1

Наконец я понял, что не могу платить за жилье и покупать еду, занимаясь писательством, так что мне пришлось податься в преподаватели. Хотя не такое уж это гиблое дело — тем более что работать я собирался в том же университете, что и мой тогдашний учитель Гордон Де Марко. Я позвонил ему несколькими месяцами раньше и сказал (почти с отчаянием): «Мне нужны деньги».

— Есть вакансия, — ответил он, — а я сижу в комиссии по собеседованиям. Считай, ты принят.

Одного его влияния было недостаточно, как и всегда. Несмотря на звание доктора филологии в литературе постмодернизма (Кувер, Остер, Де Лилло), пару дюжин эссе, опубликованных мной в нескольких скучных, но престижных академических журналах, один роман и сборник рассказов, меня все же приглашали в Новый Орлеан на два интервью, а мои публикации, изученные вдоль и поперек, вызывали множество вопросов.

Теперь у меня появилась работа, и я уехал из Сан-Франциско, где жил до сих пор. Мне просто жизненно необходимо было сняться с места. Мне было тридцать восемь лет, за плечами — второй развод и никаких детей.

На юге я никогда подолгу не бывал, так что это был мой шанс. Я частенько мечтал о том, как напишу Великий Роман о жизни Юга; поскольку я — полукровка, можно считать, что у меня был свой интерес в этом деле. И наконец, меня приводила в приятное возбуждение мысль о великолепии литературного и исторического «контекста» города.

Я вел дурацкие курсы — композиция текста для первокурсников и литература периода после второй мировой (Воннегут, Майлер, Керуак). Мой кабинет больше смахивал на чулан.

На вечеринке, устроенной в честь одного прибывшего к нам с визитом писателя, чьи книги вызывали неистребимую скуку, Гордон Де Марко подошел ко мне с пивом в одной руке и коктейлем — в другой. Его седые волосы были всклокочены, очки съехали на кончик носа.

— Ну что, Алекс, — сказал он. — Ты еще не продегустировал наших местных барышень, а?

— Что-что?

— Молодняк, — рассмеялся он. — Старшекурсницы подрастеряли весь свой пыл. Я говорю о… новеньких, первокурсницах. — По происхождению он был калифорнийцем, но, прожив восемь лет в Новом Орлеане, обрел легкий южный акцент.

— Нет, — ответил я.

Разумеется, я обращал внимание на молодых женщин, живущих в кампусе. Да и как этого не делать? Эти мини-юбки, ножки, груди, лица, глаза, макияж, запах, когда они находились в моем классе или приходили ко мне в кабинет за консультацией…

Себе же, однако, я продолжал твердить: они слишком молоды для меня.

— Это же еще девочки, — сказал я Гордону.

Он расхохотался, отпил глоток и заявил:

— Да, молоденькие, но тут уж все по закону, они взрослые, и очень многие… — он встряхнул своей седой гривой. — Ну что ж, — добавил он, — тебе еще учиться и учиться, и сдается, что мнé придется заняться твоим образованием.

2

Через пару дней Гордон Де Марко позвонил мне в кабинет из своего офиса и спросил, не занят ли я чем-нибудь важным. Я не относил пролистывание литературных журнальчиков к важным делам, так что ответил, что не занят.

— Тогда приходи, — сказал он. — Я кое-что хочу тебе показать.

Возможно, как мне сейчас кажется, ему следовало сказать «кое-кого». Гордон сидел за большим металлическим столом — его кабинет был как минимум втрое больше моего и почти весь забит книжными шкафами. На лице профессора играла озорная улыбочка. Он приветственно взмахнул рукой и проговорил:

— Подойди-ка и взгляни.

Должен сказать, что меня поразило то, что я увидел, но я вовсе не удивился, учитывая выдающуюся личность Гордона и его несомненный артистический талант.

Профессор сидел со спущенными штанами, а между его ног примостилась девушка. Ее лицо было прижато к его паху, розовый член Гордона появлялся и исчезал в ее рту, производя весьма сексуальные влажные звуки.

На девушке было коротенькое синее платье, задравшееся на бедрах, так что мне открывался великолепный вид на ее задницу, обтянутую черными кружевными трусиками. Ее кожа была очень бледной и гладкой. В левой ноздре сияло золотое колечко, около полудюжины колец красовались в каждом ухе, а волосы, подстриженные «под пажа», были выкрашены в темно-каштановый цвет.

— Правда, чудесно? — Гордон все еще ухмылялся, старый грязный ублюдок.

— Вы позвали меня, чтобы показать это?

— Даниэль нравится, когда есть зрители, правда ведь, дорогая? — Он погладил ее по голове, и девушка утвердительно замычала, не выпуская изо рта член. — Ей нравится, когда ее называют Данни, — продолжал он. — Данни, это ассистент профессора Александр Уайт.

Вынув изо рта пенис моего коллеги, девушка повернулась и взглянула на меня.

— Уайт? Что-то не похоже[1].

— Ну, частично, — сказал Гордон.

— Привет, — обратилась она ко мне.

— Добрый день, — ответил я.

— Да, денек что надо, — проговорила она. — И мне нравится, когда на меня смотрят, так что все в порядке.

— Он будет следующим, — вставил Гордон.

— Тогда денек просто шикарный! — воскликнула она.

— Как насчет минета, старина? — спросил Гордон. — Хорошая вздрочка творит чудеса, а Данни — мастерица в этом деле. Черт, да она может спасти твою душу от пыли и скукоты этого Богом проклятого колледжа.

Я замер на месте. Какая-то часть меня хотела убежать, недоумевая, что за игру Гордон затеял. А другая часть жаждала включиться в игру.

Я наблюдал, как Данни продолжила отсасывать у моего бывшего учителя. Он откинулся на спинку кресла, закрыл глаза и обхватил ее голову обеими руками, резко притянув ее к себе, чтобы его член глубже проник в ее рот. Девушка сдавленно кашлянула пару раз. Дыхание Гордона участилось, тело содрогнулось в конвульсиях, и он кончил; большой сгусток спермы излился изо рта девушки на седоватые волоски в его паху.

Все это время я трогал себя. У меня встал, и я ничего не мог с этим поделать.

Девушка встала, подошла ко мне, опустилась на колени и вытерла губы и подбородок. Начала было расстегивать мои брюки, но внезапно остановилась.

— Я никогда не отсасывала у черного парня, — сказала она.

— Он как бы наполовину черный, — проговорил Гордон, изрядно позабавленный. — Полукровка. Один из тех, кого называют мулатами.

— И все-таки…

— Тебя это волнует? — спросил я.

— О нет, — ответила она, взглянув на меня снизу. — Я давно хотела черного парня, да все случая подходящего не выпадало. — Она рассмеялась. — А теперь подвернулся шанс. В Новом Орлеане завелись симпатичные черные мальчики. У вас ведь по-настоящему большой черный член, да? — спросила она застенчиво, хлопая длинными ресницами, чтобы усилить эффект.

— Типа тех, что ты видела в порнофильмах? Нет.

— Плохо. Мне бы хотелось именно такой.

— Мы всегда можем это организовать, моя дорогая, — заметил Гордон Де Марко.

— И все-таки… — она продолжила расстегивать мои брюки. — Судя по тому, как пузырятся ваши штаны, сэр, похоже, у вас тоже неплохой член. — Она спустила мои брюки и трусы и схватила меня за пенис. — Что ж, очень и очень неплохо, надо сказать.

— По мне, так просто огромный елдак, — сказал Гордон. — Больше, чем мой. Во всяком случае, длиннее…

— У тебя толстый член, Горди, — проговорила она. — В рот не запихаешь. — И она начала трудиться надо мной.

Мои колени задрожали; отсасывая, она делала языком вращательные движения, и от этого у меня по телу бежали мурашки, а поскольку прошло прилично времени с того раза, как я занимался сексом, кончил я очень быстро. Мне было все равно. Данни — тоже. Глядя на нее, на мою руку, лежащую на ее голове, я думал о том, что хочу облизать ее бледное, слегка тронутое веснушками лицо. Я знал, что весьма обильно разрядился ей в рот. Моя сперма капала с ее губ, пачкала ее платье, ноги, стекала на пол.

Наблюдая за происходящим, Гордон дрочил, сидя в кресле.

Данни повернулась к нему:

— Я хочу еще.

Он ответил, комично имитируя южный выговор:

— Если хошь, хоти.

Она поползла к нему на коленях.

Мне пришлось сесть. Я опустился на стул перед столом моего учителя, на котором за много лет пересидели сотни учеников. Мне была видна лишь ее макушка; хлюпающие звуки, которые она издавала, почти свели меня с ума.

Когда Данни закончила с профессором, она вернулась ко мне, благоухая смесью ароматов спермы и пота.

В моем сознании этот запах неразрывно был связан с ней — на протяжении многих лет.

3

В тот вечер мы с Гордоном Де Марко зашли в местный бар — пропустить по стаканчику. Я не мог выбросить из головы образ Данни на коленях — она отсосала у нас дважды, а затем ушла, сказав на прощание, что ей нужно переодеться и бежать на занятия. Но у меня было чувство, что она могла бы продолжать еще и еще.

Я хотел знать о ней все.

— Ну что — впечатляет? — Гордон играл с лимоном, плавающим в бокале с водкой-тоником.

— Если не сказать больше.

— Она совсем юная леди.

— Сколько ей лет? — спросил я.

— Для этого дела — достаточно.

— Я увижу ее снова?

— Конечно. Она учится тут. Она же студентка.

— Я не в этом смысле.

Он улыбнулся и произнес:

— Я уверен, что Данни будет счастлива ублажать тебя столько раз, сколько тебе понадобится.

— Так кто же она? И откуда?

— Алекс, — заметил Гордон. — Так много вопросов…

— Мне просто любопытно.

— А это имеет значение? Ну если честно?

— Не знаю, — признался я.

— Ровным счетом, никакого. Давай еще по стаканчику.

Мы заказали выпивку.

— Как вы это делаете, Гордон? — спросил я.

— Не понимаю.

— Вы знаете, о чем я.

— Как удалось шестидесятилетнему старому пердуну заиметь себе такую сексуальную кошечку, которая ему во внучки годится? Когда мне было столько же лет, сколько тебе, они сами прибегали ко мне, а уж когда мне было двадцать… — он улыбнулся и добавил: — Я не всегда был стариком. Но я должен признать, что их стало больше с тех пор, как я стал преподавать здесь. Что они видят во мне? Образ отца? Некий авторитет? Власть. Ты же не думаешь, что они прочли мои книги и заявили, что хотят меня трахнуть, верно?

Я пожал плечами.

— Данни — это особый случай, — проговорил он. — Таких, как она, по пальцам пересчитать можно, но иногда они все же находят меня. В глубине души они знают, что я дам им все, что нужно, чтобы унизить их, позволить им побыть рабами — они рождены для такой роли. Видишь ли, старина, Данни — это само воплощение покорности, и она сделает все — все, что прикажет ей хозяин.

— А, так вы ее хозяин?

— Один из, я полагаю. Я уверен, что она играет еще с кем-то. Так всегда бывает. Почему бы и нет? Она молода и привлекательна, ни у нее, ни у меня нет ничего, так сказать, исключительного. Фактически я ее даже не трахал. Пока.

— Нет?

— Нет.

— Да ладно…

— Чистая правда.

— Тогда что все это значит? — спросил я. — Она просто приходит и дает вам разрядку?

— Именно, — ответил он. — И я уверен, что, если ты захочешь, она будет приходить к тебе в кабинет и делать то же самое.

4

Через два дня Данни явилась ко мне в кабинет. Я искал ее по всему кампусу, попутно замечая всех мало-мальски симпатичных девиц и морщась от тягучей сладкой боли пониже пояса.

На девушке были облегающие джинсы со множеством прорех и белая майка. Лифчика она не носила.

На сей раз ее волосы пылали пурпуром.

— Вы ждете кого-то из студентов? — спросила она, прислонясь к двери.

— Нет.

— Дверь запирается?

— Да.

Она заперла дверь моего кабинета и скинула рюкзак. Облизала губы и попросила:

— Покажи мне свой большой черный член.

— Ты перекрасила волосы?

— Да, я часто это делаю. — Она обошла мой стол и опустилась на колени. — Хочешь, чтобы я достала его? — спросила она, коснувшись моих бедер.

— Э-э-э, Данни…

— Эй, меня послал Горди. Он приказал мне. Я только делаю то, что он мне велит.

— Он твой хозяин?

— Иногда, — ответила она. — Ты тоже можешь быть моим хозяином. Я буду делать все, что хочешь, и мне кажется, что прямо сейчас ты хочешь, чтобы тебе отсосали. Но если ты хочешь трахаться… — она взглянула на меня, солнечный свет заиграл на колечке в ее носу.

— Соси, — сказал я ей.

— Есть, сэр!

Мы одновременно потянулись к моей ширинке, и вскоре мой член уже был в ее рту, а ее рука теребила меня за яйца. Я кончил меньше чем через пять минут — об этом сладостном единении моего пениса и губ Данни я мечтал последние двое суток. Даже после моего оргазма она продолжила сосать, лизать и тереться лицом об мой пах. Она приподняла мой член и принялась лизать мои яйца, а потом каждое из них взяла в рот. Несмотря на боль, останавливать ее я и не думал — так было хорошо. Мой член снова ожил, и через двадцать минут я кончил во второй раз. Через сорок минут я в третий раз разрядился ей в рот.

Она продолжала сосать.

— Ты не устала? — спросил я.

— Нет, — ответила она.

— Я не думаю, что смогу кончить еще раз.

— Все в порядке. Мне просто нравится это делать. Я могу сосать часами. От этого я сама кончаю. Разве ты не заметил?

Я не заметил. Я видел только, что ее джинсы были расстегнуты, а рука блуждала где-то внутри. Я был так поглощен собственным наслаждением…

— Я могу делать это целый день, — заявила Данни.

И доказала мне это. Больше часа ушло на то, чтобы вызвать четвертый оргазм — это было нелегко для нас обоих, но она со своей задачей справилась; все это время ее пальцы как безумные дергались в ее джинсах, и она кончила не меньше полудюжины раз.

В конце мы оба были покрыты толстым слоем пахучего пота. Наступил вечер. Данни встала, застегнула джинсы и провела липкими пальцами по волосам.

— Вот это да… — сказала она. — Разве не здорово?

— Господи боже… — только и удалось выдохнуть мне.

— Не надо его звать.

— Что?

— Забудь, — сказала она.

— Куда ты теперь?

— А ты куда?

— Домой, — сказал я. — Хочешь пойти со мной?

— Зачем?

— Потрахаться, — ответил я.

— Горди велел мне возвращаться к нему, когда я закончу с тобой, — проговорила она. — Я должна выполнять приказы моего хозяина.

— Думаю, ты должна… делать то, что должна.

— Я подчиняюсь, — произнесла она.

— Что ты будешь делать, когда встретишься с ним? — спросил я.

— Буду сосать у него всю ночь.

— Ты и впрямь любишь это дело, — заметил я.

— Папа хорошо научил меня, — сказала она.

5

Неделю спустя мы с Данни пришли ко мне. Была влажная и жаркая ночь. Я жил примерно в миле от кампуса — снимал маленькую квартирку, в которую частенько залетали москиты. Меня еще ни разу не кусали, но я знал, что рано или поздно это случится — из-за этого мне было неуютно, учитывая, что это было связано с кровью, укусами и Новым Орлеаном. По легенде, в городе жили вампиры. Может быть, Данни была одним из них — вампиром, питающимся спермой.

Нам не о чем было говорить. Мы оба понимали: то, что должно произойти, — грязное совокупление. Мы просто целовались, не говоря ни слова. Я скинул одежду, то же самое сделала и Данни, оставшись в нижнем белье.

Мы легли в постель, и она продолжила делать то, что ей нравилось больше всего.

После того как я кончил ей в рот, мой член все еще оставался твердым. Я спросил, не хочет ли она потрахаться.

— Пока нет, — ответила Данни. — Может, позже.

— Я хочу полизать твою «киску», — проговорил я.

— Если ты мне прикажешь, я сделаю все, что ты хочешь. Этой ночью я твоя. Ты можешь делать со мной все, что пожелаешь.

— Я хотел бы, чтобы ты тоже этого пожелала.

— Что доставляет мне удовольствие, так это хороший минет, — сказала она, прижавшись губами к моим яйцам, полизывая и нежно покусывая кожу.

— У тебя просто талант, — заметил я.

— Я занимаюсь этим с десяти лет.

— Шутишь!

— Нет.

— С десяти лет!

— Может быть, с девяти, что-то около того…

— Отец хорошо тебя научил. — Я не верил ни одному ее слову.

— Точно.

— О.

— Он не заставлял меня, как ты мог подумать, — сказала Данни. — Поначалу, должна тебе сознаться, мне было немного страшно и странно, но я втянулась. И полюбила это дело.

— Он трахал тебя?

— Каждую ночь. По утрам я сосала у него. И после школы тоже. Ночью он трахал меня. Я была «папочкиной дырочкой», — добавила она со смешком.

Я знал, что она рассказывает небылицы, это было частью игры в рабыню: грязная маленькая развратница. Думая об этом, я снова возбудился, и Данни досуха высосала меня.

6

Я проснулся около полуночи; Данни щекотала мою задницу. Я лежал на животе, истекая потом. Жара не спала, ветерок, залетавший в распахнутое окно, был теплым. Я чувствовал губы Данни. Сначала она лизала и целовала нежно, покусывая мои ягодицы. Затем раздвинула их и языком проникла в мой задний проход. Мне стало щекотно, по телу побежали мурашки, я поежился.

— Лежи смирно, — прошептала она.

— Я пытаюсь.

— Тебе нравится?

— Думаю, да.

— Ты полюбишь… — прошептала она, шире раздвинув мои ягодицы и заработав языком вверх-вниз по сфинктеру, а затем просунув его мне в анус. Она старалась как можно глубже проникнуть в меня.

Не знаю, сколько времени это продолжалось. Думаю, долго. Я закрыл глаза, расслабился и стал наслаждаться ощущениями. Данни издавала соблазнительные звуки.

Наконец она остановилась и прильнула своим влажным от пота телом к моей спине. Я почувствовал, что на ней нет белья. Она приблизила губы к моему уху:

— Я скажу тебе, что мой язык стал темно-коричневым и зверски устал. Я обожаю вкус твоей задницы, Алекс Уайт.

Я мог чувствовать этот запах в ее дыхании.

— Теперь я хочу то же самое, — сказала она.

— Языком?

— Нет, твоим длинным крепким черным хером, — ответила она. — Я хочу почувствовать его глубоко в моей заднице.

— Тебе этого действительно хочется? — спросил я.

— Ты же знаешь. Главное, чтобы было приятно тебе.

Я не стал терять времени. Я был готов. Данни слезла с меня и легла на живот — восхитительный плоский живот с золотым колечком в пупке — и подставила свой белый зад. Я заметил татуировку на одной ягодице, но не мог разобрать изображение в темноте.

— Кажется, у меня нет смазки, — проговорил я.

— Слюна подойдет, — отозвалась она. — Давай же, я больше не могу ждать…

Я несколько раз плюнул на свою ладонь, натер слюной член и ее анус. Когда я ввел головку, ее тело напряглось, и она выкрикнула что-то вроде: «Охтычертпобери!»

— Тебе больно?

— Ты же знаешь, что да, ебарь чертов!

— Я могу прекратить.

— Нет! — воскликнула она. — Это приятная боль.

Я продвинулся еще глубже. Она не просила, чтобы я остановился, но стонала от боли, и очень скоро мой член до самого основания оказался в ней. Я начал трахать ее, поначалу медленно, но постепенно наращивая темп. Мне показалось, что Данни слегка расслабилась, просунула руку между ног и довела себя до оргазма.

Спустя некоторое время она захотела сменить позу. Перевернулась на спину, подняла ноги и положила их мне на плечи. Я увидел золотое колечко в ее половой губе.

— Засунь мне, ебарь, — низким голосом проговорила она.

— Да… говори грязные слова, как сейчас, — прошептал я.

— Засунь его в мою жопу, — сказала она, — и отдери меня, как грязную маленькую шлюху.

Я проделал все это и сказал:

— А у вас грязный язычок, юная леди.

— Точно, — прошептала она. — У меня весь язык в дерьме.

— Это тебя папочка научил так выражаться?

— Он научил меня всему.

Когда мы снова занялись любовью, Данни начала монотонно повторять: «Трахни меня, папочка, вот так, трахни меня, папочка», а затем: «Трахни меня, демон, трахни, Сатана», и снова «папочка», и снова «Сатана».

7

Она ушла утром. Около полудня я подъехал к дому Гордона Де Марко в Метайри, страстно желая рассказать ему о том, что было ночью. На нем были плавки, в руках он держал толстую книгу под названием «Королевская семья» Уильяма Т. Воллманна. Прошлым летом я прочел этот громадный том о шлюхах и моральном падении человека. Солнце светило ярко, день обещал быть жарким.

— Входи, — сказал Гордон. Он спросил, не хочу ли я выпить. Я отказался.

Возле бассейна находились две женщины — одна уже в возрасте, другая — совсем юная. Они обе были обнаженные, загорелые и белокурые.

— Кто это? — спросил я.

— Миссис Андреа Стиллвелл, — ответил Гордон, — и ее дочь Эшли.

— Ее дочь?

— Да.

— Господи боже, сколько же ей лет? — грудки девочки были едва заметными, на расстоянии я не мог увидеть, есть ли у нее волосы в паху, в отличие от матери, у которой растительность ниже талии была такого же блондинистого цвета, что и волосы на голове.

— Одиннадцать. Красотка, верно? Набоков был прав насчет нимфеток.

Гордон, — проговорил я.

Он предупреждающе вскинул руку:

— Не переживай, старина. Я не собираюсь трахать ребенка. Другое дело — мамаша…

— А, еще одна…

— Она тоже готова услужить, но чуть более «по-взрослому», в отличие от нашей драгоценной Данни.

— Сколько ей?

Он пожал плечами:

— Сорок.

— Неплохой возраст.

Он глубоко вздохнул:

— Нет ничего прекраснее, чем наблюдать за тем, как вокруг твоего бассейна резвятся нагишом мать и дочь.

— Да, зрелище что надо, — заметил я.

— Мать верит в силы природы и всячески прививает эту философию своей маленькой девочке…

— Нудистка?

— Ну, в какой-то мере да.

— Кстати, о Данни, — проговорил я. — У нас была невероятная ночь. И утро.

— Рассказывай.

Я начал говорить, умалчивая о некоторых деталях.

— Хм, — сказал Гордон. — Очевидно, пришла пора исследовать другие места. Ты попробовал ее «киску»?

— Да.

— И как тебе?

— А вы как думаете? — ответил я, а затем рассказал о золотом колечке в ее промежности.

— Чудесно, — заметил он.

— Расскажите мне, — попросил я, — почему вы делаете с ней все, что угодно, но не трахаете ее?

— Понимаешь, это трудно объяснить…

— Это кого это ты там не трахаешь? — раздался женский голос.

Я обернулся. К нам приближалась загорелая обнаженная блондинка. В окно я увидел, как ее дочка прыгнула в бассейн. Должно быть, женщина только что вылезла из воды — она вытиралась полотенцем. Может, ей и было сорок, но фигура у нее была великолепна.

— Ты привел друга, — заметила она с сильным новоорлеанским акцентом, оглядывая меня с ног до головы.

— Как видишь, — подтвердил Гордон.

— Для меня?

— Александр, — обратился ко мне Гордон. — Не будешь ли ты так любезен поиметь миссис Стиллвелл?

— Я не против, — ответил я.

Гордон рассмеялся.

Я взглянул в сторону бассейна:

— А что насчет девочки?

— Ты хочешь и ее трахнуть? — спросила миссис Стиллвелл.

— Вот это было бы зрелище, — заметил Гордон.

— Она еще не готова, — проговорила женщина. — Но скоро будет.

Втроем мы поднялись наверх. Я достал из брюк член. Миссис Стиллвелл опустилась на колени. Как только она отсосала у меня, Гордон встал справа и вытащил свой пенис. Женщина повернулась и отсосала у него.

Мы переместились в постель. Гордон трахал миссис Стиллвелл, пока я давал работу ее рту. Потом мы поменялись местами.

Когда все закончилось, она сказала, что пойдет искать одежду, так как ее муж сильно удивится, если она не вернется к пяти.

— Нам бы этого и не хотелось, — сказал Гордон.

— До скорого, — проговорила она.

— Пока.

Она обратилась ко мне:

— Надеюсь, мы еще встретимся. Мне было хорошо с тобой.

Я не имел ничего против.

Мы спустились вниз. Девочка, Эшли, сидела в гостиной и смотрела телевизор. На ней были белые шорты и синяя блузка. Ее мать направилась к бассейну за одеждой.

Гордон уселся рядом с Эшли, похлопывая ее по ноге — очень тонкой и загорелой.

— Что ты такое смотришь? — спросил он.

— Ничего, — ответила она.

— Подари мне один маленький поцелуйчик, — попросил он.

Она повернула голову, чтобы поцеловать его. Это был совсем не «маленький поцелуйчик» — их языки соприкоснулись.

Когда вошла мать Эшли в зеленом сарафане, Гордон встал.

— Готова, детка? — спросила миссис Стиллвелл дочь.

Девочка кивнула и встала. Коротко взглянула на меня и улыбнулась. Затем уставилась в пол и последовала за матерью до дверей.

Я бросил укоризненный взгляд на Гордона.

— А что такого? — спросил он.

8

Через три дня я нашел Данни в кампусе. Она сидела на каменной скамейке рядом с юношей весьма глупого вида. Я подошел, стараясь шаркать погромче. Она увидела меня, как я и рассчитывал, и помахала в знак приветствия. Юноше явно было неловко. Я заметил, что они держались за руки. И мне тоже вдруг стало неуютно.

— Привет, — сказала Данни с улыбкой. Ее волосы были более темного оттенка, чем в ту ночь, когда она была со мной. — Как вы?

— Прекрасно, — ответил я. — А ты?

— Все хорошо. Это Курт. Курт, это профессор Уайт.

— Здрасьте, — пробормотал Курт.

Я кивнул.

— Ну что ж, мне надо идти.

— Ладно, — проговорила Данни, все еще улыбаясь.

9

Той ночью я почувствовал себя очень одиноко. Мне хотелось, чтобы рядом была Данни. «Она — яд, — твердил я себе, — держись от нее подальше».

Но знал, что не буду.

Не смогу.

Мне была нужна женщина, так что я позвонил в службу эскорта, телефон которой нашел в «желтых страницах Нового Орлеана». Я попросил девушку с волосами пурпурного цвета. Они прислали женщину лет двадцати пяти, брюнетку. Я заплатил ей и сказал, чтобы она сделала мне минет.

— Ты хочешь трахаться? — спросила она.

— О да, — ответил я. — Хочу.

— Надень резинку, когда начнем, — попросила она.

— Конечно.

Сосала она не очень хорошо. Да и трахалась скучновато. Короче, не стоила тех двухсот баксов, которые мне пришлось ей заплатить, и я сказал ей об этом.

— Я стою больше, чем двести долларов, — возразила она.

— Почему бы тебе не вернуть половину?

— Да пошел ты, — проговорила она, потянувшись за сумкой и вытащив оттуда пистолет. — Хочешь, чтобы я опробовала эту штуку на тебе?

— Нет.

— Тогда оставайся там, где стоишь. Я оденусь и уйду, о’кей?

— О’кей.

— Я свои деньги отработала.

— Нет, — отозвался я.

— Может, дело в тебе? Может, это ты не знаешь, как трахаться?

— Послушай, — начал я, — ты, грязная дешевка…

— Мне надо бы пристрелить тебя за эти слова, — перебила она, подбирая с пола юбку.

Я вздохнул. Хороший урок.

— Не надо глупостей, — предупредила она.

— Не буду.

— Или я тебя пришью.

— Я ничего не делаю.

— Просто дай мне одеться.

— Не беспокойся, — проговорил я.

Я наблюдал за тем, как она одевается.

— Я пошла, — сказала она.

— Спокойной ночи.

Перед уходом она обернулась и сказала:

— Мне очень жаль, что тебе не понравилось. Обычно такого не бывает.

— Может, дело во мне, — отозвался я.

— Пока, — сказала она.

10

Разочарованный встречей с проституткой, я сел за старый компьютер и начал набрасывать Великий роман о Юге. Я начал писать его с тех пор, как приехал сюда.

Вверху красовалось заглавие: «Сумерки иллюзий».

Затем шло первое предложение: «Называй меня Профессором. Это будет моя исповедь…»

11

На следующей неделе Данни вошла в мой кабинет. На этот раз ее волосы были зелеными. В тон им облегающее платье и сабо. На губах блуждала странная усмешка. Она заперла дверь и повернулась ко мне, прижав указательный палец к нижней губе:

— Угадай, чем я занималась?

— Чем же?

— Угадай, где я была?

— Я не могу угадать, Данни, почему бы тебе самой мне не сказать?

— В кабинете Горди, — ответила она. — И он дважды оттрахал меня в задницу. Должно быть, ты сказал ему что-то грязное, мальчиш-плохиш. — Она хихикнула. — Горди трахался, как дикарь. Он не трогал мою «киску», но это ничего. Ой, моя задница просто огнем горит. Хочешь посмотреть?

Ну и что я должен был сказать на это?

— Конечно.

Данни приблизилась, повернулась и наклонилась. На ней не было трусиков. Она раздвинула руками ягодицы и проговорила:

— Смотри, во что превратилось мое очко.

Ее анус был расширен и источал сперму. Это было одновременно и отталкивающе, и прекрасно. Я протянул руку, взял на кончик пальца выделения Гордона и ввел палец внутрь.

— Я могу еще, — сказала она мне.

— Почему бы тебе не вылизать мне задницу? — предложил я.

— Хорошо.

— Но сначала пососи-ка мой член.

Она повернулась и опустилась на колени. Я кончил быстро — ничего не поделаешь. Она прижалась щекой к моему бедру, я взъерошил ее зеленые волосы.

— Кто этот парень, с которым я тебя тогда видел? — спросил я.

— Курт?

— Да.

— Просто приятель.

— Вы держались за руки.

— Ему так захотелось, — сказала она. — Кроме того, это здорово — держаться за руки.

— Ты любишь его?

Она вздохнула.

— Любишь?

— Алекс, ну что за вопрос…

— Просто вопрос.

— Я сказала, это просто друг.

— И сколько у тебя таких друзей?

— Это имеет значение?

Очко в ее пользу.

— Нет, — ответил я.

Она взглянула на меня и ухмыльнулась.

— Профессор Уайт, да вы ревнивы…

— Нет, — соврал я.

— Я не буду с ним видеться, если ты хочешь. — Данни снова опустила голову на мое бедро. — Просто прикажи мне.

— Он тоже твой хозяин? Курт?

— Он? — она рассмеялась. — Он же мальчик. Вот в чем разница. Мы просто трахаемся.

— Вылижи мне задницу. Сейчас же, — сказал я.

— С удовольствием, сэр, — отозвалась она.

Возникла некоторая заминка с поиском удобной позы; наконец, я распростерся на столе, подняв задницу, словно хотел, чтобы меня отымели, и Данни начала трудиться надо мной.

Она лизала меня добрых полчаса.

Я перевернулся, сел, и она снова начала сосать мой член.

После того как я кончил, Данни спросила:

— Можно, я тебе кое-что расскажу про Курта?

— Зачем?

— Тебе понравится, можешь мне поверить.

— Ну давай.

— Думаю, он мне нравится потому, что его друзья держат лошадей, а я люблю лошадей.

— Ты любишь ездить верхом?

— Мне нравится отсасывать у лошадей, — сказала она. — И у собак. Но особенно у лошадей.

— Это папочка тебя научил? — спросил я.

Клянусь, ее глаза засверкали.

— Как это вы догадались, сэр? Он называл это «Маленькая девочка делает лошадке приятно» и делал снимки.

— Чушь все это, детка, — сказал я. — Ты и правда думаешь, что я поверю в это дерьмо?

— А почему бы и нет?

— Потому что это чушь собачья.

— Нет, это конский член. Сосать хер у коня — это что-то запредельное… У них приборы длиной в двадцать дюймов, и кончают они фонтаном. Несколько раз я думала, что просто захлебнусь…


Когда я рассказал об этом Гордону, он ответил:

— Это что-то новенькое. Видимо, мы должны устроить Данни экскурсию на скотный двор.

12

На следующей неделе волосы Данни все еще оставались зелеными. Мне нравилось гладить их. Я пропускал пальцы сквозь зеленые пряди, пока Данни слизывала сперму с моих волос в паху.

— Расскажи мне еще какую-нибудь фантазию, — попросил я.

— У меня нет никаких фантазий, сэр.

— Ну, те байки, — пояснил я. — Мне нравятся твои истории про папочек и собачек.

— И про лошадок?

— Да.

— У меня есть одна фантазия, — сказала она. — Хозяин приводит меня в комнату, где я принимаю целую очередь мужчин.

— Какую комнату?

— Да любую. Там царит полумрак и стоит огромная кровать. Очень удобная кровать. Когда у меня впервые появилась такая фантазия, я была в мужском общежитии, развлекалась с мальчишками. Они затащили меня в свою комнату и оттрахали. Я кричала, что хочу еще, хочу всех, одного за другим, и они выстроились в очередь, целое общежитие, чтобы поиметь меня.

— Погоди. Это и впрямь было?

— Нет, но я бы этого хотела.

— Ты сказала, что развлекалась с…

— Тремя парнями.

— Ага. Такая мини-банда.

— Три мушкетера, — пошутила она. — Но в мечтах я хотела, чтобы меня оттрахали все обитатели общежития.

— А как насчет футбольной команды?

— Можно и баскетбольную.

— А почему не весь кампус?

— Действительно… — сказала она, улыбаясь. — Ты прямо в точку попал.

— Думаю, да.

— Возможно, ты или Горди приведете меня в эту комнату, — проговорила она. — Комнату в доме желаний.

— Мы оба?

— Да, вы оба. Вы привязываете меня, трахаете самыми разными способами, теми, которые мне нравятся. Затем приглашаете друзей, коллег, может быть, даже врагов. И все они выстраиваются в очередь, чтобы оттрахать меня. Они все имеют меня по очереди, никакой групповухи, ебли в три дырки и тому подобного. Каждому, скажем, отводится по пятнадцать минут на все про все — и они делают со мной все, что хотят. Я готова ублажить каждого из них.

— И никаких запретов?

— Никаких.

— А если один из них захочет на тебя помочиться?

— Мне нравится «золотой дождь».

— Мы никогда этого не делали, — заметил я как бы в сторону.

— Мы могли бы…

— Мне бы этого хотелось.

— Хочешь пописать мне в рот?

— Да, — сказал я. — А ты проглотишь?

— Все до капельки.

— Значит, предположим, один из этих мужчин захочет пописать тебе в рот, — продолжил я ее фантазию.

— Я с удовольствием выпью.

— Ты позволяешь им трахать тебя в задницу?

— Если они этого хотят.

— Как ты думаешь, сколько их?

— Надеюсь, что много, — отозвалась она. — Ты и Горди приводите все больше и больше мужчин. Вниз по дороге есть какая-то стройка, так вот, вы ведете ко мне этих крепких, сильных парней. Они пьют пиво, делаются жестокими, они трахают меня, как звери, грубо, жестко, очень грубо, это доставляет им удовольствие. О, черт! Но мне это нравится. Один из них так и говорит: «Твоя «киска» похожа на поле боя, детка».

— А если, скажем, эти чудовища со стройки захотят, чтобы ты вылизала их во все немытые дырки? — спросил я.

— Я уже знаю, что это такое.

— А если один из них… захочет испражниться?

— «Коричневый дождь»? — она хихикнула. — Это будет действительно грязно.

— Ты бы хотела это сделать?

— Никаких запретов, — напомнила она мне.

— Ты практиковала «коричневый дождь» раньше?

— Никогда.

— А хотела бы?

— Я все попробую по разу, а может быть, по два…

— …пока не станет скучно — вот верные слова, — пропел я.

Она поцеловала мои яйца:

— Ты прав, добрый сэр.

— А что потом?

— Ну… — проговорила она, — ты и Горди очень возбуждаетесь.

— Мы же только начали.

— Вы выходите на улицу и приводите ко мне нескольких бездомных.

— А как же те рабочие со стройки?

— Я опустошила их досуха. Последний из них был самым главным. Три сотни фунтов мускулов и жира, волосатый, он меня отодрал до искр из глаз, шлепал меня во время траха, бил головой об стену, разодрал мне задницу своим толстым членом, заставил меня слизать с себя все дерьмо и кровь, а затем я вылизала лужу собственной блевотины. Но ты и Горди приготовили для меня еще один грязный подарочек — вонючих бомжей, которых привели с улицы. Настоящая новоорлеанская мразь. Меня заставили трахаться с ними.

— Ты должна была это сделать.

— Я пленница в этой комнате.

— Заложница, — проговорил я.

— Рабыня.

— О’кей. Значит, ты ублажаешь этих бездомных…

— Да, и они воняют, как дерьмо из канализации под Бурбон-стрит. Трахаться с ними не очень-то приятно. Хотя забавно, но… ты знаешь, о чем я.

— Ага.

— Они — эти грязные алкаши с улицы — тоже хотят поссать на меня.

— Когда ты с ними закончишь, тебе придется принять горячий душ.

— Еще нет. Ты и Горди приготовили мне еще один сюрприз.

— Вот как?

— Вы ведете меня — обнаженную, покрытую с головы до ног спермой, потом, мочой, дерьмом в другую комнату.

— В другую?

— Да…

— И что там, в той комнате?

— Там — с полдюжины собак.

— Какой породы?

— Они все разные. Это кобели с членами наготове. И в этой комнате я должна отсосать у них и проглотить собачью сперму.

— Гав-гав, — проговорил я.

— И что ты думаешь обо всем этом?

— Я думаю, что нам с Горди надо обсудить возможность воплощения фантазии в реальность.

Она обрадовалась:

— Правда?

— А ты правда все это сделаешь?

— Ты еще спрашиваешь! Эй, — сказала она счастливо, — ты снова в форме, и моя «киска» вся мокрая. — Она взяла мой пенис и засунула себе в рот, где он почувствовал себя как дома.

13

Я привел Данни в ванную и посадил в ванну. Она закрыла глаза и открыла рот. Я направил свой мягкий член и начал мочиться ей в рот. Она выпила все, что смогла, а остатки стекли по ее подбородку, шее, груди и животу.

Загрузка...