Часть третья Дневник Щербаковой Зои
01.02.
Зачем я ему позвонила? Простить себе не могу! Не справилась с одиночеством, скукой и желанием потрепаться с кем-нибудь за бутылкой. Как представила, что придется дни и ночи проводить в четырех стенах наедине с телевизором — завыть захотелось. Валерка, хоть и немудрящий собеседник, но все-таки живая душа.
Как же я его недооценила! Дурища самонадеянная! Красила свои гелевые ногти перед его приходом, мне же в новинку разными маникюрными прибамбасами заниматься, потом, чтобы освободить стол, поставила флакончики на верхнюю полку. Как я не сообразила, что Дашка со своей коляски до этой полки не дотянулась бы!
Стала заниматься какими-то салатами, закусками. Наверное, Лапу вспомнила. Мы с ним здорово всегда развлекались, но больше всего мне нравилось к нашим вечеринкам готовиться — внутри словно чертики начинали беситься в ожидании кайфа. Что-то подобное я испытала и тогда. Меня повело и почти безразлично стало, с кем вечерок коротать.
Конечно же, я расслабилась, правда очень быстро поняла, что пригласила Валерку напрасно. Вместо кайфа получила мрак и занудство. Он прескучно рассказывал про какую-то систему автомобильной сигнализации. Я смотрела на своего гостя и хотела не то заткнуть его, не то прибить.
Идиотка! Я еще не знала, что у него на крючке. Когда он сказал: «Ты давно не ласкала меня своими красивыми пальчиками», я ужасно растерялась. Дашка не говорила, что спит с ним, и у меня на миг возникло подозрение, что он меня разыгрывает. Но я же не знала наверняка! И чтобы не попасть впросак, пришлось с ним трахаться.
Черт! Каким образом надо было это с ним делать? Темпераментно? Кисло? Стыдливо? Изо всех сил старалась (?) быть никакой, на всякий случай. Ужасно боялась войти во вкус и тогда уж точно себя разоблачить!
Вспоминаю об этом со злостью и стыдом. Теперь представляю, как он веселился и издевался надо мной, наблюдая мою сдержанность. Но тогда я об этом еще не знала. Рассказал он мне о своем разоблачении только вчера. Мы лежали на диване. Телевизор был включен. Вдруг в криминальных новостях сюжет про Лапу. Умер мой малыш-глупыш. Не взорвался, как я предполагала, но газом-то отравился до полной летальности. У меня же, пока не узнала, чем для него закончилась позавчерашняя ночь, нервы были на пределе. В глазах все время стояли слезы, и так жалко стало всех — Дашку, мать, Лапу, себя… Я же живая, у меня тоже чувства есть! Я разревелась. И вдруг этот урод…
НЕНАВИЖУ!
Если бы я знала, что на пути к богатой жизни мне придется взять в союзники Валерку — я б точно отказалась от богатства.
Не знаю, хватит ли у меня сил на эту сволочь.
06.02.
Ни с того ни с сего приперся ко мне днем, принес два пирожка из «Макдоналдса».
Я — Почему ты не на работе? Говорил, что вкалываешь на новую машину.
В — А что мне теперь вкалывать? Я ведь твой жених, которому тоже перепадет что-нибудь от богатого американского дедушки. Иначе зачем я с тобой связался!
Я — Если получишь машину — ты от меня отстанешь?
В — И не подумаю. Я так много про тебя знаю, что мое молчание дороже стоит. Оставлять тебя не собираюсь.
Я — Никогда, что ли?
В — Хватит меня допрашивать, я сказал! Все будет по-моему. И так долго, как я этого захочу. Я! А не ты. Свыкайся с этой мыслью и не вздумай хорохориться. Пригласи Катерину Ивановну к нам на ужин. Она должна знать, что мы решили пожениться.
Я — Ты это серьезно?
В — Да уж не шучу. И деду твоему так скажем. А сегодня вечером у нас будет гость. Приготовь какие-нибудь салаты. Заправляй сметаной, а не майонезом. У меня гастрит, чтоб ты знала. Вечером я мясо принесу. Не пережарь и не пересоли.
Я — На фиг мне твой гость сдался! Да еще ужином его корми. Больно надо.
В — А в рожу получить не хочешь?
Я — С ума сошел?
В — Баб только так учить надо. Смотри у меня! С приятелем будь приветлива и оставайся в коляске!
Я — Господи! А это-то тебе зачем? Хочешь, чтобы дружбаны твои злословили, что лучше инвалидки Валерка бабы найти не мог?!
В — О том, что ты не инвалидка на самом деле, вообще никто знать не должен. Даже подозревать! А когда приятели мои узнают, сколько у инвалидки деньжищ — их ведь немало, если ради этого на убийство сестры пошла, — даже самые большие юмористы ржать перестанут. Но мне надо привыкать, как бы, к тому, что ты моя невеста. Считай, с сегодняшнего дня представление начинается.
Вечером пришел какой-то немытый балагур с паучьими лапками. Сожрал три бифштекса, миску салата и выкушал бутылку водки. Если в начале вечера я старалась быть любезной, то когда эту пьяную морду совсем развезло, демонстративно отвернулась к окну и стала изучать освещенный фонарем кусок двора.
Валерка жутко выпендривался перед этой пьянью. Разговаривал со мной в духе «принеси-подай». Как будто не с невестой приятеля знакомил, а с прислужницей какой! Пока тот был относительно трезвый, в Валеркином поведении еще просматривалась какая-то логика. И хоть, на мой взгляд, такой логикой может руководствоваться только ублюдочный импотент, я понимала, чего он хочет: показать дружбану, как круто и по-мужски он выстроил свои отношения с бабой. Но с того самого момента, когда дружбану все стало по барабану, Валерка выпендривался уже из любви к искусству.
Якобы шутливо, а на самом деле больно ущипнул меня за щеку и понес пьяный бред.
В — Скажи-ка, как ты меня любишь!
Я попыталась отмахнуться.
В — Скажи! И этот пусть слышит.
Я — Этому уже все равно.
В — Мне скажи!
Я — Да пошел ты!
Валерка снова потянул лапищу к моему лицу.
В — Говори: «Я тебя обожаю».
Я — Я тебя обожаю. Валерка стал тормошить приятеля.
В — Эй, слышишь? Слышишь, что она говорит? Повтори!
Я — Я тебя обожаю. Доволен?
В — Ну, как бы…
В это время приятель начал подавать признаки жизни. Обвел мутноватым взором стол и вяло похлопал по карманам в поисках сигарет. Не нашел и вопросительно глянул на Валерку.
В — Сейчас нам хозяйка курево организует. Где у нас сигареты?
Я — Не у нас, любимый, а у меня. Пачка лежит на моем письменном столе.
Я сделала акцент на «моем».
В — Так принеси.
Я — Сам возьми. Я разрешаю.
В — Принеси, я сказал! Быстро!
Я сделала вид, что не слышу. Тогда Валерка метнул свою тяжелую лапищу мне на загривок и резким усилием попытался пригнуть голову к столу. Лишь в последний момент мне удалось упереться руками в подлокотники коляски и не ткнуться физиономией в салат. Прядь волос все же окунулась в миску, и когда я выпрямилась, оказалось, что сметана стекает мне на блузку.
В — Принеси сигареты, я сказал!
Его голос не предвещал ничего хорошего, и я решила не связываться с пьяным придурком. Уже из комнаты услышала, как он обучает вмиг протрезвевшего дружбана.
В — Каждый мужик сам воспитывает себе жену. Если не хочет, чтобы потом у него в семье возникли проблемы, нужно учить ее с самого начала! Иначе сядет на шею.
Видимо, приятель что-то возразил, потому что Валерка повторил с вновь вспыхнувшим энтузиазмом:
— А я говорю, сядет!
В тот момент я готова была его убить.
11.02.
Смотрю в зеркало, и как-то не по себе становится — будто это не я! Без косметики лицо голое и чужое. Дашкино, в общем. И все время кажется, что забыла сделать что-то весьма существенное — надеть юбку, например.
Извлекла на свет две коробочки — маленькую с гримом, побольше с фломастерами, и нарисовала роковую красавицу сначала на лице, а потом в этой тетради. Эх, хороши, заразы! Красоту и талант не скроешь…
Вчера была мама. Встречал ее Валерка. В первые же четверть часа объявил ей о том, что сделал мне предложение руки и сердца, и я его приняла. Это я передаю в двух словах, а на самом деле он говорил так витиевато, пересыпая свою речь дурацким «как бы», что мать даже не сразу поняла, о чем он толкует. Но когда поняла — очень обрадовалась. Я смотрела на нее, и такая меня злость разбирала. Чему она радуется-то?! Неужели не видит, как все фальшиво! Неужели всерьез думает, что я могу быть счастлива с этим убогим недоумком? Иногда мне кажется, что она никогда не давала себе труда присмотреться к нам с Дарьей повнимательнее. Все ее помыслы всегда были сосредоточены только на отце. Даже после его смерти мы с сестрой не очень-то ее интересовали. Уже по привычке, наверное. Здорово, конечно, что мой план удался и никто не заметил (кроме Валерки), что я заняла место Дарьи, но то, что этого не заметила родная мамуля, вообще-то довольно странно. И как ни глупо это звучит — обидно. Я понимаю, что у нее слабое зрение, и, начни она разглядывать меня в очках, неизвестно, чем бы дело кончилось… Но она, слава богу, в очках меня не рассматривала. Она вообще предпочитает их не носить.
Интересно, узнал бы меня папа? Он нас с Дарьей очень любил! Это уж точно. Последнее время я часто о нем думаю. Стараюсь сейчас припомнить уже в свете новой информации, относился ли он к Даше прохладнее, чем ко мне? Ведь она, насколько я теперь понимаю, служила ему вечным укором — с ее матерью папуля-то, честно говоря, поступил не очень, хотя от ребенка и не отказался.
Боже мой! Что за мысли приходят в голову! Поступил не очень — поступил очень… Какое право я имею на такие оценки? Какое право я имею вообще кого-нибудь судить, после того, что сделала? Тем более отца.
Вдруг вспомнился эпизод, который в свое время просто меня поразил, и я очень долго ревновала папу к Дашке.
Как странно, что вспомнился эпизод совершенно противоположный по настроению тому, что старалась припомнить.
Это произошло вскоре после того, как Дашка переехала в эту квартиру, а в доме на Краснопролетарской остались отец, мама и я. Тогда у нас еще жила Чара — собака, которую обожала вся семья. Помню, я проснулась ночью и, как ни вертелась в кровати, заснуть не могла. Встала, вышла из комнаты. Смотрю, в кухне свет горит. Я заглянула туда и увидела, как к отцу, который сидит за столом боком ко мне, подходит Чара, а в зубах держит Дашкину туфлю на шпильке. Мы эти туфли вместе покупали в ГУМе — она бирюзовые, а я розовые. Дашка даже не взяла их на новую квартиру. Знала, что больше не пригодятся.
Где Чара эту туфлю откопала и зачем принесла отцу посреди ночи — непонятно. Но Чара была очень чуткой собакой и, видимо, поняла, что бессонница хозяина как-то связана с тоской по Даше. Отец в одну руку взял туфлю, другой обнял Чару, потом прижал к себе ее башку и зарыдал. Так отчаянно и горько, что сжалось сердце от любви к нему.
А я тихо-тихо стояла в коридоре и смотрела на эту сцену. Меня распирало от ужасной черной ревности к сестре. Я точно помню, что подумала — а стал бы папа так же плакать, случись что-то подобное со мной?
…Все это пронеслось в памяти мгновенно, пока мама рассыпалась в поздравлениях и пожеланиях счастливой жизни, а Валерка крутился вокруг нас и не знал, чем угодить.
Такого феноменального превращения, какое произошло с Валеркой, я никогда не видела. Сама любезность и обходительность! Перед матерью мел хвостом, меня называл не иначе как Дашук или Дашенька, хлопотал по хозяйству — мне вообще ничего делать не давал. То и дело обнимал за плечи, пару раз даже чмокнул в щеку, может, и правда со стороны это смотрелось нежно. Но мне от его заботы было тошно. Убила бы сладкоголосую сволочь…
Жутковато звучит в моих устах. Но я действительно была бы счастлива, если бы слово не расходилось с делом в данном случае. Может, попросить его помыть окна перед приездом деда и нечаянно — так… Ку-ку, милый! Мне было с тобой мерзко…
С удовольствием поглядела бы, как он летит вниз. Посылала бы ему вслед воздушные поцелуи и самолетики из розовой в цветочек бумаги. Я большая мастерица их складывать.
Но на улице мороз — какое мытье! Шандарахнуть бы его по башке чем-нибудь. Утюгом. И чтобы видел, гад, меня перед смертью! Чтобы обязательно понял, что это я его наказала. За хамство, за шантаж, за то, что не оставил мне выхода.
15.02.
Он теперь ходит ко мне как к себе домой и даже не звонит заранее, чтобы получить хоть формальное разрешение. Интересно, чем его так привлекает мое общество! Я ведь знаю, он меня ненавидит не меньше, чем я его. Видимо, из всех доступных ему удовольствий, издеваться надо мной — самое любимое. Пожалуй, ужаснее всего — это открытие, которое я сделала совсем недавно. Я тоже стала ждать встречи с ним и выжимать кайф из своего унижения, как воду из тряпки.
Вчера он сел напротив меня и стал расспрашивать, как умерла Даша. Я сказала, что не хочу с ним об этом говорить, но от него не отвяжешься.
В — Со мной, значит, говорить не хочешь. А со следователем хочешь?
Я — Хватит пугать! Если я буду говорить со следователем, тебе фиг что обломится от американского дедушки.
В — Мы еще посмотрим на этого американца. А ты у меня в руках.
Я — Ну и чему ты радуешься?
В — А, может, мне приятно!
Я спокойно на него посмотрела, хотя внутри все клокотало. Я молчала.
В — Ты должна признать, что полностью от меня зависишь. У меня еще никогда в жизни не было такой власти над человеком, пусть даже над бабой.
Я — Что ты хочешь?
В — Скажи, когда ты столкнула Дашу с лестницы, она действительно разбилась насмерть или ты ее добивала?
Я не отвечала.
В — Был, как бы, задан вопрос… Отвечай!
Я на выдержала и, закрыв руками лицо, расплакалась. Так расплакалась, что не могла остановиться. Валерка, не отрываясь, с интересом на меня смотрел. Как только начала успокаиваться, он нежно меня обнял и, как пишут в романах, «стал осыпать поцелуями».
17.02.
Сегодня утром я впервые с тех пор, как сделала себе гелевые ногти, вызвала на дом маникюршу. С удовольствием пошла бы в салон, но для всех, кроме Валерки, я по-прежнему инвалид и передвигаться могу только на коляске. Ногти уже нужно было обновить, но главное, скучно очень без дела — вот и выдумываю себе разные развлекухи.
Изголодавшись по общению, я, раскрыв рот, слушала все, что вылетало из «маникюрных» уст. Оказывается, перед ответственным выходом в свет звезды Голливуда, в смысле звездихи, стали дополнять комплекс косметико-гигиенических процедур спринцеваниями горячим пивом. Желательно темным…
Чтобы дыхание было свежим, следует съедать на ночь столовую ложку пюре из хрена, клюквы и меда…
Руководство метрополитена в руках «голубой» мафии…
Главный рецепт красоты — четырнадцатичасовой сон…
Мой бедный мозг, задействовав систему самосохранения, отключился, как только я закрыла за этой курицей дверь. Завалилась спать и, погрузившись в сладкую дремоту, стала подсчитывать, сколько мне осталось добрать до четырнадцати часов… И почему бабы так стремятся к красотище…
Разбудил этот придурок — вынь да положь ему примерку свитера. Несколько дней тому назад, когда я просто умирала от безделья, начала вязать себе шарф. Валерка увидел и тут же решил, что к приезду американского деда я обязательно должна связать жениху свитер. Теперь торопит и каждый день ходит делать примерки. Велит, чтобы булавки я при этом держала во рту. Не знаю, какие там у него ассоциации с портнихами, примерками и булавками во рту, но все действо в целом ужасно волнует и будоражит его пошлую фантазию.
Не успела сколоть на нем спинку и перед, как он заявил, что хочет меня трахнуть в инвалидной коляске. В самый ответственный момент коляска резко откатилась назад, и Валерка ткнулся лбом о металлический подлокотник. Кроме того, в бок ему вонзилась булавка, и он взревел как зверь.
Хорошо бы она вонзилась ему в другое место, и я была бы избавлена хоть ненадолго от ежедневных, но большей частью, м-м-м, неубедительных домогательств!
18.02.
Ой! Как на улице чудесно! Там настоящая буря. Снежище! Ветрище! Холодище!
Хотелось поднять руки к небу и от радости завертеться волчком на месте. Так неохота было возвращаться домой. Мне здесь все противно — стены, коляска, сохнущие, словно от тоски, Дашкины цветы на подоконнике, ее помпезные чашки с витыми ручками. Ну с этим еще как-то стерпелась бы. В конце концов, не на всю жизнь.
Но Валерка… Простить себе не могу, что допустила его так близко. Если от него не избавиться, эта пиявка никогда не нажрется и не отвалится. Но как? Как от него отделаться? Не утюгом же, в самом деле, башку раскроить. Идеально было бы отравить. Не сразу, конечно, чтобы не помер ненароком у меня дома. Чур, чур, чур! Травить надо постепенно, незаметно, день за днем, и главное, я вообще должна быть ни при чем.
Жалко, посоветоваться не с кем. Сначала хотела набрать ртути из градусников и заправлять ею салатики вместо соуса. Но, покопавшись в Интернете, поняла, что таким способом Валерку не изведу, а вот сама могу легко отравиться ртутными парами на стадии «готовки».
Вспомнить об аспигине меня заставили его жалобы на гастрит. О том, что это очень коварное лекарство, мне известно давно. Превышение дозировки может вызвать, говорят, сильнейшее внутреннее кровотечение. Гастрит или язва желудка должны, я думаю, многократно повысить эту вероятность.
Не знаю, что у меня получится, но попробую покормить его аспигином. Не поможет — в смысле, не отдаст богу душу — буду искать более верное средство. Не выходить же мне замуж за этого урода, что называется, по правде!
Сегодня ночью ездила в круглосуточную аптеку. Снова воспользовалась своим маскарадом. Толстая тетка с седой головой даже отдаленно не напоминает ни Дашу, ни Зою. Даже если бы столкнулась с кем-нибудь из соседей нос к носу, меня бы не узнали. Думаю, что и Валерка прошел бы мимо. Стратегический запас водорастворимого аспигина спрятала подальше, но содержимое двух пенальчиков ссыпала в керамическую плошку и оставила на подоконнике, чтобы всегда был под рукой. Решила растворять его в тонике. Попробовала — что надо! Не чувствуется вообще никакого привкуса.
Все. Светает, а я еще не ложилась. Спать хочу — сил нет.
Бай-бай, милый! Да поможет тебе Аспигин!
20.02.
Только настрою себя на то, чтобы относиться к Валерке терпимее, как он брякнет что-нибудь и приставать начнет, и снова хочется по роже ему дать. Сейчас не надо бы ссориться с ним. Вдруг обидится и накажет меня одинокими ужинами. В смысле, ужинами в одиночестве. Прервется тогда аспигиновый процесс, что нежелательно.
Вчера запекла курицу и отварила рис. Преподнесла Валерке это меню как великую заботу о его здоровье.
Я — Пока у тебя болит желудок и жареное мясо есть нельзя, буду запекать цыплаков.
В — О! Я всегда говорил, что жен учить надо!
Валерка посмотрел на меня победоносно.
Я — Ты, дорогой, обо МНЕ говоришь так обобщенно?
В — О тебе. А что? Не правда, что ли? Видишь, научил тебя проявлять ко мне внимание.
Я — Но я еще не жена.
В — Тем более! Дальше — больше. Может, у нас с тобой в натуре все получится!
Он заржал, как мерин.
Я — Не знаю, Валер. Хочешь коктейль с кампари?
В — Думаешь, мне можно?
Я — Ты же не пьяница и не злоупотребляешь.
В — Сделай!
Бутылку тоника я «заправила» аспигином как раз перед ужином. Даже прятаться не пришлось.
Я — Все же у тебя на первом месте материальное благополучие, а для совместной жизни нужны любовь и уважение.
В — Ну, насчет любви-то — время покажет… А уважение — пожалуйста! Что ж я не понимаю, что ты умная самочка. Заслуживаешь, заслуживаешь…
Я — Скажи все-таки, а как ты представляешь материальное благополучие? Что ты хочешь иметь?
В — Это будет зависеть от того, что предложит твой дед. Ну, прежде всего машину. Квартиру хочу хорошую в Москве и в Америке…
Я — У тебя губа не дура.
В — А ты как думала?
Я — Ты и в Америке жить собираешься?
В — Собираюсь. Плохо ли?
Я — Английский бы учить начал. Как же ты с американцами общаться будешь?
В — Я думал об этом. У меня не получится. Уже возраст не тот. Это во-первых. Во-вторых, на фиг мне напрягаться, когда у меня жена в совершенстве?
Я — Жена в совершенстве — это волшебно. Ну а еще на что планируешь деньги тратить?
В — В Америке жратва, говорят, дешевая. Я бы вообще только угря копченого жрал!
Я — Ты с угрем будь поосторожнее! В нем холестерина полно. Загнешься раньше времени.
В — Да уж, нежелательно. Жизнь, можно сказать, только начинается… Я бы, знаешь, одежду красивую поносил с удовольствием. Дольче Лорана какого-нибудь.
Я — Работать, значит, не собираешься совсем?
В — А ты собираешься, что ли?
Я — Во-первых, внучка все-таки я. Во-вторых, мужику, по-моему, неудобно проживать чужие деньги.
В — Неудобно на потолке с чужой женой спать — одеяло падает. Сделай мне еще один коктейль. Сок не добавляй. Только кампари и тоник. Очень вкусно. Я люблю, когда горько.
26.02.
Сорок дней со дня смерти Даши, то есть Зои. Конечно, Зои! И мама, и обе мои подружки из «Золотого сечения», которые снова приперлись, поминали Зою. Я немного все-таки волновалась перед приходом девиц. Последний раз они видели меня с забинтованным лбом, и анализировать мое сходство с сестрой скорее всего им не приходило тогда в голову. Сейчас я во всей красе, и от полного сходства меня спасает только то, что я очень поправилась от своей неподвижной жизни и охватившей меня лени — даже гимнастикой перестала заниматься. Стала толще, чем была Дашка. Весов дома нет, но мне кажется, я прибавила килограммов семь, не меньше.
Ужасно смешно было наблюдать за девицами. Мама сказала им, что Валерка сделал мне предложение руки и сердца. Уж кто-кто, а я-то знаю их проблемы на любовном фронте, хотя каждая из них считает себя красавицей. Особенно Ленка Перегудова — молодая кобылка с рыжей челкой, которую Залесский пересадил из отдела маркетинга на мое место. И вдруг у них, у красавиц, личная жизнь не складывается, а у какой-то инвалидки Зойкиной сестры — нате, пожалуйста!
Валерка, как обычно в мамином присутствии, был душкой. Кроме того, у него хватило юмора на то, чтобы правильно оценить ситуацию. Он и девицам старался понравиться, и за мной ухаживал нежно-пренежно. Один раз даже нагнулся, чтобы брюки одернуть на моих бедных ножках — это когда мама заметила, что мне нельзя сидеть в коляске без носков. Могу простудиться. Я же видела, девки обалдели от такого проявления заботы.
Умора! Теперь у них будет богатая пища для общения — перемоют мне вечером косточки…
Говорить о смерти Лапы в мамином присутствии я им запретила на всякий случай. Нечего, дескать, волновать бедняжку — и так столько всего пришлось пережить.
27.02.
Неплохо начался у меня день!
Из-за того, что совершенно разладился сон и засыпаю я теперь лишь под утро — в койке валяюсь до двенадцати. Мать уже знает и раньше часа не звонит. Валерка до вечера тоже, как правило, не приходит. А больше я ни с кем не общаюсь-то. Поэтому, когда телефон затрезвонил без десяти девять, я даже трубку брать не хотела, но звонили так настойчиво, что пришлось продрать глаза и ответить.
— Алло, — говорю.
— Мне нужна Дарья Щербакова.
Голос у бабы капризный и жутко знакомый. Кто же это? Кто? Из чьей жизни? Даши или Зои?
Ну конечно, Зои! Как я сразу не узнала!
Баба, словно в подтверждение моих мыслей, говорит:
— Меня зовут Инна Леонидовна Залесская. У моего мужа Залесского Игоря Петровича ваша сестра работала секретарем.
Что это она выкобенивается! Никогда не представлялась по имени-отчеству, а сейчас вдруг «Леонидовна». Старше меня года на три-четыре, не больше. «Встряхнись! — сказала я себе. — Она хорошо знает Зоин голос. Надо быть с ней начеку».
— Я вас слушаю, Инна Леонидовна. Какое у вас ко мне дело? — произнесла как можно спокойнее, растягивая «под Дашку» слова.
— Мне нужно срочно с вами увидеться. Диктуйте адрес, буду у вас через полчаса.
Я жутко испугалась. Не знаю, о чем она собирается со мной говорить, хотя догадываюсь, конечно, но сейчас я не готова. Нет. Сейчас не могу!
— Если хотите, чтобы нашему разговору никто не мешал, то сегодня не получится. Давайте завтра.
Мой голос противно дрогнул от страха, и мне показалось, что она это заметила. Насмешливо так хмыкнула и соизволила согласиться.
— Завтра провожу мужа на работу и поеду к вам. Ждите!
«Ждите!» Фу, какой отвратительный командирский тон. А я даже не нахожу, что ответить, — рыло-то в пуху… Господи, зачем я взяла их деньги? Из-за них все может рухнуть. Все! Все! О чем еще хочет говорить со мной эта гусыня, как не о деньгах? Что делать? Не могу же я всех убить.
Тихо. Тихо! Не паниковать! А вдруг Залесский вспомнил про сорок дней со дня смерти Зои, и ему стало совестно, что он никак себя не проявил? Может, поручил своей гусыне цветы купить? Нет, вряд ли. Почему бы тогда не отвезти их прямо на могилу!
Почему я не согласилась встретиться с ней сегодня утром! Ждать теперь до завтра… да у меня нервы не выдержат. Господи! Как я устала! А на ужин Валерка опять кого-то пригласил…
Закончился этот чертов день. Валерка увел приятеля, и наконец-то я осталась одна.
Зачем он таскает ко мне своих друзей, не могу взять в толк. Невеста-инвалидка — очень экстравагантно. Тем более для такого заурядного парня, как Валерка. Ведь договорились — к лету я должна встать на ноги. Нервное потрясение в связи с трагической гибелью сестры и курс дорогого нового препарата, на который наверняка расщедрится дед — иначе зачем было соваться со своей помощью? — вернут меня в ряды здоровых и активных. Но Валерке, видимо, хочется, чтобы впоследствии о нем рассказывали, как о герое сказки.
Дескать, жил-был парень. Он был такой бедный, что на самую простенькую и захудалую машиненку не мог скопить денег. И надо же ему было влюбиться в девушку-инвалидку! Но он не только влюбился, он жениться на ней надумал. И вот то ли от счастья, что ее полюбил такой замечательный парень, то ли от того, что объявился у паралитички богатый американский родственник, который оплатил дорогостоящее лечение, девушка вдруг встала на ноги и пошла… Теперь они вместе ходят по жизни, но уже здоровые и очень богатые. А парень купил себе «Вольво», хотя мог бы и «Роллс Ройс», но просто пока не хочет…
Только так я могу объяснить Валеркино тупое стремление перезнакомить со мной всех своих дружбанов.
Сегодняшний — в отличие от предыдущего — смотрелся намного приличней. Водку пил умеренно, даже рассказывал что-то смешное и смотрел на меня со смесью интереса и восхищения. Валерка понял, что дружбану я понравилась и стал выпендриваться перед ним уж совсем безобразно.
Я изо всех сил старалась держаться спокойно, хотя после телефонного разговора с Залесской нервы были на пределе. Валеркины «я кому сказал!», обращенные ко мне, несколько раз пропустила мимо ушей. Огрызнулась, лишь когда он как настоящий самодур приказал мне — именно приказал! — сменить скатерть.
Я смешивала для него так полюбившийся коктейль и нечаянно пролила кампари на стол. Темно-красное пятно стало расплываться на белой скатерти. Я закрыла его салфеткой, но Валерка отрицательно покачал головой, сделав при этом брезгливое лицо, и рявкнул: «Быстро смени скатерть!»
Я — Если тебя оскорбляет это пятно, я закрою его еще одной салфеткой. Совсем не будет видно.
В — Быстро, я сказал! Спорить она еще со мной будет: видно — не видно…
Мы сидели за столом на кухне, а за скатертью надо было отправляться в комнату. Для этого следовало развернуть коляску, отъехать от стола, — в общем, целое действо, которое мне ужасно не хотелось совершать не только в пику Валерке. Безумно неловко было перед его приятелем, и я не двинулась с места.
Я — Ты, по-моему, забыл, как совсем еще недавно колбасу на газетке…
Я не успела закончить фразу.
В — Я кому сказал!
Он заревел таким поганым голосом, что я все-таки поехала за скатертью, чтобы скандал совсем уж не вышел из берегов. Хотя соблазн ткнуть его харей в это пятно был велик.
Я сломалась на следующей стычке.
Уже в конце вечера Валерке захотелось кофе. Спросил дружбана, тот тоже не отказался.
В — Свари нам кофе! — капризно так бросил в мою сторону.
Дружбан, как только понял, что речь идет не о растворимом кофе, замахал руками, дескать, не надо, не беспокойся.
Терпеть хамский Валеркин тон больше не было сил, и со словами «кофе на ночь вредно» я попыталась уехать из кухни, оставив их там одних. Начала поворачивать коляску — не получается. Не могу сдвинуться с места. Оказывается, Валерка держит ее своей ручищей.
Я — Отпусти коляску.
В — Свари кофе.
Я пришла в бешенство. Мне было уже почти все равно, что сделает Валерка, что скажет его приятель, что будет со мной. Я взяла бокал, который стоял рядом с моей тарелкой, и выплеснула вино прямо ему в физиономию.
Валерка сгреб в кулак сразу все бумажные салфетки, которые я красиво, зубчиками вверх уложила в стакан, утерся этим комом, потом медленно поднял на меня глаза и ударил по лицу.
28.02.
Ни свет ни заря приперлась Инна Залесская. Холеная, одета элегантно. Белая норка, белый свитер, лаковые сапоги… Зараза. Я сразу поняла, что она ругаться приехала — движения резкие, смотрит злобно. Еще в прихожей, пока снимала жакет, выдала свои тонкие наблюдения по поводу того, как мы с сестрой похожи. Только я немного полнее и в отличие от покойной Зои делаю маникюр.
Разговор у нас с ней пошел, конечно же, о тех десяти тысячах. Она уверяет, что о пропаже денег и вообще обо всей ситуации вокруг них узнала от мужа лишь два дня тому назад. К «ситуации вокруг них» она относит и смерть Кости Лапина, которого Залесский попросил переговорить с мамой и сестрой погибшей Зои.
— Кстати, вы с ним встречались?
Я утвердительно кивнула головой.
— Он был на похоронах и на девять дней приходил…
— Я не об этом! — нетерпеливо перебила меня Инна. — Он вас о деньгах спрашивал?
— Спрашивал, но ни я, ни мама о них не знаем. Больше того, мама забирала вещи сестры из квартиры, которую Зоя снимала, но там денег тоже не было…
— Значит так, красавица! — Свои решительные намерения Инна перестала прятать за нечто похожее на светский тон. — Имей в виду и мамочке своей передай. Я не одобряю действий мужа и считаю, что ему сразу, как только обнаружилась пропажа денег, нужно было обратиться в милицию. Но вы с ней должны понимать, что это и сейчас не поздно. Короче. Если завтра ты не вернешь мне десять тысяч двести долларов, я заставлю мужа написать заявление в милицию. Пусть там раскручивают весь этот детектив с кражами и трагическими смертями! Звонка твоего жду до обеда.
Она достала из сумочки ручку, сплошь усыпанную стразами, и нацарапала на обложке лежащего на столе журнала номер мобильного телефона. Вдруг раздался звонок в дверь. Она не успела выйти из комнаты, потому что я, обгоняя гостью, ринулась в прихожую. Я ужасно обрадовалась, что можно не подыскивать нужных слов при прощании с этой гадюкой, что при постороннем, кто бы он ни был, Инна не повторит своих угроз, а мне не придется разыгрывать недоумения, чтобы скрыть испуг.
— Кто там? — наверное, излишне громко спросила я.
Вторым ранним гостем оказался Валерка. В руках он держал белую коробочку с пирожными. Видимо, решил повиниться, и, чтобы я не очень-то кипела от возмущения, нагрянул с утра пораньше, пока я еще сонная и в себя не пришла. Увидев, что встречаю его в коляске, он понял, что я не одна и с любопытством заглянул в комнату.
— Ба! Кого я вижу! — развязно и нагло пропел он прямо с порога и, раскинув руки, не спеша, двинулся навстречу Залесской.
Я поехала за ним, с изумлением наблюдая сцену.
— Иннок… Как там дальше? — Он нагнулся к ее уху и, делая вид, что говорит по секрету, а на самом-то деле даже не понижая голоса, продолжил: — Трипперок!
Я даже зажмурилась — настолько была уверена, что Валерка с кем-то ее перепутал, и сейчас я стану свидетелем грандиозного скандала. С битьем попавшихся под руку предметов, диким ором и прочими прибамбасами, какие только может выдать богатая, капризная и оскорбленная в лучших чувствах дамочка.
— Да ты, мать, шикарно смотришься! Неужели лопушка нашла с деньгами? Помнишь, что за тобой должок-то? Может, отдашь наконец?
Инна остолбенела от неожиданности и начала бледнеть прямо на глазах. Когда ее ухоженное личико приобрело цвет белого свитерочка, мягко облегающего безукоризненную фигурку, мне показалось, что она прямо тут, не сходя с места, грохнется в обморок. Но она подхватила сумочку и вылетела из комнаты, чуть не сбив по дороге коляску, и через несколько секунд мы услышали, как бабахнула входная дверь.
В — Что у тебя делала эта проститутка?
Я — Эта, как ты говоришь, «проститутка» — жена моего бывшего шефа в «Золотом сечении».
В — Давно?
Я — Что давно?
В — Женой шефа стала давно?
Я — Лет пять, насколько я знаю. Ты что, был знаком с ней до ее замужества?
В — Ну да! Мы недолго вместе работали в ЦМИ ПКС. Как раз лет семь тому назад.
Я — Что такое?.. — я попыталась повторить немыслимую аббревиатуру.
В — Так, это… — недоуменно начал Валерка, потом, словно безнадежно, махнул рукой. — Забыл, что ты не Дашка. Я ей тогда много рассказывал про наш борделиус. Я там чуть не спился! С ума сойти! Каждый день в три часа посылали гонца в лавку. Брали почти всегда одно и то же — литр водки и шесть бутылок пива. Ну, иногда девки просили вместо пива вина взять. Покупали «Лыхну», как сейчас помню. Закусывали хлебом с сыром и кофе варили… Ты прости меня, Дашок, за вчерашнее. Хочешь на колени встану? Хочешь?
Я — Иди в жопу!
Он, как подкошенный, плюхнулся на колени, и весь путь, что я проделала из комнаты в кухню, семенил за мной, словно собачонка, на задних лапках.
В — Я к кофе-то настоящему, черному, а не растворимому, — как ни в чем не бывало продолжил он, — именно в ЦМИ ПКС пристрастился. А вчера коктейль в голову ударил — я и пристал к тебе, идиот, с этим кофем.
Я — Не «кофем», а кофе. Как «кино». Не скажешь ведь «кином»!
В — Умница моя. Полиглоточка!
Валерка почти светился слюнявым умилением. Я расхохоталась. «Полиглоточка» через несложную цепочку ассоциаций вернула меня к теме «этой проститутки».
Я — Ну а Залесская-то при чем?
В — Она тогда еще Квасюк была.
Я — Как-как? Квасюк? Ой умора!
В — Ага! Но Инка, надо сказать, вообще не квасила. Говорила, аллергия, как бы, на алкоголь. Во всех наших сабантуях участие принимала с удовольствием, но пила только воду и кофе. Курила, правда, как лошадь. И что интересно, сколько ребят к ней ни подкатывались, а она многим нравилась, кукла такая, глазами, как неживая, луп-луп, — всех отшила! До тела не допускала никого. Хотя народ в ЦМИ ПКС трахался по-черному. Там комнатка такая была, шумовкой называли, где Федюня — художник наш — картон с красками держал. Мужики специально для шумовки два топчана кожаных купили. Их Федюнин дядька продавал…
Я — Что-то не пойму я. Народ в вашем цмипэкаэсе трахался по-черному, а Квасюк, которая ни с кем не трахалась, — проститутка?
В — Народ-то трахался по любви. Или, не знаю там, по охотке большой, а эта тихоня, которая сама нас с Федюней в шумовку позвала, — за деньги!
Тю-тю-тю-тю… Стоп! У меня аж голова закружилась от услышанного. Представить, что неприступная Инна Залесская трахается в шумовке, заваленной картоном и банками с краской на отполированных чужими задницами топчанах и зарабатывает этим на жизнь, просто невозможно.
Я — Расскажи!
В — Предложила мне и Федюне любовь втроем. И ведь как верно рассчитала, стерва! Мы в ЦМИ ПКС самые молодые были, до этого дела охочие — знала, что не откажемся. Запросила она за групповое удовольствие по сто пятьдесят долларов с носа…
Я — Что, вот так подошла к тебе и предложила? Не верится как-то!
В — Да. Вот так подошла и предложила. Деньги, как бы, просила вперед. Мы с Федюней прикинули — когда еще такой вариант выпадет, и согласились. Даже лестно стало, как бы. Ни с кем и ничего… Целка-недотрога, как бы, а с нами — ко всему готовая… Отдали ей триста долларов, она их честно в шумовке отработала, один топчан мы сломали даже. А очень скоро выяснилось, что недотрогой она ходила только на работе. После службы давалкой, видно, была безотказной! Короче, лопухнулись мы с Федюней — за свои кровные денежки триппер получили. Пришлось раскошеливаться на венеролога. А Инки к тому времени и след простыл! Уволилась она. Да так шито-крыто все оформила, что никто не понял даже — думали, на больничном.
С большим трудом нашел ее телефон. Так, дескать, и так… гони деньги назад. А эта паскуда говорит невозмутимо, вы, мол, мальчики, получили удовольствие, остальное меня не касается. И деньги не отдала!
Я — Ты именно этот должок имел в виду?
В — Ну! Я ее и не видел с тех пор… А зачем она к тебе приходила?
Я — Да все, видишь, происходит из-за денег. У Залесского в конторе месяца полтора тому назад приличная сумма пропала. «Эта проститутка», как ты говоришь, решила, что взяла их Зоя. Грозится в милицию заявить.
В — А на самом деле?
Я — Да бред, конечно. Шефу такое даже в голову не пришло! А эта… Слишком много на себя берет. Домой приехала. Наглая какая! Но, знаешь, то, что ты рассказал, меняет дело. Тебе придется ей позвонить завтра.
В — Пошла она…
Я — Слушай! Эту ситуацию должна разрулить я. Только я. Ты, главное, не возражай мне, и все будет прекрасно. Думаю, в накладе не останешься.
Третий раз за сутки открываю свой дневник. Поговорить-то не с кем. Очень надеюсь, что признания белому листу не сослужат мне плохую службу.
Сегодня прилетает дед. Господи, прошло всего полтора месяца с тех пор, как он прислал письмо! Не верится даже. Столько всего произошло. Увижу его, видимо, завтра, так как сегодняшний вечер он скорее всего проведет у матери.
Везде какие-то неожиданные проколы. Может, напрасно я уговорила мать умолчать о Зое… Если она проговорится, будет только хуже. С другой стороны, как можно проговориться? Он нам совершенно чужой человек — что с ним лясы точить? Расскажет коротко о нашей семье по тем фотографиям, что мы с ней отобрали, и хватит, хватит в прошлое лезть! Приедет дед ко мне, и станем говорить только о планах на будущее.
Но как же я устала! Все время жду, что кто-то меня узнает, появятся новые обстоятельства, станут известны новые факты… От одного Валерки, кажется, добровольно в гроб ляжешь, лишь бы не видеть его физиономию, которая просто приводит меня в бешенство.
Желудок его как болел, так и болит — вроде не больше, не меньше. Аспигиновый тоник лакает каждый день, но что-то пока без результата.
Какая удача, однако, что он встретился здесь с Залесской! Если бы не это — пришлось бы мне возвращать ей деньги, признавая тем самым факт кражи. Да, я была на краю… Убедить Валерку ей позвонить не составило, честно говоря, большого труда. Думаю, что теперь она заткнется. Даже будет дрожать, как осиновый лист. Еще бы! Такая угроза ее благополучию! Своему богатенькому Игорьку наверняка не поведала перед свадьбой о том, как собирала групповуху по сто пятьдесят долларов с… пусть будет с носа.
Валерке я набрала текст на компьютере, чтобы исключить с его стороны самодеятельность. Он, правда, рвался в самостоятельный бой, но в результате как миленький читал по моей бумажке:
«Инна. Это Валерий. Слушай меня, дорогая, и не перебивай.
Мы с тобой случайно встретились в доме моей невесты Даши Щербаковой. Видишь, как тесен мир! Благодаря ей я могу теперь поговорить не только с тобой, но и с твоим мужем — Залесским Игорем Петровичем. Если, конечно, мы с тобой не договоримся вот по каким вопросам:
1. Невесту мою не обижать!
2. В дом к ней с угрозами не приезжать!
3. Не сметь чем бы то ни было мою Дашеньку пугать!
Нарушишь — придется мне рассказать Игорю Петровичу о непоправимых ошибках твоей бурной молодости. Я, как пострадавший, буду очень красноречив. Теперь о том, что хочу от тебя получить:
1. 150 долларов за некачественную услугу, оказанную тобой в шумовке ЦМИ ПКС.
2. 5000 долларов за моральный вред, который ты мне причинила.
Итак, завтра пришли с шофером 5150 долларов. Если до 14 часов водилы не будет в Дашином доме — я звоню Игорю Петровичу и рассказываю:
1. О твоих угрозах в адрес моей невесты.
2. О твоем долге в 150 долларов, о котором он, как я полагаю, не знает.
Ты все поняла?
……….
Повтори еще раз.
……….
Молодец!»
Валерка четко и с выражением прочитал текст, но от самодеятельности в конце не удержался и позволил себе дать Инне совет:
«А ты, мать, можешь делать неплохой бизнес — захочет твой Игорек потрахаться, ты ему раз — условие. А гони 150 баксов! Но деньги вперед. Или нет, лучше 200! Как бы, инфляция…»
Возможность получить от Инны деньги, на которые можно сразу купить машину, привела Валерку в состояние легкого шока. Сначала он вообще не рассматривал такую возможность всерьез, а потом, уже после разговора с Инной, замучил меня своими гадостными умозаключениями.
В — Я надеюсь, ты понимаешь, что эти пять тысяч будут только мои, поскольку ты не имеешь к ним никакого отношения!
Я — Положим, отношение-то я к ним имею, но претендовать не буду.
В — Нет, не имеешь! Вчера мое появление спасло тебя, как я понимаю, от очень больших неприятностей. Неизвестно, чем закончился бы твой разговор со следователем, если бы Инка обратилась в милицию. Они могли бы докопаться до очень интересных вещей.
Я — Ты совсем тупой? Я же сказала тебе, что на деньги твои не претендую.
В — Если твой дед узнает, что у меня есть деньги, он не даст мне, может, ничего. Ты не должна ему о них говорить!
Я — Успокойся. Не собираюсь. Но к деду ни с какими просьбами приставать не смей! Можешь все испортить. Сначала мне нужно посмотреть на этого деда, чтобы понять, как с ним общаться. Я волнуюсь, представляешь?
В — Знаешь, я чувствую, что получу от Инки деньги. Скажу тебе честно, мне самому не пришел бы в голову такой план. Ты умная.
* Ночь *
Сегодня телефон — это мое все! Вечером около десяти позвонил Слуцкий Иван Антонович — дед. Говорили о пустяках, да и о чем могут говорить люди, которые никогда не виделись, а им, возможно, предстоит жить одной семьей и вместе решать много важных вещей! Но я испытала странное чувство. Такой спокойной и защищенной не ощущала себя с тех пор, как умер папа. Он не сказал ничего особенного, но показалось, что все отныне как-то самоотрегулируется и устроится. Это было неожиданно и приятно. Захотелось новое ощущение как-то задержать. Я даже замерла. Честно говоря, готовила себя к другому. К большому напрягу, видимо. А выяснилось, что общаться с дедом необыкновенно легко.
Кстати, обращение «Дед» далось мне просто и естественно. Вообще не пришлось делать над собой усилий.
Интересно, что подобные чувства пережила и мама. Она позвонила мне после разговора с дедом и рассказала о своих впечатлениях. Он ей очень понравился. Сказала, жаль, что не познакомилась с ним раньше. Не обошлось, конечно, без упреков в мой адрес — зачем, дескать, я уговорила ее умолчать о Зое! Ей ужасно стыдно перед Иваном Антоновичем, а он, сразу видно, человек серьезный, умный, немелочный и не стал бы на нашем горе строить какие-то унижающие нас подозрения. Запарила меня, в общем, своими причитаниями о том, как ей стыдно.
Ну, может, я действительно переборщила с предосторожностями. Ничего страшного, во-первых. Во-вторых, что сделано, то сделано. Ныть теперь до конца дней? Это папа, конечно, воспитал ее размазней. Все, абсолютно все за нее решал! За мамой оставался только выбор каши на завтрак. И вот теперь, когда живет одна, боится всего на свете, даже собственной тени. Я, конечно, этого не учла, как, впрочем, и многого другого… Последствий кражи денег, например.
Думаю, Инна Залесская не захочет ввязываться в опасную для себя тяжбу. Но если и не захочет, то исключительно благодаря Валерке, его случайному, но плодотворному знакомству с ней.
Что касается Валерки — должно же быть хоть что-то, в конце концов, БЛАГОДАРЯ ему, а не ВОПРЕКИ.
29.02.
Слава Богу! Обошлось!
В начале десятого раздался звонок в дверь, который, конечно же, меня разбудил. На пороге стояла Инна Залесская собственной персоной. Не стала никому поручать деликатное дело — сама приперлась. Глаза горят, на щеках лихорадочный румянец… Протягивает мне пакет, заклеенный скотчем, и, злобно так выплевывая слова, шипит про то, что если мы с Валеркой еще раз когда-нибудь потребуем у нее денег…
— Чеши отсюда, Квасюк, — сказала я довольно миролюбиво, но с победоносным видом; взяла у нее пакет и практически выставила за дверь.
Деньги в моих руках были явным свидетельством того, что в нашем поединке с Залесской взяла моя. Хотелось скакать по дому и вопить «ура». Вместо этого я завыла что-то из Глории Гейнер и стала выделывать на инвалидной коляске фантастические пируэты, ошалело вращая дышащее на ладан креслице.
Меня распирала гордость за себя — умную, расчетливую, точную, так распирала, что позвонила Валерке. Пусть сам распечатает пакет и осознает, гнида, что его интеллект против моего — как горка Пенягино против Джомолунгмы.
Думала, разбужу его своим звонком — воскресенье ведь. Куда там! Этот жлобище, наверное, всю ночь не спал, потому что, когда я сообщила о некой дамочке, которая привезла мне небольшой пакетик, он нетерпеливо и совсем не сонно забубнил: «Че, че, че, че там?»
— Мне посмотреть или сам откроешь?
— Я щас, щас! Бегу. Я сам!
Он нетерпеливо схватил пакет. Сначала прощупал его со всех сторон, потом неловко начал рвать обертку. Клочки белой бумаги, как пух, летели на ковер до тех пор, пока в руках у него не оказалась симпатичненькая пачка долларов. Он смачно поцеловал зажатые в кулак бумажки и стал считать, противно слюнявя пальцы.
Я смотрела на Валерку с каким-то дурацким любопытством, как если бы передо мной плясал медведь, или говорила собачка, или позволила бы себя разглядывать бородатая женщина. Да чем я, собственно, от него отличаюсь? Моя жадность так же отвратительна, как и его. Просто я поумнее, поэлегантней, но это так… вид один, а суть та же.
Я — Ну что? Доволен?
В — Даш, ну с ума сойти! Делов-то было — поговорить с бабой по телефону, и она тебе на другой день кучу деньжищ отваливает. Прям как в сказке! Дашк! Я все понимаю. Ты же не думаешь, что я придурок! Это все благодаря тебе. Ты, Дашка, умная. Очень умная. Я иногда даже боюсь тебя… Но признаю, если б не ты — не видать мне этих денег.
Я — И заметь, я на них не претендую. Я благородная. И со мной ты тоже должен быть благородным. Я знаю, что завишу от тебя. Но ты тоже пойми, что со мной лучше дружить, а не враждовать.
В — Конечно, Дашук! О чем речь! — Он нагнулся, смешно отклячив задницу, и поцеловал мне руку. — Давай о приятном! С меня, как бы, магарыч. Тем более сегодня дед твой у нас в гостях. Я все куплю, все приготовлю. Ты не траться и не беспокойся ни о чем. Я нормально хозяйничать умею. Курочка, картошечка, укропчик, водочка…
Я — Коньяк купи. Может, дед не пьет водку.
В — Я тебя умоляю! Кто это на халяву доброкачественной водяры не откушает?
Я — Не спорь ты со мной! Коньяк тоже купи.
В — А кампари с тоником?
Я — Само собой! Мы пристрастились к этому коктейльчику. Да? Здесь наши вкусы совпадают.
* Ночь *
Дед правда очень симпатичный. Хорошо бы у нас с ним сложилось все правильно и по-родственному. Даже неловко как-то водить его за нос с этой трагической историей о моей болезни, неподвижных ногах, встречать его в дурацкой коляске… Но нельзя пускать сопли. Хочешь заполучить кусок пирога — будь жесткой! Жесткой и целеустремленной. У каждого человека есть такие особые периоды в жизни, когда все, абсолютно все должно быть подчинено одной цели. Это шанс, который дает тебе судьба, и, если его не использовать, он может никогда больше не появиться. Но прежде чем мобилизовать все свои силы, напрячь весь свой ум, сконцентрировать все свое внимание, этот особый момент нужно почувствовать кожей, узнать судьбу в лицо и не дать ей пройти мимо. Схватить и держать, держать…
Я нутром почувствовала, что вступаю именно в такой период, и меня никто не собьет с пути. Даже Слуцкий Иван Антонович — очень милый, умный, симпатичный старикашка.
Привез нам с мамой подарки. Красивые, но сразу стало понятно, что он совершенно иначе представлял нашу жизнь, чем она оказалась в действительности. Маме — норковый палантин. Обхохочешься! Будет в нем посуду мыть и мусорное ведро выносить!
Валерке, этому дураку, пока перепадает благодаря мне неплохая добыча. Сначала от Залесской, теперь дед пообещал ему шесть тысяч на машину.
Когда дед рассказывал о своей жизни в Америке, на Валерку смотреть было невозможно. Я чуть не расхохоталась. Он даже рот забыл закрыть, а глаза подернула такая мечтательная дымка — умереть и не встать! Но, несмотря на все Валеркино подобострастие, дед хорошо его отбрил.
— Можно, Иван Антоныч, я буду называть вас «Дедом»?
— Ну это лишнее, голубчик!
«Голубчик»! Молодец дед! И реакция такая четкая. Видно, с характером человек.
Мать, конечно, чудо в перьях. Столько лишней информации выдает! Кто ее за язык тянул, когда брякнула вдруг, что завтра у отца день рождения и она собирается навестить его могилу? Дед, я уже заметила, улавливает нужную информацию мгновенно. Словно у него в голове приборчик какой сортировочный — это не важно; это так себе; а это — хвать! Это то, что нужно! Может, в нем срабатывает таким образом опыт исследователя? Не знаю. Но на все более-менее важное у него моментально загорается глаз. «На каком кладбище похоронен ваш муж?» Ну как мать могла допустить, чтобы дед задал такой вопрос?! Дай-то бог, чтобы он оказался случайным! Случайным и пустяшным. Иначе… Не знаю я, что делать, если он на кладбище заявится и увидит свежую могилу.
Когда дед с матерью уехали, я почувствовала жуткую усталость. Постоянно себя контролировать — очень непростая задача, которая требует большого напряжения. Хотела лечь спать, даже не помыв посуду, но вместо этого пришлось отбиваться от Валерки. Восторг перед открывающимися возможностями настроил этого идиота на эротический лад.
В — Покажи, какие у тебя сегодня трусики.
Я — Слушай, иди домой!
В — Ну покажи!
Я — Сегодня, голубчик, свои рассматривай.
В — Подними юбку, я сказал!
Я — Перебьешься! Я за два дня тебя на одиннадцать тысяч подняла. Надорвалась.
В — Ну Даш!
Я — В жопу иди, в жопу… Бери с собой бутылку тоника, она почти полная. Пей просто так, без кампари. В тонике есть хинин. Очень полезно для желудка. Создает бактерицидную среду. И от холеры профилактика.
Про холеру-то сама не знаю, зачем добавила. Может, просто рифма понравилась. Валера — холера…
В — Ну ты даешь! Холера-то при чем?
Я — До кучи.
Валерка умотал со своим хинином-аспигином, но сон прошел. Я помыла посуду, достала дневник, ручку, фломастеры, села за кухонный стол терзать бумагу и любоваться роскошным букетом, над которым летали шелковые пчелки, — дед подарил.
Только бы ничто этих пчелок не спугнуло!
3.03.
Два дня так крутилась, что не было ни времени, ни сил жизнь свою неспокойную записать. Мои опасения, похоже, сбылись. Не знаю, что именно насторожило деда, но на Крестовское кладбище он скорее всего поперся.
Звонит мне позавчера днем мать и говорит, что вроде видела деда на кладбище. О том, что первого марта у папы день рождения и она понесет цветы на его могилу, мать любезно сообщила деду сразу после семейного застолья. Тогда же и название кладбища прозвучало. Сказать точно, что он туда приходил, тем не менее не может, но полагает, что видела именно его — высокий, худой, сутуловатый, в длинном пальто с коричневым шарфом… Словом, если не он, то очень похож…
Дед с матерью приехали ко мне часа в три. Как себя вести? Не могла же я спросить его: «Дед, так ты был на кладбище или нет? Если был, то мне придется признаться тебе кое в чем. Если не был — признаваться не буду».
Дед держался свободно и дружелюбно. Ни хрена по его виду я не поняла. Истерично психовала мать. Господи, зачем я ее в это вовлекла? Она все время рыдала, говоря, что ей стыдно перед Иваном Антоновичем. Этим своим стыдом она грузила меня со дня своей первой встречи с дедом. Но самое ужасное, что я ее понимаю! Что-то есть в деде такое, что до чертиков не хочется быть перед ним плохой и нечестной… Не хочется быть бякой.
Но уж раз так получилось, что теперь терзаться самой и терзать меня? Думай, шевели мозгами, как вести себя, что говорить. Но нет, мамочка напрягаться не любит.
В общем, я очень жалела все эти дни, что сама себя наказала, придумав новейшую историю семьи, и решила в конце концов, что о Зое молчать неправильно. Нужно самой рассказать деду. Если он о ней прознал — лучшего хода не придумать. Вот какая я, дескать, совестливая и трепетная! А если не прознал… все равно совестливая и трепетная.
Думаю, что в его глазах эти добродетели теперь останутся при мне навсегда.
Позвонила деду в гостиницу, несмотря на поздний час. Было уже заполночь. Попросила его приехать ко мне на следующий день пораньше, чтобы поговорить наедине, без мамы и Валерки. О том, какая я умничка и как правильно все сделала, я поняла в полной мере лишь после встречи с дедом, когда он совершенно ошарашил меня своей осведомленностью.
Но это на следующий день. А после телефонного разговора с ним у меня с души словно камень свалился. Такое шальное настроение вступило, что захотелось какой-то безумной активности. Но куда податься-то? В ночной клуб? На дискотеку?
Нет. Пока подобные развлекухи не для меня. Поэтому я довольствовалась тем, что напялила седой парик с плащ-палаткой и — вышла на улицу. Погода была ужасная. Шел дождь, и по-хорошему следовало вернуться за зонтом, но я с наслаждением подставила морду дождю.
Чтобы как-то оправдать свой выход в ночь — довольно-таки опасный в моей ситуации, — придумала себе цель. Подходил к концу запас водорастворимого аспигина, и я потопала в ночную аптеку. Часа через два вернулась домой и плюхнулась в постель.
Утром очень жалела, что встречу деду назначила на такую рань, потому что спать хотела, как слон. Но все сложилось замечательно. В разговоре с дедом я была мудрейшая из мудрейших! Однако без сюрпризов не обошлось. Оказывается, дед со дня приезда знал о Зое и о ее смерти — ему сказала одна из этих безумных старух, для которых скамейка у материного подъезда — пост № 1.
Что поразило больше всего — его выдержка. Получается, не заведи я с ним разговора о сестре, так и не подозревала бы о его осведомленности. Дед склонен к очень неординарному поведению, и я всегда должна об этом помнить, если хочу оставаться хозяйкой положения.
Проводив мать с дедом, сразу упала в сон. Такая навалилась усталость, что продрыхла часа два. Проснулась от телефонного звонка. Разговор с матерью расстроил. Положила трубку и стала обдумывать ситуацию. Она мне не нравится. То, что зависит не от меня, — оборачивается против. Но не может же зависеть от меня все на свете, в том числе лабуда вроде материного трепа. Счастливая от того, что не надо больше «вводить в заблуждение милейшего Ивана Антоновича» она по поводу и без повода заговаривает о Зое. Брякнула при деде о звонке из «Золотого сечения» — мелочь там какую-то мне в бухгалтерии не доплатили. Собралась ехать в фирму. Крохоборка! У деда сразу проснулся охотничий инстинкт. По дороге домой к матери на Краснопролетарскую предложил ей заехать в контору, и она согласилась, не долго думая. Теперь, если ему вздумается собирать досье на Зою Щербакову, он знает, где искать материал. Ой! Только бы ему не вздумалось!
Вот. Вот почему я не хотела, чтобы он вообще знал о ее существовании, чтоб не слышал даже ни о ком, кроме Даши! Даши Щербаковой — своей единственной и глубоко любимой внучки. Какой он оставит мне выход, если встреча на Эльбе между ним и Залесским все-таки состоится?
Не хочу, не хочу, не хочу об этом думать.
Дед, ну брось свою подозрительность! Не ходи туда!
Только что забегал Валерка. Лицо абсолютно счастливое. Покручивает на пальце брелок с ключами от машины. Подвел меня к окну. Во дворе под фонарем — специально так припарковался, чтобы мне из окна видно было, — стоит новенькая серебристая «семерка».
Я — Твоя?
Валерка гордо кивнул.
Я — Очень красивая. Доволен?
В — А ты как думаешь?
Вдруг он обнял меня. Нежно-нежно. И поцеловал. Так не целовал меня ни разу. Я понимаю, что это был острый приступ благодарности, но мне показалось в тот миг, что он вот-вот заглянет мне в глаза и скажет просто и проникновенно: «Я люблю тебя». Идиотизм какой-то, но мне захотелось, чтобы он это сказал. Так захотелось, что я даже потянула время, не желая открывать глаза. Когда открыла, увидела, что Валерка уставился в окно, любуясь своей машиной, губы чуть растянуты в мечтательной улыбке.
В — А какую сигнализацию я туда поставил — пальчики оближешь! Устал, правда, как черт. Весь день сегодня в гараже, как папа Карло.
Я — Сам ставил?
В — А то нет? Во-первых, я это умею. Во-вторых, даже если б и не умел, научился бы. Я мастерущий мужик, и, в принципе, могу освоить все.
Я — Ну дрыхни иди, мастерущий мужик. Завтра деду позвонишь. Поблагодарить старика надо.
На самом деле я совершенно не представляла, как сложится завтрашний день. Не знаю, что предпримет дед. Он сказал, что собирается в Воронеж, но не исключаю, что с его стороны это такой хитрый ход и никуда он на самом деле не едет. А если и едет, то не сейчас. Сейчас он хочет освободиться от нашего общества и заняться разнюхиванием разных обстоятельств, которые пока для него в тумане.
Мать в своих припадочных воспоминаниях о Зое брякнула ведь про Лапу. Вроде ничего особенного, но плохо то, что Костя Лапин прозвучал при деде как Зоин любовник. Еще одно направление для его расследования. Особенно если узнает, что он помрэ… Очень плохо!
Завтра в конце рабочего дня позвоню в контору. Придумаю какой-нибудь повод и позвоню. Если дед там появлялся — думаю, девицы мне скажут…
Вянет Дашкин огород. Вчера выбросила плакучую солейролию в подвесном кашпо. Тонкие стебли стали похожи на засохшую осоку, и другого пути, кроме как в мусоропровод, у них не было. Оставался один-единственный горшок с толстянкой овальной. Дашка говорила, его еще хлебным деревом называют. Красивенькое такое деревце с аппетитными жирненькими листочками. Так облетели сегодня, подлецы! Как по команде! На все дерево штук пять-шесть осталось. Так мне обидно стало, что я его в пакет, и Валерке отдала — на выброс…
4.03.
День для меня начался поздно. Я долго лежала в постели и с замиранием сердца думала о том, что, возможно, мне придется убить деда. Если он пойдет к Залесскому, то узнает про кражу и смерть Лапы. Он же аналитик. Все сопоставит и в конце концов догадается, что Дашу с Костиком убила я. Конечно, подумает, что из-за денег.
Я ведь тоже так думала. А сейчас мысли о деньгах меня мало волнуют. Но я все равно убью его, если он задумает меня разоблачить. Не знаю как, но убью, и Валерку убью. Никто не должен стоять на моем пути. Я умная. Я очень умная. Я умнейшая из умнейших. Я найду такие способы с ними расправиться, какие им и в голову не придут. Не нужно даже пытаться меня переиграть или делать что-нибудь за моей спиной.
Готовить смерть оказалось чертовски бодрящим занятием.
Очень красиво я приготовила ее для Костика. Так журчала с ним по телефону, что он как миленький поплелся на мою квартиру именно в то время, когда это было нужно мне. С кладовкой изобретательно придумала. С ковшиком на газовой плите — вообще любо-дорого вспомнить!
Вот про Дашку вспоминать не хочу. Главное — хотя не без погрешностей — получилось. Не знаю пока, что будет с Валеркой, но если аспигиновый тоник сработает — этот фокус тоже войдет в мою золотую коллекцию…
Так надоело, что вокруг меня последнее время толкутся люди — то поминальные обеды, то придурок мой дружбанов приглашает, то суета с приездом деда… Я сейчас просто наслаждаюсь одиночеством. Поэтому, когда позвонила мать и предложила приехать, чтобы помочь по хозяйству, я поспешила притушить ее благородную инициативу. Но пообещала, что, как только встретимся, дам ей тысячу долларов.
М — Нет, тебе Иван Антонович на лечение дал. Не надо.
Я — Оказалось, что препараты стоят меньше. Не возвращать же!
М — Ой, ну спасибо тебе! Куплю туфли, сумку хорошую, очки наконец закажу в дорогой оптике. Ты же знаешь, у меня сложные линзы.
Я — Зачем на очки тратиться? Они ж тебе только для близи. Лучше купи новый телефонный аппарат. Этот-то еще отец покупал…
Да уж! Нечего ей меня разглядывать в новых очках и отпускать потом сногсшибательные замечания типа — «как ты сейчас на Зою похожа»…
А у меня денег набралась целая куча: шефские — в смысле, украденные из сейфа шефа, Дашкины — те, что из издательства, и дед отвалил немерено на курс лечения. Обещал еще покупки оплатить, когда совершу турне по бутикам. На что их тратить, пока не знаю.
Кстати, это очень странно! Когда денег не было, мне казалось, что я без них задыхаюсь. Когда появились — азарт «шоппингауэра» словно куда-то испарился.
…Только собралась звонить в «Золотое сечение», как сработал закон телепатии, и мне звонит оттуда Ленка Перегудова, которая протирает сейчас своей задницей мое рабочее кресло. Из того, что она сообщила, главное — у Залесского в кабинете сидит дед. Представился Зоиным родственником. Разговор у них важный и на повышенных тонах, потому что пять минут тому назад оттуда выскочила мадам Залесская с норковой шубкой под мышкой, стрельнула у Перегудовой сигарету и даже соизволила потрепаться с секретаршей мужа.
П — Даш, если я резко дам отбой, ты не обижайся. Пока в приемной никого нет, но, если войдет шеф, сама понимаешь, говорить не смогу.
Я — Так у него Слуцкий в кабинете?
П — Ну да!
Я — Прямо сейчас? В эту минуту?
П — Даш! В минуту, в секунду… Говорю тебе, шеф был в кабинете вместе с женой. У него сегодня сорокапятилетие. Он весь день поздравления принимает. Вечером, наверное, со своей мадам где-нибудь зажигать собирался, и она за ним заехала. Побыла там минут десять-пятнадцать — как приходит ко мне в приемную… знаешь… такой… на Рузвельта похож. И в галошах. Есть в вашей семье такой?
Я — Ну потом об этом. Рассказывай.
П — Подает мне визитку свою. Я сначала только обратила внимание, что текст на ней на английском, а отчество полностью указано — Антонович. Такой, знаешь, русизм.
Я — Русский он. Что ж ему, китаизмы демонстрировать?
П — А он правда ученый и в разных там королевских обществах состоит?
Я — Чистая правда. Рассказывай!
П — Несу визитку Залесскому. Он прочитал, улыбнулся. Думал небось, что Йельский университет его с днем рождения поздравляет. Слуцкий этот к нему зашел, прошло, знаешь, буквально несколько минут, и выбегает оттуда мадам. Вся взъерошенная, хватает сигарету, плюхается в кресло и спрашивает меня, хорошо ли я знала твою сестру. Ну, говорю, задушевными подругами не были, а приятельницами… Ну в общем… И на похороны, говорю, ходила, и на девять дней, и на сорок… Ты, говорит, видела у них раньше этого чудика — родственника ее в галошах? Вот так я узнала, что физик этот к вам отношение имеет. Ну расскажи, Даш! Он кто? Правда, что ль, американец?
Я — Правда. А зачем он туда явился, Залесская не сказала?
П — Нет. Но вопросы мне странные задавала относительно тебя, Даш.
Я — Какие?
П — Знаю ли я твоего жениха. Я говорю: «Валерия, что ль? А как же! Очень симпатичный молодой человек и безумно любит Дарью». И тут представляешь, что она заявляет?
Я — Ну?
П — Даже вообразить себе не можешь, говорит, — какая это скотина! Потом спохватилась, цапнула свою шубейку и упорхнула, но остановилась вдруг в дверях, приложила палец к губам — намекала, видимо, что разговорчик между нами. Даш, она что, с Валерием знакома?
Я — Спрошу у него. Слушай, они все еще в кабинете?
П — Да. Разговорились, видно.
Я — Если там произойдет что-нибудь интересное, позвонишь?
П — Будь уверена. Не переживай.
Я — Заходи ко мне как-нибудь потрепаться!
* Ночь *
Перегудова больше не звонила. Значит, ничего интересного, по ее мнению, больше не произошло. В общем-то, это уже не имеет значения — дед встретился с Залесским, и теперь скорее всего все знает. А что не знает — домыслил. Я придумала для него мгновенную смерть. Он даже испугаться не успеет.
В гостинице его не было целый вечер. К телефону подошел лишь в начале одиннадцатого. Изо всех сил я старалась говорить естественно. Он не должен догадаться, что я знаю о его знакомстве с Залесским. Рассказала про Валеркину машину, то да се… Дед молчит. Про то, что был в «Золотом сечении» — ни слова. Считает, будто это его большое преимущество. Только не приходит ему в голову, что об этом знаю я, и это уже мое преимущество. Как только услышала, что утром он все-таки собирается в Воронеж, предложила подать лимузин к подъезду.
Теперь все будет зависеть от Валерки! К сожалению, не могла не приобщить я этого придурка — просто не справиться мне одной. Пришлось припугнуть, приврать, поиграть на его жадности и мечте о красивой жизни. Ради нее Валерка, я думаю, согласился бы угрохать не только деда, но и бабу, если б понадобилось. Хотя кобенился долго, теряя драгоценное время. Решение пожертвовать новехоньким автомобилем тоже было мучительным. Крохобор! Дальше своего носа не видит!
Я — Ты ведь сам говорил, что я умная. Доверься мне и делай то, что я скажу, — иначе тебе никогда не жить в доме на берегу океана.
В — А тебе?
Я — Мне, само собой, тоже. Больше того, я не знаю, как поведет себя дед… А вдруг в милицию пойдет и заявит, что мы преступники. Только представь, что нас ждет!
В — Здрасьте! А я-то при чем?
Я — Ты, Валера, мой сообщник. А если Инка возникнет со своим обвинением, то еще и вымогатель.
В — Ты ж говорила, что она не посмеет качать права — иначе муж, как бы, в курсе будет…
Я — Понимаешь, если обстоятельства изменятся, кто знает, как она заговорит.
В — А почему ты так уверена, что дед обо всем догадался? Ерунда это! Сама подумай, какие у него могут быть основания? Мысли, что ль, умеет читать?
Я — Не знаю, какие основания. И что интересно — спросить неудобно! Но он задает мне такие странные вопросы, Валер… — сочинила я для убедительности.
В — Например?
Я — Спросил сегодня, любила ли я Зою, не снится ли она мне по ночам, что конкретно явилось причиной ее смерти по официальному медицинскому заключению… Один раз, будто по ошибке, назвал меня Зоей.
В — А голос при этом у него какой?
Я — В смысле…
В — Ну жалостливо говорит или с издевкой?
Я — Говорит так, с подковыркой будто. В общем, с издевкой.
В — Ну не могу я, не могу!
Я — А уверял меня, что мужик мастерущий… Бомбу, выходит, не сможешь сделать?
В — При чем тут это?! Взорвать машину, да будет тебе известно, пара пустяков. Что я, не смогу, что ли?! Мне человека убивать как-то не того… Тем более Ивана Антоновича…
Я — Валер! В твоем распоряжении ночь, и время уже пошло. К утру все должно быть готово.
В — Предположим, я все сделаю, как ты говоришь, но почему ты так уверена, что дедовы деньги и имущество достанутся именно тебе?
Я — А кому же еще-то? У него и родственников больше нет. Он сам говорил. Все его американские знакомые знают, что он в Москву к внучке поехал — значит, факт моего существования признавал. Наймем грамотного адвоката, мать честно расскажет, как было дело, поднимут записи в роддоме, где эта Аня Слуцкая рожала… Я инвалид. В Америке к ним очень жалостливое отношение. Пройдет, конечно, несколько месяцев, пока я смогу вступить в права как наследница, но это будет обычная рутинная процедура. И, кроме того, может, мой дедуля-аккуратист составил уже завещание перед поездкой в Москву. Это вообще облегчит дело. Поверь мне. Я все предусмотрела.
В — Ты когда передо мной инвалидку изображала, тоже небось думала, что все предусмотрела, как бы… А я-то тебя раскусил!
Я — Ну и к чему ты об этом вспомнил?
В — А к тому, что один раз уже обосралась.
Я — Ты бы лучше заткнулся. Выхода у нас все равно нет.
В — Дай мне попить. У меня во рту пересохло.
Я — От страха, наверное.
В — Нет. Последние дни чувствую слабость и сухость во рту. И брюхо сильнее болеть стало.
Я — Гастрит всегда к весне обостряется. Так у всех. Валерочка, миленький! Сейчас в твоих руках наше будущее, наша жизнь. Твоя и моя. Сейчас только от тебя зависит, какая она будет.
В — Ты хоть представляешь, как это опасно? Начнут менты вынюхивать, что, как да почему…
Я — Сам подумай, можно ли будет тебя подозревать? Если бы даже ты хотел убить деда, то мог бы придумать другой способ какой-нибудь. Ты в этой истории — пострадавший! Только купил себе новую машину и сразу ее взорвал? Сам себе враг, что ли?
В — Ну да. Вроде складно.
Я — И потом, знаешь, будут искать того, кому смерть деда выгодна. Тебе-то совсем не выгодна! Ты в лице деда нашел себе дойную корову. Он, как приехал, сразу шесть тысяч отвалил. С какой же стати тебе его убивать? А мне и подавно. Он Дедом Морозом ко мне явился.
В — Кого ж тогда подозревать-то? Ведь кто-то машину взорвал, допустим?
Я — Случайно взорвали. Перепутали.
В — Кого перепутали?
Я — Деда или тебя могли случайно принять за другого. Да и машину запросто могли перепутать. Такое бывает… Может, охотились за каким-то постояльцем «Палас-Отеля». Тем более машину ты оставишь без присмотра минут на пятнадцать, как минимум! Постарайся не парковаться на виду у швейцара, лучше в сторонке где-нибудь. Будешь потом говорить, что именно в это время и поставили бомбу! Пусть докажут, что не так! Да в этом расследовании увязнуть можно!
В — Даш, а машину-то обязательно? Ну только ведь купил! Я даже, знаешь, ее полюбил, как бы. Давай как-нибудь по-другому, а?!
Я — Валер, я же не утверждаю, что других способов решить эту ситуацию нет. Просто не вижу их, понимаешь? Времени для обдумывания не осталось. Когда дед начнет действовать — неизвестно. А любую схему, какую бы ни задумал, нужно разработать до мелочей. Упустишь что-то — кранты! Ничего не получится. У нас, считай, форс-мажор наступил, и решение нужно принимать очень быстро.
В — Мне в голову вот какая идея пришла! А что, если использовать такси или тачку какую-нибудь случайную?
Я — А тебя не смущает, что погибнет еще один человек?
В — Еще как смущает! И Иван Антонович смущает. Я его уважаю. И благодарен очень. Не представляю даже, как я перед ним завтра появлюсь! Мне будет так стыдно, Даш! Подлец я! Подлец!
Я — Ты, Валер, запомни, что дед живой — это опасность, нищета и тюрьма. Мертвый — свобода и богатство. Смотри завтра на него только так, и не будет тебе ни страшно, ни стыдно… Машиной все же придется пожертвовать своей, а не чужой. Валер… Спешить надо. В восемь утра ты должен быть у него. Знаешь, где комплектующие материалы-то искать ночью?
В — Это вообще не проблема. Поцелуй меня, я психую. И попить дай.
Я — Иди, Валер. Ветер тебе в жопу.
…Валерка ушел. Проводила его почти ласково. Делать ничего не могу. Устала. Боже, как я устала…
5.03.
Идиот, идиот, идиот! Валерка идиот!
Дед хоть и в больнице, но жив и практически здоров. А этот — весь день провел в милиции. Там начали все разнюхивать, завели дело, свидетелей каких-то нашли. Наверное, к деду уже приходил следователь, и ко мне придет… Будь проклят тот день, когда все это пришло мне в голову!
Валерка злой и страшно агрессивный, и это вместо того, чтобы честно признать: «Да. Я есть придурок».
Я — Почему ты взорвал пустую машину?
В — К табачному киоску «жигуль» подъехал и встал между мной и моей «семеркой». Закрыл мне частично обзор. Откуда я мог знать, что он из машины вышел?
Я — А почему ты «семерку» свою так далеко от киоска припарковал?
В — Ты, наверное, хотела, чтобы там все на фиг взорвалось — и киоск, и прохожие, и я вместе с дедом?! Не понимаешь ничего — так помалкивай! Я же должен был думать, как бы, о безопасной дистанции. Поэтому и встал не напротив киоска, а метрах в двадцати пяти. А «жигуль» откуда ни возьмись… Да что я тут, понимаешь, оправдываюсь!
Валерка опустил обе руки в карманы пиджака и, словно обжегшись, выдернул наружу. Потом опустил опять и достал из каждого кармана по флакону парфюма.
Я — Что это?
В — Господи! Забыл совсем. Это ж мне Иван Антонович утром подарил.
Он хлопнул себя ладонью по лбу и посмотрел на меня как-то странно.
Я — А с чего это он вдруг одеколоны свои раздаривать начал?
В — Ну вот так! Взял и начал раздаривать.
В его голосе появились хорошо мне знакомые раздраженно-истеричные нотки, после которых происходила обычно какая-нибудь гадость. Но плевать я на него хотела.
Я — Ты перестань тут из себя психа разыгрывать! Все говори как есть. Я должна знать. Все! Каждую мелочь!
В — Ну, один флакон подарил, а второй я сам взял. Я ж думал тогда, что все равно пропадут! Иван Антонович не должен был в гостиницу вернуться.
Я — Что еще? Честно говори!
В — Он спросил меня, поставил ли я сигнализацию, а я ответил, что нет, не поставил. Я заметил, что он после моего ответа, как бы, напрягся. Насторожился, что ли.
Я — Почему ты так ответил? Ты же поставил ее на самом деле! Дед и меня спрашивал вчера об этом по телефону. Я ответила, что поставил. Почему ты соврал?
В — Я снял ее ночью. Мне жалко стало. Дорогая вещь, а пропадает…
Я — Ты понимаешь, что своим крохоборством его испугал? Испугал и насторожил! Вечером я говорю ему, что сигнализация на месте, а утром ты от этого отказываешься! Конечно, дед испугался и, когда остался в машине один, видимо, ему стало совсем не по себе. Ты понимаешь, что все испортил? Все провалил!
В — Да не собираюсь я перед тобой оправдываться! Тоже мне. Раскомандовалась! Деду не до этих мелочей. Небось рад до смерти, что в живых остался! Кстати! У меня не очень приятная информация, и я вынужден тебя огорчить.
Я — Ты о чем?
В — Вчера я получил результаты анализа крови на СПИД, и они положительные.
Я — Как? Что ты хочешь сказать?
В — Хочу сказать, что тебе, как бы, тоже надо провериться.
Я — И ты так спокойно об этом говоришь?
В — А что теперь делать? Ложиться и ждать, когда околеешь? К тому же есть вероятность, что они там в лаборатории все напутали.
Я — Это они тебе сказали?
В — Да. У них в тот день что-то там произошло… В общем, они сами предложили, чтобы я еще раз кровь сдал.
Я — Ну?! Ты сдал?
В — Нет еще. Когда мне было кровь сдавать? Других дел было полно. Пойду завтра. Но ты имей ввиду…
6.03.
Звонила ему утром. Спросила, когда пойдет в лабораторию сдать кровь. Сказал, что сегодня обязательно пойдет. Вечером выяснилось, что в лаборатории он так и не был. Обещал завтра. Сука.
Днем приходил следователь. Знает, что недавно погибла моя сестра, но с дедом никак это не связывает. Спрашивает, кого из московских знакомых дед упоминал во время наших разговоров, правда ли, что Валерка мой жених и машину купил на деньги деда… Попросил не отчаиваться и уверил, что все будет хорошо.
Только он ушел, приехала мама. Сели ужинать. Не обошлось, конечно, без Валерки. Разговор за столом, ясное дело, крутился вокруг происшествия. Мама жалела Валерку в связи с ужасной невезухой с тачками. Он, казалось, слушал ее вполуха. Был весь в своих мыслях и с отрешенным видом уставился в окно. Вдруг по щеке покатилась слеза. Я обомлела. Мать руку к сердцу приложила — так ей стало его жалко. А Валерка даже не сразу сам понял, что плачет. Когда понял, утерся рукавом «моего» свитера, наспех с нами попрощался и ушел.
Мы с мамой немножко о нем посплетничали. Я выслушала перемешанные со слезинками соображения о его ранимой душе и врожденном чувстве ответственности. Мои сомнения по этому поводу мама категорически отмела.
Как и обещала, отдала ей тысячу долларов.
Настроение слезливое. Думала, как бы тоже не разреветься. Вдруг потянуло на воспоминания.
Я — Помнишь, когда нам с сестрой лет по семь-восемь было, мы часто просили тебя рассказать, «как мы маленькими были»?
М — Конечно, помню. Нас с отцом это всегда ужасно умиляло.
Я — Расскажи мне сейчас что-нибудь.
М — Знаешь, я сегодня утром как раз вспоминала… Вот буду завтра у Ивана Антоновича, не забыть бы ему рассказать!.. Ну, ты помнишь, мы на лето дачу снимали в деревне. Посажу вас, бывало, в прогулочную коляску двухместную, чтоб вы не хныкали, будто ножки устали, и отправляемся мы и за парным молоком на другой конец деревни, и купаться на речку, и отца встречать вечером на шоссе. Ты помнишь?
Я — Конечно. Деревня Александровка. Хорошо там было…
М — Однажды Зоя бегала босиком по двору и сильно порезала стеклом каким-то пяточку. Я ее в коляске тогда возила дня три — ей наступать на ножку было больно. Все это время она у нас больной считалась, капризничала немножко, но главное — ты, Дашенька, очень трогательно за ней ухаживала. Даже сладости какие-то, которые всегда строго раскладывались на две равные кучки, от себя отрывала… Потащила я вас тогда в коляске в деревенский магазинчик. Я его просто обожала! Часто туда наведывалась. Там все продавалось вперемешку — кастрюльки, кофточки, садовый инвентарь, верхняя одежда, обувь… Ну, вас с собой брать не стала — оставила у входа. Раненую Зайку пришлось бы на руках таскать, а она уже весила килограммов под двадцать! Наверное, я застряла в этом магазинчике и вместо пяти минут, как намеревалась, пробыла там дольше. Вдруг вижу, вбегают две девушки — хохочут и насквозь мокрые. Спрашиваю их с испугом, там что, дождь? А они отвечают — ливень! Ой… Я в ужасе вылетаю из магазина и вижу такую картину: дождь хлещет, как из ведра, на пятачке торговом, где дачникам витамины с грядок продают — ни души… кроме вас. Зоенька сидит одна в коляске и грызет яблоко, а ты, Дашенька, промокшая до нитки, стоишь у нее за спиной и на вытянутых ручках держишь над ее головой свою курточку…
Слушать мамин рассказ я больше не могла. Расплакалась так горько, что мама даже растерялась. Я очень хорошо помню тот день. Помню, как Дашка растянула надо мной свою куртку, а вечером, когда папа приехал домой, они с матерью умилялись до потери пульса. Очень хорошо помню, какое острое чувство обиды и зависти я тогда пережила.
… Лишь поздно вечером я осталась одна, и меня вдруг как ударило — Валерка-то меня обманул! Видимо, сегодня в лаборатории подтвердили положительный результат — поэтому у него слезы. Позвонила ему, несмотря на ночное время, разбудила и умоляла сказать мне правду. Он уверяет, что в лаборатории не был, а заплакал — сам не знает почему. Говорит, тоска грызет.
Хорошенький прожит денек! Все пустили слезу, но я и здесь была впереди паровоза. А сна между тем ни в одном глазу… Вообще с моей тыквой что-то творится. Не могу объяснить новые ощущения! Они появляются словно на грани бодрствования и сна и, надо сказать, ужасно изматывают.
7.03.
Сегодня воскресенье. Валерка сказал, что лаборатория не работает. Завтра — тоже красный день календаря. Придется ждать до вторника.
9.03.
О результате анализа можно будет узнать в среду.
10.03.
Позвонила Валерке в семь утра. Разбудила. Велела немедленно подниматься и ехать в лабораторию.
В одиннадцать он пришел ко мне и с мрачным видом направился на кухню.
В — Есть холодный тоник?
Я — Да.
В — Налей!
Я — Что тебе сказали?
В — Где?
Я — Хватит паясничать!
В — Ты почему на меня орешь?!
Я — Валер, какой результат?
В — Ты поняла, что на меня нельзя орать?
Я — Ты хочешь, чтобы я разревелась?
В — А мне, как бы, по барабану…
Я — Пожалуйста, скажи мне, какой результат анализа!
В — Вот так! Вежливо и без командирского тона. Ясно?
Я — Да.
В — И так должно быть всегда. Понятно?
Я — Да.
В — Скажи, что тебе понятно?
Я — Вежливо и без командирского тона. Так должно быть всегда.
В — Не только должно, но и будет.
Я — Да… Умоляю тебя. Скажи мне…
В — Ну, вот это уже годится. А то тебя занесло, голуба, и ты стала думать, что самая умная и самая главная, как бы. Хорошо я тебя проучил?
Я — В каком смысле?
В — Придумал я все.
Я — Зачем?
В — Затем! Чтобы на место тебя поставить!
Я — И ничего не было? Кровь не сдавал, положительный результат не получал, повторный анализ не делали?
В — Нет. Ничего этого не было. Я тебя обманул. Хотелось по носу дать. По-моему, получилось. А? Как считаешь?
Я — Я считаю, что ты недоумок.
В — Иван Антонович с Катериной Ивановной сегодня придут?
Я — Придут. Дед просил, чтобы ты был.
В — Тогда до вечера, миллионерша хренова!
За прошедшие несколько недель я почти привыкла к постоянному чувству тревоги — оно стало фоном, на котором проходила моя новая жизнь. Но в последние дни, измученная настырной бессонницей, тревога заметалась во мне словно затравленная гиена. Так отчаянно заметалась, что напрочь вышибла из башки все мысли, кроме одной, — Валеркин, а значит, и мой СПИД.
Сейчас о вранье этого придурка нужно забыть и сосредоточиться на реальной опасности, которой повеяло от деда.
Я начала об этом думать, и вдруг до меня дошло, что во мне уже какое-то время живет абсолютно новое ощущение, а я только сегодня по-настоящему отдала себе в этом отчет. Сначала до чертиков испугалась. Но куда денешься-то? Это же твое родное ощущение и хочешь не хочешь приходится таскать его с собой. Даже в том случае, если есть серьезные подозрения, а не поселились ли в твоем колпаке тараканы…
Но дело в том…
В общем, я точно знаю — не поселились. Потому что, оказывается, у моего колпака нет от меня секретов. Все, что в нем происходит, — я прекрасно вижу.
Ой, мамочка!
Мой мозг, мой орган мыслительного процесса стал для меня таким же зримым, как руки-ноги. Никогда раньше не взбредало в голову представлять, как выглядят мои мозги. Теперь я точно знаю, что они голубого цвета, прозрачные, с редкими красными прожилками. Очень красивые! Такие красивые, что мне постоянно хочется ими любоваться. Они сложно и прекрасно уложены в моей черепушке, и красное очень эффектно смотрится на голубом. Я так отчетливо это вижу, будто их фонариком кто освещает. Потрясающе красиво! Это одно из самых моих любимых цветовых сочетаний. Еще мне нравится красное на желтом. На оранжевом — вообще блеск! Очень бодрящая комбинация. С фиолетовым тоже неплохо, но беспонтово как-то. Без настроения. Красное с черным — вот уж где настроение поварешкой черпай! Только на фиг? Жюльен Сорель, гильотина, марш Мендельсона… то есть Шопена… Нет. Красное на голубом — класс!
Интересно, а у многих людей голубые мозги? Нет, не думаю. Скорее всего, это особенность только моих.
Еще у них обнаружился чудесный дар. Раньше они видели чуть дальше носа. Я пока и сама не знаю, как далеко они видят теперь, но, оказывается, знаю точно, что со мной сегодня случится что-то важное и нехорошее, но я не умру…
Смерть… может быть, именно она мне и нужна! Дашкина синяя коробочка и вечный покой…
Как будут умирать мои мозги? Мои умнейшие прозрачные мозги с красными прожилками… Сначала, наверное, они потеряют прозрачность, помутнеют… Потом… Не хочу!
Хочу жить! Долго, красиво и богато.
Дед, не топи меня. Ведь ты меня полюбил. Я знаю. А мое «я знаю» теперь дорогого стоит. Приходи сегодня вечером и давай сделаем вид, что ничего, абсолютно ничего не произошло… Будешь готовить свою китайскую еду, я буду тебе помогать… И так нам станет уютно, хорошо, весело…
А если хочешь — я загляну в свои прекрасные мозги. И они увидят все-все и про тебя, и про меня…
Дед! Давай так…
ТЕЛЕГРАМБот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
ВКОНТАКТЕБольшая библиотека с любыми жанрами и авторами
Большая Библиотека
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2 книги