Колдунья

Глава 15

Чако чувствовал, что Фрэнсис в панике, но он не мог позволить ей, чтобы она опозорила его перед его дядей. Он посмотрел на нее так, что она поняла — они в безопасности. Только тогда ее побелевшее от страха лицо приобрело естественный цвет.

Он подал ей знак следовать за ним. Вместе с апачи они направились к ближайшему ручью, где могли напоить пони, а затем поесть и поговорить. Чако, Фрэнсис, Джеронимо и еще один воин — его друг Джах— сели на берегу, в тени ивовых деревьев.

— Что занесло тебя так далеко от твоего дома? — спросил Чако, как только они все расселись.

Джеронимо с его людьми были сейчас за сотни миль от резервации в Сан-Карлосе, где похоронены были многие их чирикахуа.

— Видение посетило меня.

— Что же это за видение?

— Женщина-волк. Колдунья.

Посмотрев на Фрэнсис успокаивающим взглядом, хотя она и понятия не имела, о чем они говорят, Чако спросил дядю:

— Ты слышал об оборотне?

— Я чувствую ее присутствие. И она убивает людей. — Старый воин вглядывался в даль, как будто и сейчас видение преследовало его.

— Тех, кого ведьма обрекает на смерть, она выслеживает и калечит, — говорил Джах. — Она убивает, хотя в ее жилах течет кровь апачи.

— Но кто-то должен отомстить этому дьяволу, — сказал Джеронимо. — Очень скоро.

Чако знал, что между различными группами апачи обычно не бывало дружеских взаимоотношений, и он с трудом верил в то, что Джеронимо прискакал сюда, так далеко, чтобы отомстить за джикарилла. А за навахи и испанцев он вообще вряд ли бы стал заступаться.

— Есть еще что-то, что привело тебя сюда.

Джеронимо кивнул, соглашаясь со словами Чако:

— Это ты, сын моей сестры.

При этих словах Чако почувствовал, как мурашки пробежали по телу.

— Ты видел меня в своих видениях?

Дядя опять тяжело кивнул головой.

— Она… убьет меня?

— Этого я не могу сказать. Но что-то явно угрожает тебе. Но ты сильнее, чем думаешь, Чако. Ты такой же, как и я, шаман-знахарь. Ты должен принять этот дар наших предков и использовать его как орудие против сил зла, которые мучают нашу землю.

Хотя долгое время Чако не обращал внимания на свои собственные способности, сейчас он осознал, что наступил именно тот момент, когда необходимо воспользоваться этим даром.

— Так вот зачем ты оказался так далеко от дома, чтобы спасти меня?

— У нас с тобой одна кровь. Ты все, что осталось от Онейды, — сказав это, Джеронимо умолк.

Фрэнсис прошептала:

— О чем он говорит?

— Он говорит, что в своих видениях он видел ведьму, и искал меня, чтобы сказать, что мне грозит опасность.

— Ты веришь в то, что он здесь лишь для этого?

Фрэнсис предположила, что Джеронимо вместе с другими индейцами встал на тропу войны. Чако подтвердил ее сомнения:

— Мой дядя потерял мать, жену и троих детей. Они погибли от рук мексиканских солдат. Думаю, что не только стремление предупредить меня привело его сюда. Он мстит за души погибших родственников и будет делать это по крайней мере еще лет тридцать.

Она осторожно спросила:

— У него такие же видения, как и у тебя? Или, может быть, он видит еще кого-нибудь?

— Что ты имеешь в виду? Кого он может видеть?

— Мне прошлой ночью приснился страшный сон, — призналась Фрэнсис, чувствуя себя неудобно под его пристальным взглядом. — Волк загнал меня в ловушку в каком-то пустынном доме. Когда я схватила волка, он превратился в женщину, затем опять в волка. Но я так и не смогла разглядеть лица. В конце концов ты прогнал оборотня.

Чако не хотелось верить в то, что и Фрэнсис угрожала опасность. В этом была его вина.

— В голове у тебя много всяких страшных мыслей, особенно после всех этих разговоров об оборотне.

— Я тоже так думала… пока я не увидела, что у меня с рукой.

Она показала Чаку руку с синяками и ссадинами.

— А ты не могла сама…

— Нет.

Чако вдруг увидел, как пристально Джеронимо смотрит на Фрэнсис. Он смотрел на нее так, словно пытался оценить ее. Она это тоже заметила. От его взгляда ей стало не по себе, но она старалась не показать этого.

— Я не нравлюсь ему, — прошептала Фрэнсис, глядя в его глаза-обсидианы, устремленные на нее.

— Ты — женщина сына моей сестры, — сказал Джеронимо медленно по-английски. — Хотя я и не люблю бледнолицых, я признаю тебя как члена нашей семьи.

— Спасибо. Это честь для меня, — сказала Фрэнсис.

Джеронимо наклонил голову, затем что-то снял с ремня, где висел револьвер. Это был небольшой мешочек, украшенный бисером. Он подал мешочек Фрэнсис.

Волнуясь, Фрэнсис взяла мешочек и стала его рассматривать:

— Это, наверное, какое-то знахарское средство?

— Этот мешочек защитит тебя и принесет удачу, — сказал ей Джеронимо. А затем, к удивлению Фрэнсис, добавил: — Везде говорят обо мне, что я плохой человек, но нехорошо так говорить. Я ничего не делаю дурного без причины. Один Бог может оценить мои действия, он смотрит на меня и на всех нас. Мы дети одного Бога. Бог слышит меня. И солнце, и мрак, и ветры слышат меня.

Фрэнсис посмотрела на мешочек, который держала в руке, затем на Джеронимо.

— Да, верно, мы дети одного Бога. — Ее глаза засветились радостью, и она произнесла: — Я тоже в это верю. Я принимаю ваш подарок с уважением и всем сердцем.

Она положила мешочек в карман юбки. Чако перешел на диалект чирикахуа и спросил дядю, каковы его дальнейшие планы. Но Джеронимо уклонялся от прямого ответа, видимо делая это умышленно. Он ничего не сказал конкретного, а лишь в общих чертах. Однако Чако не стал его больше расспрашивать.

Затем они поели вместе с дядей и Джахом, и после этого Чако объяснил, что они должны ехать дальше, так как разыскивают одну девушку. Он и Фрэнсис взяли лошадей, но перед тем, как уехать, Чако не мог не сказать Джеронимо:

— Мир меняется, дядя. Старый образ жизни уходит. Ты бы подумал о том, чтобы… смириться с тем, что случилось с тобой.

Голос Джеронимо прозвучал как гром среди ясного неба:

— Я — Джеронимо. И пока бледнолицые не найдут способ остановить меня, я буду свободен как ветер и буду скитаться и бродить по свету. Я не зверь, чтобы меня запирали в клетке на этой сухой негостеприимной земле. Я — апачи.

На прощание, перед тем как взобраться на лошадь, Чако обнялся со своим дядей.

Молчаливый Джах сказал:

— Видение подсказало мне, что тысячи солдат в голубом посланы разбить нас, несмотря на наше сопротивление. Возможно, правительство бледнолицых всех нас перебьет. Их силы превосходят наши и вооружением, и числом. Голубые мундиры уничтожат нас.

Чако посмотрел вниз на дядю и увидел мрачное выражение его лица.

— Я надеюсь, что это видение не сбудется.

— Даже если у нас не хватит сил, чтобы победить, — говорил Джеронимо, — используя сноровку, я помотаю бледнолицых и продержусь некоторое время.

— Тогда постарайся продержаться подольше, — сказал Чако, и с этими словами он поехал. Фрэнсис последовала за ним.

Между индейцами и властями всегда будет война и всегда будут жертвы. Чако ничего не мог сделать, чтобы остановить это кровопролитие. Он не мог спасти все племя. Но мог найти одну испугавшуюся девушку, которая не сделала ничего плохого, а лишь родилась среди тех, кто не пользуется уважением белого населения. И он понимал, что истинный убийца будет наказан за его злодеяния.

Фрэнсис боролась со своей усталостью и все думала, как долго человек привыкает свободно ездить на лошади целый день. Казалось, что у Чако совсем не было той усталости, что испытывала Фрэнсис. На протяжении всего пути он неотступно шел по следу Луизы, иногда останавливался, чтобы отдохнуть, но не надолго. Сейчас они отдыхали. Прошло несколько часов, как они покинули Джеронимо и его воинов.

Чако внимательно осмотрел следы, а затем сказал:

— Думаю, что мы потеряли след Луизы и ее компаньона.

— Почему?

— Потому что в одном и том же месте следы делают петлю. Плохо, что солнце дольше не продержится. Скоро нам надо будет устроить стоянку.

Они остановятся на ночлег. Она знала, что может произойти между ними, но молила Бога, чтобы этого не случилось. Они продолжали ехать, пока над пустыней не спустились сумерки. Ей становилось жутковато при мысли, что придется спать на холодной земле, что что-то будет ползать по ней и она может стать добычей гремучей змеи.

Единственное, что успокаивало ее, это близость Чако. Она не хотела сейчас думать, что произойдет… если только они вообще попытаются наладить свои отношения. Она, конечно, не могла простить ему убийство, как бы он к этому ни относился, но, кажется, он никогда не избавится от этого порока.

Когда они привязывали лошадей, Фрэнсис спросила:

— А что, Джеронимо и его люди направились на юг?

— Он не сказал.

— Ты не спрашивал?

— Я спросил, но он уклонился от ответа.

— Ты думаешь, он что-то скрыл от тебя?

— Его уклончивость спасает его, поэтому он все еще жив, — сказал Чако. — Я думаю, что он станет сам искать ведьму.

Фрэнсис снимала седло, от усталости она чуть было не уронила его себе на ноги, тяжеленное кожаное седло упало на землю. Затем страшная мысль пришла ей в голову:

— А что, если шаман думает, что это… Луиза?

Чако отрицательно покачал головой, поднял ее седло, затем стал разводить огонь.

— Когда Джеронимо встретит ведьму, он сразу поймет, что это она. Он не причинит Луизе вреда, ведь тебе же он ничего не сделал.

— Это потому, что он считает меня твоей женщиной.

— А это не так?

Напрасно Фрэнсис подумала, что за провокационным вопросом последует нечто большее. Он сразу же отвернулся и продолжал заниматься костром.

А была ли она действительно его женщиной? Хотела ли она быть ею? Да. Но возможны ли между ними близкие отношения при различиях в их темпераментах, во взглядах?

Она сунула руку в карман и достала оттуда мешочек, подаренный ей Джеронимо. Человек, у которого бывают видения, который может заглянуть в будущее, который умеет колдовать и ворожить, принял ее как члена своей семьи. Она почувствовала силу и гордость старого воина, так непохожего на Чако. Воины участвуют в смертельных схватках и иногда лишают людей жизни, особенно здесь, на Западе.

Только она не думала, что сможет когда-нибудь с этим примириться.

Укутываясь в одеяло и собираясь спать, она сказала:

— Чако… хочу спросить о Мартинесе.

Он сразу же напрягся:

— Что именно?

— Что же все-таки случилось на самом деле?

Он оглянулся через плечо:

— Кто-то нанял его убить меня. Я убил его первым.

— Он сказал тебе об этом?

— На словах нет, но его действия говорили об этом.

— А что, если ты ошибаешься?

— Нет, я не ошибаюсь.

— А ты вообще когда-нибудь ошибаешься?

Он посмотрел на нее и сказал:

— А ты?

Их разговор явно зашел в тупик.

Кругом уже было совсем темно, и только маленький язычок пламени словно пытался достать чернильное небо. В середине костра подогревалась кастрюля с едой.

— Убийство Мартинеса сильно подействовало на меня, Фрэнки, — сказал он, сидя на своей сооруженной кровати, затем лег и вытянулся. — Я даже не представлял, что мне так омерзителен запах смерти.

Ее сердце сильно забилось от близости Чако, его нежный голос произносил слова сожаления, которые тронули ее до глубины души.

— Так, значит, больше ты этого никогда не сделаешь?

— Было бы глупо это обещать. Человек не может знать, с чем ему придется столкнуться в жизни, даже тот, кто иногда видит будущее.

Она была разочарована, он не хотел давать ей твердого обещания:

— Я просто не могу понять, как один человек может убить другого.

— Так было и будет.

— Неужели нельзя решать вопросы цивилизованным путем. На востоке люди так не охотятся друг за другом.

— Ты в этом уверена? — Он снял кастрюлю с огня. — Может быть, они просто на людях не убивают друг друга. — Он разложил еду на две металлические тарелки.

— На востоке убийц арестовывают и судят.

— И вешают? Тогда там я бы оказался в руках палача, даже если бы я убил защищаясь.

— Я бы не хотела этого увидеть. Я вообще не хочу смотреть, как гибнут люди.

— А я бы и не хотел никого убивать, если бы не был вынужден это делать.

Они ели молча, хотя у Фрэнсис не выходил из головы их разговор. Она думала о Чако. Была ли она в состоянии принять его таким, какой он есть, ведь она любила его. Несмотря на его некоторую грубость, неукротимый нрав, у него было доброе сердце и, что самое главное, — совесть.

Наверное, ей следовало на многие вещи смотреть иначе и не быть такой строгой. Она хотела верить, что он постарается в дальнейшем избегать кровопролития, если это будет возможно.

Разве только этого ей хотелось?

Закончив есть, они убрали все за собой и были настолько близко друг от друга, что желание полной близости ощущали и он и она. Затем они сидели почти что рядом, Фрэнсис немного вздрагивала.

— Холодно? — спросил Чако.

Воздух был холодным, но все ее тело горело от страстного желания. Она сказала:

— Да, немного холодно.

Набрасывая одеяло ей на плечи, он рукой задел ее грудь.

— Сейчас теплее?

Фрэнсис кивнула. На фоне огня она отчетливо видела его лицо, и от желания внутри разлилось тепло, дыхание замедлилось. Его силуэт все ближе наклонялся к ней, вызывая у нее еще более страстное чувство. Она не двигалась и ждала. Он медленно приблизил свои губы к ее губам… Почувствовав его язык, она издала тихий стон. Все противоречия между ними были сразу же забыты. Фрэнсис чувствовала себя любящей женщиной, страстно желавшей его, и ни о чем другом она не хотела думать.

Она дотронулась до него сначала робко, а потом совершенно свободно, наслаждаясь его поцелуем. Она хотела ощутить его теплую кожу и ладонью прикоснулась к его животу. Он поймал ее руку и силой отвел ее вниз, пока она не коснулась его уже напряженного члена.

Чако застонал и пробормотал:

— Ах, Фрэнки, что ты делаешь со мной…

Затем он начал целовать ее в шею, отчего у нее по спине побежали мурашки. Она стала расстегивать его брюки, а он — ее юбку. В этом деле он был более искусным и быстро стянул с нее юбку. Она осталась в туфлях. Когда она сняла с него брюки, он лег и потянул ее на себя, что немного озадачило Фрэнсис, не привыкшую к такой позе. Одной рукой он провел по ее животу. Затем пробрался через жилет, блузку и лифчик к соску и стал ласкать грудь, пока соски не превратились в маленькие камешки.

Другой рукой он медленно стал возбуждать ее самое чувствительное место, отчего оно сделалось влажным. Он ласкал ее половые органы, и от удовольствия она глубоко дышала, всасывая холодный ночной воздух. Потом она сидела на нем, словно на гнедом, но это не имело ничего общего с ощущениями при верховой езде. При приближении к вершине блаженства ласки Чако становились более интенсивными. Она тяжело дышала и, ощутив оргазм, издала пронзительный крик блаженства. Чако тоже подходил к кульминации. Он взял ее руками за талию, посадил так, что его член полностью вошел в нее. Затем он перевернул ее, положил на землю и лег на нее, их тела переплелись. От его тяжести она задыхалась, но чувство удовлетворения было сильнее этого. Она лежала, уткнувшись носом в прядки его спутавшихся волос. Он целовал ее лицо, удовлетворенный слиянием с ней, и наконец наступил его оргазм.

Спустя несколько мгновений, когда Фрэнсис немного успокоилась, она вдруг засмеялась. Ее смех был встречен ворчливым вопросом Чако:

— А что такого смешного?

— Я смеюсь над нашим видом: посмотри — из всей одежды на нас с тобой только обувь.

— Это легко исправить.

Через несколько мгновений они были совершенно раздетыми. Они легли вместе на сооруженную постель, прижавшись друг к другу.

Крепко обнимая ее, он спросил:

— Ты еще собираешься вернуться на Восток?

Фрэнсис вспомнила о своем намерении уехать, как только у нее будет достаточно денег… но это ведь было до того, как чувство к Чако овладело ею.

— Я говорила так, не зная, что со мной произойдет, — тихо ответила она, целуя его в шею.

— А как же учительство?

— Должна сказать, что эта карьера закончилась для меня. — И не только потому, что у нее не было необходимых рекомендаций. Теперь она уже не могла бы мириться со сплошными запретами и ограничениями. Теперь она уже никогда не откажется от чувства свободы, которое она испытала здесь, на Западе.

— Но ты ведь скучаешь по цивилизации?

— Иногда.

Особенно после вооруженных стычек, когда приходится видеть, как просто здесь убить человека. Однако эту мысль она не собиралась высказывать вслух, по крайней мере сейчас, когда между ними была полная гармония.

— А что ты, Чако, думаешь делать?

— Вчера Дон Армандо сделал мне еще одно предложение, — сказал он, нежно проводя рукой по ее спине.

— Что же он предлагает?

— Землю. Он мог бы предоставить мне несколько сот акров земли под пастбище, это примерно час езды от Санта-Фе. Там есть вода, небольшая хижина.

— И что же он хочет взамен?

— Он хочет, чтобы я жил там, либо держа свой скот, либо работая на него. За мной выбор. И я должен согласиться бывать у него, чтобы мы лучше узнали друг друга.

— Разве это так плохо?

— Моя мать…

— Возможно, тоже хотела бы этого для тебя.

— Он не может купить меня и заставить быть его сыном против моей воли.

— Вот и не позволяй ему сделать это. Просто предоставь ему шанс.

— Так, значит, ты думаешь, что я должен принять его предложние, отказаться от работы в «Блю Скай» и стать владельцем ранчо?

Он продолжал проводить рукой по ее спине, но сейчас в его движении больше ощущалось напряжение, чем чувственность.

— Я думаю, для тебя важнее помириться со своим прошлым, нежели работать в казино. — Фрэнсис очень хотела, чтобы хоть что-то заставило ее отца терпимей относится к ней. Она надеялась, что, может быть, и он хочет, чтобы исчезла трещина в их отношениях. Конечно, Фрэнсис было трудно отказаться видеть Чако каждый день, но и эгоисткой она не могла быть. — Да, я думаю, что лучше для тебя принять это предложение. Ты это сделаешь для себя, а не для него.

Фрэнсис обвила его ногой и уткнулась ему в шею. Чако ответил на ее нежность так, как будто он долгое время был без женщины. Если скоро им суждено разлучиться, то сейчас они хотели использовать каждую отведенную им минуту. Фрэнсис считала, что между мужчиной и женщиной всегда возникают проблемы. В их отношениях также было много больных мест, может, даже слишком много. Но эти проблемы не шли ни в какое сравнение с тем злом, какое им могла причинить ведьма.

На рассвете они опять отправились искать Луизу. После ночи любви Фрэнсис надеялась расслабиться. Однако ей опять приснился кошмарный сон. Казалось, стоит ей лишь подумать об оборотне, как тут же появляется его дьявольский дух.

Начавшийся день был холодным и серым, что не типично для Нью-Мексико, где обычно тепло и ясное небо.

Фрэнсис боялась, как бы плохая погода не была предвестником беды.

Но вскоре Чако развеял ее дурные предчувствия. Изучая следы лошади Луизы, он сказал:

— Я думаю, мы уже близки, чтобы поймать беглянку.

— Почему ты так думаешь?

— Они направились прямо в ущелье.

— Ты уверен?

— Я знаю эту местность достаточно хорошо.

— Тогда мы вернемся в Санта-Фе перед наступлением темноты.

— Будем надеяться.

Ущелье оказалось намного больше, чем Фрэнсис предполагала. Она подумала, что вряд ли сама выбралась бы отсюда.

— Луиза, — позвала она ее. — Это Фрэнсис.

Ее слова рикошетом отлетели от возвышавшихся над ущельем склонов гор. Но никаких признаков чьего-то пребывания не было.

— Ты уверен, что они не могли выйти отсюда? — спросила она Чако.

— Тогда были бы следы. Но ни одного свежего следа, который бы говорил, что кто-то выходил отсюда, — заверил он се. — Они наверняка где-то здесь.

Они ехали по ущелью, и Фрэнсис заметила, что над ними, высоко в скалах, находилось нечто похожее на вход в пещеру.

— Что там, пещера?

— Это брошенные жилища людей, — пояснил Чако.

Фрэнсис напряженно вглядывалась в эти пещеры и заметила, что для подхода к ним были высечены специальные ступеньки-опоры.

— Если Луиза и ее спутник прячутся в одной из них, — говорила Фрэнсис, — где же они тогда оставили своих лошадей?

Раздавшееся ржание было ответом на се вопрос.

— Вон там они прячут их, — подтвердил Чако, показав на можжевельник, росший у основания скалы, и вскоре они увидели там какое-то движение.

— Луиза! — закричала Фрэнсис, направляя лошадь вперед.

И не успели они подъехать к привязанным лошадям, как эхом пронеслось:

— Фрэнсис! — И наверху у входа в пещеру появилась Луиза. — Это вы!

Девушка стала спускаться вниз по скале. Сердце Фрэнсис сильно билось, она боялась, что Луиза может сделать неверный шаг, и тогда страх Бэлл потерять дочь мог бы превратиться в реальность. Фрэнсис слезла с лошади. Перед тем как Луиза бросилась в объятия Фрэнсис, она заметила, что у входа в пещеру стоял человек в голубом мундире.

— С тобой все в порядке? — спросила она девушку, одежда которой была небрежной, а волосы — взъерошены.

— Я так рада видеть вас. Я такая глупая.

Продолжая прижимать Луизу, Фрэнсис с укором посмотрела на спустившегося вслед за Луизой молодого офицера. Он стоял на расстоянии, и чувствовалось, что ему неловко перед ними.

— Бэлл ужасно волнуется за тебя, Луиза.

— А я думала, мама была бы рада избавиться от меня.

— Твоя мама любит тебя. Жизнь для нее закончится, если она тебя потеряет, — сказала Фрэнсис, а затем, посмотрев на молодого офицера и помня, что Луиза клялась, что никогда не убежит с мужчиной, как это сделала в свое время ее мать, спросила:

— Ведь не из-за этого молодого человека ты убежала, не так ли?

Отрицательно качая головой, Луиза высвободилась из объятий Фрэнсис, стараясь не смотреть на молодого офицера с белокурыми волосами, который стоял навытяжку.

— Лейтенант кавалерии Сэмюэл Стронг к вашим услугам, мадам.

— Он думал, что заставит меня вернуться домой, — сказала Луиза. — Вместо этого мы заблудились.

— Я все равно нашел бы дорогу назад, — оправдывался он. Молодой офицер не двигался. Его глаза светились, он пожирал ими Луизу, и Фрэнсис был хорошо знаком этот мужской взгляд.

Фрэнсис не знала, то ли благодарить его за то, что он защищал Луизу все это время… то ли попросить Чако хорошенько отхлестать его. Между Луизой и этим молодым человеком что-то явно произошло.

— Ты поедешь с нами в Санта-Фе, Луиза, — сказал Чако.

— Я не могу вернуться в город.

— Шестнадцатилетняя девушка не должна бродить одна, — сказала Фрэнсис, пристально глядя на лейтенанта. Было очевидно, что возраст Луизы удивил его.

— В городе думают, что это я убила тех мужчин, — говорила Луиза. — Если я вернусь, они повесят меня.

— Никто не посмеет повесить тебя, — пообещал Чако. — Я непременно найду настоящую убийцу.

— А пока я попрошу, чтобы Адольфо охранял тебя, — добавила Фрэнсис. — Как только они увидят его ножи, они не посмеют даже приблизиться к тебе.

Когда в знак согласия Луиза кивнула головой, Фрэнсис почувствовала истинное облегчение.

Оседлав своих лошадей, они направились домой. Первым ехал Чако, затем Луиза рядом с Фрэнсис, а Сэм завершал шествие.

Несколько раз они останавливались, чтобы поесть и дать отдохнуть лошадям. На протяжении всей дороги в Санта-Фе Луиза старалась не смотреть на лейтенанта, она явно избегала его. Фрэнсис присматривалась к девушке: интересно, насколько близки они были с молодым офицером? К стыду Луизы, она поступила вопреки всему тому, что говорила Фрэнсис о своем отношении к мужчинам. Оказавшись в объятиях Сэма, она забыла все свои высокомерные слова, все благие намерения — она просто потеряла голову. И теперь он, наверное, думает, что она такая же, как ее мать и «девицы» из притона. Она не могла этого вынести. Она также беспокоилась, какова будет реакция матери, когда та узнает, что произошло.

Слава Богу, вернувшись на закате в Санта-Фе, в «Блю Скай», она поняла: главное для матери — видеть ее живой и здоровой.

— Никогда больше не пугай меня так, малыш, — причитала Бэлл, прижимая Луизу к себе.

Вряд ли теперь Луиза чувствовала себя ребенком, однако она ответила:

— Я больше не буду, мама. Обещаю тебе.

— Не знаю, как вас, Фрэнки и Чако, благодарить.

Девушки из «Блю Скай» высыпали на площадку перед зданием, бурно обсуждая случившееся. Мать и дочь стояли обнявшись и рыдали, уткнувшись друг другу в плечо.

Чако отвел лошадей на конюшню. Луиза украдкой поглядывала на Сэма, желая, чтобы он хоть как-то подбодрил ее.

Но он молча стоял позади лошади, наблюдая за происходящим, как будто ждал, что она сделает первый шаг навстречу ему. Наконец, лейтенант Сэмюэл Стронг направился в форт Марси, ни разу не оглянувшись.