потрясенная нарисованной им картиной, которую Грейстоун, казалось, от души смаковал.

Он остановился совсем рядом.

— Вы не ответили на мой вопрос, но вам и не нужно этого делать. Я случайно бросил взгляд в ваше окно перед тем, как Тревельян вышел из дома. — Он сунул руки в карманы своей оливково-зеленой куртки.

Суетливо бросившись к камину, Эвелин схватила кочергу и помешала угли. «Если бы я ждала его, наверняка бы так не нервничала», — подумала она. Или она лгала самой себе? Присутствие Джека было таким впечатляющим, осязаемым… Он легко заполнял собой всё пространство, всецело поглощая его. Ни один мужчина никогда ещё не заставлял Эвелин так чутко реагировать на его близость.

Она застыла на месте с кочергой в руке, почувствовав, что Джек подошел к ней и теперь стоит за её спиной.

— У вас был славный день. — Его дыхание коснулось её шеи и щеки. — А я и не знал, что вы с Тревом — такие давние и близкие друзья.

Эвелин повернулась, с размаху ткнулась ему в грудь и тут же отскочила. Почему он так наступает на неё? Это насмешка? Определенно так и было.

— Нас кое-что связывает, — нервно объяснила она. — Мы знаем друг друга с детства. А вы давно с ним знакомы?

— С тех пор, как я был мальчишкой, — ответил он, продолжая улыбаться и безжалостно пронзать её взглядом. — Его семья активно участвовала в операциях контрабандистов, и так было столетиями.

— Тогда вы знаете, что он — хороший человек.

— Скоро он начнет за вами ухаживать.

Эвелин остолбенела.

— Простите, что вы сказали?

— Не притворяйтесь, будто не знаете, что он у вас на крючке.

Ах, как трудно было мыслить ясно, когда он так пристально смотрел на неё!

— Что-о-о? — потрясенно выдохнула Эвелин, а потом, осознав смысл его слов, заявила: — И ничуть он у меня не на крючке!

— Ну конечно же он на крючке. И вы знаете, что он без ума от вас. — Джек повернулся и принялся медленно расхаживать из угла в угол.

Эвелин стиснула руки. Почему они обсуждают её дружбу с Тревом?

— Я чувствую, что он питает ко мне некий интерес, — после долгой паузы признала она. — Надеюсь, дело всё-таки не в этом.

— А почему бы и нет? В конце концов, он ведь может снова вступить в брак. Точно так же, как и вы. Или вы не снизойдете до свадьбы с бароном, ведь именно этот титул перейдет к нему по наследству? — Джек уже не улыбался. Он прекратил мерить шагами гостиную и остановился прямо перед Эвелин.

— Я в трауре. И не собираюсь снова выходить замуж, у меня нет таких планов.

— Естественно, есть. Было бы странно — чрезвычайно странно, — если бы вы не строили такие планы.

Так вот о чём он думал! Что она планирует снова выйти замуж, ещё будучи в трауре? Неужели счел, что она увлечена Тревельяном? Эвелин была потрясена.

— Как я понимаю, он ещё не целовал вас?

У неё перехватило дыхание.

Он — джентльмен.

— Значит, я прав. — На его лице появилась и тут же исчезла улыбка.

Эвелин было трудно дышать.

— Почему вы спрашиваете меня о Тревельяне? Разве вы пришли не для того, чтобы обсудить поездку во Францию?

— Мне любопытно, — небрежно пожал плечами Грейстоун, — когда на моих глазах начинается флирт.

Эвелин знала, что не флиртовала, — она могла поклясться в этом. Но, с другой стороны, все леди флиртуют, и в подобном поведении не было ничего предосудительного.

— Он поступил галантно, приехав сюда вот так, используя приглашение на пикник как предлог, чтобы обеспечить нас едой, — объяснила Эвелин, добавив: — Они даже не забрали то, что осталось.

— Да, он, несомненно, герой, но он не отправляется во Францию ради вас.

Она прикусила губу.

— Нет. Во Францию ради меня он не отправляется.

Их взгляды встретились. Грейстоун снова улыбнулся:

— Мы можем окончательно утрясти все вопросы?

Подойдя к дивану, Эвелин села.

— Я боялась, что вы можете передумать.

Джек неторопливо прошагал к дивану и тоже уселся, но не на другой его конец, а в середине, почти вплотную к расположившейся в углу Эвелин. Вытянув свои длинные ноги в сапогах, он с безразличным видом откинулся на спинку дивана.

— Я дал вам слово, Эвелин.

Ее сердце неистово затрепетало. Куртка Джека распахнулась, демонстрируя широкую грудь и плоский живот под хлопковой рубашкой. Взгляд Эвелин скользнул по пистолету, висевшему у бедра Джека, и рукоятке кинжала, выглядывающей из куртки.

Эвелин резко отвела взгляд. Она разглядывала Джека непозволительно долго. И, что было ещё хуже, вспоминала их последнюю встречу — всю, до мельчайших деталей. То, как чувствовала его крепкое, мощное тело, когда он обнимал её. Разве она могла когда-либо забыть тот волнующий момент?

Муж обнимал её много-много раз. Но его объятия не были столь пылкими и незабываемыми.

— Я отправляюсь во Францию на восходе, — отрывисто бросил Джек.

— Вы отправляетесь во Францию уже завтра? — вскричала Эвелин. К ней мгновенно вернулся здравый смысл. Она собиралась поехать с Джеком, но не ожидала, что это произойдет так скоро.

— Да, именно так. Похоже, вас это… тревожит.

О да, её это очень тревожило, ведь Эвелин не желала сейчас, образно выражаясь, раскачивать эту лодку, нарушая хрупкое перемирие. Сказать по правде, у неё почти не осталось вещей, которые можно продать, так что чем раньше Грейстоун отправится во Францию, тем лучше.

— Я просто удивлена.

Ну как она могла обмолвиться, что собирается сопровождать его? Признаться, что боится: он не найдет золото без её помощи?

— А ещё я взволнована. Большинство моих драгоценностей пропало, — добавила она, подумав об Эде Уайте.

— Что именно вы имеете в виду?

Эвелин понимала, что слишком медлит с объяснениями.

— Если честно, я разговаривала с другим контрабандистом, ещё до того, как вы согласились мне помочь. Я пыталась договориться с Эдом Уайтом. — Её лицо исказилось гримасой. — Мягко говоря, встреча была не из приятных.

— Что-о-о? — воскликнул Джек, и его глаза округлились от ужаса. Он резко выпрямился.

Неужели его это взволновало?

— Когда вы мне отказали, я решила искать другого человека, — пояснила она.

— Не сомневаюсь, что вы именно так и поступили, — с вашим-то упрямством! Эвелин никак не могла понять, что же означает его бурная реакция. Мысли так и метались в голове. Это сильно отвлекало, причем в самый неподходящий момент, когда ей требовалось обдумать, как лучше обратиться к Джеку с ещё одной просьбой.

— Я думала, что мы с Уайтом договорились. И отдала ему свои сапфировые серьги и кольцо. Он ушел с драгоценностями, явно не собираясь возвращаться, и я, увы, поняла это слишком поздно.

Джек покачал головой.

— Он просто обокрал вас! — всё ещё не веря своим ушам, упрекнул он.

— Да, так и было, — подтвердила Эвелин. Неужели Грейстоуна это действительно заботило?

Советую вам держаться от Уайта подальше, — категорично бросил Джек. — Он лишен всякого понятия о чести и, мягко выражаясь, довольно груб.

— Что ж, этот горький урок я усвоила, задумчиво произнесла Эвелин.

Он с подозрением сощурился:

— И что же вы усвоили?

Она судорожно вздохнула и выложила:

— Я доверяю вам — и не доверяла Уайту.

Эвелин не ждала ответа Джека, и он действительно хранил молчание. Она вдруг задрожала, боясь спрашивать, может ли отправиться с ним во Францию. Грейстоун наверняка откажет ей в этой просьбе, Эвелин не сомневалась в этом. И теперь она гадала, осмелится ли на попытку пробраться к нему на борт украдкой, без его ведома.

— Где сейчас ваше судно?

Джек устремил на неё проницательный взгляд. Он переменил позу на диване, скрестив ноги.

— Вообще-то оно стоит в бухте, расположенной чуть ниже дома вашего дяди. Почему вы спрашиваете?

Значит, Джек может быть на борту через час, как и она сама. Фарадей-Холл располагался всего в часе езды от её дома.

— Я и не думала, что вы бросите якорь так близко.

— Я часто пользуюсь этой бухтой, — ответил он, снова садясь прямо и разгибая ноги. Его серые глаза пронизывали насквозь, во взгляде явственно читалось подозрение. — Мне нужны карты. Возьмите пергамент и чернила.

Эвелин понимала, что, хочешь не хочешь, а придется обсуждать с Джеком свое намерение поехать с ним, но именно сейчас не находила в себе смелости сделать это. Эвелин кивнула и отправилась в маленький кабинет, примыкающий к гостиной. У письменного стола она помедлила, пытаясь взять себя в руки. Если она не спросит Джека, сможет ли присоединиться к нему, у неё останется лишь один вариант действий: каким-то образом пробраться на корабль втайне от него.

Она подняла взгляд.

Джек стоял в дверях и казался спокойным, только его глаза горели теперь гораздо подозрительнее.

— Вы явно что-то замышляете, — тихо произнес он. — В чем дело, Эвелин?

Ее сердце гулко стукнуло от того, каким мягким был его тон и как ласково он произнес её имя.

— Ничего я не замышляю!

Джек направился к столу, где она уже подготовила пергамент, перо и чернильницу. Эвелин застыла в напряжении, но он лишь отодвинул для неё кресло Анри. Она села, снова подняв на Джека глаза.

Он стоял рядом, положив большую ладонь на стол рядом с пергаментной бумагой.

— Где именно расположен ваш дом?

Эвелин набрала в легкие побольше воздуха. Тень подозрения испарилась из его глаз. Теперь Джек был сосредоточенным и серьезным.

— Вы сможете добраться до окраины города? — Эвелин всё так же смотрела на него снизу вверх, повернув голову.

Он взглянул на неё.

— Конечно.

Эвелин повернулась к пергаменту, окунув перо в чернила.

— Быстрее всего будет пройти по главному бульвару к центру города и повернуть на юг, на улицу Лафайет. Она выведет вас из города. Если вы останетесь на этой дороге, дойдете до нескольких виноградников. У второго нужно свернуть направо, в маленький грязный переулок без указателя. Шато д’Орсе расположено на полмили вниз по дороге, оно окружено теми самыми виноградниками. — Описывая маршрут, Эвелин быстро набросала примитивную карту. Джек по-прежнему стоял сзади, слишком близко, не двигаясь с места, и это его присутствие то и дело отвлекало Эвелин. Она всё-таки закончила с картой и подняла взгляд.

— Последний раз вы были там четыре года назад, верно? - очень серьезно спросил Джек. Он не ждал её ответа и продолжил: — Виноградников, возможно, уже нет — наверняка сожжены дотла. На последней дороге мог появиться указатель. Мне нужен другой опознавательный знак.

«А ведь он прав», — с тревогой подумала Эвелин.

— Прямо перед последней дорогой, на северной стороне, есть разрушенная башня.

Джек потянулся к её руке, забрал перо и нарисовал крестик на том месте, где должна была располагаться башня.

— Так правильно?

— Да. — От его близкого присутствия Эвелин было трудно дышать.

Джек вложил перо ей в пальцы, и их руки соприкоснулись.

— В каком месте имения спрятаны ваши фамильные ценности?

Эвелин замялась, поскольку его большая ладонь всё ещё лежала поверх её руки. Облизнув пересохшие губы, она открыла ящик стола и вынула оттуда ключ. Потом наклонилась к самому основанию стола, туда, где находился потайной запертый ящик.

— Перед смертью Анри дал мне карту, которую начертил сам. — Эвелин отперла потайной ящик и, открыв его, вынула оттуда сложенную карту и отдала её Джеку. — Судя по всему, этот заштрихованный квадрат — дом. Позади, прямо за террасой, на которую выходит бальный зал, росли три огромных дуба. Они помечены кругами. Анри закопал большой сундук в центре, между ними, и это место помечено крестиком, как вы можете видеть.

Джек быстро изучил карту, потом положил её на стол перед Эвелин, рядом с другой, только что набросанной картой.

— Хорошо.

Подняв на Джека глаза, Эвелин спрашивала себя, ощущает ли он хотя бы половину того напряжения, которое чувствует она. Интересно, перехватывает ли у него дыхание от волнения, теряет ли он покой в её присутствии, позволяет ли себе недозволенные, непристойные мысли?

— Спрячьте под замок карту вашего мужа. А другую карту уничтожьте. — И Джек посмотрел ей прямо в глаза.

— Разве они вам не нужны? — изумилась Эвелин.

— Я их запомнил, — мягко ответил он.

Ее сердце оглушительно забилось, реагируя на внезапное изменение его тона и еле заметный блеск в глазах.

Эвелин даже не пошевелилась, чтобы выполнить его приказ. Теперь у Джека была вся информация, которая требовалась для поездки во Францию. И вероятно, он собирался пожелать ей спокойной ночи и удалиться.

И вдруг Эвелин поймала себя на мысли, что они ещё не обсудили плату за его услуги — ту самую «весьма неплохую долю». Видимо, поэтому Джек колебался, застыв на месте совсем рядом? Или, подобно Эвелин, всё-таки пытался понять, почему их так влечет друг к другу?

— Как я смогу вознаградить вас? — спросила она.

Взгляд Джека скользнул к её губам, а потом его густые ресницы резко опустились, спрятав серые глаза. И он пробормотал:

— Вам решать.

Эвелин снова судорожно вздохнула. Верно ли она истолковала этот взгляд? Что же он означает? Да неужели она сама этого не знала?

Эвелин уставилась на разложенные на столе карты невидящим взором, чувствуя, что утратила способность мыслить здраво. Джек потянулся вперед и взял карту, которую Эвелин только что набросала, причем на сей раз его рука смело коснулась её ладони. Эвелин повернула голову к Джеку и увидела, как он, не сводя с неё пристального взора, разорвал пергамент.

Очень осторожно, тщательно подбирая слова, она спросила:

— А как же насчёт аванса, на котором вы настаивали?

Повисло долгое молчание, донельзя раскалившее атмосферу. Наконец он ответил:

— Я решил отказаться от этого условия.

Эвелин отчаянно желала кинуться в его объятия, но как можно, ведь она в трауре, ей надо, чтобы Джек отправился во Францию, и она понимала, что балансирует сейчас на тонкой грани дозволенного.

— Вы похожи на лань, пойманную в прицел моего ружья, — заметил Джек. — С той только разницей, что здесь нет никакого ружья, не так ли?

— Вы заставляете меня нервничать.

Он склонился над Эвелин, снова положив руку на стол и коснувшись грудью её левого плеча. По-прежнему сидя в кресле, но теперь зажатая между мощной фигурой Джека и столом, Эвелин почувствовала себя пойманной в ловушку. Она не сомневалась, что Джек нарочно создал такую ситуацию.

Сердце в исступлении затрепетало. Неужели он собирался поцеловать её? А с чего бы ещё он стал вот так нависать над ней?

— И как же я заставляю вас нервничать? — осведомился он.

Эвелин задрожала.

— Думаю, вы знаете.

Его взгляд задержался на её губах. Его рот, казалось, скривился. Но Джек не наклонился ниже, не коснулся губами её губ. «Он не собирается переходить грань», — обескураженно подумала Эвелин.

— Я очень признательна вам, — прошептала она.

Глаза Джека медленно загорелись.

— В самом деле? — Он сильнее оперся о стол, и теперь его плечо прижималось к её плечу. — Если вы собираетесь играть с огнем, предупреждаю сразу: у моей галантности есть предел.

Сейчас Эвелин даже не пыталась постичь смысл сказанного им. Не желала думать о том, что происходит. И, повинуясь порыву, она сжала ладонями его мужественный подбородок. Но всё-таки ей хотелось, чтобы именно Джек поцеловал её, а не наоборот.

Его глаза сверкнули.

— Я поклялся, что не поддамся этому искушению, — резко бросил он.

Эвелин поняла, что Джек собирается подарить ей страстный поцелуй: он склонился ниже, сжав её лежавшую на столе руку, и прильнул к её губам. Когда их губы слились с неистовым пылом, Эвелин застыла на месте, вне себя от волнения. Её сердце учащенно колотилось. Её тело пылало.

Она вжалась в кресло, которое ещё ближе придвинулось к столу. Эвелин отчаянно, сгорая от нетерпения, каждой клеточкой своего существа жаждала предаться страсти. Да, да, она в трауре, но разве не искреннее чувство влечет её к этому человеку?

Джек отпрянул от неё, тяжело дыша.

— Так вы собираетесь отправить меня во Францию, оставив о себе незабываемые воспоминания?

Ах, как же трудно было думать сейчас, когда всё, чего хотела Эвелин, — это снова оказаться в его объятиях хоть на мгновение! Дрожа всем телом, она поднялась, пытаясь понять, что же ему ответить. И тут Джек притянул её в свои объятия и опять впился в её губы горячим, настойчивым, смелым поцелуем.

Схватившись за плечи Джека, она крепко стиснула их. Его язык проник ещё глубже. Все тело Джека будто застыло от напряжения, да и свое тело Эвелин ощущала таким же скованным. До того, как оказаться в объятиях этого мужчины, она никогда не ощущала истинного страстного желания — теперь Эвелин в полной мере осознавала это. Ею овладела прямо-таки неистовая страсть. Неудержимая, почти пугающая, потому что Эвелин была готова совершить невероятное.

И вдруг она почему-то вспомнила об Эме, которая могла проснуться и застать их врасплох; она вспомнила даже об Анри, который умер совсем недавно. И всё же она не желала думать о муже и дочери, только не сейчас! Эвелин просто хотела целоваться снова и снова, до бесконечности, бесстыдно… Хотела по-прежнему томиться в этом огне, в объятиях Джека Грейстоуна.

Но он вдруг отстранился от неё, громко и тяжело дыша.

— Я хочу вас, Эвелин, я всегда вас хотел. Но с этими играми нужно покончить. Мы не дети.

Эвелин бурно дышала. Чтобы не потерять равновесие, ей пришлось вцепиться в стол. Тон Джека был таким многозначительным, глубоким — никогда ещё ей не доводилось слышать ничего подобного. И тут Эвелин ясно осознала, что происходит, — точно поняла, где оказалась.

На самой вершине отвесной скалы. Ещё один шаг — и падение неизбежно.

Но разве это было бы так ужасно?

Их взгляды снова надолго соединились. Глаза Джека сверкали, но теперь в них горел вопрос.

Эвелин колебалась, пытаясь сделать выбор, и всё же сейчас, когда в её теле бушевала настойчивая потребность предаться страсти, мыслить здраво было просто невозможно. Но единственным мужчиной, с которым она когда-либо делила постель, был её муж. А со смерти Анри не прошло и пяти недель.

Она почувствовала, как буквально окостенела.

В последний раз, когда Эвелин занималась любовью, она сама разделась, скользнула в постель, погасила свечи и ждала, когда муж присоединится к ней. В отличие от нынешнего взрывоопасного момента, тогда она была полна твердой решимости. И не ощущала никакой испепеляющей, необузданной страсти. Но Анри любил её. Она была его женой.

— Не пригласите меня наверх? — напрямую спросил Джек.

Перехватив его тлеющий страстью взгляд, Эвелин судорожно дернулась. Она медленно обхватила себя за плечи.

— Я не могу.

Его рот грустно скривился.

— Выходит, вы соблазняете меня, а в последний момент отказываете — снова?

— Нет! — Эвелин покачала головой. — Я хочу забыться в ваших объятиях, но… — Она прервалась и, помолчав, добавила: — Анри умер. Я в трауре. А мы с вами даже не влюблены друг в друга.

Глаза Джека удивленно распахнулись, и он резко фыркнул. Медленно, будто не веря своим ушам, он произнес:

— Речь не идет о любви. Это лучше, чем любовь, и вы это знаете.

Что же, бога ради, он имеет в виду?

— Анри ухаживал за мной и женился на мне. Он любил меня. Вы не любите меня — я так не могу.

Он во все глаза смотрел на неё, в гостиной надолго повисла оглушительная, тягостная тишина.

— Не могу поверить, что вы используете любовь в качестве отговорки, чтобы отвергнуть меня. — Джек укоризненно покачал головой. — Но не бойтесь. Так даже лучше. Если честно, я и сам предпочитаю избегать вашей постели. Увидимся, когда я вернусь из Франции.

Грейстоун направился мимо неё, его поступь была размашистой, твердой.

Он не мог уйти вот так!

— Джек, подождите!

Остановившись в дверях, он обернулся и заметил:

— Скажите спасибо своему везению, Эвелин.

— Я не играла ни в какие игры. Я не хочу, чтобы вы думали обо мне так плохо!

Он лишь пренебрежительно фыркнул:

— Не играли? Разве?

— Я просто растеряна! — в отчаянии вскричала она.

Грейстоун пронзил её холодным взглядом.

— Что ж, я-то не растерян. И отправляюсь в плавание с первым приливом. Спокойной ночи, графиня, — резко бросил он и зашагал прочь из гостиной.

Глава 8

Солнце только что выкатилось над горизонтом пылающим огненным шаром.

Глубже кутаясь в шерстяную накидку, Эвелин сидела рядом с Лораном в передней части кареты и внимательно следила за судном, стоявшим на якоре в бухте у дома её дяди. Утро было холодным, дул сильный ветер, и Эвелин дрожала, но условия казались просто идеальными для мореплавания, и она знала это.

За прошедшие годы судно Грейстоуна стало гораздо больше, орудий значительно прибавилось, но в остальном оно выглядело так же, как прежде: те же черные паруса, тот же выкрашенный в черный цвет корпус.

При свете дня корабль казался зловещим.

А вот бухта сильно изменилась. Здесь возвели док, своего рода причал, который вел от бухты прямо к стоящему на якоре кораблю. Трап черного судна был спущен. Эвелин не была в бухте долгие годы, ни разу с момента замужества. До того, как отправиться сюда, она долго размышляла, как же лучше подняться на борт корабля. Трап могли поднять в любую минуту. На палубе кипела бурная жизнь, матросы метались вокруг снастей, готовясь ставить паруса. Это зрелище было хорошо знакомо Эвелин с её детских лет в Фарадей-Холл.

Прошлой ночью она так и не смогла заснуть, и не только из-за потрясающих мгновений страсти с Джеком или своего малодушного отказа пойти до конца и уступить пылкому желанию. Эвелин ворочалась с боку на бок без сна, разрываясь между вожделением и раскаянием — а ещё новым страхом. Теперь Джек Грейстоун наверняка на неё злится. И эта мысль приводила Эвелин в ужас.

Но было и ещё кое-что. Если Джек не передумал, он должен отправиться в плавание на восходе, и она должна плыть с ним. Сейчас Эвелин была настроена куда решительнее, чем когда-либо прежде.

— Это ужасный план, — заметил Лоран, тормозя карету. — Он ещё не успел нас увидеть. Почему бы нам не повернуть обратно и не поехать домой? Вы можете доверять капитану Грейстоуну. Он ни за что не украдет золото.

В этот момент Джек вышел из своей каюты и зашагал по квартердеку [6] судна. Эвелин тут же сковало таким напряжением, что она потеряла способность не то, что говорить — дышать.

Ей не хотелось, чтобы Джек презирал её за малодушие. Не хотелось, чтобы он думал, будто она намеренно играла с ним, сначала распаляя, а потом отвергая. Конечно же Джек должен был понять, почему она не могла уступить его, да и своей страсти.

Собравшись с духом, Эвелин решительно произнесла:

— А вот и он. Пришло время обнаружить свое присутствие.

Лоран схватил её за руку прежде, чем она успела вылезти из кареты.

— Почему, мадам? Почему вы должны отправляться во Францию, рискуя своей жизнью?

Эвелин мрачно улыбнулась, не в силах отвести взгляд от корабля с черным корпусом и черными парусами, которые как раз поднимали. Она не могла отвести взгляд от Джека.

И он увидел карету. Даже с разделявшего их расстояния Эвелин заметила его напряжение. Теперь она наблюдала, как он вскинул подзорную трубу и пристально смотрел на экипаж.

— Боюсь, он не сможет найти место, где спрятано золото, и вернется с пустыми руками. Этого нельзя допустить. — Эвелин сама выбралась из кареты, захватив маленький саквояж, споткнулась на грязной дороге и направилась вперед по песку.

Лоран догнал Эвелин и зашагал рядом, еле поспевая за ней.

— У него ведь есть карта! Наконец, я могу поехать вместо вас!

Я должна отправиться с ним, и я доверяю ему свою жизнь, точно так же как доверяю вам заботы об Эме на время моего отсутствия, — ответила Эвелин.

Лоран застонал:

— Вы действуете неразумно!

Она на мгновение остановилась.

— А что, если во время путешествия возникнут какие-то трудности? Я отправляю его в самое пекло опасности.

— Тем более есть повод не ехать с ним!

— Нет, я должна сопровождать его, — совершенно искренне ответила Эвелин. Прошлой ночью она начала беспокоиться, представляя опасность, с которой Джек неминуемо столкнется во Франции.

Теперь, когда он уже собрался в дорогу, Эвелин принялась по-настоящему взвешивать риск, на который шел Джек. Она беспокоилась за его жизнь.

Эвелин с трудом шла по растянувшемуся на пятьдесят футов пляжу, увязая в песке, который оказался на удивление глубоким, и не сводила глаз с Джека. Он прошел через всю палубу и теперь стоял у леерного ограждения [7], в самом начале трапа. Он стоял со скрещенными на груди руками, суровый и непреклонный. Лицо Джека выражало крайнюю степень недовольства. Эвелин добралась до трапа и даже не попыталась улыбнуться.

— Доброе утро.

Теперь их разделяла дюжина футов. Глаза Джека сверкали.

— Это ещё что такое?

Она положила руку на стойку ограждения и шагнула на трап.

— Вы отплываете во Францию?

— Да.

Сердце Эвелин гулко стукнуло. Несмотря на их размолвку, Джек всё ещё собирался помочь ей.

— Я собиралась сказать вам это ещё вчера вечером, я должна отправиться с вами. — Боясь поднять на него глаза, Эвелин заспешила вверх по трапу, чувствуя, как участился пульс.

— Черта с два! — Грейстоун перепрыгнул через ограждение и, ловко приземлившись на трап, зашагал вниз.

Он схватил Эвелин за запястье прежде, чем она успела одолеть даже половину пути по трапу. Их взгляды столкнулись; его глаза по-прежнему горели яростным огнем. Сердце Эвелин тут же екнуло от пугающего страстного желания и осознания того, что Джек явно злится на неё.

— Я могу помочь вам найти сундук, — попыталась уговорить Эвелин.

— Мы воюем с Францией, Ла-Манш битком набит военными кораблями, а Францию всё так же раздирает революция! Вы что, спятили? Мой корабль — не место для женщины, точно так же как и Франция!

Она облизнула пересохшие губы и с усилием произнесла:

— Во Франции живет множество женщин, да я и сама жила там несколько лет. Вы собираетесь добраться до моего дома. Там вас может подстерегать опасность. Я хочу помочь вам всем, чем только смогу.

Грейстоун не отпустил её. Он явно ей не верил.

— Вы поможете мне, если развернетесь и поедете обратно в Розелинд, где будете в безопасности!

Глядя Джеку прямо в глаза, Эвелин еле слышно промолвила:

— Я сожалею о том, что произошло вчера вечером.

Он потрясенно вздохнул:

— Это — удар ниже пояса.

И что это означало?

— Я собиралась обсудить это с вами вчера, впрочем, сейчас мы должны решить главное.

Он отпустил её руку:

— Да, вернемся к главному. Я категорически запрещаю вам садиться на мое судно, графиня.

А я всё равно это сделаю. — Эвелин направилась мимо него с показной храбростью, хотя вся трепетала от страха.

Джек снова схватил её за руку, разворачивая к себе:

— Вы собираетесь проигнорировать мой приказ?

Эвелин кивнула:

— Да. Джек, я могу быть полезна. Я знаю, что пригожусь. У вас могут возникнуть трудности с поиском дома, даже притом, что вы помните мою карту. А ещё я свободно говорю по-французски — на тот случай, если вас станут о чём-то спрашивать. В карете есть костюмы для маскировки — мы можем притвориться парой слуг.

И я хорошо знаю местность.

Он медленно покачал головой:

— Я не нуждаюсь в вашей помощи и никогда не позволил бы вам сойти на французский берег.

Джек не шутил. Перехватив его взгляд, который теперь не был пылким, она взмолилась:

— Пожалуйста! Вы знаете, что это самым серьезным образом касается моей дочери. Эти ценности необходимы для её будущего. Я должна отправиться с вами. Если возникнет какая-нибудь проблема, мы можем решить её вместе.

— Вы не доверяете мне.

Эвелин задрожала:

— Доверяю. Но как матери мне невыносима сама мысль о том, что вы уедете без меня. Я просто не выдержу, если мне придется ждать вашего возвращения в Розелинде, гадая, удалось ли вам найти дом или сундук, спрашивая себя, не возникли ли какие-нибудь трудности. А что, если вы не сможете отыскать дом? Что, если вам действительно понадобится моя помощь? Пожалуйста… — Эвелин коснулась его плеча, еле удержавшись от желания признаться, что не вынесет и тревоги за самого Джека.

Он отдернул руку, взглянув Эвелин прямо в глаза.

— Это небезопасно, — предупредил он.

Джек сдавался под её напором!

— Я и не думала, что вы по-прежнему собираетесь во Францию ради меня, — прошептала Эвелин. — Только не после того, что произошло вчера вечером.

Он мрачно отвел взгляд.

Что означало его молчание? Как бы то ни было, она почувствовала, что решительное сопротивление Джека ослабло.

— Я не создам ни малейших проблем, я обязательно пригожусь, Джек. — Она снова облизнула губы. — И вероятно, я смогу объяснить, почему вчера оказалась такой трусихой. Я хочу, чтобы вы дали мне шанс объяснить. Вы так сердиты на меня этим утром…

— Я не сержусь, Эвелин. По крайней мере, не на вас, и вы не должны ничего объяснять, пока я пересекаю Ла-Манш. Я не могу позволить себе так отвлекаться.

— Я не стану вас отвлекать, обещаю. И, если это — то, чего вы хотите, я дождусь момента объяснить вам свое поведение в другое время.

Джек метнул в неё сердитый взгляд:

— Как же вы находчивы! Но мы пропустим прилив, и ветер просто идеален для отплытия. — Он выругался, снова взглянув в глаза Эвелин, но она стойко выдержала этот взгляд и не покраснела. — Что ж, прекрасно. Можете занять спальное место в моей каюте, но предупреждаю сразу: у меня нет времени на разговоры, нет времени отвлекаться на всякую чепуху, и вы не сойдете со мной на берег. Если возникнут какие-либо трудности, мы обсудим это на моем корабле, если я сочту нужным. — Джек был мрачнее тучи, и Эвелин понимала, что он не в восторге от идеи взять её с собой.

Но, как бы то ни было, она добилась своего. Эвелин торжествовала, хотя и старательно скрывала это. Она повернулась, чтобы спуститься по трапу и попросить Лорана принести маскировку. Но Джек в который раз схватил её за руку.

— Не беспокойтесь. — Он наклонился ниже, чтобы забрать у неё маленький саквояж. — На борту моего судна, Эвелин, вы будете делать то, что я скажу.

— Да, я буду делать то, что вы скажете, — послушно ответила она, всё ещё пытаясь скрыть свое ликование.

Его проницательный взгляд скользнул по её чертам. Потом Джек жестом показал в сторону моряков:

— Здесь вы наверняка будете отвлекать и моих людей, так что я предлагаю вам сразу же удалиться в мою каюту. И не вздумайте меня дурачить. Можете радоваться, ваша взяла.

— Благодарю вас, — прошептала она, сдержав улыбку.

Подчеркнуто не замечая Эвелин, Джек жестом приказал Лорану уезжать, а потом зашагал мимо неё, отдавая распоряжение поднять паруса.

Эвелин стояла у иллюминатора каюты, задумчиво вглядываясь во тьму. Была ясная безоблачная ночь, и звезды на небе блестели до тех пор, пока не начало потихоньку светать. Новый день обещал быть солнечным. Увы, такая погода не лучшим образом подходила для попытки украдкой проникнуть во Францию.

Они приближались к суше, Эвелин ясно чувствовала это. Значит, они стремительно летели вперед и должны были вот-вот пересечь Ла-Манш, но это было объяснимо: Эвелин знала, что направление и скорость ветра были для них исключительно хорошими. И, стоило только подумать об этом, как за иллюминатором показались две парящие в небе чайки.

Она на мгновение закрыла глаза. Ей категорически запретили показываться на палубе, и Эвелин, вероятно, уже знала каждый дюйм каюты Джека. Она удержалась от того, чтобы сунуть нос в его карты или личные вещи, хотя ей было любопытно, и единственный в каюте огромный сундук снова и снова привлекал её внимание. Но Эвелин так и не открыла его.

Время тянулось мучительно медленно. Она позволила себе вольность изучить коллекцию книг Джека. Большинство из них были посвящены истории. Если судить по всем этим книгам, Джек был необычайно начитан и много знал об истории Китая, Индии, России, Франции, Габсбургской империи и даже Вест-Индии. Но среди его книг нашелся и роман. Эвелин его не читала.

Джек заглянул к ней один раз — узнать, как дела. С ним был матрос, который принес ей немного хлеба и сыра.

Эвелин пыталась поспать часок-другой в кровати Джека, но спокойного отдыха не получилось. Она продолжала думать о недавнем вечере, их разговоре накануне на рассвете и об участи, которая могла постигнуть её французский дом. Эвелин надеялась, что особняк уцелел. Она почему-то подумала, что это утешило бы Анри.

А ещё Эвелин не могла долго оставаться в кровати Джека — её это слишком волновало. Его запах ощущался повсюду; казалось, она даже явственно чувствует присутствие хозяина каюты.

Эвелин по-прежнему думала о том, каково это — нежиться в его объятиях, охваченной необузданным желанием, а потом уступить перед напором страсти, забыв о смущении, морали и даже страхе…

Дверь каюты вдруг открылась, и на пороге появился Джек. Он был одет в темный сюртук, темные бриджи и сапоги доя верховой езды. Джек явно вооружился. И выражение его лица было угрожающим.

— Мы вот-вот подойдем к берегу, — сказала Эвелин.

— Да, совсем скоро. — Он оставил дверь открытой и даже не вошел в каюту. Скользнув взглядом по Эвелин, он посмотрел на свою кровать, отметил, что покрывало немного смято. — Удалось немного поспать?

— Я сильно волнуюсь, — ответила Эвелин. — Так и не смогла заснуть.

Его глаза сверкнули.

— В конце концов, это всего лишь какие-то фамильные ценности.

Эвелин нерешительно помедлила.

— Я беспокоюсь и за вас тоже, — призналась она. Эвелин не шутила. Она отправляла Джека на опасное дело. Если с ним что-нибудь случится, это произойдет по её вине.

Он внимательно посмотрел на Эвелин:

— В лучшем случае я вернусь часа через три. Но не удивляйтесь, если пропаду на большую часть дня.

— Неужели это может занять так много времени? — вскричала Эвелин, тут же взвинчиваясь до предела.

— Если вызовем подозрения, нам наверняка придется задержаться — возможно, нам потребуется даже скрыться. Войска — повсюду. Вандея охвачена мятежом. Генерал Гош проводит кампанию, чтобы сломить сопротивление в долине Луары. Несмотря на то что он подумывает положить конец конфликту, позволив вандейцам снова открыть свои церкви, и добивается соглашений по всей Луаре, мои источники утверждают, что подозрение сейчас вызывает каждый прохожий.

— Я должна пойти с вами! — бросилась к нему Эвелин.

Джек остановил её, вскинув руку:

— Я ни за что не позволю вам сойти на берег, ни при каких обстоятельствах!

Она остановилась в центре каюты. Лицо Джека было твердым, взгляд — непреклонным. Спорить не имело ни малейшего смысла, даже притом, что Эвелин знала: с её помощью он гораздо быстрее доберется до шато. Ей вдруг подумалось, что Грейстоуна отличал некий налет галантности, — это чувствовалось, хотя он и пытался произвести прямо противоположное впечатление.

Эвелин принялась гадать, не стоит ли ей каким-либо образом самостоятельно выбраться на сушу и пойти за Джеком, но она тут же отбросила эту мысль. Она не была дурочкой и ни в коем случае не хотела создавать ему ещё больше проблем.

— Вы обещаете мне, что останетесь в этой каюте? Я не хочу, чтобы мои люди пялились на вас. Это грубые матерые моряки, и вы можете всерьез их взволновать.

— Я вам обещаю.

— Постарайтесь немного отдохнуть. Даже если я вернусь всего через несколько часов, нам предстоит непростое путешествие обратно, да и французский флот — в Гавре.

Это было опасно, ведь Гавр располагался немного севернее Нанта, совсем рядом. Оценив степень угрозы, Эвелин сказала:

— Тогда с Богом!

— Есть ещё кое-что. Под моей кроватью лежит карабин, а в ящике стола — пистолет с порохом. Моим людям приказано охранять вас, и, если их обнаружат, они поднимут паруса и отплывут. И всё же… у вас должно быть что-то, чем можно защитить себя.

Неужели, если корабль заметят, команда уплывет без него? Эвелин была потрясена.

— Я всегда найду дорогу домой, — твердо сказал Джек, напоследок взглянув на неё. А потом развернулся и удалился твердой поступью, закрыв за собой дверь.

Эвелин глубоко вздохнула, заметив, что вместо неба снаружи видны мелкие прибойные воды. Она бросилась к иллюминатору, в котором теперь отражался Ла-Манш. Ошибки быть не могло, и судно действительно замедляло ход. Вскоре Эвелин почувствовала, как оно накренилось, — значит, за борт бросили якорь.

Сейчас ей не оставалось ничего иного, кроме как ждать и молиться. Эвелин взглянула на позолоченные часы, приклеенные к письменному столу Джека. Было почти шесть утра. Как же ей выдержать следующие несколько часов, не говоря уже о целом дне?

Она отправила Джека Грейстоуна во Францию, в страну, раздираемую революцией и восстаниями. И долина Луары, где они теперь оказались, находилась в самой гуще мятежа. Как сказал Джек, войска были повсюду.

Если кто-то и мог успешно справиться с этой миссией, то только Джек. Но Эвелин боялась за него. Ей не хотелось, чтобы он попал в передрягу, и только сейчас она впервые начала по-настоящему просчитывать риск, связанный с попыткой забрать золото. Разве Джек с самого начала не настаивал на том, что эта задача чрезмерно опасна?

И почему он только сейчас признался, что корабль может вернуться в Великобританию без него?

Эвелин принялась взволнованно расхаживать по каюте. Внезапно она пожалела о том, что затеяла такое опасное предприятие. Да, она осталась без средств к существованию, да, она должна была материально обеспечить Эме. Но, несомненно, стоило найти другой способ позаботиться об этом или, возможно, отправить во Францию кого-то другого, кого угодно, только не Джека. Уже вне себя от страха, она тяжело опустилась на его кровать.

Если с Джеком что-то случится, то только по её вине.

Как же она тревожилась! Сначала их неудержимо тянуло друг к другу — никогда прежде она такого не испытывала. Теперь же она не знала, куда деться от беспокойства. И тут Эвелин испугалась. А вдруг она начинает испытывать к нему истинное чувство глубокой привязанности?

Ей уже доводилось любить. Но это была любовь из благодарности, вполне объяснимая привязанность. Теперь же её интерес к Джеку был иным, её чувства не подчинялись доводам разума. Джек страстно желал её, но не питал к ней романтических чувств, не любил. Даже если бы она не носила траур, он не стал бы ухаживать за ней с серьезными намерениями. Он был искателем приключений — он не ухаживал ни за одной женщиной.

Переживать из-за этого означало обречь себя на страдания.

Часы тянулись мучительно долго. Сначала Эвелин задумчиво наблюдала, как встает солнце. В полдень тот же самый матрос принес ей ланч — снова хлеб, сыр и на сей раз немного бренди. Она не смогла заставить себя проглотить даже кусочек.

Эвелин легла на кровать, глядя в потолок каюты и молясь, чтобы с Джеком всё было в порядке. После двух почти бессонных ночей она чувствовала себя совершенно измученной, но по-прежнему не могла заснуть. Эвелин закрывала глаза, а мысли продолжали лихорадочно метаться в её голове. Если бы только шато уцелело, если бы только Джек нашел золото… Если бы только он вернулся на свой корабль живым и невредимым!

Бум…

Эвелин судорожно дернулась, понимая, что задремала, а дверь каюты распахнулась, холод ворвался в каюту. Похоже, вот-вот должен был наступить вечер — пасмурный, сырой, с обволакивающим всё вокруг туманом.

Сначала Эвелин увидела силуэт. И тут же села на кровати, рассмотрев в дверном проеме Джека.

Ветер раскачивал судно. Первой реакцией Эвелин было невероятное облегчение. Джек казался мрачным, но явно был цел и невредим — он даже не выглядел уставшим. Он вернулся — с ним всё было в порядке.

А потом Эвелин осознала, что он крайне подавлен, и сердце тревожно екнуло. Ощущение, будто с плеч сняли непосильный груз, вмиг исчезло.

— Джек?

Он вошел в каюту, закрыв за собой дверь.

— Мы нашли дом. Мне очень жаль, Эвелин, но он разорен.

Она кивнула, стиснув покрывало. Значит, шато разрушено. Бедный Анри…

— И?…

— Мы раскопали участок между деревьями — никакого сундука там нет, мне очень жаль.

Она буквально приросла к месту, не в силах пошевелиться.

— Этого не может быть.

— Мы целых пять часов перекапывали этот участок. Мы ни за что не пропустили бы спрятанный сундук. — Умело сохраняя равновесие во время качки, он перехватил взгляд Эвелин.

Неужели там не было никакого золота?…

— Мне очень жаль, — в который раз, ещё мягче, повторил Джек.

Это золото было всем, что могло обеспечить будущее её и дочери.

— Оно должно быть там, — резко бросила Эвелин, вставая.

— Его там нет.

Она смотрела на него, покачиваясь, и по-прежнему отказывалась верить в происходящее. Неужели Эме суждено расти в нищете? Неужели у неё не будет никакого приданого, никакого будущего?

— Вы найдете способ свести концы с концами, я уверен в этом, — произнес Джек странным тоном, словно хотел проявить доброту.

Эвелин снова опустилась на кровать, едва слыша его. Куда же могло подеваться золото? Анри ведь оставил его им!

— Я вам не верю, — выдохнула она, чувствуя, как паника перерастает в ярость. Эме нельзя оставить ни с чем! — Оно должно быть там!