Клятва Дракона

Глава 1

Оклахома, наши дни

Злость и смятение клокотали внутри Дракона Ланкфорда. Неужели Неферет и правда так быстро уходит от них, после смерти мальчика и неожиданного визита их Богини?

— Неферет, как насчет тела мальчика? Разве нам не следует дальше продолжить наше всенощное бдение? — Дракон Ланкфорд с трудом сохранял свой голос спокойным, а тон ровным, когда обращался к своей Верховной Жрице.

Неферет повернула к нему свои красивые изумрудные глаза. Она ласково улыбнулась. — Ты прав, что напомнил мне, Мастер Меча. Те из вас, кто почтили Джека фиолетовыми свечами духа, положите их у погребального костра, когда будете уходить. Сыны Эреба продолжат всенощное бдение у тела бедного недолетки всю оставшуюся ночь.»

— Как ты пожелаешь, Жрица! — Дракон низко поклонился ей, удивляясь, почему у него так сильно чесалась кожа — как будто она была покрыта грязью и сажей. У него внезапно появилось желание помыться в очень горячей воде. Это Неферет, — мягко подсказывало ему подсознание. Она сама не своя с тех пор, как Калона выбрался из земли. Ты когда-то уже чувствовал такое…

Дракон потряс головой и стиснул зубы. Мелкие события не имели значения. Чувства были больше не важны. Все, что значило — это долг — месть может подождать. Сфокусируйся! Я должен думать о работе! Скомандовал он себе, и затем добавил быстро, обращаясь к Воинам.

— Разгоните толпу!

Неферет остановилась, чтобы поговорить с Ленобией, перед тем как уйти из центра кампуса и отправится в сторону преподавательского корпуса. Дракон едва ли посмотрел ей в след. Вместе этого его внимание было направлено на погребальный огонь и горящее тело мальчика.

— Толпу разогнали, Мастер Меча. Сколько нас должно остаться на всенощное бдение с вами? — спросил Кристоф, один из его младших помощников.

Дракон чуть помедлил с ответом, пытаясь успокоиться и свыкнуться с фактом, что недолетки и профессора нерешительно стоявшие около ярко горящего костра были очевидно разозлены и очень расстроены. Долг. Когда все вокруг рушится, делай то, что должен!

— Два стражника сопроводят профессоров к корпусу. Остальные пойдут с недолетками. Удостоверьтесь, что все они вернулись в свои комнаты. Затем оставайтесь вблизи спален всю оставшуюся ночь. — Голос Дракона был переполнен эмоциями. — Студенты должны чувствовать защиту со стороны своих Сынов Эреба, чтобы они могли, по крайней мере, быть уверены в своей безопасности, даже если им кажется, что в это верить нельзя.

— Но погребальный костер юноши …

— Я останусь с Джеком. — Дракон говорил голосом, не приемлющим возражений. — Я не оставлю мальчика, до тех пор пока красное свечение его плоти не превратится в прах. Выполняй свои обязанности, Кристоф; ты нужен Дому Ночи. Я останусь горевать здесь.

Кристоф поклонился и затем начал раздавать команды, следую точным указаниям Мастера Меча. Казалось, прошла всего лишь секунда, и Дракон понял, что он остался один. Был слышен звук погребального костра — очевидно успокаивающее потрескивание и колыхание огня. Кроме этого была только ночь и огромная пустота в сердце Дракона.

Мастер Меча смотрел на пламя, как будто в нем он мог найти бальзам, который бы успокоил его внутреннюю боль. Огонь мерцал янтарными и золотыми, коричневыми и красными оттенками, напоминая Дракону хрупкое украшение — уникальное, изысканное, привязанное вельветовой нитью цвета свежей крови…

Как будто двигаясь по своему собственного желанию, его руки опустились в его карман. Его пальцы сомкнулись вокруг овального диска, который он нашел там. Диск был тонким и гладким. Он мог только почувствовать маленький намек на синюю птицу счастья, которая когда-то сияла так ясно и красиво на его поверхности. Золотая вещь плотно лежала у него в ладони. Он сжал ее, защищая, и держал ее до тех пор, пока медленно не разжал руку, медальон лежал в ней. Дракон теребил пальцами вельветовую нить, поглаживая ее большим пальцем обычным рассеянным движением, которое говорило больше о привычке, чем о задумчивости. Издав глубокий вдох, больше похожий на всхлипывание, он разжал ладонь и посмотрел вниз.

Свет погребального костра Джека отражался на золотистой поверхности. Он отразил дизайн синей птицы.

— Птица — символ Миссури. — Произнес Дракон громко. Его голос был лишен эмоций, хотя рука, держащая медальон, тряслась. — Интересно, можно ли тебя еще найти дикой, сидящей на подсолнухах, которые смотрят на реку. Или твоя красота и красота тех цветов умерли тоже вместе со всем чудесным и магическим в этом мире? — Его рука сжала медальон так сильно, что костяшки пальцев побелели. И затем, так же быстро как он зажал его, Дракон разжал медальон и начал вертеть золотой овал.

— Дурак! — В его голосе слышался гнев. — Ты мог сломать его! — Трясущимися пальцами он справился с замком, золотая вещь легко открылась, неповрежденная и показывающая небольшой рисунок, который хотя и увял со временем, но все еще показывал улыбающееся лицо красивой вампирши, чей взгляд, казалось, поймал и задержал его.

— Как ты могла уйти? — пробормотал Дракон. Один палец коснулся старого портрета с правой стороны медальона, и затем двинулся к левой половине драгоценности, нежно поглаживая единственный золотистый локон, который находился на пустом месте, где когда-то была его фотография. Его взгляд устремился с медальона вверх в ночное небо, и он повторил вопрос громче, задавая его из души, желая получить ответ.

— Как ты могла уйти?

Как будто в ответ, Дракон услышал отчетливое карканье ворона в ночи. Злость пронзила Дракона так сильно и горячо, что его руки снова затряслись — только в этот раз его трясло не от боли и утраты; его трясло от едва контролируемого желания ударить, изувечить, отомстить. — Я отомщу за нее. — Голос Дракона был похож на смерть. Он снова посмотрел вниз на медальон и заговорил с мерцающим золотистым локоном, лежащим внутри медальона.

— Твой дракон отомстит за тебя. Я исправлю то, что я испортил. Я не повторю одну и ту же ошибку, моя любовь, моя родная. Существо не уйдет безнаказанным. Я клянусь тебе.

Порыв ветра, горячий от костра, внезапно сильно подул. Он поднял локон волос и, пока Дракон безрезультатно пытался остановить его, завиток улетал все выше и выше и выше как перышко. Он покружился тут и там, и затем со звуком, напоминающий женское удивление, горячий ветер изменился, засасывая, притягивая локон волос в погребальный костер, где он превратился в дым и память.

— Нет! — закричал Дракон, падая на колени и рыдая. — И теперь я потерял последнюю часть тебя. Моя ошибка…, — он сказал плача.

— Моя ошибка, так же как и твоя смерть была моей ошибкой.

Сквозь слезы, заполнившие его глаза, Дракон наблюдал, как дым локона волос его любимой кружился и танцевал перед ним — и затем начал магически мерцать, превращаясь из дыма в пыль зеленого и желтого и коричневого цвета, которая продолжала кружиться до тех, пор пока не превратилась в точные очертания образа: зеленые искры стали длинным плотным стеблем — желтые лепестки цветка с коричневой серединкой.

Дракон протер глаза, не веря тому, что увидел.

— Подсолнух? — Он не мог проронить не слова. Это ее цветок! Кричал его разум. Должно быть, это послание от нее!

— Анастасия! — закричал Дракон голосом, наполненным ужасной и чудесной надеждой. — Ты здесь, моя родная?

Образ мерцающего цветка начал рассеиваться и меняться. Желтый спустился вниз каскадом и стал золотистым. Коричневый подчеркнул цвет загоревшей кожи, а зеленый смешался с кожей и стал глазами — знакомыми и дорогими.

— О, богиня, Анастасия! Это ты! — голос Дракона сорвался, когда он направился к ней. Но образ поднялся — сверкающий свет между пальцами. Он вскрикнул в отчаяние и подавил волну отчаяния, когда голос его возлюбленной окутал его словно музыкальный ручей, текущий по камушкам. Дракон затаил дыхание и прислушался к посланию призрака.

Вовеки…вовеки…

— Моя клятва! — закричал Дракон, вставая на ноги. — Сначала Никс, а теперь и ты напоминаете мне о ней. Разве ты не понимаешь, что из-за той проклятой клятвы ты мертва? Если бы я выбрал иначе много лет назад, возможно, я мог бы предотвратить все это. Сила, сдерживаемая жалостью, была ошибкой. Разве ты не помнишь, моя родная? Разве ты не помнишь? Я помню. Я никогда не забуду…»

И когда Дракон Ланкфорд, Мастер Меча в доме Ночи, стоял у костра павшего недолетки, он смотрел на погребальный костер и позволил пламени унести его туда, где он мог облегчить свою боль и удовольствие — трагедию и триумф — в прошлое, которое определило такое душераздирающее будущее.