Каприз Фортуны

2

Мануэлла столько раз слышала рассказы деда о «Доме» и Барселоне, что чувствовала: ей ничего не стоит найти дорогу даже с закрытыми глазами. Конечно, облик города и улицы сильно изменились за прошедшие почти пятьдесят лет — это она отметила и в прошлый визит. Но все же наслаждалась поездкой, открыв окно и впитывая звуки и запахи.

Только мысль о бесславном конце старинной семейной фирмы отравляла удовольствие. Если Вик добьется своего, последние служащие будут уволены, лишены средств к существованию…

Старая и неприветливая домоправительница Виктории, казалось преисполненная ненавистью ко всему человечеству, открыла тяжелую дубовую дверь и впустила Мануэллу в жилую часть дома. Она огляделась по сторонам и ощутила щемящую боль в сердце от небрежения и запустения, царящего в старинном особняке. Подумать только, а ведь стоит отнестись к нему с любовью, и дом оживет, обретет былое величие!

Молодая женщина прошла сквозь холл, открыла заднюю дверь и оказалась в патио, где тихо журчал полуразрушенный фонтан, а красная герань в горшках выглядела такой же запущенной, как и особняк.

Мануэлла помедлила, впитывая старинную атмосферу, наслаждаясь внутренним единством и с домом, и с предками, и с их творениями. Сам воздух в патио — в отличие от дома — пах всем тем, что было близко и дорого ее душе.

Домоправительница что-то невнятно пробурчала себе под нос и бросила на нее нетерпеливый взгляд.

С видимой неохотой Мануэлла направилась в другое крыло дома и поднялась по истертым мраморным ступеням, ведущим к офису Виктории.

Свирепая старуха последовала за ней, как сторожевой пес, окинула последним подозрительным взглядом, открыла дверь и наконец-то удалилась.

Готовая к неизбежной битве, Мануэлла набрала полную грудь воздуха, вошла в комнату и решительно начала:

— Вик, я… — и не закончила фразы.

По спине пробежал противный холодок, все слова куда-то исчезли, и она замерла в полнейшем смятении.

Затем судорожно сглотнула, пытаясь собраться с мыслями и обрести самоконтроль, но магические серые глаза словно опутали ее волшебной паутиной, лишив силы воли.

У нее отчаянно закружилась голова, и она почувствовала себя совершенно беспомощной. Сердце бешено забилось, а неистовство охвативших ее эмоций ужаснуло Мануэллу и привело ее в состояние открытой враждебности. Но глубоко внутри лежало совсем другое чувство, намного сильнее и темнее этой враждебности. Всем своим женским естеством ощущала она свою крайнюю уязвимость перед силой и властностью этого мужчины.

Одно его присутствие заставляло Мануэллу дышать чаще, а ее тело остро реагировать не только на внешность незнакомца, но и на все остальное, включая запах, опасный и сексуальный, который одновременно и тянул ее к себе, и внушал желание бежать прочь без оглядки. Мануэлла инстинктивно напряглась, карие глаза заблестели от интенсивности переживаемых ею эмоций. Она внутренне содрогнулась.

— Я же предупреждала вас, Джералд, моя троюродная сестра не является образцом деловой женщины. Разве я не права? — услышала Мануэлла голос Виктории.

Джералд? Джералд Каннингем?! И моментально путаница чувств отступила на задний план, а на передний вышли враждебность и настороженность. Она в упор уставилась на своего противника.

— Мисс Стреджент. — Он склонил голову, величественно соглашаясь признать ее присутствие.

— Отлично, Мануэлла, теперь садись, и давай поскорее перейдем к делу. У Джералда не так много времени, — излишне оживленно произнесла Виктория.

Итак, у него мало времени и много денег. В высшей степени опасная и легковоспламеняющаяся комбинация — такая же, как и он сам, подумала Мануэлла. Она отметила, что Каннингем не сделал ни малейшей попытки пожать ей руку, за что была крайне ему признательна, потому что сейчас ей меньше всего хотелось физического контакта с ним.

Еще он и виду не подал, что узнал ее, словно встречи на выставке и не было. Хотя, возможно, действительно не узнал. Может быть, в отличие от нее самой он не испытал волнующего чувства узнавания. Может быть?! Это просто смешно, без сомнения, люди, подобные ему, закованы в мощную броню, защищающую их от всяких человеческих эмоций.

Виктория начала горячую речь о выгоде, которую принесет им продажа концерну Каннингема «Дома де Вальдерро», и Мануэлла заставила себя собраться и вслушаться в слова сестры.

Она отвернулась от Джералда, надеясь, что сможет ослабить магнетическое действие его личности. И неожиданно краем глаза уловила, как он быстро поднялся и шагнул к ней. Мануэлла испуганно вскочила и почувствовала, как сердце подпрыгнуло и забилось где-то в горле от охватившего ее острого и волнующего ощущения, когда он схватил ее за руку.

Все в ней отозвалось на прикосновение длинных сильных пальцев, вызвав головокружение и слабость в коленях. Мануэлла не привыкла испытывать такие мощные эмоции, не привыкла реагировать, желать с такой силой…

Желать?! Да как она может желать его? Он — чужак, ее враг, носитель всего того, что она презирает и ненавидит в человеческой природе!

Каннингем же наклонился к ней, посмотрел в глаза, а затем перевел взгляд на серьги.

Невозможно, просто невозможно испытывать такое неодолимое влечение, так же невозможно, как остановить сотрясающую ее дрожь, стоило только ощутить на щеке его теплое дыхание!

— Что ж, по крайней мере, сегодня на вас достойное украшение в отличие от тех, в которых вы щеголяли на выставке во время нашей предыдущей встречи.

Джералд ослабил стальную хватку пальцев, провел ими вниз по ее руке и начал неторопливо поглаживать запястье там, где неистово бился пульс. Потом снова взглянул ей в глаза. Мануэлла была потрясена: лед каким-то чудом растаял, и теперь в его серых глазах сверкал такой яркий огонь, что она едва не попятилась.

— Что это?

Что это? Да разве он не знает, не понимает?

— Такие драгоценности встречаются не каждый день, и…

Драгоценности! Так он говорит о серьгах! Моих серьгах, поняла Мануэлла и отступила на шаг.

— Как жаль, что вы не представляли их на выставке. То, что было на вас тогда…

— Было произведено по дизайну отца Виктории и не имеет ко мне ни малейшего отношения, — отрезала Мануэлла, защищаясь от подозрения в отсутствии профессионального мастерства. — И к вашему сведению, я отказывалась надевать их!

— Надеюсь, что так, — ответил Джералд. — Иначе ваша репутация выглядит излишне раздутой. — Он кинул на нее обманчиво мягкий, почти шелковый, но, тем не менее, пугающий взгляд. — Думаю, вы сознаете, что мы соглашаемся заплатить такую огромную сумму за «Дом де Вальдерро», потому что надеемся совместить современный дизайн и технику старых мастеров с вашим талантом. Мы хотим выпустить на рынок новую серию украшений под старым фирменным именем…

Его энергичная манера говорить заставила Мануэллу очнуться. Этот мужчина — ее враг, он намерен разрушить все, что она считает ценным и важным в ювелирном искусстве, и ей лучше помнить об этом, а не отвлекаться на неуместные фривольные мысли!

Мануэлла повернулась к Виктории и обвиняющим тоном начала:

— Вик, я считала…

Но Виктория жестом остановила ее и заискивающе улыбнулась потенциальному покупателю наследия ее предков.

— Джералд, Мануэлла не меньше меня взволнована вашими планами в отношении «Дома»…

— Вовсе нет, — перебила ее Мануэлла. — Ты прекрасно знаешь мои взгляды на будущее «Дома де Вальдерро», — напомнила она троюродной сестре. — И ты, между прочим, заверила меня, что у нас будет возможность побеседовать сегодня наедине, прежде чем мы встретимся с… с кем-то еще!

Да что с ней творится? Почему ей трудно даже имя его произнести вслух, не выдав волнения, которое он в ней вызывает?

— Возможно, Виктория и знает ваше мнение, — вмешался в разговор Джералд. — Но поскольку я не знаю, то с вашей стороны было бы крайне любезно познакомить меня с ним.

— Мануэлла… — начала было Виктория, но та не обратила никакого внимания на ее предостерегающий тон. Она отказывалась слушать сестру и не собиралась позволить запугать себя, хотя и заметила опасный блеск серо-стальных глаз Каннингема.

Джералд сразу перестал быть мужчиной, чье присутствие будоражит ее женскую сущность, мужчиной, который заставляет ее испытывать самые сокровенные, почти первобытные эмоции. Вместо этого он обратился в человека, который угрожал сокрушить все, что ей дорого. А Мануэлла не собиралась нарушить клятву, данное деду в день его похорон, что будет всячески защищать наследие Мануэля де Вальдерро всеми возможными способами.

Она решилась противостоять могущественному бизнесмену и спокойно начала:

— Я всего лишь младший акционер, но, тем не менее, владею четвертью «Дома».

— А мне принадлежат остальные три четверти, — гневно напомнила ей Виктория. — Если я хочу продать дело мистеру Каннингему, то в качестве главного акционера…

— Ты можешь продать наш бизнес, — закончила за нее Мануэлла, лицо которой порозовело от обуревающих ее эмоций. — Но…

— Послушайте, леди, мне, честно говоря, неважно, кто из вас владеет большим пакетом акций, — снова вмешался Джералд. — Я и мои акционеры заинтересованы в том, чтобы представить широкой публике уже известные ей коллекции украшений «Дома де Вальдерро» и создать новые, которые будут пользоваться еще большим спросом, применяя современные технологии, и…

— Я никогда не стану создавать образцы ювелирных изделий, которые намерены выпускать подобным образом! — возмущенно воскликнула Мануэлла. — Производство настоящих произведений ювелирного искусства не может быть поставлено на поток. Это насмешка над тем, для чего они создаются. Истинно достойные изделия производятся вручную, и они подчеркивают определенные особенности того, кто их надевает…

— Определенные особенности? — В серых глазах сверкнула недобрая усмешка. — Вы имеете в виду женскую чувственность?

Мануэлла со стыдом ощутила, что начинает краснеть.

— Ты совершенно не понимаешь того, что в настоящее время происходит в ювелирном бизнесе, — сердито заявила ей Виктория.

— Нет, Вик, — возразила она, обрадовавшись поводу отвернуться от Джералда и обратить все свое внимание на Викторию, — это как раз ты не понимаешь. Массовый рынок наводнен дешевыми украшениями с низкокачественными, а то и искусственными камнями. Но истинных ценителей всегда будут привлекать настоящие изделия ювелирного искусства. И если бы вы оба проявили хоть малейший интерес к этому вопросу, то знали бы все и без моей помощи! — яростно произнесла Мануэлла. — Но коль скоро ни один из вас не уделил внимания такой серьезной проблеме, я начинаю сильно сомневаться в успехе затеваемого вами предприятия.

Виктория уже закипала от негодования и собиралась дать ей гневный отпор, но это не удивило Мануэллу. В отличие от реакции Джералда Каннингема. Он задумчиво посмотрел на нее, нахмурился, потом сказал:

— Массовое производство украшений — большой и в высшей степени прибыльный бизнес. А изготовление дорогостоящих произведений ювелирного искусства, купить которые могут лишь очень состоятельные люди, меня не привлекает.

— Не понимаю почему, — искренне удивилась Мануэлла. — Ведь именно украшения, которые покупают знаменитости, по-настоящему будоражат публику. Они видят их на фотографиях в журналах и стремятся к тому же. Так к чему обманывать людей, пытаясь вместо этого подсунуть им жалкий суррогат?

— Да потому что «жалкий суррогат» им доступен, а настоящие драгоценности — нет, — с усмешкой ответил Джералд.

— Это вы так утверждаете, но может быть и по-другому! — воскликнула Мануэлла. — Даже очень хорошие украшения можно изготовлять по сравнительно недорогой цене. Но тогда, естественно, значительно сократятся прибыли, а это единственная причина, по которой крупные предприятия вроде вашего отказываются производить их. Потому что все, что вас интересует, — это прибыль, прибыль и только прибыль. Вы и подобные вам дельцы такие же… такие же бездушные… как… искусственные бриллианты! — страстно закончила она.

— Правда?

Бархатистые нотки его голоса заставили Мануэллу внутренне содрогнуться, но она категорически отказывалась обращать внимание на предательскую реакцию своего тела и вызывающе посмотрела на Джералда.

— Что ж, вы, конечно, можете судить обо мне со знанием дела. Сколько раз мы с вами встречались? Сейчас второй, верно?

— Совершенно неважно, сколько раз мы встречались! — заявила Мануэлла. — Дела вашей корпорации, ее достижения, планы и устремления широко освещаются в международной финансовой прессе, и…

— Финансовой прессе? — прервал ее Джералд. — Они пишут только о компании и ее политике, но не обо мне, — сообщил он.

— Мне все равно, что вы тут говорите, — запротестовала Мануэлла. — Виктория знает мое отношение к ее планам продать «Дом де Вальдерро» против моего желания. На самом деле, я приехала сюда в надежде разубедить ее, но вижу, что это бесполезно. Я не могу помешать ей, поскольку она — основной акционер, но никогда, ни под каким предлогом не соглашусь предать мой талант, продав его вам!

Она внезапно осознала, что оба ее собеседника молчат. Виктория смотрела на нее негодующе и возмущенно, готовая взорваться. А Джералд…

Ледяной холод вернулся в его изумительные серые глаза, но под ним таился тот самый огонь, вспышки которого уже раньше убедили Мануэллу в том, насколько она слаба и беззащитна перед ним, как быстро и больно он может опалить ее кожу и душу…

И это еще одна причина, по которой нельзя уступать ему, сказала она себе.

— Красивые фразы. Жаль только, что они расходятся с делами!

Насмешливые слова показались ей не менее опасными, чем взгляд. И Мануэлла, придя в ярость, повернулась к Виктории, ища поддержки, но родственница была уже в другом конце офиса и рылась в бумагах, разбросанных на большом письменном столе.

Джералд же подошел ближе, наклонился и продолжил:

— Когда я увидел вас на презентации, мне стало совершенно очевидно, что вы…

— Все, что там происходило, было исключительно затеей Виктории, — попыталась защититься Мануэлла.

— Угу, идея Виктории, гарнитур де Вальдерро… и ваше тело. Кстати, позвольте поинтересоваться, какой результат имело ваше небольшое представление? Я, естественно, спрашиваю о количестве заключенных контрактов, а не о количестве предложений, полученных лично вами.

Она окатила Джералда таким взглядом, что другой на его месте ретировался бы зализывать раны где-нибудь в укромном уголке.

— Как вы осмеливаетесь говорить мне такое? Мне и в голову не приходило, что серьезные бизнесмены способны настолько отвратительно себя вести и могут решить, будто я так же доступна, как и надетые на меня побрякушки.

Мануэлла с такой силой сжала губы, что рот превратился в тонкую линию. Лицо загорелось при воспоминании о пережитом позоре.

— Не приходило в голову? — Он смотрел на нее с презрением, больно уколовшим ее и без того израненную душу. — Да ладно, бросьте. Вы не можете всерьез рассчитывать, что я поверю вашему детскому лепету. Вы намеренно выставляли себя напоказ.

Все, с нее довольно!

— Я была одета совершенно пристойно. И если бы заподозрила хоть на мгновение, что уважаемые предприниматели могут вести себя как… как дикари, то никогда, ни за какие блага не позволила бы Виктории убедить меня принять участие в показе!

Господи, да как могла ее сестра даже думать о том, чтобы продать «Дом» этому человеку? Этому… этому монстру?

К ее крайнему удивлению, Джералд резко сменил тему и спросил:

— Эти серьги, что на вас сейчас, откуда они?

Мануэлла немедленно вскинула голову и вызывающе посмотрела на него.

— Мое изделие.

— Мне нравится, — заявил он. — Я бы сказал, что такие украшения будут пользоваться огромным спросом. Удивляюсь, что вы до сих пор не пустили их в открытую продажу.

Карие глаза Мануэллы стали еще темнее от гнева.

— Они сделаны в единственном экземпляре исключительно для меня и продаже не подлежат.

— Ваш дизайн?

Она задумалась. Почему он задает столько вопросов? Этот неприятный тип начинал серьезно действовать ей на нервы.

— Не совсем, — высокомерным тоном ответила Мануэлла. — Я частично использовала идеи, положенные в основу когда-то знаменитой коллекции «Золотая орхидея», укрепившей заслуженную славу «Дома де Вальдерро»…

Она замолчала, заметив, что ее собеседник нахмурился.

— «Золотая орхидея»… понятно…

Последовала многозначительная, почти зловещая пауза, и Мануэлла занервничала.

— Скажите, не ошибаюсь ли я, утверждая, что именно украшения из серии «Золотая орхидея» считались в свое время одними из самых известных? — поинтересовался Джералд.

Теперь нахмурилась Мануэлла.

— Нет, не ошибаетесь, — признала она. — Вижу, вы все же поинтересовались историей «Дома». Хотя, скорее всего, кто-то сделал это за вас.

Без сомнения, Каннингем платит другим, чтобы они разбирались в тех вещах, что ему лично не интересны. Он вполне мог себе это позволить.

— Так вы говорите, что в основу дизайна ваших серег положены идеи, некогда воплощенные в знаменитой коллекции? — Джералд повернулся к Виктории и недовольно произнес: — Я искренне удивлен, что вы позволили мисс Стреджент использовать идеи, положенные в основу серии украшений «Золотая орхидея» по своему усмотрению и в личных интересах.

Мануэлла чуть не взвилась от негодования, услышав не столько слова мистера Каннингема, сколько интонацию, с которой они были произнесены. Поэтому с глубочайшим удовлетворением заявила:

— К вашему сведению, в том, что касается «Золотой орхидеи», Виктория не имеет права что-то запрещать или позволять мне. Мой дед получил патент на дизайн этой коллекции и завещал его мне! Не сомневаюсь, что Вик собиралась рассказать вам об этом в самом ближайшем будущем.

Она сразу увидела, что Джералд Каннингем и понятия не имеет, как обстоят дела с «Золотой орхидеей». Он разглядывал ее, покусывая губы, потом медленно спросил:

— Итак, вы владеете четвертью «Дома де Вальдерро» и правами на дизайн «Золотой орхидеи»?

— Именно, — подтвердила Мануэлла.

— Мне необходимо обсудить это с моими юристами. По моему глубокому убеждению, коллекция «Золотая орхидея» принадлежит «Дому»…

— Дизайн и секрет уникальной техники ее изготовления принадлежат мне и только мне! — не без некоторого злорадства сообщила Мануэлла. — И если вы полагаете, что сумеете запугать меня своими юристами и заставить отказать или продать то, что мое по праву, то скажу сразу: вам это не удастся. Я ухожу, Виктория, — обратилась она к троюродной сестре. — Довольно с меня потерянного времени!

— Подожди минутку, — начала та, но Мануэлла не обратила внимания, пересекла пыльный офис и открыла тяжелую дверь.

Да, приходится признать, что мой визит оказался пустой затеей, думала Мануэлла, выходя на улицу. И, увы, это относилось не только к потраченному времени, но, что много важнее, к ее надеждам как-то убедить Викторию не продавать дело.

Она попыталась как-то успокоиться, решив не сразу ехать в отель, а пройтись по городу, побродить по узким улочкам, полюбоваться старинными зданиями, заглянуть в пару магазинчиков.

Молодая женщина медленно шла, глядя по сторонам, пока не оказалась в районе рынка. Но было уже слишком поздно, и продавцы убирали товар. Мануэлла вдруг ощутила, что проголодалась, и подумала, что надо бы зайти в кафе, выпить соку и перекусить. Так она и сделала, обнаружив крошечное, но уютное заведение неподалеку от рынка. Усевшись на открытой террасе, она заказала сыр и фрукты, апельсиновый сок и просидела минут двадцать, наслаждаясь едой и наблюдая за шустрыми воробьями, которые, перепархивая с места на место, так и норовили выхватить из-под клюва толстых вальяжных голубей крошки, упавшие со столов.

Расплатившись и выслушав от официанта замысловатый, но приятный комплимент, Мануэлла вернулась к машине. Она уже собиралась открыть дверцу, но машинально подняла глаза и посмотрела на окна офиса Виктории.

И оцепенела. Там стоял Джералд Каннингем и смотрел вниз, на нее.

Она выдержала его взгляд, не собираясь первой отводить глаза, и только нетерпеливый сигнал водителя, который хотел занять ее парковочное место, заставил молодую женщину сдвинуться с места.

Некоторое время в запущенном пыльном офисе царила тишина.

— Послушайте, Джералд, — начала наконец Виктория, — я понимаю, что вы должны думать, но обещаю: все будет в полном порядке. Я поговорю с Мануэллой. Она уступит, вот увидите. Конечно, было бы неплохо, если бы вы обращались с ней немного… гмм… приветливее. Еще не родилась такая женщина, которая устояла бы перед лестью и уговорами.

Джералд молча наблюдал за ней, потом неожиданно мягко сказал:

— Приветливее? Что ж, полагаю, вам лучше, чем мне, известен характер вашей родственницы. Хотя, судя по тому, что увидел, я никогда бы не подумал…

— О, не волнуйтесь, Мануэлла — неплохая девушка. — Виктория слегка пожала плечами. — Хотя, конечно, и привыкла настаивать на своем. Что и неудивительно, ведь дед во всем ей потакал. А он был состоятельным человеком.

И она снова пожала плечами. Правда, Виктория забыла упомянуть о том, что большую часть состояния Мануэль де Вальдерро утратил еще до эмиграции в Южную Африку благодаря своему брату и ее деду Ирразио задолго до рождения внучки.

— Вам совершенно не о чем беспокоиться, поверьте мне, — продолжила Виктория. — Мануэлла с легкостью загорается праведным гневом и строит из себя высоконравственную особу, но я отношу это на счет ее воспитания. Она несколько старомодна, если вы понимаете, о чем я говорю, но мне удастся уломать ее… Просто Мануэлла не привыкла иметь дело с мужчинами, опять-таки благодаря влиянию деда.

— Да, пожалуй, это многое объясняет, — с усмешкой протянул Джералд, но Виктория не заметила его сарказма.

— Поручите все мне и увидите — проблем больше не будет, — самоуверенно закончила она.

Джералд нахмурился. Ему уже было ясно, что Мануэлла находится в крайне уязвимом положении там, где дело касается Виктории и бизнеса. Вот если бы она была членом его семьи… Но он не мог себе позволить ни с того ни с сего взять на себя роль опекуна и защитника слабых. Да и с какой стати ему беспокоиться о женщине, которая до сих пор не выказала по отношению к нему ничего, кроме враждебности.

Он нахмурился сильнее. Джералд Каннингем, влиятельный, богатый и красивый тридцатипятилетний американец, не привык к открытому проявлению враждебности со стороны женщин. Напротив, ему никогда не приходилось гоняться за приглянувшейся дамой, и он не собирался делать этого в отношении Мануэллы, которая ясно дала понять, что знать его не желает. Но он испытывал вполне понятные раздражение и досаду, однако не намеревался уделять внимание таким пустякам, признавая их и, тем более, реагируя на них.

Нет, самое главное сейчас — жизненно важное — это приобретение «Дома де Вальдерро». Из предыдущих бесед с Викторией Каннингем понял, что, покупая фирму, он получает права на существующие коллекции и возможность изготовлять новые, используя творческие находки Мануэля де Вальдерро, положенные в основу серии украшений «Золотая орхидея», а также на полноценное творческое сотрудничество с Мануэллой. Теперь ему стало ясно, что Виктория была с ним не совсем честна.

— Все будет в порядке, Джералд. Нет никаких оснований для беспокойства, — повторяла она снова и снова. — Все, что нам надо, это убедить Мануэллу, что вы собираетесь использовать натуральные камни и драгметаллы, и она станет мягкой как воск в ваших руках. Даже будет умолять позволить ей создать новую коллекцию под маркой «Дома де Вальдерро».

— Боюсь, это меня никак не устроит, Виктория. Одна стоимость натуральных камней и золота доведет членов совета директоров до сердечного приступа. Это коммерчески не выгодно — производить товар массового потребления из дорогих материалов и с использованием традиционных технологий.

— Возможно, и нет. Но вы ведь можете и не говорить ей об этом, разве не так? — с вызовом спросила Виктория.

— Вы предлагаете, чтобы я намеренно обманул ее?

— Джералд, вам нужны права на «Золотую орхидею»? Вы хотите, чтобы Мануэлла работала на вас?

Каннингем на минуту задумался, потом ответил вопросом на вопрос:

— Скажите, Виктория, почему вы не поставили меня в известность об отношении вашей родственницы и совладелицы фирмы к предполагаемой сделке? И почему не потрудились сообщить, что именно она — владелица патента на дизайн «Золотой орхидеи»?

Та пожала плечами.

— Не думала, что это так уж важно. Вообще-то, я считаю, вы могли бы доказать, что все, связанное с «Золотой орхидеей», принадлежит «Дому». Человек с вашими возможностями в состоянии нанять лучших юристов, которые способны обосновать в суде все, что угодно. Даже то, что испанская корона по праву принадлежит именно вам, а Хуан Карлос Бурбон — жалкий самозванец! У Мануэллы не хватит денег, чтобы состязаться с вами, но, конечно, будет много проще, если она уступит и передаст права. А я обещаю, что так оно и будет, если вы поведете себя правильно.

— Похоже, вы не особенно заинтересованы в благополучии вашей родственницы, — сухо прокомментировал ее слова Джералд.

— Естественно, меня больше волнует мое личное благополучие, чем ее, — без тени смущения заявила Виктория. — Почему должно быть иначе? Мы с ней знакомы всего несколько месяцев. Мне надо продать дело, Джералд. Если не вам, то кому-нибудь другому. И я не собираюсь позволить маленькой вздорной Мануэлле помешать мне в этом.

— Полагаю, лучше мне самому переговорить с ней, — холодно заявил Джералд и добавил: — Это правда, что я хочу купить ее талант, как правда и то, что я хочу получить права на дизайн «Золотой орхидеи». Но я не собираюсь обманывать Мануэллу относительно моих планов, касающихся будущего «Дома де Вальдерро». Я не пожертвую честью ради выгоды. Никогда!

Сначала, когда он увидел Мануэллу на выставке, организованной Викторией, то счел, что она сделана из того же теста, что и ее не очень-то разборчивая в средствах родственница. Но теперь начал сильно сомневаться в первоначальной оценке.

Однако Джералд понимал, что не может позволить себе роскошь симпатизировать молодой женщине. Кроме того, судя по всему, Мануэлла и не желала его симпатии.

Виктория привычно пожала плечами.

— Отлично. Если вам так хочется, поговорите с ней. В конце концов вы — будущий босс.

Вот именно — будущий, сердито сказала себе Виктория, когда Каннингем удалился. А пока владелица «Дома де Вальдерро» — я. И я не собираюсь рисковать, доверяя вам переубедить мою строптивую родственницу. Особенно когда могу сделать это и сама намного проще и быстрее.

Оказавшись наконец в своем просторном номере, Джералд поговорил с исполнительным директором в Нью-Йорке, положил трубку и подошел к открытой двери, ведущей на балкон.

Он совершенно не ожидал сегодняшнего поворота событий. Тот факт, что именно Мануэлла владеет правами на лучшую коллекцию «Дома», явился для него таким же сюрпризом, как и сама Мануэлла. Но Джералд не собирался прибегать к предложенной Викторией тактике ведения переговоров. Обман и закулисная игра никогда не использовались им в делах, хотя в отношении самих Каннингемов применялись, едва не доводя их предприятие до катастрофы.

Он помрачнел, вспомнив тяжелые годы, когда его семья едва не потеряла бизнес. Они, благодарение Господу, давно миновали, но оставили в его душе неизгладимый след. Однако сейчас он думал не столько о прошлом, сколько…

Джералд признавал, что не совсем понимает, что именно так отвлекает его от мыслей о делах: воспоминание о длинных ногах Мануэллы, облаченных в мягкие брюки, о высокой груди, прорисовывающейся под блузкой, или о прекрасных темных глазах, отражающих движения души.

Она невозможно упряма, решил он, необузданно страстная и безнадежная идеалистка. Мануэлла — одиночка, отщепенец в мире бизнеса, ориентированного на получение сверхприбылей. Короче, сплошные проблемы и неприятности, с какой стороны ни посмотри. Фанатик чистого мастерства, пророк истинных ценностей, способный привести упорядоченный мир в состояние полного хаоса.

И к тому же способный заставить членов совета директоров концерна усомниться в его профессиональной компетенции, раз он хочет принять участие в бизнесе, к которому эта женщина имеет хоть малейшее отношение.

Неужели Мануэлла искренне верит, что возможно изготовить украшения, способные не уронить марку сделанных вручную, из настоящих высококачественных драгоценных камней в количествах, удовлетворяющих массовый спрос, и по разумной цене?

А ведь Джералд и так уже встретил довольно резкое сопротивление со стороны некоторых членов правления, когда представил им свой план приобретения «Дома»!

— Почему именно «Де Вальдерро»? — воинственно спросил один из них. — Черт, Джералд, ведь полно старинных ювелирных фирм, находящихся в намного лучшем финансовом положении, с ценными активами, и…

— Я хочу «Дом де Вальдерро» именно потому, что это «Дом де Вальдерро», — ледяным тоном заявил Каннингем. — Его имя широко известно и пользуется давним и заслуженным уважением. Оно заманчиво. А из-за нынешних их финансовых трудностей мы можем купить его за разумную цену и полностью перепрофилировать. Новая коллекция украшений «Дома де Вальдерро» будет пользоваться бешеным успехом.

— Новая коллекция? — переспросил другой противник покупки «Дома». — Но если нам нужна новая коллекция, зачем покупать всю фирму? Не проще ли нанять ювелиров, которые создадут ее для нас, а потом разрекламировать в модных журналах и на телевидении? Так все делают.

— Именно поэтому мы поступим иначе, — довольно резко ответил Джералд.

Он затевал большую игру. И сознавал это. Сотни, тысячи коллекций украшений терпели провал и уходили в безвестность, лишь немногие оставались жить в веках. Джералд Каннингем никогда не был легковерным. Он прекрасно знал, сколько у него просто недоброжелателей и заклятых врагов в мире бизнеса. Знал также и то, что есть немало людей, откровенно завидующих ему и его успеху. И все они без исключения, невзирая на мотивацию, будут с наслаждением смаковать его фиаско.

Да, выпуск новой коллекции всегда сопряжен с риском даже под маркой старой уважаемой фирмы. А у «Дома де Вальдерро» не было ничего, кроме громкого имени да нескольких серий украшений. Но не таких ценных, как «Золотая орхидея».

Джералд кинул последний сумрачный взгляд на сад и отвернулся. На тумбочке около его кровати стояла фотография в изящной серебряной рамке. Он подошел, взял ее и пристально посмотрел на красивую смеющуюся молодую пару. И глаза его потемнели от боли и гнева.

Да, все эти избалованные леди не представляют, что такое жизнь. Они получают все блага уже при рождении и живут так, словно само солнце встает над землей только для их удовольствия.

Неужели Мануэлла не понимает, что только горстка состоятельных бездельниц может позволить себе роскошь носить созданные ею украшения? Или понимает, но ей все равно?..

Что ж, а вот ему не все равно. И она скоро убедится в этом!