Через десять минут я приняла душ и оделась. Зная, что внутри никого нет и тренеры с игроками до завтра не появятся, я вышла из раздевалки.
Я все еще ощущала себя ранимой и беззащитной и медленно плелась по коридору, прижимая сумку к груди. Я уже прошла половину пути, когда раздался сильный грохот. Я чуть не споткнулась от испуга. И резко повернулась в сторону раздевалки для игроков. Шум доносился оттуда.
Сердце бешено забилось от страха. Я повернулась и хотела уйти, но тут неистовый громкий крик эхом разнесся по коридору, накрыв и меня. Кто бы это ни был, он явно страдал. Мучился. Как будто из него вырывали душу.
Меня тут же потянуло на звук. В конечном счете боль притягивает боль.
И не успела я опомниться, как ноги уже несли меня к раздевалке игроков «Прилива»… к человеку, кажется, более сломленному, чем сама я. К тому, кто смог бы меня понять.
По мере приближения к двери шум все нарастал. А потом внезапно стало тихо, и кто-то издал болезненный крик, рикошетом отразившийся от металлических шкафчиков. Приблизившись к двери, я задумалась, стоит ли мне идти дальше. Может, человек хочет побыть один. Возможно, я помешаю. Но я не могла просто так уйти.
Я разглядывала закрытую дверь раздевалки.
Осталось всего три шага.
И я нажму на дверную ручку, перешагну порог и смогу увидеть, кому так больно.
Еще три шага, и я, возможно, сумею помочь.
Прижав спортивную сумку к груди, словно щит, я шагнула внутрь и тут же замерла, заметив, кто передо мной.
Карилло.
На полу сидел Остин Карилло. Он был без рубашки. На подтянутом мускулистом теле виднелись замысловатые узоры из темных и цветных татуировок. Обхватив голову руками и тяжело дыша, он привалился спиной к холодной дверце шкафчика.
Я молча наблюдала за ним, не решаясь что-нибудь сделать. Карилло явно страдал, но рядом находилась я. Та, кого он ненавидел, угрожал. Наверное, меня он хотел бы увидеть в последнюю очередь.
Наконец я решила просто спокойно оставить его наедине с горем. И уже собиралась развернуться и уйти, когда Карилло резко поднял голову. И я потрясенно замерла.
Темные глаза Остина налились кровью от напряжения, на покрытых темной щетиной щеках виднелись красные полосы. Похоже, он неистово тер руками лицо. Заметив меня, он раздраженно стиснул зубы, и скорбь его чуть отступила.
Вот черт. Кажется, я ошиблась.
И весьма серьезно.
Ударив кулаками в кафельный пол, Остин резко вскочил на ноги. При росте в шесть футов четыре дюйма он, казалось, нависал надо мной, даже находясь в другом конце комнаты. Наши взгляды встретились, и у меня затряслись руки и ноги.
Он был зол…
И я его боялась.
Он принадлежал к уличной банде, Холмчим. Неоднократно подвергался аресту. Его брат отсидел срок. И теперь я осталась с ним наедине. А он был в ярости. И, казалось, его гнев предназначался мне. И никого поблизости, чтобы помочь.
Карилло двинулся вперед, но замер в нескольких шагах от меня. Он буквально излучал опасность и тьму, подобно испускающему тепло солнцу. Вокруг Остина словно висело силовое поле, некая аура, и это лишь еще больше пугало.
Прищурив темно-карие, почти черные глаза, Карилло изучал мое лицо. Я еще крепче вцепилась в спортивную сумку. Но внезапно он поднял брови, и в выражении лица его что-то изменилось. Я нахмурилась.
«И что же его так удивило?»
И тут я вспомнила, что не стала вновь накладывать макияж. Меня просто потрясло, насколько легко голос смог снова пробиться в мысли. И хотелось лишь убежать домой.
Я тут же смутилась, ощутила сильную неловкость, ведь он увидел меня ранимой и несовершенной. Хотя и не понимала, почему вообще беспокоилась об этом. Он ненавидел меня, я его боялась. Вот только это задело. Я очень сильно встревожилась, что он обнаружил настоящую меня.
Девушку, что не соответствовала требованиям.
Ту, у которой оказалось слишком много недостатков.
– Какого черта ты здесь делаешь? – холодно спросил Карилло, вторгаясь в мои мысли; на лице его вновь застыло бесстрастное выражение.
– Я… я… я…
Остин шагнул вперед. И я ощутила его запах, острый, мускусный, с древесными нотками, запах тяжелой игры. Который лишь добавлял ему тьмы.
– Ну что якаешь? – Он жестко рассмеялся. – Почему ты всегда появляешься там, где не нужно? И когда тебя явно не ждут? В тех местах, где тебе вообще быть не положено?
Я нервно сглотнула и попыталась отступить, но он резко схватил меня за руку и дернул вперед.
Я тихонько вскрикнула. Хотя его прикосновение не причиняло боли. На самом деле он едва дотронулся до меня. Просто застиг врасплох. Я неохотно взглянула ему в глаза.
– Ты сегодня что-нибудь сказала тому парню из группы поддержки? – тихо прошипел он.
Не в силах вымолвить ни слова, я лишь отчаянно замотала головой.
Остин сжал мне руку чуть сильнее. Я инстинктивно попыталась вырваться.
– Отвечай! Он в ужасе смотрел на меня на протяжении всей чертовой игры!
Глубоко вздохнув, я сумела пропищать:
– Я ничего ему не говорила.
В ответ Остин лишь сузил глаза, и я поняла: он мне не верит.
– Поверь, я ничего не сказала. Клянусь. Ни декану, когда тот говорил со мной. Ни Лайлу. Просто Лайл несколько раз замечал, как пристально ты за мной наблюдал, и предупредил об этом. Вот и все. – Отдернув руку, я потерла нежную кожу.
Остин провел рукой по темным волосам и с облегчением выдохнул. Но по-прежнему пристально смотрел на меня.
Казалось, он боролся с чем-то внутри. Но потом лицо его застыло. И устрашающая маска Холмчего вернулась на место.
– Лучше, если увиденное тобой не выплывет наружу, – ледяным тоном предупредил он. – Я за тобой присматриваю.
Неведомо откуда найдя в себе силы, я шагнула прямо к нему. И на этот раз он замер.
– Я же сказала, что буду молчать. Я знаю, каково это – иметь тайну, нечто такое, что хочется хорошенько спрятать. Уж поверь мне. Так что никому ничего не скажу. Но вот ты заставляешь людей задавать вопросы. И сам все портишь. Хватит смотреть на меня так, будто хочешь убить. Это лишь привлекает внимание. Декан уже начал подозревать, что я что-то видела. Ты просто не умеешь скрывать свои эмоции.
Он промолчал в ответ. Под пристальным взглядом я опустила глаза. И наткнулась на огромное распятие, вытатуированное на обнаженной груди. У его основания лила слезы Мария, Матерь Божья. А еще одна Мария смотрела на муки Иисуса; на лице ее застыла скорбь при виде сына, распятого на кресте… умирающего.
Татуировки покрывали почти каждый дюйм верхней части его тела и все руки. Большинство из них – на религиозную тему. Кое-где виднелись надписи, порой на иностранном языке. Кажется, на итальянском.
Внезапно Остин скрестил мощные руки на груди, а ноздри его раздулись от гнева.
– Убирайся к чертовой матери, – холодно приказал он.
Не колеблясь, я повернулась, чтобы уйти. Но внезапно оглянулась и храбро сказала:
– Ты пугаешь меня, Карилло. Я тебя боюсь. Доволен? Я знаю, кто ты и откуда, из какой семьи. Меня неплохо просветили. Так что хватит угроз и злобных взглядов. Я поняла, что ты опасный парень. Осознала. По ночам я спать не могу от страха. И знаю: если проболтаюсь, ты причинишь мне вред без всяких угрызений совести. Я не дура. Поэтому умоляю, прошу, оставь меня в покое. Я никогда не скажу о том, что видела. Но хватит меня мучить.
Я не стала дожидаться его реакции.
Пробежав всю дорогу до женского общежития, я поднялась на четвертый этаж, чтобы попасть в свою комнату.
Когда я проходила мимо открытой двери Касс, то услышала голос Элли:
– Лекси! Милая, иди сюда!
Я замерла, как вкопанная. Но потом бросила сумку и вошла в комнату, нацепив на лицо обычную фальшивую улыбку. Касс и Элли сидели на кровати.
– Привет, девчонки! – проговорила я, изображая самую счастливую девушку на свете.
– Ай! – взвизгнула Элли и вскочила, чтобы меня обнять. – Детка, ты сегодня была великолепна! Я так тобой горжусь!
Элли отстранилась и тут же изумленно открыла рот.
Я сразу смутилась.
– Что? – спросила я.
– Да ты просто красавица, милая. Я прежде никогда не видела тебя без темного макияжа.
– Черт возьми, точно. Горячая штучка! – добавила сидящая на кровати Касс. Она пила домашний виски прямо из стеклянной банки. Деревенщина до мозга костей.
Теребя влажные волосы, я неохотно пробормотала:
– Спасибо.
Конечно же, я не красавица. Они просто старались быть милыми. Прекраснейшая Элли явно знала в этом толк. Но я терпеть не могла притворные замечания. Ненавидела, когда мне лгали.
– Так в чем дело? – спросила я, чтобы увести разговор от темы моей внешности.
Присев на краешек кровати Касс, я махнула рукой, отвергая ее предложение глотнуть виски.
– Роум устраивает вечеринку в общежитии. И мы туда пойдем, – проговорила Элли.
Живот скрутило. Значит, Остин тоже придет. Ведь он жил с Роумом в одном здании. Так что мне там не обрадуются.
– Думаю, я пас. Просто с ног валюсь, – проговорила я.
Но тут Касс вскочила с кровати и споткнулась, когда ноги ее коснулись деревянного пола.
Отлично. Она уже почти напилась в хлам. Значит, придется всю ночь за ней присматривать.
– Даже и не думай! Ты идешь! Молли уже отвалилась, сказала, что будет учиться. И наши с Элли уговоры не перебьют ее английского упрямства. Но ты нас не кинешь.
Скрестив руки на груди, Элли с ухмылкой наблюдала за Касс, которая оперлась на стол, чтобы не упасть.
Оценив, насколько она пьяна, я лишь закатила глаза, встала и направилась к двери.
– Мне нужно подготовиться, – пояснила я.
– Точно, Лекси-секси, обалденный гот! Сегодня будет грандиозная ночь! – крикнула Касс мне вслед.
Подхватив спортивную сумку, я направилась в свою комнату, готовиться.
«Грандиозная, как же», – подумала я.
Скорее уж напоминает катастрофу, готовую разразиться в любой момент.