Когда они возвращались в Санта-Фе, у Чако было скверное настроение. Потеряв голову на какое-то время, Фрэнсис быстро справилась со своими чувствами, остановив его страстное желание, близости с ней. Она все еще обвиняла его в смерти мужа. И он понимал, что она была права, хотя, узнав о том, что Нэйт Ганнон обманом женился на ней, Чако потерял к нему уважение. По крайней мере у него, у Чако, честность была одной из главных черт. Ему претило выдавать себя за того, кем он не являлся на самом деле.
Он думал, что это его качество должно было что-то значить для такой женщины, как Фрэнсис. Так резко, как сейчас, он не менял свою жизнь с тех пор, как умерла его мать. Но, возможно, он и ошибся.
Чако определенно мог сказать, что Фрэнсис все еще нервничала из-за того, что случилось между ними. В то время как они ехали рядом, она не говорила с ним, а бормотала что-то себе под нос или разговаривала со своей лошадью.
Подъехав к «Блю Скай» и помогая ей слезть с лошади, он попытался задержать руку на ее талии. Но она посмотрела на него так холодно, как только может посмотреть строгая начальница на своего нерадивого подчиненного, и отступила назад. Ему ничего не оставалось, как только вдохнуть ее запах и полюбоваться ее блестящими золотистыми волосами, которые падали ей на плечи.
— Это ваша лошадь? — спросила она твердым решительным тоном. — Могу я ей иногда пользоваться, чтобы учиться?
— Конечно. Я позаимствовал лошадь у одного друга, она ему сейчас не нужна. Она будет здесь, в конюшне. — И он указал на здание, находившиеся позади «Блю Скай». Там Бэлл держала лошадей и экипаж.
— Прекрасно, может быть, я смогу каждый день тренироваться на ней.
Он тут же вспомнил, как прекрасно смотрелся ее кругленький зад в седле:
— Тогда вы в два счета сможете подготовиться к поездке в горы.
Это еще что, разве она осмелится провести с ним целый день!
Это ужасно, если она никогда не станет доступна для него. Нельзя было сказать, что его тяготение к ней ограничивалось лишь чисто физическим желанием. Пока они направлялись к двери «Блю Скай», он подумал, что ее сердце и душа были столь же прекрасны, как и ее лицо. Если бы он сказал ей всю правду о своем чувстве к ней, она, возможно, была бы просто возмущена. Никогда раньше он не привязывался к женщине так, как сейчас к Фрэнсис. С одной стороны, он хотел целовать ее, спать с ней, оберегать ее от опасности. С другой — уйти, убежать от нее.
Последнее было бы лучше для него.
Он совершил ошибку, попытавшись сблизиться с ней. Его связь с его же шефом быстро превращалась во что-то очень серьезное. По крайней мере для него, но не для нее.
Фрэнсис предполагала уехать из Санта-Фе. Чако подумал, а не помочь ли ей в этом. Чем скорее бы она ушла из его жизни, тем лучше. Тогда он не был бы похож на влюбленного дурака или собачку, лающую на луну. Он шел за Фрэнсис, обдумывая, как поступить, но вскоре забыл обо всем, услышав в коридоре скандал. Бэлл кричала на Эвандеру, припертую к стене, а Софи старалась прикрыть испугавшуюся молодую женщину.
— Глупая дура! — в ярости орала Бэлл на Эвандеру, которая всхлипывала. — Как же, черт побери, мы будем делать деньги, если ты отдаешь свой товар даром?
— Прекратите кричать на нее, — говорила Софи, — вы что, не видите, как вы испугали ее?
— Лучше отойди от нее, Софи, это совершенно не твое дело!
Фрэнсис вздрогнула, все происходящее действовало на нее угнетающе. Она уже хотела было раскрыть рот и вмешаться в этот конфликт, когда Чако взял ее за руку и так посмотрел на нее, что она поняла, что всякое вмешательство с ее стороны в данный момент нецелесообразно.
Бэлл была красной от ярости.
— Пожалуйста, сеньора Джэнкс, — умоляла ее Эвандера. — Извините меня. Я продам что-нибудь и возмещу вам все, что полагается.
— У тебя нет ничего такого, что стоило бы более двух долларов!
В бешенстве Бэлл схватила плевательницу с пола и швырнула ее что было сил в женщину. Плевательница сильно ударилась об стенку, так что даже отлетела штукатурка, а содержимое — окурки — разлетелось в разные стороны.
— Вы что, с ума сошли? — кричала Софи, смахивая со щеки какую-то дрянь, попавшую на нее. — Что с вами, Бэлл? Эвандера еще молода, она подумала, что влюбилась. Это не преступление.
Бэлл схватила ее за плечо:
— Черт побери! Черт вас всех побери! Я растянула связки на руке. И нет ей никаких оправданий. У меня здесь бизнес, а не бюро знакомств.
Эвандера, рыдая, произнесла:
— Я была так одинока. Я лишь хотела иметь близкого человека.
— Поэтому ты спишь с пастухом, у которого нет ни цента, во время работы, — говорила Бэлл, схватившись за плечо.
— Бедная девушка, — сочувственно произнесла Фрэнсис и вздохнула.
Хотя она и произнесла это чуть слышно, она тут же поймала разъяренный взгляд Бэлл, которая затем, повернувшись к Эвандере и Софи, сказала:
— Никогда более не совершай такой ошибки. Предупреждаю тебя. — И Бэлл удалилась, шелестя юбками.
Обняв Эвандеру, Софи проводила рыдающую молодую женщину к лестнице.
Фрэнсис заметила:
— Почему же Эвандера не может выйти замуж, если она этого хочет?
— Может быть, выйдет, — сказал Чако. — Я не думаю, что дело только в этом. Эвандера сама не знает, чего хочет. Она несчастна. — И скорее всего одинока, вот это он прекрасно понимал.
Они направились к Бэлл, которая ждала их у конторки у входа. Похоже, что она пыталась справиться со своим гневом. Тихим голосом она обратилась к Фрэнсис:
— Извини, что тебе пришлось стать свидетелем этой сцены, Фрэнки. Я обычно держу себя в руках и не позволяю себе так распускаться, но есть и другие причины, из-за которых я вышла из себя и потеряла над собой контроль.
— Это все из-за денег? — спросила Фрэнсис.
— Нет, дела в «мужском клубе» идут отменно. Это все из-за Луизы. Это из-за нее я теряю терпение. — Она постукивала пальцами по конторке. — Я понимаю, что мне не следовало бы вымещать свой гнев на ком-либо еще.
Фрэнсис внимательно слушала ее:
— С Луизой все в порядке?
— Думаю, что нет. — Бэлл пристально посмотрела на Чако. — Мне необходимо с кем-нибудь поговорить о ней.
Фрэнсис была готова выслушать ее. Чако сразу понял, что ему следует уйти — женщины хотели бы поговорить с глазу на глаз. И он сказал:
— Я пойду.
Бэлл опять посмотрела на Чако, прищурившись, словно она недолюбливала его.
Это заставило его задуматься. Мадам жила с коман-чи и могла кое-что знать об индейской магии, о колдовстве. У нее был свирепый темперамент. Однажды он слышал, будто она зарезала человека в Техасе, и сейчас он хотел бы узнать, правда ли это. Но, безусловно, Бэлл не была настолько злой и мстительной, чтобы быть оборотнем, даже если она и имела на него зуб за смерть Натана Ганнона. Однако она никогда не обмолвилась ни словом упрека в его адрес.
У Чако была причина подозревать любую женщину, которая могла бы желать ему зла. Он все время думал только о Фрэнсис, а ему следовало бы быть более бдительным.
После того как она получила пулю, ее плечо сильно болело. Каждый день, просыпаясь утром и перед сном, она ругала своего врага. Как он смел причинить ей боль?
Ее ужасало то, что, кажется, он становится все сильнее. Она не имела ни одного преимущества перед ним. Даже сказав о любви, ей не удалось получить его. Как же это могло случиться? В чем же был его секрет?
Она была в бешенстве.
Она должна была подыскать подходящую жертву. Для этой цели она нашла подвыпившего парня джика-рилла. Соблазнив его взглядами и словами, обещая переспать с ним, она затащила его за город.
— Давай! — приказала она ему, таща его за волосы к одеялу, которое расстелила на земле.
Он ругался и ворчал на языке апачи, не сомневаясь, что, применив мужскую силу, сможет с ней справиться. Но когда он занес над ней руку, она отшлепала его сильно по лицу.
— Варвар! — прошипела она на языке апачи. Она была довольна, увидев, что у него на щеке от ее острого когтя остался след крови.
Он удивился, затем рассердился. Отлично.
— Ну, давай, набрасывайся на меня! — презрительно усмехалась она.
Она сбросила одежду. Солнце уже зашло, но было достаточно светло, чтобы видеть все ее тело. Его гнев перешел в страстное желание обладать ею. Шатаясь, он подошел к ней и пихнул ее на землю. Сильно ударившись, она тем не менее быстро пришла в себя и опять надавала ему пощечин. Но еще до того, как он смог нанести ей ответный удар, ее рука залезла к нему в плавки и схватила его возбужденный пенис.
— Такой сильный, такой молодой! — проговорила она.
Он издал животный звук, раздвинул ее ноги и глубоко воткнул свой член, сильно прижав ее к земле. Она ликовала, выгибая свою спину, корчась в экстазе от его монотонных движений. Удерживая его мошонку одной рукой, другой она разорвала его рубашку на спине. Затем вонзила ногти обеих рук в его тело. Он закричал от сильной боли.
Она продолжала корчиться, гнев поднимался в ней. Она стала рычать, а ее конечности невообразимо задергались.
— Ведьма! — пробормотал он. — Я женатый человек.
Ее губы скривились в жуткой ухмылке:
— Женатый? Ну тогда мне надо пометить тебя. — Так, как суровый ревнивый апачи пометил бы свою неверную жену. Не дав ему возможности отпрянуть, она укусила своими острыми зубами его за нос.
Он завопил от боли, и его кровь потекла по ее лицу. Облизывая кровь, она изготовилась к новой атаке.
Он лежал на земле и стонал:
— Ведьма!
— А, теперь ты знаешь, кто я!
Она пробормотала свои заветные колдовские слова, свернувшись в клубок. Затем, высунув голову с торчащими вверх ушами, посмотрела на него.
У джикариллы от ужаса округлились глаза, он встал на ноги и побежал. Его истерика возбудила ее. Она обожала догонять жертву. Она погналась за ним. У него не было никакого шанса удрать от нее. Она как бы играла с ним, затем побежала скорее, чувствуя едкий запах страха, и сбила его с ног.
— Ай, ах!
Он скрючился, закрывая лицо от возможных ударов. На его лице был ужас, так как она подбиралась к его горлу.
Фрэнсис пошла проведать Луизу, даже не подумав переодеться во что-то другое и снять эту пыльную одежду, в которой она ездила на лошади. Фрэнсис беспокоилась за девушку так как Бэлл сказала, что Луиза могла уйти из дома после случившегося накануне.
Однако девушка была дома, слава Богу, и не собиралась убегать в горы со всеми своими пожитками.
Луиза лежала на кровати в своей неубранной мансарде. Везде валялись одежда, книги, одеяла, уздечки, седла.
— Фрэнсис! — вскочила Луиза, как только увидела посетительницу, и улыбнулась. — Что вы здесь делаете? Я так давно вас не видела, я соскучилась по вас.
— Я тоже по тебе соскучилась, — обняла она девушку, подумав, что с Луизой все в порядке, выглядела она прекрасно, как никогда. С трудом верилось в то, что сказала ее мать и что она подумала о дочери.
Затем Луиза обратила внимание на одежду Фрэнсис:
— Вы ездили верхом? — Фрэнсис кивнула головой. Луиза с горечью сказала: — Черт побери. Ведь это я хотела учить вас!
— Я помню, извини. У меня было заключено соглашение с одним человеком — услуга за услугу. — Она не хотела называть имя Чако. — Твоя мама сказала, что у тебя не все благополучно.
— Это она вас сюда послала? — спросила Луиза, и ее радость сменилась враждебностью.
— Я пришла по собственной инициативе. Я беспокоюсь о тебе.
— Я не сделала ничего дурного.
— А я так и не думаю. Ты никогда не была похожа на тех девушек, что сходят с ума по мужчинам. — В отличие от многих учениц в школе мисс Льюиллинн: они предпочитали похихикать, посплетничать о мальчишках, нежели учиться.
— Мама рассказала вам о Юзибио Виларде?
— О том, что вы развлекались с ним в конюшне?
Темные глаза Луизы вспыхнули:
— Мы лишь разговаривали с ним. Ей нечего беспокоиться. Я сломала бы об его голову столб, если бы он захотел дотронуться до меня!
— Тогда почему вы были в конюшне? — Бэлл не вдавалась в подробности, она лишь сказала Фрэнсис то, что ее страшно расстроило, когда она увидела их там. — Все выглядело так, будто вы пытались что-то делать украдкой.
— Ну, конечно же, нам пришлось прятаться, — говорила Луиза, подняв брови. — Мама хотела бы, чтобы я вообще не разговаривала с мужчинами. Она, конечно, боится, что я смогу с кем-нибудь убежать, как сделала это она в свое время, когда ей было лишь тринадцать лет.
— Бэлл убежала с твоим отцом, когда была моложе тебя?
Луиза отрицательно покачала головой.
— Мой отец был ее вторым мужем, — сказала Луиза, освобождая стул для Фрэнсис, для чего сбросила с него одежду. — Присядьте хотя бы, чувствуйте себя как дома. — Девушка опять плюхнулась на кровать. — Первый муж мамы был страшным человеком, он все время избивал ее. Она пыталась убегать, но он все время возвращал ее обратно. В конце концов она сошла с ума.
Фрэнсис удивленно переспросила:
— Бэлл? Душевнобольная?
— Всякий раз, когда она думает об этом сейчас, она опять начинает немного терять рассудок.
Фрэнсис не могла не вспомнить сцены, происшедшей в публичном доме, когда Софи спросила Бэлл, не сумасшедшая ли она. С трудом, но Фрэнсис все же поинтересовалась:
— А что же случилось с первым мужем твоей мамы?
— Его убили. Мама не знает, кто это сделал. Она справила поминки спустя год, но уже не в Техасе.
— Как странно. А где же она была, где она справляла поминки?
— В Луизиане. Но потом она опять вернулась в Техас. До того, как команчи захватили ее в плен, она прожила в Техасе несколько лет. Мой отец Рэд Найф предложил ей выйти за него замуж. Она говорила, что он был намного лучше, чем ее первый муж.
Какую необычную жизнь прожила Бэлл, думала Фрэнсис, наблюдая за Луизой, которая теребила ожерелье, одетое на ней, состоявшее из когтя на кожаном шнурке с кусочками натурального камня и малюсенькими перьями.
— Жаль, что мне не довелось увидеть, как выглядит лагерь индейцев, — сказала Луиза. — Ведь мама была вынуждена там жить, после того как Рэда Найфа убили. Отряд ополченцев — помощников шерифа — выслеживал команчи, воровавших лошадей.
— Лагерь индейцев оставил бы у тебя грустное воспоминание, — заметила Фрэнсис.
— Возможно, у меня все будет лучше в жизни, чем у мамы, — сказала Луиза. — Я не собираюсь делать то, что может омрачить мою жизнь в будущем. Мама всегда волнуется об этом, но совершенно напрасно.
— Ну, ты же понимаешь, почему твоя мама так волнуется, после всего того, что ей пришлось пережить. Она хочет, чтобы у тебя жизнь была совсем другой.
Луиза сжала губы:
— Я никогда не стану работать там, где работает мама… или позволять мужчине бить себя. Я лучше одену брюки и буду носить при себе револьвер, как Келэмити Джейн.
Несколько лет назад Фрэнсис читала в бостонских газетах об этой пользовавшейся дурной славой женщине.
— Не думаю, что тебе следует идти таким путем, — сказала Фрэнсис и подумала: как же должно быть плохо Луизе, что она в качестве образца для подражания выбрала женщину с такой дурной репутацией. — Я надеюсь, ты не позволишь, чтобы жизнь твоей матери послужила тебе образцом неприятия всех мужчин вокруг. Не все же мужчины грубые и дикие. Я верю, что ты сможешь найти такого человека, который действительно будет любить тебя и женится на тебе.
— Я все хорошо знаю, — оборвала ее Луиза. — Я и не говорю, что не люблю мужчин. Но я не хочу замуж, пока не стану постарше. И я не собираюсь с кем-либо переспать и потом забеременеть, поэтому я сначала выйду замуж.
Фрэнсис была удивлена, услышав подобные слова из уст шестнадцатилетней девушки. Даже сейчас сама она не была столь мудрой и рассудительной.
— По крайней мере, ты, кажется, весьма… осведомлена в этих вопросах, — сказала Фрэнсис.
— Я знаю все о том, откуда берутся дети. И я также в курсе, какая разница между тем, чтобы просто пококетничать или спать с мужчиной. — Она посмотрела на Фрэнсис. — С Юзибио я лишь кокетничала. А почему бы и нет? Здесь так скучно. У меня была одна подруга, которая жила на нашей улице, но она вышла замуж. В пятнадцать лет!-Она проговорила это с таким отвращением. — Так чем же мне заниматься? Все уехали.
Луиза имела в виду и Нэйта, с которым она иногда делилась своими личными проблемами. Фрэнсис почувствовала вину, и ей стало грустно, что она совсем не думала о девушке.
— Я могла бы приходить почаще навещать тебя, — сказала Фрэнсис.
— Это было бы прекрасно.
— Ты говорила, что хотела бы ездить на лошадях.
— Я буду ездить на них каждый день. Но мне также хочется с кем-то поговорить, — сказала Луиза, поигрывая со своим необычным ожерельем.
— А что это такое? Коготь?
— Да, коготь медведя. — Девушка наклонилась ближе к Фрэнсис, чтобы та могла лучше рассмотреть. — Это индейский амулет против зла. Он принадлежал моему отцу.
— Как интересно, — говорила Фрэнсис, осматривая амулет и в то же время думая, как бы лучше преподать Луизе нравоучительный урок, — ведь она обещала Бэлл. Фрэнсис уже знала, что скажет, чтобы успокоить Бэлл в отношении Луизы и мужчин. Возможно, Бэлл сможет более лояльно относиться к дочери, если она не станет прятать друзей. — Если тебе так уж скучно, ты могла бы заняться чтением.
— Я прочитала все книги, которые были у меня.
— Тогда ты могла бы кое-что взять у меня.
— Я хотела бы больше быть вне дома. Я хочу возиться с лошадьми и не хочу быть учительницей, как вы.
— Но если у тебя будет образование, тогда у тебя появится возможность найти свое место в жизни.
— Я никогда не уеду из Нью-Мексико. — Лицо Луизы выражало упорство и непримиримость, она посмотрела в окно. — Я люблю эти места.
— Но тебе скучно. А что, если тебе учиться прямо здесь, в Санта-Фе?
Луиза глядела на нее с ужасом:
— С сестрами Лоретто? С монахинями?
— Они, может быть, вовсе и не ужасные, а их жизнь не так уж отличается от жизни учителей в школе мисс Льюиллинн.
— Эта идея принадлежит вам или мама это придумала?
Бэлл поднимала этот вопрос, но Фрэнсис решила, что Луиза будет более сговорчивой, даже если не примет этого сначала, если предложение будет исходить от нее.
— Мы обе обсуждали это. Может быть, ты могла бы подумать над такой возможностью? Не принимай скоропалительного решения, — сказала Фрэнсис.
— Какое-то время я не могу ходить в школу, по крайней мере, пока не оштукатурю стены и не покрашу их. Я должна отдать маме долг.
В конце концов, Луиза не сказала: «Нет». Она старалась показать, что у нее есть обязательство перед матерью и что она подходит к этому вопросу весьма ответственно. Бэлл следовало бы радоваться этому, думала Фрэнсис, улыбаясь.
— Я слышала, ты купила лошадь?
Лицо Луизу засветилось радостью:
— Настоящего красавца. Не хотите посмотреть, пока еще не стемнело?
— Конечно же, хочу.
Девушка повела ее к загороженному пастбищу. Внимание Фрэнсис сразу же привлек длинноногий гнедой, который фыркал и гарцевал. Другие лошади, поменьше, держались вместе и в стороне от него, казалось, что они нервничали.
— Дифайнт! — позвала его Луиза. — Иди сюда, большой малыш. — Он не откликнулся на ее призыв. Луиза посмотрела по сторонам. — Держу пари, что поблизости рыщут койоты. Лошади могут чувствовать их.
— Они нападают на лошадей? — спросила Фрэнсис, тоже неизвестно почему почувствовав нервозность. Может быть, на нее подействовал разговор о предчувствиях и видениях…
— Сильная взрослая лошадь может затоптать любого волка. Однако лучше я пойду и предупрежу сеньору Родригес, чтобы она загнала в курятник кур.
И перед тем как уйти, девушка проводила Фрэнсис до экипажа, который ждал ее у дома. Фрэнсис опять обняла Луизу:
— Дифайнт просто прелесть, поистине красавец и такой изящный.
— Да? Вы так думаете? В следующий раз, когда вы приедете, вы непременно прокатитесь на нем. Фрэнсис засмеялась:
— Я могу лишь надеяться, что буду готова к этому. — Лошадь была уж слишком высокой.
— Вы вскоре приедете ко мне опять!
— Обещаю, что приеду на следующей неделе.
Фрэнсис дала зарок, что обязательно приедет еще раз «обработать» Луизу. К тому же нельзя было сказать, что ей не нравилась компания Луизы. Луиза помахала ей рукой, когда экипаж отъехал. Но одна из лошадей вставала на дыбы и фыркала. Извозчик злился и ругался на лошадь, он натягивал поводья, пока лошади не пошли так, как следовало.
— Волки? — спросила Фрэнсис.
Извозчик повернулся:
— Что, сеньора?
— Нет, ничего.
Экипаж покачивался, когда колеса не попадали в колею. Фрэнсис пристально вглядывалась в эту пустынную землю на окраине города. Несколько звездочек появилось на небе. В перелеске мерцали два малюсеньких огонька. Любопытство Фрэнсис заставило ее более внимательно всмотреться в эти два мерцавших огонька, и вдруг они превратились в два блестящих глаза. Из перелеска вышло большое животное со спутавшимся мехом и огромными челюстями, оно пристально смотрело ей в спину. Фрэнсис оглянулась.
Койот? Волк?
Фрэнсис испуганно произнесла:
— Извозчик, сеньор… посмотрите, что там.
Но не успел извозчик откликнуться, как животное исчезло.
Приехав в «Блю Скай», Фрэнсис все не могла понять, был ли волк на самом деле или это плод ее воображения. Когда извозчик услышал ее истерический вопль и увидел ее широко открытые от страха глаза, он остановил экипаж и огляделся вокруг, но ничего не заметил. Ему показалось более чем странным, что она так закричала.
Из-за повышенного эмоционального напряжения и физической усталости она буквально валилась с ног. Фрэнсис ничего не хотела, как только подняться наверх и рухнуть на кровать. Но сначала она должна была найти Бэлл. Когда клерк у входа сообщил, что мадам занята, она почувствовала облегчение.
— Передайте ей, что ее дочь дома в полной безопасности и в хорошем расположении духа.
— Конечно, я скажу ей, миссис Ганнон.
— И не могли бы вы кого-нибудь попросить приготовить мне горячую воду для ванны? Прямо сейчас.
Затем Фрэнсис поднялась наверх. Она предвкушала, что скоро расслабится в теплой ванне, а потом понежится в своей пуховой кровати. Может быть, она даже сможет отложить разговор с Бэлл до завтра. Открыв дверь своей спальной комнаты, она сняла жакет и плюхнулась в кресло, даже не имея сил стащить с себя ботинки.
И вот тогда она услышала, что из соседней комнаты доносились звуки плескавшейся воды.
— Джуанита? Роза? — позвала она, подумав, что кто-то из девушек уже наполнил ванну и мылся. Фрэнсис с трудом поднялась и пошла посмотреть, кто же это был. Но, увидев, кто находится в ванной, она оцепенела. Это был Чако!
Погруженный в мыльную пену, с мокрыми волосами, зачесанными назад, он даже не смутился при виде ее.
— Это моя ванная!
Он удивленно поднял брови:
— Дверь ванной комнаты выходит в коридор.
— Но ведь эта дверь была закрыта. А другая дверь открывается в мою спальню, — проговорила Фрэнсис, понимая, что он прекрасно знал об этом, ведь он уже был у нее в комнате той ночью, когда ее ударили в челюсть. Она чувствовала некоторое неудобство после того, что случилось сегодня между ними. — Кто вам сказал, что вы можете приходить сюда?
— Никто. Я попросил, чтобы наполнили ванну, и все.
— Ну так вот, вы сейчас же уйдете.
Глаза у него странно заблестели, когда он спросил:
— Что, прямо сейчас и в таком виде?
И, не успев ответить, Фрэнсис увидела, как он тотчас поднялся и по его обнаженному телу стекает вода. Она была ошеломлена, ее глаза, скользнув по его мускулистой и волосатой груди, неумолимо опускались ниже…
Она покраснела и, проглатывая слова, смущенно сказала:
— Я… я не имела в виду, чтобы вы сию минуту выходили… Вы же голый!
— Именно в таком виде я всегда и принимаю ванну.
Она повернулась, вытащила из комода полотенце и швырнула ему:
— Вот, возьмите!
Он все еще продолжал стоять в ванне, вытирая полотенцем лицо и волосы, не стесняясь своей наготы. Что же такое случилось с ним?
— Ох! — произнесла она, видя, как он нехотя вытирался. Она вышла в спальную комнату, продолжая говорить с ним: — Вы прекрасно знали, что я собиралась вечером принимать ванну. Я вам говорила об этом.
— Я думал, вы будете мыться позже, — произнес он из соседней комнаты. — Адольфо сказал мне, что вы поехали домой к Бэлл.
— Все равно, эта ванная — не общественное место.
Он стоял в двери, наполовину обмотавшись полотенцем.
— Вы не присоединитесь ко мне принять ванну, а?
— Присоединиться к вам?
Он предлагал им вместе мыться? Она представила, как она своим мокрым телом скользит по его коже, их ноги переплетаются. Он, наверное, не сомневался, что она доступна для него, особенно после того опрометчивого поцелуя, который она ему позволила.
Она уставилась на него, чувствуя прилив ярости:
— Я поцеловала вас, это правда. Но это вовсе не означает, что вам теперь все разрешается. Как раз наоборот. Вы не можете без дела заходить в мои комнаты, а тем более выставлять себя напоказ голым и на что-то намекать. Потом вы, чего доброго, захотите…— Она не закончила фразу, но посмотрела на кровать.
Он поднял брови и спросил:
— Так чего я захочу?
— Нет, ничего, так, пустяки. Доброй ночи! — И, пройдя вперед, она захлопнула дверь перед его носом и закрыла ее на ключ.
Затем она в одежде и обуви плюхнулась на кровать.
Так как такого, что произошло сейчас, никогда не случалось с ней, все это крайне подействовало на нее. Она напоминала себе, что не хотела бы увлечься Чако, а эту кровать в ее комнате она должна была разделить с Нэйтом.
Однако она с трудом воскрешала в памяти образ Нэйта. Чако затмил все. Она ощутила дрожь. Непрошенная мысль пришла ей в голову, и она расценила это как предупреждение.
Сближение с Чако могло стать опасным не только для ее чувств, но и для ее физического состояния.