«Я же люблю тебя, Анжело. Очень сильно люблю».
Слова Сессилии до сих пор крутились в его голове, от чего сердце учащенно билось.
Она его любила!
Анжело разрывался меж двух огней: с одной стороны волнение за мать затмевало все остальные чувства. Он всегда соглашался с отцом и делал то, что считал нужным отец, но не ради Грегори Габриса, а во имя спокойствия матери. Он знал, сколько испытания пережила эта женщина. И вот его мать граничит между смертью и жизнью.
С другой стороны — Сессилия. Он не понимал ее любви, принимая страстность и нежность его жены, как должное. Он никогда не задумывался о том, что чувствует она, что хочет, надеясь огородить любовь страстью.
Хоть Анжело и не поощрял поступок Сессилии, но не в силах был отрицать, что с виду маленькая и хрупкая девушка сможет оказать жесткое сопротивление его отцу. Он бросился на ее поиски почти сразу и стал случайным свидетелем ссоры свекра и невестки. Первым порывом было ворваться в комнату и обнять Сессилию, защищая от собственного отца, но какая-то неведомая сила принудила его стоять и слушать до тех пор, пока отец не собрался ударить ее.
Анжело подавил стон отчаяния. В любую секунду он мог потерять свою мать, а рядом нет той, которая бы, словно бальзамом, вылечила его раны.
«Но ты ведь выгнал ее — упрекал его внутренний голос — Ты приказал ей оставить тебя одного, а эта девочка тебя любит».
Ему казалось, что он вернулся на восемнадцать лет назад, когда произносил клятвы верности и любви Марине, но, не моргнув и глазом, нарушал их. Она также дарила ему любовь и заботу, но в ней не было ни капли страсти. Несмотря на то, что до него у нее был некоторый опыт в постели, она все равно оставалась ледяной и холодной. Он не смог разбудить в ней чувствительность, но Сессилия — полная ее противоположность. Горячая и страстная, отвечающая на все его прикосновения доводящими до сумасшествия ласками перебила у него всякую охоту к другим лицам женского пола.
Он никогда в жизни не желал так сильно ни одну женщину!
Почувствовав на своем плече руку, Анжело резко поднял голову и увидел перед собой брата.
— Как мама? — взволнованно спросил Ангелос, присаживаясь рядом с ним.
Анжело пожал плечами:
— Врачи ничего не говорят. А мне стоит только ждать и ждать.
Как только мать забрали, то он сразу позвонил Ангелосу и сообщил обо всем. К счастью, он как раз был в Афинах и немедленно собрался в дорогу. Анжело посмотрел на золотые наручные часы. Полвторого ночи.
— Ты что-то очень долго добирался — нахмурился Анжело — Почти десять часов.
Он заметил, как тень сомнения пробежала по его лицу, но старший брат неубедительно проговорил:
— Пробки.
Анжело не имел особого желания продолжать с ним разговор и вновь уставился на медсестер, бегающих с одной палаты в другую. Он вытащил из кармана брюк мобильный телефон и набрал номер Сессилии. К его удивлению, телефон жены был отключен. Когда он был в командировке, то одного гудка было достаточно, чтобы она подняла трубку и без умолку начала спрашивать его о погоде в Лондоне, о его делах и о том, когда он приедет.
Она обиделась на него, поэтому не хочет с ним говорить, и Анжело поклялся, что когда врач сообщит ему, что с матерью все хорошо, то он извинится перед ней.
Послышались твердые шаги, и оба брата, обернувшись, увидели отца. Его плечи были опущены, а на лице гримаса боли и страданий. Анжело впервые лицезрел такого сильного человека в столь непривычном для него обличии. В глазах не было ни ярости, ни равнодушие, а страх раненого зверя.
Ангелос вскочил на ноги и собирался уйти, как вдруг послышался безжизненный голос отца:
— Прости меня, сын.
Анжело недоверчиво уставился на отца, пытаясь осмыслить услышанное. Человек, который никогда не у кого не просил прощения, выговорил эти три слова. Его отец, клявшейся, что у него нет больше сына по имени Ангелос, сегодня признал свои ошибки. Ему, казалось, что это сон.
— Всю свою жизнь я считал, что нельзя показывать слабости и проигрывать — со слезами прошептал старик — Но я не понимал, что эти правила не действуют на семью. Я собственными руками разрушил то, что так создавала моя жена. Семью.
Анжело встал и подошел к отцу. Он не верил в искренность этого человека, но маска на его лице спала, и перед ним стоял напуганный и сломленный судьбой мужчина.
— Родители прощают детей, когда те не правы — тихо произнес отец — Долг детей простить родителей, когда они ошибаются. Простите меня, мои сыновья.
Первым не выдержал Ангелос и заключил отца в объятия, наверстывая все годы, которые он провел вдали от семьи, от дома. Затем к ним присоединился Анжело. Весь персонал больницы удивлено смотрели на троих мужчин, крепко обнимающихся и что-то тихо бормочущих. Только им было понятно, что именно.
Прошло неизвестно сколько время, когда сыновья оторвались от отца, и заметили доктора, весело смотрящего на них. На нем не было маски, а очки он снял и убрал в карман.
— Как мама? — озабоченно спросил Анжело.
— Миссис Габрис… — начал мужчина, но его резко перебил Грегори Габрис:
— Моя жена… С ней все в порядке?
— Я об этом и говорю, что операция прошла успешно — улыбнулся он — Ее состояние стабилизировалось, но к ней сейчас нельзя.
— Почему? — хором воскликнули члены семьи Габрис. Доктор хохотнул:
— Она отходит от наркоза.
— Когда мы сможем ее увидеть? — все еще продолжая беспокоиться поинтересовался отец.
— Через пять — шесть часов.
Доктор ушел, а отец, присев на скамью, заплакал, словно маленький ребенок. Ангелос положил руку ему на плечо, но тот продолжал всхлипывать:
— Если бы с Шарлоттой, что-то случилось, то я бы сам умер. Я очень люблю вашу мать.
Анжело понимал, что любовь может сломить самую сильную волю. Только сейчас до него дошла сила этого чувства, а вместе тем и осознание того, что он обидел женщину, пытающуюся доказать ему значимость любви в жизни.
— Знаешь, сынок, — Отец посмотрел на Анжело. — Твоя жена показала мне истину. Она открыла мне глаза. Я не должен принуждать детей делать, то чего они не хотят.
— Отец… — только сумел выговорить Анжело, ощущая безмерную гордость за жену. Она потушила огонь непониманий и боли в их семье. Она дала им шанс на начатие новой жизни.
Его любимая жена.
На мгновение ему показалось, что у него остановилось сердце. Он любит ее!
До нее он не знал, что такое любовь. Не понимал, что мужчина может любить только одну женщину и быть верным ей, однако не так ли случилось с ним после их первой встречи? Почему за те шесть месяцев без нее, он не нашел ни одну женщину на ночь или не завел любовницу? Почему мысль, что другая прикоснется к нему вызывало отвращение? Он жаждал только ее мягкое тело, шелк ее волос и сочность ее губ. Сессилия. Она стала его наваждением и желанием, а он так жестко отрицал привязанность к ней.
Она беспрекословна согласилась на брак без любви, хотя он же видел детскую мечтательность в наивных шоколадных глазах.
Если Марина и пыталась добиться от него взаимности, глупо думая, что пожалившись на него его отцу, сможет получить свое, то Сессилия принимала все, как должное.
Его дикую страсть и зверское желание. Его замкнутость и темную сторону.
Она приняла его всего, потому что любила.
— Ангелос, побудь здесь — решительно сказал Анжело — Если сейчас я останусь, то все потеряю.
— Сессилия! Любимая!
Анжело бешено гнал машину к Афинам будучи уверенным, что она там. Слуги в особняке, которым он позвонил, сообщили, что не видели ее. Сначала он признается ей в любви, а потом отругает, что так рисковала своей жизнью, добираясь до дома.
Но его встретила тишина. Гробовая и убивающая тишина, не предвещающая ничего хорошего.
Положив роскошный букет красных роз и коробку круассанов с шоколадом, столь любимых Сессилией, он обыскал весь первый этаж, прежде чем броситься наверх.
Спальня, где они занимались страстно любовью, сливаясь воедино, где еще слышались приглушенные стоны и крики радости, была окутана мраком. Включив свет, он понял самую страшную вещь в своей жизни.
Она ушла.
Во второй раз она покинула его, взяв с собой не только его ребенка, но и его сердце.
Обессилено рухнув на кушетку, Анжело невидящим взглядом смотрел на постель, и предательская память рисовала горячее тело Сессилии на холодных и смятых простынях.
Ее звонкий голосок, увлечено рассказывающий о захватывающем мире искусстве, ее попытки вывести его на разговор, впоследствии чего он сдавался и вел с ней диалоги почти утра.
Сессилия. Она ушла.
В комнате еще витал легкий аромат ее духов, сладкий и чарующий, заставляющий его падать в пучину вины. Нет, это он выгнал ее, так грубо ответив на ее признание в любви, а точнее никак не ответив.
Анжело потерял право на ее любовь, но он не из тех, кто сдается. Он добьется ее любви снова и снова, пока она не будет его навсегда.
Вытащив из кармана телефон, Анжело набрал номер Романа. После пятого гудка все — таки ответили:
— Что?
Секретарь и близкий друг прежде никогда не разговаривал с ним в таком пренебрежительном тоне, хотя во Франции было уже одиннадцать часов дня, что означало, он находился в офисе.
— Роман, послушай — попытался объяснить ему возникшую ситуацию Анжело, но услышал презрительную насмешку:
— Не поздно ли, Анжело, слушать?
— Роман…
— Когда ты соизволишь прилететь в Париж знай две вещи: первая — забудь о том, что вас что-то связывало с моей сестрой, а вторая — я больше не работаю на тебя. Я уволился.
— Сессилия в Париже? — радости его не было предела. Пусть не с ним, но она в полном здравии.
— Тебя это не касается — взорвался Роман — Ты мне больше не босс, потому я запросто могу тебя избить, но по старой дружбе я этого не сделаю. Только никогда больше не появляйся рядом с моей сестрой.
— Но… — В телефоне послышались гудки, и его побледневшие губы прошептали заветные слова: — Но я же люблю ее.
Анжело встал и прошел к себе в кабинет. Достав отборное виски, он открутил пробку и не утруждая себя, выпил содержимое прямо с горлышка.
Его сердце разрывалось от боли и ненависти к себе. Завтра… нет сегодня же он вылетит в Париж и на коленях будет молить о прощении. Его жизнь превратиться в пустышку без ангела по имени Сессилия.
Неожиданно его взгляд упал на мольберт, закрытый тканью. Приблизившись, Анжело отбросил тряпку и замер. Бутылка выскользнула из его рук и со стуком ударилась об пол, разлетевшись на мелкие осколки.
На полотне был изображен он. Анжело впервые увидел себя со стороны. Глаза… холодные, не выражающие абсолютно ничего. Губы сжаты в тонкую линию. Всем видом выражалась апатия к миру. Чем он отличался от отца?
Сессилия.
Эта девочка хотела романтики — она ее получит. Он исполнит то, о чем мечтает каждая девушка.
Станет для нее принцем романтики и грез.
Если для него Сессилия изменилась и смирилась со своей нерадостной участью, то неужели не сможет он что-то для нее сделать?
Подойдя к выдвижному шкафу на стене, Анжело извлек оттуда две смятые бумажки и внимательно изучил их.