Клуб пропавших без вести

Глава 1

– Что еще за любитель спецэффектов? Видимо, он из скандальных писак, способных под заголовком «Сексуально озабоченный оборотень-людоед ступил на тропу геронтофилии» продать невинную сказку о Красной Шапочке. Сколько раз я на такое покупалась: на обложке – громкая сенсация, а внутри такая скука, что мухи дохнут! Или… – Зеленоватые глаза Аньки осветились надеждой. – Слушай, Ритуля, может, у него острая фаза шизофрении, с галлюцинациями, вот покойники и мерещатся? Не замечала за ним резкой смены настроения, агрессии, мании преследования, нервных срывов, иллюзий, бредовых идей? Хотя вряд ли, конечно. На такую удачу рассчитывать не приходится…

Я иронично хмыкнула. Редкая удача, ничего не скажешь. Лучшая подруга, решив сказать свое слово в науке, усиленно готовилась к поступлению в аспирантуру – и в каждом встречном видела живое пособие из учебника по клинической психологии. Все-таки на удивление неутомимая натура эта Анька, словно ей и без того не хватает забот на рабочем месте, в центре помощи зависимым!

– Нервный срыв, похоже, скоро будет, ведь его бизнес висит на волоске. Бредовые идеи? А как же, вагон и маленькая тележка. Прежде всего отыскать человека, который умер лет этак тридцать назад, и… взять у него интервью! Причем в обстановке строжайшей секретности, чтобы конкуренты, оборони Создатель, не пронюхали. А вдобавок сделать это лучше и быстрее второго претендента на лакомую должность… угадай кого? – Глаза Аньки с изумлением, догадливо распахнулись, и я кивнула. – Ага, моего главного «друга» в редакции, Живчика.

Подруга поперхнулась коктейлем, подняв в бокале громкое неделикатное бульканье и обратив на себя внимание людей с соседних столиков нашей любимой кафешки.

– Того придурка, который предлагал сочинять скандальные истории, привлекая к этому «сбитых летчиков» из второсортного актерского эшелона? – хохотнула она, и я снова кивнула. – Того самого, для которого ты придумала сто с лишним способов убийства?

– Вообще-то сто сорок два, – с достоинством ответствовала я, вспомнив, как однажды угробила на это целый рабочий день. А что еще было делать, если меня по его милости в очередной раз «забыли» позвать на редколлегию, а потом битый час распекали за равнодушие и лень? – Но потом остановилась на одном: снять с ноги туфлю и со смаком пришибить в лепешку, оставив лишь мокрое место. Это же надо так меня довести!

– Кстати, а с чего началась ваша вражда? – Анька с любопытством подалась вперед. – Знаю, что он регулярно тебя подставляет, но неужели просто так, с бухты-барахты, проникся ненавистью? Наверняка была какая-то причина.

– Была, и не одна. Я не рассказывала тебе, не хотелось копаться в этой гадости, но… ладно. – Я махнула рукой, сдаваясь. В конце концов, за последнее время, после череды выпавших на нашу с Анькой долю переживаний, подруга значительно прибавила в профессиональном плане. Она успешно помогала попавшим в беду людям – и даже избавила одного парня от серьезной игровой зависимости. Вдруг и мне подскажет что-нибудь дельное…

Итак, началось это в апреле. Нет, если быть совсем точной, в начале марта, ведь именно тогда появились первые намеки на нашу с коллегой неприязнь. Я только-только присоединилась к редакции, ухватившись за удачно подвернувшееся предложение и решив внять совету Аньки все-таки выйти из зоны комфорта. Что означало перестать наконец сидеть в четырех стенах, бередить толком не затянувшиеся душевные раны и к тому моменту вот уже полгода оплакивать свое горе.

Он бесцеремонно влетел в комнату, не дав толком освоиться на новом месте, и легко вспорхнул прямо на мой стол, чуть не свалив монитор. Потом бегло представился и затараторил, как из пулемета: работает в издательском доме давно, сейчас волей шефа все его творческие силы брошены на новый журнал, будем трудиться вместе и, как он надеется, подружимся. Последнее словно вылетело из его уст многозначительно, сопровождаясь тяжелым похотливым взглядом, которому, видимо, полагалось быть обольстительным.

Я отмахнулась от первого нелестного впечатления, но после нескольких дней подобного «общения» не знала, куда деться от назойливого коллеги, которому вздумалось меня опекать. Его было слишком много: он носился по этажам, отвлекая сотрудников издательского дома шумными байками, поучал каждого встречного, как раскручивать наше издание, и, главное, фонтанировал идеями межгалактического масштаба, одна возмутительнее другой. То предлагал разбить семью известного актера, примерного семьянина, «подсунув» ему какую-то невиданной красы модель, то обещал организовать сенсационное – и липовое – разоблачение вполне себе благонравной и уже немолодой певицы, присочинив ей пару якобы брошенных в свое время детишек…

– А не проще ли отнестись к людям – и к героям, и к читателям – с уважением? – не выдержала один раз я. – У нас достойное издание, и надо позиционировать себя именно так. Хайп, скандалы, смазанные фото от папарацци – кого сейчас этим удивишь? Люди давно перестали верить подобной чепухе! Лучше попробовать «разговорить» знаменитость, сделать красивую фотосессию, раскопать что-то по-настоящему увлекательное, но правдивое. Уверена, нам пойдут навстречу, ведь популярность нужна всем. Постепенно звезды и продюсеры начнут доверять, станут подкидывать самый эксклюзив. А будем выдумывать, да еще так, без зазрения совести, потом от судов не отобьемся!

– Ну и плевать, пусть судятся, – беспечно брякнул бойкий коллега, но, заметив красноречивый взгляд издателя, внимательно следившего за нашими дебатами, тут же осекся и стал выкручиваться. – Это я, конечно, хватил, лишних проблем нам не нужно. Просто увлекся и неверно донес мысль. Давайте выдумывать – но так, чтобы было не подкопаться. В конце концов, в этом и заключается мастерство журналиста. И я владею им блестяще, столько лет опыта!

Нисколько не сомневаюсь. Ничего себе, «журналист»! Потеряв от возмущения дар речи, я утомленно взирала на неугомонного, нагловатого, беспринципного, никак не желавшего затыкаться… – как бы его обозвать? – Флюгера, Шута горохового, Фигляра, Кривляки? Нет, прозвище «Живчик» подходило ему лучше всего, ведь он метался по редакции с такой энергией, что меня укачивало от его прыжков…

С тех пор мы регулярно спорили о путях развития журнала, но это вполне могло сойти за рабочие моменты. Следующий «звоночек» раздался во время празднования в редакции Женского дня, когда Живчик, пробравшись ко мне с двумя бокалами в руке, пытался уговорить меня потанцевать. Я вежливо отказывалась – настроения развлекаться не было, да и на этот междусобойчик я согласилась скрепя сердце, только чтобы коллеги не сочли меня замкнутой высокомерной грымзой.

– Да ладно тебе, расслабься, – не отставал «обольститель», сверкая сальными глазками. – Выпей хорошенько, все свои, кого стесняться? Потанцуем, пообщаемся, познакомимся поближе. Помнишь, мы ведь хотели подружиться? Ну же, брось ломаться, Ритка!

От ярости у меня потемнело в глазах. Он мог сколько угодно ставить под сомнение мою профессиональную компетентность, с оскорбительной снисходительностью напоминая о своем опыте. Мог врываться ко мне без стука и битый час восседать на столе, загораживая монитор и мешая работать. Мог «ездить по ушам» весь день с бахвальством и напором, от которых у меня разыгрывалась мигрень. Мог просто быть самим собой: ушлым недалеким хамом, которого так и тянуло придушить голыми руками, – мог делать что угодно, но сломалась я на этом фамильярном небрежном «Ритка».

Так меня иногда называли лишь двое. Два по-настоящему близких мне человека, одного из которых уже не было на этом свете. Из уст Ани «Ритка» звучало по-свойски тепло, лишний раз напоминая о долгих годах самой искренней и верной дружбы, начавшейся еще в школе. А мой прекрасный во всех смыслах слова любимый произносил это с особенной нежностью, крепко сжимая меня в кольце сильных надежных рук. Теперь же Живчик бросил мое имя пренебрежительно, надменно, с явственно уловимым оттенком похоти.

Злость уже клокотала внутри, грозя вот-вот вылиться в порцию крепких, вполне достойных его гнусного «журналистского мастерства» словечек, но я колоссальным усилием воли остановила этот порыв. Не стоило в самом начале работы портить отношения с коллегой. Который с первого дня отнесся ко мне вполне дружелюбно и к тому же был не в курсе моих сокрушительных жизненных трагедий.

– Прости, но… нет. Никаких танцев и прочего, – покачала головой я. Мне не хотелось ни излишне откровенничать, ни обижать его, поэтому «золотая середина» показалась уместной. – Между нами, я переживаю тяжелый момент, никак не оправлюсь от потери близкого человека. В такой ситуации не до развлечений.

По наивности я надеялась на понимание, но Живчик, будто не слыша отказа, продолжал виться рядом. Я вытерпела еще несколько минут его присутствия – как говорится, ради приличия, – а когда стало совсем невмоготу, выждала удобный момент и по-английски слиняла домой. Оставалось только надеяться, что после этого он отстанет. Да еще и разболтает о моем печальном настроении остальным, надолго отбив у них охоту лезть с ненужным общением.

Живчик действительно снизил активность. Теперь он появлялся в моей комнате гораздо реже, а на редколлегиях спорил яростнее. Сослуживцы и правда стали меня сторониться – не знаю, что он им наплел, только меня это искренне встревожило. Одно дело – ждать от других деликатности, так необходимой в моем удрученном состоянии, и совсем другое – постепенно становиться изгоем. Тем не менее в редакции еще соблюдалось подобие приличий, и паниковать по поводу откровенной травли было преждевременно.

Гром грянул через месяц, когда глава издательского дома собрал всех сотрудников в ресторане по случаю годовщины основания компании. Очень кстати вышел первый номер журнала, так что шеф решил «обмыть» сразу два события, сплотив собравшуюся под его руководством команду. Ближе к концу торжества, когда гости, основательно загрузившись блюдами и напитками, пустились в пляс, Живчик снова причалил к моей скромной персоне. Поспешив отказаться от очередных танцев, я скрылась от него в дамской уборной, разрабатывая план бегства.

Через несколько минут, предусмотрительно высунув голову из двери, я убедилась, что путь свободен. Требовалось быстро проскользнуть в зал, попрощаться с остальными и, стараясь не привлекать внимание горе-кавалера, нестись в гардероб. Довольно резво одолев половину пути, я притормозила, услышав неподалеку громкие мужские голоса. Спрятавшись за угол, я заметила, как Живчик выбрался в коридор в компании своего приятеля по редакции, чуть менее развязного, но столь же никчемного.

– Да погоди ты, сейчас выйдет. – Основательно набравшийся коллега дернул моего «ухажера» за рукав и мерзко захихикал. – Может быть, она как раз для тебя прихорашивается!

– Ага, от нее дождешься! Плела мне в прошлый раз какую-то чушь, чуть ли не в трауре она. Ты в это веришь? – развел руками Живчик. – Хотя всегда в темном, факт. По-моему, просто выслуживается перед шефом, вот, мол, какая я вся из себя деловая, даже дресс-код соблюдаю! Фу, подлиза!

Так-так, интересненько… Стараясь не дышать, я вся обратилась в слух. Не каждый день узнаешь, что думают о тебе окружающие!

– Корчит из себя монашку! – поддакнул первый и снова гаденько засмеялся. – С такими-то сиськами!

– Мне больше задница нравится, – авторитетно изрек Живчик, – так и тянет по ней шлепнуть. Особенно когда начинает со мной препираться. Фигура-то ничего, но характер… Надменная стерва, еще морали читает! Да мне одного взгляда на нее хватило, чтобы все понять.

– Хорошо ты нам рассказал. – Приятель, которого «забирало» на глазах, похлопал его по плечу. – Теперь все знают, что у нее виды на издателя. Мы-то для такой, конечно, тьфу, мусор, ей кого покруче подавай. Мерзкая бабенка! Неудивительно, все к шефу бегает…

– А что ей еще делать? – У Живчика тоже стал заплетаться язык. – Заметил, какая подавленная в последнее время? Понимает, что профессионально – ноль, только и остается в горизонтальном положении отрабатывать!

И они опять загоготали.

У меня закружилась голова, перед глазами на миг все померкло. Оседая по стенке, я как сквозь пелену слышала новые уничижительные реплики в свой адрес. Так вот в чем дело! Оказывается, за моей спиной давно ходят грязные сплетни. А сочиняет и разносит их узколобый жестокий мерзавец, с какой-то стати сделавший меня объектом своего нелестного внимания.

Вскоре голоса смолкли, и я с грехом пополам добралась до ближайшего окна. Поток прохладного воздуха сразу привел меня в чувство. Да с чего они решили, что могут надо мной издеваться? Безнаказанно выдумывать всякую ерунду? Хватит трусливо пережидать в коридоре, я могу за себя постоять! Мне хочется домой – значит, вернусь в зал, перекинусь парой слов с Катюшей и наконец-то свалю из этого гадюшника. А если кому-то вздумается меня задерживать или оскорблять – им же хуже.

Я решительно развернулась и грозно застучала каблуками. Войдя в зал и с облегчением не обнаружив там Живчика, я направилась к дальнему углу, где в компании других редакторов стояла моя приятельница. Но уйти спокойно мне было не суждено: оказавшись в центре залитого ярким светом люстр пространства, я услышала за спиной до боли знакомый голос.

– Эй, подруга, может, снизойдешь до простых смертных? – Живчик успел основательно набраться и сейчас явно алкал неформального общения. – Я понял, в чем твоя проблема. Мужика тебе не хватает, вот и бесишься, всех презрением обливаешь. Проще надо быть, Ритка! Самой-то не надоело киснуть? Так я тебе помогу!

Не успела я опомниться, как он резко выбросил руку и дернул меня за волосы, которые я сегодня по привычке стянула в тугой пучок. Последние месяцы у меня был более чем серьезный повод носить темное и делать строгую прическу. И разве кого-то должен был волновать мой излишне чопорный, но вполне благопристойный облик?

Шпильки посыпались на пол, волосы волнами разметались по плечам, и окружающие разом смолкли, предвкушая колоссальную разборку. Я чувствовала, как все, включая нашего всесильного шефа, обратили на нас жадные до скандалов взоры. От негодования меня затрясло так, что я с трудом устояла на ногах.

– Уже лучше, – удовлетворенно хмыкнул Живчик, оценивая дело рук своих. – Хватит выделываться, пойдем танцевать!

Он попытался приобнять меня сзади, и, оглянувшись, я увидела, как его ладонь опасно зависла в воздухе чуть пониже моей спины… Окружающие стояли молча, с интересом наблюдая за «спектаклем» и явно ожидая увлекательной кульминации. Хорошенькое дело, сейчас меня начнут откровенно лапать, и ни один из присутствующих здесь, с позволения сказать, мужчин за меня не вступится! И почему это происходит со мной? За что все так меня ненавидят? Слезы обиды обожгли глаза. Нет, я не позволю себя унижать, ни за что!

Кипя от ярости, я резко развернулась на месте и, замахнувшись, влепила Живчику громкую, хлесткую пощечину. И тут же брезгливо отдернула руку, отступая назад и мечтая только об одном: поскорее отмыться от отвратительной ситуации и прикосновения к этому гнусному существу. Перед глазами все расплывалось от гнева, и я как в тумане видела перекошенное от злости лицо Живчика с красным отпечатком моей пятерни, спешившую ко мне на помощь потрясенную Катюшу и странное, чуть ли не уважительное выражение во взоре издателя…

– Вот скотина! – возмущенно охнула Анька, снова подняв бурю в стакане с коктейлем. – Теперь понятно, почему он устроил тебе «райскую» жизнь. И что, он потом даже не извинился?

– Куда было деваться, извинился, на следующий же день. Мол, выпил лишнего, плохо соображал, – вздохнула я. – Разумеется, искренним сожалением там и не пахло. Представляешь, какое для него унижение: сначала я на глазах у всех по физиономии съездила, потом шеф устроил взбучку за «некомандное поведение» и заставил прилюдно просить прощения! Последнее, конечно же, стало новым веским доводом в пользу версии о том, что я – любовница издателя. О чем Живчик, оскорбленный в лучших чувствах, и разнес по всем этажам офиса. Не знаю, что еще он там наговорил, только возненавидели меня практически все…

– Милая, как несправедливо… – Подруга мягко погладила меня по руке и вдруг мстительно произнесла: – Знаешь, иногда я жалею, что клуба больше не существует!

Я лишь удрученно покачала головой. Нет, это было слишком безрассудно и опасно. Весной прошлого года мы с Анькой, переживая каждая свои обиды, оказались в клубе психологической помощи униженным. Где как-то незаметно перешли от общения единомышленников к банальной мести. Там я надеялась встретить понимание, а обрела любовь всей жизни. Которую вскоре потеряла – из-за чужой ненависти, сокрушительной и ослепляющей.

– А самое обидное, что я и правда пару раз бегала к издателю. Хотела донести до него свои идеи развития, спасти общее дело. Сколько раз зарекалась от подобных инициатив, дура! – Я с размаху врезала себе по лбу. – Сначала пыталась поговорить с главредом, объяснить, что мы не туда поворачиваем, печатаем откровенную муть, – и стала первым врагом. В отместку он взял в недавний номер скандальный материал Живчика. А кому, как не мне, знать, чем может обернуться подобная шумиха…

Анька понимающе закивала. В самом начале наших занятий в клубе я, горя желанием защитить несправедливо обиженного, вызвалась написать разоблачительную статью. В ней не было ни слова неправды, но поднявшийся следом ажиотаж принял невиданные масштабы и сослужил герою плохую службу, лишив покоя, а потом здоровья и жизни. Эта история лишний раз напомнила мне об ответственности за каждое, даже брошенное вскользь слово, и теперь я с особым трепетом относилась к персонажам журнальных материалов. Увы, мои попытки достучаться до коллег выставили снобизмом и морализаторством, а исключительно деловое общение с шефом – пошлой служебной интрижкой.

Меня по-настоящему волновало бедственное положение, в котором оказался перспективный журнал, хотя, чего греха таить, была у этого энтузиазма и другая причина. Я с головой бросалась решать рабочие проблемы, пытаясь найти спасение от личной трагедии, чтобы не думать, не вспоминать, не переживать… Но справлялась я плохо. Так и тянуло закутаться в черную, под стать поглотившей меня скорби, одежду и замкнуться в себе. А перед памятным инцидентом в ресторане… словом, Живчик не ошибся, я действительно была крайне подавлена. Тогда, в начале апреля, моему обожаемому возлюбленному могло исполниться тридцать четыре. Могло – но никогда уже не исполнится, и осознание этого медленно, мучительно сводило меня с ума.

– Алик ни за что не дал бы тебя в обиду, – словно услышав мои мысли, вздохнула подруга и грустно хихикнула. – Помнишь его панацею от всех бед? Он точно набил бы этому Живчику морду!

Я невесело улыбнулась, почувствовав, как к глазам подступают слезы. Сколько же еще я буду страдать? Наши с Аликом отношения длились каких-то пять месяцев, а с момента трагедии прошло уже вдвое больше. Подруга-психолог со знанием дела уверяла, что время лечит, но какое там… Просыпаясь, я первым делом открывала фотографию своего красавца в телефоне, проверяла мессенджер, не иначе как в бреду надеясь увидеть заветное «В сети». Однажды, в приступе острой тоски, я даже скинула на номер Алика сообщение с одним словом – «Скучаю». А в день его рождения собралась с духом и приехала к дому, в котором мы когда-то недолго жили вместе. Просто стояла внизу, забыв обо всем на свете, и смотрела на свет, горевший в окне на последнем этаже. Чужой свет в уже чужой квартирке, где мы когда-то были так счастливы…

– Ты снова туда ездила? Который уже раз? – Анька верно считала мое выражение лица и укоризненно покачала головой. – Рита, я все понимаю, но хватит травить себе душу! Ты замыкаешься, люди это чувствуют и избегают тебя. Сама не даешь себе шанса быть счастливой! Попробуй с кем-нибудь встретиться. Кстати, а что ты думаешь насчет вашего шефа? Ну-ну, не делай такие глаза, а лучше взгляни на него иначе… Да, он намного старше, но я же помню по фоткам: шикарный мужик! И тебе, кажется, благоволит.

Ага, ну конечно! Благоволил он мне потому, что я чуть ли не единственная из его сотрудников искренне пеклась о судьбе издания. Наверное, идея завести служебный роман и стать «серой кардинальшей» в издательстве была не так и плоха – представляю, как скривились бы мои недоброжелатели во главе с опостылевшим Живчиком! Но, увы, я даже в мыслях не могла представить себя с каким-то другим мужчиной, кроме моего заботливого и порывистого Алика. Так что зря Анька тратит на меня свое красноречие. Безнадежный случай, и вообще – кто бы говорил!

– Я – другое дело, – привычно заупрямилась подруга, после серии сокрушительных разочарований зарекшаяся от новых попыток устроить личную жизнь. И, доверительно придвинувшись, сообщила: – Знаешь, а ребенка мне хочется… Усыновить одинокой женщине непросто, остается родить. Как сейчас принято говорить, «для себя». Надо бы изучить вопрос, наведаться в банк доноров. Ну что ты опять так смотришь, Ритка! Сказала ведь: никаких больше отношений!

Я и правда поначалу встрепенулась, но потом, пока официантка подавала нам мороженое, поразмыслила – и пришла к выводу, что это, пожалуй, неплохой выход. Особенно для таких неисправимых однолюбок, как мы с Анькой.

– Разведаешь что-нибудь – сообщи! – выпалила я и, наткнувшись на изумленный взгляд подруги, поспешила перевести разговор на более актуальную тему. – А пока мне нужно сосредоточиться на этом бредовом задании. Или все-таки уволиться.

– Эй, даже не вздумай, борись до последнего! Уйдешь, и что дальше – снова будешь лить слезы в заточении? – с пылом набросилась на меня Анька. – По поводу книги ведь, как я понимаю, новостей по-прежнему нет?

Я лишь рукой махнула. Эту книгу, честный рассказ о событиях, произошедших в клубе, предложил мне написать Алик. Выполнив его просьбу, я отправила рукопись в самое крупное издательство и уже успела забыть об этом. В конце концов, прошло несколько месяцев, и редакторы наверняка успели «завернуть» мое бессмертное творение. Вдохновения сочинять следующий роман не было, да и что я могла бы написать с таким-то кладбищенским настроением? Кстати, о кладбищах…

– Ты так и не знаешь, какого покойника нужно отыскать? – Похоже, Анька мысленно одолела ту же логическую цепочку. И неудивительно, ведь мы всегда понимали друг друга с полуслова. – Шеф даже не намекнул?

– Не-а. В понедельник узнаю, но ты наверняка права, и это – лишь попытка приукрасить рядовое поручение, вызвать у нас дух соперничества. – Я сама удивилась, что мои слова окрасила досада, будто я уже приобрела необходимый для опасных приключений азарт. Что ж, любви больше не будет, а вот в профессии мне еще есть что сказать! – Но если он не пудрит нам мозги… Я возьму интервью у этого покойника, даже если придется спуститься в преисподнюю!

– Дело серьезное, каждому из вас предстоит провести целое расследование, так что свободно распоряжайтесь временем. С этого дня можете считать себя в творческом отпуске, – великодушно объявил шеф, прохаживаясь по кабинету обычной величавой поступью. И с царской широтой махнул рукой. – Все расходы – на транспорт, мобильную связь, а если понадобится, и на проживание в гостиницах – мы компенсируем.

– А у нас что, коммунизм наступил в отдельно взятой редакции? – грубо прыснул Живчик, подмигнув мне. – Может, объединим усилия, совместим, так сказать, приятное с полезным? Путешествовать будем вместе, а жить – в одном номере. Это же какая экономия для издательства! Да и помогу тебе немного, нужно ведь дать фору неопытной коллеге!

– Спасибо, справлюсь как-нибудь сама, – фыркнула я, демонстративно отворачиваясь, чтобы не видеть заклятого врага, сиявшего снисходительной улыбкой человека, абсолютно уверенного в своих силах. И в плохо скрываемой панике обратилась к издателю: – А разве было предусмотрено, что мы должны работать вместе?

– Это как вам будет удобно. – Шеф развел руками и понимающе усмехнулся. – Хотя вообще-то предполагается, что каждый сам за себя. Два претендента – два материала. Я буду оценивать не только скорость, с которой вы представите интервью, но и его качество. Постарайтесь уложиться в месяц. Максимум в два. Срок, согласитесь, немалый, но и задача не из простых. К счастью, нашелся щедрый спонсор, который поверил в потенциал журнала и согласился взять на себя все наши – точнее, ваши – прихоти. Он считает, что игра стоит свеч, и я с ним солидарен. Задание на столе.

Я раскрыла лежавшую передо мной тоненькую папку, Живчик схватился за свою, точно такую же. Несколько минут мы сосредоточенно изучали краткую биографию героя и пару старых отсканированных статей. Потом дружно, в первом и, видимо, последнем порыве солидарности, задумчиво похлопали глазами, переглянулись и с недоумением воззрились на шефа.

– Ничего не понимаю, – на правах старшего нарушил тишину Живчик. – Мы должны собрать информацию об этом человеке и на ее основе состряпать материал, подать в виде интервью? Придумать, будто бы он жив? Это что, такой журналистский прием?

– Там ведь все четко написано, – терпеливо пояснил издатель. – Найдите этого человека и возьмите у него интервью. Никаких «состряпать» и «придумать», только чистая правда.

– Но ведь он мертв! Погиб много лет назад, – не выдержала уже я. В ту пору я была совсем еще малышкой, но историю этого персонажа прекрасно знала. Или, как выяснялось теперь, думала, что знала.

– Может, и не мертв… – загадочно протянул издатель и развел руками. – Это вам и предстоит выяснить. Друзья мои, я предложил шикарные условия работы. На кону престижная должность в известном журнале. Как говорится, победитель получает все: деньги, славу, возможность формировать команду и определять политику издания. Согласитесь, мы не могли придумать для вас нечто совсем уж банальное… Ну что, готовы побороться?

– Всегда готов, – шутливо отсалютовал Живчик, первым оправившись от потрясения. Сунув папку под мышку, он обменялся рукопожатием с шефом и, беспечно насвистывая себе под нос, направился к двери. Похоже, напоминание о щедром вознаграждении возымело действие, раз мой конкурент мгновенно обрел былую самоуверенность и решил немедленно приступить к работе.

Я же осталась сидеть на месте, погрузившись в тягостные раздумья и готовая сдаться без борьбы. Видимо, я слишком уверилась в том, что мне действительно предстоит написать какую-то весьма необычную по форме, но вполне себе реальную статью о давно ушедшем в мир иной человеке, более-менее известном. Разумеется, поговорив с его близкими, собрав о нем максимум доступной информации. Но, положа руку на сердце, я и представить себе не могла, что речь пойдет о кумире миллионов. Который, может статься, и не совсем умер… Что говорить, и впрямь бредовая идея!

– Маргарита, – вывел меня из раздумий бархатный голос, и я подняла взор на шефа. Он привычно напоминал льва, роскошного, мягкого и совсем неопасного. Кажется, четкая и краткая задача повергла меня в такие сомнения, что желание выйти из игры, так толком в нее и не вступив, явственно отразилось на моем лице. – Даже не вздумайте отказаться! Спонсор настаивает, да и я сам… Словом, мне жаль, что я не прислушивался к вам раньше, не защищал от нападок недоброжелателей. Возможно, тогда мой бизнес не оказался бы на грани катастрофы. Надеюсь, именно вы добьетесь успеха, и мы сможем выстроить отношения иначе.

Я кивнула и поднялась, постепенно стряхивая с себя наваждение. В самом деле, откуда взялись эти страхи, неуверенность? Я – профессионал. Знающий, как работать, умеющий это делать и, главное, верящий в свои силы. Я тоже готова вступить в борьбу, и у меня все получится!

– Я буду за вас болеть, – многозначительно пообещал шеф, со всей галантностью придержав для меня дверь. И я вышла из его кабинета навстречу сногсшибательной авантюре, нисколько не сомневаясь, что в следующий раз переступлю этот порог уже в ранге победительницы.