Когда командует мужчина

Глава вторая

— Что-что ты сказал? — спросила Хиллари, уверенная, что, должно быть, ослышалась.

— Выходи за меня. — Это был не вопрос и не просьба. Нет, это прозвучало наполовину приказом, наполовину вызовом.

Сколько лет Хиллари ничего так не желала, как услышать от него эти три слова! Но не так. В ее мечтах предложению выйти замуж сопутствовало объяснение в любви. Она рисовала себе романтическую интермедию, которую завершал букет роз. И музыка. Чайковского. Она питала слабость к Чайковскому.

И к Люку она питала слабость, И она не станет лгать себе самой, отрицая, будто его слова не произвели на нее оглушающего действия. Да, она ничего так не желала. Мечтала об этом еще шестнадцатилетней девчонкой. Быть женой Люка.

— Дурачишься, да?

— Нет. Я совершенно серьезно, — с невозмутимым спокойствием подтвердил Люк.

Именно это спокойствие сразу ее отрезвило. О чем она думает? О том, что между ними было? Было и сплыло. И если Люк полагает, что отпустил милую шутку, то ей не смешно.

— Ты, верно, спятил! Мы четыре года в глаза друг друга не видели.

— Точно четыре года? Значит, ты считала? — сказал он, поддразнивая ее. Этим тоном все было сказано.

— Если ты не собираешься говорить о деле всерьез, я прекращаю разговор, — заявила Хиллари, разъяренная его бесцеремонностью. Как он посмел! Неужели она впрямь когда-то страдала по этому наглецу? Должно быть, была не в своем уме.

Но не успела она сделать и двух шагов к двери, как его ладонь, опустившись на плечо, задержала ее.

— Не спеши. Ты еще не сказала мне, какой у тебя план. Как-никак я человек разумный. — И, пропустив мимо ушей ее сердитые доказательства обратного, заключил: — Выкладывай свои соображения. — И удерживающая ее ладонь мягко соскользнула к локтю.

Резко высвободив руку, Хиллари смерила собеседника недоверчивым взглядом. Что он задумал? Чего добивается?

— Садись, — пригласил Люк и, отступив, подхватил стоявший в стороне стул для себя. Развернув его спинкой вперед, он ловко оседлал его.

Люк в своем репертуаре, отметила про себя Хиллари, — даже если всего-то надо принять сидячее положение, он сделает это по-своему.

— Валяй. Что ты там придумала? — сказал он, положив руки на спинку стула.

Убедившись, что он на самом деле готов ее слушать, Хиллари опустилась на край стоящего рядом стула и принялась излагать свой план:

— Прежде всего нам, по-моему, нужно собрать как можно больше информации — выяснить, с чего. это у них началось. Ты об этом хоть что-нибудь знаешь?

— Почти ничего, — пожал плечами Люк. Широкими, мощными плечами. Студентом он занимался плаванием, входил в команду, которая была чемпионом штата, и тренировки не прошли даром для верхней части его торса. О нижней Хиллари и думать боялась, благо спинка стула скрывала от нее расставленные под углом ноги, оседлавшие сиденье. Ей и без того хватает, незачем еще любоваться, как обтягивают Люка джинсы. Она отвела взгляд и сказала:

— Я тоже почти ничего. И в этом вся беда. Прежде чем решать проблему, необходимо о ней как можно больше знать. Я пыталась говорить с папой, но ничего не добилась. Он уходит от разговора. Пошла поговорить с твоим отцом, но он даже . не вышел ко мне. Одна я ничего не добьюсь, но если мы объединим усилия — сможем кое-что раскопать и выяснить точно, что послужило причиной этой нелепой вражды.

Придав лицу глубокомысленное выражение. Люк секунду-другую сосредоточенно смотрел на Хиллари, словно вникая в сказанное, но затем резко покачал головой.

— Не-ет. Мой план мне больше нравится.

Хиллари гневно сверкнула глазами.

— А ты с самого начала был настроен против моего. Скажешь, нет? Не трудись отвечать. Это ведь, насколько мне помнится, главная твоя черта. Уж ты такой! — с сердцем проговорила она. — Ты принял решение, а там хоть потоп, хоть светопреставление, но быть но сему. Ты не отступишься, даже если то, что надумал, бред собачий.

— Похоже, мы ушли в сторону от предложения, которое я тебе сделал. А?

— Ты сделал мне предложение? Ты отдал приказ. К тому же неосуществимый.

— Вполне осуществимый, — возразил он. — На редкость практичный. Мы у наших родителей единственные дети. Мы женимся, и вражда прекращается сама собой.

— К твоему сведению, брак не прекращает вражды. Напротив. Вражда уничтожает родственные связи. Ты никогда не слышал о Ромео и Джульетте?

— Литература, — хмыкнул Люк, отклоняя этот довод взмахом руки. — А в жизни специально заключают браки, чтобы прекратить вражду, даже войны. Этим пользовались коронованные особы, главы государств на протяжении всей истории.

— Учитывая твое стремление быть главой, я думаю: подражание коронованным особам тебе по нраву, — отвечала она. — А вот мне — нет. Он на ее шпильку не отреагировал.

— Раз мы поженимся, моему предку и твоему придется воленс-ноленс, прекратить грызню, хотя бы ради благополучия внуков…

— Внуков!

— Чтобы выглядеть пристойно, — продолжал он как ни в чем не бывало, — твой папаша и мой пожмут друг другу руки и покончат с этим вздором, переключатся на другие занятия. На гольф, может быть.

— У тебя богатое воображение! К твоему сведению, в жизни браки, как правило, только разжигают семейные распри, а не наоборот.

Люк нахмурился.

— Откуда ты взяла? Замуж собиралась? За кого?

— Тебя это не касается.

— Очень даже касается: ты не сегодня-завтра будешь моей женой.

— Не буду. Ни сегодня, ни завтра, ни во веки веков.

— Значит, ты вовсе не хочешь прекратить эту вражду?

— Нет, хочу. Очень хочу, — возмутилась она. — Не смей клепать на меня.

— Ты заявляешь: хочу покончить с враждой. Прекрасно. Я предлагаю тебе, как это сделать. Выйти за меня замуж. Если ты отказываешься, я снимаю с себя ответственность за дальнейшее. Учти, вражда эта вполне может разгореться еще сильнее, — предостерег он резко и прямо.

Ну нет, на такой явный шантаж Хиллари не станет поддаваться.

— Учту.

— Что ты ломаешься? — почти с горечью спросил Люк.

— Ломаюсь?

— Словно мы совсем чужие, только сегодня встретились. Кажется, знали друг друга во всех подробностях, — проговорил он голосом, от которого растаяли бы и полярные льды.

— Когда это было… — вздохнула Хиллари.

— Тяга друг к другу осталась. Будто сама сейчас не почувствовала. И я почувствовал.

— Тяга еще не причина, чтобы жениться.

— Причина не хуже другой, — возразил он, вставая с той изящной экономностью движений, которая и прежде всегда его отличала.

— А о том, что женятся по любви, ты не слыхал? — парировала она и тоже встала. Не хотелось, чтобы его высокая могучая фигура нависала над ней.

— По любви? — Люк покачал головой. — Браки по любви редко бывают удачными.

— О да! Ты тут, полагаю, большой знаток.

— Не знаток, но знаю, на чем споткнулись другие. И поберегусь повторять их ошибки.

— Вот-вот. И я поберегусь от ошибки выйти за тебя замуж.

— Никакой тут не будет ошибки. Разреши, я тебе докажу…

И, схватив ее в охапку, поцеловал прежде, чем она успела набрать воздуху для решительного протеста.

При желании Люк двигался с необычайным проворством. При желании целовал так, как никто другой на свете. Он совсем по-особенному накрывал ее рот своим и щекотал языком уголки губ, касаясь их так нежно и настойчиво, что не было сил противиться.

Несмотря на годы врозь, не возникло и тени неловкости, и носами они не стукнулись, и не понадобилось приспосабливаться друг к другу, познавая заново. Напротив, его рот все крепче прижимался к ее губам, откровенно сладострастно и до ярости жадно. Их языки переплетались, сливаясь в сладостном единстве. Вихрь желания, такого сильного, что лишал рассудка, понес ее за собой.

Все ее чувства, столь давно не воспринимавшие его тепла, прикосновений, запаха, всего того, что когда-то было любимым ею человеком, пришли в смятение. Она не могла разобраться в своих ощущениях. Они путались, перемешивались, сотрясая все ее существо, и она покорно отдавалась переполнявшему ее наслаждению.

Они с Люком подходили друг к другу, как перчатка к руке, как две половинки яблока, словно природа изначально задумала соединить их. Фигура его была как раз впору, чтобы ее груди уютно улеглись в колыбели его объятий, а бедра — меж его чресел. Никогда еще она так остро не нуждалась в нем, никогда еще не желала его так сильно.

Но все же чувство самосохранения не совсем дремало в ней, худо-бедно, но ей удалось стряхнуть с себя опасное наваждение. Нет! Она не пойдет на это снова! Сейчас ей хорошо, зато потом придется горько расплачиваться. Вспомни, как он поступил с тобой. Не теряй голову, блаженство имеет свойство молниеносно улетучиваться, как, впрочем, и сам Люк.

Она прислушалась к призывам разума. В прошлом Хиллари всегда размякала в его объятиях. Но не на этот раз. На этот раз она собралась с силам и оттолкнула его.

Легкость, с какой ей это удалось, означала, что он не ожидал отпора с ее стороны. Ее такая самоуверенность еще больше взбесила.

— Если ты думаешь, что можешь подобрать меня там же, где бросил, когда сбежал погулять по азиям-африкам, то ошибаешься! — Для большего эффекта она в ярости забарабанила кулаками по его груди. — Я уже не та слепая, преданная тебе девчонка, какой была тогда. У меня свой путь, своя жизнь, и тебе в ней места не отведено. По твоей команде я замуж не выйду. Я тебе не игрушка. Не знаю, во что ты задумал поиграть, но на меня не рассчитывай. Я за тебя не пойду. Никогда.

— Никогда не говори «никогда», — успел сказать ей вдогонку Люк; повернувшись, она пулей вылетела из бытовки, чуть не сбив с ног поднимавшегося по лесенке мужчину.

Люк широко улыбнулся, встретив вопросительный взгляд своего прораба, Эйба Вашингтона.

— С ума по мне сходит девчонка! — бросил он.

— Оно и видно, — иронически подтвердил Эйб с бесцеремонностью человека, знающего Люка не один год. — Кто такая?

— Моя будущая жена. Я женюсь на ней.

— И это ты ей как раз сообщил?

Люк кивнул.

— То-то она рванула отсюда, — покачал головой Эйб, — будто ей пятки салом смазали.

— Ладно, Эйб, ближе к сути. Есть способ выкрутиться, — сказал Люк. — Помнишь, утром мне позвонил тот чудак шотландец? Инвестор.

— Тот самый, который заявил, что вкладывает деньги только в дела, которые затевают женатые мужчины? Женатые, мол, надежнее. О нем речь?

— Вот-вот. Об Энгусе Робертсоне. Он для нас последний шанс спасти проект. Без него на муниципальном приюте для престарелых можно будет ставить крест.

— Да-а. Надо же, чтобы Кули разорился и взвалил все дело на тебя одного, — посочувствовал Эйб. — И это при том, что для тебя этот приют стал уже, по-моему, вопросом жизни и смерти.

— Он многое изменит, Эйб, — сказал Люк. — И не столько в делах нашей фирмы, сколько в жизни стариков в нашем городе. Должны же они иметь крышу над головой! А нынче, когда все помешались на строительстве вилл и мотелей, о тех, для кого жилье необходимее всего, никто не заботится. Наш проект — исключительное явление во всех смыслах. — Люк достал и развернул на столе набор синек, которые всегда держал под рукой. — Взгляни, до чего толково сработал архитектор. Все предусмотрел, что пожилым людям надо: магазин, ресторан, больница, даже химчистка, — все уместил.

— Знаю, знаю, — сдержанно обронил Эйб. — Ты показываешь мне эти синьки по меньшей мере раз в день.

— Верно. Только вот ума не приложу, как нам это вытянуть теперь, когда Кули вышел из дела.

— Ты же говоришь, что нашел способ, как выкрутиться. . — Вроде бы.

— И какой?

— Я женюсь на Хиллари. Вот и все.

— Вот так возьмешь и женишься?

— Ей брак со мной тоже на пользу. Тут, видишь ли, еще и запутанная семейная история.

— Такое мне знакомо, — сказал Эйб; он вышел из большого семейного клана.

— Мне тоже, — кивнул Люк. На самом деле беззаботная жизнь, которая с детства была уготована Люку, не шла ни в какое сравнение с дискриминацией, испытанной Эйбом на расистском Юге. Они познакомились на строительстве в далекой Азии. Люку сразу понравился этот черный великан с грубоватой внешностью и золотым сердцем. Он очень обрадовался, когда Эйб согласился занять в его фирме должность прораба. Конечно, лет через пять-десять Эйб заведет собственное дело. Но пока Люк был рад иметь его в своем и числить среди немногих друзей.

— Так что насчет этой красотки? — поинтересовался Эйб.

— Она — ключ к решению всех моих проблем, — заявил Люк.

— Ну, проблемы-то, скорей всего, временные. Почему бы тебе не договориться с ней и не нанять на роль жены недельки этак на две, пока тот чудила не поставит, где положено, подпись и не уберется в родную Шотландию?

— Не пройдет, — вздохнул Люк. К тому же в его планы вовсе не входило, чтобы Хиллари только сыграла роль жены. Он хотел, чтобы она была его женой. Настоящей.

В глубине души он всегда надеялся заполучить ее. Даже после того, как четыре года назад они разошлись, он все еще верил, что так или иначе вернет ее обратно. Вот только запустит свое дело на полный ход, а там снова можно будет всерьез заняться Хиллари.

Но получилось так, что она сама к нему пришла. Словно само Провидение привело Хиллари к его двери, и как раз в тот момент, когда она была ему позарез нужна.

— Ты ведь не сказал ей, по какой причине тебе приспичило жениться? — спросил Эйб.

— Само собой, нет, — отозвался Люк. — За кого ты меня принимаешь?

— Так что же ты сказал ей?

— Сказал — нам надо пожениться.

— А о том, что тебе нужна жена из деловых соображений, промолчал?

— Естественно, промолчал. — Никакого смущения по этому поводу Люк не испытывал. Вот еще. — Видишь ли, Эйб, у нас это с Хиллари давно тянется. А раз обстоятельства так складываются… получается, это наилучший шаг из всех возможных. Видишь ли, чувства, которые мы питали друг к другу раньше, совсем не остыли.

— Выходит, твое дело в шляпе.

— Угу, в шляпе, — согласился Люк. — Остается мелочь — уговорить Хиллари.

Несколько дней спустя после визита к Люку Хиллари все еще была в возбуждении. Нет, взбудоражили ее не сам визит и не та безобразная форма, в которой Люк предложил, вернее, приказал выйти за него замуж — и это после четырех лет молчания и забвения с его стороны! Все это, конечно, было черт знает что! Но больше всего терзал ее и не давал покоя… его поцелуй.

Она злилась на Люка за то, что он посмел поцеловать ее, а на себя за то, что ответила на поцелуй. А тут еще беспокоило здоровье отца, на котором дурно сказывалась эта несуразная вражда. Он неважно выглядел и легко раздражался, чего с ним прежде никогда не бывало. Она слышала, как он в сердцах отчитывал по телефону кого-то из своих бывших клиентов, обвиняя в предательстве за то, что тот перешел к его врагу Шону Маккалистеру.

Необходимо что-то предпринять. Может, Люк уже пришел в норму. Может, поцелуй и это командирское «выходи за меня замуж» просто способ заполучить ее обратно? Но зачем? Он ведь сам порвал с ней. Что до нее, то в их разрыве она считала себя пострадавшей стороной.

Но что бы там ни было у него на уме, может, теперь, когда он знает, как она относится ;к его предложению, у него хватит здравомыслия обсудить с нею другие возможности.

Пожалуй, имеет смысл потолковать. Она даст Люку еще один шанс. Но на этот раз не пойдет к нему, а позвонит. И она позвонила.

— Хиллари? Привет. Звонишь, чтобы сказать, что согласна? — осведомился Люк.

— Звоню, чтобы выяснить, пришел ли ты в норму, — кисло ответила она.

— Я в полной норме. А как твой папаша?

— Папа очень меня беспокоит.

— Ай-ай-ай! Так ведь дело за тобой. Я предложил тебе способ, как прекратить эту вражду. Тебе решать. Только смотри не ошибись. Правильное решение — выйти за меня замуж.

От этого непререкаемого тона она взорвалась.

— Тебе, видно, наплевать, что я не хочу выходить за тебя? Неужели это неясно?

— А я говорю — хочешь. Ты хочешь меня, Хиллари. А я хочу тебя.

— А что, если я жду от отношений с мужчиной чего-то большего, чем просто физической близости?

— Мало ли чего ты ждешь. Так и заждаться можно.

— Вот и я так считаю. Тебе придется долго меня ждать, Люк. Всю жизнь. — И она бросила трубку.

Люк на другом конце провода даже вздрогнул. Ничего, именно такую ему и надо.

— Ну что, приятель? Чем тебя порадовала твоя будущая, половина? — широко ухмыльнулся Эйб; слышавший все реплики Люка. — Убедил ты сказать «да»?

— Все путем. Вопрос времени, — отозвался Люк опуская трубку на рычаг.

Ухмылка сошла с лица Эйба, он озабоченно хмурился:

— У тебя его в запасе всего ничего. Времени, имею в виду. Учти: Энгус Робертсон появится в Ноксвилле к концу следующей недели, самое позднее — через две.

— Можешь спать спокойно. Хиллари станет моей женой, — твердо заявил Люк. — И задолго до того, как сюда пожалует Робертсон. Все будет в порядке, не сомневайся.

Хиллари была рада, что дала себе передышку, прежде чем приступить к новой работе: ей предстояло занять должность юрисконсульта в общественном Комитете по защите прав потребителей. Не то чтобы новые обязанности не вызывали у нее восторга. Напротив. Работа в комитете открывала перед ней приятную возможность приносить жителям родного Ноксвилла пользу.

Но о какой пользе могла идти речь в том состоянии смятения и растерянности, в котором она находилась последние дни? Даже сейчас, в разгар праздничного вечера, который отец устроил по случаю ее возвращения домой, она по-прежнему думала только о Люке. Вчерашний разговор по телефону никак не содействовал тому, чтобы изгнать его из мыслей. Как раз наоборот. Она все время думала только о нем и о его возмутительном ультиматуме, и чем дальше, тем больше.

— Вот ты где, — окликнул дочь Чарлз Грант, разыскав ее наконец на террасе. — Все спрашивают, куда ты делась. Ты ведь как-никак почетный гость.

— Извини, папочка. Я просто вышла глотнуть свежего воздуха.

Хиллари смотрела на отца с щемящим сердцем — она и гордилась им, и страшилась за него. Несмотря на всю свою импозантную внешность, Чарлз Грант после развода так и не женился вторично. Поэтому Хиллари до сих пор считала, что отвечает за него. Дочернее чувство ответственности в ней всегда было развито, даже сверх меры, а сейчас, когда ему перевалило за шестьдесят, еще усилилось.

— Ты что-то бледен, папочка, — сказала она. — Ты хорошо себя чувствуешь?

— Превосходно. Особенно теперь, когда моя детка снова со мной. — Он потрепал ее по плечу. — А когда мне удастся разделаться с этой нечистью, Шоном Маккалистером, буду совсем счастлив. Знаешь, что он на днях выкинул? Переманил еще одного из моих клиентов. Пятого за этот год. Я уже почти закончил дело о покупке участка, и тут он выхватил его прямо из моих рук. Но ничего, ничего, я с ним расквитаюсь. Дай только срок, увидишь, какой я придумал ход, этот пакостник у меня еще…

Видя, в какое возбуждение пришел отец, Хиллари поспешила прервать его монолог:

— Твоей язве это вряд ли на пользу, папочка. Поговорим лучше о чем-нибудь другом. — И, заметив гримасу боли, исказившую его лицо, всполошилась: — Что с тобой?

— Ерунда. Кольнуло немного.

— Присядь, ну пожалуйста… Вот сюда, — и она бережно подвела его к одному из черных металлических стульев, окаймлявших террасу. — Я пойду в дом — вызову доктора Бейли.

Десять минут спустя Хиллари, волнуясь, наблюдала, как доктор Бейли, измерив отцу давление, скатывает манжетку с его руки. Они расположились в уставленном книгами кабинете, где отец прятал сигары, курить которые ему уже давно было запрещено.

Доктор отвел Хиллари в сторону, предоставив своему пациенту с ворчанием застегивать на рукавах пуговицы.

— Как он? — обеспокоенно спросила Хиллари.

— Неважно. Давление повышенное. И язва, несмотря на все мои назначения, постоянно дает себя знать. Признаться, он очень меня беспокоит.

— Меня тоже.

— Эта нелепая вражда, которой он поглощен, несомненно, мешает выздоровлению. Ей необходимо положить конец, категорически заключил доктор Бейли.

— И будет положен, — ответила Хиллари: она знала, что ей делать. — Не сомневайтесь, будет.

Только после полуночи все гости разошлись, и Хиллари проследила, чтобы отец сразу же улегся спать. Ей очень хотелось выпить чего-нибудь крепкого. Но для того, что ей предстояло, нужна была ясная голова. Телефон в ее спальне не прослушивался — отдельная линия. Сняв трубку, она позвонила в справочную и попросила домашний номер Люка.

Набрала этот номер. Зуммер. Второй. Третий.

— Алло, — сказал Люк.

— Вот что, — объявила Хиллари. — Я выхожу за тебя.