Я хорошо ее помнила.
Помнила, как подумала, что стояла на этом месте столько раз
и никогда не видела Делфт таким,
каким его нарисовал художник.
– Так этот человек был Ван Рейвен? – Патрон? – отец усмехнулся.
– Нет, детка, это был не Ван Рейвен.
Это был художник – Вермеер.
Йоханнес Вермеер с женой.
Ты будешь убирать его мастерскую.
Трейси Шевалье «Девушка с жемчужной сережкой»
Арчибальд Дрейм ворвался в гостиную к почтеннейшей эмакум Альме Липринор, когда чай мы пить почти заканчивали. Он пролетел по гостиной стремительно, как тот пират при абордаже судна. И когда с приветствиями было покончено, перешел к делу.
– И? Когда? Что? Она что-то спалила? Затопила? Уничтожила? В твоем послании ничегошеньки же не понятно! – сыпал он вопросами, как ядрами из пиратской пушки.
– Нет. Только спасла мою репутацию, антикварную лавку от разорения. Меня от переезда в провинцию к дальним родственникам, а Альмочку от приступа депрессии и меланхолии, – слегка преувеличил мои заслуги мэтр.
– Ах, ты ж… –наверное, он хотел сказать: «Якорь мне в глотку», но в присутствии дам так, конечно, не говорят.
– Вот и мне интересно. Где носит почтенного куратора бедной переселенки, когда ей он так нужен. И я, и Клари извелись просто от переживаний. Это важное событие произошло две недели назад. А куратор ни сном, ни духом. Все приходится разгребать моему бедному Вассиану. А у него, между прочим, опять приступ подагры был. Васичке нельзя волноваться. – Эмакум Альма приписывала своему мужу кучу болячек, от которых мэтр неизменно соглашался лечиться только рюмочкой наливки, можно на травках.
– Я был на тушении пожаров в Антверрпене. Там загорелся один из банков. Представляете панику людей. Всех магически одаренных в области снижения агрессии и направили. У людей там вклады, жизненные накопления и просто сейфы с имуществом. Здание огромное. Особняк на пять этажей. Полыхало три дня. И потом мы ликвидировали последствия. Там чуть до бунта не дошло. Я уже не говорю о массовых попытках суицида, – выпалил мой куратор на одном дыхании, с нетерпением ожидая реакции. И она последовала.
– Всё. А пойду к себе. Моя тонкая душевная организация не способна выслушивать этого человека без моих успокоительных капель. Мне нужно срочно в спальню. Васичка, постарайся не принимать близко к сердцу все, что будет говорить этот человек. – Эмакум Альма величественно проплыла мимо ухмыляющегося Арчибальда.
– Конечно, Альмочка. Ступай к себе. Может, примешь ванну с лавандой? Уверен, что это тебе поможет. – Мэтр почтительно прикоснулся губами к ручке супруги и погрозил кулаком за её спиной другу.
– Так. Вот теперь можно мне все в подробностях? Желательно с мельчайшими деталями. Можешь не стесняться и сказать: чувствовала ли ты запах чеснока от этого типа во время магического видения?
– Нет. Не чувствовала. Мэтр не ест чеснок. – Я покосилась на начальника.
– Ест. Но сейчас не об этом. Давай рассказывай.
И я снова повторила свой рассказ. Постаралась, как можно более подробно и максимально детализировано. Мой рассказ произвел впечатление. После него воцарилась пауза. Мэтр явно что-то еще раз продумывал. А Дрейм переваривал услышанное. А потом произнес:
– Значит так. Многое непонятно, и поэтому нам нужен еще один магический всплеск. Тогда и будем делать какие-то выводы.
–А как нам его добиться то? Всплеска магического. – Про это мне не рассказывали.
– Видишь ли, девочка, обычно подобные события очень яркие. И маг подсознательно стремится их повторить. Поэтому повторный магический всплеск происходит довольно быстро. У тебя это должно было случиться на следующий день.
– А почему не случилось?
– Думаю, что всему виной твои страхи. И неуверенность в собственных силах. Еще и страх, что ты подвела и навредила Липринору. И не забывай, что ты видела, по сути, совершаемое преступление. – Дрейм внимательно посмотрел на меня и добавил: – я прав?
– Да. Я и в правду испугалась. Только вот потом. И именно всего этого. А еще, что меня сочтут сумасшедшей.
– Вот говорил я, что нельзя так с переселенцами. Не все они опасны. А мы всех под одну гребенку… А теперь у девочки куча надуманных страхов. Можно же как-то помягче, – возмутился мой куратор.
– Так что там с магическим всплеском? – Вернула я его к интересующей меня теме.
– Пошли. Нам нужно спуститься вниз в лавку, и ты должна встать на то же место, где это случилось в первый раз, – сказал он, поднимаясь и направляясь к выходу.
Мы с мэтром переглянулись и устремились за ним на всех парусах. Спустившись вниз, Арчибальд стал прохаживаться по узким проходам лавки и осматривать картины. Картин было много. Они стояли, висели и теснились друг перед другом. Быть повешенной на стенку было почти счастьем для картины. Большинство просто стояло вдоль стен. Пока Дрейм ходил, он продолжал задавать мне вопросы.
– Скажи-ка мне, Клари, а ты с тех пор дотрагивалась до картин? Не просто за раму, а за живописный слой?
– Нет. Мало ли, что может произойти. – И я даже замотала головой для пущей убедительности. – Мне нравится этот мир. И я не хочу его на что-то менять. Или возвращаться назад домой. Это только Элли с Тотошкой хотели домой из волшебной страны. Она была маленькой девочкой и логично, что она хотела к маме. А мне тут нравится.
– Кто такая Элли с Тотошкой? – Оживился мэтр. Была у него слабость к детским волшебным сказкам. Вот у этого большого, любившего жену и вкусно поесть, человека была целая коллекция детских книжек, которые он увлечённо собирал.
– Я потом вам расскажу, мэтр. Это надолго, –утешила я начальника.
– Вот. Нашел. – Вдруг сказал Дрейм и протянул мне небольшую картину. – Это портрет, как видишь. И должен по идее вызывать у тебя меньше страхов, так как ко всему прочему является трони. А это, согласись, вообще не страшно. Но чтобы еще больше тебя успокоить я скажу, что никогда еще никто не перемещался от нас назад. И тебе с огромной долей вероятности ничего не грозит. Смело бери.
– Да. У нас тоже называют трони маленькие портреты по плечи. Они и в самом деле нестрашные. – Я улыбнулась и взяла небольшую картину в резной раме.
– Ой. Это же Ян Вермеер? Только у нас на девушке жемчужная сережка. А тут целое ожерелье. Впрочем, я читала, что, возможно, краски выцвели, и эта жемчужина являлась застежкой – как здесь на ожерелье. Это портрет дочери художника. И еще фон у картины был не черный как сейчас, а вот именно как у вас штора или портьера.
– Хм. Никогда не задумывался. Но у нас автора зовут Йохан Меер. И да, картина весьма известна. Давай, теперь встань вот на это место, где ты первый раз ощутила магию. И постарайся, дотронувшись до картины, как бы заглянуть внутрь нее под слой краски? Просто попробуй и почувствуй её. Девушку, художника, портрет. Давай.
Я встала, как он сказал, и осторожно провела подушечками пальцев по картине. По синему насыщенному оттенками тюрбану на ее головке. По ожерелью на шее и, наконец, дошла до того места, где у нас была нарисована сережка, а здесь красовался замочек от ожерелья. Тут меня и накрыло. Только вот человек, который передо мной появился, совсем не походил на художника, нарисовавшего картину в моем представлении. Он был страшно толст. Просто ужасно. В одной руке он держал бутерброд с любимым и популярным здесь копченым мясом, а в другой – кисточку. Этой кисточкой он и рисовал на картине, что я держала в руках. Уже было видно контуры головки. Он ничего не говорил. Но я отчётливо слышала, как он жует. Громко и явно с удовольствием поглощая свое мясо. Еще успела разглядеть стол, заваленный красками. И кучу маленьких холстов. А потом все пропало. Как и в прошлый раз, видение не продлилось долго.
Я даже слегка покачнулась. Так все было реалистично. Сегодня я не боялась и смогла гораздо лучше все рассмотреть. И видение было ярче, четче. Я и в самом деле почувствовала запах чеснока от бутерброда художника. И я расстроилась. Не сработало. Чушь какая-то. Не может великий Ян Вермеер быть этим противным толстяком. Есть ведь версия, что он пользовался специальными зеркалами для того, чтобы точнее понять свет и тень. А у этого лицо было явно не отягощено печатью интеллекта.
Увидев мою расстроенную мордашку, мэтр Липринор запричитал:
– Ну что ты, девочка. Клари, не расстраивайся. Попробуешь еще раз. Может завтра получится?
– Подожди, Вась. Я четко ощутил всплеск магии. Ну-ка, давай, рассказывай. Но сначала давай вернемся в гостиную. Лучше слушать сидя и с рюмочкой наливки. А тебе нельзя. Ты же помнишь?
– Вот что за дурацкая идея-то? Я взрослая. Я большая и самостоятельная.
– Угу. Только вот комиссия установила, что тебе девятнадцать. И это, на мой взгляд, тебе сильно прибавили. И документы у тебя именно на этот возраст. Так что пить тебе еще долго будет нельзя.
Он был прав. Неска, девушка по-нашему, не имела право употреблять алкоголь, пока ей не исполнится двадцать пять лет. Газтер или юноша не имел право пить, пока ему не стукнет двадцать два. Совершеннолетие тоже наступало именно в этом возрасте. До этого юноши и девушки были под опекой родителей, в моём случае – куратора Арчибальда Дейка. Я сначала сильно удивилась такому позднему времени взросления. Но потом узнала, что средняя продолжительность жизни людей составляет сто пятьдесят лет, а маги живут до двухсот.
Мы вернулись в гостиную. Усадив меня в одно из кресел, Арчибальд вручил мне чашку с чаем. Себе и Арчи взял по рюмочке наливки, и оба уставились на меня. А я что? Я ничего. Все им выдала в подробностях и чеснок не забыла. И с возмущением на саму себя закипела, что тот чайник.
– Н-да. Дела. Выходит, если я правильно понял, она видит и слышит, и даже ощущает того, кто непосредственно наносит на картину неважно что. Мазки, штрихи или линии. То есть она видит того художника, который нарисовал работу? – наконец, видимо, все обмозговав, выдал мэтр.
– Да. Я пришел к тем же выводам.
– Что? – Моему возмущению не было предела. – Это же не мог быть Вермеер?!
– Что за чушь ты несешь? Разумеется, это не Йохан Меер. И близко нет. Откуда у меня в лавке мог бы быть подлинный Йохан Меер? Я похож на владельца дворца? –возмутился мэтр.
– Ой. Я идиотка. Ну, конечно, это не сам великий художник. Это копия, да? – Наконец и до меня дошло. Как до того жирафа.
– Да. Причем весьма посредственная. У нас была мода одно время. И Йохан Меер пользовался просто огромной популярностью. А его картин сохранилось не так много. Тут-то и появились разного рода подделыватели. И, надо сказать, у некоторых неплохо получалось, – вертя в руках крохотную рюмку, сказал Арчибальд.
– Ой. Точно. У нас тоже было что-то похожее. Его потом разоблачили на суде, ему грозила смертная казнь, за сотрудничество с врагом и продажу ему национального сокровища. И тут-то он и признался, что это подделка, и нарисовал её он сам, – вспомнила я.
– Ну, у нас их было несколько, причем все в одно время. У кого-то получалось лучше, у кого-то хуже. Но почти всех довольно быстро разоблачали. Все-таки, чтобы подделать работу такого мастера, нужны не только художественные данные, но и знание химии, – присоединился мэтр.
– Да, у нас мошенник тоже изобрёл специальный состав краски. И только поэтому его было так трудно изобличить. Он добавлял в краски специальный клей, что позволяло запекать их в созданной им печи. Для создания кракелюр и твердости красок.
– Вот видишь. А у нас этим не заморачивались. И поэтому очень быстро всех вывели на чистую воду. Ты держала в руках один их таких «шедевров». И я даже помню его автора. Он и в самом деле выглядел так, как ты и описывала. На суде он, по-моему, в кресло не поместился, – усмехнулся Арчибальд.
– Арчи. А ведь только что Клари нам указала на серьезный минус её дара? Если в тот период времени, что ей показывает видение, художник не произносит ни слова, то ведь она может и не понять, кто он? И согласись, мы ведь до сих пор не знаем, как выглядели многие из них. Да что далеко ходить. Ты ведь знаешь, что последние исследования показали, что тот знаменитый набросок старика с бородой, что все принимали за автопортрет великого Леонардини да Гвидо, на самом деле к его внешности не имеет никакого отношения.
– Н-да. На период, когда был сделан набросок, ему было около тридцати лет. И это явно не мог быть он, – протянул Арчибальд и вернул мэтру пустую рюмку.
– Да. У нас по-прежнему нет данных о том, как он выглядел, – продолжил свою мысль мэтр.
– А у нас этого художника зовут Леонардо да Винчи. А Винчи – это город, в котором он родился.
– Гвидо – это местные аристократы с такой фамилией. Их род был издавна известен в городе Винченто. И у нас его зовут так, потому что местный аристократ признал его сыном. Внебрачным, разумеется, – сказал метр, протягивая крохотную рюмочку другу.
Размер посуды, из которой было принято тут пить алкоголь, меня не переставал удивлять. Все фужеры, рюмки и стаканы для алкоголя были в два, если не в три раза меньше, чем подобные у нас. Возможно, в каких-нибудь злачных местах на окраине города и было что-то побольше. Но мне туда ход, ясное дело, был заказан.
– Н-да, это серьезная проблема. Да и с даром еще много вопросов. Завтра попробуем снова. Потому что на лицензию стоит подавать, только когда мы досконально все поймем. И еще очень плохо, что Клари не умеет рисовать. Набросок её видения очень помог бы.
– Ну, что есть, то есть. Согласись, что это все равно очень неплохо. И ведь не всегда они будут молчать? Вдруг кто-то имя назовет? – утешил мэтр.
– Да. В любом случае – это очень интересно, – подхватил Арчибальд, – и я предлагаю продолжить завтра. А сегодня, может быть, вы всё-таки откроете лавку и поработаете?
Мэтр был явно не очень доволен таким предложением, но делать нечего. Мы пошли открывать магазин.
Прогноз мэтра был в целом верен. Мэтр Вискон был вынужден закрыть свою лавку, предварительно распродав все имущество на аукционе. Мы ходили на него с мэтром, и даже многое приобрели. Он так же продал и помещение, которое занимал всю свою жизнь. Он и его семья полностью вернули все деньги за рисунки, которые уже были проданы покупателям. А сами всем семейством уехали из города. По словам мэтра Липринора, вряд ли они смогут когда-нибудь вернуться. Такие вещи не скоро забываются. Вся репутация почтеннейшего торговца и мэтра была разрушена всего из-за одной ошибки.
Мой куратор приходил теперь каждый день, и мы все время пробовали. Выяснилось, что мой дар работает только один раз в день и только с одной картиной. Но это все-таки было не мало. Еще опытным путем мы выяснили, что, к сожалению, я могу прочесть картину только один раз. Второй раз она мне свою историю не рассказывает. Поэтому я теперь училась с первого раза все запоминать, потому что второго раза не будет.
В самом начале случались конфузы, так как я проваливалась в видения от малейшего прикосновения к картине. Даже если этого не хотела. И мне понадобилось время, чтобы научится это контролировать. И видеть только те картины, которые я хочу. Мои старания не прошли даром. С каждым разом получалось все лучше и лучше.
Видения стали более продолжительными. Оказалось, что я их сама обрывала, и я училась не делать этого, а позволяла магии течь сквозь меня потоком. Они стали более красочными и реалистичными. Я находилась как бы внутри мастерской художника. Арчибальд стал настаивать, чтобы я научилась менять угол просмотра. Но пока это не давалось.
А еще я старательно развивала память на лица. Стала вести свой личный каталог, записывая туда описание всех художников, что видела. Мне очень хотелось пойти в Лувриод и дотронутся до работ известных художников. Но Арчибальд мне это строжайше запретил. И велел тренироваться только на картинах мэтра. Без соответствующей лицензии и приглашения от музея делать этого не стоило.
Я работала, тренировалась, копила на лицензию, и все было замечательно, пока в мою жизнь опять не вмешался его величество случай.