Клуб "Твайлайт". Часть 1

Глава 16

Посёлок Кольбино, август 2017 года

Ренат всю ночь и всё раннее утро просидел над маркетинговым планом. Пора приступать к подготовке презентации для встречи со спонсорами, а у него нет окончательного решения по переводу клуба на новый формат. Он пытался просчитать возможность обойтись без простоя во время подготовки мюзикла, но ничего не выходит. Слишком много переделок нужно выполнить в здании «Твайлайта». Сейчас это двухуровневая площадка с хорошим уровнем акустики: звук не «гуляет», продуманы все мелочи — Ренат не зря практически жил на строительной площадке восемь месяцев, не пожалел денег на услуги дизайнеров. «Выполненный в стиле арт-деко с элементами лофта интерьер несёт на себе налёт фешенебельности, привлекающей ценителей утончённой атмосферы», пишут в статьях модные журналы.

Ренат подвинул к себе техпаспорт клуба. Бар, танцевальная площадка, сцена, зона отдыха, посадочные места, vip-зона… Чем больше проходит времени, тем чётче Муратов видит, что в своём нынешнем формате «Твайлайт» не может вмещать в себя сразу два концепта. И дело даже не в деньгах. Хотя и не без этого…

Да, они сейчас за два месяца делают годичный оборот некоторых клубов-«середнячков». Но не секрет, что основной доход приносит бар и кухня. Конечно, не меньше, а даже больше, чем «Твайлайт», зарабатывают караоке-клуб под тем же брендом и недавно открывшееся кафе «Кружка Мира» с горячими напитками со всего света: чай, кофе, матэ, ройбуш, какао, шоколад… Да, у Рената есть акции, иначе он не смог бы позволить себе дом, машины…

Однако за месяцы простоя клуб забудут. А ведь это его главное детище, его плоть и кровь, в буквальном смысле. Сейчас оба состава и администрация трудятся на износ. Три раза в неделю «Твайлайт» работает на резидентской программе, один раз на «завозе» — приглашённых звёздах, вторник — день свободного танцевального формата, понедельник — выходной. На летней площадке в тёплое время года проводятся фестивали начинающих исполнителей и коллективов, заработок на ней минимальный. А в статье «расходы» — закупка продуктов и алкоголя, зарплата персонала и артистов, вода и энергоснабжение, вывоз мусора, текущий ремонт, замена износившейся мебели и кухонного оборудования, стирка салфеток и скатертей и так далее. Плюс налоги и неминуемая мзда всем «доярам» — «…дателям» и «…взятелям».

Он потёр уставшие глаза. Легче построить новое здание, чем перекроить клуб. Тогда нужны не спонсоры, а инвесторы. На поклон к дяде? Ренат уже два года обходится без финансирования своих проектов Андреем Эльмировичем, вернул почти всю сумму, данную ему взаймы. Дядя будет только рад подбросить денег, посадить племянника ещё на одну невидимую цепочку. Но для Рената это сейчас подобно продлению тюремного заключения.

Он не может отказаться от мюзикла. Не может… и всё. В голове столько идей! В голове ни одной идеи, уже довольно долго — он просто осуществляет то, что придумал ещё в студенческие годы и за время скитаний по миру. Пять лет назад всё прекратилось: путешествия, поиски, отчёты частных детективов…идеи — он постарался обрубить все нити надежд, воспоминаний… теперь и снов нет, остались только письма и браслет. Браслет он продаст, с письмами сложнее — они стали привычкой, отдушиной, способом отвлечения, тем, что в психотерапии называется анти-деструктивной терапией. Но и с этим Ренат тоже разберётся. Он почти слез с иглы, с того самого дня, как послышался ему звук увертюры из соседнего сада — больше ни одного письма. И не одного отчёта о прочтении. Уже десять с лишним лет.

— Что это?

— Пол Маккартни и его «Вингз», «Город Лондон»[1]. Понимаешь?

— Угу. Почти всё. Мне нравится.

— Я скину тебе альбом.

— Давай.

— Ты музыкальный неуч. Мне за тебя стыдно.

— Эй! Зато я классику хорошо знаю!

— Через пятьдесят… нет, тридцать лет всё будет классикой! «Стенку» Пинк Флойд будут изучать в школах. Учись, пока я жив. Мой старый комп нормально работает?

— Да.

— Я тебе на почту буду каждый день высылать один урок. Музыкальный ликбез. Кто, когда пел, что пел, от чего загнулся. Шутка. Потом сдашь экзамен на профпригодность.

— Ренат, тебе заняться нечем? Скоро сессия, между прочим.

— Это тоже важно. Не спорь. Мы с тобой в последнее время почти не видимся, даже по телефону нормально не можем поговорить. Каждый день, проверяя почту, ты будешь думать обо мне.

— Я и так о тебе всё время думаю… Тебе неудобно? Так сидеть.

— Мне всегда с тобой удобно.

Марина посмотрела на него с улыбкой через плечо. Солнце плеснуло сквозь листву и превратилось в лазурь в её глазах с ресницами до самых бровей. Ветер шумел в ветвях. Первый тёплый майский день. Они сидели в университетском парке, на травянистом холме, с которого виден был студенческий городок.

— Ты зарос, колешься, но мне нравится. У меня от тебя мурашки, Мурашка.

— Поехали ко мне, — Ренат потёрся щекой о её плечо. — Наши… сумерки были так давно. Я уже начал забывать твою «карту поцелуев».

Марина вздохнула:

— Прости, не могу. Мама зайдет через полчаса, после поликлиники. Ей опять будет плохо, я повезу её домой.

— Давай я вас… Чёрт, всё время забываю, что я теперь безлошадный!!!

— Да, принц без белого коня, — хихикнула Марина.

— Как она вообще?

— Когда как. Главное, терапия помогает.

— Вам нужны деньги?

— Ренат, — Марина помолчала, — нам всегда нужны деньги, ты же знаешь. Но у тебя самого…

— Со своими проблемами я уж как-нибудь разберусь. Я же говорил, у меня есть…небольшой фонд, — Ренат хмыкнул. — Сколько нужно?

— Почему ты против того, чтобы я пела в «Кактусе»? Там платят. Стас уже договорился даже, а ты…

— Даже не думай, почемучка! Ты меня извести хочешь? Если деньги нужны, скажи…

— Нет, ну почему? Там интересно, людей много…

— Вот именно, что много! Людей много, парней до фига… Лучше к сессии готовься.

— У тебя навязчивая идея, что меня все хотят!

— Сужу по себе!

— Очень мило, конечно, но это уж перебор! Почему?

Ренат развернул лицом Марину к себе, постарался поймать обиженный взгляд:

— Потому что это правда. Ты просто не понимаешь, какое воздействие оказываешь на людей, особенно на мужчин. Потому что ещё маленькая, вырастешь — поймёшь.

— Глупости!

— Доказательств хочешь? — он подвинул её ближе, так что ей пришлось обнять его ногами за талию.

— Знаю я твои доказательства! Всегда одно и то же! Не так посмотрел, слишком долго рядом постоял! Со мной пол-университета уже боится разговаривать!

— Я девочек не трогаю.

— Не хватало ещё!

— Ладно, — он помолчал, посмотрел из-под полуопущенных век. — Не веришь? Тогда скажи, что у Вадима с тобой?

— Ренат! — испуганно ахнула Марина. — Как ты…? Ничего! У меня с ним ничего!

— Я не спрашивал, что у тебя с ним, я спросил, что у него с тобой.

— Я… он… ты догадался или он всё-таки сказал? — упавшим голосом спросила она.

— Догадался. Не дурак. Он себя выдал. В тот день… в день твоего рождения, когда ты пришла за мной в «Кактус». Наверное, понял… куда мы с тобой идём. Не знал, что я вижу, на кого он смотрит, как он смотрит. И всё сразу на место встало. Всякие… моменты.

— И что теперь будет? — жалобно спросила Марина.

— Ты чего испугалась? Ничего не будет. Пусть и дальше считает себя великим конспиратором. Я им восхищаюсь, Вадимом. Я бы так не смог, а он может. Сила духа у него, характер. И если дальше будет… сдерживаться, нам с ним делить нечего. Лишь бы ты…

— Нет! Никогда! Вадим хороший, но…

— Но я лучше. Знаю. Теперь понимаешь, о чём я говорю? Я думал, он ледышка, но даже его прошибло. И не заикайся больше ни о каких заработках. Я каждый концерт «Поша» помираю живьём, когда все они на тебя смотрят….Кстати, это Вадим тогда тебя обо мне предупреждал?

— Да. Когда нас Надя познакомила. Он… он прилично себя вёл, просто… объяснил, что мне с тобой грозит.

— Я же говорю, умница! Всё знает, всё понимает и остаётся рядом. Если я когда-нибудь потеряю его как друга, я буду безутешен, — Ренат наклонил голову, прикоснулся губами к её носику, — но если я когда-нибудь потеряю тебя…

— То что? — спросила Марина, затаив дыхание.

— Я не смогу дальше жить.

Телефон гудел. Ренат некоторое время непонимающе смотрел на него, потом прочитал имя на экране и болезненно поморщился. Он ждал этого звонка.

— Привет!

— Привет!

— У вас утро. Ты не спишь?

— Нет, работаю. Когда ты прилетаешь?

— В Москву через пять дней. Билеты домой пока не бронировала. Я вышлю тебе дату, время и номер рейса в Краснодар, когда буду знать. Встреть меня.

— Постараюсь. Если не получится, пришлю машину.

— Пожалуйста, встреть меня сам. Нам нужно поговорить. И не сообщай дяде. Не говори ему точный день, когда я прилетаю. Он думает, я приеду перед самой операцией.

— Лейла, как ты себе это представляешь? Как ты это скроешь? Амина-апа[2]…

— Я всё придумала. Амина меня прикроет. Она остаётся в Денвере, решать организационные вопросы, связанные с нашим отъездом… Ренат, я возвращаюсь насовсем.

— Я знаю.

— Не волнуйся. Ничего не изменилось. Мы… поговорим?

— Конечно, Лейла. Мы обязательно поговорим. Будь осторожна.

— Хорошо… братец.

В кофейнике закипел кофе, а в кастрюльке вода для яиц всмятку. Уже несколько недель плохо работала вытяжка, но Ренат всё забывал вызвать мастера. Он редко готовил сам, в основном заказывая еду в офис или перекусывая в ресторанчике недалеко от «Твайлайта», хотя ему очень нравилось суетиться дома на кухне, занимавшей половину первого этажа, строгой, элегантной, немного старомодной.

Вытяжка взвыла и… умерла. Ренат заглянул под раструб, пожал плечами, налил себе кофе и поспешил раздвинуть двери на террасу. В кухню, разгоняя пар и терпкий кофейный аромат, ринулся прохладный дождевой воздух с запахами травы и яблок. Ренат посмотрел на горизонт, оценивая погоду, потом перевёл взгляд влево, ловя лёгкое движение среди старых стволов.

На заборе из валунов, расставив руки и покачиваясь для равновесия, стояла босая Марина. Ренат видел её так же чётко, как трухлявую руку старой яблони. На Марине была синяя рубашка с подкатанными рукавами и джинсы, подвёрнутые до колен, всё, как в их последнюю встречу весной две тысячи седьмого. Солнце вырвалось из-за туч, обожгло Ренату глаза, воспламенило медные волосы. Марина слегка повернулась, показав ему тонкий профиль, и Ренат не выдержал — шарахнулся назад, упал на диванчик спиной, чуть не опрокинув стол с ноутбуком. Потом вскочил и ринулся наружу, с силой толкнув запотевшую дверь. Вгляделся в уже посеревший, обесцвеченный облачным горизонтом простор сада, сбежал на кирпичную дорожку, подпрыгнул и подтянулся на руках на заборе, заглянув на соседний участок, где было чисто, пусто и почему-то работали автоматические «дождевики» на лужайке (видимо, соседи опять куда-то уехали со своим компьютерным котом, то-то он перестал приходить).

Ренат вернулся в дом почти на ощупь, с чувством человека, которому только что сообщили его смертельный диагноз, схватил кружку с кофе, посмотрел на свою дрожащую руку, отставил чашку и хрипло сказал:

— Всё! Это всё! Дошёл, значит. Следовало ожидать. Хотел снов? Получи глюк!

Через пару дней после начала «войны» Марина с облегчением убедилась в правдивости слов Георгия Терентьевича: Игнат действительно оказался незлым и довольно забавным мальчиком. Нет, выжить её из дома он старался изо всех сил, но все его пакости могли бы испугать лишь не отведавшую настоящей жизни школьницу, какой-нибудь тепличный цветочек, которым Марина уже давно перестала быть.

Комната его была через стену от «башенки». В час ночи Марину разбудил грохот музыки. Она удивлённо послушала, оценила басы и неутомимость солиста и сладко заснула, обняв Пикселя. Ей часто приходилось досыпать на репетициях во время гастролей, под барабаны и фузы, прямо на сумках или сдвинутых стульях. Утром, весело напевая, бодрая и выспавшаяся, она сварила Игнасику какао и приготовила особые «фирменные» гренки с сыром и чесноком. Завтрак подросток съел с самым мрачным видом. На лице его откровенно читался счёт, 0:1. Это ещё больше расположило к нему Марину, она не любила людей, держащих хорошую мину при плохой игре. Игнат просидел в своей комнате до самого вечера (до ужина из салата и куриных отбивных), видно, составляя план блицкрига.

На следующий он действительно сравнял счёт, но, скорее всего, не по плану, а по спонтанному наитию. После дождей сад был прохладен, свеж и прекрасен. Марина оделась по погоде, в ещё один свой новый наряд, правда, дешёвый, с распродажи, вышла на лужайку босиком. В голове её вертелся прекрасный рецепт фруктового пирога, оставалось только раздобыть фрукты. Но малина у забора осыпалась (Марина нашла несколько ягодок, которые без всякого колебания съела), крупные зелёные груши были твёрдыми, как камни, а тащиться на рынок ради пары яблок не хотелось.

Она с вожделением поглядывала на старую яблоню в соседском саду. «Белый налив» уронил через забор лишь одно яблочко, сразу потемневшее в месте падения, сочное, полупрозрачное и ароматное. В семье Марины этот сорт любили все, бабушка варила из него варенье, а мама пекла пирожки. Марина нашла место, где немного выдвинувшиеся из кладки камни из старых маячных построек образовывали что-то вроде лесенки, бочком поднялась повыше и воровато заглянула за забор. На соседском участке было тихо, лишь на столбике декоративной ограды вокруг пруда с хозяйским видом сидела чайка. Марина сорвала несколько спелых плодов, которые всё равно готовились упасть и побиться, и осторожно спустилась с ними на свою половину. Потом не выдержала: снова влезла на забор и с наслаждением прошлась до конца стены босыми ногами по гладким, немного скользким, валунам, сцепленным знаменитым мергелевским цементом, про который Боря тоже рассказывал. Она спрыгнула вниз, к себе, и в этот момент включился садовый полив. Марину окатило холодной, пахнущей подгнившей травой водой. Она нырнула за увитую девичьим виноградом шпалеру, дожидаясь разворота «дождевиков». Не дождалась, пробежала к тропинке через брызги. Игнат встретил её в доме, демонстративно щёлкнул пультом — полив прекратился. Марина была мокрая и … почти злая. Пирог получился очень вкусным.

На следующий день, вернувшись после репетиции, последней перед концертом (Степан всё ещё бездействовал, и это было очень в его стиле — дождаться крепкого драйва после выступления на публике, куража, который вкупе с выпивкой помогал ему преодолевать природную трусость), Марина обнаружила на своей подушке довольно свежий мышиный трупик без признаков насильственной смерти. В своем отношении к братьям меньшим (и совсем маленьким) она тоже весьма сильно отличалась от обычных девушек. Взяв мышь за хвостик, Марина вышла в коридор и постучалась к Игнату.

— Что? — подросток, вопреки обыкновению, вышел сразу, увидел труп и картинно поднёс руку ко рту: — Ой!

— Это кто? — деловито спросила Марина.

— Мы́ша, — сочувственно объяснил Игнат.

— Я вижу. Что она делает в моей комнате? На моей подушке.

— Так Пиксель же! — Игнат с невинным видом похлопал глазами. — Ты не заметила? У нас кот есть. Крысолов. Ловит, приносит — делится, из чувства ответственности, чтобы мы не говорили, что он нас объедает. Это подарок вообще-то, привыкай.

— Кот, ага, — Марина выразительно посмотрела на пушистую «пампушку», вылизывающуюся на площадке лестницы.

Пиксель попытался дотянуться до вытянутой вверх растопыренной лапки с мотками пушистой шерсти между пальцев, встретил активное сопротивление пуза, завалился набок и так и остался лежать, уронив хвост на нижнюю ступеньку. Он вообще ко всему в жизни относился очень легко и философски.

— Ну! — подтвердил Игнат.

Мышь трепыхнулась. Марина от неожиданности взвизгнула и выпустила хвостик из пальцев:

— Господи, она живая!

— Конечно! — проорал Игнат, отскакивая к стене. — Я что тебе, живодёр?! Я её бутылкой поймал, на хлороформ!

— Лови теперь!

— Сама лови! Ты упустила!

— Она могла меня укусить!

— Нафиг ты ей нужна, кусать тебя ещё?! Ты виновата! Какого было столько болтаться, неизвестно где?! Хлороформ выветрился, вот она и ожила!

Пиксель с отвлечённым интересом проследил за мышью, пометавшейся в коридоре и в итоге выбравшей путь вниз по лестнице. Марина замерла, глядя на расстроенного подростка и прыснула. Она хохотала, даже уйдя в свою комнату, успокаивалась, а потом опять начинала хихикать. Она давно так не смеялась. Она вообще давно не смеялась.

Мергелевск, август 2017 года

«Действие 1.

Явление 1.

На сцене центральная галерея супермаркета в новогоднем украшении. Хаотично носятся люди с пакетами, сталкиваясь, со смехом бегают дети. Стрелка на часах у лифта сдвигается. Часы бьют семь. Люди замирают, у многих на лицах паника, все дружно отсчитывают семь ударов: «Один, два…», облегчённо вздыхают, возобновляют суетливый бег. Постепенно беготня упорядочивается. Вперёд выходит основной танцевальный состав. Хореографический номер под композицию: «Последние покупки». Массовка уходит за сцену. Свет тухнет, в темноте раздаётся скрип и скрежет. Медленно включается освещение, выхватывающее кабину грузового лифта. В ней девять человек. Они недоумённо смотрят вверх, на мерцающий плафон под потолком лифта. Свет разгорается сильнее. Люди в лифте переглядываются.

Доктор: Это что сейчас было? Мы что, стоим?

Мадам: А какой этаж?»

Я отрываюсь от компьютера, чтобы приготовить себе чашку чая. Как же хорошо работается в тишине пустой квартиры! Вот-вот начну скучать по родным, но сегодня ещё наслаждаюсь передышкой от семейных дел.

Сценарий мюзикла почти готов. Я вернулась к его началу после долгого обсуждения отдельных сцен с Ренатом. Я понимаю, что требует от меня Муратов, и готова кое-что переделать. Скоро начнётся работа над вокальной партитурой. Шестнадцать вокальных сцен, десять танцевальных номеров, включая танец манекенов и ангелов, подвешенных в атриуме супермаркета. Идёт подбор и утверждение актёров и массовки. Ведущий состав почти собран. В мюзикле задействованы также дети — ученики детского театра «Взморье», меценатом которого является Муратов.

Ренат задумал нечто грандиозное. Он отказался от идеи ставить «Любовь-дель-арте» в «Твайлайте» и ищет сейчас другое помещение. В Мергелевске несколько старых театров. В некоторых из них обосновались детские центры и клубы по интересам. Муратов хочет заключить сделку с Управлением Культуры: забрать себе одно из зданий с театральной акустикой в обмен на другое, более современное. Это требует больших вложений, но Ренат видит в своем проекте огромный потенциал. Не секрет, что театральная культура в Мергелевске находится на самом дне. Муратов рассчитывает, прежде всего, на приезжих — отдыхающих, которые летом (и не только) увеличивают население нашего города больше, чем на четверть. В сезон их потребность в развлечениях удовлетворяется в основном приезжими звёздами эстрады и театра. Наш местный гортеатр даже труппы собственной не имеет. Есть несколько независимых режиссёров, типа Норкина, идя на постановки которых, рискуешь попасть в альтернативную реальность.

Теперь дело за спонсорами и рекламодателями. Как всегда, предстоят переговоры с модными магазинами, готовыми одеть актеров за упоминание в афише и программке: в нашем мюзикле им есть, где развернуться — большая часть сцен проходит в супермаркете.

«Влюблённый: Нам повезло, что это грузовой лифт, а не пассажирский. В пассажирском мы бы стояли. Там коленки негде согнуть.

Тарталья: Силы небесные, о чём вы?! Упражняетесь в остроумии, когда мы все в дерьме?!

Рычит, нервно нажимая на светящиеся кнопки:

Эй, там! Вы меня слышите?! Мы застряли!… Никого нет! Понапивались все уже, сволочи!!! Вот погодите, выйду отсюда!

Двое друзей молодого человека переглядываются с понимающими усмешками и тоже садятся рядом с темноволосым. Надув губки, бросает у стены свой небольшой пакетик девушка в огромной шапке крупной вязки. Молодая женщина с длинными рыжими волосами…»

Я морщусь, перевожу курсор, стираю слово «рыжими», заменяю на «тёмными». Почему в роли Изабеллы я всё время представляю Марину, а в роли Влюблённого — Рената? Всё смешалось: новелла, дневник, мои собственные воспоминания.

Бригелла: Значит, большинство из нас не хочет знакомиться с посторонними людьми. Как же будем обращаться друг к другу?

Мадам: Я знаю. Я дам всем нам имена. Как в комедии положений. Я, например, Мадам, матрона в почтенном возрасте. Вы, молодой человек, Бригелла, очень умный и хитрый персонаж. А вы ведь чиновник, верно? Тогда вы — Тарталья.

Тарталья (с негодованием): Что за чушь? Вы, видно, из ума выжили? Напомню, что именно вы первая зашли в грузовой лифт, совершенно не предназначенный для перевозки живых людей, и ввели в заблуждение всех нас, а значит, часть ответственности за ситуацию лежит именно на вас! Мы заперты здесь без связи, с неработающими мобильными! Вам смешно? Комедия положений, значит?

Коломбина (мрачно): Я, между прочим, скоро захочу в туалет.

Изабелла (с любопытством): А кто же тогда я?

Влюблённый: Вы Изабелла. Я вас сразу узнал.

Мадам: О! Юноша разбирается в театре?

Влюблённый: Немного.

Мадам: Изабелла — самый прелестный персонаж. Добрая, красивая девушка, влюблённая в главного героя.

Изабелла (с грустной усмешкой): Хоть что-то приятное, учитывая ситуацию. Ещё бы узнать, кто мой герой.

Мадам (убеждённо): Вы преодолеете тысячи препятствий на пути к любви и будете счастливы.

Изабелла: А почему вы думаете, что я несчастлива? И не влюблена уже?

Мадам (с таинственным видом): Я просто предположила. Это ведь комедия, театр, не по-настоящему, верно?»

Мергелевск, ЮМУ, декабрь 2006 года

Марина проснулась со странным ощущением: что случилось вчера? Почему она так счастлива? Вспомнила. С улыбкой прикоснулась к губам. Вчера она увидела Рената под балконом. И даже на секунду не засомневалась, что он пришёл к ней. Отбросив все сомнения, повернулся спиной к собственным амбициям, только чтобы быть с Мариной. Она бы тоже так сделала — без колебаний пожертвовала бы всем ради любимого.

На стуле висело полотенце с кроликом. Марина с глупой улыбкой подержала его в руках. Ещё влажное. Лишь бы Ренат не заболел. Она так и не напоила его чаем с малиновым вареньем.

В университете настроение начало падать с первой же пары, а к большой перемене стукнулось о пол: Рената нигде не было. Марина даже хотела посмотреть расписание четвёртого курса, но окончательно разобиделась и решила при первой же встрече убить Муратова с особой жестокостью. Гнев боролся в ней с тревогой: а вдруг он всё-таки заболел? Спросить у Вадима? Лишний раз заговаривать с Ярником не хотелось. Она шла на репетицию, зная, что возможно сегодня решится вопрос о закрытии или дальнейшей разработке оперы. Ничего хорошего к настроению это не добавило. Марина пришла рано, посидела в зале, пока собирались остальные участники, тоже подавленные и не очень склонные к общению, и ушла за сцену, в самый темный угол рядом со старыми новогодними декорациями. Ей нравилось сидеть там, слушая музыку в наушниках, пока подключался свет и распевались солисты.

Ренат налетел, словно ураган, подхватил, посадил её на высокий динамик, втиснулся между коленок, неистово целуя в волосы, веки, шею. Марина сразу «выключилась», попав в танец губ, рук, глаз, затянутых странной поволокой. Очнулась, сердито стукнула его кулачком по плечу, Муратов сразу же «отлип», нагнулся, заглядывая ей в глаза своим «бешеным» взглядом и улыбаясь именно той улыбкой, от которой у Марины вечно заходилось лихорадочным стуком сердце.

— Эй, ты где был?

— Скучала?

— Нет! Решила, ты мне вчера приснился! Даже успела этот сон забыть почти!

— Не обижайся, карамелька. Я отсыпался. Я почти не спал до вчерашнего дня! Из-за тебя, между прочим! Ты теперь должна мне триста поцелуев!

— Ты пары прогулял, что ли?

— Да. Но никто меня не накажет. Все преподы посмотрят на меня и скажут: «Ему можно. Он вчера стал счастливым».

Марина почувствовала, что тает внутри. И как у него это получается? Как он слова такие находит? И ведь не одна она постоянно попадает под обаяние Муратова. Вон, Вера Алексеевна иногда вся розовой лужицей по полу растекается, когда он начинает свои «песни».

— Не будет тебе никаких поцелуев! Я ещё не простила тебя за больницу!

Ренат резко посерьёзнел, словно мим, стёрший улыбку с лица движением руки:

— Прости. Пожалуйста. Это было невыносимо. Я тебя чуть не подставил. Думал, через что бы тебе пришлось пройти, если бы я не удержался и упал. Причинил тебе боль, ты поранилась. Решил, что мне нельзя с тобой быть, я тебе несчастья только приносить буду.

Марина опустила голову, помотала кудряшками, смущенно пробормотала:

— Нет, счастье.

Ренат прижал её голову к груди, медленно выдохнул над ухом:

— Прощаешь?

— Да.

— Покажи шрам.

— Не хочу. Некрасиво.

— Нет, покажи.

Он взял её за руку, медленно повёл по коже своей крупной сильной ладонью, поднимая рукав, у Марины по всему телу побежали мурашки и вырвалось:

— Ты нарочно… так делаешь?

— Конечно, — Ренат усмехнулся, подвигаясь ближе. — Проверяю реакцию. Ты сладкая карамелька, очень, очень сладкая, ты это знаешь?

Заглянув ему в глаза, Марина поняла, что если не сбежит, то… что-нибудь произойдёт, и соскочила с динамика.

— Пора, сейчас все соберутся.

— Я с тобой.

— Ты же ушёл из постановки!

— Хочу вернуться. Сегодня со Стасом разговаривал, очень долго. Если всё получится… Марина, поцелуй меня ещё раз. Мне это очень нужно.

— Почему? — наивно спросила она.

— Потому что я должен знать, что ты меня любишь. Твои поцелуи не врут. Твои глаза никогда не врут. Ни слова, ни поступки. Если я буду знать, что ты на моей стороне, я разрушу все стены и убью всех драконов. Поняла?

— Хорошо, целуй, — сказала Марина, затрепетав ресницами.

Ренат оторвался от неё, тяжело дыша, и сказал:

— А вообще-то, это в твоих интересах, целовать меня часто и много. Для снятия напряжения. Иначе можешь оказаться в тёмном уголке, абсолютно голенькая и наедине со «страшным» парнем. Тебя устроит такое быстрое развитие событий? Могу организовать.

— Муратов, ты очень пошлый!

— Знали глазки, что покупали… Пойдём.

Они вышли на сцену. Ренат держал Марину за руку. Мутко посмотрела на них, идущих к ней, строгим взглядом над очками, кивнула хористке, с которой только что разговаривала и выжидательно подняла одну бровь.

— Вера Алексеевна…

— Муратов, что ты здесь делаешь? Ты уже не в труппе.

— Я знаю. Простите, я виноват. Можно с вами поговорить? С вами и Тарасом Семёновичем. Ещё Стас Образов должен подойти.

Мутко перевела взгляд на Марину, сказала:

— Ну, не знаю. И о чём же мы все будем говорить?

Вокруг них собирались участники оперы, прислушиваясь к разговору. Вера Алексеевна, Марина и Ренат оказались в середине тесного круга под любопытными взглядами студентов.

— Вы ведь понимаете, что мы… не тянем? Вся эта… старина. Людям будет скучно, они не выдержат. И мы не поём, а воем. Нам много лет нужно этому учиться, но мы же не в консерватории.

Мутко пожевала губами и сказала:

— Ничего нового ты сейчас не сообщил, Муратов. Я с тобой согласна. Поэтому мы приняли решение…

— Подождите, Вера Алексеевна! Есть выход. Разве принципиально, чтобы мы только пели? То есть, да, там ещё речитативы и танцы… но почему бы нам не сделать из оперы мюзикл? Давайте сократим наши… арии, извлечём музыку, обработаем её в современном стиле, Стас нам поможет. Костюмы у нас и так смешанного стиля. Все сценки в промежутках доведём до настоящей буффонады, гротеска, чтобы смешно было. Многое можно придумать!

— Ренатик, это… хорошо… это прекрасно! Но мы не успеем, дорогой ты мой.

— До февраля успеем. Новогоднее выступление упростим. Потом будем репетировать каждый день. Правда, ребят, потянем?

Вокруг загомонили студенты. Лишь у некоторых на лицах было написано сомнение, остальные кивали и улыбались. Они все «попали», догадалась Марина, подсели на театр, атмосферу, общность, наслаждение любоваться собственным талантом и талантом других.

— Видите, все согласны. Марина, ты согласна? — Ренат обратил к ней сияющее лицо.

— Да.

— Даже девушка моя любимая согласна, — смеясь глазами и привлекая Марину к себе, сказал Ренат, словно не замечая всеобщего «О-о-о!»

Мутко обещала подумать, организовать совместную встречу и уговорить павшего духом хоровика начать всё сначала. Ренат с Мариной вышли из зала. Муратов обессиленно сел на подоконник в стеклянном переходе:

— Ну всё, теперь закрутится.

— Что?

— Всё. Завтра весь ЮМУ будет знать, а значит, и дядя мой. Хотя он и так знает. Но теперь всё официально. Слышишь? Ты официально представлена как моя девушка. Это большая ответственность, Марина Михеева!

— Опять ты шутишь?!

— Шучу, — Ренат устало прикрыл глаза.

Мергелевск, посёлок Удзыфка, август 2017 года

— Здесь?

Варя посмотрела в окно:

— Кажется. Идём?

— Уверена?

— Не возвращаться же теперь! К тому же, нас ждут.

По двору гадалки ходили мелкие взъерошенные куры. Огромный ротвейлер в вольере глухо рыкнул и зевнул. Девушки защёлкали каблучками по выложенной камнем дорожке, вошли в тёмную прихожую. Альбину затошнило от густого запаха благовоний. В «приёмной», маленькой комнатке с лавками вдоль стен, уже кто-то сидел. Женщина. Альбина села, кивнув, дама кивнула в ответ. Симпатичная, светловолосая, лет сорока, видно, что обеспеченная и… несчастная. Не дай бог, подумала Альбина, и ей лет через десять ещё бродить по подозрительным «магическим» притонам.

Из комнаты, зашторенной плотной тканью с золотыми звёздами, вышла молодая женщина с планшетом, деловито бросила ожидающим:

— На двенадцать, Валентина.

Светловолосая суетливо подскочила, схватила сумочку, шмыгнув носом, пошла за «секретаршей».

— Нам на час, — сказала Варя виновато. — Рано приехали. Думала, вдруг долго искать придётся.

Альбина пожала плечами: ничего. Время пролетело быстро, наверное, потому что Альбина привычно погрузилась в свою «дрёму» — сны наяву. Из комнаты доносились бубнение и всхлипывания. Вышла вся заплаканная Валентина, быстро прошла мимо, сморкаясь. Альбину и Варю пригласили внутрь.

— Вы вдвоём? — спросила гадалка, женщина лет пятидесяти, с породистым лицом и замысловатым тюрбаном на голове.

— Она, — Варя ткнула в Альбину пальцем. — А я посмотрю. Может, тоже… потом…

Гадалка кивнула. На её визитке было только имя: Нора, потомственная, ученица такого-то и т. д.

— Фотографию принесла?

Альбина вытянула из сумочки фото Рената, медленно выложила на стол.

— В курсе, что возврата денег нет даже при отрицательном результате? Хорошо. Я делаю своё дело честно и без обмана. Но помимо меня, в этом мире борцов хватает. Иногда я побеждаю, иногда они, всё зависит от перевеса сил, в чью сторону маятник качнётся, того и победа, — Нора посмотрела на фото, забарабанила по столу длинными узкими чёрными ногтями. — Ты, подруга, можешь снаружи подождать?

Варя неохотно кивнула, бросила на Альбину ободряющий взгляд и вышла. Гадалка пожевала губами:

— А если я скажу тебе, чтобы ты от этой идеи отказалась?

— Что, никак? — с ироничным смешком отозвалась Альбина.

— Как, ягодка моя, как. Всё возможно. Купить можно, что угодно: и счастье, и любовь, и здоровье. Вопрос в том, сколько ты готова заплатить. Я не про деньги. Хотя и про них тоже.

— Ну, положим, я готова заплатить… много. А что я получу? — дерзко спросила Альбина.

— Борьбу вечную. Любовь такую — противостояние. Он сопротивляться станет, весело будет, интересно, больно, такой человек. Не твой человек.

— А кто та, другая? Чей он? — хрипло выдавила Альбина — у неё жгло горло.

— Не могу тебе сказать, сильный у неё ангел-хранитель, закрыта она.

— Вы можете с ней что-нибудь сделать?

Гадалка задумчиво провела ладонью над лицом Рената на фото:

— Не знаю, нужно думать. Не хотелось бы, потяну ли? Есть шанс без этого обойтись. Готов он. Жизнь изменить, сдаться. Если момент поймаешь, возьмёшь его голыми руками. Тогда никто тебе не помеха. Упустишь — потеряешь навсегда.

— Я согласна!

Нора вздохнула:

— Тогда слушай. Ослабнет он, болеть будет, не пугайся. Я знаю, ты зла очень, но это ТВОЯ проблема, помеха, найди этому выход, иначе не сможешь трезво видеть. Как только ты станешь сильнее, а он слабее, я знак дам.

— А она?

— Вот тут я ничего сказать не могу. Только одно: тебе с ней и так, и эдак — всю жизнь бороться. Готова к этому? Я помогу, конечно, но оно дорого тебе обойдётся…

— Неважно. Делайте.

— Мне бы вещь её какую…

— Есть. Есть одна вещь! Я принесу.

— Тогда проще.

— Ещё одна… девушка, посмотрите, пожалуйста. Он сам её невестой не считает, но… Возможен там брак?

— Нет, — с уверенностью заявила гадалка, коснувшись пальцем фото. — Готова? Тогда… с богом.

Нора, к удивлению Альбины, перекрестилась, выдвинула из-под алой скатерти стола ящик, достала оттуда круглую деревянную досточку и маленький костяной ножик, ажурный, тонкий, почти прозрачный. Она положила фотографию Рената на досточку, что-то забормотала, ловко вертя ножик между пальцев, и вдруг одним сильным, точным движением бросила его в фото. Альбина вздрогнула: тонкое острие вонзилось Ренату прямо в левую часть груди.

Посёлок Кольбино, август 2017 года

Следующие несколько дней Игнасик шкодил не очень изобретательно, но разнообразно. Подложил Марине пукающую подушку на диван, потом пытался подкрасться к ней, сонной, с зелёным маркером, пока она смотрела телевизор в большой гостиной, схлопотал пукающей подушкой в нос и обиделся. В отместку Марина сварила гороховый суп с копчёностями, получилось не хуже подушки. В пятницу, видимо пока она ходила в комнату за полотенцем, подросток умудрился бросить в полную ванную какую-то странную субстанцию. Марина заметила это, когда со дна ванной начали подниматься крупные пузыри, пахнущие, впрочем, лесной хвоей. Она выскочила на коврик, ругаясь, спустила позеленевшую воду и долго мылась под душем, с трудом оттерев зелёные разводы с лодыжек. Утром, однако, не облезла и даже не чесалась. И скверное настроение её было связано совсем не с проделками Игнасика. Это был день концерта в «Кроссроуде».

Марина не пошла к морю, ей было не до купания. Ближе к полудню она надела лёгкое платье (опять наступила жара), взяла сумку и отправилась на рынок, пешком, чтобы успокоиться и подумать. Она подходила к калитке, когда в неё зашёл Игнат в сопровождении двух парней, светленького (высокого и худенького) и темноволосого, пониже ростом и полненького. Марина кивнула Игнату и прошла мимо. Подростки проводили её взглядами.

Марине не пришлось далеко идти. Пожилая женщина, у которой она брала мясо и зелень, как раз подъехала на велосипеде к дому соседки-телевизионщицы с заказом. Марина купила у неё домашнюю курицу и морковь. Вернувшись в дом, она принюхалась. Пахло странно, персиком или манго, но к аромату фруктов примешивался ещё другой, дымный дух. Благовония?

Марина положила курицу в холодильник — вернётся и запечёт её в духовке, потому что не собирается оставаться на пьянку с музыкантами после концерта. Она поднялась по лестнице. Запах стал резче.

Гости тусовались у Игната в комнате. Дверь они закрыть не потрудились или специально оставили открытой, чтобы кальян побыстрее выветрился. Марина заглянула в щель. В комнате царила расслабленная, томная атмосфера. Подростки сидели на диване у окна напротив двери, задрав ноги на стол, и передавали друг другу шланг. Полненький парень лениво выдувал дымные пузыри через палочку от детского флакона с мыльным раствором. Обсуждались девчонки, а конкретно она, Марина.

— … деду натурщица, мне домработница, — сказал Игнат.

— Домработница? — с сомнением произнес высокий мальчик. — С такими-то ногами?

Марина невольно покосилась на свои коленки.

— Готовит, убирает, — Игнат пожал плечами, — кто ещё, если не домработница?

— Ну не знаю, — мечтательно протянул высокий, — я бы вдул.

Марина подняла одну бровь.

— И я, — сказал полненький мальчик, выдувая цепочку красивых пузырей. — Натыч, познакомь.

— Сами знакомьтесь. Моя бы воля, её б здесь уже сегодня не было. Ходит тут… везде, никакой личной жизни!

— Дурак. Чем она тебе мешает? Жрать готовит, убирает. И чё, скажешь, шило на неё не точишь, когда она в ванной «ах, ах, плюх-плюх»? Дырку проковырял уже? О, а топлесс в саду она загорает?!

— Придурок ты, Митя, — Игнат попытался пнуть светленького Митю ногой через колени полного мальчика. — Я ж не ты!

— Эй! Осторожнее, дом сожжёте! — заорал полненький. — Стол не качайте!

— Вообще-то она в группе поёт, я смотрел на ю-тьюбе. Вроде она. Неплохо поёт, — признался Игнат, успокаиваясь и затягиваясь.

— Я бы точно вдул, — убеждённо сказал Митя.

Марина слегка толкнула дверь и, тщательно «прицелившись», сфотографировала живописную пубертатную группу. Особенно хорошо вышел Игнат с мундштуком во рту.

— Слышь, Митя, — с любопытством поинтересовалась Марина, прислоняясь к дверному косяку, — а вдувалка выросла уже?

Митя закашлялся и побагровел.

— Ты же на репетиции… вроде… — запинаясь, сказал Игнат.

— А ты, лапонька, выйди, поговорим.

Подросток пулей вылетел за дверь, сделав друзьям страшные глаза. Те сначала засуетились над чашей с углями, потом вяло пали обратно на диван, предоставив хозяину дома самому разбираться с «домработницей».

— Я, между прочем, совершеннолетний, — сказал Игнат сердито, закрывая дверь, — а кальян полезней для здоровья, чем сигареты.

— Угу. И дедушка, наверное, одобряет.

Подросток поднёс ко рту кулачок и нервно покусал себя за указательный палец:

— А давай ты ему не скажешь? Ты же просила о … мирном соглашении? Обещаю тебя терпеть… месяц. Подслушивать, кстати, нехорошо.

— Нехорошо, — согласилась Марина, — но интересно. Кстати, Игнасик, что такое «точить шило»?

Игнат стал удивительным образом медленно заливаться краской, от шеи и выше. Даже брови у него стали красными под светлым пушком.

— М-м-м, понятно, — протянула Марина. — Нужно записать, пока не забыла. Дедушке твоему расскажу, хорошее выражение… Так вот, мирное соглашение меня уже не устроит.

— А что… тебя устроит? — хмуро поинтересовался Игнат.

— Это твой зелёный «нинздя» в гараже под чехлом?

— Ну мой. Только я наказан до конца лета, никуда отвезти тебя не смогу.

— Да не надо меня никуда везти, — невинным тоном сказала Марина. — Принтер твой работает? Доверенность распечатать.

У Игната по лицу, сменив красноту, начало медленно растекаться отчаяние.

… Около двух Марина вышла к гаражу уже одетая для выступления. Игнат, Митя и третий мальчик, которого звали Антон, раскрыв рот, смотрели, как она усаживается на матово-зелёный «кавасаки».

— Хоть одна царапина… — с тоской сказал Игнат.

— Я осторожненько, — ласково обещала Марина, надевая шлем.

Выехала она медленно и аккуратно, приноравливаясь к непривычной посадке руля.

— Ох@еть, — сказал Антон, возвращая челюсть на место.

— Сиськи тоже классные. Я бы… — с затуманенным лицом начал Митя.

— Блин, заткнитесь, а?! — умоляюще выдохнул Игнат, расстроенно глядя вслед своему мотоциклу.

[1] «Wings» — Крылья. Группа. Созданная Полом Маккартни после распада «Битлз», песня «London Town»

[2] Татарск. — Тётя, тётушка