Книга, в которой слишком много меня

Глава 5.2

Но свеча, на удивление, и правда пахнет ванилью — тонко и обманчиво нежно. В аромате нет фальшивых химозных ноток, и мы завороженно следим за огоньком на фитиле, пока у Дениса Владимировича не вырывается тяжёлый вздох.

Огонек пригибается, и к ванили примешивается запах гари.

Я исподтишка рассматриваю ГИПа своей мечты. Когда он не хохмит и не пытается в душу компании, у него тяжёлый взгляд и две вертикальные морщинки на лбу — от нахмуренных бровей.

- Знаете, в первые дни… — начинаю я и закашливаюсь: горло отказывается идти на контакт.

Здравый смысл поддакивает. На кого ты собираешься вывалить свои откровения, Наташа? Зачем? Кому от этого станет легче?

Уж точно не ему. Денис Владимирович и так проявляет чудеса терпения, каким-то чудом выдерживая вечер за вечером в компании малознакомой девицы, которая обмазалась своим горем, как кое-чем другим, и старательно делает вид, что все это нормально.

Но ГИП мечты уже отвернулся от свечи и смотрит на меня в ожидании продолжения. И у меня срабатывает натренированный читателями рефлекс.

Надо продолжение — значит, будет продолжение.

Даже если ради этого придется говорить шепотом, потому что к нему горло относится куда благосклоннее.

- В первые дни, — заново повторяю я и сглатываю, безуспешно пытаясь изгнать из горла засевшую там иглу спазма, — я ненавидела вопрос "как ты?". А его, разумеется, задавали чаще всего. Хуже был только вопрос "как мама?", потому что… ну, как вообще можно себя чувствовать, потеряв любимого человека?

Но вежливость требует спрашивать. И вдобавок отвечать.

А что тут ответишь?

"Держится".

Держимся. Как-то.

- Простите, — ещё тише говорю я. — Просто у вас сейчас такое лицо было… я похожее выражение видела регулярно.

Когда с вежливыми вопросами приставали к маме.

Но Денис Владимирович умудряется немедленно выдавить из себя улыбку. Несколько бледноватую и натянутую — для меня выглядит как торжество человеческого самообладания над здравым смыслом.

- Да вы наверняка всех вопрошавших испепелили взглядом, — хмыкает он и улыбается уже искренне. — А то и добавили пару слов для полного морального уничтожения собеседника.

Я испепеляю взглядом единственного досягаемого собеседника. Слова пока придерживаю при себе, но это ненадолго.

К тому же взгляда, к моему удивлению, оказывается достаточно.

- Никаких неисправимых драм, — честно признается Денис Владимирович и кривится, сообразив, что только что упустил возможность отговориться каким-нибудь "просто задумался". — И уж точно не такой весомый повод для горя, как у вас. Просто… незадолго до переезда сюда я расстался с девушкой, с которой встречался уже несколько лет. Собирался сделать предложение… — он уже откровенно морщится и машет рукой. Огонек опасливо прячется в вытопленном восковом круге. — А друг, у которого я остановился, как раз женился два месяца назад.

Я смотрю на романтическую свечу другими глазами.

- Экий вы многозадачный, — задумчиво изрекаю я. Возмущение так тесно переплетается с сочувствием, что я не знаю, что ещё тут добавить.

И у молодоженов под ногами не путается. И себе настроение не портит чужим счастьем. И мне не даёт рыдать в темной прихожей…

Я глотаю вопрос о том, как он до этого додумался. И о том, из-за чего они расстались, тоже.

И даже традиционное "мне жаль, как ты?".

Вместо этого я приваливаюсь к нему плечом. Не пытаюсь ни прижаться плотнее, ни обнять.

Он вздрагивает. Крепится.

А потом долго сидит молча, закрыв ладонями лицо.

Я тоже молчу.