Концепция силы. Юлька

29

Барсик сидел на бордюре приподъездной площадки и задумчиво созерцал кончик своего хвоста. Лохматый кончик нервно шлёпал об асфальт, и Юлька со слабым интересом ждала, когда коту надоест его странное занятие. Минут пять он уже точно сидит.

Подъездная дверь ударилась ручкой о стену. Со смехом, визгом и щебетом вылетели на улицу нарядно одетые девчонки. Изумлённая Юлька в той, что поздоровалась, узнала соседку Наташу. Ну конечно! Сегодня её день рождения, вот и бегает с подружками повсюду!

Звонкоголосые дамы быстро упорхнули к соседнему дому. Юлька некоторое время, морщась, махала рукой — развеять тяжёлое сверхароматное облако: девочки, наверное, щедро облились духами, причём, кажется, старыми, либо сообразили слить в один флакон остатки разных… Барсик, подскочивший от внезапного переполоха, снова присел, уже ближе к заборчику вокруг газона.

Пока Юлька раздумывала, идти сразу домой или посидеть ещё на скамейке, из подъезда выбежала Динка — маленькая белая собачка, крепкая, с плотной белой шерстью. Она подбежала к Барсику и быстро обнюхала его. Кот брезгливо отвернул морду: будучи старыми знакомыми, они не всегда питали друг к другу расположение. Но настроение у Динки было явно игривое. Она решительно ткнула Барсика в шею и прыгнула на дорогу перед ним, присев на передних лапках — завилявший хвост кверху. Короткий тяв был очень похож на человеческое нетерпеливое: «Ну?»

Кота проняло. Он вскочил на все четыре лапы и тоже сиганул на дорогу. Чрез секунду он мчался, задрав хвост и дурашливо растопырив лохматые штанишки задних лап, к последнему подъезду дома, а Динка с азартным счастливым воплем гналась за ним. В конце дома роли поменялись: теперь Динка улепётывала от Барсика, от восторга свесив язык набок, а кот, с воинственно прижатыми ушами, «гнал» собаку по дороге…

У родного подъезда они снова поменялись — и так до тех пор, пока Барсик не свалился посреди дороги и наотрез не отказался бегать. Динка побегала вокруг него с просительным визгом — и села рядом. Собачья морда выражала наслаждение, пока Динка, «улыбаясь», смотрела, как Барсик пытается языком привести свои белые лохмы в подобие порядка… Юлька улыбалась, наблюдая редкую сценку, а потом негромко позвала:

— Народ, пошли домой?

Оба зверя повернули к ней головы. Девушка встала со скамейки и, оглянувшись на них, встала у двери.

Динка умела дверь открывать — раньше, когда дверь ещё не была домофонной. А Барсик мог открывать в обе стороны: из подъезда мордой толкнуть, с улицы — лапой подцепить. Но сейчас ситуация для собаки с котом становилась явно проблемной: и погулять ещё хочется — особенно Динке, недавно вышедшей, и потом тяжеловато зайти будет. А уж когда хозяева ещё потом выйдут…

Юлька замерла, стараясь не дышать: собака и кот разом заглянули друг дружке в глаза — и побежали к подъезду, проскочили одна за другой мимо девушки. Осталось только позвонить по квартирам, чтобы пустили домой гулён.

Свой порог переступила с мыслью: «Ой, выспаться бы!.. Завтра пять уроков…» Часы над трельяжем будто возразили: «Шестой час всего лишь!»

— Ну и ладно, что шестой, — проворчала девушка.

Колыхнулись занавески, закрывающие дверь в зал, выглянула мама.

— Названивает тебе тут какой-то… Олегом назвался.

— Сейчас перезвонит — подойду. Мам, Влад не звонил?

— Нет. При мне — нет. Может, когда я в магазин ходила?

Юлька быстро просчитала: свои воскресные сериалы — мелодраму и детектив — мама вряд ли ради магазина пропустила, перерыв между ними небольшой. Нет, в полдень Влад наверняка отсыпался, а если и не спал… Зачем ей нужен его звонок?.. Интересно, куда она засунула бумажку с телефонами Олега? Вот она. Не забыть бы переписать всё в свой блокнот.

— Алло, это я. Разобрался с компьютерами?

— Разобрался. Сплошной ноль. Только на свалку. А ты? Нормально добралась?

— Смеёшься? С первого этажа — на третий? Или забыл уже, что сам привёз меня на машине?

— Юленька, с тобой я ни в чём не уверен. Ты даже когда спишь — и то путешествуешь. А здесь ты ведь даже не спишь — на одном месте лёжа. Ты с первого этажа на третий поднимаешься. Сколько я на обратном пути ругался, что не проводил тебя до двери…

— Шутить изволите, милостивый государь.

— Какие тут уж шутки! Доехал назад, до техникума, — звоню-звоню, а тебя всё нет. Ты что — так и сидела всё это время у подъезда? Жаль, что День учителя прошёл…

— Господи, а это зачем?

— Ну, ничего, я тебе в честь первого дня осенних каникул мобильник подарю.

— Очень нужно!

— А я про твои нужды не говорю. Это мне нужно… А почему ты задержалась?

— Домой заходить не хотелось. На улице сухо, хорошо… Олег, я пришла и сразу позвонила. Давай потом созвонимся, ладно? Я почему-то устала. Прилягу, немного отдохну.

— Хорошо, сегодня тревожить больше не буду. Целую в щёчку. Пока.

— И опять без разрешения, — пробурчала Юлька и положила трубку.

В спальне она долго, с бездумным вниманием смотрела на кровать. Мелькнувшие соображения насчёт быстрого замерзания, если ляжет поверх покрывала, заставили всё-таки откинуть одеяло. Не переодеваясь («Я всё равно на минутку только…»), Юлька свалилась на постель, под приоткрытое одеяло с давящим на него покрывалом.

Кажется, входила мама, спросила коротко о чём-то — кажется, Юлька ответила… Потом дышать стало легче, шевелить ногами — тоже: мама убрала покрывало и лишние подушки. А потом было грузное падение на мягкое уютное дно, и темнота ощущалась не тёмным провалом, а лениво струящимися над головой серыми вуалями… А потом начала мешать одежда, и Юлька выползла из-под одеяла в односторонне освещённый мир: перед глазами светло и всё видно, а по бокам и за спиной — устоялась тьма, непроглядная, густая. Как будто из норы выглядывала. Вползая назад, под жаркое ватное одеяло, Юлька более-менее осознанно услышала собственную мысль: «Мышь под листьями…» И снова — в сон…

… Самосвал ревел и грохотал по бедной Юлькиной голове. Он ездил от одного виска к другому с неумолчным рычанием и никак не останавливался. То ли пара колёс у него была спущена, то ли на Юлькиной голове были какие-то колдобины, но самосвал равномерно проваливался на одном и том же месте с ухарским: «Бух!.. Бух!..» Ко всему прочему, в его кабину набилась банда пьяных мерзавцев, орущих вразнобой и мешающих уже определившемуся ритму.

Юлька слабо застонала, с болезненным упорством стараясь удержаться на границе сна и бодрствования. Но жирный, раздувшийся шум оказался невыносим. Девушка собралась с силами и широко раскрыла глаза.

Стена напротив, чудилось, дребезжала от разноголосицы грубых мужских перекликов, пьяных женских воплей и визгливого хохотка, рыдающего пения пронзительным тенорком. Изредка всю эту какофонию прорывали преувеличенно жёсткие автоматные очереди…

«Лёвчик гуляет!» — наконец проснувшись, поняла Юлька.

Свесилась с кровати, машинально пошарила внизу осторожной ладонью. Будильника на месте не оказалось. Правильно. Сама не поставила, а мама терпеть не может этой странной привычки: «Что за манеру взяла! Наступишь, сонная, невзначай — и нет часов!»

В пространстве, вибрирующем от сваленных в одну кучу разномастных, но одинаково нахальных воплей, Юлька доплелась до письменного стола. Включила лампу. Без пятнадцати полночь. Это уже даже не наглость. Она осела на стул, обиженно скривила рот, как в детстве перед плачем.

В однокомнатной квартире через стену жил следователь РОВД, холостой и одинокий. Иногда к нему приходила подружка… Даже сейчас напряжённое лицо Юльки смягчилось, едва она вспомнила: лежала она как-то с книгой — в кресле, впритык к соседской стене, читала — и вдруг услышала через стену такое, отчего скоро бегала по своей квартире в ужасном состоянии: женщина надрывно стонала от боли. Так стонать могут только умирающие — решила перепуганная Юлька. Но где находится Лёвчик, почему он не реагирует?.. Несчастная стонала равномерно — видимо, от боли могла дышать коротко, прихватывая воздух маленькими порциями. Юлька топталась между телефоном и дверью: что предпочтительнее в этой кошмарной ситуации? Сразу вызвать «скорую»? Или попытаться позвонить соседу, выяснить, не нужна ли помощь?.. А потом всё успокоилось, и уже изумлённая Юлька услышала весёлый женский голос… Ситуация повторилась не один раз, прежде чем девушка сообразила, в чём дело, и с тех пор просто включала магнитофон, чтобы не отвлекаться… А вот гостей… Гостей Лёвчика Юлька невзлюбила с первого же их прихода (квартиру он купил недавно). Нахраписто-горластые, выпив, они принимались обсуждать свои дела — а все коллеги Лёвчика. Спорили они до хрипоты, на часы не глядели. Бывало, и до двух ночи могли проорать, перемежая деловое обсуждение сольными и хоровыми музыкальными номерами в виде двух любимых всей компанией песен — «Варяга» и «Из-за острова на стрежень…»… Ох уж эта акустика современных квартир…

Робкая попытка закрыть одно ухо плечом, а другое вжать в подушку… Не спасло. Показалось, сама кровать начала издавать глухое гроханье: «Бух!.. Бух!..»

Но спать-то хочется!..

Юлька откинула одеяло и в вязкой текучести внезапно материального пространства стала изо всех сил таращить глаза в угол комнаты, с мрачным наслаждение представляя: вот она входит в квартиру Лёвчика, приближается к видаку (заглядывала к нему разок, передавая принесённую расчётку на квартплату, так что знает, где и что находится) и резко сталкивает видак с подставки.

За стеной что-то грохнуло. Пьяные голоса замолчали… «Ишь, в точку! — удовлетворённо сквозь сон подумала Юлька. — Интересно, кто из них свалился? Лёвчик, наверное. Он обычно первым отключается… Эй, не отвлекайся! Итак, в телевизор, где сладенько обрыдался смазливенький певец, мы подложим бомбу! С часовым механизмом! Три! Два! Один! Ложись!»

Женский вскрик за стеной ударил по натянутым нервам девушки, заглушая краткий шумный звук — падения? Снова? И Юлька опять поспешно разомкнула — не веки, а просто железные двери на жёсткой стальной пружине.

«Господи, чего они орут, а? Ну сколько можно… Так, люстра у него… Пять или шесть лампочек? Кажется, шесть…» Девушка в собственном воображении вооружилась хорошей крепкой палкой и с замахом врезала по одной лампочке, по другой…

За стеной, кажется, до гостей дошло, что время позднее. В комнате их уже не было слышно — явно торопились одеваться в прихожей. Странно, одна из женщин почему-то истерически плачет. Обидели, что ли, по пьяни?.. Ну их всех…

Юлька ещё крепилась, но после привычно хлопнувшей двери послышалась серия быстрых негромких щелчков. Сосед закрылся. И девушка расслабилась и с облегчением обняла подушку.

Остатки сна попереливались перед закрытыми глазами радужными разводами мыльного пузыря, а потом пузырь, правда деликатно, но лопнул. И Юлька очутилась на пустынном берегу безобразного ночного бодрствования.

Сначала она не поверила. Потом, громко негодуя в душе, обвинила соседа в надвигающейся бессоннице. Может, зря. А может, и нет. Лёвчик, очевидно, принялся за уборку «пиршественной залы»: что-то двигал, переставлял. Видимо, нечаянно сбил ногой пустую бутылку — та прокатилась по голому полу гулко и вызывающе в нежной полуночной тиши.

Снова откинув одеяло, Юлька пробурчала что-то невразумительное и сердитое, не имеющее смысла, так, набор бубнящих звуков — слов не нашлось, и со вздохом пошла на кухню. Там обвела чуть обиженным взглядом кастрюли и сковородку на плите, задержалась на чайнике… Нет, ничего не хочется.

Вернулась в комнату, села на постель, закутавшись в одеяло. Часов до двух — сна точно не будет ни в одном глазу. Что делать? Чем заняться?.. Может…

Длинный скребущий звук прополз за стеной и стих. Юлька прислушалась. Снова заскребло — и пауза. По комнате Лёвчика словно тащили нечто тяжёлое — груду мелких предметов, чувствительно царапающих пол (и уши), поскольку навалили груду на очень тонкую тряпку. И груз был весьма увесистым — тянули тряпку с равномерными перерывами: толчок — пауза, толчок — пауза.

Потом Лёвчик ненадолго вышел из комнаты. Туповатое топанье в разжиженной тишине слышалось отчётливо. Потом он вернулся — и Юльку нервно передёрнуло от привизгнувшего скрежета. Звук был такой, будто Лёвчик с размаху сунул лопату в огромную кучу ёлочных игрушек…

«Господи, что же он делает?!»

Странно снежный, но царапающий шелест — и на некоторое время устоялась тишина. Недоумевая, девушка уже ждала, что ещё придумает неугомонный сосед. А тот снова «воткнул» лопату.

Дребезжащий скрежет заставил Юльку немедленно заткнуть уши. «Кошмар какой-то!»

Откликом на мысленную реплику стал угрюмый вопрос Юльки-грубиянки: «Хочешь убедить себя, что в самом деле не понимаешь? Не ври себе!» А две первые Юльки взвыли в похоронном причитании: «Ой, что же ты наделала-то?! Ой, зачем тебе это надо-то было-о!» Грубиянка на этот раз промолчала: видимо, была с ними согласна.

С пониманием началось окаменение. Напряглись и потеряли чувствительность плечи. Заломило спину, вздрогнули пальцы — и холод, холод, холод по коже… Девушка превратилась в пустую оболочку, внутри которой плавали застылые, обесцвеченные слова: «Я не думала, что всё это всерьёз… Я не хотела…»

А сосед за стеной продолжал сметать и выбрасывать битое стекло, и было этого стекла очень много, и морозно скребло оно по ужаснувшемуся сердцу Юльки.

30

«Ангел пролетел» — звенящие секунды безмолвия… Тишина оглушила, но Юлька постепенно выползла из неё. Помог Олег. Он находился где-то рядом. Она знала о его присутствии, потому что он сразу откликнулся на её первую, несколько странную мысль, которую она сама сразу не поняла:

— Тварь скользкая…

Мысленный разговор пошёл сразу.

— Не ругайся. — Он не ожидал от неё подобных слов, поэтому укорил не вполне уверенно, а Юлька машинально вспомнила свой прошлогодний одиннадцатый класс: он сначала точно так же отреагировал.

Пространство полезло во все стороны, разрывая узкие границы ошеломления. Юлька начала приходить в себя… Сидит. На кровати. Закутавшись в одеяло. Дрожит.

— Я не ругаюсь. Я так себя чувствую.

— Ты ж филолог. Найди другие слова.

— Вот именно — филолог. (чего пристали со своим филологом! Филолог что — не человек?) Это часть строки.

— Какой?

— Не торопи. Дай свыкнуться.

— С чем?

— Ей легче — этой твари.

— Прекрати повторять это слово.

— Глупый. Ты знаешь, что «тварь» и «творение» — слова одного корня?

— Что даёт тебе это знание? Удовольствие использовать жуткое слово? Мне не нравится это слово по отношению к тебе. И в твоих устах. А тебе как будто нравится.

— И всё-таки… — Она наконец увидела себя: вот в зеркале шкафа руки-ноги, еле угадываются очертания под толстым одеялом; вот взлохмаченная голова, стиснутый в ровную линию рот. — Не хватает разросшихся хвощей. Никак не вспомню полностью… Ага… Скользкая, почуя на плечах… Вот! «Как некогда в разросшихся хвощах Ревела от сознания бессилья Тварь скользкая, почуя на плечах Ещё не появившиеся крылья!» — Договорила и снова увидела уничтоженные в воображении предметы и услышала звуки, подтверждающие реальность происходящего — придуманного происходящего. Медленно подтянула край одеяла к лицу, и лицо стало горячим и мокрым от слёз.

— Не плачь. Теперь, когда я услышал всё, слово уже не так режет слух… Сильные строки.

— Ты ничего не понял. Это Гумилёв. Первый раз я восприняла его стихи как собственное ощущение несколько лет назад. Я начала лечить людей. Казалось — всё могу. Казалось, крылья — вот они, только распахни пошире. И вдруг какая-то дрянечка — а я беспомощна и ничего не могу сделать. Так и не помогла человеку. Потом ещё, ещё… По мелочи всё могла, а что-то серьёзное сделать — кишка тонка. Я Владу говорила, что экстрасенсорикой перестала заниматься, потому что поняла, что это не моё. Нет. Прав Тютчев: «Мысль изречённая есть ложь». Настоящее выразить почти невозможно. На самом деле я чувствовала себя как гумилёвская тварь: ощущение крыльев есть — но и только… Сколько я тогда перепсиховала…

— Но сейчас-то доказано, что у тебя есть сила, — возразил мысленный Олег. — Та, о которой говорил Влад. И ты даже не напрягалась, чтобы что-нибудь сделать. Представила — и всё произошло само собой.

Юлька зарыдала с новой силой. Голос мысленного Олега потонул в хаосе, где доминировало главное чувство — ярость из-за неумения объяснить. А тут ещё расхлюпанный нос потребовал встать (ой, повело в сторону!.. Ну вот, координацию движений потеряла!), подойти к сумке, где всегда наготове носовые платочки и тоненький рулончик туалетной бумаги. Пока девушка приводила себя в порядок, возникла Юлька-грубиянка, плюнула презрительно:

— Дура косноязычная! Ты та же тварь скользкая и в подборе слов и выражений. Чего рассусоливаешь! Скажи ему прямо — и дело с концом! Тютчева приплела, Гумилёва, когда и так всё ясно.

— Тебе легко говорить, — всхлипнула Юлька, — тебе-то всё равно. И если он поймёт — и уйдёт?

— А тебе что — нужен такой, перед которым всю жизнь будешь на цыпочках бегать да словесно раскланиваться? Подумаешь, какого нежного нашла!

— Не я нашла… Он нашёл…

— Тем более. Нужна ты ему — пусть сам осторожничает. Кстати, ты ведь ещё не выбрала, кто тебе больше нужен — Влад или Олег?

— Хватит. Язва…

Юлька-грубиянка умолкла, но девушка отчётливо чуяла её самодовольство. Снова в мысленный разговор вмешался мысленный Олег.

— Если тебе неприятна наша беседа, так и скажи.

— Нет. Здесь другое. Понимаешь, раньше я чувствовала себя той скользкой тварью. Бывало, от бессилия рычала и ревела, но была счастлива: крылья-то потенциально возможны. Потом увлечение прошло, а впечатление осталось. А теперь… Теперь я знаю, что сила есть. Крылья есть! Но они… чёрные… Нет, ты сам подумай: когда я людей лечила — сила-то была дохленькая! А разрушила я как легко? Раз, захотела — и всё вдребезги! Теперь-то я тварь наоборот. Мне крылья прятать от всех надо. Мне создавать хочется — а я всё рушу. Господи, ну почему?..

— А ты уверена, что твой сосед не занимается обычной уборкой? Может, ты просто внушила себе?

— Грохот за стеной совпадал с моими воображаемыми действиями.

— Юля, но ты же не видела!

— Прислушайся…

Сосед, кажется, собирал мусор совком и ссыпал его в ведро. Мусор съезжал по совку дребезжа, с тем же странным снежно-колючим скрежетом, и Юлька всякий раз нервно ёжилась.

— Всё равно не понимаю, чего ты боишься.

— Ты когда-нибудь человека к чёрту посылал?

— Было дело — и не раз.

— А теперь представь: я пошлю. Да ещё с удовольствием или в сердцах. Да ещё в определённое место, которое мелькнёт перед глазами. А вдруг — сбудется?.. А не дай Бог, если такое уже было?! А дети?! У меня ведь классы не паиньки. Намучаешься порой, в воображении чего только с ними не сотворишь, пока психуешь… Господи, мне теперь и на улицу страшно выходить.

— Преувеличиваешь. Живи, как жила.

— Но с оглядкой — да? Когда же до тебя дойдёт: я — та ж тварь. Крылья есть — только их раскрыть нельзя! Мне себя со всех сторон обложить надо кирпичами…

— Подожди себя хоронить. Может, ты только вбила в голову, что твоя сила разрушительна? А вдруг ты погром у соседа устроила в определённом состоянии? Вспомни-ка свой «ключ». Вспомни-ка всяких йогов — уж про их чудеса ты получше моего знаешь. А что, если у тебя тоже было такое состояние, в котором сила и должна была проявиться?

Пространство вокруг Юльки из суженно-пещерного и сдавленного медленно опадало, как будто падал снег, комната стала просторной и лёгкой.

— Возможно, — прошептала девушка, — возможно. Об этом я не подумала.

— Ты о многом не подумала, — вмешалась Юлька-грубиянка. — Например, о том, что ты видела в пещере. А ведь те типчики — копии с твоих ночных картинок.

Напоминание странно подействовало на Юльку. Из стопки нарезанных листочков в коробке из-под «Геркулеса» она вытащила твёрдый квадратик — на школьные карточки с заданиями шли в ход любые картонки, даже из тетрадных обложек. И взялась за ручку: «Спросить у Влада, что за чудовища были там, в пещере. Спросить, что это за место. Спросить, как понимать цепочку „сны — чудовища — пентакли“. Если пентакли тут при чём. И — в чём дело с силой».

Она ещё раз перечитала записанное, прикинула: надеть на завтрашние занятия у Влада джинсы и красный джемпер. Кроме того — волосы гладко причесать и стянуть в узел на затылке. Когда волосы так уложены, она обычно чувствует себя жёстче и решительнее. «И если Влад откажется ответить хоть на один вопрос, я ему устрою! — мрачно подумала Юлька. — А то придумал тоже — демонстрацию с компьютерами. У меня хоть причина побезобразничать есть, а у него что было?»

Ну и ночка! Не проспать бы с утра на работу.

Юлька повалилась на подушки, потянула на себя одеяло. Глаза закрылись сами по себе — и сновидения в несколько слоёв помчались перед внутренним взглядом. Что-то Юлька ещё узнавала. Что-то было настолько беспорядочно, что она лишь равнодушно следила за мелькающими образами.

Сон постепенно уводил её в тёмные глубины, и где-то, на его определённом уровне, видения стали отчётливее. Попеременно девушка, иногда участвуя — раздваиваясь на действующее лицо и зрителя, наблюдала то один сюжетный отрывок, то другой…

… Она бежит по лестнице и прячет от встречных взбухающие от слёз глаза. А в горле — душный напряжённый мячик. Обида захлёстывает волнами. Изнутри несмелый голос уговаривает успокоиться. Какое там!.. Наверное, впервые в жизни её так обидели…

… Асфальт. Серый, выветренный, холодный. Юлька сидит на бордюре под фонарём и смотрит на свою тень, вытянутую по светлому асфальту. Рядом ещё две тени. Она искоса взглядывает на сидящих поблизости. Женщина-рыба и пьянчужка. Интересно, где Утопленник? Она снова переводит взгляд на асфальт. Чего-то ждёт. Нет, чего-то ждут. Потому что даже во сне Юлька понимает, что смотрит на мир глазами третьего. Но третий — точно не Утопленник.

… И слёзы прорвались. Хорошо, что Юлька успела выскочить из дома. И хорошо, что около дома есть мохнатые величественные ели. Странно, на улице уже зима. Девушка встаёт так, чтобы заснеженные еловые лапы укрыли её. Закрыли от ненавистного дома. Она ещё понимает, что причина обиды кому-то покажется смешной и глупой. Но для неё это катастрофа. Слово — и Юлька, глуша плач, тихонько завыла, вцепившись зубами в палец: ощутимой болью пересилю боль душевную! Выревусь, но слёз моих никто не увидит!

… Снова асфальт. Теперь Юлька видит третьего. Это парень, взрослый, широкоплечий и странно спокойный. Кажется, девушка смотрит на него глазами Рыбы, так как видит и пьянчужку, а женщины нигде нет. А ещё Рыба чувствует к парню странную благодарность. За что — Юлька пока не разобралась. Небольшое удивление: благодарность — тонкая чувственная струйка в потоке готовности быть рабыней парня. Нет, не из благодарности.

Юлька, словно голову упрямого ученика, что-то «повернула» в Рыбе, так что Рыба уставилась в самое себя. Ничего себе — иерархическая лестница. Сочетание слов явилось немедленно, будто Юлька решала кроссворд. И на этой лестнице женщина-Рыба находилась в самом низу, в то время как парень занимал верхнюю ступеньку.

По отдельно мелькнувшей сторонней мысли Юлька поняла, что пьянчужка (ещё одна сторонняя мысль — Первый. Имя, что ли?) занимает ближайшую к парню позицию.

Потом девушке захотелось посмотреть, каким образом она получила нужное сочетание слов. Она вяло попыталась просмотреть тёмную массу в голове Рыбы, но заметила лишь, что масса пронизана стройной светящейся структурой.

Женщина мешала. Она продолжала смотреть в себя одновременно с Юлькой. Юлька видела её глаза, медленно растущие и заполняющие пространство в голове. Вместе с их ростом таял сюжетный сновидческий слой. Вскоре он внезапно оборвался. За мгновение до обрыва Рыба резко оглянулась на парня. Тот почти равнодушно сказал: «Здешняя Хозяйка…»

Большая буква ощущалась буквально кожей (даже во сне Юлька поморщилась — «буква буквально». Первая оценка за сочинение включает минус за речевую ошибку. «Голубушка, у тебя, случайно, не истерика — думать сейчас о таких вещах?»).

Девушка почувствовала облегчение женщины-Рыбы и остатки сновидческого слоя просто сморгнула.

… Плакать она перестала. Но не избавилась от накатывающих порывов снова разреветься. И для слёз достаточно только одной мысли — о доме. Одного взгляда на него, на расчищенную от снега дорожку, так многообещающую предлагавшую зайти. Пять этажей, два подъезда. Дом ухмылялся над Юлькой раззявленным жеманным ртом-дверью, и уже не людей в нём, а его самого она не хотела видеть. И если от первого ощущения обиды она испытывала беззащитность, то сейчас тональность сменилась.

Она ещё боялась поднять глаза — платочек совсем мокрый, нахлынут слёзы — чем вытереть? — боялась даже шевелиться, а левая ладонь уже сжалась в дрожащий от напряжения кулак. «Ненавижу этот самодовольный дом! Ненавижу… Взорвать бы его ко всем чертям! Чтобы рушился медленно-медленно! В пыль и крошево… Чтобы больше никого не обидел!»

Издалека кто-то заполошным тоненьким голоском уговаривал: «Не спеши, там же люди!» А Юлька раздражённо отмахивалась: «При чём тут люди? Мне, главное, дом этот уничтожить, чтобы больше никого не обижал!» Писк доносился из последних сил: «Но ведь в доме-то люди!» И тогда она окрысилась на непрошеного защитничка: «Да, люди! Благодаря именно им появился именно такой дом! И там человек, из-за которого мне хочется убить целый дом — хотя бы в мыслях! Почему бы этому человеку не спасти всех в этом доме? Ведь он виноват в происходящем, он обидел меня и заставил чувствовать себя… униженной!» И она продолжала представлять — с наслаждением — взрыв из киношки: дом вздрагивает; пятый этаж, сминаясь, вламывается в четвёртый — и ниже, ниже — во взрывах пыли и разлёте мелкого камня…

… Она в парне встаёт навстречу двум крепким фигурам в форме. Те идут уверенно. В руке одного пляшет короткая толстая палка. Но и она в парне ничего не боится, а почему-то чувствует совершенно неожиданный для ситуации голод. Она сглатывает, увлажняя пересохшее горло, и почти бежит к фигурам, недоумённо замедляющим шаг.

… Низкое облачное небо над домом вспыхнуло и словно оплавило крышу. Дом содрогнулся и мятым воздушным шариком начал усыхать сверху донизу. Девушка стояла, держась за еловую лапу. Холодные иголки прокололи варежку, тыкались в ладонь. А она смотрела на умирающий дом, и внутри была пустота.

31

Троллейбусы через её остановку начинали ходить в пять двадцать утра. Она вышла в четыре двадцать. Ей повезло. Подъехавший, был, наверное, дежурным, и Юлька с радостью влезла в него с тёмной, одиноко-пустынной остановки со всем своим грузом — портфелем и пакетом, тяжёлых от тетрадей, проверенных дома.

Кроме Юльки, в салоне спала — крепко и сладко — юная парочка. Спала, обнявшись, от холода дыша друг в друга. Из-за этой парочки водитель на перекрёстках мягко снижал скорость, чтобы не беспокоить… Или девушка всё выдумала, и водитель просто очень хороший оказался?..

Сама же Юлька оправдание собственным действиям находила в укоряюще-утешительной поговорке: «Дурная голова ногам покою не даёт».

Пробуждение от сна получилось весьма впечатляющим. Сначала прямо во сне её затошнило от зрительного и чувственного растроения: она начала видеть мир глазами сразу всех трёх своих странных знакомцев. Глаз не успевал зацепиться за разглядываемое — ракурс тут же менялся, а то и наслаивался один на другой. Но, оказалось, это ещё ягодки.

Стараясь сосредоточить взгляд на происходящем и то и дело меняя свои «очки», девушка очутилась в гуще молниеносно развернувшихся событий.

… А дом всё падал…

А потом Рыба увидела: парень сгорбленным псом припал к руке неподвижно лежащего человека в форме. Вот он оборачивается, подбадривающе кивает на второго лежащего. Рыба идёт следом за Первым, мельком замечает рот парня — перепачканный чёрной жидкостью…

… Зажав рот, Юлька вскочила с кровати и побежала в ванную. Ждала над раковиной долго, недоверчиво прислушивалась к себе. Судорожных позывов к рвоте больше не было. И девушка вернулась в комнату.

— Переживания дня во сне отразились, — тихонько сказала в воздух и добавила: — Спать боюсь. Надо бы записать приснившееся.

И записала в свой «сонный» блокнот.

И, как часто бывало, начала перелистывать записи с первой, уже обтрепавшейся странички. Хорошо знакомые строки успокаивали. Хотя… Юлька вернулась на предыдущую страницу: «Я стою перед домом — уже перед развалинами…» Прочитала строку ещё раз, внимательно перечитала всю страницу. И вдруг что-то подтолкнуло память. А ведь не впервые она видит сон о разрушенном доме.

Пришлось достать платочек из косметички: лицо мгновенно покрылось потом. Сначала она только промакивала лицо: ставшую необычно чувствительной, кожу обжигающе свербило от выступающей на ней влаги. Затем она уже просто придерживала платок на лице и с каким-то затаённым испугом подсчитывала записи о разрушенном доме.

… Пустой троллейбус гулко захлопнул дверцы и отъехал, опахнув Юльку суховатым, пахнущим снежной крупой воздухом. Девушка повернулась было к пешеходной дорожке — и вдруг обернулась. Опять! Опять!.. От остановки отъезжал не пустой, а набитый людьми транспорт, пассажиры слегка шевелились, устраиваясь в тесноте поудобнее; в зазоре дверей торчал кончик шарфа… Троллейбус набрал ходу (Юлька сморгнула сухость в глазах) — вот он проехал освещённое фонарями пространство, и там, в утренней темноте, люди покинули помещение на колёсах. Троллейбус удалялся огромной пустой коробкой… Блазнится…

Дорогу она помнила хорошо: чуть наверх, потом направо, к еловым аллеям, где, окружённая высотными домами, и пряталась та пятиэтажка.

«Я всегда думала, что моя жизнь монотонна, без каких-либо катаклизмов и потрясений. Надо было почаще читать „сонный“ блокнот. Все мои приключения, оказывается, проходят во сне. Или случаются в жизни, но я о них не знаю, а во сне они отражаются. Как пещера. Я в ней была, но не знала о том. Как этот дом. Он есть, но во сне с ним что-то страшное…»

Аллея — узкая асфальтовая тропка между чёрными елями и стилизованными под старину фонарями с рассеянно-голубым светом — вывела Юльку к углу площадки перед домом, где заметная ель всё так же готовно и важно держала тяжёлые лапы на весу. И девушка, как тогда, несколько лет назад, снова ухватилась за протянутую ей ветку.

Здания не было. Тянулся неровный поверху прямоугольник фундамента. Внутри него и за ним темнели островки пожухлой от мороза травы.

… Она прочитала в газете объявление, что набирается учебная группа по развитию экстрасенсорных способностей. Приезжий экстрасенс обещал плотный график учёбы на две недели. На пробном занятии, где проверялись способности и задавались различные тесты и упражнения, Юлька была просто очарована энергичной дамой, мгновенно взявшей многочисленных слушателей под жёсткий контроль. И даже её вердикт, брошенный, как и другим, Юльке — «способности ниже среднего, ничего — разовьём!» — не сбил почти праздничного настроения… Ушат холодной воды в самом конце — наконец назвали стоимость курсов. Юлька отяжелела на своём стуле, мгновенно подсчитала — восемь её зарплат — и украдкой огляделась. Остальные к информации отнеслись спокойно. Потом-то она поняла: названивая насчёт объявления, все заранее поинтересовались финансовой стороной. Она — постеснялась спросить… Пока, собираясь по домам, кто-то что-то уточнял у руководителя, пока кто-то, сбиваясь в группки, обсуждал увиденное и услышанное, а выбранный староста составлял список слушателей курсов, Юлька незаметно просочилась из аудитории в коридор и поспешно направилась к лестнице. Она ещё уговаривала себя, что это смешно… «Жила себе — и всё было нормально. И вот ткнули — нищая. Впервые. Нищая. Ну ладно, если денег на что-то не хватало, всегда можно было отмахнуться — а, обойдусь. А здесь — почти новая страница жизни — может, даже судьбы. Всё очень серьёзно, вплоть до диплома. Столько надежд… Каково тебе на грешной земле, куда спустили? Нищенка!» Два-три человека попались навстречу — время около девяти вечера. Она прошла с опущенной головой — бегом по лестнице. На первом этаже дверь туго потянулась, а может, руки ослабели — зато слёзы, слёзы, слёзы… А потом — ель. А потом яркая картинка перед глазами — дом взрывается и оседает!.. Но ведь не взорвался! Успокоившись до глубокого, ровного дыхания, Юлька отправилась к остановке, а дом насмешливо смотрел ей вслед уже редко освещёнными окнами. Но целый. И такой самодовольный…

А в снах она убила его — с сегодняшним одиннадцать раз.

От фундамента она побрела назад, к остановке.

Бездумно там постояла, чувствуя себя забытым предметом мебели на гигантской пустынной сцене. Бездумно зашагала по дороге, машинально держась ближе к обочине.

Низкое серое небо затвердевшим старым снегом, просыпанным пылью, зависло над городом. Чистые в короткий период между слякотью и снегом улицы мягко переходили из одного оттенка в другой, и тревожное помигивание на перекрёстках всё же не мешало общему впечатлению покоя. И в этом покое Юлька чувствовала себя очень неуютно.

Когда, словно вырвавшись на свободу, по дороге помчались троллейбусы и автобусы и стало ясно, что время — полшестого, Юлька получила возможность очнуться и подумать о случившемся.

«Провал в памяти… Сознание просто вычеркнуло эпизод, который отказывалось воспринимать. Так, кажется, такие вещи объясняют. А подсознание выдавливало тот же эпизод на поверхность, но в форме снов. Не так болезненно… Но я точно помню, что уходила, а с домом всё было в порядке!»

Она старалась рассуждать и так и эдак, но последняя мысль перечёркивала все логические построения, не помогал в том числе и убедительный провал в памяти. Юлька отчаялась вообще придумать объясняющую хоть что-то версию, как в разговор резко вклинилась невероятно довольные новые две Юльки.

— Юлечка, с прошлым ты когда-нибудь ещё разберёшься, если, конечно, оно тебе ещё понадобится. А вот с будущим проблемы отпали раз и навсегда!

— Что вы ещё удумали?

— Ну как же! Ведь тебе нравятся двое, и ты не знала, кто больше. А теперь ясно, что ты просто должна выйти за Влада!

— С ума сошли?! Должна?!

— Только он один обещал тебе полную изоляцию от мира с его переживаниями. А эксцессы, происходящие с тобой, всегда приходятся на твои, мягко говоря, не самые лучшие перепады настроения… А Влад, ко всему прочему, ещё и богат, симпатичен и хорошо относится к тебе…

— Иначе бы не сделал предложения!

— У вас есть общие темы для бесед, вас увлекает одно и то же. Музыку вы тоже любите в одном вкусе. Вспомни-ка, как ты примерялась к его дому, представляла себя в нём хозяйкой. А сколько раз представляла, что тебя под руку с ним видят все твои знакомые?..

— А в доме убирается приходящая прислуга!

Выйти замуж за Влада… И забыть об Олеге… Данные традиционной формулы. Нет, забыть об обоих. Суть (сейчас) не в них. А в чём? Эти две дурочки самозабвенно, брызжа завистливой слюной, галдят о счастливом будущем, жадно и удовлетворённо описывают его Юльке, прямо-таки давясь от наслаждения…

Почему молчит Юлька-грубиянка?..

И что ей самой не нравится в ситуации? Ведь вроде бы и правда: вот оно — то, что даст покой изнывшей душе. Любая работающая женщина мигом бы ухватилась за предложение (любая… стандартное выражение, набившее оскомину, но перед глазами сразу — визжащая от восторга Тамара). А она? Что же в таком роскошном выходе из положения таится, если Юлька с испугом чувствует, как где-то изнутри поднимается и растёт что-то глухое и тяжёлое?..

Первое понимание, спокойное, прозрачное: она стоит у перекрёстка, видит часть улицы и дома, весело наливающиеся жёлтой поутру лампочковой жизнью… Восприятие места — нормальное восприятие. Всё видит и понимает, что перед ней. Пришла в себя?

«Мне не оставили выхода!» Грязная река смутных мыслей плеснула серой пеной — и это стало вторым пониманием. Ясная мысль. Нет выбора — за неё решили.

Дурёхи что-то вымученно пискнули и смолкли.

«Я не хочу, чтобы за меня решали…»

Она смотрела на живое движение за тёплыми стёклами, и свирепая волна вздымалась снизу вверх, заставляя девушку поднимать напряжённый подбородок. «Я не хочу прокрустова ложа — пусть даже из благих побуждений. Мне нужно самой найти…»

Ярость обрушилась так внезапно, что заслонила причины своего появления. Юлька уже ни о чём не думала, смотрела на ближайший дом с ненавистью, уцепившись за не вполне осознанную мысль: «Я не урод, чтобы меня прятать от людей!» А потом и эти слова уплыли в сторону, и Юлька бездумно представила: сначала взорвётся вот этот дом, потом — другой… По цепочке, как будто горят, подхватывая пламя один от другого. Вот, что она сделает, если её заставят!..

— Психуешь!

Словесная пощёчина заставила её вздрогнуть, а Юлька-грубиянка добавила:

— Учти: про тот дом ты тоже только воображала. Подумай, сколько детей в этих…

«Господи, что я делаю!» Юлька засуетилась, прогоняя образы умирающих домов — они же назойливо вставали перед глазами, и она столкнулась со страшной проблемой: умом она понимала, что необходимо переключить мысли и воображение на другое, а кто-то гадливенький внутри неё всё подсовывал эти образы и подсовывал. И этот гадливенький тоже была она, потому что хотелось проверить свои способности, а когда же их проверять, как не сейчас, и посмотри, как это просто: видишь здание, вспоминаешь кадр из фильма… «Не хочу!!» Любой кадр, хоть из художественного, хоть из документального… Ну, давай… Помнишь?.. Дом подрагивает и…

— Тварь скользкая!.. — сквозь зубы выговорила Юлька-грубиянка.

— Прекрасно в нас влюблённое вино, — горячо, как молитву, зашептала Юлька спасительным кругом подброшенные слова. — И добрый хлеб, что в печь для нас садится… — Она заставила себя прочувствовать этот хлеб, увидеть его: бабушка вынимает из печи чёрные круглые формы, хлеб в них высокий, с матово-тёмной корочкой; бабушка отламывает ломоть — горячий — в руках не удержишь, сверху бросает горсть крупной серой соли, и вот первый кус во рту — разваливающаяся мякоть, ещё липнущая к зубам, крепкий аромат пропечённой корки, в носу щекотно…

Оказывается, она отошла от дороги, прислонилась к неровному стволу рябины, судорожно прижав сумку и портфель с тетрадями к себе. Машины двумя потоками с обеих сторон дороги оживили улицу. Юлька увидела их. Они заставили подумать о времени. Подтянув рукав, долго смотрела на часы, пока не поняла, что на работу успеет с приличным запасом, даже если пойдёт пешком.

«Не хочу пешком. Не о том буду думать. А ехать-то с пересадкой — денег жалко. Да ну! Себя жалеть — денег жалко. Среди людей о дряни всякой не больно-то думается… Ладно, где здесь остановка?»

Утренняя теснота в троллейбусе оказалась чуть тише вечерней. Постоянно входящие люди постепенно оттеснили девушку вперёд. Перед кабиной водителя она ухватилась за поручни и почувствовала себя уверенней. По странной ассоциации она вспомнила давно прочитанный рассказ о человеке, который всё время старался замешаться в толпу или хотя бы пройти несколько шагов рядом с людьми, — и сейчас тщетно пыталась припомнить автора. Тогда рассказ оставил у Юльки чувство недоумения. Она-то всегда старалась выгадать момент, чтобы побыть в одиночестве. Теперь — поняла. Люди — единственное спасение от неотвязных, жутких мыслей. Кто же автор…

С переднего сиденья начала вставать старушка. Хотя лучше было бы назвать её старухой: при невысоком росте она умудрялась производить впечатление довольно рослой. Может, оттого что лицо у неё чуть длинноватое, с крупным красивым носом, и лицо — почти лик, красивый, правильно взрезанный долгими мягкими морщинами. Странно певучий лик.

Она встала к передним дверям и в воздух тревожно спросила:

— Ай откроет он мне? Нет ли?

— Не бойся, бабуля, постучим — откроет! — сверху вниз прогудел широкоплечий парень в куртке.

Троллейбус стал замедлять движение. Деловито сопя, с нижней ступени мимо старухи протиснулись трое шустрых мальчишек с толстыми ранцами.

Старуха перекрестилась в пустое пространство на ступенями:

— Благослови, Господи, и эту машину, и водителя хорошего, и путь мой лёгкий. И всем дорогу дай ровную… Спаси тебя Бог, водитель, хорошо довёз.

Она вышла, а водитель, за своей дверью не слышавший ни слова, повёл троллейбус дальше.

Юлька и не заметила, что затаила дыхание и улыбается. А потом скользнула взглядом по близко сидящим и стоящим — все, кто слышал негромкую речь старухи, улыбались. Трое школьников — нет, одна девочка среди них, вон косички по плечам струятся, — перешёптывались: «Как в церкви», а парень в куртке хмурил брови, как будто недоверчиво прислушивался к чему-то.

32

Юлька стояла у доски и растерянно глядела на шестой класс. А класс напряжённо смотрел на неё, хотя самые легкомысленные уже начинали тихонько хихикать.

— Ну… Это… которое называется… — снова попробовала Юлька и снова замолчала — в одной руке сборник диктантов, в другой — мел, которым она только что написала дату на доске.

В самом начале урока ей срочно понадобился некий предмет, но его наименование совершенно вылетело из памяти. Такое с нею уже случалось в этом классе и в прошлом году. Да что — в этом классе! Несколько раз за год, упорно думая о какой-либо проблеме, Юлька напрочь забывала какое-нибудь слово и порой до конца урока могла и не припомнить его. Дети с пониманием относились к выкрутасам своей учительницы. Юлька даже полагала: некоторые решили, что таким образом она проверяет их на сообразительность.

— Мел? — неуверенно предположил один.

— Тряпка? — Староста класса, высокая властная девочка, привстала, бдительно выглядывая дежурных. На неё зашикали: «Вон две лежат. Сиди на месте!»

— Юлия Михайловна, — тихонько позвали от двери. Из коридора улыбалась учительница физкультуры, протягивая в дверной зазор классный журнал. — Ребята забыли забрать с собой…

— Спасибо! — Юлька так обрадовалась, что почти беззаботно объяснила классу: — Именно о журнале я и хотела спросить! А теперь — выслушайте, пожалуйста, текст диктанта.

Она встала у окна, чтобы видеть всех, и начала диктовку.

Вскоре пришлось присесть: плохо склеенные страницы отнюдь не новой книги то и дело норовили выпорхнуть из обложки. Кроме того в сборнике оказалась целая куча разнокалиберных листочков: анализы предыдущих контрольных работ;, прошлогодние оценки, записанные второпях, чтобы не забыть сразу выставить в журнал; заметки, на что обратить внимание в работе над ошибками; небрежные рисунки и уж совсем посторонние записи. И все они тоже выжидали момента скользнуть на пол.

Дожидаясь, пока дети допишут очередную фразу, Юлька с интересом развернула сложенный лист и хмыкнула, прочитав: «Влюбиться, что ли, скуки ради… Уж больно ровно жизнь течёт. Попробовать на вкус страданий, смешать с мечтами горький мёд. Влюбиться сразу, безнадёжно. Со зла ночами слёзы лить. За кем-то очень осторожно глазами тайными следить».

Да уж, был момент в её жизни несколько лет назад, когда только работы в школе показалось маловато. Захотелось чего-то, хотя бы придуманного. Как беззаботно писала она о своём желании, как легкомысленно представляла, что должен испытывать влюблённый человек. Показать бы листочек Олегу… Ой, нет! Сочтёт ещё пустышкой.

«А что, тебе хочется выглядеть более значимой в его глазах, чем ты есть на самом деле? — насмешливо вопросила себя Юлька. — Ты же ничего такого к нему не испытываешь. По ночам не ревёшь из-за него. Да и отношения не совсем безнадёжные — с его стороны хотя бы. И почему первым вспомнился Олег, а не Влад? Наверное, потому, что Олег говорит о своём отношении, а Влад таинни… таимничает? Таинничает? Таинствует? Фи — таится! Ты, мать, сосем уж до ручки дошла! То как журнал называется, забыла, то слов подобрать не может. А Олег… А что Олег? Стоп! — Юлька отчитала следующее предложение диктанта, дала первую фразу для записи и продолжила раздумья. — А что — Олег? Когда я о нём думаю, мне всегда представляется густой тенистый сад. И дом на двоих… Ты проснёшься, а в окно стучит дождь, посланный мной, навеянный мной…»

Первые строки, как всегда, пришли легко, будто вычитанные откуда-то, а дальше пошла очень забавная игра, которая Юльке и нравилась, и казалась смешной:

— Пишем. Солнце едва показалось над горизонтом… — «В нём тихонько имя прозвучит…»

— … когда мы отправились на… — «… сном, смытым с стекла небесной водой».

— … отправились на речку… — «Шелестом трав…»

— Поставили точку, вернулись к началу предложения — проверяем. Следующее предложение — сложное по составу. Выслушайте его внимательно… Саша, внимание сюда, я диктую: Его лучи едва касались… — … плеском дождя я прошепчу: «Откликнись, жду тебя!» — Кто не успел дописать, поднимите руки. Так, хорошо. Работаем дальше.

«Присутствие в двух наложенных друг на друга пространствах, и, причём, в обоих совершенно машинальное присутствие. Это что: умение жить на двух уровнях или откровенная халтура? — Юлька, со звонком оставшись в пустом кабинете, сосредоточенно и невидяще взирала на солидные пачки тетрадей. Наконец увидела. — Успею проверить за урок? Домой брать не хочется… А куда я листок со стихами сунула? Ага, вот. Закончить или бросить? За вязанье взялась — так и всё остальное, будь добра, до конца доводи давай. „Откликнись, жду тебя“. Странно, чего Олегу откликаться, если он сам постоянно рядом со мной? Ладно, не отвлекайся».

Листок был вложен в пособие и благополучно был бы забыт, если б Юлька не представила себе, как Олег наклоняется к ней поцеловать: его глаза, вновь поймавшие её взгляд в железный капкан; его горячее дыхание на её губах — и гулкая пустота подъезда, и — мир, ограниченный его жёсткими тёплыми руками.

Резко вставать Юлька никогда не умела. Стул за спиной попытался удержаться на задних ножках, но медленно и торжественно грохнулся. Слава Богу, спинка не отлетела. Юлька, не успевшая подхватить предмет мебели, бережно водворила его на место. Над чем — над чем, а над школьной мебелью именно ей, учителю, трястись надо, с нежностью к неё относиться надо, ибо школьная мебель — корова священная, золотая — в полном смысле этого слова: и в парты, и в стулья каждый год вкладываются такие деньги, что уже за десять лет использования мебель превращается в бесценную… А Юлька развоевалась. Из-за чего? Ах, да.

Она подошла к окну. А вдруг они поссорятся, она разозлится на него? Юлька поёжилась. Долгие годы работы в школе, вечное самоограничение в эмоциональном плане и дом, где всегда можно уткнуться в страницы чужой жизни, — неужели только это и ждёт её в будущем?..

— Юля.

Вздрогнула. Обернулась. Никого. Странно. Голос Олега прозвучал очень отчётливо. Будто стоял рядом — и напомнил ей, задумавшейся, о себе.

Ругая себя последней дурой, Юлька поспешно заперла кабинет, побежала со своего второго этажа в вестибюль, мимоходом пожалев: «Вот и проверила обе пачки!» По последней лестнице спускалась — шесть ступенек — на предпоследней споткнулась, еле успела ухватиться за перила — так загляделась на входную дверь. К окнам у двери вестибюля подходила уже медленно, обиженно кривя напряжённые губы. Как же — придёт. Выдумала тоже: ей станет плохо — он тут же явится. И вообще. Она же его не любит. Очередной друг-товарищ. Чего заволновалась?.. Позвали её…

В вестибюле школы и на крыльце кипел муравейник: учителя начальных классов выводили детей, вторая смена носилась — кто в раздевалку, кто из школы в школу — в догонялки играли, ребята из старших классов собирались домой, получали из гардеробной одежду, неспешно переговаривались, кого-то ждали…

Застывшие, чуть приподнятые плечи Юльки вдруг сжали чьи-то крепкие и тёплые ладони. Девушка замерла: коллеги решили подшутить?

В самое ухо Олег негромко сказал:

— Только хотел наверх подняться — тебя увидел.

— Я давно спустилась, — начала Юлька и осеклась, чуть не сказала: показалось, он пришёл — и вышла встречать. Но упрямо повторила: Давно спустилась, а тебя не видела.

— К вахтёру подходил. Смотрел расписание звонков.

— Олег, нам бы поговорить надо. Пошли наверх. Кабинет пустой.

— Извини, времени маловато. Я заскочил спросить: ты сегодня к Владу идёшь?

— Иду… Олег, нам надо расстаться.

— Не понял. Что так сразу?

— Лучший вариант был бы монастырь. Или скит отшельницы. Характер вот только не позволяет. Ленива, да и сосредоточиться на чём-то только одном трудно.

— Ничего не понял. Давай не будем сейчас об этом. Такая сутолока, а ты хочешь обсудить… Постой-ка, ты, случаем, не продумала своё будущее, по полочкам не разложила? А мне результат выдаёшь, да?

— Я ещё не думала по-настоящему. Сама ещё ничего не понимаю. Но знаю, что встречаться нам нельзя.

— Так. Мне — бежать. Давай-ка я тебя прихвачу после твоей секции… Где тебе удобнее? Там и поговорим.

— Ну ладно. На конечной троллейбусов. Где-то в восемь. Пойдёт?

— И поедет. Держи, — он сунул ей в ладошку плитку шоколада и тепло подул в ухо. — Это вместо поцелуя. Счастливо! И чтоб без меня никаких придумываний!

Он быстро ушёл в «предбанник» школьного крыльца, появился снова — уже за стеклом, спустился, не оглядываясь, и пропал за углом столовой.

«Ну и нафиг! — внезапно разозлилась она. — Пусть всё катится своим чередом! Чего лезть, пытаться повернуть ситуацию? Кто сказал, что это обязательно? Не буду навязываться Владу в жёны, пока снова не попросит ещё раз — если попросит! Не буду говорить с Олегом о расставании! Они сильнее, пусть сами решают, а я не хочу!»

И на волне сосредоточенной злости поднялась в кабинет и умудрилась всё-таки до звонка проверить одну пачку тетрадей.

Домой шла с намерением отдохнуть перед вечером, может, даже поспать («Хроник-недосыпа!»), однако появилось маленькое сомнение: уж больно взъерошена, чтобы из сна что-нибудь получилось. Подходя к дому, в окне которого однажды увидела белую лохматую собаку, девушка остановилась и осмотрелась. Никого подозрительного в поле зрения не обнаружилось.

В прихожей горел свет — в глазок виднелся, поэтому Юлька даже ключ не стала доставать. Нажала на дверную ручку и вошла.

— Забираю вашу маму! — жизнерадостно заявила соседка. — Одичала она тут у вас со своими сериалами. Сходим, погуляем по магазинам, просвежимся.

Мама, стоя перед зеркалом, что-то проворчала. Гулять-то она любила, но с выходом на улицу всегда возникала маленькая проблема как уложить волосы. Чем она сейчас и занималась, с сомнением разглядывая результат. Судя по густому сладкому запаху, устоявшемуся в прихожей, результат пытались подкрепить и лаком.

— Ну как?

— Великолепно! — с жаром ответила Юлька, сразу уловив в голосе мамы надвигающуюся, словно тёмная грозовая туча, грозу. По опыту знала: теперь надо действовать стремительно, потому как ещё немного — и мама взорвётся и наотрез откажется выходить их квартиры. — Только не платок, а твою малиновую фетровую шляпу.

— Ах, какая прелесть! — вовремя восхитилась соседка, и Юлька выпихнула обеих женщин на лестничную площадку, смягчая свой напор приговариванием: — Идите, идите! Замок я сама закрою. Приятной прогулки, а на обратном пути батон не забудь!

Юлька чуть не упала, в скоростной манере освобождаясь от ботинок. Фу-у, ну и запашок от этого лака! Форточки, балконная дверь — всё настежь! И пошла переодеваться.

И села на кровати с носками в руках. А ведь сегодня понедельник… Вскочила, побежала в ванную. Точно. Папиного огромного махрового полотенца нет. Значит, как с работы пришёл — сразу в баню. Что это нам даёт? Прекрасную возможность заняться домашним хозяйством!

Две Юльки проныли: «Ты же спать хотела!» Фыркнув, Юлька заглянула в стиральную машину. Доверху. А если и своего ещё добавить… А на кухне выяснилось, что нет супа, второго тоже, и вообще, кажется, мама понадеялась, что папа придёт только к вечеру. Два — минимум — часа свободы в квартире!..

Через несколько минут в ванной гудела стиральная машина; на кухне на плиту была водружена кастрюля с водой для супа и кастрюлька поменьше — для каши, а Юлька в комнате родителей протирала полы.

Обыкновенно такая кипучая деятельность приводила к тому, что взмыленная и встрёпанная Юлька без сил шлёпалась на кровать или шлёпала в кухню, заваривала чай, а за чашкой на столе водружала книгу и блаженно погружалась в перипетии героев в другом мире. Но сейчас она чисто физически ощущала, как в животе тугими узлами переплелись жёсткие верёвки, ко всему прочему которые ещё кто-то и поджёг.

Смывая с себя в ванной пот, Юлька наконец, определила: «Я паникую…»

Почти вслед за мыслью жар из живота перескочил на лицо. Она очень старалась думать о другом. Только получалось плохо. Всё равно грезилось то, чего боялась. Дверь, в которую надо позвонить. Влад, который ей откроет. Бумажка с вопросами, которую она достанет. В общем — дичь. И кончится всё тем, что она младенчески что-то пролепечет, а Влад ласково выставит её из своего дома…

Полотенце пришлось взять с собой, в комнату: Юлька здорово потела — от страха и необходимости делать серьёзные вещи. «А если поговорить по телефону? Так легче. Но ведь и Владу легче? Разговор по телефону всегда легкомысленней, чем с глазу на глаз… Нет уж. Буду говорить после занятий. Во всяком случае, у меня есть две поддержки и опоры: Олег, который будет ждать на остановке, и Алексей, которому, как считает сам Влад, я всё-таки помогла».

Пришла мама, услышала капель в ванной, учуяла вкусные запахи с кухни, задала традиционный вопрос:

— Ну почему ты не занимаешься этим каждый день? Разгрузила бы меня…

— Двум хозяйкам на кухне не бывать! — традиционно ответила Юлька и насмешливо добавила: — Вот если бы ты гулять ходила каждый день!..

— А фильмы кто смотреть будет? Столько интересных — ничего не хочется пропустить.

— Можно подумать, когда сериал закончится, ты вспомнишь, как зовут главных героев, — пробормотала Юлька.

— Ну и что! — ответила мама и пошла включать телевизор.

33

Белая сухая крупа под ногами сахарно похрустывала. Кажется, зима всерьёз решила взяться за наведение порядка в мире. Юлька кожей чуяла движение зимнего дыхания по земле и была безгранично счастлива в своей маленькой крепости — в тёплом кожаном плаще.

У аптеки пришлось обходить легковушку, которая залезла на пешеходную дорожку. Шагая по проезжей части, Юлька мельком услышала залихватски-нагловатый говорок радио-диджея. Только поморщилась, как уже в спину мягко толкнул голос, начавший петь без сопровождения. Она остановилась, не думая, кто поёт и почему песня кажется знакомой — языка не знала. Просто всем существом перелилась в хриплый мужской голос, в торжество вступивших грубоватых электрогитар. И неловко, и хорошо было стоять у пустой машины и слушать человека, который о своей страсти рассказывает так убеждённо. И ещё от песни тянуло теплом. Как от костра…

Даже резанувший бодрый вопль диджея сразу после окончания песни не смог испоганить впечатления пронизывающего трепета.

Юлька уходила от машины и повторяла главное слово вместе с певцом, которого продолжала слушать мысленно. Она всё-таки вспомнила. «Назарет». Старая-старая песня. То ли о сне, то ли о мечте. Не всё ли равно, мечтая летать наяву или во сне? Были бы крылья. Вспомнился мысленный ночной разговор с Олегом. Как легко она представляла, что он спросит, о чём заговорит. Вот только предмет разговора лучше не вспоминать… Юлька вздохнула. Зря она слушала «Назарет». Совсем растаяла… И придержала за собой металлическую калитку, чтобы не грохнула.

Минута передышки во власти «Назарета» всё-таки оказалась благой. Уже в «предбаннике», где Влад встречал кружковцев, томилось густое напряжение. Поначалу удивлённая не расходящейся в комнаты для занятий толпой, Юлька не сразу поняла, что напряжение создают лишь двое из присутствующих — Тамара и сам Влад.

Необычное столпотворение в «предбаннике» было вызвано следующей ситуацией: Тамара пыталась снять с себя пальто и одновременно связно рассказать о том, что её взволновало. И те, кто пришёл с нею, и те, кто высунулся из комнаты на её сочный, богатый яркими интонациями голос, так увлеклись её историей, а сама она так разомлела от всеобщего внимания, что на Влада никто не смотрел. Юлька же, стоявшая в удобной позиции, у входной двери с небольшим возвышением, увидела его на фоне стены. Увидела и замерла. Её поразило, как он неотрывно смотрит на Тамару — по обыкновению спокойный и выдержанный, но это для тех, кто лишь мельком взглядывал на него. И побледневший — только для Юльки.

«Что с ним? Заболел?» — недоумевала девушка, вполуха слушая восторженный и даже азартный голос Тамары. Женщина говорила о каких-то трупах, в считанные часы ставших мумиями. Кажется, вычитала где-то. Странно, что её слушают с таким вниманием. А, вот в чём дело: соседка, жена милиционера, сообщила ей по секрету какие-то потрясающие сведения. Две сплетницы.

Влад чуть поднял взгляд и встретился глазами с Юлькой. Вновь быстро перевёл глаза на Тамару. Может, Юлька придумала, что он побледнел? Может, из-за света в прихожей? Чёрные запавшие глаза Влада сумрачно сияли. Он и смотрел на женщину, и как будто думал о чём-то своём.

А Тамара, подхлёстнутая сочувствием, распалилась и начала рассказывать историю заново, подчёркивая и приукрашивая отдельные подробности. И, когда она со смаком начала описывать состояние трупов, Юлька не выдержала: шагнула вперёд остановить болтушку — и внезапно столкнулась взглядом с шагнувшим вперёд Владом.

Несколько мгновений пустоты. Юлька услышала:

— … кожа сухая, сморщенная, а ведь только полчаса назад их видели живыми…

Услышала и поняла: Влад тоже не хочет, чтобы Тамара говорила. Он тоже хотел остановить её. Но как?..

Ещё секунда — и двое виновато, поняв движение друг друга, отвели глаза.

Влад за спинами собравшихся прошёл в комнату для медитаций, а Юлька прижала ладони к горячему лицу: как-как — воспользовавшись той самой силой. То есть ударить по энергооболочке. Вмешательство в чужое личное пространство. Вмешательство, которое однажды дорого обойдётся и вмешавшемуся, и тому, чьё поле буквально взрезали бы… Ноющая боль исподтишка кольнула висок. Девушка поморщилась и тихонько обошла Тамару и её зачарованных слушателей.

Что за дикость придумали эти сплетницы?.. Кстати, почему всегда скептичный и самоуверенный Влад-всезнайка с ходу не осмеял Тамару с её жутким рассказом? Что ему-то не понравилось в её повествовании настолько, что он пожелал заткнуть ей рот?..

Влад зажигал свечи, и Юлька, машинально откинув назад, на спину, свесившиеся тяжёлые пряди волос, сказала:

— У меня есть несколько вопросов к тебе.

— Люди пришли заниматься.

— Это предлог. Нам необходимо поговорить.

— А не то? — Видя её удивление, Влад безучастно объяснил: — В твоём голосе звучит угроза: «Нам необходимо поговорить, а не то…» Продолжай, договаривай.

— Не выдумывай! — Юлька смущалась своего истеричного тона, злилась на Влада, что он прав: о разговоре надо было объявлять после занятий. Ко всему прочему неожиданно взмокли ладони, а изнутри пошло кверху, к горлу, что-то горячее, как чайная струйка. Девушка ощутила, как наполняется тугой дрожью. — Плевать мне на занятия, понял? Займи их чем-нибудь, а мы поговорим — и немедленно.

— Успокойся. Какие-то полтора часа — и я в твоём распоряжении.

Он снова отвернулся к свечам.

В прихожей заговорили, но ясные, отчётливые голоса уплыли в мягкий глухой туман. Юлька отстранённо смотрела в спину Влада, зная, что она стоит за его спиной.

Это кто-то другой в его кабинете взял с его стола огромную полированную раковину и швырнул её в окно.

От стеклянного обвала Влад вздрогнул и обернулся к Юльке, не замечая, что очередная спичка почти догорела и её пламя ласкается о его пальцы. Девушка издалека наблюдала, как огненный лепесток томно прислонился к коже Влада, а потом серая струйка деловито закурчавилась, будто из пальцев. Дымок ещё не исчез, а «кто-то другой» изо всех сил ударил второй раковиной по второму окну. Осталось ещё одно.

— Вот как… — прошептал Влад. Лицо не изменилось — так же безучастно.

— Влад, ты слышал? Где-то стекло разбилось? — обеспокоенно сказала Ольга Андреевна, пожилая дама, деловитая и крепенькая в своём спортивном костюме. Сначала она просто повернула голову, заглядывая в комнату, а увидев горящие свечи, позвала мужа и остальных.

Кое-кто тоже слышал стеклянные взрывы и уже пытался выяснить, что случилось. Но голос Тамары продолжал драматически заглушать реплики кружковцев на «посторонние темы». Женщина, видимо, вместе с остальными двигалась к комнате, где уже вошедшие смущенно старались сделать вид «ничего не вижу».

Юлька и Влад смотрели друг другу в глаза в совершенном, явно огороженном ото всех личном одиночестве. Неизвестно, как для Влада, но для Юльки зримый мир расплавлено тёк, и она уже перестала правильно воспринимать происходящее. Затянувшийся сон, где всё плывёт…

… Назойливый голос Тамары, кому-то отвечающий:

— Сразу! А как не узнать? Все вещи остались при них: оружие, документы, даже дубинки…

Влад тоже отдалился.

«… даже дубинки…» Юльку кинуло в многопространственный поток. Она — ныряет под дубинку, хищно и стремительно вонзает пальцы в шею тёплого тела — во влажное тёплое месиво, брызжет кровь, её сладкий вкус на губах, на языке…

Она — видит медленное движение Влада, он стискивает зубы. Ненормальный, он думает — этот его командный голос может повлиять на неё. Не Влад, оказывается, движется — материальные следы гипнотического приказа шевелятся в воздухе и стаивают в мутные полупрозрачные капли. Она — морщится от обвивающих её, обнажённо-пронзительных звуковых тянучек из голоса Тамары.

И снова она, Юлька, — сквозь колыхания прозрачных полотнищ вглядывается в форменную одежду того, на дороге. Как он торжественно падает! Даже обыденность выплёскивающейся крови не портит его величавого падения. Второй пятится. Его глаз не видно, но он поднял дубинку в смешном агрессивном жесте… И все три пространства виднелись через странную рябь сумасшедшего мелькания снизу вверх каких-то пятен.

Как это всё хочется зачеркнуть! Забыть! Вернуться в простенькую реальность! Ничего не знать о страшной троице и о том, что Влад тоже что-то знает о троих! Зачеркнуть, вычеркнуть из своей жизни!..

Кружковцы пока ещё изумлённо оглядывались, забыв о своём личном любопытстве. Разогнавшаяся Тамара предпочитала всё не относящееся к личнму повествованию считать ерундой.

— Ты слишком близко к дороге построил свой дом! — с кокетливым упрёком обратилась она к Владу. — Стоит проехать грузовой машине — и вот, пожалуйста, такой жуткий резонанс!

Но дом уже не резонировал, а слишком явно дрожал. Некоторые опасливо посматривали на потолок: может, самолёт низко пролетает? Бывает такое. Но для самолёта тишина оказалась убедительно настоящей.

Вздох Влада оборвался кашлем. Он увидел то, что для остальных оставалось незамеченным: стены, оклеенные обоями лотосами вверх, начало размывать.

Будто никого рядом нет — только он и Юлька, Влад ударил девушку по лицу и, схватив её за плечи, затряс.

— Переключись на другое, Юлия! Немедленно переключись! Вспомни что-нибудь, помечтай! Смотри на этот коробок спичек, думай о нём! Форма, цвет, содержимое! Ну!

Помечтай? Сознание уцепилось за единственное слово из беспорядочного крика Влада. Рвущийся к небу каменный поток, окружавший дом Влада спирально и с неотвратимостью чудовищного бульдозера, ослабел, но продолжал кружить.

«Дримо-о-он!» Онемевшая душа Юльки с благодарностью откликнулась на хрипловатый страстный призыв. Там, за струйной завесью камнепада (камневзлёта?), Юлька увидела громадную пустынную сцену с одинокой фигурой и затемнённый, громадный же зал невидимых живых, и ей захотелось туда, где все переживали одно с нею чувство.

… Из оцепеневшей группы кружковцев (внезапная грубость Влада и его странное поведение с Юлькой всех напугали) неуверенно подошёл Алексей.

— Ты не смеешь так обращаться с нею. Отпусти её.

— Как только придёт в себя. Юлия, ты меня слышишь?

— И мечта, и мой сон… — пробормотала Юлька. Уже осознанно взглянула на Влада и почувствовала на плечах его жёсткую хватку. — Синяков понаставил… Я сяду, ладно?

Но Влад силой выволок девушку на кухню, оставил её там под бдительным присмотром Алексея пить чай из успокаивающих трав, а сам вернулся к группе. Белый от пережитого, он тем не менее был, как обычно, подтянут и строг.

— Поведанная нам Тамарой история всех взбудоражила. Кого-то в большей, кого-то в меньшей степени. Отпускать вас домой в таком состоянии я, как руководитель группы, просто не могу, — заявил он. — Поэтому основные полтора часа занятия, пока я индивидуально занимаюсь с Юлией, проводит Костя. Надеюсь, мне не над объяснять, что Юлия нуждается в помощи? Думаю, никто, в том числе и я, не ожидал от неё негативной реакции на рассказ Тамары. Костя, пожалуйста, начните с релаксации мышечных групп, потом перейдите к медитативной технике.

Юлька на кухне ревела в три ручья. Ещё машинально или чтобы успокоиться, она подносила ко рту чашку, потом снова ставила её на стол и вытирала мокрую от слёз и расплескавшегося чая ладонь полотенцем, которое Влад второпях бросил ей на колени.

Напротив сидел Алексей. Он тоже налил себе чаю и забыл о нём. Ссутулился и думал о чём-то своём. Влад хотел предложить ему присоединиться к кружковцам. Однако Алексей поднял на него странно внимательные глаза — оценочный взгляд сторожевого волкодава. И Влад промолчал. Этот человек со слабым полем и неплохой физической подготовкой мог иногда оказать настоящее сопротивление. Тратить на него лишнюю энергию, чтобы перебить глупое упрямство, Владу не хотелось. Если Алексей собирается выслушать его разговор с Юлией, что ж, сам напросился. Сухарь чёртов…

— Может, тебе прилечь, отдохнуть? Здесь, на диване, места достаточно. Сон тебя успокоит.

На мягкие нотки в голосе Влада Юлька откликнулась с горечью:

— Конечно. Успокоит. Неделю назад я тоже в это верила.

— Что изменилось за неделю?

— Это я у тебя должна спросить. — Юлька огляделась было в поисках своей сумки, в которой лежал листок с вопросами, и сморщилась: ладно, так спрошу. — Тамара со своей историей… Ты ведь знаешь, о чём она рассказывала. Объясни.

— Почему ты решила, что я знаю?

Юлька прерывисто вздохнула, отпила уже еле тёплый чай.

— Я тебе Тамарину историю расскажу с самого начала. Итак, два милиционера патрулируют свой участок. Ночное дежурство. Всё было тихо, пока не появились трое (Влад сел). Двое из них нас с тобой хорошо знакомы. Человек, похожий на пьяницу, он почему-то называется Первым, хотя я его зову Пьяницей. У него очень неприятная внешность, но главное в нём, что отличает его ото всех остальных, — это его ярко-фиолетовые глаза. И, понимаешь, Влад, у меня есть дурацкая привычка к самым необычным сочетаниям, ассоциациям. Этот Первый у меня ассоциируется с тем ярко-фиолетовым цветом, в который я раскрасила один из твоих пентаклей. — Она всё-таки встала, сходила в прихожую за сумкой, перебрала в папке листы и протянула нужный Владу. — С тех пор как я работаю над пентаклями, мне каждую ночь снятся эти уроды. И я их во сне рисую. Сопоставить нетрудно, да?.. Женщину я назвала Рыбой. Ты ведь помнишь её? Худая, костлявая… А вот с третьим что-то не то. Сначала был Утопленник, такой припухлый дядечка. Он ещё следил за мной. Потом он куда-то подевался, и сейчас главный в компании — убийца по кличке Мотоциклист. Все они меня почему-то знают, а сегодня ночью Мотоциклист назвал меня Хозяйкой.

Чайная ложечка подпрыгнула во вздрогнувших пальцах Влада, и звенящий звук упавшего предмета болезненно отразился от стен.

— Именно так, с большой буквы… Итак, патруль себе шёл, и вот появилась эта троица. Мотоциклист убил обоих. Чем всё закончилось, я не знаю. Думаю — ты объяснишь. Я хочу слышать ответы на свои вопросы, и я их получу! Смотри мне в глаза и отвечай!

Она отобрала лист с фиолетовым монстром и запихивала в папку, злая и решительная, когда услышала шёпот Алексея:

— Юля, смотри…

Бесстрастное лицо Влада сохраняло маску покоя, но глаза слишком отчуждённо уставились в близкую точку пространства. Насторожённая Юлька помахала перед его лицом ладонью. Влад не реагировал.

34

Люда с сомнением следила, как Олег накладывает в большую сумку, массивной барыней сидящей на заднем сиденье машины, последние банки и пакеты, которые он только что выволок из магазина.

— Ты уверен, что она настолько проголодается?

— За время в своём кружке, возможно, и не очень. Но серьёзные разговоры часто бывают затяжными. Юля настроена именно на такой разговор. Кроме того вкусная еда отбивает охоту ругаться.

— Тебя есть за что ругать, или что-то учудила Юля?

— Пока ни того, ни другого. Но хочется предусмотреть всё.

— И всё же, мне кажется, еды слишком много. Я, конечно, понимаю, что ресторан в машине — это увлекательно, и вокруг никого посторонних, но не лучше ли посидеть в какой-нибудь уютной кафешке?

— Во мне иногда говорит моя тётя! — заявил Олег («Прислонитесь к моему животу — и вы услышите её голос!» — пробурчала Люда) и объяснил: — Это очень серьёзно, потому что её детство и молодость прошли в деревне. Семья была многодетная, отец погиб на фронте, так что нашей бабушке пришлось очень тяжело. Тётя была старшей, наработалась и наголодалась вдоволь. С тех пор она сохранила главное представление о счастье: чтобы человек был счастлив, он должен быть сыт. Я её вижу редко, но, когда заезжаю проведать, она видит во мне страшно голодного ребёнка и впихивает в меня столько, что я потом могу неделю обойтись без жратвы. Иногда я думаю, мне надо поправиться килограммов на пятьдесят, чтобы она была при виде меня счастлива по-настоящему… Поэтому кафешка меня не устраивает: там нет столько продуктов, сколько мне надо, а тащить в кафе закупленное — это кем я буду выглядеть?

— При таком росте — килограммов пятьдесят?! Прибавить?!

— А что — солидный цветущий мужчина, суперКарлсон, объевшийся грибов Алисы!

— Бедная твоя тётя…

— Нет, сейчас она счастливая. Сама посуди: с таким горячим убеждением — и иметь возможность всех кормить. Пенсия неплохая. Для неё это счастье!

Он осторожно закрыл «молнию» на сумке — под сдавленное хихиканье Люды и собирался сказать: «Давай в машину. Есть время довезти тебя до дому». Будто тяжёлая осенняя муха прикоснулась к его затылку и оставила на коже липкий грязный след. Олег оглянулся на чужой взгляд инстинктивно, хотя потом ругал себя: нужно было вести себя так, словно ничего не заметил или не почувствовал.

На площадке перед магазином в этот осенний вечер было достаточно света, чтобы узнать мужичонку со свинячьими глазками. Столкновение взглядами получилось очень сильное — оба не ожидали: Олег — увидеть пьянчужку, тот — что Олег обнаружит его. Но мужичонка оправился как-то сразу: ухмыльнулся Олегу, как знакомому, и пошёл к углу магазина уже не так быстро, как торопился мгновением раньше. Даже оглянулся, точно убедиться, что Олег всё ещё смотрит ему вслед.

«А спросить, кто такой! Догнать и спросить! И пусть попробует отвертеться — душу повытрясу!»

— Люда, подожди минутку в машине!

— Ты куда так вдруг?

— Знакомого встретил.

«Знакомый» замешкался на углу, ещё раз обернулся. У Олега мелькнуло беспокойное впечатление, что Пьяница проверяет, идут ли за ним. Олег добежал до угла, и только бег, из-за которого ему пришлось сделать крутой вираж на повороте, спас его от атаки совершенно незнакомого человека. Незнакомый парень в куртке понял, что поймать Олега на кулак не удалось, и быстро перестроился.

Его лица Олег в темноте торца дома не разглядел, но за незнакомцем переминался Пьяница и угадывался характерный силуэт женщины Рыбы. Но этот тип в куртке явно не Утопленник. Тот был крупный, рослый, а перед Олегом, насколько он смог разглядеть, стоял молодой поджарый… бульдог.

Пока преимуществами Олега были его рост и его умение драться. И если в пером он был уверен на все сто, то во втором… Олег легко ушёл от мелькнувшего кулака незнакомца и невольно втянул носом странный запах своего противника: чистый морозный воздух подчеркнул сладковатую прель, что-то очень знакомое — и пока неосознаваемо опасное.

После короткой череды атакующих ударов противника Олег сообразил, что парнишка нахватался боевых приёмов там и сям, скорее, от дружков, но драться на уровне настоящего боя он не умеет. Ему и не нужно, поскольку его основной целью стало, как смутно Олег догадывался, свалить противника и забить его. Для таких, как этот незнакомец, не существовало правила «лежачего не бьют». Наверное, он о нём и не подозревал.

Пьяница куда-то исчез. Здесь, позади магазина, во дворе жилого дома, нет ни одного фонаря. Единственное освещение — немногие желтоватые и голубоватые (смотрят телевизор?) окна. Поэтому в полутьме исчезнуть и вновь внезапно появиться не составляет проблемы.

Отбиваться Олегу надоело. Несмотря на темноту, он решился уложить противника носом в асфальт и допросить на тему «Чего это вы ко мне пристали?». А для начала неплохо было бы выманить парнишку ближе к свету.

Колени будто сами подломились — а он ещё не ощутил удара сзади по ногам. На голом инстинкте Олег, чтобы смягчить удар, почти одновременно с ним продолжил навязанное движение, бросаясь вперёд всем телом. В следующую секунду — ещё в полёте от удара — на слабой опоре ноги, едва коснувшейся асфальта, он извернулся, чтобы уйти от удара Кожаного и машинально взглянуть на того, кто за спиной.

Ещё через секунду чёрный, но реальный мир пропороли ослепительно-белые полосы, и местность стала походить на полуосвещённое помещение психованного театра: здесь кусочек дома появляется-пропадает, там постепенно прочерчивается воткнутая вовнутрь сияюще-серая дорога, выскакивают ребристые заборы, детский грибок над песочницей, газон, скамейки мусорный ящик — всё это едет, плывёт…

Сумасшедшее чёрно-белое кино продолжается, но уже со своими героями (а Олег слышит знакомый звук авто и, кажется, начинает соображать, что апокалиптический или театральный — что они там репетируют? Ад пустоты? — свет — это всего лишь мощные фары): торжествующе ощеренный рот Кожаного кривится в злобную гримасу досады; Рыба мелкими перебежками уходит во тьму; тень Пьяницы со здоровенной доской в руках пятится, пытаясь увернуться от режущих темноту световых полос; и, наконец, снова Кожаный — поворачивается спиной и не спеша, вразвалку уходит по белым дорожкам, словно после вечерней прогулки, а перед ним мерно мотается маятник тени.

Машина мягко качнулась рядом. Дверца открылась, и Люда сразу присела перед Олегом на корточки.

— Почему ты лежишь?! Они тебя ранили?! Встать можешь?..

— Изрядно ощипанный, но не побеждённый, — пробормотал Олег и, кряхтя, поднялся. — У тебя в твоём детстве была пластинка «Бременские музыканты»?

— Нет. Только мультик видела. — Люда всхлипнула. — Зашла за угол — ничего не вижу, слышу только сопение и, как в индийских фильмах, — бум! Бум! Чего не поделили?

— Кто их знает? Давай в машину.

Олег схватился за верх дверцы и неуверенно полуприсел. Боль есть, но терпимая. Уставившись в темноту, он начал раз за разом перебирать звенья событий, таких коротких… Взглянул на часы. Всего десять минут?! Он подавил изумление и «за шкирку» вернул себя к изучению боли.

Доска. Пьянице ничего не стоило шарахнуть свою жертву доской по голове. Но он ударил под колени. Убивать не хотел? Или ему не велели.

Кожаный. Есть один сомнительный момент в драке с ним. Что-то такое, ускользающее сейчас от памяти. Что-то, о чём он тогда машинально подумал. Олег представил коренастую фигуру, увидел полы расстёгнутой куртки, болтающиеся, как подрезанные крылья летучей мыши. Если бы Кожаный сбил его с ног… Именно так. Олег тогда решил, что неизвестный хочет забить его ногами. Но сейчас здорово засомневался. Пьяница ведь не убегая оглянулся — заманивая. А выпады Кожаного, которые Олег принимал за блоки, были слишком ленивы в сравнении с тем, как он стремительно упархивал — танцующей летучей мышью! — от резкого натиска Олега.

Проверяли? Предупреждали? Пугали? Выбор на догадки богатый.

— Олег! — нетерпеливо и с заметной дрожью в голосе позвала Люда.

Олег сел в машину, захлопнул дверцу. И никаких встреч на конечной остановке! Доставить Люду домой — и прямиком к Владу. «Начинаю понимать Юлю. Одни вопросы, предположения, отсутствие ясности… Пустота, не за что ухватиться. Даже видимости опоры…»

… Если забыть о точке в пространстве, смотрел он ей в глаза. Внимательно, будто ждал обещанной новости. Струхнувшая Юлька прошептала:

— Я… не понимаю.

— По-моему, ты его загипнотизировала, — тем же шёпотом ответил Алексей.

— Не может быть…

— Последние слова, которые ты ему сказала, были примерно такие: «Смотри мне прямо в глаза и отвечай!» Вот он и смотрит.

— Думаешь, ответит, если я спрошу?

— Попробуй.

Мелкая дрожь от ступней пробрала всё тело Юльки. Она почти с ужасом всматривалась в спокойного Влада и пыталась разобраться в мешанине вопросов, которые тревожили её. С которого же начать? Узнать-то хочется всё.

— Влад, ты будешь отвечать на мои вопросы?

— Да.

— Ты загипнотизирован?

— Нет.

— Тогда… почему ты будешь отвечать на мои вопросы?

— Ты Хозяйка.

— Ты хочешь сказать… — начала Юлька уточнять и остановилась. Память как-то неохотно и как-то со стороны подбросила часть сна: встревоженные её необъяснимым присутствием, Первый и Рыба нервничают, а Мотоциклист их успокаивает: «Местная Хозяйка». Она прикинула, как сформулировать вопрос, но не придумалось ничего, кроме простейшего: — Да, я Местная Хозяйка. Что ты знаешь обо мне?

— Ты имеешь доступ к безграничной силе, но почти не пользуешься ею.

— А что я делала, — слова Юлька подбирала тщательно, поэтому говорила медленно, — когда ты остановил меня… пощёчиной?

— Сворачивала время, уничтожая события последних дней.

— Сворачивала время! — заворожённо повторил Алексей.

— У этого действа могли быть… ну, нехорошие последствия?

— Я не разбираюсь в парадоксах времени. Из лежащих на поверхности предположений: могли погибнуть все мы сегодняшние — кроме тебя.

— Какова методика пользования той самой безграничной силой?

— Страстное желание, чтобы задуманное воплотилось.

— То есть, например, мне захотелось, чтобы ты ответил на все мои вопросы, — и ты отвечаешь.

— В чём там дело со пентаклями?

— Не понимаю.

— Я знаю, что с ними что-то не то. Что именно?

— Я видоизменил их, добавив несколько карандашных штрихов.

— И?..

— Получил доступ к силе.

Она вспомнила, в какой-то книге герой сказал: механизм расследования похож на раскладывание единой картинки из перемешанных кусочков. Кажется, её картинка получила ряд соединённых между собой деталей. Но, сложив этот ряд, Юлька переступила некий порог и шагнула в зыбкую трясину ненормального мира, который просто не должен существовать.

«Эй, цыплёнок! Твой маленький уютный мир трескается, ты вываливаешься в новый, просторный, и не подозреваешь, что тот забор, до которого надо семенить на слабеньких ножках целый день, — это та же скорлупа. И однажды забор падает, а за ним — бездна. Ты готова шагнуть в бездну?»

— Влад, у нас маленькая проблема.

Костя появился неожиданно и теперь мялся, видимо не зная, как сообщить о «маленькой проблеме».

За его плечом мгновенно возникла Тамара. Стараясь сохранять видимость приличий, она усердно изображала скромно держащуюся в тени. Но её почти выпученные от жадного любопытства глаза и полуоткрытый, с безвольно обвисшей нижней губой рот превращали лицо в странную непристойную маску. Правда, маска сохранялась секунды: при виде не двоих, а троих, далеко сидящих друг от друга за огромным столом, Тамара рот закрыла и обиженно надулась.

— Что за проблема? — поинтересовался Алексей, правильно поняв, что Владу нужен приказ, а при посторонних — непосвящённых — Юлька свою власть над руководителем кружка демонстрировать не собирается.

— Народ хочет разойтись. Перепсиховали немного.

— Влад? — вопросительно обратился Алексей к хозяину. Тот непроницаемо молчал, и Алексей спокойно договорил: — Влад не возражает. Костя, возьми на себя обязанности провожающего. Мы ещё не закончили беседу.

Костя внимательно глянул на Влада и вышел, как бы ненароком оттолкнув от двери Тамару.

35

За неплотно прикрытой дверью слышался шумок из редких реплик и шелеста одежды. Юлька жадно прислушивалась к частичке обыденности, к которой недавно принадлежала сама. Потом «вернулась» и со вздохом сказала:

— Мне не нравится, что Влад в таком состоянии. Как… расколдовать его?

— А ты всё успела узнать, что хотела?

— И половины не будет. Но после того, что он уже объяснил, он не откажется рассказать остальное.

— Ты очень сильно хочешь, чтобы он стал прежним? По-моему, времени уйдёт гораздо меньше, если он будет чётко отвечать только на поставленные вопросы. Вдруг он начнёт хитрить?..

— Пусть. Понимаешь, мне стыдно. Влад сильный, а я его унижаю. Может, я и преувеличиваю. Но мне кажется, для него унизительно, что он, сильный, знающий, покорно отвечает мне. Я бы точно себя так чувствовала.

— Но ты сильнее!

— Моя сила от дурости. Проходила мимо — подцепила. А он рвался к этому, искал, рисковал.

— Странная логика. Значит…

— Значит, надо найти способ освободить его…

— Я-а са-ам…

Влад всё так же сидел за столом, откинувшись на спинку стула, внешне такой же расслабленный. С его лицом творилось что-то необычное, что вызывало у сидящих рядом чувства постепенно по нарастающей — от лёгкого испуга до сильного инстинктивного сопереживания. Сначала вокруг немигающих глаз вздулись мелкими волнами веки и кожа висков. Затем кожа резко покрылась беловатой и бледно-синей рябью, словно Влад надел полумаску из лёгкого трепетного материала, и она жила сама по себе. Её дрожь была почти неуловима, оттого и казалось — живая. Нижний край вспученной кожи скоро пополз со скул Влада, захватывая и сминая лицо уже в сплошную маску. Лицевые мышцы будто взбесились: каждая хотела показать себя и рвалась вперёд. Лицо уже напоминало мягкий целлофановый пакет, в который ухнули кучу мелких юрких змей, очень твёрдых и всё время в движении.

Мельком посмотрев на Алексея, внезапно жёсткого и насторожённого, Юлька подумала, понимает ли он смысл происходящего, если она сама с трудом верит своим глазам. Абсурд, тем более — для неподготовленного человека. Можно видеть, можно знать. Но согласиться с тем, что виденное соответствует интуитивному понимаю? Когда никакой жизненный опыт не может доказать правоту?

Девушка расслабила свои вцепившиеся в край стола пальцы и положила ладони на колени, медленно вытирая их о джинсы.

Захват. Это пиратское словечко возникло прямо сейчас, и только захвати мог быть причиной того жуткого действа, которое происходило со Владом. Юлька, не понимавшая ни сути силы, ни механизма её воздействия, поймала в капкан Влада. И сейчас Влад пытался прорваться сквозь этот захват, а Юлька машинально напрягалась, чтобы помочь ему, как напрягается зритель перед телевизором, наблюдая выступления спортсменов.

Змеи на миг застыли и уползли вовнутрь. Посеревшее от напряжения лицо Влада разгладилось и обрело своё обычное выражение покоя, если не замечать мокрой от пота кожи.

Пересилить захват не удалось. «Я и правда и сильнее, — равнодушно подумала Юлька. — И от этого тоже стыдно. Господи, каково ему слышать нас, не желать отвечать и быть послушным… рабом! — Она бочком вылезла из-за стола. — Корова! Нет, чтобы стул отодвинуть!» Сцепила пальцы в замок и хрипло сказала:

— Я не хочу… Мне нужно, чтобы ты вернулся в нормальное состояние.

Алексей затаил дыхание и уставился на Влада с наивным любопытством ребёнка в ожидании чуда. Может, ожидал грома и молнии?..

У Влада опустились плечи, потом он весь обмяк — и повалился со стула. Вдвоём кинулись на помощь, но реакция Алексея оказалась лучше: он успел перехватить безвольное тело и вернуть его на место, придерживая за плечи.

Слишком сильным было напряжение при попытке освободиться от захвата — поняла Юлька и села на свой стул. Через мгновение, когда Влад пошевелился, сел и Алексей, на всякий случай — вполоборота.

Он поднимал голову, будто просыпался. Наконец полуприкрытые глаза распахнулись, и он осторожно повёл плечами.

— Всё в порядке? — неуверенно спросила Юлька.

С минуту Влад молчал, прислушиваясь к себе, потом взглянул на девушку и улыбнулся ей, странным образом отодвигая в сторону Алексея.

— Ну что, тихоня, тебе понравилось ощущение мощи?

Готовая расплакаться от переживаний за него, Юлька разом рассвирепела:

— Не нукай, не запряг ещё! И не называй меня тихоней! Я тихая только в твоём кружке! И мне это не понравилось! Это не ощущение мощи — ощущение насилия! Я не слабая и не жадная, поэтому я никого и ни к чему не хочу принуждать!

— Юля, успокойся, — успел сказать Алексей.

— Полагаешь, только слабым и жадным нужна сила?!

— Такая — да!

— Обалденный наив! — плотоядно ухмыльнулся Влад. — Юлия, ты всё обобщаешь и упрощаешь. Почему бы не взглянуть с другой стороны? Может, до принятия моего представления о силе тебе просто не хватает опыта жизни? Дай ребёнку драгоценного вина, и он заявит, что ему не нравится прокисший сок. А гурман будет смаковать напиток во всех его тончайших нюансах: от букета его составляющих — до запаха, который так много говорит знающему. Юлия, ты младенец, получивший в наследство ненужный тебе сказочный клад.

— А устами младенца всегда глаголет истина, — тихо вставил Алексей.

— Закрой рот, защитничек!

Сразу после реплики Алексея перед ним «рухнул» прозрачный «щит». Юлька ясно услышала его «грохот» и мелкую дробь по нему брошенных Владом слов. Она успела понять, почему сотворила защиту: инстинктивно предупредила следующее действие «властных» слов Влада. Но как пришло понимание, что именно он сделает?

— Это очень грубо, Влад, — нахмурился Алексей.

— Ты…

Брезгливо скошенный рот Влада замер. Медленно разглядывая чуть удивлённого его вниманием Алексея, Влад заговорил:

— Я приказал тебе заткнуться, а ты… Продолжаешь говорить. Неужели я ошибся и в тебе всё-таки есть какая-то сила? Верится с трудом. — Ещё один пристальный взгляд — и он кивнул: — Юлия. Точно. Вот только когда успела… И откуда ты знаешь про щиты?

— Я же говорила, нас учили на курсах. Только тогда не было причины их ставить. И я не знала, что они могут быть такими сильными.

Он промолчал, и, может, поэтому они услышали хлопанье входной двери и внезапную тишину. Что — уже все ушли?.. Голос Олега отчётливо сказал:

— Юля ещё здесь?

— Она на кухне, — ответил Костя.

— Пойдёмте, я провожу вас! — защебетала Тамара, и Юлька без особой злости, скорее — с восхищением, подумала о сплетнице: «Вот людоедка!»

Грохотом каблуков — даже по коврам! — почти заглушило тяжёлый пружинящий шаг. Они ещё не показались — только мелькнул сапог Тамары, но Юлька немедленно возвела вокруг них «щиты», в которые оба и угодили.

— Добрый вечер. — Олег скользнул оценивающим взглядом по девушке и остановил помрачневшие глаза на Владе.

— Добрый вечер, — тихий голос Алексея пропал в реплике Влада, который снова «отодвинул» всех и разговаривал только с Юлькой.

— Я уже понял, что ты защищаешь их от меня. И делаешь это легко, на голом инстинкте: захотела — сотворила. Одного не понимаю: как ты успеваешь сообразить, что я хочу сделать.

— Тот же интуитивный уровень. Ты тоже легко берёшь силу, но привычно пытаешься рассчитать её. Поэтому я заранее ощущаю твою реакцию.

— Видишь будущее?

— Нет. Едва Алексей заговорил, ты уже настроился против.

— Это было так заметно?

— Совсем не заметно. Что-то в общем настроении…

— Приятно поговорить на одном языке. Тебе тоже нравится обсуждать глубины и суть силы? Нравится. Иначе бы вообще не заговорила.

— Хватит! — вмешался Олег. — Мне хочется знать всё — всё о троице, которую я однажды видел у подъезда Юли и с которой только что повстречался.

Юльке же хотелось всё сразу и обо всём: и разобраться с происхождением и применением силы, и услышать от Олега о встрече с троицей, и дознаться у Влада, кто эти люди… И… и… И ей в самом деле понравилось. Вот только не обсуждать, как предположил Влад. Скорее, говорить на одном языке, когда другие и половины сказанного не понимают.

Любопытно, Влад сказал так, потому что ему это тоже нравится или с намёком: мы не они? Юлька встревожилась было, но потом пренебрежительно дёрнула ртом. Подумаешь! Послушать разговор узких специалистов в любой области — всё равно, что прикоснуться к неведомому миру, а ведь они не считают себя выше остальных (обеспокоенный наблюдатель внутри — не Юлька ли грубиянка? — запротестовал: Влад как раз тот узкий специалист в достаточно редкой и экзотической области, чтобы возомнить о себе невесть что!).

— В такой ситуации слово хозяина не имеет значения, не так ли? — услышала она голос Влада. — Садитесь за стол, я приготовлю чай — поговорим.

— О, Влад, ты настоящая душечка! — таившаяся чуть сбоку от Олега Тамара тут же уселась справа от хозяина. — Мне, пожалуйста, заварки поменьше, только чтобы цвет был.

И счастливо заулыбалась всем в предвкушении новостей.

Юлька в душе ахнула от её наивного торжества и только собралась бросить на неё взгляд уже определенного свойства, но вмешалась Юлька-грубиянка — на этот раз легко угадываемая по ехидным ноткам в голосе: «А глянь-ка на Влада!»

Оказывается, они оба задумали одно и то же, но замешкались на какой-то миг, чтобы посмотреть друг на друга — и понять.

Первым признался Влад.

— Всё-таки у нас есть единственный предмет, в отношении которого мы проявляем полное согласие. Тамара, столь очаровательной даме, как ты, слишком поздно для посиделок. Поэтому ты сейчас пойдёшь домой, а Костя тебя проводит. Костя, сделай одолжение.

Неразговорчивый Костя кивнул Владу, подхватил под локоть послушно вставшую Тамару. Оставшиеся на кухне некоторое время прислушивались к звукам из прихожей. Лишь Влад скользил по кухне, тихо и сосредоточенно готовя стол к позднему чаепитию. Вскоре Алексей встал и вышел, чтобы закрыть входную дверь.

Олег наконец, подвинул стул к столу, впритык со стулом Юльки, сел и обнял её. Ни вопроса о разрешении, ни взгляда — просто обнял, и девушка немедленно прислонилась к его плечу, будто нет для неё привычней движения. Потом подняла глаза. Олег склонился услышать её шёпот:

— Твоё плечо — моя крепость.

Деликатно отвернувшийся от них Алексей принял от Влада чашки, ложечки, сахарницу, розетки с вареньем, вазочки с печеньем, молочник и множество другой посуды, о назначении Юлька только смутно могла подозревать. Уловив изумлённые взгляды гостей, Влад чуть улыбнулся.

— Большая редкость для меня — посидеть за чаем в компании, вот и хочется всем угодить. Прошу вас! Если чаю не хотите, могу сварить кофе.

От кофе дружно отказались. Несколько минут слышалось позвякивание, струйный звон воды.

Олег старался готовить на двоих. Прикорнувшая в объятиях Юлька ему не мешала и могла размышлять над странным впечатлением от улыбки Влада: неожиданно детская, она почему-то подсказывала, что Влад сейчас совсем другой, не спокойный — успокоенный, не держащий себя под жёстким контролем — мягкий. Человечный Влад?!

«Надеюсь, он ничего такого не задумал, например, яда в чашках с чаем? — сразу напряглась Юлька. — С него станется… Или его состояние — удовольствие от обладания силой?»

Она не успела додумать. Алексей тоже заметил изменения во Владе и с привычной чопорностью сказал:

— Если мы собираемся продолжить беседу, сможет ли Влад отвечать прямо, не увиливая?

— Ты говоришь обо мне как о неодушевлённом предмете. Или как об отсутствующем, — безмятежно отозвался Влад. — Выдам небольшую тайну: в том состоянии я отвечал только на вопросы. И это было замечательно. В таком режиме вопрос всегда предполагает жёсткий, конкретный ответ. А я настолько увлечён волнующей вас темой, что мог бы рассказать больше, чем вы уже услышали. Я имею в виду некоторые предположения из области догадок…

Комната внезапно стала бесконечной и болезненно-желтоватой, как старая фотография. Юлька смотрела на Влада равнодушно — точнее, её лицо чувственно отяжелело. Хотя девушка понимала: привычно пользоваться мимикой у неё не получается пока, но в любой момент она выйдет из этого ступора. Влад был далеко и говорил издалека, будто из другой комнаты: звук слышен — слов не понять. И он был слаб и беззащитен.

36

Внимание всех сосредоточилось на Владе, поэтому некоторая отстранённость девушки прошла было незаметно. Так она мельком решила, когда кухня снова начала светлеть, а Влад оказался в двух шагах от плиты с чайником. Девушку, в общем, не беспокоило, как отнесутся Олег и Алексей к её мимолётному уходу… Внезапно она услышала тёплый шёпот прямо в ухо:

— Интересно, если я поцелую тебя между бровями, эта морщинка пропадёт?

И нормальный мир — слышно было, как он запыхался, — не замедлил вернуть цвет и звук на свои места. Юлька смогла улыбнуться, взяла чашку, отпила непривычно бледный чай с экзотическим, но слабо знакомым ароматом.

— Это жасмин с чем-то?

— С приправами. Имбирь, кардамон, что-то ещё.

Мужчины с интересом принялись пробовать жасминовый чай, и на этот раз новая отключка девушки прошла совершенно неощутимо: Юлька потянулась поставить чашку на стол, одновременно взглянула на Влада — нечто вихрем утянуло её взгляд в бездонную пустоту вокруг хозяина — и она снова очутилась на кухне, и снова тянулась с чашкой к столу. Юлька быстро поставила чашку и съёжилась, уткнувшись в плечо Олега. Чувствуя себя затравленным зверёнышем, наконец-то забившимся в уют и безопасность родной норы, она с испугу ринулась в бой.

— Отпечатанные или нарисованные карандашом пентакли сами по себе ещё ничего не значат. Если же их рисует нужным цветом нужная рука, чудовища в пещере проходят загородку и перемещаются в наш мир. Здесь они находят подходящую человеческую оболочку, и через них ты держишь связь с пещерой и пользуешься силой. Чудовищ было много. Почему же людей было всего четверо? И где Утопленник?

— Они съели его, когда ты отключила энергию.

Алексей захлебнулся чаем и суматошно начал ловить чашечку, которая упорно не хотела попадаться и которую он всё же поставил на стол дрожащими руками.

Олег же просто крепче обнял Юльку.

Больше с их стороны движений не было, и где-то в душе Юлька радовалась их молчанию. Да, с Владом она говорила так, будто находилась с ним в другом месте и только вдвоём. Лишь они двое понимали сейчас друг друга изначально, пытались разобраться в ситуации на своей ступени восприятия. И — уточняли и дополняли друг друга. Олегу она объяснит потом.

— Я нарисовала решётки на своих рисунках. Эти рисунки появлялись каждую ночь, после того как я работала с пентаклями. Поэтому энергию перекрыло.

— Ясно. Не все представители пещеры могли приспособиться к нашему миру. Отсюда их четверо. Насчёт пентаклей ты считала информацию с меня? Когда?

— Только что. Сама не ожидала. Почему у меня это получилось?

— Я предупреждал: достаточно сильного желания. О чём ты думала, прежде чем начала считывать с меня информацию?

— А чае с приправами. Вы се слишком заинтересовались им, и я решила, что ты оттягиваешь разговор. Из-за этого я смогла считать информацию? Не может быть! Слишком легко!

— Навык приходит с частым использованием силы. Чаще пользуешься — легче даётся. Ты, как учитель, должна была бы сообразить сразу.

— Но я не пользовалась много и часто!

— Откуда тебе знать? Ведь ты только сейчас начинаешь понимать, что некоторые события являются отголоском твоих желаний.

Юлька замолчала. Не оттого, что Влад, как всегда, оказался прав, а оттого, что он быстро опустил глаза, а затем исподлобья, для виду помешивая чай — чего врёт? Он не положил сахара в чай! — метнул взгляд в Олега. Тот, скорее всего, не сообразил, что Влад задержал взгляд на нём, а может, просто не обратил внимания: ну, взглянул и взглянул, в компании сидим ведь — не больно где, мало ли кто друг на друга взглянет.

Зато Юлька похолодела. Нет. Это невозможно! Не хочу… Голова лихорадочно заработала, стала выдавать различные варианты решения, объяснения внезапной проблемы — не хуже, наверное, компьютера Олега.

— Сила и есть сила. Пусть она основывается на желании. Это только пистолет стреляет так, что пулю назад не засунешь. А если сила и желание… Это же похоже на колдовство! А раз так… Любое колдовство можно снять!

— Не любое, — мягко возразил Влад. — Желание снять тоже должно быть искренним.

— Если хочешь настоящего, может ли быть желание неискренним? — грустно сказала Юлька.

— Вы вообще по-китайски заговорили, — не выдержал Олег.

— А я понял, — медленно сказал Алексей. — Юля, ты не хочешь сказать об этом прямо? Мне кажется, будет легче и тебе, и всем. Когда сомнении высказано вслух… Тем более, ты сама додумалась до искренности своих желаний.

— Скажи ты. — Юлька отдвинулась от Олега и уткнулась носом в чашку, вдыхая тонкий летний аромат.

— Влад предположил, что ты, Олег, познакомился с Юлей не случайно.

Олег приподнял бровь и запил печенье. Мужчины смотрели на него выжидательно, а он смотрел на макушку Юльки, правильно поняв, что девушка прячет от него глаза.

— Предположение неверно. Мне пришлось буквально гоняться за нею несколько дней, чтобы она могла нормально со мной разговаривать. А вы говорите — колдовство. Не верю. И потом, по различным сказкам, помнится, заколдованный тяготится своим положением. У меня такого нет.

— Загипнотизированный тоже не всегда представляет подлинность или заданность своих действий, — заметил Влад. — И даже фраза «не всегда» здесь неуместна. Он выполняет то, что было в него заложено, и не ищет мотивации своим поступкам. Но если ты, Юлия, не хочешь об этом думать… Что ты хочешь узнать ещё?

— Чудовища теперь тебе не нужны. Что с ними будет?

— Не знаю. Не думал ещё.

— Но ведь они убивают!

— Они живые и таковыми хотят оставаться. А для этого им надо есть.

— То есть ты ничего не хочешь предпринять, чтобы… уничтожить их?

— Мне они не мешают.

Неожиданно Юлька почувствовала моментальное превращение: она учитель, Влад — нерадивый ученик. Мальчишка-эгоист. Она старше — значит, придётся взять на себя ответственность за всё, что натворил этот разгильдяй.

— Говоришь, достаточно желания? — задумчиво проговорила девушка и вздохнула. — Тогда получается так: я сильно хочу, чтобы жизнь вернулась в прежнее русло. Что нужно для исполнения этого желания? Порвать связь с пещерой. Всё очень просто.

— Не уверен, что эти трое пожелают вернуться… И, пожалуйста, говори только за себя. Я ни в коем случае не собираюсь расставаться со своим приобретением.

— Влад, они убивают людей!

— Иначе те люди, в которых они вселились, тоже умрут.

— Они живы?! — поразилась Юлька. — Люди — не чудовища! Две личности в одном теле?

— Ты задаёшь… — Влад поискал слово, пожал плечами. — Ты задаёшь слишком глубокие вопросы. Я вообще об этом не думал.

— Почему-то мне кажется, ты вообще о многом не подумал, — вмешался Олег. — Или ты хитришь, и эти трое тебе ещё понадобятся?

— Да, я не думал. Лес рубят — щепки летят. Главная цель мною достигнута, а мелкие проблемы я буду решать, как говорится, в рабочем порядке. И нечего глядеть на меня так уничтожающе.

— Я не гляжу уничтожающе, — сказала Юлька. — Детство вспомнила. Меня обычно на каникулы в деревню к бабушке отправляли. А там детей с малых лет приучали с дороги ничего не поднимать: ни монеты, ни камешка красивого. Однажды я приехала и пошла по привычке не улицей, а огородами. Так ближе. В старших классах это уже было, поэтому хорошо помню. Через калитку вошла в огород. А там сначала картофельные поля идут. Бабушкино поле с одной стороны огорожено от соседского плетнём, а с другой — поля разделяет обычная межа, тропинка. Прошла я примерно две трети пути, а на меже трава густая, потому-то сразу и не увидела: заблестело что-то. Иду поближе, а посреди тропинки лежит вещичка и сверкает на солнце. Мне, конечно, интересно стало. Села, давай разглядывать. Ярко-оранжевая лента, а на ней нашиты сверкающие блёстки, как на Новый год. Рука сама потянулась блестяшку взять. Дотронуться не успела, вспомнился бабушкин строжайший запрет: «Не подбирать с дороги». Дошла до дому, сразу сказала, что нашла и где. Бабушка переполошилась, щепу для растопки подхватила, спички, ведро воды мне велела нести, взяли с собой пакет и лопату и вышли в огород. А на тропинке уже огонь и дым: наши соседи за межой тоже заметили блестяшку и уже уничтожали её. Бабушка потом весь вечер ходила и удивлялась: «И когда она только успела? С полчаса до тебя я вернулась из магазина по тропке этой — ничего не было!» Это она так спокойно отнеслась к тому, что живущая через дом женщина, занимавшаяся колдовством, подбросила на межу наговоренную вещь. А я всё никак не могла отделаться от мысли, какая же эта блестяшка была яркая и притягательная для детского глаза. Вот уж кто не раздумывая схватил бы её… А перед отъездом я не выдержала и спросила у бабушки: «Вы же разговариваете с нею, почти дружите. Как же она вам такие гадости устраивает?» А бабушка объяснила: если соседка не будет постоянно заниматься колдовством (с тех пор как попробовала), ей самой плохо будет. Все это знают, и все относятся к этому как к неизбежному злу.

— Интересная история, — сказал Влад. — Только что-то до меня не доходит: что тебя заставило вспомнить её?

— Ну, связь может показаться притянутой за уши… Как толком объяснить? Начну с бабушкиных слов. С сегодняшних позиций моих скромных познаний по экстрасенсорике, я предполагаю, что женщина, занявшаяся колдовством (не белой — чёрной магией, то есть магией принуждения), собирает вокруг себя чёрный, негативный фон. Если она не будет колдовать по мелочи, расплёскивая, разбавляя этот фон, он начнёт действовать против неё. И вот что, наверное, подтолкнуло мои воспоминания: лучше всего у меня получается именно негатив. Не из одного ли источника берут свои способности чёрные колдуны? И я вместе с ними? Когда я начала анализировать действия, связанные с использованием силы, то увидела: все они связаны с разрушением. Мало того — способности появляются в момент, когда я злюсь. Чёрная магия… Я не хочу быть человеком, с которым окружающие только вынуждены быть доброжелательными.

— Подожди, а Алексей? Ему ведь ты помогла! Чем не пресловутое доброе дело?

— Жасминовый чай! Ясно? Я разозлилась на тебя за предполагаемую увёртку от разговора и получила нужную информацию по пентаклям. А теперь вспомни, как я наорала на тебя по телефону. Та же злость. Сделать вопреки тебе. Со злости на тебя. Я считаю: связь с пещерой надо прервать. На благо всех. Немедленно.

— Ты решаешь за всех. Уверена, что будет хорошо для всех. Перечислить людей, с кем ты сейчас стоишь на одной доске? Игнатий Лойола, Пётр Первый, Робеспьер, Наполеон, Гитлер… Продолжить список? Они-то уж точно были уверены, что лучше других знают, что нужно делать, чтобы всех осчастливить.

— Влад, если загорится твой дом, ты ведь не будешь добавлять в огонь топлива! Ты будешь искать воду и огнетушитель. Сейчас ситуация опасности настолько прозрачна, что даже ребёнок бы понял!

— Сейчас я понимаю только одно: мне объявили войну. Тебе больше не удастся поймать меня врасплох, Юлия. Не забывай — мы питаемся из одного источника. А защитные функции — от белой или чёрной магии — всё равно они защитные. Учти, если ты захочешь снова подчинить меня своей воле, у тебя ничего не выйдет.

Он ещё и угрожает. Ну как объяснить ему своё ощущение беды? От неумения выразить своё предчувствие, выразить своё понимание происходящего Юлька даже начала заикаться и просто вываливать вслух свои не всегда связные мысли:

— Ты вывернул всё наизнанку — всё, что я говорю. Закрыл глаза на всё, кроме себя и этой дурацкой силы. Влад, ты что — не видишь, что обречён? Ты играешь с силами, взятыми из чужого мира. Мы люди из плоти, и нам дан мир вещественный и предметный. Ты уверен, что однажды тот мир, в который ты только приоткрыл дверь, вдруг не вломится сначала к тебе, а потом не узурпирует известный и привычный нам мир? Скажи честно, ты уверен, что выкачиваешь силу из пещеры безопасно?

— Утрируешь, Юлия, и кликушествуешь. Нагородила тут Бог знает что. Какие-то пророчества, предсказания.

Юльке захотелось взвыть и загрохать кулаком по столу. Сказать Владу о том, что ей блазнятся осыпающиеся лестницы, умирающие дома, взрывающиеся дороги?..

— Влад, здесь, в нашем мире, возможно, я не в силах противостоять тебе с твоим умением организовать защиту. Но это я. А что, если против тебя ополчится тот мир?

Она мельком увидела себя в зеркальной стенке посудного серванта и машинально потянулась пригладить встрёпанную чёлку. А Влад снова смотрел на неё полуприкрытыми глазами и неопределённо улыбался.

— Юлия, ты никогда не думала завести себе парочку сторожевых псов? Мне кажется, тебе должны нравится породы огромных лохматых собак. Угадал?

37

Чистота и мягкость выпавшего снега вытянули все расстояния и взметнули чёрную звёздную бездну на немыслимую высоту. Снег приглушил жёсткие дорожные линии, а громадная луна сумеречным ночником тяжело висела среди звёзд, и синеватые тени от предметов казались неуместными ночью.

— Как жареная колбаса, — со вздохом сказала Юлька. Они с Олегом только попрощались с Алексеем и всё никак не могли уйти от дома Влада.

— Что?

— Луна. Видишь, как будто поджарили, чуть-чуть багряная…

— Ты голодная?

— Нет.

— Ну и ассоциации у тебя… Юля, а ведь Влад отмолчался по большому счёту. Например, насчёт сегодняшнего нападения на меня. Почему они напали — я уже сообразил. Кушать захотелось. Но место для охоты выбрали неудачно. Двор жилого дома. В любой момент могут появиться жильцы, подъедет кто-то… Нет, сам говорю не то. Там почти ни одного фонаря. Перед магазином ещё светло — витрины. А за ним — чудное место для охоты. Но этот Пьяница — Первый — он вышел к магазину, заманивал именно меня. Юля, ты на сто процентов уверена, что тебе ничего не грозит?

Юлька чуть не буркнула: «Как же, уверена! Последние денёчки хожу, как по дряхлому канату, того гляди — сорвусь — во всех смыслах!» Но пересилила себя, спокойно подтвердила:

— Всё нормально. А что до Влада, то он не отмалчивался. Он эзотерически здорово подкован. Но теория — дело одно. Практика — другое. Любой наляпает. Вон у меня детишки. Какой класс ни возьми — все правила знают. А начинаешь с ними диктант писать — в словах одни ошибки. Пальцем ткни, спроси, что за правило в этом слове прячется — глаза вытаращат, удивятся: «Ой, и как это мы не заметили?» И сразу ошибку исправляют. Но ведь писали — не видели. Даже отличники иногда такие ляпы допускают…

— А где ошибся Влад?

— Он идёт к своей цели напролом и ждёт от людей той реакции, какую он им придумал. Например, «ключ». Ему предложили методику — он довёл свои навыки погружения в «ключ» до совершенства. Но строго в рамках методики. Влад не додумался, что этот приём саморегуляции можно совместить с другими. Это во-первых. Во-вторых, он решил использовать меня, полагая, что уж я-то буду ему абсолютно послушной куклой. Чего он вообще не ожидал, так это моего ора по телефону, когда я была у Алексея, — с удовольствием вспомнила она.

Олег улыбнулся. Они стояли по обе стороны машины, и он, невольно смягчаясь, следил за мгновенными и лёгкими изменениями лица девушки; открытое, оно не могло сдерживать даже тех эмоций, которые Юля, возможно, и хотела бы утаить от собеседника.

— Больше всего во всём происходящем мне нравится твоё отношение к нему. Полное спокойствие! Вокруг чудеса и приключения, а ты в них как рыба в воде.

— Забыл историю с блестяшкой? Я среди чудес живу с детства. Для меня все чудеса объяснимы — с человеческой точки зрения. Проза жизни для меня, когда мы с мамой собираемся к её крёстной маме, а она звонит и говорит буквально следующее: «В субботу не приходите. Мы с подругами идём на кладбище дождь звать!» Как тебе такая заявочка?

— Потрясающе!.. А что дальше? Влад защищён. Оборвать его связь с пещерой ты не можешь.

— А зачем мне трогать его защиту? Он опять выбрал наиболее простой путь и не подумал о вариантах. Вариант первый, который я придумала прямо сейчас: достаточно желания закрыть путь в пещеру для всех. Когда Влад полностью использует все защитные силы, новых он уже набрать не сможет. Вот и всё. То же самое и с чудовищами. Вышвырнуть их из нашего мира как можно скорее. После того что я видела, это одно из сильнейших моих желаний.

— Если отправить их назад так просто, почему бы не сделать это сейчас? Одной головной было бы меньше.

— Ты забываешь о людях, в которых они вторглись. Ни Влад, ни я не знаем, что будет с ними. Да и что с ними сейчас уже есть. То ли чудовища управляют чисто физическим телом, то ли сознание настоящих людей сохраняется, но оттеснено в сторону… Олег, ты поверил Владу? Ну, что я… — Юлька прикусила губу и опустила глаза, не осмеливаясь взглянуть на Олега.

— А если мне нравится быть околдованным? Какое великолепное, волнующее ощущение!

— Не насмешничай, это серьёзно.

— Я так серьёзен, что дальше некуда. Хочешь есть? У меня на заднем сиденье машины две сумки, битком набитые вкуснейшей жратвой.

— Две сумки?! — восхищённо ужаснулась Юлька и начала было обходить машину, чтобы подойти к Олегу.

— Хочешь убедиться? — весело спросил Олег и вдруг забеспокоился: энергично шагавшая к нему девушка споткнулась, упала на машину и быстро встала. Он поспешил к ней.

Застылый внимательный взгляд Юли был устремлён мимо Олега. Озадаченный, он обернулся, хотя помнил, что за ним, в шагах четырёх, забор, а дальше — дом, в котором светилось единственное окно кухни. Дом оказался на месте, окно равнодушно желтело…

… Огонь ревел на несколько монотонных голосов. Под разбитыми окнами вспыхивали оранжевым блеском осколки. Огненный шум заглушал любой звук. Юлька ошеломлённо смотрела на горящий дом — и вздрогнула, когда внутри что-то взорвалось, а из окон на стремительных огненных волнах вышвырнуло обгорелые обломки.

«Газовая плита!» — машинально подумала Юлька…

… Олег всё-таки понял, что девушка видит нечто иное, чем он сам. Страх и мука в её глазах, морщинки между затвердевшими а напряжении бровями подсказали ему единственно правильный вопрос:

— Что ты видишь, Юля?

Румянец девушки, видневшийся в свете фонаря и луны, внезапно исчез. Её глаза странно потемнели, и Олег, в который раз чувствуя себя совершенно не способным помочь, просто обнял Юлю…

… Крыша провалилась. Пламя торжествующе рвануло вверх, ослепительно пестря белыми и чёрными искрами. Кто-то издалека встревоженно спросил: «Что ты видишь, Юля?» Под безумно пляшущим огнём она видела чёрные стены, изредка полыхающие кроваво-жёлтым. Она и хотела ответить, и не могла: после первого испуга зрелище огня очаровало, она не в силах была оторвать взгляд от светового буйства, от мгновенно возникающих и тут же уходящих теней. Потом вдруг стало темно, словно она села в мягкое тесное кресло. И, хотя взгляд её ещё тонул в зрелище огня, она уже видела и другое: дом, съедаемый пожаром, превращался в картинку небольших размеров, похожую на обои, не очень прочно приклеенные к стене. И кто-то методично рвал эти обои — лоскут за лоскутом, и вместо ободранной стены появлялась тёмная улица, забор, коттедж, в котором светится одно окно.

Её дрожь он почувствовал даже сквозь жёсткий кожаный плащ. Ещё секунда — и она обмякла, отяжелела в его руках.

— Ну что, всё прошло?

Она тихонько качнула головой и покорно пошла за ним к машине. Когда она села рядом, Олег заметил, как её взгляд устремился на приборный щиток. Боится невзначай снова посмотреть на дом? Он тихо тронул машину с места.

— Не расскажешь?

— Дом сгорел. — Она не сказала чей, но Олег быстро глянул в зеркальце заднего вида, готовый увидеть пожарище. Юля продолжала сидеть с опущенными глазами. — Олег, ты не боишься меня такую?

— А надо?

— Наверное, да. Потому что я сама боюсь. Я о многом хотела узнать у Влада, но совсем растерялась и всё забыла. Я ведь даже не узнала, что было в пещере и кто меня ударил… Ох, как тяжело. Всё туго натянуто, вот-вот сорвётся. А что сорвётся — неизвестно.

— Юля, почему ты решила, что мир пещеры может войти в наш? Ну, помнишь, ты у Влада сказала? Есть какие-то основания для такой мысли или всё это на уровне интуиции?

— У меня дурацкая способность связывать между собой самые неожиданные вещи — я уже говорила. И потом… Я сама не знала до последнего. У Влада додумалась. Всё как-то само собой сложилось…

Она всё говорила и говорила о своих страхах и, кажется, отвечала на вопросы Олега… Но опять что-то происходило или начинало происходить. И Юлька не могла ни остановить, ни понять нечто пока даже нематериальное, а оно, это нечто, неслось им навстречу. А потом Юлька не выдержала и посмотрела на дорогу, по которой они ехали…

… а Мотоциклист оглянулся, и его большой, будто обгорелый рот медленно исказился в недобрую усмешку. Юлька всмотрелась в его глаза — и её затрясло: она стояла на рыхлом краю крутого, падающего во тьму оврага. Она постаралась рассмотреть дно. Может — увидела, может — придумала, но внизу блеснула плотная жидкость с багрово-жёлтыми бликами…

Как он узнал их машину среди многих, приближавшихся к мосту? Юлька-то в машине, но он-то — где? Только белый снег, тени, редкие живые фигуры поздним вечером.

Вывернутый взгляд. Это непостижимо. Как он сумел…

Мотоциклист повернул голову, сквозь вставшую дыбом багровую жидкость Юлька увидела, как на маленьком экране: далёкий мост, машина, за ветровым стеклом — она. И через него, Мотоциклиста, и его глазами Юлька воспринимает картинку за картинкой.

И вдруг ей стало весело. Чем не эпизод боевика? Вот сейчас они с Олегом начнут подъезжать к мосту, но поедут не на сам мост, потому что это будет тривиально, примитивно — уничтожающие синонимы. Кто больше?

Это будет пОшло!.. Не-ет, они сделают по-другому. Они свернут с дороги, благо бордюр между проезжей частью и пешеходной дорожкой такой низкий, что, переваливая через него, они даже не почувствуют толчка. А там — через пешеходную дорожку к тому самому оврагу, через который проложен мост. Помнится, это местечко почти отвесное. Круто! Ща повеселимся! Олег добавит скорости («Прибавляй, Олег! Давай!»), машина взлетит на несколько мгновений в высоту, затем мощно грохнет — и пошла потеха! Важно и неуклюже перевернётся, добираясь до городской речушки, и, может быть («Пусть так будет!»), взорвётся великолепным праздничным костром!

Кто-то визжит так, что звуки болезненно секут лицо Юльки мечущимися в тесном пространстве машины мелкими колючими градинками:

— Остановись! Останови машину!!

Она чуть не врезалась в ветровое стекло — так резко затормозил Олег, когда машинально переданный ему Юлькой морок спал с глаз.

Девушка с трудом нашла ручку и вывалилась из машины. Передние колёса уже заехали на пешеходную дорожку. Видимо, толчок всё-таки был, отчего Юлька и вырвалась из своего кошмара.

Олег стоял у дверцы и через машину молча смотрел то на неё, то на край обрыва.

— Мотоциклист подкорректировал мои мысли, — выговорила непослушными губами. — Он нас заметил… Не знаю где…

«Только не спрашивай — какие! Я не виновата, что мне нравятся боевики и детективы, что в моём воображении каждая машина красиво — красиво?! Убийца! — падает, переворачиваясь! Ну, пожалуйста, не спрашивай!»

Что-то щекочущее поползло сбоку от носа по щеке. Юлька сняла перчатку, погладила щёку убрать лишнее и обнаружила, что лицо мокро от слёз. Бездумно обтёрла его ладонями, как будто в жаркий день. Холодное влажное лицо под ладонями вдруг потеплело, и Юлька заплакала. Вцепившись зубами в указательный палец, чтобы Олег не заметил её состояния, она плакала над смешной, возникшей после ненормального объяснения своего крика в машине мыслью: «Если Влад прав насчёт Олега, если я закрою путь в пещеру, то… нам придётся расстаться? Ну что, дурёха, теперь-то тебе ясно, что он тебе… небезразличен?»

— Дальше я пойду сама! — заявила Юлька прозрачно-ломким голосом. — Не хочу рисковать нашими жизнями. Пока!

Она и опомниться не успела, как Олег сграбастал её в охапку и запихал в машину, словно увесистый куль. На вопли и кулаки Юльки он не среагировал. Быстро что-то сделал с дверцей, хлопнул ею. Юлька бросилась крутить ручку — не открывается, кинулась на другую сторону — уже не в слезах, а с возмущённым криком. Олег сел рядом так основательно, что чуть не придавил её.

— Ты что — совсем рехнулся?! Выпусти меня!

— Пори, пори ещё, — спокойно сказал Олег. — Выдумала ещё — пешком топать по ночному городу. А я что — должен рядом плестись? Или бросить тебя и домой ехать? Ты меня за кого принимаешь?

— Олег, ты же видел, мы чуть в речку не свалились! — умоляла Юлька. — Со мной рядом опасно! Вдруг дальше ещё что-нибудь да похуже случится?

— Не случится! Сиди и не шарахайся. Юля, я не дикарь и вообще-то в курсе всяких веяний в психологии. Представь себе — и литературу психологическую почитываю. Если у человека навязчивая мысль (а именно её тебе явно корректировал Мотоциклист), почему бы ему не отрешиться от всех проблем, скажем, с помощью стихов? Ну-ка, человек с навязчивой мыслью, пока я везу тебя домой, давай мне чтение «с чувством, с толком, с расстановкой».

— Обалдел, да? — девушка злилась уже по инерции. Идея понравилась.

— Читай-читай! Ты говорила — у тебя десятый класс?

— В десятом я только программное знаю.

— Всё равно. Лишь бы выразительно. Или я не понял. В каком классе ты знаешь не только программное?

— В одиннадцатом. Моя любовь — серебряный век.

— Начинай.

— Прекрасно в нас влюблённое вино! — с вызовом прочитала Юлька и заметила, как усмешливо Олег шевельнул уголком губ. — Ты знаешь это стихотворение?

— Ничего страшного. Не отвлекайся, пожалуйста.

— И добрый хлеб, что в печь для нас садится. И женщина, которою дано… — Юлька запнулась. Вот почему он посмеивался! И сердито продолжила: — Сперва измучившись, нам насладиться.

Машина набрала скорость и легко полетела по дороге.

38

Только у двери в квартиру Олег попрощался с Юлькой. Они договорились, что, приехав к себе домой, Олег позвонит пожалеть спокойной ночи — и на всякий случай.

Мама сидела на кухне с книжкой.

— Папа спит?

— Спит. Я не стала в зале включать. Хоть и крепко заснул, свет помешать может… Ты начала приходить поздно.

— Дела.

— Опять у Влада что-нибудь делаете?

— Есть немножко.

Подробно мама никогда не расспрашивала: сколько Юлька ни таилась, в конце концов рассказывала всё. Поэтому мама снова взялась за книжку, а дочь приволокла на кухню огромный пакет и принялась выгружать его содержимое в холодильник. Оторвавшись от чтения, мама изумлённо наблюдала, как втискиваются среди привычных продуктов какие-то банки, коробки, пакетики.

— Откуда это?

— Помнишь — Олег звонил? Это мой новый знакомый, который вбил себе в голову, что я постоянно голодная. Можешь себе представить: это всё — половина того, что он приготовил для сегодняшней встречи.

— Хозяйственный парень! — одобрительно сказала мама — не выдержала засмеялась, когда Юлька насупилась и что-то пробурчала себе под нос.

Но войдя в свою комнату, девушка тоже заулыбалась. Олег её не бросил! Стихотерапия помогла, отвлекла и сосредоточила внимание на другом. Олег ещё (то ли притворялся, то ли нет) затеял вспомнить хрестоматийные стихи. Начала он помнил, а дальше спотыкался и много раз повторял предыдущие строки, чтобы прочитать по инерции следующие. Ко всему прочему он так потешно сердился, если Юлька, не выдержав, подсказывала ему словечко-другое.

Сердце мягко и больно сжалось: а вдруг его поведение — её исполненное желание? Юльке не узнать истины, пока не закончится вся история с пещерой.

Зато теперь, после разговора с Владом, многое становится ясным. В частности, почему в последнее время в их доме ломались и капризничали разные приборы. Андрей Степанович говорил, что вокруг человека, постоянно испытывающего отрицательные эмоции, происходят неприятные вещи, в том числе и поломка предметов. Юлька припомнила, как она сражалась с замком, пока её не выручила мама. До чего смешная причина всему! На известное напряжение конца школьной четверти наложилось рисование подправленных Владом пентаклей. Кстати, надо бы их сжечь…

И это ощущение близкого взрыва. Юлька и впрямь чувствовала себя бомбой с часовым механизмом. А часовой механизм заржавел или ещё что, потому что время от времени сбоит.

Звонок заставил забыть всё на свете.

— Как дела? — спросил Олег. — Порог перешагнула без всяких происшествий?

— Нахал! — изумилась Юлька. — Какие ещё происшествия?

— Ну как же. Оставил же я тебя у подъезда, а потом дозвониться не мог. Приехал сейчас домой и думаю: зачем я её у двери оставил? Надо было с рук на руки кому-нибудь из родителей сдать.

— Стукнуть бы тебя, да больно далеко. Ладно, я на месте. Всё нормально. Спокойной ночи, Олег.

— Спокойной? Переживай тут за тебя, — проворчал Олег. — Надеюсь, экспериментов больше не будет? Юля, обещай мне спокойно, по-человечески выспаться.

— Как будто мне самой не хочется. Обещаю. Спокойной ночи… Ой, Олег, подожди!

— Да?

— Где ты встретился с этими типами?

— С какими?.. А понял. Зачем тебе? — Она даже улыбнулась его бдительному тону.

— Не беспокойся. Место преступления осматривать не собираюсь. Простое любопытство. Так где?

— Продовольственный магазин через дорогу от драмтеатра. Что тебя ещё интересует?

— Ничего больше. Спокойной ночи.

— Спокойной… Целую в щёчку.

Невольно улыбаясь его чуть легкомысленной дерзости, Юлька представила, как Олег кладёт миниатюрную в его лапищах телефонную трубку, как плавно передвигается по комнатам, огромный и плотный, как медведь. Медведь без признаков неуклюжести. Медведь, к которому хочется прислониться, потому что он очень уверенный и сильный.

Интересно, что бы он сказал, если бы она призналась ему: «Мне всегда хотелось большую лохматую собаку!» Вот бы обсудить с Олегом, откуда Влад узнал о её мечте…

Но Олег у себя дома. Юлька — тоже дома и — наедине с ночью. Она-то дала обещание не проводить экспериментов, но где гарантия, что он сама не будет подопытным кроликом ночи?

Может, вообще не спать? А чем заняться? Вязать и учить наизусть новые стихи?

Завтра на работу.

А ведь спать хочется. О, вот и разрешение проблемы. Хочется. Желание.

Юлька сначала обрадовалась, потом сникла. Не получится. Страстное желание спать идёт наряду с не менее страстным желанием знать, что будут делать сегодня Трое. Именно так — Трое, с большой буквы. Влад объяснил, что происходит с телами убитых ими людей, почему жертвы превращаются в мумии. И девушка вдруг подумала: Вчерашней ночью я была пассивным наблюдателем. А если попробовать вмешаться и не дать им убивать? Пусть Влад и говорит, что они теперь в нашем мире автономные единицы, к пещере никакого отношения не имеющие, но смогла же я… Не знаю, как такое может называться: влезть в мозги, в голову? Поняла же я, о чём думает женщина-Рыба. Да, но обещание Олегу. Будет ли вмешательство считаться экспериментом?.. Не смешно ли? Я ещё не знаю, смогу ли увидеть Троих, смогу ли вмешаться их действия, а уже тревожусь, называть ли свой будущий поступок экспериментом или нет. Доверимся времени. А там — будь, что будет. Сейчас я даже не разберу, какое желание сильнее: желание спать или желание бодрствовать — во сне. Последнее — совершенная жуть, воплощённый абсурд. Перевёртыш того, что предложил Олег, — путешествий в сны. Ха, путешествие спящего по бодрствующему сознанию!.. Не то… «Мысль изречённая есть ложь…» Ладно, потом подумаю…

Мысли разбегались. Дойдя до этого наблюдения, Юлька расслабилась и почти неслышно захихикала, увидев: череп, холмы мягких влажных мозгов, по которым бегают мыслишки — их трудно углядеть, потому что едва бросишь на них взгляд, как они тут же врассыпную. «И остаются на мягких холмах только звездообразные следы, которые медленно исчезают, когда плёнка, покрывающая мозговое вещество, снова натягивается в первоначальное состояние! — важно продекламировала Юлька и задумалась. — А ведь правда, мелькнула какая-то мысль, что-то очень важное, когда я поспешила спросить Олега, где его остановили Трое… Нет, не вспомнить…»

Среди привычных мелких дел, готовясь ко сну, девушка пыталась думать о том, что заставило её спросить Олега о столь незначительной подробности. По впечатлению на момент разговора причина была и впрямь значимой. И даже не столько значимой, сколько тревожной. А может, и всё вместе. Вспоминай теперь.

Не вспоминалось. Зато нахлынуло повседневное.

Завтра два шестых, а работу над ошибками не подготовила. На переменах придётся сидеть. Девятого завтра нет. В десятом — долги по чтению наизусть и давно обещанный анализ типичных речевых ошибок в сочинениях. Успеется ли? Последний день четверти. Директриса предупредила, что учебный день будет полный. Никаких сокращённых уроков.

Попробовать завтра на уроки надеть чёрно-красный джемпер? Не совсем строгий, явно не учительская одежда, но хочется похвастаться шикарной вещью.

Ну вот, пасту купили, а мыло кончается — не заметили. Самой надо забежать в «Хозяюшку» рядом со школой — там мыло дешевле, чем в других магазинах.

«Хозяюшка». Хозяйка. Поднять Влада с постели и потребовать объяснений.

Почему он спросил её о сторожевых псах? Ей и в самом деле иногда хотелось какую-нибудь громадную лохматенцию, в чьи лохмы можно было бы вцепиться и хорошенько потрепать. Нечто огромное и добродушное.

Как Олег.

А если директриса в последний момент всё-таки решит сократить уроки. У неё ведь семь пятниц на неделе. Скажет кто-нибудь что-нибудь — и всё, попала вожжа под хвост…

Не проспать бы утром. «Мама разбудит», — сонно успокоил кто-то. Кажется, Юлька-грубиянка… Надо же…

На границе реальности, заливаемой волной многолюдных видений, она услышала: за стеной у соседей часы возвестили полночь.

… Первым встал Мотоциклист. На притихший город он пока смотрел бездумно. Вкрадчивое чувство голода лишь слегка касалось щекочущими пальцами его живота. Он прислушивался к этому прикосновению с удовольствием гурмана — удовольствием, близким к чувственному: тёплые пальцы проводят несколько линий по холодной коже, и живот, чуть втягиваясь, сладко содрогается. Ещё несколько секунд понадобилось, чтобы напряглось всё тело, а в багровых глазах Мотоциклиста вспыхнули жёлтые огоньки. Чтобы достичь цели, нужно многое сделать. Судя по всему, сегодня ночь будет решающей перед последним прыжком. Если бы не подельники, на которых надо было тратить время, он давно бы дошёл, ещё в прошлую ночь. Но в этом мире ему понадобятся двое вассалов, которые понимают его в малейшем движении. Только тогда он сможет вернуться в пещеру не покорной скотинкой, трусливо жмущейся подальше от заманчивых ворот.

Здешняя Хозяйка пока не казалась ему опасной. Вероятно, она просто не осознавала своей силы. Или она по-своему выжидает?.. Неизвестно. Мотоциклиста несколько раздражало её отстранённое внимание именно в момент охоты, и сегодня он собирался перевести её любопытство на другой уровень. Если, конечно, Хозяйка появится.

А здесь богатая охота… Непуганой дичи полно. Недаром Первый уже пытается намекнуть, что город — прекрасное место обитания для них. Но Первый с самого начала показался Мотоциклисту весьма ограниченным, несмотря на то что по положению они довольно близки друг к другу. Возможно, повлияла человеческая оболочка. В отличие от Мотоциклиста, смакующего принимаемую энергию, Первый откровенно жрал. И жрал, не в силах остановиться, пока не погружался в состояние, близкое к эйфории. Доверься Мотоциклист Первому в поисках добычи, аборигены давно бы засекли их. Неряшливый и жадный, Первый вынуждал Мотоциклиста всё ночное время держать обоих вассалов под жёстким ментальным контролем.

Женщина Рыба больше нравилась Мотоциклисту. Она была аккуратна и, кажется, скуповата. Предложенную порцию силы поглощала полностью, но не распределяла её вокруг себя, как Первый, и откладывала часть в нехитрый тайничок. Наверное, таким образом на ней сказалось последнее отключение от силовой системы. Слабый интерес Мотоциклиста вызывал вопрос из области отвлечённого: сущность женщины Рыбы сама по себе такова или её поведение — отпечаток формы, которую она приняла?

Вопрос всплыл и пропал. Время охоты. Женщина Рыба поднялась сразу за Мотоциклистом, и он заметил, как дрожат её ноздри, когда она, по-кошачьи дёргая головой, осматривается… Первый поднялся грузно и неохотно. Он явно предпочёл бы сам не охотиться.

Кусты, прозрачно-сквозные днём, теперь казались острыми тенями. Трое с утра до вечера сидели в сквере на скамейке, окружённые почтительно-брезгливым отношением прохожих — как к пьяницам или бомжам. А поскольку выглядели не слишком доведёнными до ручки, то милиция их не беспокоила.

Блекло-голубой свет вывески «Почти. Телеграф», видимой сквозь кусты, вдруг напомнили Мотоциклисту предыдущую ночь. Сначала это открытие вызвало удивление. Потом он вгляделся и сообразил: первое слово имело в своём освещении все лампочки, второе кто-то будто искусал, лампочек не хватало, а одна из имевшихся беспрестанно мигала… Когда Мотоциклист убил первого в форме, аура человека вспыхнула и погасла. Вторая жертва, остолбеневшая от внезапного, ничем не спровоцированного нападения, буквально облилась жарким сиянием, и её активизированная энергия показалась Мотоциклисту слаще.

Охота… Ведь необязательно на случайного зверя? А если дичь поднять и гнать в определённое место? А потом насытиться не спокойной энергией слегка ошеломлённого человека — оболочкой, бушующей чистым страхом, а то и ужасом! Да и само преследование! Сила против слабости, торжество власти против бессильного скулежа…

Мотоциклист вызвал на языке сладкое, пьянящее ощущение крови и непроизвольно облизнулся. А насытившись, они сделают шаг до убежища, обретя которое, перестанут быть пугаными воронами и превратятся в то, чем они являются на самом деле, — в хозяев города. Города и пещеры.

39

Ориентировалась Юлька в Троих уже легче. И даже закрепилась в самом удобном месте — в глазах (?) женщины Рыбы. Та вроде и не заметила вторжения. Более-менее освоившись и приноровившись к чужому организму, как приноравливаются к чужому шагу, Юлька предалась ленивым дремотным размышлениям.

Поначалу ей не понравилось, как она определила своё положение: как это она может «разместиться» в глазах. Когда она точно знает, что её тело по-прежнему лежит в постели? Значит, не она — её сознание? Юлька сердито поправила себя: было бы сознание — не спала бы она сейчас.

Затем прицепилась к «приноровиться к чужому организму». То же самое. Какой может быть организм, почему «приноровиться»! Она же не стала физической частью женщины. Ой, не хочется думать, зачем её эта конкретика, зануда ты въедливая!.. А через секунду одна из Юлек-плакс осмелилась спросить: «Юль, а тебе не страшно?»

Ночь надела маски на многие знакомые места, но постепенно Юлька узнала улицу, по которой шли Трое. Здание экономического факультета госуниверситета, дальше сквер, административные здания. Мотоциклист свернул на углу и размашисто пошёл к скверу. Он шёл уверенно, а Юльку начинало покидать её первоначальное настроение, выраженное в бесшабашном: «А, будь что будет! На месте соображу!»

Дойдя почти до середины сквера, Мотоциклист притормозил своих попутчиков, прошёл немного вперёд асфальтовой дорожке и вернулся крайне довольный. Коротким жестом он отослал Первого и женщину Рыбу к другой дорожке. Юлька пока не беспокоилась. Её даже интриговало, что же нашёл Мотоциклист.

А Мотоциклист нашёл юную парочку. Двое сидели на скамейке — в тупичке, вокруг которого плотной тёмной стеной высился шиповник. А добраться до тупичка можно было лишь двумя узкими дорожками. И вот в первом проёме, из кустов шиповника, появился Мотоциклист, во втором — фигуры его подельников. Парочка, увлечённая друг другом, увидела их не сразу, и Мотоциклист, делая следующий шаг, намеренно шаркнул по суховатому твёрдому снегу. Оба вскочили.

Разглядывая парочку, Юлька почувствовала, как сжалось сердце(чьё — уже было наплевать): он — совсем мальчишка, высокий, худощавый, в Юлькином десятом и то покрепче есть; она — под стать ему, тоненькая девочка, дунь ветер — на ногах не устоит, и унесёт её в заоблачные дали. Юлька постаралась сосредоточиться. Почему медлит Мотоциклист? И с чего начинать вмешательство?

Женщина Рыба отвела взгляд от парочки и теперь смотрела на Мотоциклиста. У Юльки создалось неприятное впечатление, что Мотоциклист смотрит не в глаза своей подельницы, а в глаза ей, Юльке. Освещённый полной луной и холодным светом фонаря, Мотоциклист хорошо был виден. Девушка недоумённо смотрела, как его большой рот складывается в злорадную усмешку, похожую на гримасу…

Миг тошноты и беспамятства…

Снова сквер, но теперь Юлька почему-то видит всех Троих. Ей страшно и… стыдно. И к ней прижимается кто-то дрожащий… Господи, что случилось? Взгляд вниз — узнать, кто дрожит. И — каменным обвалом понимание: каким-то образом Мотоциклист перекинул её от женщины Рыбы к парнишке. Это его страх перед неизвестными и стыд перед девушкой, которую, в случае чего, он защитить не сможет, Юлька испытывала.

… Юлька села на своей кровати с закрытыми глазами. Постель она не чувствовала, но ощущала себя реально проснувшейся в парнишке.

В нём было по-другому, по сравнению с ощущениями в Троих. В них она словно бродила по пустым комнатам, а здесь, даже мельком оглядевшись, она обнаружила ярчайший разноцветный калейдоскоп: сколько красочных впечатлений, различных увлечений, знакомств!.. Юлька быстро отвернулась. Всё равно что подглядывать в замочную скважину. Две добычи она всё же ухватила: парнишку зовут Димой, девочку — Алёной. «И что мне теперь с ними делать?»

Мотоциклист и его подельники стали медленно наступать. Очень медленно. И Мотоциклист демонстративно играл ножом, явно стараясь, чтобы на лезвии сиял отсвет луны или фонаря… Нож-то ему зачем? В прошлый раз он ему не понадобился, да и вообще… Против этих детей… Запугивает? Зачем?

Парнишку пробила такая крупная дрожь, что Юлька запаниковала вместе с ним. Она не желала, чтобы при ней, с нею, да и вообще убивали человека. Она не желала умирать с человеком и не желала смерти любого человека — вместе или без неё.

А нелюди приближались, и кусты были такие густые… Внезапно Юлька представила себе безмятежное лицо Влада и в ярости подумала: «Почему это только со мной?! Он выпустил этих гадов в наш мир! И мне теперь отдуваться за него?! Спит, небось, спокойно! Чёрт бы тебя подрал, экспериментатор чёртов! Властелин мира, ёлки-палки, пень замшелый!»

— Не ори! Что случилось?

Юлька заткнулась, а парнишка вздрогнул, будто услышал.

— Я сказал — не ори, а не молчи. Юлия, где ты и что с тобой?

— Влад?!

— Громкость поубавь. Да, Влад. И я не сплю спокойно. И не властелин мира. И, тем более, не пень замшелый. Ну, выкладывай, что у тебя?

— У меня Трое. Вот-вот убьют пацана с девчонкой. Влад, что мне делать? Я в пацане, а он такой дохленький, что ему даже с Рыбой не совладать!

— Глубокий «ключ» — и держи в воображении образ человека, который умеет хорошо драться.

— Ты с ума сошёл! Кто должен быть в глубоком «ключе» — я или парнишка?! И у меня нет знакомых, которые умеют драться… Разве что ты…

— Войдёшь в «ключ» — парень тоже окажется в нужном состоянии. Меня не представляй. Ты видела слишком мало. Нужен человек, которого ты часто видела в действии.

— Кто из нас свихнулся? Мы в каком мире живём?! Ой, мамочки!

— Близко?.. Я имел в виду актёров. Ты у нас любительница боевиков. Вспомни артиста, о котором известно, что он на самом деле серьёзно занимается каким-то видом борьбы. Ну!

— Тут такая ситуация, что я ни одного имени не помню!

— На!.. Плюнь на имена! Образ! Быстро!

Серые, широко расставленные глаза на скуластом худом лице.

Парнишка коротко дёрнул подбородком вверх, оторвал от своей куртки плачущую девочку и оттолкнул за спину. Отступать ему некуда. Девочка стояла в углу тупичка, шиповник упирался ей в спину. Чудовища — в двух шагах от них.

Мотоциклист сократил это расстояние на полшага. Парнишка смешно ухватился за свои брюки, подтягивая их, и вдруг подпрыгнул, выбросив левую ногу вперёд и вверх. Поблёскивающей молнией взлетел нож. А парнишка будто падал, прыгая через невидимую преграду на одном месте и отталкиваясь от невидимой стены — неуклюже и одновременно грациозно. Мотоциклист отшатнулся, размахивая руками и безуспешно пытаясь остаться на ногах. Рот его заметно покривел, и чужак машинально сплюнул кровь и… Что-то мелкое и белое. («Зубы! Хорошие ботинки у пацана!» — мстительно подумала Юлька) Внезапно тупичок резко проехался перед глазами Юльки, кусты слились в серую тень — это парень развернулся вокруг себя и снова врезал ногой по голове Мотоциклиста. И не один раз, а быстрой очередью коротких ударов, закончив внушительно и от души.

Кажется, чужаки в Первом и в женщине Рыбе всё-таки поняли, что происходит что-то неладное. Они поспешили к поверженному и неподвижному Мотоциклисту и подняли его, потащили прочь из тупичка.

А парнишка вдруг застонал, дошёл до скамейки, рухнул на неё и начал, охая, растирать внутреннюю поверхность бёдер.

Последнее, что увидела Юлька, — это изумлённые глаза девочки, которая бросилась к своему доблестному защитнику. Последнее, что услышала, — жёсткий мужской голос, пробормотавший что-то явно сквозь зубы… почудилось, на французском?..

Привычный фонарь в окно. Под рукой подушка, на плечах одеяло. Дома.

— Влад?

— Всё закончилось?

— Пока — да. Я не думаю, что Трое остановятся сегодня ночью.

— Согласен… Что-то очень быстро у вас.

— Пацан отделал Мотоциклиста. Трое ушли… Мотоциклист не защищался. Почему?

— К сожалению, я не видел самой драки. И… А он умеет? Возможно, тот человек, в которого он вселился, и умеет. Но Мотоциклист привык полагаться только на силу. С приёмами он ещё не сталкивался… Чей образ ты вызвала?

Озадаченно помолчав, Юлька сказала:

— Влад, боюсь, я не образ вызвала.

— То есть?

— Когда мы вышли из «ключа», я слышала голос этого человека. Он, кажется… ругался.

— Здорово! Нда… Может, с перепугу ты не удовольствовалась образом, а перенесла на пацана личность, сознание или что там ещё может быть? Силы-то своей ты пока не знаешь. Ну, ничего страшного. Он там, у себя, где бы ни был, потерял сознание — реальная ситуация для тех, кто с ним рядом. Здесь он неожиданно очутился в обстановке, враждебной для себя, и, как мог, себя же обезопасил. Сейчас он, можно сказать, пришёл в себя. Во всех смыслах.

— Но это же!.. А если он был за рулём?

— Куда деваться? Время назад не повернуть. Ситуация была экстремальной. Так кто же это был?

— Не скажу.

— Тогда следи за прессой. Или попроси своего Олега поискать по Интернету новости, что произошло с твоим любимым артистом.

— Он не любимый. Он просто нравится… Влад, последнее. Если в человеке побывали две личности, ему ничего не сделается?

— Ты о чём?

— Тот паренёк, который дрался. Н, за него дрались. По-моему, ему плохо.

— А в чём это «плохо» выражается?

— Он чуть не плакал и почему-то растирал ноги.

— Сама могла бы догадаться. Спортом наверняка не занимается, растяжки никакой. А тут в его тело попадает, судя по всему, профессионал. Вот он ему мышцы и потянул. Конечно, больно. Ещё вопросы есть?

— После сегодняшнего… Ты ещё не хочешь отказаться от этой силы?

— Именно сегодняшнее и убеждает, что она нам обоим необходима.

— Тогда давай придумаем, как отделаться от чудовищ!

— Ты слишком хорошо обо мне думаешь.

— Нет. Я слишком много думаю о том, как Мотоциклист быстро оклемается и начнёт снова рыскать по городу в поисках добычи. Меня они к себе уже не пускают. И кого-то другого мне уже не уберечь.

— Хорошо. Давай поговорим завтра. Два часа ночи. Тебе надо выспаться.

— Полагаешь, смогу после всего этого заснуть?

— А ты попробуй. Спокойной ночи, Юлия.

— Спокойной? Звучит как издёвка.

«Телепатия мне теперь тоже доступна, — вздохнула Юлька, кутаясь в одеяло: замёрзла, напереживавшись. — Или она у меня только с Владом срабатывает? О! Ага! Попался! Ну, Влад, доведу своими воплями по ночам — волей-неволей начнёшь думать, как избавиться от этих Троих. Прекрасно! Никуда не денешься. Помог один раз — буду вызывать каждую ночь, пока тебе не надоест и пока не сядешь за стол переговоров. Всё обалденно просто. И начну прямо сейчас».

Одно дело — сказать, другое — выполнить. Стопудовые веки, будто распухшие, не хотели подниматься. Юлька таращилась в зеркало и повторяла шёпотом:

— Хочу знать, где Трое… Хочу быть среди них…

Тело решительно заявило, что хочет спать, хлопнуло до упора ставни век и выволокло спецдоставку для жаждущих спать: кучу сновидений и вереницу знакомых и незнакомых образов. Юлька недолго продержалась на поверхности реальности, помня о своём решении. Сонные волны укачали её и погрузили в свои тёплые глубины.

— … Юля, вставай! — уговаривал кто-то знакомый, и от привычного, но далёкого голоса Юльке хотелось плакать, потому что не хотелось вставать, а хотелось выспаться до полного отдыха. Но ласковый и чуточку обеспокоенный голос мамы продолжал упрашивать: Юленька, последний учебный день! С завтрашнего дня к девяти ходить будешь — выспишься! Ну, давай, соберись, встань…

Юлька с жалобным стоном уползла под одеяло и тут же взвизгнула: мама потеряла терпение, сунула руку под одеяло и пощекотала пятку. Вылетев из жаркого убежища, девушка укоризненно заныла:

— Да-а, тебе хорошо — никуда не надо! А мне пяти минуточек хватило бы выспаться и сны досмотреть!

— Пять минут? — железным голосом сказала мама. — Да у тебя на всё про всё осталось полчаса!

— Сейчас полвосьмого?!

Юлька недоверчиво вперилась в будильник, взятый из-под шляпы. Перевела глаза на зеркало показать себе самой язык — и побледнела: в эту ночь в городе убиты пятеро. Она не знала, откуда свалилась на неё информация, но получила её и знала, что она точная.

40

Рабочий день начался с ночного кошмара учителя, воплощённого в реальность. Юлька вбежала в кабинет и остолбенела: учеников нет. Сначала она не поверила. Но в кабинете устоялась именно та тишина, какая бывает только в давно обезлюдевшем помещении. Юлька добросовестно заглянула под парты. Никого. Тогда она поставила на учительский стол портфель и села на стул. Уроков никто не отменял. Пока неслась к кабинету, за двумя-тремя приоткрытыми дверями она видела классы и коллег. Может, кабинеты поменяли? Но зачем, если здесь всё равно никого?

Дверь распахнулась, и в помещение энергично и даже агрессивно вошла Елена — завуч по политехническому циклу.

— Ты чего здесь одна пригорюнилась?

— Присоединяйся! — предложила Юлька. Елена, даже став завучем, всё равно оставалась членом их маленькой сплочённой учительской компании, и Юлька не боялась говорить с ней дружески, особенно наедине. — Будем вместе горевать.

— Да ладно тебе. Привет.

— Привет. Что происходит? У меня класса нет.

— Тебе никто ничего не сказал? Расписание такое: два первых урока по полчаса, перемены — по десять минут. Дальше. У кого есть классное руководство, проводит классный час, диктует четвертные оценки и напоминает о технике безопасности на каникулах. Потом уборка помещений. После чего все учителя дружно сдают сведения по успеваемости.

— А где мой класс, который по расписанию?

— Так, не предупредили всё-таки. Чей-то богатый папа из этого класса оплатил билеты в драмтеатр на утреннее представление — у них там детский спектакль. Классная сбегала к директрисе, та разрешила им уйти.

— Они должны были быть у меня двумя первыми уроками. Значит, сегодня уроков у меня нет.

— Сведения сдала?

— Нет. Но у меня все данные собраны.

— Зайдёшь потом?.. Хотя нет. Лучше сразу. Бегай за вами потом. — Елена достала калькулятор и заглянула в Юлькин листочек с записями. — Постой. У тебя ж четыре класса.

— Зато четверть первая, а в десятом оценки полугодовые.

— Ясно. Поехали.

Составление отчёта заняло три минуты. Быстро всё подсчитали, записали, и Юлька неловко спросила:

— Лен, а домой смыться можно? Выспаться никак не могу. Голова чугунная, от любого звука гудит.

Елена пригляделась к Юльке, покачала головой.

— Видочек у тебя тот ещё. Иди, конечно.

У двери она взялась за ручку и остановилась, обернулась.

— Завтра у нас работа по кабинетам и опять-таки сдача сведений. Ты учебники свои и тетради у Натальи держишь? Я её предупрежу, чтобы она тебя завтра не искала. Поняла? Завтра не приходи. Но в четверг чтоб с девяти как штык! Пока.

— Спасибо, Лен.

— Думаешь, добрая такая? Это в счёт будущих отгулов!

Созерцая закрытую дверь, Юлька размышляла о том, что сила человека может проявляться совсем неожиданно. Вот Елена. Её класс, чьим руководителем она была ещё в прошлом году, — самый шебутной в школе, не каждый учитель с ним справится. Но физматкласс, все сплошные умницы. Но — снисходительная улыбка Елены, когда все вокруг удивляются, каким образом она ими командует. А секрет прост — невероятный, сумасшедший темп урока, в котором нет ни одной бреши, ни одной мало-мальской паузы. Юлька на своих уроках могла и голос повысить. Елена же пользовалась убийственным сарказмом своего язычка и часто говаривала: «Они же себя умниками считают, а какому умнику понравится, когда над ним ржать начнут?» Пока она была классным руководителем, её ребята табуном ходили за ней, и это была весьма оригинальная картинка: рослые ученики, почтительно нависающие над своей миниатюрной «мамой», которая снисходительно и всегда насмешливо внимает им.

До звонка с урока пять минут. Интересно, почему перемены по десять минут сделали? Ах да, вчера столовую не предупредили, поэтому детей сегодня, несмотря на сокращённый день, кормить всё-таки будут. Сбегать в буфет столовой, набрать домой выпечки? Уж больно она здесь вкусная. Юлька вспомнила, как вечером опустошала сумку Олега и что её ожидало в холодильнике, и, улыбаясь, покачала головой. Нет, никакой выпечки. А вот сходить на рынок за парочкой кефиров и пачкой молока — это неплохо.

Перед тем как выйти из школы, Юлька воспользовалась суматохой в вестибюле и легко уговорила замотанную вахтёршу, чтобы та разрешила ей позвонить. Она загадала: если Влад откликнется, она немедленно рванёт к нему. Но долгие гудки в трубке разочаровали. Ладно, придётся дожидаться вечера.

Школьный звонок с урока девушка услышала, когда шла по аллее, параллельно спортивному полю. Затем была аллея между пришкольным участком и техникумом связи, а потом пешеходная дорожка — по левую руку проезжая часть, по правую — жилые дома.

Внутренняя тревога — как бы чего непроизвольно не сделать! — привела к тому, что Юлька придумала смотреть по сторонам очень внимательно и пытаться облечь в слова всё, что увидит. Что-то вроде устных заметок наблюдателя. Но уже первое наблюдение — и девушка выяснила: придумала правильно, по сторонам глазеть очень интересно, но писателем или репортёром с места происшествия ей не стать.

Сначала появилась девушка в чёрном. Она вышагнула на асфальт перед Юлькой с протоптанной тропинки между домами. Юлька восхитилась: чёрные волосы до плеч (брр, в такую погоду, в такую холодрыгу — и без шапки?!), короткая кожаная курточка, короткая обтягивающая юбка, длинные стройные ножки — всё в незнакомке прямо-таки просилось в картинку. А потом Юлька заметила в незнакомке маленькую странность. Она шла по пешеходной дорожке, словно по подиуму: «Плечи назад, грудь вперёд, подбородок кверху!» — промелькнул в памяти возглас, услышанный по телевизору. И шла незнакомка ритмичной, танцующей походкой на высоченных каблуках полусапожек. Ближе к остановке Юлька начала догадываться, в чём там дело. Точно: незнакомка свернула к остановке, ветер взметнул её волосы и выдал тайну — крошечные наушники, под музыку в которых она и пританцовывала.

Первая остановка пройдена благополучно. Осталась ещё одна.

Из-за дома выскочила большая толстая кошка и принялась удирать от рыжего щенка таксы того же размера, что и она сама. Время от времени кошка прыгала на подвальные окошечки, но, видимо, не считала себя в безопасности, снова спрыгивала и бежала дальше. Маленький такс следовал за нею деловито и не слишком быстро. А кошка, сама серо-белая на серо-белой и пушистой земле, всё бежала и оглядывалась на щенка. «Непонятно! — посмеиваясь, решила Юлька. — Кошка давно бы могла сбежать, но не торопится… У меня сегодня сплошные загадки!» Разгадка пришла как-то сразу: кошка впервые видела таксу и не могла понять, что это такое — пахнет собакой, а на собаку-то и не похоже; а щенку всего лишь хотелось добраться до пушистого зверя и сунуть нос в роскошный мех. Что он и сделал, когда кошка нерешительно остановилась и вытянула ему навстречу свой нос. Пока кошка обнюхивала спинку щенка, тот замер в охотничьей стойке — и… «Грел нос!» — хихикнула Юлька. Маленький такс развернулся и поспешил назад, а кошка неторопливо ступала за ним, изредка тряся то одной, то другой лапой — может, холодно ей, может — мокро.

Вход в крытый рынок начинался с широкой лестницы. Поднимаясь, Юлька услышала сдавленный вопль: «Атас! Юль Михална!», прозвучавший как предстережение. Вслед за воплем в здание рынка прыснула мальчишечья стайка. «Ой, а ведь это шестой класс! — забеспокоилась Юлька. — А Елена сказала, что они в драм пошли!» Один притаился за распахнутыми дверями. Зная эту его манеру прятаться под носом противника в любых играх, Юлька проникла в его убежище и ухватила за шиворот.

— Ой, Юль Михална!

— Не ой, а здравствуйте. Почему вы не пошли в театр со всеми, Коля? Билеты вроде на всех покупали.

Коля разом перестал хныкать и вертеться и удивлённо посмотрел на учительницу.

— Ну, Юль Михална, не хочется в этот драм — и не пошли. А Серый обещал нам мороженое, а здесь дешевле.

— И сколько вас здесь, непошедших?

— Я, Серый, Гришан и Алёнка. Мы же ничего такого не делаем.

— А я разве говорю, что вы что-то такое делаете? — усмехнулась Юлька. Присутствие среди хулиганистых мальчишек крепкой ударницы Алёнки (память слабо уколола ночным происшествием), девочки очень обязательной и строгой, немного удивило её, но вспомнилось, что все, кроме Сергея, из одного общежития. — Может, мне захотелось вам здравствуйте сказать?

— Здравствуйте, Юль Михална, — шагнул к ней Сергей, мальчик-дипломат — впервые увидев его и чуток пообщавшись, его так про себя назвала Юлька.

За ним несмело поздоровался Гриша, и уж совсем шёпотом смущённая Алёнка пробормотала своё приветствие… Круглолицый Коля засиял, как солнышко: приятно сознавать, что друзья не сбежали и не оставили отчитываться одного перед учителем.

— А через секунду Сергей запустил на всю мощь своё обаяние:

— О, Юль Михална! У вас новый плащ! Он вам так идёт!

— Ты мне зубы не заговаривай. Сколько вам не хватило на мороженое?

— Откуда вы знаете, что не хватило? — удивился Коля.

— Если б хватило, вы б давно торчали у себя на детской площадке. Так сколько?

— Двух рублей, — сказал Сергей. — Мы хотели сливочное, а оно кончилось. А на пломбир не хватает. У меня двенадцать рублей. А четыре пломбира — четырнадцать.

— А домой не хочется, — рассудительно добавил Гриша. — Будут спрашивать, почему рано из школы, и вообще…

«Хм, ещё один дипломат растёт…» Юлька вынула из кармана кучу мелочи, отсчитала два рубля.

— Вы уверены? Двух рублей точно хватит?

— Спасибо, Юль Михална, конечно, хватит! А вы долго здесь будете? Мы вас подождём, а потом проводим до дома немножко.

И умчались на улицу, к мороженщице.

А Юлька зашла в торговый зал и начала изучать витрину с молочными продуктами. Прикинув, что взять, она встала за женщиной, которая ждала сдачи. Слева от покупательницы стояла большеглазая девочка лет пяти и задумчиво вела пальцем по витринному стеклу. Палец застыл над маргарином, а девочка посмотрела на женщину и кротко спросила:

— Мама, я сегодня ночью кашляла?

— Нет, не кашляла. Хорошо спала.

— Мама купи мне мороженое.

— Ладно, куплю, — улыбнулась женщины. — Только съешь ты его дома, потому что мы купим самое вкусное мороженое, а оно на палочке, может растаять и упасть… Спасибо, — это уже продавщице.

Женщина с девочкой отошли к овощным рядам, а дородная продавщица в мокром клеенчатом фартуке вздохнула им вслед:

— Ишь, какие!.. Моя б сейчас вопила и ногами топала, а эта умничка сперва узнала — можно ли, нельзя ли, а потом просит. И мамаша — молодец. Спокойная, как танк. Умеет воспитывать. Всё объясняет… Что вам.

— Две пачки кефира, молоко и пачку сока.

Ещё Юлька прихватила печенья. Когда у выхода у неё отобрали пакет с продуктами и портфель, она предложила добровольным помощникам брать печенье, сколько хотят, прямо из мешочка. Первым печенье схватил Коля и тут же изобрёл новое блюдо, зачерпнув печеньем мороженое. Глядя на его счастливую физиономию, Юлька улыбнулась. Свобода, вкусненькое — как мало человеку для счастья надо!.. Сергей показал себя внимательным джентльменом и предложил Юльке:

— Хотите мороженого? Попробуйте моего.

Остальные обрадовались и тоже вознамерились угостить учительницу. Чувствуя себя неловко, Юлька отшутилась:

— Это вы специально! Чтобы я все каникулы проболела, да?

Её горячо заверили, что дело только в их безграничной доброте и щедрости, а Коля с наивной лукавинкой добавил:

— Мы бы всё равно вам эти два рубля отдали, даже если б вы у нас мороженое и поели!

— Кончай выдуриваться! — толкнул его Сергей. Коля насупился.

— Я не за деньги боюсь, а за горло, — утихомирила бурю Юлька. — Оно у меня очень капризное: чуть что — болит. Зато у наших соседей кот просто обожает мороженое. Не шоколадное, конечно.

— А у нас кот ириски любит, — вспомнила Алёна. — Ему всю пасть залепит, и он как будто зевает всё время. Намучается, съест, а потом ещё просит.

— А у нас собака яблоки ест, — вступил в светскую беседу Гриша. — Только так хрумкает!

— Врёшь! — не поверил Коля. — Собаки яблок не едят!

— Сам такой!

У подъезда они распрощались с Юлькой и, обсуждая интересную тему, пошли к своему дому. А девушка, поднимаясь к себе, решила позвонить в школу и предупредить Елену, что четверо из шестого не пропали, а гуляют у своего дома, на детской площадке.

41

Когда долго не предоставляется возможность выспаться, сделала открытие Юлька, Звуки превращаются в плывущие лезвия, а пространство оживает и кажется ленивой медузой.

Ключ бродит где-то в дебрях портфельного кармашка и хитроумно уворачивался от ищущих его пальцев. Потом вдруг дверь открылась сама, и понадобилось несколько секунд, чтобы осознать, что её открыл мама. А мама сказала, что услышала стук. Юлька не стучала. В сердце начало заползать беспокойство, пока мама не сообразила:

— Портфель у тебя твёрдый и тяжёлый. Ключ искала, ну и стукнула раз-другой в дверь. Что случилось? Что так рано?

— Короткий день. Мам, разбудишь часа в два?

Юлька потратила с полчаса, прежде чем добралась, наконец, до постели. Легла, закрыла глаза, увидела школу изнутри, как огромную пещеру: лестницы с перилами осыпались в убегавшие вниз дорожки с зажжёнными свечами по сторонам… Обычный сон с трансформированными впечатлениями дня, с переживаниями…

… И всё потому, что Трое тоже спали. Они устроились в парке, где по причине буднего дня редко кто ходил. Скамейка, которую они облюбовали, была единственной на дорожке, уткнувшейся в глухой угол парка. Здесь Троих никто не беспокоил. Женщина Рыба лежала, скорчившись и поджав ноги. Первый откинулся на спинку скамейки, лицом к низким серым тучам. Мотоциклист ссутулился, упершись локтями в колени. Картина «Поздняя осень» в серых тонах: серые люди, сероватый снег, чёрные штрихи кустов и деревьев… Троим снилась пещера и закрытая дверь.

… На окраине города, около завода, где раньше был оживлённый перекрёсток с подземным переходом, что-то готовилось. Переход давно не использовался по назначению. Поток машин наверху, когда-то довольно плотный, с крахом завода поредел настолько, что люди привыкли ходить по дороге, и городским властям пришлось проложить на перекрёстке «зебру» и повесить светофор. В безлюдном же переходе угнездилась сырость и резкий запах гнили… Переход ожидал явления: оно давало о себе знать редкой песочной струйкой между облицовочными плитками в самом тёмном месте — лампочек здесь давно не ставили.

… Влад сидел в позе «лотос» и, забывшись, занимался вместо медитации самым обыденным исчислением «за» и «против». Прошедшая ночь показала, что ему не удастся освободиться от внимания Юлии, если она постоянно будет подключаться к Троим. Инстинктивно девушка всегда обратится к нему за помощью. Жаль, он знает о событиях лишь с её слов. Попробовать самому связаться с Троими? Смысл есть? Что он может увидеть? Охоту на людей? Первый однажды показал ему, что происходит с их добычей. Неприятно, конечно. Но вернуть Троих в пещеру — отказаться от полученной силы. А значит, на весах — наркотик всемогущества и человеческие жертвы, которыми всегда будет укорять Юлия. Может, попробовать использовать её способность соединять некоторые смысловые части? Может, найдётся среднее арифметическое для решения проблемы? И он останется с силой, а Юлия успокоится, когда Трое исчезнут?.. Бесконечность «за» и «против» утомляли. И раздражали.

… Взлохмаченная Юлька сидела под горячим после сна одеялом и блаженно зевала. Сама проснулась. До прихода мамы. Выспалась. Она потягивалась, разминая руки, вспоминала танцующую под музыку в плейере девушку, озадаченную толстую кошку, стихотерапию Олега и приходила к выводу, что главное — вовремя переключиться не что-нибудь постороннее. А ещё думала о том, что Влад всё-таки не прав и надо допечь его, чтобы он нашёл способ вернуть чудовища в их мир…

— Как дела? — спросила мама, присаживаясь на краешек постели. Юлька в очередной раз самозабвенно и с неожиданным для себя писклявым подвывом зевнула, видимо, так заразительно, что и мама зевнула тоже. — Ну тебя, Юля. Раззевалась! Я сама сейчас свалюсь на твоё тёпленькое местечко!

— Вались! — разрешила Юлька от всей своей выспавшейся души.

Они немножко поболтали о том о сём, потом мама пошла за хлебом: соседка уговорила ходить в фирменный магазин при хлебозаводе. Получалась неплохая прогулка минут на сорок — с заглядыванием во все мало-мальски интересные магазины, особенно те, где есть посудные отделы, естественно.

А Юлька оделась, прибрала постель и внезапно оказалась перед целой кучей дел, начиная с мытья посуды и кончая глаженьем выстиранного вчера белья. Попутно она простирнула набравшуюся мелочь, вымыла и начистила обувь. Быстро работая утюгом, Юлька иронично решила: «Ещё одна причина избавиться от данной мне силы состоит в том, что она какая-т нерациональная. Вот если бы я могла приказать: „Бельё! Стираться гладиться!“ или „Посуда! Шагом марш мыться!“ А то такая мощь — и ни капельки пользы! Кстати, о том, что было ночью…»

Звонок не дал пофилософствовать на тему «если бы да кабы». Юлька отключила утюг и помчалась в прихожую.

— Алло, Юля? Это Саша. Привет.

— Привет, — недоумённо ответила Юлька и вдруг сообразила: Сашка-однокурсник, который возил её к своей тёте.

Следующая реплика Сашки будто подтвердила её мысль.

— Тебе привет от тёти Кати. В общем, я из-за этого и звоню. Она просила передать, что раскинула на тебя карты и у неё выходит примерно так: рядом с тобой близкие смерти.

— Так и сказала — во множественном числе?

— Да, так и сказала. Добавила, что родных это не касается. Ты что-нибудь понимаешь?

— Понимаю. Передай ей спасибо.

— Ага. Пока.

Телефон — серый корпус на коричневой с прожилками полировке трельяжа. Вчера они с Олегом чуть не разбились. Близкие смерти. Понимай как хочешь: то ли близкие — хорошо знакомые люди умрут, то ли близкие — те, которые будут скоро. Ведь только перестала об этом думать…

Едва сунула вилку утюга в розетку, одновременно пытаясь припомнить подробности недавней ночи, — заголосил дверной звонок. «Мама ключи забыла?» — удивилась Юлька. Но ворвалась соседка снизу.

— Юлечка, картошечки не найдётся штук пяток?

Привычная к просьбам такого типа, Юлька безропотно наложила в мешочек требуемое количество картошки и закрыла за соседкой дверь.

Гладильная доска ждала, утюг тоже в полной боевой готовности — только включить. Юлька провела ладонью по наволочке, убирая морщинки с ткани, и вздрогнула. Опять звонят в дверь, причём звонят суматошно. А потом и вовсе нетерпеливо забарабанили, пока Юлька летела к двери.

За дверью оказалась соседка из квартиры напротив — вечно смертельно усталая, вечно смертельно измученная женщина. Измученным голосом она попросила:

— Юля, извините. У нас опять с телефоном что-то. Можно от вас «скорую» вызвать?

— Пожалуйста, — пропустила её Юлька и привычно осведомилась: — С Мишкой опять что-то?

Из троих детей соседки Мишка средний. Хулиганьё по натуре, по судьбе он представлял собой идеальное воплощение «Тридцати трёх несчастий»: его то и дело били страшным боем все, кому не лень; он падал со всевозможных (некоторые ещё найти умудриться надо) высот и ломал себе всё, что можно сломать; переболел всеми на свете болезнями — дважды за учебный год его класс из-за него бывал на карантине. Уроки прогуливал нещадно, а когда появлялся, остолбенело сидел за последней партой и все сорок пять минут урока мог изумлённо таращиться на учителя: «Ой, и чё это я здесь делаю?!» В прошлом году Юлька учила его класс и прошла с Мишкой все прелести стучания в наглухо закрытую дверь.

— Да заболел опять! — с мукой сказала женщина. — Не разберём никак, что у него… И температура уже под сорок.

Она начала говорить с дежурным «скорой», а Юлька вернулась в комнату и выглянула в окно. Так и есть. Мама с соседкой стоит и болтает у подъезда. Забыла про свои сериалы? Хотя… Есть же повторения.

Измученный голос соседки плакал в трубку. Юлька с сомнением оглядела своё неудачное начинание и принялась убирать доску, бельё… А какое было рабочее настроение! Чем бы заняться таким, чтоб не жалко было, если прерывают? Вязанием или чтением? И то и другое жалко прерывать…

Она встала перед книжным шкафом и попыталась взглянуть на его содержимое глазами Олега. Верхняя полка — поэзия, затем вниз — фантастика, детективы, Кинг, опять фантастика. Всё читаное-зачитанное, поскольку и сама частенько полки тревожит, и в школу коллегам носит, и друзья-подруги берут… А вот не взять ли нам мужественно-сурового, со скупой слезой в истовых глазах Майка Спиллейна? После которого почему-то всегда тянет на болезненно-ломкого, тончайшего Фёдора Михайловича?.. Да уж, сейчас, именно в таком состоянии, только и читать о том, как другие преодолевают беды и препятствия, шагая по горам трупов…

— Закрывайте за мной, — заглянула в комнату соседка. — И — спасибо.

Юлька закрыла и снова взялась за надоедливо верещавшую телефонную трубку. Успела подумать, что ни чтением, ни вязанием невозможно заняться, пока не вернётся мама…

Не туда попали. Юлька тупо посмотрела на телефон. Сидеть сложа рук и ждать очередного дёрганья? Она примостилась на краешке трельяжа, посидела. Потом сходила за тряпкой протереть зеркало. Совместим полезное с приятным. Приятное — это чистое зеркало. Полезное — её размышления, достойны ли её ночные приключения записи в «сонный» блокнот. Считать ли вообще сном? Юлька замерла: а вдруг это был всего лишь настоящий сон? Яркий, чувственный? Не было Троих? Не было сквера и разговора с Владом? Спросить Влада — и немедленно! Она потянулась к телефонной трубке, но от резкой трели её буквально подбросило.

После четвёртой трели она успокоилась и подняла трубку дрожащими руками, но ещё долго слушала рыдающие вопли, требующие её, Юльку, прежде чем узнала звонившую.

— Тамара, ты?

Голос захлебнулся тоненьким плачем, и девушке пришлось ждать, пока Тамара справится со своими эмоциями. Наконец, заикаясь, но более-менее связно онаобъяснила свою истерику.

— Ни к кому не могу дозвониться, а в «скорую» позвонила — там посмеялись. А Владу звонить боюсь. Ругаться будет — скажет, блажь нашла…

— А что у тебя?

— Из дому выйти не могу, — грустно сказала Тамара. — Дверь открою, а из дома как будто не выпускают. Муж сначала ругался, потом перестал. Представляешь: меня на руках на лестничную площадку вынес… Я так кричала, так плакала… Он испугался, валерьянкой напоил… Но, Юлечка, я хочу выйти, я не привыкла дома сидеть!

— А что ты чувствуешь, когда дверь открываешь? — задумчиво спросила Юлька.

— Мне страшно! Сама не знаю, чего боюсь…

Девушка поморщилась и вытащила из-под себя мокрую тряпку, которой протирала зеркало.

— Юля, не молчи. Ты знаешь про такие вещи. Что мне делать?

— Дай минутку подумать.

А подумать было над чем: чьё желание сбылось — Влада или её собственное со вчерашнего вечера? Если её, то она не знает, как снять высказанное заклятие. В любом случае придётся звонить Владу. Пусть он определит принадлежность желания и способ его… убирания? Снятия? «Паршивый из тебя филолог, — хмуро подумала Юлька, — на языке одни иностранцы вертятся — „аннулировать“! „Хоть и заглядывал я встарь в Академический словарь…“ Милейшая, цитата не по делу! Нужные слова как раз на русском есть. Но „привычка свыше нам дана“ пользоваться тем, что первым подвернётся под руку…» Юлька-грубиянка подозрительно спросила: «Ты чего тянешь? Человек же ждёт!» Юлька вздохнула: «Человек ждёт конкретики, а что я могу сказать?»

— Тамара, алло!

— Да-да, я слушаю.

— От телефона не отходи. Я сейчас созвонюсь с Владом, он тебе перезвонит. Если его дома нет, сама тебе позвоню. Мне кажется, твой случай по его части.

— Ой, спасибо, я буду у телефона всё время! — повеселела Тамара.

Юлька нажала на рычажки с лёгким недоумением. Чему это она обрадовалась? Ах, вот в чём дело! Приятно сознавать, что ты особенная и только с тобой могут происходить всякие сверхневероятности. Плюс приятно, что о твоих проблемах позаботится кто-то другой.

А Владу звонить немного стыдно. В последние дни она как будто навязывает ему своё общество… Снова возникла Юлька-грубиянка. Голосом отъявленного драчуна она заявила: «Он первый начал!»

— Влад, Добрый день.

— Добрый день, Юлия. Ещё что-то случилось?

— Случилось. Но сначала скажи: ночная драка была, или мне сё приснилось?

— Если ты о том парнишке, в которого мы ввели чьё-то сознание, то да, драка была. Тебя это успокаивает?

— Лучше бы это был сон, — с тоской сказала Юлька. — Мы спасли двоих. А за ночь погибли пятеро.

— Пятеро?.. — каменное спокойствие Влада наконец было пробито: слова Юльки его явно ошеломили. — Откуда ты знаешь?

— Откуда-откуда… Знаю… Ночью не знала. Утром проснулась — первая мысль: пятеро.

— Пятеро. Надо подумать насчёт Троих, что с ними делать. Признаю твою правоту. Их надо убрать. Так, ты приедешь ко мне вечером. Вместе подумаем. — Он не сказал, что избавиться от Троих можно легко — так он искренне думал: Утопленник-то оказался слабаком. Но Мотоциклист — противник, несомненно, сильнее и опаснее. А с Юлией посоветоваться необходимо, как он и думал утром: обладая самым настоящим вероятностным мышлением и анализируя способ уничтожения Утопленника, она могла предложить свой вариант уничтожения Троих. Напрашивалось единственное «но»: Юлия могла и засомневаться, раз в ней занозой засела мысль о судьбе людей — физической оболочке сущностей.

— Я постараюсь приехать… Влад, ты вчера Тамару гипнотизировал?

— Нет.

— Точно помнишь?

— Точно. Что с ней?

— А может, ты использовал гипноз машинально? Она сегодня не может выйти из квартиры. Похоже на психологический барьер, или как там это называется. Я обещала ей, что ты сам позвонишь и посмотришь.

— Забавно. Ладно, позвоню. А теперь помолчи немного, но трубку не клади.

Юлька удивилась, но замолчала, невольно припомнив ту же ситуацию с Тамарой. Ждать пришлось недолго. Влад заговорил медленно, как будто рассказывал, используя для наглядности учебную карту:

— Вокруг тебя странное поле. Не пугайся раньше времени. Оно защитное. Но его основной фон — не пускать тебя куда-то. Не заели тебя сегодня всякие занудные дела, житейская мелочь? Нет впечатления, что тебе не дают сосредоточиться на чём-то одном?

— Есть вообще-то… Это опасно?

— Нет. Скорее, это значит, что тебя отстраняют от участия в определённом событии. Кто-то заботится о тебе столь своеобразно… В общем, я звоню Тамаре. Не зацикливайся на своём поле. Повторяю — это защита. Во сколько ты сможешь пойти ко мне?

— Чуть позже обычного, часам к восьми вечера. Влад, а можно, я приду с Олегом? С ним как-то спокойнее.

— На твоё усмотрение.

42

К сумеркам парк совсем обезлюдел. Один за другим неохотно вспыхивали фонари, но, казалось, что-то мешает свету проникнуть донизу, где скопились синеватые тени, постепенно взбухающие непроницаемой тьмой. Оттого-то наверху свет создавал обманчивое зрелище замкнутого пространства с рисованными ветвистыми сучьями в нём.

С наступением сумеречного часа Мотоциклист встал со скамейки и, не торопясь и не оглядываясь, пошёл по хрустящей ледком дорожке. Первый и женщина Рыба поспешили за ним.

Вчерашняя ночь насытила бы их на несколько дней вперёд, но Мотоциклист на сегодняшний вечер наметил такую цель, для достижения которой набранной энергии хватит едва ли на несколько часов. Поэтому основную добычу он забрал себе.

Вскоре Трое шли по оживлённой вечерней улице, и было заметно, что люди стараются держаться от них подальше. Нет, Трое не выглядели подозрительно — обычные горожане в неверном вечернем освещении. Просто пахло от них холодной сладковатой гнилью. Прохожие иногда не догадывались, что от Троих тянет довольно странным ароматом. Насморочные по осеннему времени, а то и атрофированные городской жизнью носы не всегда могли учуять определённый запах. Но часть запаха людьми улавливалась — не носом, а нутром человеческим определялась опасность заурядных на вид Троих.

… Плитка с силой отлетела от стены, куда её вроде бы намертво прикрепили, и вдребезги разбилась у стены напротив. Звенящий звук шепотком качнулся по сырым стенам подземного перехода — и затих. В отверстии, которое плитка прикрывала ранее, секунды две был виден тёплый жёлтый свет, как от свечи. Потом свет исчез, потому что изнутри в переход сунулся огромный влажный нос и взволнованно запыхтел, внюхиваясь в богатые, хотя и застарелые запахи. Затем и нос резко пропал, точно втянутый назад, — с коротким протестующим визгом, а в отверстии что-то время от времени заслоняло тёплый свет, и уже более отчётливо слышался суховатый стук, и строительный песок с частичками бетона то и дело струйками ссыпался книзу стены.

… К семи часам вечера Юлька характеризовала своё состояние как высочайшую степень озверелости и бешенства. Обстоятельства последнего часа прояснили, от участия в каком событии её отстранили. Её не пускали к Владу. Сделано всё до жути невинно: позвонил папа, сказал, что задержится; маму попросил приехать её старшая сестра — давно не виделись; забежала соседка, оставила ключ для дочери. Всё! Капкан! Из квартиры Юльке не выйти…

Она плюхнулась на диван, уткнулась в плюшевую думку и в неё же зарычала. Что делать?! Отдать ключ кому-то из соседей и оставить записку на своей двери? Плюнуть и уехать, а человека оставить томиться в подъезде, ожидая её возвращения?..

Ой, телефон звонит!

— Да!

— Юля, я сейчас подъеду за тобой.

— Нет! Поезжай сразу к Владу! Пожалуйста! Меня к нему не пускают! Как бы с ним чего не случилось! Только осторожнее, Олег!

— Ты в таком состоянии…

— Плевать на моё состояние! Быстрее, Олег!

— Хорошо, уже еду.

… Спустя секунды после этого разговора Влад пошёл на звонок и, как обычно, не спрашивая кто там, распахнул дверь.

… Солидный кусок стены обвалился. Из зияющей дыры в подземный переход впрыгнули два огромных пса, за ними — девушка, в меховой куртке и в грубых штанах, имитирующих джинсы. Она с трудом удержала собак, рвущихся в разные стороны, и после сосредоточенного изучения запахов псы повели свою хозяйку к одному из выходов.

… Юлька сжала ладонями голову. Злость медленно опадала, уступая накатывающим волнам леденящего страха. Олег сказал — магазин через дорогу от драмтеатра? А в эту ночь Трое были в сквере у экономического факультета… А ещё раньше… Вот оно, событие. Трое по прямой идут к Владу. Все их проявления как точки на отрезке. И Олег не звонит — предупредить бы его… Она попробовала позвонить Владу — трубку не брали.

«Господи, только бы с ним ничего не случилось! Только бы ничего!..»

Метания по квартире ничего не дадут. И Юлька натянула на себя плащ, надела ботинки, нахлобучила берет. Соседский ключ! Схватила ключ и выскочила из квартиры со злобным намерением торчать под дверью соседей, чтобы, как появятся, сразу мчаться к Владу.

Нина поднималась навстречу.

— Ой, Юля! Мама вам ключ оставила?

— Вот, держи!

— Ты нас услышала — спустилась с ключом?!

— Нет! Нина, кошмар, честное слово! Все сбежали, а тут срочно позвонили!..

— Тебе в какую сторону? Мой Максим у подъезда! Если в сторону «Мира Люксор», попросись к нему в тачку! Мы и так должники, всё время ключи оставляем!..

С радостным писком Юлька слетела по лестницам и запыхалась, но поспела в момент, когда Максим собирался отъезжать.

… Когда сознание начало проясняться, первая же мысль едва не свела его с ума напряжением и бесконечностью, словно натужные обороты старой заржавевшей карусели. Он уже сумел открыть глаза, уже видел серый потолок с колышущимися по нему чёрными тенями, но не понимал, что это потолок, потому что мысль уходила и возвращалась — сначала обрывки, хотя стороной он постиг её как вещь, об очертаниях которой только догадываешься. Но кто-то внутри — маньяк проклятый — свирепо хотел составить цельное высказывание. И получил его: «Она была права. Силён не тот, кто владеет силой. Силён тот, кто владеет силой неосознанно».

Оформленная в слова мысль перестала кружиться возле него неотвязным ноющим комаром, и теперь он смог оценить своё положение. Итак, его принесли в чёрную комнату и положили в центр «паутины», которую он так и не удосужился уничтожить. Он не чувствует ни физической боли (несмотря на что щеке и скуле щекотно от крови, идущей изо рта, — холодно отметил он), ни душевной: он пытался найти в себе хоть каплю досады, обиды, ярости — нет. Ему было всё равно.

Потом он вспомнил, как открыл им дверь. Это он сейчас знал, что открыл им, Троим. А тогда он наткнулся на глаза стоявшего за дверью — и его затошнило, потому что с детства не переносил вида крови. А здесь — так ему показалось — у человека глаз вообще нет, одна кровь, и эта кровь поглотила его собственный взгляд — и он уже не видел ничего, кроме крови. Его ударили, он потерял сознании…

Они зажгли свечи. Он не хотел знать — зачем. Он снова думал о силе и власти. И ощущал себя властелином небытия. «Властелин? — услышал он её голос. — Валяешься на полу — и властелин?» Он согласился, что это смешно. Но только согласился. Ощущение осталось.

… Универмаг празднично сиял огнями. Как в прошлый понедельник. Правда, из-за выпавшего сейчас здесь было ещё светлее.

Неразговорчивый Максим, во время поездки часто посматривавший на Юльку, было притормозил у поворота на стоянку прим магазине и вдруг снова набрал скорость.

— Куда тебе дальше?

— До конечной. Потом покажу, — ответила ничуть не удивлённая Юлька. Она всю дорогу молилась: быстрее, быстрее!.. Кажется, желание сбылось.

… При виде приоткрытой двери, выпускающей бархатные плоскости света, Олег ощетинился. Он знал теперь, на какой самонадеянности основывается беспечность Влада, но поверить в незакрытую дверь не мог. Эта дверь только подкрепила его насторожённость, толчок к которой дали бессвязные вопли Юли по телефону.

Мягко пружиня подошвой ботинок, Олег встал за дверь. И прислушался.

Ленивый брех собаки через дом, слитое воедино неровное гудение машин на городской трассе внизу. Из-за двери никаких звуков. Олег нерешительно встал в свет на ступенях и снова застыл. Теперь он видел часть прихожей — шкаф, встроенный в стену. Кажется, за дверью пусто. Олег прикинул: позвонить, вызывая хозяина, или вломиться нежданным гостем?.. Приоткрытая дверь усиленно настаивала: давай, входи потихоньку, а я, дверь, оставленная в странном положении, буду объяснением твоей вынужденной невоспитанности. И Олег протиснулся-скользнул в щель — открыть дверь полностью побоялся: по прошлым визитам не запомнил, скрипит ли она — нет ли.

Из прихожей вели три двери. Одна полностью распахнута в тёмную кухню. А из кухни, помнится, можно попасть в столовую комнату?

Каждый шаг — перекатывающая волна с пятки на носок. Чем не охотник?.. Олег на секунду позволил себе подумать: «Вот вляпаешься айн момент в самого хозяина, как объясняться будешь, охотничек?» Но сдавленный узел в области солнечного сплетения продолжал испускать набатный перезвон пополам с первобытным воем: «Тревога! Тревога!»

Он медленно опустил ладонь на дверную ручку, попробовал её на движение. Закрыто. Возможно в столовой никого нет. Возможно…

Следующая дверь — прямо напротив кухни. Комната для занятий с группой. Она не запирается. Вчера, когда одевались, Юля сказала… Как бы эту дверь открыть потише. И ещё. Двери везде добротные, без стекла, свет не пропускают. Олег нашёл выключатель, постоял несколько секунд с закрытыми глазами. Нажал. Ещё несколько секунд. Олег взглянул на светлый сумрачный прямоугольник окна из кухни, осмотрел прихожую. Всё, освоился. Поехали дальше…

Нет, чего-то не хватает, чтобы чувствовать себя абсолютно уверенным. Вернулся на кухню. Был какой-то предмет здесь, который чуть раньше остановил на себе внимание. Нашёл. Набор из деревянных предметов, вместе с доской укреплённый на стене. Смутные очертания необходимой для уверенности вещи воплотились в обыкновеннейшую скалку. Слишком по-женски. Но искать ножи — хлопотно. Олег бесшумно снял скалку. У неё с двух сторон ручки, несколько миниатюрные для его ладоней, но в качестве вынужденного вооружения для ближнего боя скалка очень хороша.

Олег, чувствуя себя уже готовым к драке, опробовал со скалкой пару движений. Не бита, конечно, но гладкая округлая рукоятка просто замечательна для атакующего удара. И снова поспешил в прихожую, сунув скалку в рукав куртки. Теперь одна рукоятка касалась локтя, другая упиралась в кисть.

Хотя из кухни шёл слабый, отражённый снегом свет от фонаря по соседству, чудилось, что дом обняли две гигантские ладони, — такая плотная, до звона в ушах, густела в комнатах тишина.

Нащупав дверную ручку, Олег положил левую ладонь на границу, разделяющую дверь и косяк, и осторожно потянул. Открылось легко и бесшумно. С этой стороны дома в комнату заглядывала луна, и взгляд сразу отметил выжидательную пустынность помещения, будто недавно кто-то здесь побывал и оставил эхо своего присутствия.

Олег вернулся в прихожую.

Третья дверь вела в коридор, по обе стороны которого были комнаты. Юля знала лишь о кабинете, первом справа. И здесь, в коридоре, тоже темно и тихо.

Мягкие шаги по глухой ковровой дорожке — остановившись между дверьми, Олег смутно пожалел, что не считал, сколько их, шагов, прошёл.

Кабинет, залитый светом луны, пустовал.

Те же движения у двери напротив: правая ладонь на ручку, левая — на косяк и… Он не успел начать движение. Под ладонью дверь слишком легко и сильно выдавалась из пазов. Критически подойдя к вопросу, Олег решил, что хозяин вправе не до конца закрывать двери в своём доме. Вот только запахи… Едва-едва ощущалась чем-то знакомая смесь сладковатого и омерзительного (Олег машинально дёрнул рукой, скалка-дубинка выскользнула из рукава, и пальцы привычно обхватили сухую круглую рукоять), а также тёплые струйки свечного дымка.

Сдерживать себя трудно: взорвавшийся в теле адреналин жёг пятки. И Олег просто распахнул дверь, увидел лежащего на полу Влада — струной вытянутое тело, руки крестом в стороны, кисти покоятся на листах бумаги; увидел лепестки огня, словно плывущие в пространстве; увидел долго-долго поворачивающегося к нему Первого, которого он первым и вырубил, врезав (впечатление от отдачи — будто тугим теннисным мячиком) концом дубинки по виску. Но нет, не вырубил: сразу после падения — мешком с камнями — Первый заелозил вокруг себя руками, задёргал ногами и начал подниматься.

Секунд двадцать в запасе, пока он полностью придёт в себя. В себя? Олег невольно усмехнулся: ну и двусмысленность сказана! В норму — ещё куда ни шло… Двадцать. Можно осмотреться.

Женщина Рыба в своём чёрном плаще бочком двигалась подальше от Олега. Из дальнего угла блеснули кровавым заревом глаза Мотоциклиста. Чушь. Огоньки свечей отразились… Олега передёрнуло. Прежде, напряжённо проводящий обыск — «исследование» лучше, сказал кто-то, — он с самого начала сознательно отключился от лишних впечатлений, попусту занимавших бы его. Сейчас же, зная, что опасность — это Трое, он расслабился — и попал в тёплое смрадное облако. Чудовищная вонь проколола нос Олега ржавыми иголками и заставила вздыбиться желудок.

— О…нели, совсем, братцы? — брезгливо, стараясь дышать ртом, спросил Олег. — Что за… вы сюда приволокли? Или сами в дерьме искупались?

Мотоциклист молча двинулся к нему в обход головы Влада. Он шёл устремив немигающие багровые глаза — может, у него линзы такие? — на Олега, и даже ничего угрожающего в его походке не чувствовалось. «Деловой походняк». Глазища вот только выпялил, будто рыба варёная… Олег предупреждающе поднял своё оружие.

— Нарываешься, приятель…

Мотоциклист остановился, и Олегу пришлось наблюдать довольно неординарное зрелище: неподвижную маску чужака (чудовищем Мотоциклиста язык не поворачивался назвать) постепенно морщила чувственная волна изумления. Чему это он так удивляется?

Если бы Влад в силах был подняться, он бы объяснил: Мотоциклист не понимает, почему на Олега не действует гипнотический взгляд, подкреплённый набранной со стороны силой. А Мотоциклисту Влад объяснил бы, что вокруг Олега до сих пор держится несокрушимая защита, возведённая Юлией.

В коридоре вспыхнул свет — яркий, жёлтый, и втянул в чёрную комнату чёрную тень Олега. Потом возникла ещё одна тень, и Юлька сказала:

— Ну и вонь здесь у вас!

43

Мотоциклист качнулся к ним из своей темени, ставшей гуще из-за света в коридоре. Но Юлька подняла руку и нащупала выключатель у двери. Чужак отступил.

— Ты слишком близко ко мне, — сказал Олег, держа в поле зрения в основном Мотоциклиста и снова невольно удивляясь цвету его глаз. — В случае драки…

— Как ты думаешь, они дадут мне подойти к Владу? — шепнула Юлька.

Мотоциклист — услышал и покачал головой. Он чуть отступил, протянул руку в сторону, и ползший на четвереньках вдоль стены Первый подал ему витой железный прут — видимо, где-то из ограды выломали.

— Баш на баш! — предложил Олег. — Вы оставляете здесь всё как есть, и Влада в том числе, а мы позволяем вам спокойно уйти.

Юлька затаила дыхание: после небольшого колебания Мотоциклист сбросил с себя куртку, распахнул полы рубахи, оборвав нижние пуговицы и обнажив желтоватое в электрическом свете, жирновато-влажное мускулистое тело. Олег крепче сжал скалку. Логика действий Мотоциклиста настаивала, что тот жаждет поединка. Но чужак оскалился, взялся пальцами за собственное плечо, точно цепляя рукав невидимой футболки, и медленным и широким жестом отодрал от себя лоскут кожи…

Юлька прижалась к Олегу.

— Они гниют…

Следующая череда движений Мотоциклиста будто передавала содержание фразы: «Вы видели, знаете, теперь не мешайте — уходите!» Он поднял свой прут и шагнул к ним.

— Отдайте Влада, — застывшими губами сказала Юлька. — А потом делайте что хотите.

— Не отдадут! — отозвался Олег. — Он не заложник. Они ему на кистях вены перерезали. Приглядись… Влад, ты нас слышишь? Что они делают?

Сухим листом по комнате прошелестел шёпот:

— Связь…

— Связь, — повторила Юлька и охнула: — Связь! Через кровь Влада они хотят связаться с пещерой!

— Марш в коридор! — скомандовал Олег. — Я попробую отобрать у этого гада прут!

Не успела Юлька запротестовать — он вытолкнул её в коридор. Девушка не стала рваться назад: всё рано он будет некоторое время стоять у двери, чтобы она не лезла в драку безоружная. Ага, безоружная!.. Сам-то!..

Воинственный вихрь вынес её в прихожую, сбросил с её плеч мешающий тяжёлый плащ, заставил заглянуть за все дверцы шкафов и вернуться к чёрной комнате с двумя зонтами: один — старого образца, в сложенном виде длинный и с грозным солидным металлическим наконечником; второй прямо в чехле, похожий на хорошую дубинку с твёрдым набалдашником.

Впрыгнула опять в комнату — не сразу заметили: из света в свет. Да и не до неё было. А Юлька учуяла-услышала, как звенит во всём её теле брызжущая солнечными всплесками энергия. Мелькнули перед глазами вальеховские воительницы с умопомрачительными, великолепно тренированными телами — и внутри кто-то азартный завопил: «Ничего не боюсь!»

От скалки в руках Олега остался короткий обломок с крепкой острой щепой. Парень использовал её как хороший нож — во всяком случае пытался. Но против длинного прута короткая деревяшка…

Думать о том, что она, Юлька, способна проткнуть чью-то плоть, пусть даже импровизированным оружием, стало легче: теперь она знала, что эта плоть мёртвая. И всё же девушка обмирала при одной только мысли, что она посмеет кому-то навредить. Но весёлое буйство и нетерпение, с тех пор как она «вооружилась», подсказали, что можно бить на поражение, а не на уничтожение.

Пока Юлька, потрясая своим оружием, раздумывала обо всём этом, под ноги ей свалился Первый. Отбиваясь от Мотоциклиста, его пинком назад отправил Олег. Нечего лезть со спины!..

Придумалось сразу! Юлька ухватилась за шиворот Первого, пока он не опомнился от падения, и выволокла его в коридор. Бегом вернулась в комнату и с помощью короткого зонта заклинила дверную ручку в положении «закрыто». Всё, теперь равенство соблюдено: двое против двоих. Влад не в счёт. Хотя… Женщина Рыба под шумок осторожно, чтобы истекающие кровью кисти Влада не скользнули с пентаклей, тащила хозяина дома в дальний угол.

Своим умением стремительно реагировать на каверзные или профессиональные вопросы от детей Юлька втайне гордилась. Но никогда, даже в самых смелых фантазиях, не предполагала, что и действовать в экстремальных ситуациях может быстро и эффективно.

Всё ещё во власти кружащего голову восторга («А что! Я тоже могу быть моделью для Вальехо!»), она появилась в поле зрения Мотоциклиста, успешно теснившего Олега. Сначала Мотоциклист остолбенел от внезапного появления Юльки, а секундой позже шарахнулся: девушка не шутя замахнулась на него зонтом. Следующая секунда — зонт втиснут в руку Олега, а Юлька, согнувшись, пролетела под прутом Мотоциклиста к женщине Рыбе.

Грохот в дверь (Первый, кажется, даже мычал) сопровождал все её (ужасавшие в душе) действия.

— Отпусти! — Юлька бедром в бедро треснула женщину Рыбу, а когда та, потеряв равновесие, отпустила Влада и зашаталась, девушка продолжила её падение — толкнула в сторону стены.

От глухого стука и последовавшего за ним удара о пол Юлька болезненно поморщилась. Но и далее приходилось действовать быстро: чужаки не теряли сознания — сознание могло потерять лишь человеческое тело, поэтому неплохо было бы затащить Влада в угол, где удобнее было бы его оборонять от женщины Рыбы, а самое главное — успеть перевязать кисти. Ой, нет. Только не в угол. Влад и так потерял слишком много крови. Угол вытянет из него остатки энергии.

Грохот за спиной. Господи, кто из них упал?..

Юлька разорвала в клочья прилипшие к порезам Влада пентакли, коротко взглянула. В чём дело? Так, Мотоциклист без прута — Олег выбил. Взгляд на стену. Женщина Рыба пытается встать. Вот когда Юлька пожалела, что к зонтам не приискала верёвок. Связать бы сейчас Рыбу. Ага, ещё мечей, автоматов, гранат и каких-нибудь приспособлений для единоборств — вон как Олег крутится: наверное, от всяких звёздочек (как их там — сурикенов, что ли?), нунчаков и других железок не отказался.

Женщина Рыба, тяжело держась за стену, начала выпрямляться. «Ей будет больно!» — заголосили Юльки-плакальщицы. «Она мёртвая, а мертвецы ничего не чувствуют! — возразила Юлька-грубиянка и прикрикнула: — Бей сзади под колени! Как Олег рассказывал!..» И девушка ударила. Женщина вновь рухнула, но на этот раз не пыталась встать, а как была на четвереньках, так и поползла упрямо к Владу.

Бесконечность и верёвки… Юлька чувствовала, как её сотрясает мелкая дрожь. Нет, это она сама трясётся от лёгкой дрожи, а напряжённо сжатый рот медленно разъезжается в стороны. Бесконечность их противостояния Троим: они с Олегом будут лупить их вечно — или до того момента, пока тела Троих не… что? Износятся? Сгниют окончательно? А Трое будут вечно подниматься и упорно ползти, ползти, ползти… И всё потому, что Юлька не сообразила прихватить дурацкие верёвки!.. Дрожь прорвалась неудержимым — справиться с ним Юлька была не в силах — кашляющим смехом.

А ведь было уже не до истерики: драгоценное время уходило, тёмно сочилось в чёрных берегах подсыхающей крови из кистей умирающего Влада.

Юлька задохнулась. Умирающий!..

«Я не могу бить человека ногами! — взмолилась она кому-то, глядя на подползающую женщину Рыбу. — Ну что мне — хватать её всё время за плащ и оттаскивать назад?!» Она не ждала ответа, но услышала рычащий голос Юльки-грубиянки: «Огня ей под морду! Не полезет больше!»

Две чёрные свечи вместе — живой огонь в электрическом свете выглядел так безобидно, но женщина Рыба отпрянула, жалобно заскулила и попыталась подползти на четвереньках с другой стороны. Её ввалившиеся щёки тряслись, а испуганные глаза жмурились, даже если свет не попадал на её лицо. Пока она разворачивалась, Юлька наконец получила передышку и поискала возможность остановить кровь из порезов Влада. Пустая комната ничем не могла помочь, а решение надо было найти немедля. Ищущие глаза Юльки остановились на чёрной рубашке Влада. Быстро присела. Привычно для него закатанные рукава девушка быстро спустила и просто прижала манжеты к порезам. Ткань ещё прилипнуть не успела, как Юльке пришлось снова хватать свечи и тыкать в лицо женщине Рыбе.

Теперь появилось время и обхватить кисти Влада, и кинуть взгляд на Олега.

До сих пор Мотоциклист кружил рядом с Олегом, то и дело пытаясь исподтишка свалить его. Но сейчас в руках чужака щёлкнул пружинный нож. На сосредоточенном лице Олега мелькнуло тень раздражения. Несколько выпадов со стороны Мотоциклиста — ответная реакция Олега, уходящего от оружия. Пауза в мгновение… Чужак плавно метнул своё тело по невообразимой кривой кругом человека, нож почему-то оказался в левой руке… Юлька зашипела, втягивая холодный воздух сквозь зубы, но могла только смотреть, одним глазом приглядывая за женщиной Рыбой.

Слишком долгое, мучительно долгое движение Олега, как будто он танцевал латиноамериканский танец: вскинул руки кверху, замер, повёл тело чуть боком, резко упала правая рука. Мотоциклист, внезапно прыгнувший к нему, крутнулся вокруг собственной оси и свалился.

Женщина Рыба замерла на полу, не сводя глаз с обмякшего тела Мотоциклиста. В комнате установилась тишина отчаянной надежды. И какой разноречивой надежды. Даже за дверью притихли.

Кожаная куртка дрогнула, затем начала вздыматься. Её владелец не собирался выходить из игры.

Юлька негодующе застонала. Манжеты Владовой рубахи давно повлажнели — хоть отжимай, а она из-за этих типов не может сконцентрировать внимание (в воображении увидела — внимание конусом, воронкой) на Владе.

Почему Олег так странно смотрит на Мотоциклиста? Как-то оценивающе, выжидательно.

Когда Мотоциклист полностью встал на ноги, Юлька сморщилась от жалости и брезгливости. Кажется, теперь ему было не до окружающих: он старался понять голову — она падала налево, не желая подчиняться. Олег сломал ему шею — гниющие мышцы не в силах были удержать голову.

И что теперь? Теперь Олег будет совать свечи под нос женщине Рыбе, защищая от неё Влада и Юльку, пока Мотоциклист, точно механическая кукла, будет делать одно и то же движение?

Женщина Рыба отвернулась от Мотоциклиста и снова поползла. Будто услышала мысли и поспешила подтвердить их.

Внутри Юльки лопнула натянутая струна. Но только колючие раскромсанные концы царапнули её, как тишину за дверью взрезал пронзительный визг. Пусть и приглушённый дверью, он был таким безысходно-сверлящим, что даже Мотоциклист застыл.

Олег подобрал нож Мотоциклиста и крупно прошагал к Юльке.

Визг съехал до утробных, рвотных захлёбываний — и стих.

Ручка двери чуть дёрнулась. Снова замерла.

Первая осознанная мысль Юльки противоречила её инстинктивному знанию. Она подумала: «Кто-то из наших кружковцев пришёл, и Первый убил его. Или её». Она упорно повторяла про себя эту фразу, поскольку на данный момент могла представить неведомый ужас за дверью только так. Так — реально. Первый обладал сверхъестественной силой чужака и мог убить любого — утверждало сознание.

Нечто внутри отрицательно качало головой и шептало: «Убили Первого».

В дверь вежливо постучали. Не забарабанили, не загрохотали — постучали.

Олег оглянулся и одним движением губ спросил: «Открыть?»

Юлька помедлила и кивнула.

Он пересёк комнату, остановился и прислушался. Снова вежливый стук. Олег ещё раз оглянулся, потом, стараясь не шуметь, снял с дверной ручки зонт и отбежал к Юльке.

Дверь распахнулась, и женщина Рыба дико заверещала.

44

В комнату хлынула косматая глазастая волна. Юлька не успела закричать, только придушенно охнула, а Олег растерянно сжал нож Мотоциклиста.

Волна раздвоилась на крупных псин. Не обращая внимания на маленькую группу людей, псины целеустремлённо и деловито опрокинули женщину Рыбу и Мотоциклиста — те, рухнув, перестали двигаться, словно вместе с падением из них выбили дух. Ошеломлённые Олег и Юлька, во все глаза следившие за псами, разглядели: огромные зверюги сняли с горла чужаков что-то наподобие фонариков — с женщины оранжевый, с Мотоциклиста — светло-красный. С этими фонариками псы потрусили к дверям. Женщина Рыба и Мотоциклист не пошевельнулись.

Юлькино сердце отчаянно зачастило.

На пороге комнаты стояла ранее не замеченная странная девушка в странной, необычной для города одежде. Среди сумасшедшего напряжения стремительно летящих событий было как-то неожиданно видеть безмятежное, с тенью улыбки лицо. Незнакомка забрала у псов фонарики. Зверюги уселись у порога, а девушка пошла в комнату.

Враждебного в ней — ничего. Но Олег попятился не потому — он просто не поверил глазам. Ещё одна Юлька!

Незнакомка присела перед Владом на корточки.

— Как он?

Юлька присела рядом и взглянула словно в собственные глаза, словно в странное зеркало, и, прокашлявшись, ответила:

— Плохо. В больницу бы надо.

Незнакомка протянула руку к шее Влада, словно хотела посчитать пульс. Но в её ладони затеплился зелёный фонарик.

— Утопленник, — сказала незнакомка, будто всё этим объясняя.

— Ты кто? — с замиранием сердца спросила Юлька.

— Я Хозяйка, Нижняя, из Пещеры.

— Почему мы похожи?

— Все Хозяйки похожи. — Она снова посмотрела на Влада, и Юлька наконец пришла в себя и испугалась.

— Олег, вызови «скорую»! С ним совсем плохо!

— Не надо никого вызывать, — покачала головой Хозяйка и теперь сама заглянула в глаза Юльки. — Ты ведь мне доверяешь? Мы с ним уйдём вместе. Помогите его поднять.

Влад мягко обвисал на их руках и не стоял на ногах, пока Хозяйка не привалила его к себе, обняв за пояс. Его тело постепенно обрело твёрдость. Он открыл глаза, увидел Юльку, потом комнату и всех, кто в ней находился. После попытки самостоятельно удержаться на ногах он скосил глаза и со слабой улыбкой протянул:

— Какие люди у на-ас… По мою душу пришла?

— И по тело тоже, — ласково сказала Хозяйка. — Готов к путешествию?

— Вниз?

— Вниз.

— Именно это подразумевалось, когда ты говорила, что я ещё вернусь туда?

— Примерно. Но могло быть иначе, иное возвращение.

Они посмотрели друг другу в глаза. Юлька, готовая взорваться вопросами, чтобы спастись от снедающего её недоумения, открыла уже рот — и отступила. Минуты назад она смотрела в лицо Хозяйки, как в зеркало. Сейчас смотрел в глаза девушки и медленно словно копировал это лицо Влад, обретая мягкость и покой. И ещё — Влад уходил. Он стоял на месте, поддерживаемый руками незнакомки, но — уходил. Юлька испытывала странное впечатление: он даже не уходил — ускользал.

Хозяйка оглянулась на Юльку.

— Не бери в голову. Миров много, и дай вам Бог со своим разобраться. Вы идите, мы сейчас тоже уйдём. Будете выходить — двери закройте.

Олег быстро подошёл к Юльке, стиснул её ладонь.

Псины бродили по комнате и, толкая лапами, играючи роняли на пол горящие чёрные свечи. Пламя колыхалось на чёрном ковре весёлой огненной порослью, но не хаотично, а будто втягивалось в какие-то каналы, образуя фигуры круглого, разделённого на симметричные части лабиринта. Что-то похожее на паутину. Влад и Хозяйка стояли в её центре, куда огню ещё предстояло добраться.

Олег уже был в коридоре, а Юлька всё не могла переступить порога, хотя Олег тащил её за руку.

— Подожди… А как быть с Пещерой?! — крикнула она.

Она спрашивала то, что надо было спросить, но внутри стягивался тугой узел из жёстких жил, он стягивался и сжимался, причиняя не физическую боль, но всё же отдающую в сердце. Вокзал… Люди прощаются, вспоминают, что не успели сказать, задают лишние, никому не нужные вопросы. А что говорить, когда прощаешься навсегда? Худо, бедно ли, но они с Владом достаточно общались, чтобы… чтобы испытывать друг к другу… Врёшь. Он всегда держал тебя на расстоянии. Ты была нужна ему, чтобы использовать твои странные способности… И вот он уходит.

— Юлия…

Он стоял, привалившись к плечу Хозяйки, которая всё ещё придерживала его за пояс. Справа прижалась огромная псина, удобно сунув свою лохматую башку ему под плечо для опоры.

Больше он ничего не сказал. Только назвал по имени. Просил о чём-то? Прощался?

— Иди-иди, — улыбнулась Хозяйка. — Я присмотрю за ним внизу. Твоё желание я знаю. Пещера уже закрыта… Да и зачем она тебе — с твоей-то силой? Да, игрушку твою я не верну тебе. Мне тоже такие нравятся… Поспеши, а то с огнём воевать придётся! Счастливо вам!

Косматая огненная дорожка метнулась к ногам Юльки, и девушка выскочила из комнаты, помедлив, закрыла дверь. Олега в коридоре нет. Она перепрыгнула через труп Первого и обнаружила парня в прихожей — в его руках её плащ и берет.

— Надевай быстрее!

— Первый!

— Собаки его… Поторапливайся! Огонь уже во всех комнатах.

Они пробежали тропинку из каменных плит от дома до калитки, сели в машину. Отдышавшись, одновременно взглянули в сторону дома. Чёрно-жёлтые сумрачные тени суматошно мелькали в окнах.

— Смотреть не будем. — Лучше не видеть. Ушли и ушли. Пожарным я позвонил.

Улица медленно тронулась назад.

Пещера уже закрыта… Юлька уже не думала об оставленных позади доме со всеми его обитателями, живыми и мёртвыми. Она настраивала себя на будущее, в котором основными точками всегда будут лишь два места — школа и дом. Она представляла себе бесконечное повторение «и завтра то же, что вчера» школьных будней. Единственная отдушина — была, есть и будет — книги… Пещера уже закрыта. Наверное, время отсчитывает последние минуты рядом с Олегом.

— Юля, Дом торговли работает до девяти. Не хочешь привести себя в порядок? — Голос вежливый, отчуждённый.

— Можно.

Равнодушные интонации предложения Олега её не задели. Кажется, она неплохо настроила себя на разлуку и грядущее одиночество. А ему зачем в магазин? Хочет смыться по-английски, пока она охорашивается в дамской комнате? Правда, Юлька сама чувствовала беспорядочно запиханные под берет волосы. Возможно, и с косметикой кошмар.

— Я подожду здесь.

Он остановился около киоска с видеокассетами.

Юлька кивнула и поплелась в платный туалет. До закрытия магазина оставалось всего ничего — минут двадцать. Дежурная поворчала насчёт припозднившихся посетителей, но девушку пропустила.

В неярком свете Юлька присмотрелась к своему отражению в зеркале над кранами. Лицо жарко вспыхнуло, и девушка отвернулась, заплакала наконец — вероятно, даже с облегчением.

Держать в себе такое напряжение… Влад ушёл. Уходит Олег. Ну и ладно. Жила же до встречи с ним. Проживём и дальше.

Прибежала испуганная дежурная. Юлька наврала с три короба про зубную боль, позволила утешить себя и даже глотнула таблетку аспирина. Посидела рядом с дежурной, чтобы хоть чуточку успокоиться, и вышла, когда отдела начали закрываться.

Олега нигде нет. Ну что ж. Именно этого она от него и ожидала… Она медленно шла по первому этажу — и остановилась. Посудный отдел. Она подошла к стеклянной витрине, потом подняла глаза посмотреть на продавщицу.

Он опять поймал её взгляд в капкан. Оба смотрели в зеркальную стенку, заставленную посудой, и Юлька всё не могла отвести глаза. И не хотела. Олег улыбнулся. Он опять стоял за её спиной и вдруг вскинул руку жестом победителя. Нет, охотника! Потому что длиннолапого зайца он держал за уши.

— Тебя же не было, когда она сказала!

— Что сказала?

— Что игрушку не вернёт.

— В смысле первого зайца у тебя нет? А я-то думал, пару купил. Ладно, сейчас уже поздно. Второго завтра купим. Зайцы должны ходить парами. Держи.

Он поцеловал её в висок и вручил игрушку.

И они поехали домой, и Олег передал Юльку из рук в руки её родителям, которым пообещал приехать в следующий раз пораньше, чтобы познакомиться основательней. А потом уехал домой, откуда позвонил узнать, как у неё дела и что она делает завтра вечером. А потом пожелал спокойной ночи. И ошеломлённая Юлька наконец поняла, что она счастлива, счастлива, счастлива!..