Карма

Королева Тьмы позволила мне надеть штаны. Как мило с ее стороны. Может быть, она уже закончила мучить мой член и яйца? Я сижу с не до конца застегнутыми штанами, ткань распахнута, обнажая тонкие темные волоски.

Кстати, о Королеве Тьмы, где она? Она ушла вскоре после того, как моя рука оказалась внутри нее. Рука сама по себе поднимается к носу, ощущая аромат ее сладкой киски на пальцах.

Кто знал, что карма будет пахнуть как грех?

Я смотрю на часы. Уже около семи утра, и идти на вечеринку уже слишком поздно. Заебись. С таким же успехом она могла бы убить меня прям сейчас. Если меня не прикончат они, то уж лучше бы это была она. Я бы хотел, чтобы это произошло от ее испорченных, изящных ручек.

Я слышу шум за закрытой дверью. Резкий шепот переходит в более или менее различимый звук, и я различаю ее голос:

— Ни в коем случае. Ты не можешь этого сделать.

Что он не может сделать?

И тут я слышу шлепок.

Она вскрикивает, и я натягиваю цепь.

Дело в том, что я не думаю, что заслуживаю чего-то бо̀льшего в этом мире, но точно заслуживаю ее. По крайней мере, я могу относиться к ней лучше, чем ее нынешний избранник. Даже с парой дырок в яйцах, я всё равно ни разу не подумал ударить ее, хотя в тот момент она, наверное, этого заслуживала.

Дверь распахивается, и ее парень заносит коробку в комнату. Что теперь? Какое новое средство пыток она для меня придумала? Не то чтобы это имело значение. На этом этапе я бы, наверное, отрекся от «Исхода», потому что всё равно умру.

Но я не дам ему никакой информации. Только ей.

Карма появляется из-за его спины, прикрыв рукой правую щеку. Она убирает руку и гордо вздергивает подбородок, несмотря на красный отпечаток его руки на лице. Мне не нужно наличие его имени в списке, чтобы захотеть его убить.

— На кого ты работаешь? — спрашивает его глубокий голос, ставя коробку на землю.

— Пошел. На. Хуй, — говорю я.

— Я рассчитывал на то, что ты это скажешь.

Он поднимает крышку коробки, и над картонным краем виднеются два больших черных уха.

Он бы не посмел.

— Когда я узнал, что у тебя есть сын, я подумал, что он будет отличной разменной монетой. Но потом я нашел его.

Он берет Пити, и кролик вгрызается в его руку, вырывая кусок плоти. Он кусает всех, кроме меня.

— Ублюдок, — шипит Сэм, швыряя моего кролика обратно в коробку. Он закрывает крышку и бросает на меня бешеные взгляд, вытаскивая из-за пояса нож. Он держит лезвие острием вниз, направляя заточенный кончик на крышку коробки. — На кого ты, блядь, работаешь?

Кровь капает из раны на его руке и скатывается по рукоятке ножа.

Он не посмеет.

— Не надо! — говорит девушка, широко раскрыв глаза.

Она бросается к коробке, чтобы вытащить ее из-под его клинка, но он хватает Карму за руку, чтобы остановить. Засунув нож между зубами, он бьет ее кулаком по лицу. Хрупкое тело отшатывается и с грохотом приземляется на комод. Лампа падает и разлетается у ее ног на осколки.

Я подползаю на сколько позволяет мне длинна цепи, наклоняюсь к ней.

Только не моя Карма.

Прежде чем я успеваю повернуться к ходячему куску разъяренного дерьма, я слышу звук лезвия, прорезающего картон. Я закрываю глаза, боясь посмотреть на то, что он сделал, но заставляю себя. Повернувшись, я вижу рукоять, поэтому тянусь к ней, стараясь ухватиться за угол коробки.

Нет, только не мой гребанный кролик.

— Ты сукин сын! — кричу я, натягивая удерживающий меня металл. Это худшее из всего, что они вообще могли сделать. Ничто не важно. Важны только кролик и эта девчонка.

Я слышу скрежет, когда металлический шест сдвигается под моим напором и яростью. Что вы ни говорили бы об «Исходе», но они превратили меня в дикого зверя на цепи. Невероятная сила и своеволие, которые старательно вытесняли из меня, способны разрушить даже целостность металла, пока он не ломается, оторвавшись от основания, и я падаю вперед на четвереньки.

Мои глаза сосредоточены на этом долбоебе. Я взмахиваю шестом, ловя его и высвобождая запястья. Отведя руку в сторону, я провожу шест над собой, словно биту, ударяя его по голове крепким металлом. Он отлетает в сторону и приземляется на пол.

— Это за нее, — реву я, и Карма кричит.

Почему она кричит? Хуй ее знает. Может расстроена тем, что я сделал, или может видит во мне олицетворение своих детских кошмаров? Я — монстр, который только что выполз из ее шкафа?

Я пользуюсь моментом, чтобы помочь ей подняться на ноги, а она просто смотрит на меня так, словно не уверена, нужно ли ей защищаться и от меня тоже. Не нужно. Я не причиню ей вреда. Вместо этого я подхожу к ее окровавленному парню, лежащему на полу. Он смотрит на меня снизу вверх, как мне кажется, умоляя, но я слышу только стук собственного сердца в ушах. Я протыкаю полым концом шеста его живот, погружая достаточно глубоко, чтобы достать до пола с обратной стороны.

— А это за моего кролика!

Кровь хлещет изо его рта, смешиваясь с алым цветом на лице. Его голова расколота, из-под пропитанных кровью волос виден проблеск белого черепа. Если это не убьет его, то колотая рана наверняка справится с этой задачей.

Я перевожу взгляд на коробку. Из нее не доносится никаких звуков, ни царапанья когтей по картону, ни тихого сопения. Передо мной на полу лежит безмолвный зловещий прямоугольник. Я почти не могу заставить себя проверить. Если я открою его и увижу, что мой ребенок мертв, от этого ебанного дома только щепки останутся. Я сожгу нас всех здесь дотла.

Я бы сжег весь мир ради этого чертового кролика.

Я опускаюсь на колени и склоняюсь над коробкой. Я обращаюсь с молитвой ко всем, кто может услышать. Если это Дьявол, да будет так. Я буду перед ним в долгу, если с Пити всё будет в порядке. Я сделаю за него всю ебанную грязную работу, если это будет означать, что я снова смогу обнять своего мальчика.

Трясущимися руками я поднимаю крышку, и мой взгляд сразу же останавливается на лезвии ножа. Кровь покрывает металл. Мое сердце замирает, когда все мои тренировки по выдержке и самоконтролю вылетают в трубу. Но потом я вижу, как эти два больших уха поворачиваются ко мне, и мое сердце снова бьется.

— Пити! — шепчу я, вытаскивая его из коробки.

На его шерсти мокрое пятно, и, растирая его пальцами, я понимаю, что это кровь. Я сажаю его к себе на колени и осматриваю густую шерсть, но явных повреждений не вижу. Его не задело. Вся кровь, должно быть, была из раны куска дерьма от укуса Пити. То, чего он, блядь, заслужил.

— Ты плачешь, — говорит девушка, падая передо мной и протягивая мне рубашку.

Я вытираю непрошеные слезы со щек.

— Я не плачу. Это просто кролик.

Эта сумасшедшая связь формируется в моем сознании, напоминая мне о том, что нужно быть сильным. Быть жестким. Быть холодным.

— Это не просто кролик, — ее глаза встречаются с моими. — Он твой сын.

Я смотрю в его большие темные глаза. Белки исчезли, и страх покидает его, как будто его и не было. Я бы хотел, чтобы у меня всё работало так же.

Он хочет слезть с моих колен, испытывая желание пойти осмотреть комнату, как он сделал бы это в нашем собственном доме, но где-то лежат гвозди и всякое дерьмо, поэтому я не позволяю ему. Комнату нужно проверить на безопасность, прежде чем я позволю ему бродить по ней. Я засовываю его обратно в коробку, вытаскиваю из крышки нож и закрываю ее.

Я встаю, и девчонка делает тоже самое. Она протягивает руку и хватает меня за запястье. Я поворачиваюсь, прижимаю ее к стене, моя рука поднимается к ее горлу, пока цепь всё еще свисает с другой моей руки.

— Скажи мне свое имя, Карма.

Ее широко раскрытые глаза бледнеют от страха. Она сглатывает, и ее горло шевелится под моей рукой.

— Эллистер, — шепчет она сквозь мою хватку. — Почему ты убил его ради меня? После всего того, что я с тобой сделала?

Я убираю волосы с ее лица, касаюсь щеки, спускаясь ниже, пока не достигаю ее рта. Я провожу пальцем по ее губам.

— Помнишь, что я сказал? В тот момент, когда я освобожусь от этой цепи, я буду внутри тебя. Я не даю обещаний, которые не могу выполнить.

Мое колено протискивается между ее ног и раздвигает бедра. Твердая головка моего члена выглядывает из-под черной ткани всё еще расстегнутых брюк. Я стягиваю их вниз, освобождая себя. Нахуй боль в моих яйцах. Теперь ничто не сможет удержать меня от нее.

Я касаюсь ее трусиков и приподнимаю бедро. Наклонившись, я целую ее, сильно и быстро, как будто мне нужны ее губы, чтобы пережить следующий час. Следующую минуту. Может быть, даже следующую секунду. Я пожираю ее грудь, покусываю. Я бы трахнул ее независимо от того, был ли ее парень жив или мертв, но, похоже, она приветствует мои прикосновения только тогда, когда его мертвое тело лежит рядом с нами.

Затем теплое лезвие металла прижимается к моему горлу.

Я отпускаю ее, и на ее лице появляется дьявольская ухмылка. Очевидно, она не простила меня, как я надеялся.

Но это она должна заставить меня простить ее! Она пригвоздила мои яйца к полу.

Я поднимаю руки, и она толкает меня, пока я не падаю на кровать. Колючие хлопчатобумажные простыни царапают мою обнаженную спину. Она залезает на меня сверху, нож до сих пор у моего горла. Любой нормальный человек искал бы способы обезоружить нападавшего, но я просто смотрю на нее, пока она угрожает моей жизни.

Она приподнимает юбку и срезает с себя трусики. Это был мой момент убежать, когда лезвие было так далеко от моей шеи, но даже неминуемая угроза смерти не смогла отвлечь меня от обещания, скрытого в этом движении. Она снова приставляет сталь к моему горлу, и я вздрагиваю от жара ее киски. На мне. Уже мокрой для меня.

— Скажи мне, на кого ты работаешь, — шепчет она, надавливая сильнее на лезвие.

— После того, как я тебя трахну.

Я отвожу бедра назад, скользя по ее складкам, пока не убеждаюсь, что нахожусь прямо напротив ее входа. Резкий толчок, и ее киска окутывает меня. Она такая охренительно узкая, что я издаю хриплый стон. Будто вся ее ненависть ко мне сжимает и душит мой член.

На ее лице мелькает выражение блаженства, прежде чем оно становится таким же твердым, как лезвие на моей шее.

— Я должна убить тебя, — говорит она, начиная двигаться у меня на коленях. Она поднимается и опускается, используя меня, для своего эгоистичного удовольствия. Мой пирсинг то появляется, то исчезает внутри нее.

— Перережь мне горло, Карма. Купайся в моей крови, трахая себя моим членом.

Я только что сказал это вслух? Абсолютно точно. Я именно это имел в виду? Без сомнений.

Она откидывается назад, убирает нож от моего горла и располагает его между ног, прямо у основания моего члена.

— Что, если я отрежу твой член, пока он еще внутри меня?

— Ты сумасшедшая, но не глупая, детка. Тебе нужно, чтобы моя кровь была именно там, где она есть сейчас, чтобы она наполняла мой член, а я мог наполнить тебя.

— Не называй меня сумасшедшей, — говорит она, всё еще двигаясь на моем члене. Она оставляет порез на мне, и я прикусываю губу, чтобы не закричать. Теплая кровь начинает стекать вниз.

Почему эта девушка так сильно хочет покалечить мои гениталии? И почему мой член не прячется от страха за свою жизнь?

Думаю, мы оба немного сумасшедшие.

Эллистер скачет по моей длине, надавливая на порез своей киской, используя мою кровь как смазку, и никакая боль не сможет помешать мне насладиться этим зрелищем. Каждое движение вниз собирает больше и больше алой жидкости, пока она полностью не покрывает всё.

Я переворачиваю ее на спину. Судя по тому, как она скрипит зубами, она ненавидит терять контроль, и быть подо мной явно ниже ее достоинства.

— Послушай меня, — рычу я. — Ненавидь меня сколько хочешь, но не позволяй этому помешать тебе кончить на моем члене. Я не обязательно должен тебе нравиться, чтобы получить то освобождение, в котором ты так отчаянно нуждаешься.

— Пошел ты нахуй! — шипит она, и в ее голосе слышаться нотки удовольствия, когда я сжимаю ее руки над головой. Нож остается в ее сжатом кулаке.

Мой член болит. Мои яйца болят. И всё же я трахаю ее так, как, я точно уверен, этот ублюдок никогда не трахал. Такая женщина, как она, не стала бы такой дикой, если бы о ней заботились должным образом. А еще легко забыть о боли, когда она стонет.

— Дотронься до себя, — говорю я, отпуская одну из ее рук.

Она тянет руку и перехватывает нож, и я думаю, что сейчас она собирается перерезать мне горло и искупаться в моей крови, но она подносит лезвие ко рту и проводит языком по сверкающему краю. Она зажимает его зубами, прежде чем опустить руку, чтобы коснутся себя. Она становится такой мокрой от своей кровожадности.

Кто бы мог подумать, что Карма может быть настолько извращенной?

Она сжимает меня еще крепче, быстро описывая круги вокруг своего клитора. Ее губы приоткрылись, и она стонет, обнажив покрасневшие зубы, всё еще сжимающие нож. Это почти похоже на пытку. Как будто она задается вопросом, воспользуюсь ли я возможностью переиграть карты и приставлю ли этот клинок к ее красивому горлу.

Она кончает на меня, ее спина красиво выгибается, а грудь прижимается к моей. Я забираю у нее нож, обхватив рукоятку и вытаскиваю его изо рта. На мгновение на ее лице появляется страх, но она сразу же расслабляется, когда я провожу лезвием по ее груди.

Затем, не отрывая взгляда от глаз Кармы, я делаю еще несколько толчков и нахожу свое освобождение глубоко внутри нее.

Я остаюсь в ней на мгновение, наслаждаясь ощущением ее тела, прежде чем высвободится. Мы представляем собой кровавое месиво, и всё же я провожу лезвием по ее телу, пока оно не оказывается между ее ног. Я засовываю в нее рукоятку, и кровавая сперма вытекает наружу, когда я трахаю ее до тех пор, пока она снова не начинает стонать.

— Нокс, — шепчет она между стонами.

Я зарываюсь лицом между ее ног. Кончик ножа царапает мое плечо, пока я пожираю, покрытый моей кровавой спермой, ее клитор. Соленый металлический вкус наполняет мой рот, но я не могу придумать больше ничего, чем бы мне хотелось наполнить свой желудок. Я продолжаю поглощать ее, вонзая рукоятку, пока все свидетельства нашего удовольствия не начинают пропитывать кровать.

Мой язык еще раз касается ее клитора, прежде чем снова втянуть его. Ее стоны усиливаются с каждым движением ножа и моего языка.

— Кончи еще, Карма. Испачкай всё мое лицо, и я расскажу тебе, что ты так хочешь знать.