Глава 14

– Влюблён без ума. – Джек, сидевший вместе с Алексом в «Уайтсе» за столиком в углу, откинулся на стуле. – Все только и говорят о том, что ты по уши влюблён в свою жену. Это правда?

Алекс напрягся. Ему совершенно не хотелось снова выслушивать эти слова. Он пришёл в клуб, чтобы немного отдохнуть от художников, декораторов, Денфордов… и от своей страсти к Эммелин.

О чём он думал, занявшись с ней любовью? Прикосновение её губ, шёлк её кожи были теперь как лихорадка, от которой он не мог излечиться, которой он не мог сопротивляться, поэтому он покинул дом, чтобы не провести ещё один день в волшебном обществе Эммелин, в её объятиях…

Но, к своей огромной досаде, Алекс не нашёл в клубе покоя. Каждый посетитель считал своим долгом подойти и поздравить его со значительным улучшением здоровья супруги. По-видимому, леди Пепперуэлл исполнила своё обещание рассказать всем о чудесном выздоровлении Эммелин. Каждый бездельник, посмеиваясь и претендуя на остроумие, хлопал Алекса по спине и отпускал какую-нибудь шутку по поводу его влюблённости в молодую жену – включая Джека, который не только пожелал ему счастья, но и заказал бутылку мадеры – за счёт Алекса, – чтобы отпраздновать счастливое событие в жизни Седжуика.

– Не выставляй напоказ выражение влюблённости, – посоветовал Джек, наполняя бокалы дорогим вином.

– Я не влюблён, – ответил Алекс. – Пойми, это же совершенно нелепо.

– Тогда объясни мне, – фыркнул Джек, – почему ты повёз её в Клифтон… как бы это выразиться? В поисках супружеского уединения? И не пытайся этого отрицать, – засмеялся он, – потому что я видел, как ты возвращался домой в бутылочно-зелёной куртке Клифтона, а твоя Эммелин сидела рядом с тобой, очаровательная и растрёпанная. Итак, если это не доказательство, то я не знаю, что же. Тем не менее я хотел бы узнать…

– Джек… – попытался остановить его Алекс.

– Знаешь, – негодник имел наглость ухмыльнуться, – не лезь на рожон, я собирался только спросить, есть ли у них в запасе ещё одна такая бутылка. Кроме того, было бы не по-джентльменски проявлять любопытство. – Оглянувшись в поисках официанта, Джек жестом попросил принести очередную бутылку, и Алекс с удовольствием заплатил за неё, надеясь, что вино отвлечёт Джека. Однако его ожидания были обмануты. – Но так как мы оба знаем, что я не джентльмен, то я требую полного отчёта. – И затем Джек задал длинный ряд вопросов: – Кто этот образец совершенства? Ты выяснил, кто её нанял? И если не возражаешь против моего вопроса, какого чёрта ты затащил её в постель? Нет спору, она симпатичная крошка. Но я беспокоюсь о тебе, если ты не нашёл способа уложить её в свою постель.

– Во всём этом я должен винить тебя, – ответил Алекс.

– Не начинай заново. – Джек быстро потянулся к только что принесённой бутылке, чтобы она не оказалась за пределами его досягаемости.

– Я голову сломал, пытаясь разобраться в этом деле с Эммелин, – признался Алекс.

– От этого ты не стал выглядеть хуже, – констатировал Джек, пристально вглядываясь в него. – И если позволишь мне сказать, не только у леди Седжуик в тот день был довольный вид.

На некоторое время установилась тишина: Алекс подыскивал ответ на это замечание, а у Джека хватило здравого смысла хранить молчание и потягивать мадеру.

Вот что вышло из этого самодовольного хвастовства – вот куда завели Алекса расчётливость и предвидение! Связаться с женщиной, которой, как предполагалось, не должно существовать!

– Проклятие, Джек, что же мне теперь делать? – всплеснул руками Алекс. – Дай мне совет.

– О да, – снова рассмеялся Джек. – Думаю, учитывая деликатные моменты поведения, тебе не следует уходить, не взвесив все последствия. Что эта девица сделала с тобой?

– Она заставила меня смеяться, – рассмотрев все возможные ответы, честно признался Алекс.

– Никогда не думал, что ты это скажешь, – прищурившись, покачал головой его друг. – Господи, ты совсем увяз.

– Ты не знаешь и половины, – сказал Алекс и открыл то, что узнал о прошлом Эммелин: она была искусной мошенницей, которая зарабатывала себе на жизнь тем, что обманывала старых дам, жульничая в игре в пармиель.

– Карточный шулер? – присвистнул Джек. – Ты дошёл до того, что женился на плутовке?

– Я на ней не женат, – возразил Алекс.

– Пока нет, – пробормотал Джек, наполняя сначала бокал Алекса, а потом свой.

– Неужели ты не понимаешь, что в этом всё дело? Я никак не могу на ней жениться.

Почему он не выгнал Эммелин в ту первую ночь, почему не нашёл какого-то разумного объяснения тому, что это необходимо? Почему не отказался от своей затеи?

А теперь Алекс не мог так поступить – теперь, после того как он занимался с ней любовью, после того как, обнажённые и удовлетворённые, они обсуждали её планы преобразования дома, лёжа перед камином с тёплыми тлеющими углями, после того как он проводил ночи, сжимая её в своих объятиях, а также после того, как учил её въезжать в парк, делал тысячу вещей, которые у женатых людей сами собой разумеются. За эти так быстро пролетевшие дни она стала больше, чем просто Эммелин. Она стала…

– Седжуик? – Джек пощёлкал перед его лицом пальцами. – Ты витаешь в облаках. Я буду вынужден разделить мнение остального Лондона и назвать тебя влюблённым, если ты не уберёшь со своей физиономии это выражение.

– Нет ничего необычного в выражении моего лица, – обиделся Алекс.

Обладая определённой осмотрительностью, Джек не стал возражать, а вместо этого сделал большой глоток вина и только потом сказал:

– Не вижу для тебя иного выхода, как только смириться с её присутствием.

– Смириться с её присутствием? Ты сошёл с ума? – возмутился Алекс тем, что его друг посчитал такое возможным.

«Как будто можно осмелиться на такое!»

Алекс прогнал от себя эту мысль, посчитав её невозможной.

– Ты можешь представить себе, что сказали бы мои предки, тем более моя семья, если бы стало известно, что я женился на женщине сомнительного происхождения, к тому же явно непорядочной, когда дело касается карточной игры?

– Чёрт побери, Седжуик, не будь таким занудно правильным. Половина великосветского общества жульничает за картами. И я никак не могу понять, почему, выбирая жену, необходимо считаться с мнением своих предков – скучных, надутых ребят, которые давным-давно отошли в мир иной? Не похоже, чтобы кто-то из них собирался вернуться и выразить своё недовольство. А если они вернутся, то первое, что им придётся сделать, это смириться с твоей дурацкой улыбкой, которая появляется у тебя на лице каждый раз, когда речь заходит об этой девице. Знаешь, я заказал две бутылки мадеры, а ты этого даже не заметил, не говоря уже о том, чтобы пожурить меня.

– Я заметил, – возразил Алекс. – И я признаю, что Эммелин – необычная леди, но не могу позволить своему сердцу принять такое решение. Женитьба – это долг и обязательства, а не личные чувства.

– Если ты действительно в это веришь, то почему не женился на какой-нибудь наследнице с постной рожей и не положил конец всему этому делу ещё много лет назад? Можешь бесконечно продолжать говорить о необходимости сделать хорошую партию, но и ты и я знаем, что такое хорошая партия. Твой кузен Хьюберт женат на леди Лилит. Эта мисс Мебберли – кандалы для Оксли. Но тебе этого совсем не хочется. И смею сказать, никогда не хотелось.

– У меня есть титул и наследство, о которых нужно думать. Я не могу выбрать себе такую жену, какую захочу.

– А почему нет, чёрт возьми? – возразил Джек. – Я бы считал, что твой титул и состояние дают тебе право на проявление время от времени некоторой оригинальности. Женись на той, кого любишь, и проведи остаток жизни, посмеиваясь над всеми, кто тебя осуждает.

Глубоко вздохнув, Алекс покачал головой. Разве он мог позволить себе это?

– Делай, как знаешь, – пожал плечами Джек. – Если хочешь знать моё мнение – выброси на ветер титул и состояние. Но мне-то какое дело? Никакого до тех пор, пока ты продолжаешь платить за мою выпивку.

Алекс отправился на Ганновер-сквер, не в силах выбросить из головы бесстыдный совет Джека. Смириться с присутствием Эммелин. Как же! Это просто оскорбительное предложение!

Тем не менее неприятное чувство не заставило Седжуика замедлить шаги, когда он поднимался по парадной лестнице через две ступеньки. Алекс только и думал о том, что ещё произошло с Эммелин, пока он отсутствовал, и будь он проклят, если ему не было любопытно узнать о её деяниях – о скрупулёзных указаниях мастерам, о сплетнях, собранных ею у Мальвины, о последних жалобах леди Лилит. Алекс не мог сдержать улыбки. Что ж, даже жалобы леди Лилит, пересказанные ему Эммелин, становились забавными.

Остановившись на секунду у двери, он оглянулся на дом Тоттли и снова понял, что слова, сказанные Роулинзом в ту ночь, продолжают его преследовать.

«Не почувствовали сердцем, что в ней есть то, что изменит вашу заурядную жизнь, даст вам повод каждую минуту думать о том, что она сейчас делает?»

И что же он будет делать, когда Эммелин уедет? Решив не задумываться над этим вопросом, Седжуик распахнул дверь.

– Эммелин? – позвал Алекс, войдя в пустой холл. – Эммелин, вы здесь?

Мрачная тишина, встретившая его, была такой же безжизненной, как шотландские торфяные болота. Холодное напоминание в тёплый июньский день о том, какой скучной станет его жизнь, когда Эммелин в конце концов уедет.

– Эммелин? – снова крикнул Алекс. – Симмонс? Никто не откликнулся на его призыв, но во время короткой паузы из дальней части дома до него долетел смех – её смех.

«Чем это она теперь занимается?» – заворчало в нём чувство собственника, но Алекс заставил себя заглушить такие мысли. Разве для него не счастье знать, что его тоскливые дни остались позади, что Эммелин всегда будет рядом?

Пересекая холл, он услышал шелест карт, и вновь раздался голос Эммелин.

– Нет, нет, Томас, так нельзя, – говорила она. Нельзя? Что же этот наглый лакей делает с его женой? «Нет, не с женой. Она мне не жена», – напомнил себе Седжуик, но всё же прибавил шагу и вошёл в кухню.

Там за большим столом сидела Эммелин, а Томас и Симмонс расположились напротив неё. В просторной комнате, кроме них, никого не было.

– Седжуик! – воскликнула она, вскочив с места. – Что вы здесь делаете?

Во всей этой картине было нечто странное, и Седжуик не мог понять, чем занималась Эммелин.

– Это все ещё мой дом, – ответил он, глядя на Томаса и Симмонса, у которых был такой вид, словно они заложили все столовое серебро. – То же самое я могу спросить у всех вас.

Взглянув на своих компаньонов, Эммелин нахмурилась.

– Вот чем, – быстро ответила она, бросая на стол колоду. – Я узнала, что Симмонс и Томас играют в карты. – Она погрозила пальцем смущённой паре. – Я всегда говорю, карты – это самый верный способ заработать вечное проклятие. Удивляюсь вам обоим. Нужно ли упоминать о том, что скажет миссис Симмонс?! Седжуик, – она со вздохом положила колоду в карман, – можете поступить с ними по своему усмотрению. К сожалению, от такого безнравственного поведения у меня разболелась голова.

Эммелин поспешно ушла, весело потряхивая локонами, что никак не вязалось с её нахмуренными бровями.

– Что всё это означает? – потребовал Алекс объяснений от виновато стоявшей перед ним пары.

– Её милость питает отвращение к карточным играм, – ответил Симмонс.

– Я так и предполагал. – Седжуик посмотрел в том направлении, где скрылась Эммелин, и покачал головой. Вероятно, он неправильно истолковал её смех несколько минут назад, потому что она, несомненно, строго следовала своей клятве отказаться от игры в пармиель. Ей совершенно ни к чему снова становиться на путь соблазна. – Только постарайтесь, чтобы она не узнала о вашей ночной игре по четвергам.

– Разумеется, милорд, – заверил его дворецкий.

– Да, милорд, – присоединился к нему Томас, Седжуик направился к выходу из кухни, но потом остановился и оглянулся. В этой сцене, свидетелем которой он только что стал, было что-то странное, но Алекс сомневался, что ему удастся узнать правду от этих двоих. И он понимал, что для Эммелин будет сущим адом сказать хотя бы слово признания, поэтому ему пришлось поверить, что она не собирается нарушать обещание.

Выйдя из кухни, Седжуик последовал за Эммелин, но, оказавшись в коридоре, услышал, как леди Лилит и Хьюберт говорят, перебивая друг друга.

– Вы должны поехать, мадам, – проговорил Хьюберт. – Вы вконец испортите наш вечер, если откажетесь.

– Да, мама ужасно расстроится, если в её ложе останется незанятое место, – добавила леди Лилит. – А кроме того, Седжуик сегодня утром уже согласился сопровождать нас в оперу, не правда ли, дорогой?

– Да, так и есть, – отозвался Хьюберт.

Опера? С леди Лилит и Хьюбертом? И с леди Оксли? Алекс прирос к полу. Не об этом ли говорил Хьюберт за завтраком? Алекс смутно вспомнил, как согласился с тем, что говорил его кузен, просто чтобы тот замолчал. Проклятие, значит, он согласился сегодня вечером составить им компанию. Алекс стиснул зубы, потому что вряд ли мог бы объяснить кузену свои истинные планы на этот вечер. Оставалось не так много ночей до того, как Эммелин… в общем, до того, как ему придётся отказаться от неё, и просто никуда не годилось, что сегодня ночью он будет вынужден делить её с другими.

«Итак, может быть, не расставаться с ней?» Алекс покачал головой, решив, что ему следует прекратить пить с Джеком: это затуманивало разум и делало его восприимчивым ко всякого рода абсурдным советам, а затем, к своему огромному облегчению, он услышал ответ Эммелин.

– Думаю, я не смогу поехать. – Голос Эммелин был слабым и дрожащим. – По-видимому, моя поездка за покупками оказалась более утомительной, чем я предполагала. Мне кажется, ко мне снова возвращается лихорадка… Я ощущаю жар, и у меня кружится голова.

Выглянув из-за угла в холл, Алекс увидел, что Эммелин стоит, приложив руку ко лбу, и покачивается так, словно вот-вот упадёт. Хотя она стояла рядом с Хьюбертом и леди Лилит, ни один из них явно не был готов быстро подхватить её.

И, зная Эммелин, Алекс подумал, что она на самом деле упадёт. Эта девушка могла рухнуть на мраморный пол, чтобы только избежать вечера с мистером и миссис Денфорд, и тем более с леди Оксли. И Седжуик, конечно же, не мог упрекать её в этом. Сейчас он с превеликим удовольствием заработал бы синяк поддругим глазом, если бы это могло послужить подходящим извинением. Возможно, если бы Эммелин захотела…

На самом деле ему не нужно было искать особых оправданий только ради того, чтобы остаться дома. Недомогания Эммелин было вполне достаточно, чтобы спастись от когтей леди Оксли.

– Эммелин, вам нехорошо? – Он шагнул вперёд и подхватил её, прежде чем она действительно упала. Заключив Эммелин в объятия, он ощутил тепло её кожи, почувствовал запах фиалок, исходивший от её волос.

– Седжуик, дорогой, это вы? – Взмахнув ресницами, она положила голову ему на грудь, и розовые, требующие поцелуя губы слегка приоткрылись.

Как ему хотелось забыть, что это всего лишь игра, и снова поцеловать их, увидеть, как она переходит от этой притворной болезни к лихорадке совершенно другого происхождения! И он так и сделает, как только отнесёт её наверх.

– Да, моя любовь, это я. – Он бросил короткий извиняющийся взгляд леди Лилит и Хьюберту, которые – он был абсолютно уверен – никогда не проявляли нежности друг к другу за всю свою супружескую жизнь. – В чём дело? Вам нездоровится?

– Да. – Вздохнув, она теснее прижалась к нему. – К сожалению, это так неприятно, но, думаю, сегодня вечером я не смогу поехать в оперу. – Она взглянула снизу вверх на него так жалобно, что, если бы не лёгкое подрагивание её губ, Алекс подумал бы, что Эммелин и впрямь нездорова.

– Эммелин слишком больна, чтобы выезжать сегодня вечером, – покачал головой Седжуик, обращаясь к своим родственникам.

– Нет, не говори такого, – возразил Хьюберт. – Леди Оксли специально позаботилась приобрести для неё место.

– Да, – объявила леди Л илит, – с пустым местом ложа будет выглядеть просто безобразно. Мама ужасно расстроится.

Это означало, что скаредная леди Оксли почувствует досаду от того, что место, за которое она заплатила, останется незанятым. Во всяком случае, вдовствующая графиня не любила платить зря.

– Боюсь, ей будет неприятно вдвойне, потому что я не могу оставить жену в таком состоянии, – сообщил им Алекс.

При этих словах Эммелин, на мгновение широко открыв глаза, посмотрела на него, но так же быстро снова взяла себя в руки и, вернувшись к полуобморочному состоянию, тихо застонала, жалуясь на свою несчастную судьбу.

У Алекса опять возникло подозрение, что Эммелин задумала сделать что-то большее, чем просто избавиться от Денфордов, но что это было, он не мог себе представить. И не сможет этого выяснить, пока не останется с ней наедине.

– Нет, кузен, ты обязан пойти, – сказал Хьюберт. – Недопустимо, чтобы ты тоже отсутствовал.

– Два пустых места – это непростительно, – возмутилась леди Лилит.

– Седжуик, дорогой, вы должны непременно посетить этот вечер. – К его величайшему изумлению, Эммелин, почувствовав себя немного лучше, высказалась в поддержку Денфордов. – Мне не хотелось бы быть причиной такого глубокого огорчения леди Оксли. Прощу вас, поезжайте без меня и принесите ей мои искренние извинения. Тогда она, быть может, не станет расстраиваться.

– Но я… – запротестовал Алекс.

– Вот так, кузен, – сказал Хьюберт, указывая на Эммелин. – Вы слышали свою самоотверженную жену, так что теперь должны поехать.

Леди Лилит закивала, и Эммелин – чёрт побери! – тоже.

Седжуик чуть не выпустил Эммелин из рук прямо там, где стоял, чтобы её болезнь имела вполне обоснованную причину.

– Вы могли бы пригласить вместо меня лорда Джона, – предложила Эммелин. – Он сегодня заходил и спрашивал вас.

В этот момент из глубины дома появилась миссис Симмонс и, увидев Эммелин на руках у Алекса, испуганно воскликнула, что её милость «опять умирает». Она настояла, чтобы барон вместе с Эммелин отправился наверх.

Однако экономка не позволила ему войти в спальню и вытолкала из дверей, как наседка, защищающая своего цыплёнка. И прежде чем Алекс успел высказать Эммелин своё мнение по поводу того, что она его послала на вечернее мероприятие, дверь перед самым носом захлопнулась.

«Впустите меня! Я в этом доме хозяин! – хотелось закричать Седжуику, но он сомневался, что кто-либо его послушается. – Это именно то, что приносит с собой женитьба», – решил он.

Что ж, когда Эммелин уедет, всё опять пойдёт своим чередом, он снова станет хозяином в доме, и его жизнь будет… В общем, существовало только одно подходящее слово, которое он мог подобрать… – неполной.

Вечер в опере оказался ещё хуже, чем мог предположить Алекс, особенно из-за того, что Эммелин нежилась дома, пока он молча страдал.

К его досаде, миссис Симмонс стояла на страже у двери, как гвардеец лондонского Тауэра. «Её милость слишком плохо себя чувствует для вашего внимания», – объявила она, так что Седжуику не оставалось иного выбора, как сопровождать леди Лилит и Хьюберта, потому что он дал слово и не обладал артистическим талантом Эммелин.

Кроме Денфордов, в шатре были мистер и миссис Мебберли с выглядевшей совершенно потерянной мисс Меббер ли и, конечно же, как всегда напыщенная леди Оксли, севшая рядом с бедной девушкой, очевидно, чтобы та чувствовала себя ещё более несчастной, и её сын граф Оксли.

Леди Оксли также пригласила недавно приехавшую в город герцогиню Шевертон, потому что ей хотелось, чтобы Эммелин была «должным образом представлена», как она сказала Алексу.

«Должным образом раскритикована», – подумал Алекс, зная, что герцогиня Шевертон обладала самым острым языком в свете, и лишь немногие осмеливались возражать ей или становиться у неё на пути.

Эммелин явно неудачно выбрала себе «хозяйку». С прибытием её светлости подозрения Алекса насчёт козней Денфордов и леди Оксли ещё больше усилились, особенно когда он задумался над тем, что стояло за появлением Эммелин в его жизни. Быть может, они надеялись, что публичное место послужит хорошей сценой для того, чтобы опозорить Эммелин, а заодно и его самого?

Ведь леди Оксли благословила свою дочь на брак с Хьюбертом, потому что была уверена (как и почти все в обществе), что Седжуик, по-видимому, никогда не женится и титул барона будет наследовать Хьюберт или его потомок. Даже женитьба Седжуика на Эммелин не охладила надежд графини, потому что у молодой жены Алекса было слабое здоровье и она никогда нигде не появлялась.

Однако жизнерадостная, полная сил леди Седжуик – особенно такая, как Эммелин, – обошлась бы им слишком дорого для того, чтобы просто продемонстрировать несостоятельность его женитьбы. И одно Алекс знал совершенно точно: ни скупая леди Оксли, ни его скаредный кузен Хьюберт не наняли бы такую расточительную, такую непредсказуемую девицу.

И в довершение всего Джеку, согласившемуся поехать в оперу вместе с ним – ни по какой другой причине, а только для того, чтобы ещё раз взглянуть на новую танцовщицу, которую он заприметил раньше, – взбрело в голову выйти. В результате Алекс остался один лицом к лицу с яростью герцогини из-за того, что она не сможет познакомиться с Эммелин, и с раздражением леди Оксли на то, что в её ложе останется свободное место.

Взглянув на пустое кресло, Алекс подумал о той, которая должна была сидеть там, – об Эммелин. Что ещё она задумала? Он просто не мог отделаться от мысли, что она что-то затевает.

Он поправил платок на шее и снова обвёл взглядом заполненный публикой театр. За выдуманной болезнью Эммелин скрывалось что-то большее, а не просто желание избавиться от Денфордов – об этом он мог бы поспорить с Джеком на последний подписанный для него счёт.

– Я уже наслышана о вашей жене, лорд Седжуик, – громким шёпотом сказала герцогиня, указывая веером в его сторону, – а я в городе всего один день.

– Ничего удивительного, – тяжело вздохнула леди Оксли, – эта девушка необычная.

– Она, должно быть, совершенно необыкновенная, если так быстро привлекла внимание общества, не говоря уже о том, что завоевала вашу благосклонность, – заявила герцогиня, – хотя, как я слышала, вы не совсем на её стороне. По-моему, она необыкновенная.

– Да, она такая, – стараясь оставаться вежливым, согласился с ней Алекс.

– Он влюблён без ума, – вставил Хьюберт, наклонившись в кресле.

Алекса передёрнуло, он все больше убеждался, что в последнее время эти слова его кузен произносил слишком часто.

– Должна сказать, – герцогиня погрозила Хьюберту веером, – я по опыту знаю, что когда бароны Седжуики начинают искать себе невесту, они обычно женятся, потому что влюбляются. Их нисколько не волнуют приличия – могут жениться по любви и плевать на все последствия. – Это не было невероятно, но герцогиня Шевертон улыбалась. – Я бы сказала, придерживаются собственных интересов. И я желаю вам счастья, Седжуик. Не сомневаюсь, жене удалось зажечь огонь у вас в глазах, такой же, какой горел в глазах вашего деда, когда он вернулся из Парижа, обвенчанный с вашей бабушкой. Я никогда не считала необходимым сторониться её из-за того, что она была танцовщицей в опере, но…

– К-кем? – в один голос воскликнули Алекс и Хьюберт.

– Танцовщицей в опере, – повторила герцогиня так, словно скандальное прошлое их бабушки было всем известно.

– Ваша светлость, – поспешно сказала леди Оксли, – вы, вероятно, ошибаетесь. Эта старая дама ведёт свою линию от французской аристократии. Она даже доводится родственницей старому королю.

– Женевьева Денфорд, быть может, имеет право говорить о королевской крови, – фыркнула герцогиня, – но только полученной от связи, состоявшейся не на той постели. На постели оперной танцовщицы, я сказала бы.

Леди Оксли несколько раз безмолвно открыла и закрыла рот, словно слова не могли преодолеть этой немыслимой новости.

– Ваш дедушка страстно любил вашу бабушку, – обратилась герцогиня к Алексу, не обращая внимания на замешательство леди Оксли. – В Лондоне не было ни одной женщины, которая не завидовала бы его вниманию к ней. Проявите к своей жене такую же горячую любовь, и вы почувствуете себя счастливым человеком, как до вас ваш дед и, смею сказать, отец.

В ответ на этот мудрый совет Алекс мог только молча кивнуть, к тому же внимание герцогини снова обратилось к сцене, и она совершенно позабыла об ошарашенных людях вокруг себя.

Бабушка была танцовщицей в опере?

Теперь многое становилось понятным: её нежелание приезжать в город объяснялось главным образом не скорбью по мужу, а страхом того, что откроется её прошлое, что семья осудит её.

Слова герцогини, вызвавшие на лице Хьюберта выражение отвращения, оказали на Алекса совершенно противоположное воздействие, и ему захотелось громко рассмеяться.

Он прекрасно понимал то, что сделал его дедушка, и, что гораздо важнее, понимал, почему он это сделал. Он женился на женщине, которая похитила его сердце, на той, без которой не смог бы жить.

Не смог бы без неё жить… Но ведь именно об этом говорил и Роулинз.

Тем временем леди Оксли, леди Лилит и Хьюберт старались объяснить герцогине, как она ошибается относительно вдовствующей женщины, и пытались собрать жалкие остатки фамильной чести, которая, очевидно, ничего не значила для их деда.

И внезапно Алекс понял, что должен сделать выбор: вести такую жизнь, как Хьюберт с леди Лилит, как леди Оксли, стараясь любой ценой добиться высокого мнения в обществе, или жить, как убеждал его Джек, считаясь только с велениями своего сердца и не прислушиваясь к мнению света.

Он должен жениться на Эммелин. Он женился бы сегодня же вечером, если бы это было возможно – и к чёрту общество, к чёрту правила пристойности. Он нашёл женщину, в которую влюбился до потери сознания, и ему нет абсолютно никакого дела до того, что скажут в свете.

В антракте он принесёт извинения и объяснит, что не может наслаждаться вечером, когда его жена так серьёзно больна. Он использует репутацию влюблённого в своих интересах и в два счёта будет дома.

Как только закончилось действие и опустился занавес, Седжуик встал.

– Примите мои извинения, ваша светлость, леди Оксли, – поклонился он двум пожилым дамам, – но беспокойство о жене, к сожалению, не позволяет мне остаться.

– Хм, – усмехнулась леди Оксли, скептически приподняв бровь, – подозреваю, что с вашей женой все в порядке. Лилит говорит, что сегодня днём на Бонд-стрит ваша жена была вполне здорова, чтобы отправить вас в долговую тюрьму и разъезжать в карете Темплтона. Знаете, по-моему…

Алекс дальше не слушал. Эммелин ездила в экипаже Темплтона?

Его прежнее старомодное чувство семейного долга снова выступило на первый план.

«Ты даже не знаешь эту девушку и хочешь жениться на ней? Сумасшествие! Каприз!» – возмутился его внутренний голос. —

Алекс подавил свои сомнения и ухватился за принятое решение. Теперь он новый Седжуик и больше не будет занудой, он энергичный и дерзкий человек.

И все благодаря ей… Насколько он знал Эммелин, у неё было разумное объяснение, а если нет, она преподнесёт какую-нибудь выдумку, которая будет столь же восхитительна.

– Седжуик, – герцогиня направила на него лорнет, – буду рада послезавтра видеть у себя вас вместе с женой. С удовольствием познакомлюсь с женщиной, которая, совершенно очевидно, похитила ваше сердце.

– Боюсь, это невозможно, – заявил он, снова поклонившись. – Её здоровье…

– Послезавтра, Седжуик, – выпрямившись в кресле, повторила леди, и это прозвучало как приказ, а не как приглашение.

Повернувшись, чтобы принести извинения остальному обществу, Алекс обнаружил, что не он один стремится поскорее покинуть ложу леди Оксли. Мисс Мебберли уходила в сопровождении своей матери, и по тому, как шевелились губы леди, было ясно, что она отчитывает дочь за недостаточное внимание к графу.

Он хотел указать миссис Мебберли, что сомневается, заметил ли вообще граф безразличие её дочери. По его мнению, этому мужчине всё равно, даже если невеста считает его отвратительным – со своим приданым она приносит в казну Оксли небольшое состояние, а для такого, как Оксли, невежды отношение Миранды Мебберли к их браку не имеет никакого значения.

Не обращая внимания на протесты Хьюберта и леди Лилит и их уверения, что миссис Симмонс позаботится об Эммелин, Седжуик попрощался со всеми и ушёл.

Торопливо пробираясь по заполненным публикой коридорам, Алекс на ходу приветственно кивал друзьям и знакомым, пока буквально не наткнулся на Джека.

– Я же говорю, будьте осторожны… – тяжело покачнувшись, невнятно пробормотал Джек, и его слова окутало облако бренди. Моргая покрасневшими глазами, он, очевидно, старался сфокусировать взгляд. – Алекс! – в конце концов воскликнул он. – Ты только посмотри вокруг. Да это же настоящий ужас. Я просто убит. Полностью уничтожен.

Проходящие мимо бросали на них изумлённые взгляды, вероятно, полагая, что они оба навеселе. Не желая портить свою и без того не блестящую репутацию в обществе, Алекс схватил друга за руку и потянул в укромную нишу.

– Что ещё стряслось с тобой? – Он основательно встряхнул Джека, чтобы привести в чувство.

– Я уничтожен. Полностью уничтожен, – пожаловался Джек.

– Будешь уничтожен, если твой брат узнает о твоём поведении. Тебе же известно, как благочестивый Паркертон относится к публичному пьянству.

– Да, но теперь это не имеет никакого значения, – горестно отозвался Джек.

– Почему? Что произошло?

– Это все ты виноват, – грустно ответил Джек. – Это полностью твоя вина. Взял и нашёл себе жену.

– Если помнишь, ты её придумал, – напомнил ему Алекс, понизив голос.

– Да, я, – согласился Джек. – Но я никогда не думал, что из-за этой крошки окажусь в таком неприятном положении.

– А какое отношение к этому имеет Эммелин?

– Этот толстосум, мой высоконравственный братец, решил, что если мой лучший друг лорд Седжуик нашёл в браке счастье, то и я должен сделать то же самое.

«О, только этого мне не хватало», – подумал Алекс, оглядываясь, чтобы убедиться, что никто не подслушивает их разговор.

– Тогда придумай себе жену.

– Я бы так и сделал, – сказал Джек, – но брат опередил меня и уже подыскал мне невесту. Какую-то достойную и благонравную дочь викария. – Он застонал, словно его волокли на колесо с гвоздями. – Ты меня слышал? Дочь викария!

– Тогда не женись.

– Если я не женюсь на ней, – покачал головой Джек, – Паркертон перекроет мне воздух. Я больше не получу ни фартинга.

– Джек, мой тебе совет: поезжай домой, проспись, а утром… – Сделав паузу, Алекс посмотрел на друга. – Нет, днём, когда ты встанешь, мы займёмся этим делом. Я пойду с тобой к твоему брату и помогу решить твою проблему.

– Ничего хорошего из этого не получится, – возразил Джек. – Он велел мне объявить о помолвке немедленно… или мне придётся оставить лондонский дом. Он приказал Бедуэллу начать упаковывать мои вещи, если я до завтрашнего дня не встречусь с архиепископом.

Алекс сомневался, что Бедуэлл, верный дворецкий Паркертонов, будет с удовольствием наблюдать, как Джека вышвыривают из семейного гнезда. Этот человек всегда сочувствовал непутёвому брату графа. – Пойдём, я провожу тебя домой, – предложил Алекс.

– Не желаю, – отказался Джек. – Если меня хотят насильно обвенчать, то я немного развлекусь до того, как отправиться на муки. Одну последнюю ночь порезвлюсь с восхитительной красоткой…

– О нет, ты этого не сделаешь. – Алекс схватил Джека за рукав, но тот сбросил его руку.

– Пойду за кулисы, посмотрю, освободилась ли моя Жизель. Моя хорошенькая, маленькая, рыжеволосая Жизель, мечта моего сердца. Обожаю рыжеволосых, – объявил Джек. – Я буду околдовывать её своими поцелуями, своими чарами, пока на меня не надели кандалы и не сослали подальше в Нортгемптоншир.

Алекс не успел остановить его, и Джек, бросившись в гущу толпы, скрылся из виду. Покачав головой, Алекс хотел было пойти вслед за другом, но желание жениться на Эммелин повлекло его в ночь на Ганновер-сквер.

Покачиваясь и щуря глаза, Джек шёл, стараясь сосредоточиться на своём плане атаки: найти того маленького танцующего ангела и…

В этот момент в конце коридора возле двери, ведущей за кулисы, он увидел хрупкую фигуру.

«Хитрая кокетка, – решил он. – Прогуливается в антракте в надежде… – Оглянувшись назад в главное фойе, он обнаружил, что поблизости никого нет, поскольку зрители уже снова отправились занимать свои места. Бросив на девушку ещё один взгляд, Джек покачал головой. – Странный наряд, однако, – подумал он, разглядывая её строгое муслиновое платье. – Но быть может, во втором акте предлагается художественное чтение и она будет участвовать в представлении?»

– Жизель, моя обожаемая богиня, я весьма рад тебя видеть, – произнёс Джек и, взяв девушку за талию, повернул её так, что она оказалась у него на груди. Не мешкая ни секунды, он закрыл глаза и прижался к её губам алчным поцелуем.

Вырываясь из объятий, она крепкими кулаками молотила его по плечам и сопротивлялась, словно не желала его ухаживаний.

Ах, Жизель, ей нравилось превращать их встречи в борьбу.

Джек притянул её ближе, а потом прижал к стене, удерживая на месте своими бёдрами и прижимаясь к ней напрягшимся телом. И всё это время он продолжал целовать её, играя языком с её языком и покусывая зубами её нижнюю губу, а затем его поцелуй стал ещё более требовательным, и Джек услышал, как девушка тихо застонала.

«С Жизелью не следует тянуть время», – решил он, и его рука, скользнув вверх по её бедру, добралась до талии и стала двигаться выше, пока не накрыла грудь. Его пальцы сдавили ей сосок, и девушка задохнулась, словно девственница, которую никто никогда так не трогал.

Джек должен был отдать ей должное – она была великолепная актриса, потому что снова начала сопротивляться его ласкам. И он решил положить конец её недовольству, как сделал это накануне ночью… Джек пальцами стянул вниз лиф платья, пока не освободил грудь и не получил возможность исследовать её всю.

Он погладил рукой нежную шелковистую кожу, восхищаясь тем, как сосок поднялся и затвердел. Теперь, когда его восставший подстрекатель так дразнил и разжигал, было самое время для борьбы за кулисами, которую она ему сулила.

– Итак, моя любовь, покажи, где мы могли бы на несколько минут остаться наедине, – шепнул Джек ей на ухо, – и я выполню своё обещание посмотреть, как ты испытаешь наслаждение ещё до того, как поднимется занавес.

– Отпустите меня! – в ярости выкрикнула она и снова забарабанила кулаками по его груди.

Виновато бренди или голос девушки действительно был ему незнаком? Открыв глаза, Джек моргнул, стараясь сосредоточиться, и, к собственному ужасу, обнаружил, что женщина, с которой он собрался заняться любовью, вовсе не Жизель.

А затем раздался крик.

Алекс быстро добрался до Ганновер-сквер, хотя по дороге сделал две важные остановки – у «Ранделл и Бридж», разбудив среди ночи бедных владельцев магазина, чтобы купить великолепное кольцо, и у конторы архиепископа, чтобы получить Специальное разрешение.

Он объяснил, что во время его бракосочетания с Эммелин были допущены некоторые ошибки, а он хочет быть уверенным, что его будущий наследник получит все законные права. Архиепископ, благосклонно отнёсшийся к моральным последствиям такого заявления и к репутации Седжуика как благородного человека, подписал документ и посоветовал Алексу привезти к нему леди Седжуик, чтобы быстро и без огласки совершить церемонию.

Алекс поспешил в особняк, намереваясь поскорее завершить дело, но, подъезжая к дому, обнаружил царящую в нём неимоверную суету. У тротуара стояла дорожная карета, и в доме были зажжены, казалось, все свечи. Ещё раз взглянув на экипаж, Алекс узнал в нём старинную дорожную карету своей бабушки.

Бабушка? Нет, этого не может быть. Она никогда не приезжала в город – никогда.

Но здесь был её экипаж, и это могло означать только одно…

– Дорогой мой мальчик, вот и ты! – воскликнула старушка с парадной лестницы, и свора мопсов радостным лаем приветствовала его появление.

Алекс закрыл глаза и застонал.

– Бабушка! – С трудом заставив себя улыбнуться, он расцеловал её в щеки. – Какая неожиданность! – Лучшего приветствия он не смог придумать.

Алекс видел бабушку по-новому и любил ещё сильнее. Бабушка – бывшая оперная танцовщица? Это многое объясняло.

– Не понимаю, почему ты так удивлён, – заявила она и, взяв на руки одну из избалованных собачонок, почесала её за ушами. – Я решила приехать и познакомиться с твоей женой, так как больше не могу оставаться в стороне. Я горевала по твоему дедушке, и печаль не позволяла мне стать наставницей твоей любимой Эммелин. После того как ты уехал, я подумала, что бедняжка остаётся в городе только с женой Хьюберта и с его тёщей, и больше некому представить её обществу. – Она огляделась вокруг и потянула Алекса в дом. – Ты знаешь, я ненавижу плохо отзываться о семье, но леди Лилит и её мать скорее будут потчевать твою наивную Эммелин сплетнями, а не опекать её. И тогда я поняла, что мне необходимо найти в себе силы, чтобы встретиться лицом к лицу с воспоминаниями и вернуться в этот дом. – Она смахнула со щеки одинокую слезу и оглянулась на экипаж Алекса. – Но где же Эммелин? Разве она не с тобой?

– Нет, – не подумав, ответил он. – Она… – Алекс резко оборвал себя и взглянул наверх. Эммелин нет дома? Конечно, её нет. Она что-то задумала и специально отправила его в оперу. Вопреки его благим намерениям сплетни леди Оксли кольнули Алекса в самое сердце – Эммелин «…разъезжает в экипаже Темплтона». «Нет, – подумал Алекс, – я не позволю злому умыслу этой леди одержать верх над моими лучшими побуждениями. Если Эммелин уехала, то у неё на это есть веские причины. Во всяком случае, лучше, чтобы это было так». – Я хочу сказать, где Симмонс?

– Сегодня четверг, – промолвила бабушка таким тоном, как будто разговаривала с ребёнком. – Вероятно, он отправился на карточную игру, о которой, как ему хочется думать, никто не знает. – Ей удавалось узнать все тайны дома, в который её нога не ступала уже больше пятнадцати лет. Снисходительно улыбнувшись внуку, она повторила свой вопрос: – Итак, где же твоя жена?

– Бабушка, вы, наверное, устали с дороги, – сказал Алекс. – Позвольте мне проводить вас в вашу комнату, а утром вы познакомитесь с Эммелин.

– Что за ерунда. Я проделала весь этот путь не для того, чтобы ждать ещё двенадцать часов. Отвечай мне честно, Александр, где твоя жена? – Как и ранее приглашение герцогини Шевертон, слова бабушки не прозвучали просто вежливым вопросом, а больше напоминали генеральский приказ. Но, к счастью для Алекса, когда она вошла в дом, изменения, осуществлённые Эммелин, отвлекли её. – О Господи, где ты разыскал эти картины? – спросила она, направившись к лестнице.

– Милорд, можно сказать вам несколько слов? – шёпотом обратилась к Седжуику подошедшая миссис Симмонс. – По секрету.

Алекс кивнул, и пока его бабушка рассматривала недавно развешанные акварели, наклонил голову к миссис Симмонс.

– Леди Седжуик нет дома.

– Нет дома? А где же она?

– Что-то случилось, Александр? – Бабушка взглянула на него, и по выражению её лица он понял, что разговор с экономкой не остался тайной для старой леди.

– Я приду к вам чуть позже, – сказал он, не ответив на вопрос, – а сейчас миссис Симмонс нуждается в моей помощи.

Снисходительно оглядев их обоих, бабушка вернулась к обследованию нового убранства, мопсы, как фарфоровые статуэтки, уселись возле неё на ступеньках лестницы, а Алекс последовал за экономкой в кухню.

Там на пустом столе лежала колода карт, и он мгновенно вспомнил, как застал в кухне Эммелин с Томасом и Симмонсом – Эммелин в тот момент держала в руках карты.

Карточная игра!

Взглянув на миссис Симмонс, Алекс увидел, что она плачет.

– Я умоляла их не брать её с собой, но её милость обещала, что ничего плохого не случится. Мне никогда не нравилось пристрастие Симмонса к картам, но у мужчины должна быть пара пороков, иначе он не будет счастлив. А что касается денег, которые они проиграли, то её милость наша единственная надежда.

Если то, что говорила миссис Симмонс, правда… «Нет, чёрт побери, – покачал головой Алекс, – пусть уж лучше бы она ездила в карете Темплтона». Тогда он по крайней мере мог бы застрелить маркиза и с честью выпутаться из скандала.

– Во всём виновата эта герцогиня Шевертон, – говорила между тем миссис Симмонс. – Она позволила дворецкому нанять этого мошенника, а тот взял и украл все наши деньги.

– Мошенник?

– Да, новый лакей Шевертонов потребовал высоких ставок и выиграл у слуг из всех домов в Мейфэре их жалованье. А её милость сказала…

Алекс знал, что сказала Эммелин, знал, что она возмутилась и решила помочь обманутым слугам. Но это же нечестно – не то, что она нарушила свою клятву не играть, а то, что она солгала – обманула его доверие. Значит, она не настолько доверяет ему, чтобы говорить правду. Хотя надо признать, если бы она пришла к Алексу и сказала, что собирается жульничать, играя в карты ради всех слуг Мейфэра, он запер бы её в погребе.

– Где сегодня играют? – требовательно спросил Алекс.

– В «Королевском уголке», – ответила миссис Симмонс, разразившись новым потоком слез. – Это рядом с площадью, недалеко от общественных конюшен.

Седжуик направился к двери и, обернувшись на ходу, сказал:

– Займите чем-нибудь бабушку до моего возвращения.

– Милорд? – воскликнула миссис Симмонс. – Если это может послужить каким-либо оправданием… Леди Седжуик собирается вернуть на нашу улицу правила честной игры.

Алекс понял, что единственный способ спасти доброе имя семьи – это не мешкая привезти Эммелин домой.

Загрузка...