Кофе с перцем

ГЛАВА 3

— Сколько ты думаешь спать, соня? — услышал он утром сквозь сон слова бабушки.

— Сейчас встаю! — крикнул Паша, откидывая одеяло. — Бр-р, — прорычал он. Голова раскалывалась.

Он побрел в трусах и в майке к гантелям. Надо было сделать хоть несколько упражнений. А то мышцы ослабли. В своих мечтах Паша иногда воображал себя хорошо натренированным качком. С мышцами, как у Брэда Питта в «Трое». Но он понимал, что до Питта ему далеко. Занимается он нерегулярно, от случая к случаю, тогда как в физкультуре главное — систематичность. А потом, природная конституция у него не та, чтобы красоваться мускулами.

Паша поднял несколько раз гантели. Но заниматься физрой не хотелось. В другой раз, пообещал он себе. Когда будет настроение.

— Завтрак подогревать? — крикнула Вера Константиновна.

— Да.

По квартире плыл божественный запах. Блинчики! Бабушка великолепно готовила. Особенно ей удавалась выпечка.

— Бабушка! — сказал Паша, входя в кухню и целуя ее. — Как ты меня балуешь!

— Приходится, а что делать! Внук-то один!

— Как жаль! Было бы у тебя двое или трое внуков, вот было бы здорово.

По лицу Веры Константиновны пробежала тень. Вдруг это больная тема, мелькнуло в голове у Паши. Может быть, может быть… но свою мысль до конца Паша додумать не успел: перед ним выросла аппетитная горка блинов.

— С чем будешь? С клубничным вареньем? Со сметаной? Со сливочным маслом?

— Со сметаной. Мама ушла?

— Да, сегодня у нее тяжелый день. На работе, а потом прием — там, — качнула головой вправо Вера Константиновна. «Там» — означало квартиру на Чистых Прудах.

— Ясно. Значит, придет поздно?

— Да. Не рано. У тебя сегодня последний день отдыха?

— Не напоминай об этом, — попросил Павел.

— Отдыхать — не работать. Рассказывай, как там в Стамбуле? Вчера ничего сообщить не успел. Сразу к своей Надин умчался. Ну понятно, дело молодое…

Паша невольно покраснел.

— Да… Надин… — И тут он спохватился. Его же просили описать Стамбул, а не Надин. — Город замечательный. Красивый. Для нас это экзотика. Мечети, архитектура. — Паша подумал, что он несет жуткую околесицу. Второклассник и то рассказал бы лучше. Живописнее. А он изъясняется, как Эллочка Людоедочка. Но ничего не мог с этим поделать. Во-первых, Стамбул уже выветрился из его головы в связи с тем, что он вчера увидел на диске у Надин — лицо Ларисы Марголиной, в которой он признал девушку, встреченную им на стамбульском базаре. Во-вторых, он не выспался. И с трудом приходил в себя. В-третьих, на него Стамбул не произвел никакого впечатления.

— Какие блинчики! — изобразил на лице умиление Паша. Ему хотелось увильнуть от стамбульской темы. — Смак!

— Вот сметана.

— Как я соскучился в Турции по твоей кухне!

— Что, там плохо кормили?

Паша решил больше не возвращаться к Турции. Ни под каким соусом и видом.

— Да… неважно! Чуть не забыл! Подарок! — Паша выскочил из-за стола с блином во рту.

— Поешь! Потом вручишь. Но Паша уже не слышал ее.

— Вот, — через минуту он протягивал Вере Константиновне лежавшего на ладони светло-бежевого слоника.

— Спасибо. Люблю путешествовать. Когда-то я ездила в Крым…

— Я пошел, — сказал Паша.

— Ты еще толком не поел.

— Не хочу. Наелся.

— Во сколько придешь?

— Не знаю.

— Если задержишься — предупреди! — велела бабушка.

— Я позвоню тогда.

Никакого четкого и стройного плана в голове у Паши не было. Он решил действовать наобум. Экспромтом. Первым делом он хотел разговорить Надин, хотя понимал, что сделать это будет очень нелегко. Кроме того, Надин была на работе. Отвлекать ее — опасно. Можно получить выговор. Но рискнуть стоило. Паша ощущал в себе такую жажду деятельности, что сидеть сложа руки он больше не мог ни одной минуты.

Закрывшись в комнате, Паша набрал номер мобильного Надин. Ее голос был чуть сонным, как будто бы она только что проснулась.

— Алло! Паш, ты?

— Ну я, — бодро ответил Паша. — Кто же еще? В трубке возникла пауза.

— Ты что-то хотел?

— Да. Увидеть тебя.

На этот раз пауза была длиннее первой.

— В смысле?

— Увидеться, повстречаться, побеседовать. У меня нет, к сожалению, под рукой словаря Даля, чтобы перечислить все значения слова «увидеться».

— Паша, Даль мне не нужен. Обойдемся без него, — сказала Надин.

— Надин. Я хотел просто с тобой поболтать. Очень соскучился. Вчера мы пахали как волы…

— Хорошо, подъезжай ко мне на работу. У нас будет краткое рандеву. Если тебя это устроит — приезжай! Все равно я сегодня приду домой поздно.

— Ты мне пропуск выпишешь?

— Конечно! Не забудь паспорт.

Контора Надин располагалась на Октябрьской. В хорошем двухэтажном особняке. Пару раз Паша был на работе у Надин, поэтому здание он нашел довольно быстро. Но когда Паша миновал охранника, запищал мобильник. Звонила Надин.

— Лучше встретимся в буфете. Я уже спускаюсь туда.

— Идет!

Надин сидела за столиком. Увидев Пашу, она помахала ему рукой.

— Привет, — сказал Паша, подходя к ней.

— Привет!

Бессонная ночь не прошла для Надин даром. Сквозь безупречный макияж просвечивала измотанность и усталость. Ей очень шел темно-синий брючный костюм и ослепительно белая блузка, открывавшая красивый изгиб шеи, но все равно было видно, что Надин не в лучшей форме.

— Хорошо выглядишь!

— Паша, не льсти понапрасну. Как говорил монах Окаяма: «Не умножай сущности без надобности». Я прекрасно знаю, что вид у меня чуть покрасивее крокодила.

— Я искренне, — попробовал возмутиться Паша. Но Надин оборвала его:

— Не растрачивай себя попусту.

— Что будем есть?

— Я ничего не хочу. Зеленого чая здесь нет. Поэтому я буду кофе. Если хочешь, заказывай. Кормят тут отлично. Так что можешь пообедать.

— Да я тоже только что пое… — Паша вдруг подумал, что, растянув процесс поглощения пищи, он может подольше поговорить с Надин. А это как раз и входило в его планы. — Пожалуй, я пообедаю. Аппетит проснулся.

— Вот и хорошо! — с легкой иронией сказала Надин.

Когда Паша через пять минут вырос у столика Надин, в руках он держал поднос, на котором стояла большая тарелка борща, салат «Оливье», куриная котлета «по-киевски» и компот с большой булкой сердечком.

— Я смотрю, ты всерьез проголодался в Турции, — заметила она.

— Точно. Кормили паршиво.

Надин подняла брови, но ничего не сказала.

— Я не вижу моего кофе.

— Ах да! Прости старого идиота. Тебе какой?

— Эспрессо.

Пышная пена покрывала кофе, как снежная шапка — горный пик. Надин пила кофе и время от времени задумчиво посматривала на Пашу, сосредоточенно поглощавшего борщ.

— Ну как? Нашли подходящую кандидатуру на главную роль? — спросил он.

— О чем ты! Это еще предварительные поиски. Надо отобрать не меньше четырех-пяти кандидатур. А потом уже будут отбирать из них. Затем должны сказать свое слово партнеры. Словом, вся тягомотина еще впереди. И все это надо сделать в кратчайшие сроки.

— Но работа над проектом идет давно? — закинул удочку Паша.

— Три месяца.

— А не раньше?

— Что ты имеешь в виду? — чуть нахмурившись, спросила Надин.

— Ты, по-моему, говорила, что он начался больше года назад.

— Разве? Я не могла этого сказать!

— Извини, я не так понял, — сказал Паша и снова уткнулся в свою тарелку.

— Надюша! Расслабляешься? — Около их столика остановился молодой человек лет двадцати с небольшим. С русыми кудрявыми волосами. В глаза бросался яркий желто-зеленый платочек, обвивший его шею, как экзотическая змея.

— А… Денис. Мой шеф. Познакомьтесь. Денис, главный консультант по кастингу. Паша, мой друг.

— Друзья Надюши — мои друзья. Можно присесть? — и, не дожидаясь ответа, Денис плюхнулся на стул около Надин. — Не помешаю? — спросил он, оборачиваясь к Паше.

— Нисколько, — как можно суше сказал он.

— Ну и отлично! Я хотел с тобой поговорить, — он уже повернулся всем корпусом к Надин. Паша явно и бесповоротно выпадал из их компании. — Ты знаешь, Васин как взбесился! Говорит, что контракт под угрозой. И он увольняет нас всех к чертовой матери!

Надин беспечно отмахнулась.

— Такие разговоры ведутся чуть ли не каждый день. Поорет, и успокоится.

— На этот раз, кажется, все серьезно.

— Не думаю.

— Кстати, сколько у нас сейчас кандидатур на очереди? — спросил Денис.

Надин отодвинула чашку кофе. Паша весь превратился в слух и внимание.

— На сегодня? — переспросила девушка. Денис утвердительно качнул головой.

— Три. Вероника Полетаева, Милена Симонова и Вера Барышева, — сказала Надин.

— Мало!

— Немного, — согласилась Надин.

— На следующей неделе приезжают американцы.

— Это уже окончательная информация?

— Да. Последняя и окончательная. Только что в дирекцию пришел факс. Я оттуда. Сама понимаешь, что это значит?

— Понимаю. Денис, ты пришел ко мне как официальное лицо? И просишь меня удвоить, утроить мои старания? Или пришел просто поделиться информацией, которой владеешь?

Паша в который раз восхитился умению Надин ставить точки над «и».

— Надюш, как можно! — поднял вверх руки Денис. — Я просвещаю, как у нас на сегодня обстоят дела. Обстановка накалена, и главный мечет икру, он боится, что в любой момент проект сорвется.

— Ясно. Сигареты есть?

Денис похлопал себя по карманам светло-желтой рубахи.

— Есть. Даже зажигалка имеется.

Надин взяла сигарету и закурила. Паша подумал, что она стала слишком часто курить.

— Я все поняла. Можешь не беспокоиться, — сказала она.

— Я знаю, что ты у нас девочка умная, — хохотнул Денис.

Паше захотелось взять его за шкирку и дать пинка под зад или удавить шейным платочком. «У меня уже развивается творческое мышление, — с иронией подумал Паша. — Я продумываю различные комбинации поведения в отношении хама: задушить, избить, зарезать».

Надин никак не отреагировала на эту реплику.

Денис обвел глазами буфетный зал.

— Не буду вам мешать, — сказал он, поднимаясь со стула. — Приятного аппетита. Пока, — кивнул он Надин.

— Пока, — процедила она сквозь зубы. — Приспособленец и подхалим, — сказала Надин, когда Денис отошел на приличное расстояние.

— Но ты же сама говорила, что только такие и выживают в наше время.

— Естественно! Кроме того, он хороший профессионал. И работает не только с Васиным. Он и у Других режиссеров нарасхват.

— Так на что же ты жалуешься?

— Я? Жалуюсь? — Надин рассмеялась тихим смехом. — Я просто констатирую факт. И все. Это он изящно намекнул, чтобы я вовсю старалась. Иначе меня ждет выволочка. Васин не хочет впрямую ни с кем портить отношения, вот и посылает своих эмиссаров.

— Ты же сама говорила, что Васин — небожитель, а тут он, получается, снисходит до тебя.

— Да, он — небожитель, но он также и диктатор. Жесткий умный человек, а такие во всем держат руку на пульсе. Он во все вникает, и ему до всего есть дело. Иначе он не смог бы руководить студией. И Союзом кинематографистов. Стоит кому-то передоверить дело, как оно молниеносно развалится. Эту истину знает каждый уважающий себя руководитель.

— Как у вас все тонко! — поддел ее Паша. Но Надин не восприняла его шутливого тона.

— Мне пора! — заявила она.

— Как, уже все?

— Все. Это был мой маленький технический перерыв.

— Жаль!

— Еще встретимся на неделе.

— Обязательно.

— Я позвоню.

Паша встал и чмокнул Надин в щечку. Она улыбнулась краешками губ.

— Пока. Дай свой пропуск отметить. — Надин посмотрела на наручные часы. — Сейчас четыре часа. — Она поставила подпись и передала пропуск Паше. — Все. Ты свободен.

Надин ушла легкой, стремительной походкой, оставив после себя слабый запах цветочных духов.

Паша сидел, съежившись над тарелкой, и грустно размышлял. Сыщик из него — никакой. Он не смог расспросить Надин о Марголиной, узнать о ней какие-нибудь нужные и полезные ему факты. Просто тюфяк какой-то и мямля! В свое оправдание он решил, что в разгар его беседы с Надин приперся Денис и нарушил их общение. Не задавать же вопросы о Марголиной при Денисе. Это был бы верх глупости. Так что не так уж он и виноват. Если бы не назойливый Денис, то, может, он и выудил бы у Надин нужную ему информацию.

С отвращением посмотрев на сдобную плюшку, Паша почувствовал, что наелся до отвала. И не может проглотить больше ни кусочка. Паша встал из-за стола и с тоской подумал, что эта запутанная история требует, очевидно, других мозгов и сноровки. Не его, не Пашиных.

Он решил поехать домой. Сегодня был последний день отдыха. Завтра на работу. Но на середине пути, пошарив по карманам, обнаружил, что забыл ключи дома. Он набрал номер домашнего телефона. Никого. Позвонил по сотовому матери. И она сразу взяла трубку.

— Что случилось? — Паша подумал, что его мать исключает всякую возможность, что сын может позвонить просто так. Она считает, что, раз он звонит, значит, что-то произошло.

— Ничего. Я забыл дома ключи.

— Мамы нет?

— Нет. Поэтому и звоню.

— Я сейчас на работе. Потом у меня прием. Но буду в офисе не раньше шести. Подъезжай к этому времени.

— Хорошо. Договорились.

Паша подумал, что ему надо убить полтора часа. Вопрос: где? Слоняться по магазинам — занятие Для женского пола. К тому же он не взял деньги. Пойти в кафе? Он только что поел. А сидеть за пустым столиком ему никто не позволит. Оставалось — интернет-кафе. Что ж, это неплохая идея!

Ближайшее интернет-кафе находилось на «Третьяковской». Паша знал это, потому что там когда-то работал один его приятель.

Купив полчаса времени, Паша решил посмотреть, что есть в Сети о Марголиной. Он вошел в YANDEX и набрал: Марголина. Информации было очень мало. Краткая справка о двух фильмах, где она снялась, и все. И еще сноска на газету «Спид-Инфо». Паша сдвинул брови. Бульварная газетенка! Как туда Марголина-то попала? Он нажал курсором на «Спид-Инфо». Перед ним возникла заметка скандального характера под заголовком: «Полет над небом или над постелью?» И фотография Марголиной с актером Валерием Сергеевым. Лариса в вечернем платье, сильно декольтированном, веселая, улыбающаяся. Сергеев скосил глаза на ее грудь. Этот кадр и поймал фотокор. Под снимком была надпись: «А грудь Ларисы — то, что надо!»

Паша пробежал глазами бойкую статейку. Из нее он узнал, что между Марголиной и Сергеевым на площадке возник страстный роман. При каждом удобном случае парочка обменивалась нежными взглядами и поцелуями. Они вместе выходили на светские вечеринки, презентации, киношные тусовки. Заканчивалась статья риторическим вопросом: вырастет ли этот роман во что-то большее? Или Сергеев еще не готов к длительным и серьезным отношениям после развода со своей женой, тоже актрисой Лидией Карамышевой? Паша вздохнул: почему-то его слегка царапнула эта информация. Чуть-чуть. Самую малость. Он уже почему-то мысленно считал Ларису «своей». А тут — ее личная жизнь, роман…

Паша задумался. Валерий Сергеев был успешным актером, довольно много снимавшимся в кино.

В основном это были сериалы. Какое-то время со своей бывшей женой он работал в Америке, где снялся в нескольких фильмах, имевших неплохую прессу и прокатную судьбу. Сергеев, приземистый, темноволосый, был не красавцем, но остроумным и обаятельным мужчиной. К тому же — известным актером, так что немудрено, что Лариса увлеклась им.

Пошарив еще по Интернету, Паша больше ничего о Марголиной не нашел. Она не успела примелькаться и войти в когорту молодых актрис, имена которых не сходили со страниц глянцевых журналов и популярных газет. Она вспыхнула и тут же исчезла. Канула в небытие. Немудрено, что о ней моментально забыли. Стоит любому, даже маститому, актеру выйти в тираж и перестать сниматься, как о нем сразу забывают… Что же здесь говорить о Марголиной, молодой начинающей актрисе?

Паша вернулся к информации о фильмах. «Последний излом» и «Полет над небом». Оба были сняты известными режиссерами. Первый фильм — модной сценаристкой, актрисой и режиссером Ингой Бартоль, эффектной блондинкой, снимавшей арт-хаусные фильмы. Ее манера говорить, растягивая слова, вовсю обыгрывалась пародистами. Особенно одним, молодым и нахальным, Вячеславом Скворцовым. Но Инга не обращала внимания на эту возню вокруг себя. Она была крепким профессионалом и удивительно фотогеничной женщиной. Своей классической холодной красотой Инга напоминала знаменитых кинобогинь прошлого — Грету Гарбо и Марлен Дитрих.

Фильм «Полет над небом» снял Владимир Ковальчук, на счету у которого была пара крепких боровиков, поставленных с почти голливудским размахом.

Паша не видел ни первого, ни второго фильма. Он посмотрел на часы. Его время вышло. Можно купить дополнительное время и посидеть в Сети еще, но смысла не было. Весь материал о Марголиной он уже просмотрел. Ехать к матери рановато. Если только подождать ее во внутреннем дворе…

Паша встал со стула и почувствовал, что его клонит в сон: все-таки лег он вчера поздно. Чашка кофе, выпитая им в буфете, взбодрила его. Уже выходя из интернет-кафе, он подумал, что о Марголиной имелось удручающе мало информации. Можно сказать — почти ничего.

Дом на Чистых Прудах, где находилась квартира матери, переоборудованная под офис, был построен в тридцатых годах прошлого века. Он был внушителен и помпезен. Именно в таких домах полюбили селиться новые русские. Паша не любил бывать в этом офисе, носившем название: «Психолого-медицинский центр „Алтея“. За сеансы мать брала дорого, но деятельность свою не афишировала и рекламу в газетах не давала. Как-то Паша спросил ее: почему она не рекламирует свой центр? „Мне это не нужно, — ответила мать. — У меня и так хватает клиентов“. О своей работе мать почти ничего не говорила, да Паше это было и неинтересно. Психоанализ, гипноз, коррекционная терапия… Все эти термины для него — темный лес. Сам он с детских лет знал твердо: профессию матери он никогда не выберет.

Мать принимала пациентов одна. Иногда в офисе присутствовала секретарша, Юлия Кирилловна. Чаще она работала на дому и записывала клиентов на прием. А потом передавала эти данные матери. Худая, со светло-рыжими волосами, собранными сзади в хвост, тонкими губами и такой светлой кожей, что, казалось, она отсвечивает фарфоровой белизной, Юлия Кирилловна была бы почти симпатичной, если бы не странный немигающий взгляд светло-голубых глаз. Он словно пронизывал насквозь, Паша ежился каждый раз, когда сталкивался с Юлией Кирилловной.

Паша набрал код и вошел в дом. Он не стал ждать лифта, а пошел пешком на третий этаж. Он решил подняться и посмотреть: есть ли в офисе Юлия Кирилловна? Тогда он бы мог подождать мать там, а заодно выпить еще кофе. Голова снова стала тяжелой, и неприятно заломило в затылке.

К его удивлению, дверь была открыта. Он подумал, что это ненадолго отлучилась Юлия Кирилловна. Хотя оставлять двери открытыми — было на нее не похоже. Он вошел в просторный холл и подошел к приемной. Прислушался: оттуда доносилось неясное бормотание. Мать уже была здесь и вела сеансы! Паша различал два голоса: материнский — тихий, спокойный, с убаюкивающими нотками, и сбивчивый, глухой — мужчины. Он говорил так, как будто наговаривал текст на диктофон. Скорее всего, он лежит на кушетке и делится с матерью своими страхами и проблемами. Паша однажды спросил у матери: зачем она скопировала у западных психоаналитиков эту кушетку? Это же так смешно выглядит. Лежит взрослый дядя или тетя на топчанчике и «грузит» врача своими комплексами! Но мать не поддержала его ироничный тон. «Да, — сказала она, спокойно глядя сыну в глаза, — так принято на Западе. Особенно в Америке. Поэтому я и применяю данный метод в своей работе. Он выглядит солидно и внушает доверие, именно потому, что на нем ярлык: „made in USA“. Люди любят, когда им Дают товар в заграничной упаковке. Ты это знаешь не хуже меня. И я не собираюсь читать тебе лекции на эту тему». — «Понятно, — смущенно пробормотал Паша. — Я просто спросил…» — «А я тебе просто ответила», — парировала мать.

Паше стало интересно: о чем мог говорить незнакомый мужчина? О том, что к нему приставали в детстве зрелые тетеньки, первая девушка оказалась садисткой, а жена регулярно бьет мужа по голове туфлей и спит с соседом? Паша понимал, что его поступок не из красивых, но любопытство пересилило. Он приник ухом к двери и стал внимательно слушать. Из сумбурного монолога Паша понял, что дядя соблазнил какую-то малолетнюю девицу: не то соседку, не то племянницу. И с наслаждением, как бы смакуя, описывал свои сексуальные фантазии. Паша брезгливо оттопырил нижнюю губу. Вдруг он почувствовал за своей спиной присутствие чужого человека и быстро обернулся. За ним стояла Юлия Кирилловна.

— А… я к матери. Мы договаривались, — скороговоркой сказал Паша, как будто бы он не мог прийти к матери просто так. А непременно по предварительной договоренности. Как на прием к чиновнику. — Хотел постучаться, но понял, что идет сеанс, — добавил он, невольно покраснев.

Юлия Кирилловна, как всегда, устремила на него свой тяжелый немигающий взгляд.

— Да, Нина Георгиевна ведет прием, — сказала она в ответ на Пашину сбивчивую тираду.

— Тогда подожду. Не буду мешать. А… можно кофе, Юлия Кирилловна?

Ни слова не говоря, Юлия Кирилловна повернулась к нему спиной и, сняв с нижней полки черного шкафа электрочайник, включила его.

Паша плюхнулся в черное кресло. И глубоко вздохнул.

«Как нехорошо получилось: она, конечно, видела, что я стою и подслушиваю. И настучит матери», — подумал он.

— Сколько ложек кофе? — обратилась к нему Юлия Кирилловна.

— Что? Две, пожалуйста.

— С сахаром?

— Да. Одну ложку.

Юлия Кирилловна подошла к столику и протянула ему красный бокал.

— Спасибо.

Секретарша ничего не ответила. Наступила тишина. Паша взял в руки чашку кофе и сделал один глоток. Кофе был крепким. В его вкусе.

Офис матери состоял из двух комнат, изолированных друг от друга, туалета, ванной комнаты и кухни. Одна комната, большая, была приемной, другая, маленькая, — кабинетом. Квадратный коридор был обителью Юлии Кирилловны. Справа от входной двери располагалась стойка, за которой она обычно восседала. За стойкой — черный шкаф. Напротив — два черных кресла и низкий черный столик. С журналами и парой-тройкой свежих газет. Слева от двери — вешалка. Уютный стильный офис. Стены в коридоре были светло-голубыми. Над столиком висела большая картина, выполненная художником-абстракционистом. Это было нагромождение разных пятен: ярко-алых, бордовых, винно-красных, темно-розовых. Поверх пятен струились синие тонкие полосы, похожие на веревки. «Это что?» — спросил Паша, когда увидел эту картину в первый раз. «Картина», — невозмутимо ответила мать. «Это не картина, а какой-то винегрет!» — «Абстрактное искусство всегда непонятно. Этого от него и не требуется». — «А чем она тебя привлекла?» — задал вопрос Паша. Ему казалось, что для офиса лучше подойдет картина в классическом стиле. — Все-таки на прием приходят психи, люди с измотанной нервной системой, им полезно остановить свой взгляд на чем-то более спокойном, традиционном. А эти пятна раздражают, нервируют.

«Ты не прав, — возразила ему мать. — Эту картину художник писал в состоянии медитации. Она обладает внутренней силой, гипнотическим влиянием. Если на нее долго смотреть, то можно почувствовать смену гаммы эмоций. Как контрастный душ. Вначале от обилия красных тонов учащается сердцебиение, расширяются зрачки. Человек ощущает в себе бодрость, а потом он постепенно испытывает чувство легкости, полета. Потом от красного цвета он переходит к синему. Задерживается на нем. Он получает успокаивающий эффект». — «А когда он переводит взгляд на стены приемной… он засыпает, — со смехом подхватил Паша. — От светло-голубого любой уснет». — «Вот видишь, ты и сам во всем хорошо разбираешься, из тебя бы получился неплохой психоаналитик». — «Боже упаси, — замахал руками Паша. — Ни за что!» — «В этом все и дело», — заключила мать.

Послышался звук открывающейся двери. Из приемной выходил пациент. Паша с любопытством взглянул на него. Это был плотный мужчина лет сорока пяти. С темными, коротко стриженными волосами и большой родинкой под левым глазом. Чуть смугловатая кожа и темные глаза. Паше показалось, что его лицо он где-то видел. Но вот где? За ним шла мать. В белом халате. Темные блестящие волосы были распущены по плечам.

— Паша? — удивилась она. — Мы же договаривались на другое время.

— Да… конечно… но так получилось.

— Кто-нибудь звонил? — обратилась она к секретарше.

— Нет.

Мужчина мельком взглянул на Пашу и, сухо кивнув головой на прощание, стремительной походкой вышел из офиса.

Мать села в кресло по другую сторону столика и обратилась к Юлии Кирилловне:

— Юля, кофе!

— Сейчас, Нина Георгиевна. С молоком или без?

— Без. Две ложки кофе.

— Мам, этот тип показался мне знакомым. Это не артист?

— Артист? — брови матери взлетели вверх, и она рассмеялась. — Нет. Не артист. Это чиновник Министерства культуры. Довольно высокого ранга.

— Это к тебе такие пациенты ходят? — Паше хотелось схохмить, но он понимал, что его слова звучат глупо.

Брови матери вторично поднялись вверх.

— Что ты хочешь этим сказать, Павел? — В ее голосе прозвенел металл.

— Ничего. Но я не думал, что у тебя такие именитые пациенты.

— Я неплохой психиатр, как ты, наверное, догадываешься. Почему ко мне должна ходить всякая шушера?

В этом была вся мать. С ней можно было нормально разговаривать, шутить, иронизировать, но в любой момент она могла одернуть тебя и мгновенно превратиться в великосветскую леди с королевскими манерами, которую пытается унизить какое-то ничтожество и пустое место.

— Да я просто так сказал, — стушевался Паша.

— Ну, как Стамбул? Вчера нам не удалось толком поговорить. Был у девушки, — пояснила мать Юлии Кирилловне. Та понимающе кивнула головой. Секретарша колдовала над чашкой, наливая кофе.

Паша хотел вздохнуть, но тут же испугался, что его вздох будет расценен как недовольство. В конце концов, мать сделала ему такой подарок — поездку в Стамбул, а он, вместо того чтобы восторгаться и благодарить, будет вздыхать.

— Отлично! Так красиво! Просто прелесть! Стамбул — это очаг древней цивилизации. Архитектура города формировалась под влиянием… — бойко начал Паша.

— Я была в Турции, — вставила Юлия Кирилловна, — но не в Стамбуле. В Анталии.

— И как? — спросил из вежливости Паша. Он был страшно рад, что ему не надо вдаваться в подробное описание Стамбула.

Юлия Кирилловна пожала плечами:

— Хорошо. Солнце, море.

— Отдыхать — не работать, — с улыбкой заключила мать.

— Да, ты напомнила о моей завтрашней работе, — скорчил недовольную мину Паша.

— Так скоро?

— Наш не любит давать своим сотрудникам длительные отпуска.

— Особенно незаменимым. — Сегодня у матери, судя по всему, было прекрасное настроение. Такой веселой Паша ее видел редко.

— Может, еще кофе? — спросила его мать.

— Можно.

— Юлечка!

— Ты кого-нибудь еще ждешь? — спросил Павел.

— Почему ты так решил?

— Ты в белом халате и не снимаешь его. Мать рассмеялась.

— Это уже как моя вторая кожа. Прилипла намертво. Но ко мне действительно должны прийти.

— А этот, чиновник из Минкульта… Какие у него проблемы?

— А что? С каких это пор ты, Паша, стал интересоваться моими делами? Ты всегда говорил, что никогда не стал бы психиатром. Представляешь, Юль, в детстве он говорил, что я работаю психом!

Женщины рассмеялись и посмотрели на Пашу. Он почувствовал себя круглым дураком.

— Это было давно…

— А сейчас ты работаешь в рекламном агентстве и составляешь дурацкие тексты. И еще говоришь, что коллектив у вас сволочной, а начальник — козел.

Это была неинтересная тема. И Паша понял: пора уходить. Кроме того, такой разговор задевал его мужское самолюбие. Его размазывают по стенке, а он что, должен терпеть?

— Ладно, я пошел. — Паша поднялся с кресла, обиженно засопев.

— Не кипятись. Я любя.

— От такой любви вешаются, — пробурчал Паша.

— Вот мужчины — какой народ! Любят, чтобы их по шерстке гладили.

— Ну, хотя бы не трепали.

— А что, нельзя потрепать собственного сына? Подойди сюда, — скомандовала мать.

Паша покорно приблизился к ней.

— Наклонись!

Он наклонился. И тут материнские руки стали трепать его волосы.

— Ой, больно! — притворно охнул Паша. Но она еще крепче запустила пальцы в волосы и стала с силой теребить их.

— Терпи!

Паша невольно бросил взгляд в зеркало, висевшее около двери приемной. Мать прижимала его голову к себе и трепала волосы. Она напоминала большую кошку, схватившую свою добычу. Мать была среднего роста, но очень сильная. Не толстая и не худая. Плотно сбитая. Поджарая. Она уделяла внимание своей форме и ходила, когда выпадало свободное время, в спортивные клубы и фитнес-Центры. А дома у них стояло два тренажера.

— Все, меня полностью скальпировали. Юлия Кирилловна — вы свидетель этого безобразия, — заявил Павел.

— Юля на моей стороне, так что поддержки от нее не жди.

— Я так и знал. Вы тут — одна команда. Полный матриархат.

Внезапно мать посмотрела на наручные часы и слегка нахмурилась:

— Я должна отдать тебе ключи.

— А я уже забыл про них, — признался Паша.

— В кого ты у меня такой растяпа?

— Сам не знаю. Надо на досуге подумать. Мать встала и пошла в кабинет. Оттуда она вышла с черной сумочкой.

— На, бери ключи. Бабушка сегодня придет поздно. Она у подруги.

— А ты?

— Еще не знаю.

— Все. Гуд-бай. До свидания, Юлия Кирилловна.

Паша ехал в метро и думал, что завтра — ненавистная работа. Которая ему осточертела. Мать права: дурацкие тексты, начальник — козел, коллектив — сволочной. Павел неоднократно жаловался ей на это. Но ничего другого на горизонте пока не было. Так что приходилось терпеть.

Дома Паша наскоро поужинал макаронами с ветчиной и, вымыв посуду, пошел к себе в комнату. Перед тем как лечь спать, он включил ноутбук. Полюбоваться на Ларису. На прекрасные, чистые линии ее лица. Паша смотрел, смотрел на Ларису, пока не почувствовал, что его глаза слипаются. Тогда он выключил компьютер и пошел спать. Завтра начинается первый трудовой день.

Начальник был не просто дураком, а дураком в квадрате. Или в кубе. Как кому понравится. Константин Борисович, бывший военный, а ныне — директор рекламного агентства «Квадро», считал себя непревзойденным профессионалом. А каждого, кто сомневался в этом, готов был стереть с лица земли. Причем — буквально. Маленького роста, похожий на Колобка, он зорко взирал на все вокруг и контролировал своих сотрудников даже в мелочах. С этой целью он установил в рабочих комнатах видеокамеры. И смотрел, как используют драгоценное рабочее время его подчиненные. Нужно ли говорить, что переговаривались они исключительно шепотом и кратко. Целый день сотрудники сидели за своими столами с прямыми спинами, как истуканы, и стучали по клавишам компьютеров.

Паша шел на работу с чувством непреходящей тоски. Он считал, что его на работе откровенно притесняют. И делает это некая сволочь по фамилии Бартков, правая рука директора, его любимчик, гад и стукач. Он, как нарочно, уводил у Паши из-под носа самые хорошие и выгодные заказы, а взамен подсовывал всякую мелочевку и мутотень, от которой у Паши сводило челюсти. Он неплохо работал с потенциальными заказчиками, долго и кропотливо вникал в их пожелания, а потом узнавал, что договор уже подписан, но сама работа отдана другому. Не ему. И от этого Паше хотелось поговорить с Бартковым начистоту. По-мужски. Набить тому морду! Но он понимал, что после этого ему придется писать заявление об уходе. Паша подумывал о смене работы и временами просматривал интернетовские сайты. Но ничего подходящего там не было. Либо работа не та, либо зарплата — мизер. Паша мечтал об интересной работе — составлении качественной рекламы, эффектной, запоминающейся. И что? Вместо этого он сидел и составлял тексты, Рекламирующие журнал «Юридическое право» или «Финансы и бухучет». Он тонул в длинных нудных текстах, присланных заказчиками в качестве отправного материала, пытаясь найти в них некую изюминку. Выворачивал мозги и так, и эдак. И, наконец, махнув на все рукой, выдавал рекламу, от которой его самого тошнило.

Но накануне поездки в Стамбул ему наконец-то поручили интересное задание. Составить ударный рекламный слоган, как выразился Константин Борисович, для нового универмага «Малиновский», который собирался в конце октября провести свою презентацию. Реклама должна бить не в бровь, а в глаз, подчеркнул шеф. Он надеется, что молодой перспективный сотрудник Павел Ворсилов справится с порученным ему делом. Он работает у них уже второй год, но пока себя ничем не проявил. При этих словах Паша стиснул зубы. Ему дается шанс показать себя, продемонстрировать свои способности и умение, разглагольствовал шеф. «Потому что Бартков в отпуске», — добавил про себя Паша. Еще десять минут Константин Борисович полоскал ему мозги, а потом со словами: «Иди и работай» — отпустил, махнув рукой.

Паша почувствовал, как у него приятно екнуло в сердце. Может быть, это его звездный час! И Паше захотелось выдать все, на что он способен, составить такую рекламу, чтобы все ахнули. Даже Бартков. Реклама должна быть просто убойной. Паша ломал голову и в конце концов сложил такие строчки:

В универмаге «Малиновский»

Вы свой вопрос решите ловко:

Вы все накупите вперед

Своей семье на целый год.

Проходя мимо рабочего места Павла, одна из сотрудниц, Лидочка Макарова, рыженькая, смешливая девушка, глянула на экран компьютера:

— Ну как, получается? — спросила она, кокетливо поведя глазами.

— Да так, — буркнул Паша. Его бросило в жар.

Он ощущал себя первооткрывателем. Колумбом. И ему не хотелось, чтобы кто-то совал нос в его дела.

— Понятно. Лавров жаждешь? — хихикнула Лидочка.

Когда он только пришел работать в «Квадро», Лидочка изо всех сил пыталась взять его в оборот. Но Паша оказался упрямым орешком, и Лидочке пришлось отступить. Он тогда еще подумал, что ему нужно повесить себе плакаты на грудь и на спину. С одной стороны написать: «В браке не нуждаюсь». А с другой — «Интим не предлагать». И таким образом обезопасить себя от всех охотниц за обручальными кольцами и штампом в паспорте.

И вот теперь Паша представлял, как его вызовут к начальству. Константин Борисович встанет из-за стола, подойдет к нему. И пожмет руку. И выпишет премию. И его, Пашина, реклама будет красоваться на всех плакатах, нацепленных на фасад универмага «Малиновский». И он в первый раз почувствует удовлетворение от проделанной работы. И легкий привкус славы.

Но все это оказалось дутой мечтой. Лопнувшей, как мыльный пузырь. Всю первую половину рабочего дня Паша сидел как на иголках. Он ожидал, что начальство вот-вот вызовет его к себе. Но секретарша шефа позвонила только после обеденного перерыва и попросила его зайти в приемную. Полный радужных ожиданий, Паша переступил порог кабинета Константина Борисовича. Однако вместо похвалы Паша услышал следующее:

— Ворсилов, ты знаешь первую заповедь нашего агентства? Первый пункт Устава?

Это была задумка шефа: написать Устав «Квадро» и раздать его всем сотрудникам. Устав должен был непременно находиться на рабочем месте. Под Рукой, чтобы в любой момент можно было заглянуть в него и почерпнуть оттуда бесценные заповеди шефа. Устав был напечатан на мелованной бумаге с золотым тиснением. На это денег было не жалко. Первые десять пунктов Устава директор «Квадро» обязал своих подчиненных выучить наизусть. И горе было тому, кто посмел бы нарушить царскую волю. Его могли уволить, понизить в должности, лишить премии.

— Первый пункт? — Паша наморщил лоб. — Ну, конечно! «Реклама должна удовлетворять интересы заказчика и способствовать дальнейшему процветанию его дела».

— Точно, Ворсилов, точно! Память тебя не подвела. Ну а ты… Что делаешь ты?

— В смысле? — не понял Паша.

Константин Борисович откинулся назад в черном кресле. И, задрав вверх голову, обвел взглядом стены кабинета. Паша невольно сделал то же самое. Шеф был невероятно тщеславен. Все стены кабинета были увешаны фотографиями, где директор «Квадро» был запечатлен с разного рода знаменитостями. Кого там только не было! И артисты, и политики, и чиновники мэрии, и бизнесмены. И на каждом снимке красовался Константин Борисович — с неизменной улыбкой прожженного дельца, только что впарившего своим клиентам второсортный товар по первосортной цене.

— В смысле, что ты режешь на корню будущую прибыль универмага «Малиновский»!

— Каким образом? — Паша внезапно почувствовал себя бандитом с большой дороги, обворовавшим всю кассу несчастного универмага.

Таким, Ворсилов, таким. Ты подрываешь главную стратегию бизнеса. — Паша даже вспотел. Он стоял перед Константином Борисовичем навытяжку, а тот даже не предложил ему сесть, что являлось показателем особой немилости. — А главная стратегия бизнеса состоит в непрерывном обороте капитала. А что предлагаешь ты? Прийти в универмаг всего один раз, накупить товара на целый год и больше туда не казать и носа!

— Это образная метафора, Константин Борисович! Поэтический оборот…

— Это не оборот, а элементарная халтура! Я недоволен тем, как ты выполнил порученное тебе задание.

— Мне переделывать?

— Нет. Я поручу это кому-нибудь другому. Ты у нас отдохнул. Повеселился в кварталах Стамбула. Теперь пора и за дело браться. Не все же в гаремах прохлаждаться. — И Константин Борисович рассмеялся, довольный своей остротой. Как и большинство руководителей, он считал, что обладает тонким чувством юмора. — Вот тебе новый материал. Новое задание. Фирма «Нежный аист» производит детские товары самого различного назначения. Им нужна хорошая реклама, — сделал шеф ударение на слове «хорошая», — для продвижения своего брэнда на рынке. Необходимые материалы тебе передаст Бартков. У тебя, Ворсилов, есть возможность исправить свой промах с рекламой «Малиновского». Все, разговор окончен. Иди работай.

Паша покинул кабинет шефа с чувством досады на себя. Вместо того чтобы красиво и достойно ответить начальнику, он стоял и мекал, как баран в загоне. Неудивительно, что ему поручают самые отстойные задания и вытирают об него ноги при каждом удобном случае. Он не может держать удар, вот в чем проблема.

Взяв у Барткова материалы, Паша вернулся на свое рабочее место. Развернул переданную ему папку. На него смотрели розовощекие младенцы, пускающие слюни и бессмысленно таращившие глаза, пеленальные столики, влаговпитывающие матрацы, ночные горшки с музыкальной подсветкой. Паше захотелось взять папку и швырнуть ее на пол или еще лучше: подкинуть ее в воздух, и пусть себе эти листы плавно опускаются на плечи и головы сотрудников. Что за материалы ему постоянно подсовывают! Неужели он так всю жизнь и прогорбатится в этой конторе на третьих ролях? Пашу охватила злость, которую надо было срочно на ком-то выместить. И жертвой его паршивого настроения пали ни в чем не повинные младенцы. Паша взял ручку и стал старательно подрисовывать младенцам усы, бороды, рожки, покрывать их головы буйной растительностью. Он вошел в азарт и рисовал, рисовал, ничего не видя и не слыша вокруг. Очнулся он от звенящей тишины. Паша мгновенно понял: тут что-то не так. Он повернул голову вправо и увидел рядом с собой Константина Борисовича, смотревшего на его художества. Пашу бросило в жар.

— Да… Ворсилов, — только и сказал шеф. — Это на вас так Стамбул повлиял, восточные наложницы или что-то другое? Например, неурядицы в личной жизни?

— Извините, — буркнул Паша. Ему было невыносимо стыдно.

— До конца рабочего дня, между прочим, пятнадцать минут. А вы используете служебное время явно не по назначению. Вы считаете, что я должен платить вам зарплату за красивые глаза?

Паше хотелось сказать, как маленькому, что он больше не будет, но шеф снисходительно бросил:

— На этот раз я вас прощаю. Но если такое повторится, считайте, что вы уволены. Вы поняли, Ворсилов?

— Да.

— Думаю, вы сделаете из нашего разговора определенные выводы.

Домой Паша пришел в крайне растрепанных чувствах. Вместо похвалы ему устроили выволочку — раз. Подсунули идиотское задание — рекламировать детские товары — два!

Вон Артем Лебедев занимается любимым делом. Оформляет сайты, посвященные «мистической» тематике. «Заказов хватает?» — поинтересовался однажды Паша. «Не так чтобы много, но есть. Главное — я делаю то, что мне нравится», — ответил Артем.

А он, Павел Ворсилов, занимается черт-те чем. А чем? «Чем мне тогда заниматься, — подумал Паша. — Чего бы я хотел? Никакой мечты у меня никогда не было. Всю жизнь я плыл по течению. Окончил школу. Поступил в коммерческий вуз на отделение рекламы. И ни разу я не задал себе вопрос: это действительно то, что я хочу? Это мне надо? Я всегда был примерным мальчиком и старался не огорчать мать и бабушку. А жить своей жизнью у меня не хватило смелости».

Паша отказался от ужина, несмотря на аппетитные запахи, плывшие из кухни. Пахло тушеным мясом и жареной картошкой. Матери дома еще не было. Паша включил ноутбук и полюбовался лицом Ларисы Марголиной. Он вдруг поймал себя на мысли, что это лицо стало для него спасательным кругом в водовороте мерзкой жизни, где правят бал Бартков и иже с ним. И вдруг Паша понял, что ему нужно делать. Найти Ларису! Для начала надо еще раз поговорить с Надин. Он набрал номер ее мобильника.

— Это я, Паша, — сказал он, когда она взяла трубку.

— Я это поняла.

— Ты занята?

— Да.

— Надолго?

Я тебе перезвоню, — сказала Надин.

— Я хотел только узнать: можно к тебе сегодня в гости?

— Сегодня? — Надин задумалась. — Хорошо. Приходи. Только не раньше девяти.

— Отлично! Красное или белое?

— Красное.

В трубке раздались частые гудки. Надин было некогда долго разговаривать.

— Ларочка, — прошептал Паша, — я тебя найду. Я обещаю тебе это!