Глава 6


Бабушкино кольцо с топазом лежало в моей ладони, как оживший упрёк.


Тёплое золото отдавало холодом, будто уже знало, что я его предам. Оно напоминало мне о тех вечерах в детстве, когда бабушка сидела со мной на кухне, закутанная в уютный плед, и рассказывала, как это кольцо досталось ей от деда.

"Он сам выбирал его для меня," – говорила она, её голос был тёплым, как чай с мёдом. "Символ любви и уважения. Оно пережило годы, Вера, и должно остаться с тобой. Как память. Как часть нашей семьи."

Теперь это кольцо стало последним шансом выжить.

Я стояла перед дверью ломбарда. Старое здание с облупившейся краской, витрина, где под слоем пыли и жёлтого света лежали чужие сданные жизни. Я не сразу зашла. Ладони вспотели, я машинально вытирала их о куртку, но это не помогало.

Внутри ломбарда было душно, как в давящей клетке. Воздух застрял где-то у потолка и не спускался вниз. Пространство казалось слишком тесным, как будто стены сдвигались, подбираясь всё ближе.

Я подошла к прилавку. Мужчина за ним был вялым, равнодушным, с лицом, словно из камня. Мне пришлось заставить себя положить кольцо и серьги на витрину.

Мой голос дрожал.

– Сколько вы дадите за это? – я надеялась, что звучала уверенно, но это было далеко от правды.

Он даже не взглянул на меня. Его пальцы лениво поддели кольцо, он крутанул его в руках, как будто это была мелочь, выпавшая из чьего-то кармана. Потом посмотрел на серьги. Всё так, без интереса, как будто перед ним не было ничего значимого.

– Десять тысяч.

Я замерла. На несколько секунд мне показалось, что я просто не расслышала.

– Что?

– Десять тысяч, – повторил он, не меняя выражения лица.

Это было как плевок в лицо. Резкий, унизительный, обжигающий.

– Это золото! – я резко выпрямилась, словно пыталась снова обрести себя. – Натуральный топаз!

Мой голос стал громче, отчаяннее. Я смотрела на него, надеясь, что он поднимет глаза и увидит. Увидит не просто металл, не просто камень. Увидит всю эту боль, всю мою борьбу, всю бессмысленность моего положения.

– Вы вообще видите, что это стоит? – я почти кричала. – Это… это семейная реликвия!

Он пожал плечами. Мелкое, безразличное движение, словно сказал: "Твои проблемы."

– Больше не дам, – произнёс он лениво. Разговор был окончен.

Я стояла на месте, вцепившись пальцами в край прилавка.

Злость и отчаяние поднимались внутри меня волнами.

Я хотела забрать кольцо и уйти. Я хотела сказать ему, что он никогда не поймёт, что оно значит для меня. Что он просто очередной бессердечный человек, который видит только ценник.

Но я не могла. Я просто не могла.

Мои пальцы дрожали, когда я взяла эти грязные, мятые купюры. Это было меньше, чем нужно, но больше, чем у меня было до этого.

Когда я вышла из ломбарда, холодный ветер ударил мне в лицо. Он был резким, колючим, как пощёчина. Я вздрогнула, но от этого не стало легче.

Слёзы подступили мгновенно. Горячие, солёные, тяжёлые. Я пыталась их сдержать. Закрывала глаза, вдыхала глубже, но это было бессмысленно. Всё внутри меня кричало, как будто весь мир обвинял меня.

"Как ты могла? Как могла продать то, что принадлежало бабушке? Это ведь всё, что осталось от неё!"

Моя голова кипела от этих мыслей, они стучали в висках, словно я была окружена целым хором, который повторял одно и то же, всё громче и громче.

Я сжимала в руке мятые купюры. Они не казались настоящими. Это были просто бумажки, которые ничего не стоили для меня, хотя должны были стать спасением. Но сейчас они жгли мне ладонь, как проклятие.

Я шла по улице, стараясь смотреть вперёд, но слёзы катились по щекам, как маленькие ручейки, которые я не могла остановить. Я вытирала их тыльной стороной ладони, но они текли и текли, как будто мои глаза больше не подчинялись мне.

Люди вокруг проходили мимо. Они смотрели на меня, но я не замечала их. Я не слышала их разговоров, их шагов, их смеха. Всё это было где-то далеко.

И тогда я снова почувствовала это.

Этот взгляд.

Тяжёлый, ледяной, как стальной крюк, который впивается тебе в спину и тянет. Я не видела его, но знала, что он там. Этот человек… он был здесь.

Я обернулась.

Он шёл за мной.

Медленно. Спокойно. Без спешки. Как будто у него было всё время мира.

Мой пульс начал ускоряться. Сердце билось так громко, что я почти слышала его в ушах. Оно колотилось, как молот, пытаясь пробиться наружу.

Я ускорила шаг. Всё быстрее. Ещё быстрее.

Мои ноги дрожали, будто подкашивались под весом невидимой угрозы. Каждая мышца кричала, чтобы я бежала, чтобы я спасалась, но это был не бег. Это был какой-то беспомощный марш, в котором я только притворялась, что контролирую ситуацию.

И тут я увидела его снова.

Я случайно взглянула на витрину магазина. Мои глаза уловили его силуэт.

Он был настолько чётким, что мне показалось, я могла протянуть руку и коснуться его. Его капюшон, его массивная фигура, его уверенность, которая была во всём – в том, как он двигался, в том, как он смотрел.

Я не могла дышать. Воздух был слишком густым, как будто я пыталась вдохнуть через воду.

Я заскочила в дорогой бутик. Просто чтобы спрятаться. Просто чтобы хоть немного прийти в себя.

Я спряталась за стойкой с одеждой, пытаясь унять дрожь в руках. Сердце билось так громко, что казалось, его слышали все вокруг.

Я знала, что он там. Он не ушёл. Он ждал.

Грудь сдавливало, словно кто-то поставил на неё камень. Две продавщицы стояли у кассы, переговариваясь. Их взгляды, острые, как лезвия, сразу нашли меня. Они посмотрели так, будто я была грязной тряпкой, случайно занесённой ветром с улицы. Их лица исказились лёгким, почти ленивым выражением отвращения.

– Девушка, тут нельзя стоять просто так, – произнесла одна из них. Её голос был ровным, но в нём звенел тот тип осуждения, который бьёт больнее слов.

Я попыталась что-то сказать. Слова застряли где-то в горле, как кость, которую невозможно ни проглотить, ни выплюнуть.

– Вы уходите или как? – добавила вторая, не менее холодно, но уже с оттенком нетерпения.

Я посмотрела на них, всё ещё пытаясь заговорить. Хотела объяснить. Хотела просто попросить разрешения постоять. Хотя бы минуту. Но по их лицам я уже всё поняла.

Для них я была лишней. Для них я не имела права быть здесь. Нищебродка…

Сердце кольнуло от унижения. Губы дрогнули, но я не стала больше ничего говорить. Я просто развернулась и вышла, чувствуя их взгляды на своей спине.

На улице кружился первый снег.

Маленькие белые хлопья падали мне на лицо, обжигали кожу своим ледяным прикосновением, а потом таяли, оставляя холодные капли. Это должно было быть красиво. Этот снег должен был быть началом чего-то нового. Чего-то чистого, светлого.

Но для меня он стал чем-то пугающим.

Казалось, что этот снег был сигналом. Сигналом того, что я теряю всё. Что я больше не могу укрыться ни от кого, ни от чего. Что этот мир становится для меня всё более чужим.

Я подняла глаза.

И снова увидела его.

Через дорогу. Тот же взгляд. Тот же силуэт. Неподвижный. Ожидающий.

Снег кружил вокруг него, ложился на капюшон и плечи, но он не двигался. Даже это белое безмолвие не могло сделать его менее пугающим.

Его взгляд впился в меня. Глубокий, тяжёлый, будто он не просто смотрел, а стягивал с меня все слои защиты.

Мир вокруг стал тише. Звук снега, шаги прохожих – всё растворилось. Остались только мы. Я и он.

Ожидание. Преследование. Холод, который пробирался внутрь меня, сильнее любого зимнего ветра.

Я вдруг почувствовала злость. Остатки моей гордости вспыхнули где-то глубоко внутри, как тлеющий уголёк, который я уже давно считала погасшим.

Этот уголёк начал разгораться. Сначала тихо, а потом с жаром, обжигая мне грудь. Злость смешалась с отчаянием, с бессилием, с болью. Я не могла больше бежать. Я не могла больше молчать.

Я шагнула прямо к нему.

Его фигура, массивная и неподвижная, была словно вырезана из ночи. Вокруг кружился снег, ложился на плечи его чёрной куртки, но он не шевелился. Он был как камень, как статуя, как неизменная точка в этом дрожащем мире.

– Не преследуйте меня! – выпалила я, подойдя ближе. Мой голос дрожал, как натянутая струна, готовая лопнуть. – Вот деньги!

Я вытащила из кармана мятые купюры и практически бросила их ему. Они выглядели жалко в моих руках.

– Это не всё… Тут третья часть. Я найду ещё. Просто перестаньте ходить за мной!

Он не взял деньги.

Он даже не посмотрел на них.

Его глаза – тёмные, тяжёлые, как грозовые облака – смотрели только на меня.

Этот взгляд не был злым. Не был яростным. Он был равнодушным и сильным одновременно. Лицо грубое, как будто высеченное из камня. С характерными чертами. Густые черные брови, черные глаза…большие как две бездны, нос с горбинкой и суровый рот спрятанный под черными усами и бородой…Страшный тип…Очень страшный.

Не перестану, – произнёс он. Акцент совсем легкий. Он практически идеально говорит на русском языке.

Его голос был низким, ровным, но каждая буква впивалась в меня, как осколок.

Почему?! – мой голос сорвался почти в истерику. Это был крик, пропитанный всем, что накопилось внутри меня: страхом, усталостью, злобой, которую я пыталась подавить.

Он чуть наклонил голову. Его губы тронула едва заметная усмешка, такая, от которой внутри всё похолодело.

Я так хочу.

Эти три слова. Они были как удар. Не кулаком. Нет. Это был удар невидимой силы, от которого ты не можешь уклониться, от которого тебя сносит с ног. Прямо под ребра.

Он не объяснял.

Ему не нужно было объяснять.

Он просто решил. И этого было достаточно.

Я стояла перед ним, дрожа от холода, от злости, от бессилия. Снег ложился мне на волосы, таял на щеках, смешивался со слезами, которые я не могла больше сдерживать.

А он просто смотрел. Его взгляд был тяжёлым, как груз, который я уже не могла нести. Я знала: он не отступит.

Я развернулась и побежала. Ноги едва слушались, будто с каждым шагом становились тяжелее, как будто в каждую пятку вбили по железному грузу. В груди горело от слишком быстрого дыхания, воздух резал лёгкие, как осколки льда. Но я не могла остановиться.

Я увидела автобус. Он стал моей единственной надеждой, моим единственным спасением в этот момент. Я буквально прыгнула в открывшуюся дверь, хватаясь за поручень так, словно он мог вытащить меня из этой тёмной бездны, в которую я падала.


Секунды растянулись. Двери захлопнулись с мягким шипением, и автобус тронулся. Я забралась на ближайшее свободное место и уставилась в окно.

Мои руки всё ещё дрожали, пальцы сжимали край сиденья, как будто я могла выжать из него хоть немного спокойствия. Но его не было.

Я посмотрела в окно, и он всё ещё был там.

Стоял на остановке, неподвижный, с таким же равнодушным, ледяным взглядом. Я уже начинала думать, что всё позади, что он останется на той остановке, в тени фонаря, под кружевом падающего снега.

Но потом я увидела, как он направился к машине.

Чёрный джип с тонированными окнами стоял чуть в стороне. Большой, громоздкий, словно сама машина была продолжением его фигуры. Он сел внутрь, и свет фар вспыхнул, как предупреждение.

Автобус тронулся быстрее, и я увидела, как джип тоже начал движение.

Он ехал за автобусом. Не спеша, не торопясь. Просто ехал. Я смотрела, как его машина двигалась в том же направлении, что и автобус. Моё дыхание стало рваным, как будто кто-то сжал мои лёгкие ледяной хваткой.

Он не оставит меня. Он не остановится.

Вокруг были люди. Целый автобус людей. За окном мелькал город – фонари, магазины, прохожие. Но никто из них не мог защитить меня. Никто не мог спасти меня от его взгляда, от его уверенности, что я принадлежу ему, что он может следовать за мной сколько угодно.

Теперь я знала это наверняка.

Загрузка...