Кисло-сладкое

10 глава. Медный июнь

Охряные чувства зыбки,

Терракотовые пытки,

Ревности медь,

Зависти плеть,

Оттенок самой большой ошибки.

– Тим, все у тебя получится. Палыч не поставил бы тебя на соревнования, если бы ты был к ним не готов.

Тимур уже в пятый раз перевязал на кроссовках шнурки.

– Сначала у меня шестьдесят метров, а потом прыжок в длину.

Соня пригладила взлохмаченные волосы сына, поцеловала в макушку.

– Иди, я буду на трибуне. Снять тебя?

– Нет. Вдруг опозорюсь.

– А папе показать и Юле?

– Показать, как я проиграл?

– Тим, что за настрой?! Ты сможешь. Просто делай то, что умеешь. Вспомни, Палыч очень строгий и никогда не хвалит просто так. Не был бы в тебе уверен, не допустил бы сегодня.

– Я смогу, – уверенно отчеканил Тимур и, одернув майку, вышел из раздевалки.

Зрителей было не так уж и много, Тим переживал, будто участвовал в олимпиаде, на деле же это были соревнования между группами тренеров, скорее для выработки привычки состязаться и держать нервы в узде. Не все родители остались смотреть, для некоторых это была еще одна тренировка, не более, для Тима же – первый старт.

Соня нашла место, откуда хорошо виден финиш и прыжковая яма. Достала телефон и сначала просто сфотографировала зал. Когда начались забеги, сделала несколько кадров, где Тимур готовится и усаживается в колодки. Со стороны казалось, что он спокоен, как опытный атлет, выпивший три литра коктейля из настойки пиона, корвалола и пустырника. Сняв короткое видео, где Тимур стартует и пробегает пару метров, Соня отправила его Марку. Ответ пришел почти сразу.

«И ты еще говорила, что плохая спортсменка? А Тим явно пошел в тебя. Смотри, какое проталкивание и как он выносит бедро».

Соня отправила улыбающийся смайл. Мнение Марка о сыне ей жутко льстило. Вот уж точно никогда не надоест смотреть на огонь, воду и на то, как хвалят твоих детей. А ведь действительно, Тим, занимающийся всего два месяца, выделялся на фоне других ребят в группе, как когда-то Марк. Демонстрировал природные данные, в отличие от Сони, и характер имел спортивный. Метил в чемпионы.

Как и после встречи в марте, переписка постепенно вернулась в прежнее русло и снова с подачи Марка, но в этот раз нельзя было сказать, что всё осталось по-прежнему. Не осталось. В каждой фразе чувствовалась недосказанность и напряжение, иногда плохо завуалированная двусмысленность. А может, Соня сама это придумала. Постоянно прокручивала в голове их близость, вспоминала влажную утреннюю росу на коже, горячие ладони Марка, нежные поцелуи… и снова падала в бездну.

Увидев, что к старту готовится забег Тимура, Соня навела камеру, приготовилась снимать. Он принял стартовое положение, выполнил команду «внимание», раздался свисток, Тим пулей вылетел из колодок, а потом споткнулся и, чтобы не пропахать дорожку носом, сделал несколько широких медленных шагов. Когда выровнялся, остальные спортсмены убежали далеко вперед, он финишировал последним. Разыгравшуюся драму Соня увидела через экран телефона, только потом остановила видео и нашла взглядом сына. Хотела кинуться к нему, но напоролось взглядом на Палыча. Тот что-то втолковывал Тиму, но смотрел на Соню. Покачал головой и снова отвернулся. Соня боялась эмоционального взрыва, знала, что Тимур виртуоз в самоедстве и реагирует на любой проигрыш излишне бурно. Но он не психовал и не ревел, а внимательно слушал тренера и кивал.

Соня села на кресло и сжала телефон. Надо же было такому случиться, первые же соревнования – и такой провал! И самое обидное, что на тренировках и разминке подобного не происходило. Видимо, перенервничал.

– Слишком низко выбежал, – выдал свою версию Сергей. Переложив сумку Сони на соседнее кресло, сел рядом. – Если бы чуть выше поднялся, мог бы быть первым. Я видел его на тренировках. Способный у тебя пацан.

Соня невольно отклонилась. Сергея она намеренно избегала и до сегодняшнего дня ей везло.

– А ты почему не со своими бегунами?

– Мои старше, вчера отбегали. Жду начала следующей тренировки, сразу после чемпионата малолеток.

– Понятно.

– Как дела вообще?

Соня резко развернулась.

– Давай проясним. Я не могу перевести Тима к другому тренеру. Лучше Палыча не найду. Но с тобой нам лучше не разговаривать.

Сергей опешил, вскинул брови и провел ладонью по голове, словно пытался растрепать волосы, которых нет.

– Какая ты дружелюбная. С чего вдруг?

– С того. Сам знаешь.

Сергей на секунду нахмурился.

– Ты опять про травму Абросимова?

– Да, опять.

Сергей огляделся, задумчиво пожевал губами.

– Не нужно на меня навешивать всех собак. Лучше вспомни, кому еще насолил твой Марк.

Соня возмущенно фыркнула.

– Только тебе было выгодно, чтобы он не вышел на старт.

– Сонь, не тупи. При чем тут вообще соревнования?

– Ну как… – замялась она.

– А так. Были у Марка враги, не связанные со спортом. Просто так совпало, что это случилось перед соревнованиями. Да и перелом, я думаю, не был задуман. Случайность.

– Случайность! – от возмущения Соня вскочила. – Стой, погоди, то есть ты знаешь, что это было не ограбление?

Сергей вздохнул.

– И охота тебе в этом копаться столько лет спустя?

– Охота.

– Не ограбление, – нехотя признался Сергей. – И еще, чтобы ты знала, я не стопроцентно уверен, но догадываюсь.

Соня села, расправила складки на плиссированной юбке и нашла взглядом Тимура. Он отмерял шаги для разбега. Готовился к прыжкам.

– Это была Олеся? – предположила Соня.

Сергей хмыкнул, оценив её запоздалую сообразительность.

– Не сама, конечно. Своими руками она никогда не действовала. Я ее видел со своими… – он замялся, – знакомыми. Скажем так. Мы с ними проворачивали некоторые дела, не совсем законные. Олеся знала их, еще с тех времен, когда мы встречались. За деньги они и маму могли бы продать. Скорее всего, она попросила подпортить ему внешность.

Соня несколько минут молчала, обдумывала и вспоминала.

– Вы поэтому перестали общаться?

– В мае, что ли?

Соня кивнула, а Сергей потер подбородок.

– Я ей намекнул, что все знаю, она психанула. На меня все свалила. Прямо не призналась. Блин, она меня жестко подставила. Меня видели в той компании, и, если бы их нашли, под удар попал бы я, Олеську бы мама отмазала в любом случае. На меня и так все думали.

Соня замотала головой.

– Не понимаю. Почему? Они же расстались? Она его унизила и отлучила от школьного олимпа. Зачем ей было калечить Марка?

Сергей выпрямил ноги и, сложив руки на груди, уставился на дорожки манежа.

– Самое простое объяснение чаще всего верное. Опять тупишь.

Соня пожала плечами.

– Не знаю.

– Потому что она втрескалась в него по уши. Злилась на него ужасно, ревновала. К тебе в первую очередь. А он ее отверг. Ну ты ведь знаешь, несмотря на все слухи, что бродили по школе, бросил именно Марк. И она знала, хоть изображала обратное. Месть такая. Не доставайся же ты никому.

Соня ошарашено застыла.

– Из-за ревности сломала ему жизнь.

–Там же перелом был несложный. Он проходил реабилитацию в Италии, а потом пропал. Я еще удивился, что на спортивном небосклоне не взошла звезда Абросимова.

Соня увидела Тима в секторе, снова подняла телефон. Руки дрожали, палец несколько раз промахнулся мимо кнопки. Тим разбежался, оттолкнулся и, красиво пролетев по воздуху, приземлился в песок. Соня замерла, не спешила радоваться, пока не увидела, что судья вскинул белый флаг, только потом выдохнула.

Сергей тоже проследил за удачной попыткой Тимура.

– Молодчина. Далеко пойдет.

Соня остановила запись, снова повернулась к Сергею и неожиданно спросила:

– Почему ты со мной встречался?

Он цокнул языком.

– Что у тебя сегодня, день воспоминаний? Ты замужем, я женат. К чему это все? – он присмотрелся к Соне. – Или скучаешь?

– Хочу знать, – отрезала Соня, – просто хочу знать.

– Тайны в этом нет. Ты мне нравилась. После Осеннего бала только о тебе и говорили. Даже Олеська побледнела на твоем фоне. Ты тогда всех завела, конечно, нехило. Еще и медалистка, на олимпиадах выступала, ну и красотка, чего уж. Пацаны спорили, девственница ты или нет, мечтали с тобой замутить. Они мечтали, а я смог.

– То есть потому что это было… модно, престижно?

– Почему ты так удивляешься? – искренне изумился Сергей. – Можно подумать, тобой двигали другие мотивы. Меня ты точно не любила, все по Абросимову сохла.

Соня хотела возмутиться, но не смогла. Просто отвернулась.

– Я думала, ты был в меня влюблен.

– Влюблен, как-то слишком звучит. У меня уже была девушка не в школе, да и с Олеськой мы периодически куролесили. Дура она, конечно, но ее я действительно когда-то любил. А она с Абросимовым замутила, коза. Я для равновесия с тобой. Ей только в радость: отвел тебя от Марка подальше. Между вами постоянно искрило, только слепой бы не заметил. Олеська слепой не была.

Соня нашла взглядом Тимура. Он принимал поздравления и готовился к награждению. Соревнования закончились, он допрыгал до победы еще в первой самой удачной попытке. Поднявшись, Соня обошла Сергея и взяла сумку.

– Надеюсь, мы больше не увидимся. Пока.

Сергей хмыкнул.

– Сомневаюсь. Твой сын тут надолго прописался. Да и вообще, было же и хорошее, почему ты только плохое запомнила? Нормально же встречались, весело было.

Соня оглянулась.

– Не было.

Спустившись с трибуны, Соня прошлась вдоль дорожек, выбрала хороший ракурс и сняла награждение. Тимур получил свой звездный час. Стоял важный и при этом собранный. Изо всех сил демонстрировал, что первое место – это ничего сверхъестественного, он каждый день перед завтраком получает такие награды. Спрыгнув с пьедестала, он всучил Соне драгоценную грамоту, побежал переодеваться в раздевалку.

Подошел Палыч.

– Молодец. Не потому, что прыгнул лучше всех, а потому, что собрался после проигрыша на дистанции. Это намного важнее – характер.

Соня улыбнулась и обняла тренера.

– Спасибо вам.

– Да мне-то за что? Я пока ничего не сделал, он вытянул победу на врожденных способностях.

Соня качнула головой.

– За всё.

Палыч неловко отстранился.

– Тебе спасибо, привела мне будущего чемпиона.

Соня покинула зал, не оглядываясь, почувствовала лопатками взгляд Сергея и пожалела, что навестила прошлое. Она почему-то надеялась, что Сергей пал жертвой ее обаяния и действительно был в нее влюблен. Истина оказалась гораздо циничнее. Он ее выбрал как удачную престижную пару, еще и пытался заставить ревновать Олесю. А Соня нафантазировала себе чувства, ей льстило внимание самого популярного парня школы. Выходит, они квиты. Использовали друг друга, как модный аксессуар для поднятия самооценки и рейтинга. Соня тряхнула головой. И все же обидно узнать, что тот, кого подозревала в чувствах, просто изображал их для собственной выгоды. Противно. Хотя чем она лучше?

Всю дорогу до дома Тимур разглядывал грамоту и щупал выдавленные буквы, будто шрифт Брайля, пытался прочитать что-то невидимое глазу.

– Жаль, что шестьдесят метров запорол.

– В следующий раз не запорешь, – подбодрила его Соня.

К вечеру Тимур снова погрузился в болото самоуничижения и принялся прокручивать в голове момент с неудачным стартом. Соня приготовила ужин и хотела с ним поговорить, но не успела зайти в комнату, услышала голос Юли и затаилась в коридоре.

– Ох ты ни фига себе, еще и с позолотой!

– Могло бы быть две. Я свалился на старте.

– А после этого пошел и порвал всех на прыжках. Не ожидала, что ты такой мужик.

– Чуть нос не разбил, опозорился, – печально доложил Тимур.

Соня невольно стиснула руки. Слишком явно в его голосе чувствовалась обида, и самое страшное – Юлька ни за что не упустит возможности уколоть. Соня уже хотела войти и предотвратить болезненную экзекуцию самолюбия Тима, но остановилась, услышав голос дочери:

– Да с кем ни бывает? У всех великих спортсменов в биографии есть такие истории. Это же круто! Будешь потом рассказывать журналистам, как преодолевал себя, пока шел к чемпионству.

Тимур засмеялся, Юля подхватила, и захохотали оба. Соня отошла от дверей на цыпочках, стараясь остаться незамеченной. До самого вечера не могла потушить улыбку. Юля и Тим часто ругались, казалось, без повода и причины. Из-за любой мелочи: непоровну поделенных конфет, пульта от телевизора или кресла-качалки. Но всегда объединялись против общего «врага».

Когда Юля сдала ЕГЭ, решили отпраздновать освобождение от школы, хотя результаты еще не объявили. Соня так не радовалась, когда сам оканчивала школу, она же и предложила поездку. Решили отметить это событие арбузом, грязевым вулканом и катанием на «банане». Собрались быстро, закинули вещи в машину, купили двухместный надувной матрас, и только тогда Юля объявила, что нужно заехать за Надей.

Соня не стала спорить, хотя предпочла бы семейную поездку. Перед Надей ей было стыдно за недавние откровения, к той беседе они больше не возвращались, но эта правда теперь казалась неудобной и лишней. Для Нади в первую очередь. Соня не представляла, как она теперь будет общаться с ее мужем и делать вид, что ничего не знает.

На море напряжение спало. Юля и Тим кинулись к грязевому вулкану, развенчивая все мифы о происхождении человека от обезьяны. Конкретно эти двое имели в истоках родословной хрюшек. Соня наблюдала за их копошением в черной жиже и не спешила окунаться. Размазала пару горстей грязи по рукам и животу скорее для вида и успокоения совести – она тут была. Ощущения при этом испытывала странные – настороженную гадливость. Будто впервые пробовала незнакомое лекарство и заранее кривилась, потому что вид и запах вызывали отвращение.

Пока возвращались к морю, грязь успела подсохнуть и просочиться в ткань купальников. Соня сделала несколько снимков чумазых детей, сняла и себя, только потом отпустила их в воду. В море грязь расплывалась черными пятнами и не спешила смываться. Посетители грязевой лужи напоминали осьминогов, выпрыскивающих в качестве маскировки чернила.

Соня старательно обмылась и, нырнув под зонт, легла на полотенце. Когда тянулась за бутылкой кваса, увидела торчащий из кармана джинсовых шорт телефон. Оглянулась, нашла взглядом Кирилла и осторожно вытянула мобильный. Развернувшись лицом к морю, открыла переписку. Марк прислал сообщение – фотографию звездного неба. Соня громко ойкнула, телефон едва не выскользнул из ее пальцев. Намеренно или нет, но Марк снова вернул ее в ночь грехопадения.

Под фото появилось сообщение.

«Это небо в Туапсе в горах. Там звезды можно достать рукой и ослепнуть от их яркости. Вчера ночью не спалось. Ты как?»

Соня задумалась. Оглядела солнечный пляж и прислушалась к внутренним ощущениям. Она не знала, какими словами можно описать это состояние, но знала цвет – смесь из сизого, фиолетового и серого. Хуже был только цвет ревности – грязно-коричневый.

«Я на море».

Соня прикрепила фото. Увидев в углу кадра Надю, обрезала снимок, оставив только чумазых детей, изображающих папуасов, и только потом отправила.

Марк просмотрел сообщение и прислал ответ:

«Чунга-Чанги. А ты? Неужели не полезла в эту лужу?

Соня ожидала этого вопроса. Отправила свое фото с аккуратными пятнами, похожими на художественные кляксы, и подписала:

«Это было мерзко: и консистенция, и запах. Но море тут хорошее, ласковое».

Снова замигал курсор. Пока Марк набирал сообщение, под зонт нырнула Надя, растерла плечи полотенцем и взлохматила короткие волосы.

– Брр, холодрыга. Не пойду больше.

– Вот поэтому я греюсь на берегу.

– Ага. Под зонтом, в тени.

Телефон тренькнул, Соня включила экран и прочитала.

«Вчера был на море. Но тут оно не ласковое. Наоборот. Начался смерч. Видел, кстати, того чудика. Думал, это анапская достопримечательность, а нет. Оказалось, Черноморская. Вот уж кого смерч не напугал абсолютно, он жадно смотрел на него и вдыхал. Рубашка и волосы развевались на ветру, как крылья. Он им наслаждался. Были, правда, и другие самоубийцы, решившие, что смерч – это весело. Лезли в волны, хотя море бесновалось и билось о камни. А им в кайф. Вообще нет чувства самосохранения».

Соня мельком взглянула на Надю и набрала ответ:

«Кто бы говорил. Сам любитель мотоциклов».

Марк прочитал сообщение и без перехода написал:

«Сонь, я скучаю. Ты мне постоянно снишься. Наваждение какое-то».

Соня поспешно выключила экран и снова спрятала телефон в карман шорт. Надя проследила за ее суматошным бегством из сети и вздохнула.

– Марк пишет?

– Нет, – солгала Соня, но почему-то исправилась: – То есть да.

Надя перевела взгляд на море. Кирилл выбрасывал из воды то Тимура, то Юлю, закидывал на матрас и сам же переворачивал, заставляя нападать на него и отвоёвывать надувной плот.

– Когда вы оба уехали, я обиделась на весь мир.

Соня развернулась к Наде, недоуменно свела брови.

– После школы?

– Марк звонил, перед тем как улетел в Италию. Был воодушевлен и полон энтузиазма. Надеялся, его ногу там починят. Я так и не поняла, что произошло. Отслеживала чемпионаты по легкой атлетике, но он пропал. А спустя столько лет я нашла его в инстаграме. И он не спортсмен.

Перед глазами Сони тут же возникла картинка с изуродованной ногой Марка.

– Долго рассказывать. Ему вырезали на голени мышцу. Со спортом пришлось завязать.

– А ты просто пропала, не отвечала на звонки. Я приходила в «усадьбу» в конце августа, разговаривала с твоей мамой. Она выглядела злой и нервной, сказала, что ты уехала и в Краснодар не вернёшься.

Соня вздохнула. Она не думала, что могли чувствовать Надя или Марк, тогда ее переполняли собственные эмоции, и их было так много, что цвета перемешались подобно пьяной радуге или бензиновому пятну. Последнее, что ее волновало, – это обида Нади-предательницы. Тогда она проживала самый сложный период в своей жизни. Собственных эмоций хватало с лихвой, чужие просто выцвели.

Соня встряхнула головой. Это прошлое. Всё. Забыть и вычеркнуть. Надя вернулась в ее жизнь, и этого уже не изменить. Юля не отпустит ее, а значит, и Соне остается только смириться и похоронить собственную обиду.

– Давай не будем вспоминать. Это больно.

Надя словно не услышала в ее голосе предупреждения.

– Юля ведь родилась в марте.

Соня сверкнула глазами.

– Да. Отец Юли – Кирилл. Тема закрыта.

– Соня, я тебе не враг.

– Ага.

– Не веришь? – хмыкнула Надя.

Соня несколько минут молчала, смотрела на пальцы ног, торчащие из песка, раскладывала на бедре ракушки. Смахнув сердечко из светло-бежевых скафарок, развернулась к Наде.

– Юля мне дорого досталась. И она в первую очередь моя дочь. А все остальное неважно!

– Как же ты ее любишь.

– Люблю, естественно, – подтвердила Соня.

– Юльку легко любить.

Соня недоуменно вскинула брови.

– Разве? Игнат бы с тобой поспорил. Нелегко.

Надя запустила пальцы в песок, сжала горсть мелких песчинок и высыпала тонкой струйкой через сжатый кулак.

– ЖанЭд всегда говорила, что тяжело любить правильного и примерного ребенка. В него мало вкладываешь. А вот те, кто постоянно доводят до нервного срыва и седых волос, те самые любимые. В них много собственных эмоций.

Соня задумалась.

– Никогда не смотрела с этой стороны. Наверное, в чем-то твоя ЖанЭд права.

Надя встала.

– Пройдемся по берегу?

– Я посижу тут.

– Как хочешь.

Надя накинула на плечи полотенце, направилась к морю.

Соня нашла взглядом Юлю. Та прыгала с матраса бомбочкой и абсолютно не заботилась о том, какое производит впечатление. Просто на всю катушку наслаждалась моментом. При всей своей ершистости и показной взрослости вела себя как ребенок. Счастливый ребенок. Соня легла на спину и, скрестив руки, закрыла ими лицо. Неудивительно, что Юлька выросла такой самостоятельной и упертой. Еще будучи частью Сони, боролась за свою жизнь. Может, где-то там, в генотипе, отпечатался страх, что ее не хотели пускать в этот мир. Вот она и борется с ним, выгрызает себе дорогу и право жить так, как ей хочется.

В голову полезли картинки из прошлого восемнадцатилетней давности. Соня начала догадываться, что беременна еще в июле, но гнала от себя эту мысль как дождевое облако накануне парада. Придумала себе заклинание: если не думать, то этого нет. Малодушно закрывала глаза на очевидные симптомы. У нее и раньше был нерегулярный цикл, а когда активно занималась легкой атлетикой – пропуски длились по нескольку месяцев, но в этот раз было по-другому. Тело стремительно менялось, менялись вкусы и реакция на запахи. А когда пришла утренняя тошнота, Соня твердо решила считать это отравлением.

Она не покупала тест, не подсчитывала дни, убеждала себя, что это временно и все пройдет. Когда пришли результаты ЕГЭ, ни с кем не посоветовавшись, подала документы в анапский филиал сочинского университета туризма и спорта. Еще не принимая свое новое состояние, подсознательно хотела вернуться домой, до того момента как её мир раскололся и в нём появился Марк. Туда, где все было хорошо, в родной любимый город. Словно там все будет по-старому, последний год сотрется из памяти и отступит иссушающая тоска. Будто смертельно раненое животное, Соня рвалась укрыться от людей и спрятаться в своей норе. Её тянуло к воскрешающей силе моря.

Узнав, что Соня не планирует учиться в Москве и отвергла даже Краснодар, Вера Андреевна закатила скандал.

– Ты же готовилась! А все эти бесконечные репетиторы по математике, физике и химии? Для чего? Столько денег вбухали! С медалью и твоими баллами можно на край света ехать, а ты хочешь вернуться в Анапу. Соня, ради бога, я тебя не понимаю!

– Я хочу в Анапу, – уже час Соня стояла на своем.

Бабушка смахнула с платья невидимую пылинку, покачала головой.

– Если не Москва, то хотя бы Краснодар, а не этот ваш лучший детский курорт в России, – с издевкой проговорила она.

– Я хочу в Анапу. Уже подала документы в институт и скоро уеду.

В комнату вошел Николай Николаевич.

– Вы чего орете? Вас на улице слышно.

Вера Андреевна повернула к нему раскрасневшееся лицо.

– Ты хоть скажи ей! Какая Анапа? Тем более на квартире сейчас отдыхающие живут.

– Так они через неделю съедут. Новых брать не будем, – нашел выход Николай Николаевич.

Вера Андреевна стрельнула в сторону мужа гневным взглядом.

– И ты туда же?

Соня чуть качнулась, почувствовала приступ тошноты и едва сдержалась, чтобы не выбежать из комнаты.

– Вот через неделю и уеду. Буду жить и учиться в Анапе. Я уже решила. Тем более за жилье платить не нужно. Вам же проще и дешевле.

Право вернуться в родной город она отстояла. Через неделю уехала из Краснодара. Глупая иррациональная надежда, что утренняя дурнота останется в старой «усадьбе», не осуществилась. С каждым днем Соня чувствовала себя все хуже. Теперь ее не просто тошнило. Утром рвало до желчи, а в течение дня то наваливалась слабость, то охватывало нервическое возбуждение.

Знакомство с будущими однокурсниками прошло торопливо и сжато. Соня нехотя отвечала на вопросы куратора, прислушивалась к своему организму и молилась, чтобы ее не стошнило при всех. Об учебе и думать не хотелось.

Прожив в пелене отрицания до конца августа, Соня наконец-то купила тест. На всякий случай сразу три. К походу в аптеку готовилась целый день. Вечером натянула кепку и, застегнув кофту под самое горло, вышла на улицу. О том, что будет делать, если тест покажет положительный результат, не думала, утешала себя трусливой надеждой, что с ней происходит что угодно, только не беременность. Первый же тест показал две полоски, но одна была слабая, едва заметная. Утром Соня сделала еще один – и снова тот же результат.

Соня сползла по стенке на пол и, обхватив колени, заплакала. Третий тест уже не понадобился.

Вера Андреевна смирилась с ее желанием учиться в Анапе, сама нашла несколько веских доводов в пользу родного города – в первую очередь это хорошая экономия, а значит, жирный плюс. Соню они не навещали – разыгрывали урезанную версию бойкота. Нужно же как-то проучить ее за такой финт с институтом. Выждав первую неделю сентября, мама и бабушка без предупреждения нагрянули в гости. Соня их не ждала, домой шла окольными путями по набережной и дышала морем. Открыв двери и, столкнувшись с мамой в коридоре, чуть ли не отскочила обратно в подъезд.

Вера Андреевна оглядела её с ног до головы, задержала взгляд на пышной груди, увеличившейся на два размера, и грозно свела брови:

– Какой срок?

Из кухни выплыла Ольга Станиславовна, ее глаза прошлись по Сониной фигуре точно таким же маршрутом.

– Та-а-ак, понятно. И кто у нас отец?

Соня закрыла двери, с нарочитой медленностью сняла босоножки и прошла на кухню.

Пока она мыла руки, в комнате висела свистящая тишина. Первой не выдержала мама.

– Сколько?

Соня замерла у окна и сложила руки на груди.

– Одиннадцать недель.

Ольга Станиславовна облегченно выдохнула.

– Ну слава богу. Можно еще сделать аборт.

– Сегодня же запишу тебя в консультацию, – кивнула Вера Андреевна, – это быстро. Тебе восемнадцать, проблем быть не должно.

Соня покачала головой.

– Нет.

– Как это нет?

– Нет.

Соня ссутулилась и, стараясь защититься, обхватила себя за локти. Если бы они только знали, сколько ночей она провела, пытаясь найти выход. С того дня, как сделала первый тест, беспрерывно проигрывала в голове разные сценарии. Но аборт? Это страшно. Это больно, и есть риск, что детей у нее потом вообще не будет. Соня банально боялась. Не хотела принимать решение и откладывала его на потом, надеясь, что само как-то все образуется. Живот практически не вырос, кто не видел ее раньше, даже не догадывался, что она находится в положении, мужчины откровенно глазели на ее круглую налитую грудь, девушки в основном завидовали, что при тонкой талии природа одарила таким богатством.

Сейчас Соня не знала, почему так категорично отстаивает право ребенка на жизнь. Ей ведь именно этого хотелось – чтобы за нее все решили. Вот и решили – аборт.

Вера Андреевна прошлась по маленькой кухоньке, остановилась напротив Сони.

– Кто отец?

– Это неважно.

Ольга Станиславовна спокойно заварила чай и разлила по кружкам.

– Важно. Он готов жениться?

Соня замотала головой.

– Нет. Это мой ребенок.

– Соня, ты в своем уме? Или у тебя уже началось беременное слабоумие. Какой ребенок? Как ты себе вообще это представляешь? Ты на первом курсе, только поступила, мужа нет, тебе недавно исполнилось восемнадцать. Как ты собираешься воспитывать его? Как?

Соня промолчала. Она об этом действительно не думала, дальше сегодняшнего дня не заглядывала. Но сейчас, когда мама настаивала на необходимости прервать беременность, осознала ясно и четко. Она хочет этого ребенка.

– Я буду рожать.

Ольга Станиславовна сделала глоток чая и покачала головой.

– Ты не понимаешь, о чем говоришь.

– Это не хомячок, – вклинилась Вера Андреевна, – помнишь, у тебя хомяк сдох от голода? Ты не справишься без помощи. Ты же несамостоятельная и безответственная, привыкла жить на всем готовом.

– Я справлюсь.

Предвидя вопрос Сони, Вера Андреевна жестко отрезала.

– Я не буду помогать. Послушай, ты действительно сейчас не можешь здраво рассуждать. Идеальный выход в твоей ситуации – аборт. Если не согласна, на меня можешь не рассчитывать. Пожинай плоды своей распущенности и ослиной упёртости. Как ты собираешься жить и на что?

Соня опешила, перевела взгляд на бабушку, но та кивнула и пожала плечами.

– У тебя нет выбора. Сама ты не потянешь ни коммуналку, ни питание, а уж когда появится ребенок, и подавно. Да и что это за жизнь для ребенка? О себе не думаешь, о нем подумай.

Соня вышла в коридор, открыла двери и замерла на пороге.

– Я подумала. Уходите.

Ольга Станиславовна поднялась, отодвинула недопитый чай. Сняв со спинки легкий кардиган, накинула на плечи и вышла в подъезд. Мама ушла не сразу и замерла напротив Сони.

– Не пори горячку. У тебя есть неделя. Дальше тянуть нельзя. Как сделаешь выбор, звони.

– Я уже сделала, – Соня произнесла это уверено, не отвела глаз и не опустила вздернутого подбородка, но стоило дверям захлопнуться, как она рухнула на пол и заревела в голос.

Оставшись наедине со своими страхами, Соня уже не выглядела гордой и уверенной. Она боялась. Жутко боялась одиночества и ответственности. А еще понимала, что без помощи не справится.

На следующий день Соня кое-как отсидела первую пару и покинула институт. Подкатывала дурнота, и слезы норовили хлынуть потоком. После вчерашней истерики она едва успокоила икоту, а за ней и приступы бесконечно изматывающей рвоты. Далеко от института Соня не ушла, села на скамейку в парке и уставилась на море. Пропитанный йодом воздух бодрил и ослаблял тошноту.

Мысли клубились и натыкались друг на дружку, подобно молекулам хаоса, не желая быть пойманными, ускользали. Выхода Соня не видела, пыталась понять, как прожить хотя бы день или неделю. Наверное, стоит озаботиться кольцом на пальце и легендой о муже-мореплавателе или вахтовике. Только не жалость и не осуждение окружающих. Этого она не выдержит. Еще немного, и ее положение станет очевидным. Такое не скрыть. Соня обхватила голову руками и, запустив пальцы в волосы, снова заплакала.

Люди шли мимо, не обращали на нее внимания. Мало ли какие проблемы могут быть у благополучных барышень. Может, каблук сломался или закончилась скидка на матовые тени для век. Соня услышала шаги, в отличие от других, они не растворились в шуме улиц, затихли рядом с ней, в поле зрения попали белые кроссовки. Обладатель непрактичной обуви сел на скамейку и осторожно тронул ее за плечо.

– Соня? – в голосе послышался вопрос. Говоривший сомневался, она ли это, но мимо не прошел.

Она подняла голову и безразлично оглядела знакомое лицо.

– Бублик? Ты что тут делаешь?

– Учусь, вообще-то. Не ожидал тебя увидеть. Ты же в Москве должна быть?

Соня покачала головой, вытерла мокрые щеки, обстоятельно заправила за уши волосы и неожиданно снова расплакалась.

Бублик растерялся, неловко обнял ее за плечи и погладил по волосам. Соня его не оттолкнула, позволила утешить.

– Я могу помочь?

Соня всхлипнула.

– Нет. Это… тут ты точно никак не поможешь.

– Это я буду решать. Просто расскажи.

Соня выпрямилась и немного отодвинулась.

– Я… – она замялась, – у меня будет ребенок.

Как она и ожидала, Бублик сразу же опустил взгляд на ее живот, а потом поднял на грудь и смущенно покраснел.

– Поздравляю. А плачешь-то почему?

Она растопырила пальцы, демонстрируя отсутствие кольца.

– Потому что.

Бублик задумчиво смотрел на Соню несколько минут долго, потом нахмурился.

– Отец ребенка знает о нем?

– Нет.

– Соня, – он обхватил ее за плечи, заставил посмотреть в лицо, – он бросил тебя?

Соня не поняла, кто «он», но кивнула.

– Я буду растить ребенка сама. Я так решила.

– Не будешь. Выходи за меня замуж.

Соня отодвинулась, изумленно захлопала ресницами.

– Ты… дурак, что ли?

Бублик стиснул зубы, его глаза вспыхнули. Он всегда бурно реагировал на оскорбления, но в этот раз сдержался, не нагрубил и повторил предложение.

– Я серьезно. Выходи. Ты прекрасно знаешь, как я к тебе отношусь. Я тебе еще на выпускном признался.

Соня скинула его руки с плеч.

– Это не твой ребенок. Ты понимаешь, что предлагаешь?

– Понимаю.

– Тогда я тебя не понимаю. Не ломай себе жизнь из-за жалости ко мне.

Бублик уверено взял Соню за руку, обхватил ее пальцы и ободряюще сжал.

– Не из жалости. Ты это знаешь. На самом деле для меня это подарок судьбы. Выходи за меня замуж. Вместе мы со всем справимся. Я тебе обещаю. Ты никогда не пожалеешь о своем решении.

Соня оглядела непривычно серьезного Бублика. Это же тот самый одноклассник, потерявший шиповку на кроссе, огрызающийся, когда его затрагивали, объект насмешек в куцей курточке и подстреленных штанах. Правда, теперь он выглядел по-другому. Еще весной начал меняться, но не смог окончательно избавиться от роли, которую ему навязала Олеся и ее компания.

Соня медленно и неуверенно кивнула.

– Хорошо.

– Только теперь не называй меня Бублик, – он широко улыбнулся, – у меня, вообще-то, имя есть. Кирилл.

– Кирилл, – повторила Соня, непривычно было обращаться к нему так, – Кирилл. Хорошее имя. А почему Бублик?

– Потому что Баранов. Не улавливаешь? Баранов. Баранкин, Бубликов, Бублик.

Соня вымученно улыбнулась.

– Кирилл.

А вечером Соне позвонил отец и огорошил новостью.

– В общем так, Сонь. Я с этими ведьмами не согласен. У твоего ребенка будет дед. Я тебе помогу и деньгами, и с малым посидеть, если что. Кто там, девочка или мальчик?

Соня едва не расплакалась.

– Не знаю пока, пап. Но у меня тоже есть новость. У ребенка не только дед будет, но и отец. Я выхожу замуж.

Соня прошлась в новых босоножках по магазину и покрутилась перед зеркалом. Не только красивые, но и удобные, что немаловажно для выпускного. Придётся много ходить и танцевать до утра. На последней мысли Соня нахмурилась. Марк со своим гипсом в этот сценарий не вписывался. С переломом много не натанцуешь. Значит, вальс отменяется, как и все остальные танцы. Но какая это на самом деле мелочь!

Расстегнув ремешки на щиколотках, Соня сложила новую пару в коробку и направилась к кассе. Что ж, тут она ничего не может изменить. Значит, Марк будет на нее смотреть, что тоже неплохо. Главное, их ссора осталась позади. Правда, погруженные в подготовку к ЕГЭ, они практически не общались. На время Марка претендовал и тренер. Заставил его ходить в тренажерный зал и поддерживать хорошую форму, не задействуя травмированную ногу. Соня терпеливо ждала, на подготовке к ЕГЭ ловила его взгляды и крохи внимания. Осталось два экзамена и выпускной, а дальше их ждет новая жизнь. И что в ней будет, зависело только от них. Ощущение, что под ногами раскрывается веер нехоженых дорог, пьянило всемогуществом. Всё реально и все возможно.

Соня оплатила покупку и вышла на улицу. Её сразу же окутало духотой и заполнило звуками города. На смену цветущему дурманному маю пришел пыльный и жаркий июнь. Глубоко вдохнув, Соня подставила лицо под солнечные лучи, надеясь заполучить загар, а не веснушки. Мысли перескочили на Марка. Как же хотелось его увидеть. Вчера, почти в это же время, он встретил ее после репетиции. Точнее пришел задолго до окончания и наблюдал за ней через стекло. Соня никогда так не танцевала: плавно, призывно и самозабвенно. Взгляд Марка плавил ее мышцы и дарил им ту самую гуттаперчевость, которую целый год выжимала из неё Эльвира Даниловна. Даже отсутствие концертного костюма не испортило танец, хватило и платка с металлическими монетками.

Закончив репетицию, Соня переоделась и вышла в фойе. Марк уже балансировал на костылях, ждал ее.

– Привет.

Соня открыла двери и пропустила Марка вперед, только потом ответила на приветствие.

– Привет.

Он едва заметно качнулся, будто хотел поцеловать, но передумал. А Соня от одной только мысли об этом свалилась в обморочную темноту. Она и раньше реагировала на Марка излишне остро, но приходилось скрывать свои чувства, а теперь она может не только смотреть на него, пока не ослепнет, но и касаться.

Медленно и практически молча они добрались до небольшого сквера. Марк кивнул на скамейку в тени платана. Опустившись на сиденье, сложил костыли и прислонил их к деревянной спинке.

Соня села рядом, от нее не укрылась гримаса боли, когда Марк вытягивал ногу.

– Ноет?

– Ноет, – он потёр колено, – позавчера был у врача. Говорит, это нормально. Ночью еще хуже – стреляет и пульсирует ужасно.

– Главное, чтобы потом все было хорошо. Когда снимают?

– В начале июля.

Снова замолчали. Но тишина эта была не гнетущая и не тяжелая, скорее многообещающая. Марк нащупал руку Сони и накрыл своей ладонью, ее пальцы шевельнулись в ответ, но она даже не повернулась.

– Ты уже решила, куда будешь поступать?

Соня задумалась. Ее план покорения Москвы сильно изменился. Маме она еще ничего не говорила, но задумывалась о Краснодаре. Всё зависело от Марка. Только ему она не готова была в этом признаться. Он не должен знать, что свое будущее она возводит вокруг него.

– Я еще думаю. Время есть. А ты?

– У меня еще неопределеннее. Будет видно, когда снимут гипс. В любом случае сначала реабилитация, а потом щадящие нагрузки. В тренажерке познакомился с одним каноистом. Ты, наверное, о нем слышала – олимпийский чемпион Камарицкий. Он проходил лечение в Италии. У него был перелом руки и сотрясение мозга. Чемпионом стал уже после травмы. Так что все реально. Наверное, год отсижусь в Краснодаре, буду восстанавливаться. Палыч тянет в инфиз, там у него связи.

Соня чуть придвинулась к Марку и перевернула руку, их пальцы переплелись.

– Завтра пойду покупать босоножки. Хочу красные, – неожиданно выдала Соня.

Марк хмыкнул.

– Удобные бери. Жаль, не смогу с тобой потанцевать.

– И мне жаль.

Марк развернулся и внезапно перескочил на другую тему:

– Ты с Надей говорила?

Соня отвернулась.

– Нет ещё.

Уже неделю она пыталась наскрести крохи смелости, чтобы попросить прощения и все объяснить. Несколько раз набирала номер и сама же сбрасывала, после репетиции приостанавливалась у поворота на улицу, на которой жила Надя, и все равно проходила мимо.

– Сонь, у нее завтра день рождения, а потом она уезжает почти на все лето к сестре куда-то в Омскую область. Далеко, в общем.

– Я поговорю. Обязательно.

Марк не стал давить и уговаривать. Поверил ей сразу. Даже не рассматривал вариант, что она может струсить. Притянул руку Сони ближе и перевернул ладонью вверх. Погладив запястье, улыбнулся.

– Мама в детстве играла с нами в «Ласочку».

– Как это? – заинтересовалась Соня.

– Закрой глаза, я буду двигаться от запястья в сторону плеча, когда решишь, что я достиг локтевой ямки, останови. Если угадаешь – ты победила. Можешь попросить, что захочешь. Если выиграю я – поцелую.

Соня послушно смежила веки и притихла. Пальцы Марка двинулись по внутренней стороне предплечья, легко, почти невесомо и мучительно медленно. Он возвращался на несколько миллиметров назад, а потом снова продолжал путь вверх. От щекотных касаний на коже Сони выступили мурашки, а ее саму окутало томительным удовольствием.

Все чувства сошлись в той самой точке, где замерли пальцы Марка. Она вздрогнула и открыла глаза.

– Стоп! – Соня опустила взгляд на руку. До локтевой ямки оставалось около пяти сантиметров. Она изумленно выгнула брови. – Я была уверена, что уже все.

– Не так все просто. Это такое место чувствительное. Обманчивые ощущения. Знаешь, как бывает после мороза, опускаешь руки в холодную воду, а она кажется не просто теплой, а горячей. Хотя она, естественно, холодная, и мозг об этом знает, а рецепторы – лгут. Чувствуешь больше, чем есть. Вот и тут обман нервных окончаний.

Она подняла глаза.

– Давай еще раз.

Марк потянул Соню за руку.

– Сначала расплатись за проигрыш.

Он склонился и легко поцеловал ее в губы.

Игра в «Ласочку» затянулась. В этом нехитром развлечении Соне больше всего нравилось, что, проигрывая, она все равно оказывалась победительницей и получала именно то, что хотела. Возможность завуалировать желание целоваться выглядела коварной и одновременно пикантной. Вроде как проиграла – выбора нет. Еще необычнее было делать это на виду у всех, в парке среди бела дня.

Соня встряхнулась и выплыла из воспоминаний. Вчерашние поцелуи Марка еще горели на губах, но, пожалуй, не помешало бы их обновить. Дома Соня померила босоножки вместе с выпускным платьем, прошлась по комнате. Удобно, но все же лучше до праздника немного разносить.

Целый день Соня готовилась поговорить с Надей – не смогла. Корила себя за трусость и малодушие. А вечером решила, что так даже правильнее. В день рождения у Нади лучше не появляться, там будут гости и, скорее всего, её пьяная мама. Все равно попросить прощения не получится. Лучше утром, без посторонних и на свежую голову.

Соня так разнервничалась и разволновалась от предстоящего разговора, что ночью не смогла уснуть и отправилась бродить по комнатам «усадьбы». Но перед этим на всякий случай открыла окно во флигеле и просидела на подоконнике почти час. Ольга Станиславовна шуршала где-то в закрытых комнатах и бормотала мудреные проклятия в адрес мышей, попортивших залежи фамильного барахла. Соня измерила шагами гостиную, назло бабушке пощупала коллекцию керамических слоников и переставила подсвечники, прошлась по коридору, как по подиуму, заглянула на кухню и уселась в кресло-качалку. Где-то над головой раздался щелчок, а за ним скрежет настраиваемого радио. Прежде чем зазвучала песня, сменилось несколько станций. Голоса спорили, возмущались и смеялись, на секунду затихали и переплавлялись в мелодии. Там Соня и задремала, убаюканная монотонным бормотанием и песнями из прошлого.

Проснулась она рано и сразу же скривилась от ломоты в ноющих мышцах. Приняв душ, привела себя в порядок, надела сарафан, представленный обществу еще в мае, и новые алые босоножки. С причёской не стала мудрить, просто собрала волосы в хвост. Вроде не торопилась, но движения получались суетливыми и рваными. Стрелки едва выстроились в вертикаль, а город, несмотря на выходной день, уже проснулся.

Соня вышла из дремлющего дома и решительно шагнула на дорожку. Сегодня, сейчас, она поговорит с Надей. Лучше рано утром, и даже разбудить, чем не успеть до ее отъезда. Пока трамвай волочился до остановки, Соня нетерпеливо постукивала каблуками по полу, теребила кружевной край сарафана и старательно гнала от себя мысли о Марке. Никак не могла побороть ревность к Наде. В голове то и дело всплывали неприятные картинки, раззадоривали воображение и наделяли Соню медными отпечатками.

От остановки до пятиэтажки она практически бежала, алые босоножки оправдывали свою цену и возложенные на них надежды, дробно стучали каблуками, вторя пульсу. Остановившись у двери подъезда, Соня покрутила стопой, рассматривая новую обувь. Не зря купила, сапоги-скороходы, да еще и красивые. Домофон на двери не работал, она запомнила это еще с прошлого посещения. Зайдя в подъезд, Соня зажмурилась на несколько секунд, привыкая к темноте, и нащупала ногой ступеньку. Поднялась осторожно. Следующий пролет озарялся тусклым светом из небольшого окна, и Соня ускорилась. Ей казалось, если она сейчас замедлится, то обязательно струсит и повернет обратно. Марк ей не простит эту слабость. Она сама себе не простит.

Соня уперлась взглядом в обшарпанную дерматиновую обивку и хотела нажать кнопку звонка, но заметила, что дверь закрыта неплотно, а из коридора тянет сквозняком. Толкнув створку, Соня прошла в квартиру и гадливо скривилась. Учитывая странные пятна на полу и разбросанные бутылки, разуваться она не стала. Обойдя осколки, невольно заглянула на кухню – там, в отличие от коридора, было почти чисто и даже стоял большой мусорный мешок, наполненный обломками праздника. В комнате напротив на диване возлежало нечто лохматое, в халате и с чумазыми пятками. Соня отшатнулась, невольно отдернула руку. Похоже, вчера тут состоялась настоящая попойка.

Брезгливо переступая грязные следы и мусор, Соня добралась до спальни Нади и, взявшись двумя пальцами за ручку, открыла дверь. Здесь не было бардака и отвратительной похмельной атмосферы, вещи лежали на своих местах. Почти все. Рубашка Марка небрежно висела на спинке стула, рядом валялись костыли. Сам Марк обнаружился на кровати, прикрытый по пояс простыней, спал на груди, раскинув руки и уткнувшись лицом в подушку. Из-под его подмышки выглядывала взъерошенная макушка Нади. Одной рукой она обнимала Марка, другая свисала с постели, касаясь пола костяшками. Наде простыни не хватило, утреннее солнце облизывало ее бедро, забиралось под вздёрнувшуюся футболку, заставляло жмуриться и прятаться под Марком.

Соня застыла, с мазохистской въедливостью разглядывала детали. Бледно-коричневые веснушки на плечах Марка, очертания гипса под простыней, Надины распухшие губы со смазанной помадой и черные потеки туши на щеках, на подоконнике – простенький бюстгальтер первого размера. Надя не отличалась шикарным бюстом, Соня вообще сомневалась, что она носит лифчик, под мальчишескими рубашками невозможно было различить фигуру. Теперь под легкой футболкой Соня разглядела все.

Марк шевельнулся и шумно вдохнул. Полусонно притянул Надю ближе и снова затих.

Не отрывая пристального взгляда от постели, Соня медленно отступила назад. Ноги словно вросли в пол, не слушались и дрожали. Прикрыв двери, Соня прошла по коридору и так же неспешно, будто с трудом продираясь сквозь тягучий воздух, вышла на улицу. Мыслей не было. Только боль. Она распирала подобно кашлю, который невозможно скрыть или удержать. Рвалась наружу. Соня закрыла рот ладонями и, проглотив ее, не позволила выбраться на волю.

Соня брела по улице, не замечая редких прохожих и с трудом переставляя ноги. Сосредоточилась именно на этом простом действии. Поднять ногу, опустить, теперь другую. Остановилась, спохватилась, что нужно еще и дышать, а она так увлеклась подсчетом шагов, что об этом забыла. Наверное, поэтому так болит в груди. Все, чего касались ее руки, отливало темной медью, блестело мутной охрой. Соня остановилась и оглянулась: ее следы выглядели как терракотовые отпечатки заплутавшего зайца. Петляли и извивались непредсказуемой змейкой. Видимо, ее шатало из стороны в сторону, а она и не заметила.

У тротуара притормозил автомобиль, опустилось стекло.

– Кайла, ты чего тут гуляешь так рано? – Сергей пристально оглядел ссутулившуюся фигуру Сони. – С тобой все в порядке?

Соня кивнула и пошла дальше. Сергей выбрался из салона, догнал ее и, развернув, повел к машине. Аккуратно усадил в кресло, предварительно скинув с сиденья банки из-под пива и коктейлей. Соня не сопротивлялась, села и, обхватив плечи руками, уставилась в окно.

– Ты какая-то странная. Отвезти тебя домой?

Соня покачала головой.

– Нет.

– Ну ладно. Если хочешь, покатаемся немного.

Он вырулил на дорогу и включил музыку. Пока петляли по городу, то и дело поглядывал на Соню, пытался разговорить, но она упорно молчала и смотрела вперед. Объехав Затон, Сергей припарковал автомобиль передом к речке и заглушил двигатель.

Соня не шевельнулась, все еще подсчитывала вдохи. Сергей потянулся назад, нащупал на заднем сиденье полную бутылку крепкого пива и откупорил брелоком.

– На.

– Что это?

– Обезболивающее. Не знаю, что с тобой, но станет легче. Я ночью лечился. Знаешь, как помогло. Правда, это теплое. Будет противно.

Соня принюхалась, а потом прижалась губами к горлышку и без остановки осушила почти половину. Сергей не обманул, противно было до рвоты. Чуть отдышавшись, она допила до дна и передала ошарашенному Сергею пустую бутылку.

– Не помогает.

– Ну ты даешь. Кто ж так лечится? Подождать нужно, да и медленнее пить. Еще?

Соня кивнула. К любому алкоголю она относилась настороженно, помнила, что он имеет способность расшатывать эмоции до крайних состояний, но сейчас она хотела именно этого – заглушить боль, стереть память и желательно провалиться в обморок.

Какая же она наивная дура! Сколько раз Олеся ей говорила про Надю и Марка, сколько раз она сама перехватывала их взгляды? И все равно нафантазировала себе великую любовь. Он ведь ни разу и не признался ей в чувствах. А лгать он не умел и не любил. Даже в этом не слукавил и не пошел против своих привычек. Соня оглядела бутылку, от ее пальцев на стекле остались коричневые пятна, похожие на ржавчину – ревность, зависть, гнев.

Сергей забрал у нее недопитую бутылку.

– Кажется, тебе уже хватит.

Соня отрицательно замотала головой.

– Еще.

Она потянулась за пивом, но ее рука была остановлена на середине пути.

– Нет. Что случилось? Я могу… помочь?

Соня кивнула, обхватила Сергея за шею и без предисловий поцеловала. Он сначала удивился, но почти сразу ответил на поцелуй. Переполз через ручник на сторону Сони и продолжил целовать, уже нависая над ней. Она устало легла на сиденье. Наконец-то подействовал алкоголь, раскачал реальность и затуманил мозг. Соня не останавливалась и не останавливала Сергея. Зажмурившись, принимала его ласки, пытаясь вытравить из памяти увиденное в Надиной спальне. Ощутив прохладу на коже, поняла, что Сергей спустил сарафан до пояса и оголил грудь. Странно, но даже этого она не чувствовала, словно он прикасался не к ней. Кресло рывком упало вниз, тело Сергея вдавило ее в упругую спинку. Соня заерзала. Внутреннюю поверхность бедер оцарапало жестким материалом джинсов и обожгло холодной пряжкой.

Она попыталась выбраться из западни, в которую сама себя загнала.

– Не надо.

Сергей приостановился, снова принялся целовать в шею и успокаивать, при этом вжимаясь бедрами и не позволяя выкарабкаться из-под его тела. Его голос срывался от возбуждения. Останавливаться он точно не планировал.

– Тише, все хорошо, ты даже не поймешь, что все случилось, я осторожно. Просто расслабься.

Соня не успела расслабиться, ее бедра очутились в каком-то неестественном положении, вывернутыми в стороны до ломоты в суставах. А потом вспышка боли, словно ее полоснули лезвием. Когда-то Соня порезала руку ножом. Сейчас ощутила нечто похожее – жгуче-ледяное прикосновение, а вслед за ним – пульсирующее затухание. Тогда еще остался шрам между большим и указательным пальцем, как напоминание о ее неосторожности и торопливости. Шрам останется и в этот раз, правда, невидимый глазу.

Соня дернулась, попыталась свести колени, но Сергей не позволил. Обхватив ее запястья, закинул руки вверх, ладонью надавил на колено, заставляя развести бедра еще шире. Толкнулся несколько раз и даже попытался поцеловать, но Соня вскрикнула и боднула его головой.

– Мне больно. Хватит!

Он скривился, но продолжил вжиматься бедрами. Между вдохами кое-как проговорил:

– Да все уже… потерпи чуть-чуть… дальше хорошо будет.

Застыв на вдохе, уткнулся лбом в спинку кресла над плечом Сони и дернулся последний раз. Выждав почти минуту, нехотя приподнялся.

– И все-таки ты была девственницей. Надо же, Абросимов не добрался.

Соня отвернулась и зажмурилась. Не хотела видеть того, что видел сейчас он. Сергей отстранился, а потом включив телефон, пощелкал клавишами и озвучил время.

– Десять минут, прости, котик, что так быстро. Но в первый раз оно и лучше, – он наконец-то убрал руку от ее груди и похлопал по обнаженному бедру. – Не так уж и больно, правда?

Почувствовав прохладу на коже, Соня свела колени и натянула на грудь сарафан.

– Больно.

– На, – он кинул ей салфетки.

Соня натянула лямки сарафана, поправила лиф и снова повторила:

– Больно. Всё равно больно.

Сергей потянулся и вернул кресло в сидячее положение.

– Да ладно. Я же осторожно. Хорошо, что крови немного, ты аккуратная девочка. Ну что, покатаемся или теперь домой?

Соня снова обхватила себя руками.

– Домой.

Дальше ехали молча. Напротив «усадьбы» Сергей заглушил мотор и повернулся к Соне.

– Вечером увидимся?

– Нет.

– Я тебя не понимаю. Что опять за капризы? Ты же сама этого хотела, я думал, типа осознала свои чувства, и мы снова вместе.

Соня приподнялась на кресле и сморщилась.

– Все равно больно.

– Заладила, – он положил ладонь на колено, попытался погладить, – на выпускной заехать за тобой?

Соня убрала его руку и открыла двери.

– Нет.

Когда она встала, Сергей дернулся.

– Стой! У тебя это… В общем, повяжи мою олимпийку вокруг бедер.

Соня взяла кофту и послушно завязала узел на талии. Не попрощалась и ничего не объяснила. Сергей смотрел, как она уходит, с четким ощущением, что она его использовала. Даже будучи невинной, умудрилась оставить ощущение своего превосходства. Будто получила то, за чем пришла, хотя ей вряд ли было хорошо. Он действительно поторопился, сорвался, слишком долго ее ждал. Но, с другой стороны, затягивать первый раз – продлевать пытку.

Сониных сил хватило только на душ. Добравшись до флигеля, она плотно закрыла окно, задернула шторы и провалилась в сон. Неделю до выпускного проболела и пролежала в кровати. Таращась на потолок, разглядывала пятно, представляя себе все возможные способы умерщвления того, кто оставил после себя почерневший след. Телефон валялся на подоконнике и вскоре просто разрядился. Надю она заблокировала сразу, Марка – не смогла. Подсознательно ждала, что он позвонит, напишет и попытается объяснить. Хотя какая теперь разница. Марк сделал свой выбор, наверное, поэтому и не пытается с ней связаться. А она сделала свой.

О том, что натворила, Соня старалась не думать. Воспоминания остались нечеткие, словно лихорадочный бред, а вот боль была реальной. Грызла изнутри, царапала и билась о ребра. Соня прислушалась к себе. Особенного ощущения, что она теперь женщина, не обнаружила, но чувствовала другое. Она сама себе была противна. Вся. От алых ногтей до кончиков смоляных волос. Омерзительна. Синяк на бедре, оставленный Сергеем, напоминал, что это действительно с ней произошло. В машине, утром, с бывшим парнем, в окружении разбросанных пустых бутылок и, самое главное, не с Марком. Оправдаться было нечем. Не от любви и страсти она отдала свое тело, а от злости и ревности, желая заглушить боль и наказать Марка, а наказала она себя.

Соня не хотела идти на выпускной. Настояла мама. Никаких оправданий слышать не пожелала. Померила температуру, убедилась, что Соню не лихорадит, и загнала ее в душ. Заставила надеть белое платье и босоножки, так и провалявшиеся под кроватью с того самого дня. Белое платье – как символично. Цвет счастья и он же цвет страха.

Вера Андреевна отвела Соню в салон, там из лохматого и опухшего от слез зомби сделали вполне симпатичную медалистку.

Во дворе школы играла музыка, бродили нарядные выпускницы и чуть менее нарядные, но более напыщенные выпускники. Соня не подошла к компании Олеси, кивнула только Бублику, а потом и Кристине. Сергей приподнялся и даже улыбнулся, но Соня демонстративно отвернулась и села с краю рядом с чужим классом. Его она не винила, он был ей противен, но все же не виноват. Надо же, весь год Соня ожидала подвоха от Олеси, боялась гадких шуток Кости и жаждала внимания Сергея, а бояться нужно было себя. Никто из них не разрушил бы ее жизнь успешнее, чем она сама. Все ее страхи и цели были такими же фальшивыми и пустозвонными, как сокровища несуществующего дворянского рода.

Праздничная суматоха контрастировала с ее выпотрошенным состоянием. Весь мир снова стал мутным, будто она смотрела на него через мятую пленку.

Когда назвали ее фамилию, она не услышала, девушка слева толкнула Соню локтем.

– Тихомирова, тебя вызывают на вручение.

Соня поднялась, пересекла небольшую площадку и забрала медаль из рук Маруськи Игоревны. Безразлично выслушала слова напутствия и выдержала аплодисменты. Развернувшись к рядам зрителям, напоролась на взгляд Марка. Он сидел в первом ряду, сложив костыли и вытянув ногу. Его глаза, как две точки в конце приговора, холодные и злые, гадливо оглядели ее с макушки до пят и задержались на алых босоножках. Он резко отвернулся. Соня увидела, как дернулась его щека, а руки сжались в кулаки.

Когда объявили фамилию Абросимова, он не вышел. Петр Петрович сам подошел к нему, искренне похвалил и ободряюще похлопал по плечу. И снова двор огласили аплодисменты. Соня опустила взгляд на бархатную коробочку, провела пальцем по холодному краю медали и усмехнулась. Радости от покоренной вершины не было. Почему ей раньше казалось, что в этой награде столько смысла? Игрушка для самолюбия – не больше.

После награждения зазвучал вальс. Выпускники разделились на пары, учителя тоже не упустили возможности поучаствовать. Соня встала, хотела уйти сразу, но увидела Бублика и направилась к нему. Он заметил ее приближение еще издалека, молча наблюдал, как она обходит стулья и уже кружащиеся пары.

Встал и протянул руку, но приглашение на танец первой произнесла Соня.

– Можно тебя?

Он обнял Соню за талию и взял за руку, почти сразу вздрогнул. Смущения и волнения не скрывал, да и не смог бы.

– Я и сам хотел это сделать.

Он увел Соню чуть в сторону от заполненной парами площадки, подальше от колонок. Изысканные па у них не получались, оба не умели танцевать вальс, просто раскачивались, сохраняя дистанцию, и молчали. Лопатками Соня ощущала жгучий взгляд и догадывалась, кому он принадлежит. Когда они повернулись в танце, убедилась в правильности своего предположения. Марк стоял у фотозоны с шарами, тяжело опираясь на костыли, и снова смотрел. В этот раз без злости. В его глазах таилось что-то другое – затаенная боль, отчаяние и обреченность, словно он наблюдал крушение «Титаника» со стороны, а другие в этом фильме жили и не знали финала. Именно обречённость Соня видела сегодня в зеркале, когда стилист пытался соорудить на ее голове прическу.

Когда музыка смолкла, началась суета, Марк утонул в гомонящей толпе и потерялся среди людей. Больше они не виделись. Таким она его и запомнила: печальным, потерянным и прощающимся. Соня даже не вздрогнула, она уже дошла до той точки, когда больнее быть уже не может. Боль достигла своего пика.

Выпускники фотографировались с учителями, с родителями и обсуждали предстоящее празднование в кафе. Соня собиралась сбежать сразу после награждения. Пытка и без того затянулась. Но Бублик не отпустил ее руку, потянул в сторону улицы, и Соня послушно побрела следом.

Развернувшись, он сжал ее пальцы и глубоко вдохнул.

– Соня, я знаю, что мои чувства для тебя не новость. И видел, как ты поступила с валентинкой. Но если не скажу это снова, буду жалеть всю жизнь. Я тебя люблю.

Соня нахмурилась и вытянула руку из его ладони.

– За что?

Он растерялся. Не ожидал такого вопроса.

– Что?

– За что ты меня любишь? Я отвратительная, лживая, эгоистичная, гадкая, – равнодушно описала себя Соня, будто говорила о постороннем человеке.

– Это не так.

– Это так. Меня абсолютно не за что любить.

Бублик схватил Сонину ладонь двумя руками и крепко сжал.

– Неправда. Ты не такая.

Соня отступила.

– Именно такая. Мне нужно идти. Спасибо за твои чувства. Но не надо. Не ту ты выбрал себе для любви.

Бублик не пошел за ней, он и не ждал, что она ответит взаимностью и вообще пригласит на танец. И так получил больше того, на что рассчитывал. Он тоже с ней прощался. Кирилл не задумывался, за что любит Соню. Какие могут быть причины, если это чувство просто существует, как солнце или мировой океан?

Соня уходила, не оглядываясь. В тот момент она действительно верила, что навсегда оставляет в прошлом последний год в школе, закрывает двери и больше никогда не вспомнит временных одноклассников. Сотрет из памяти Марка и ту боль, что он заставил испытать, те чувства, что наполняли ее белоснежным ощущением счастья. Остаётся только отпеть и похоронить первую любовь.

Она шла твердо. Убеждала себя, что теперь начнет все сначала и сделает все правильно. Надеялась, что уходит от прошлого навсегда. Но она уносила его с собой, точнее, в себе, только еще не знала об этом.