Снаружи я греюсь на солнце, позволяя теплу просочиться до самых костей. Набираю в грудь побольше воздуха, пропитанного ароматом розмарина, и медленно выдыхаю.
Отец считал, что в солнечном тепле заключена особая магия. Он говорил, если закрыть глаза, сделать глубокий вдох и впустить солнце в себя – ощутишь прилив оптимизма и поймешь, что все будет хорошо. Говорил он это, как правило, по завершении одного из затяжных маминых приступов, сопровождавшихся ором и метанием вещей по квартире.
Черт, если уж папин метод срабатывал в рамках маминых марафонов ярости, для апокалипсиса тоже сойдет. Но с парнями все по-другому. Уверена, даже папа не сумел бы придумать метод, способный разрулить мою ситуацию с Раффи.
Глядя на миниатюрные желтые цветы, точечно укрывшие холмы, я вспоминаю о парке, в котором мы любили бывать с отцом до того, как он нас оставил. С идиллией не вяжется одно – небольшая группа жутких чудовищ со скорпионьими жалами и заштопанная малышка с синяками и ссадинами по всему телу.
Посреди высокой травы моя сестра перебинтовывает палец одному из монстров, будто перед ней домашний любимец, а не библейская саранча, призванная мучить людей в изощренной апокалиптической манере.
Я знаю, под безразмерной футболкой страшно выпирают ребра. Этим утром, укладывая Пейдж, я видела, насколько она худа. И мне больно на это смотреть. Под глазами моей сестры залегли круги, ее руки похожи на веточки, а она сидит на траве в компании псевдопитомцев и играет с монстрами в медсестру.
Я заметила, что Пейдж старается сидеть как можно чаще. Должно быть, экономит силы. Она же просто умирает с голоду.
Чтобы направиться к ней, приходится себя поуговаривать. Неважно, сколько времени я провожу с саранчой, привыкнуть к ним – выше моих сил. Благо, пока я иду, они успевают убраться.
Я опускаюсь на траву рядом с Пейдж и показываю ей угощение.
- Помнишь папины сэндвичи с тунцом? Ты обожала их, пока не стала вегетарианкой.
Я открываю консервную банку и киваю на бледно-розовую рыбу.
Пейдж отшатывается.
- Помнишь, как папа сооружал на хлебе смайлики из тунца? Они на целый день поднимали тебе настроение.
- Папочка придет?
Ей хочется знать, когда он вернется. Но ответ таков: никогда.
- Он нам не нужен.
Если честно, было бы здорово, если бы он вернулся. Но не уверена, поступила бы так сама, окажись на его месте. Интересно, помнит ли он о нас?
Пейдж смотрит на меня глазами олененка Бэмби:
- Скучаю по нему.
Я пытаюсь найти слова утешения, но во мне совершенно пусто.
- Я тоже.
Подцепив кусочек тунца, я подношу его к лицу сестры:
- Хотя бы попробуй.
Она печально качает головой.
- Ну же, Пейдж.
Она пристыженно смотрит вниз, а я с ужасом разглядываю ее впалые щеки и острые ключицы.
Я кладу рыбу себе в рот и принимаюсь медленно жевать.
- Вкусно.
Сестра украдкой смотрит на меня сквозь завесу волос, прикрывших ее лицо.
- Ты голодна? – спрашиваю я.
Она кивает. Ее взгляд на секунду перемещается на бинты на моем плече – на них проступила кровь.
Пейдж отворачивается, будто ей неловко за себя, и поднимает глаза в небо – на саранчу, кружащую прямо над нами. Но она ничего не может с собой поделать и продолжает коситься на бинты, ее ноздри раздуваются, как если бы в воздухе витал аромат чего-то аппетитного.
Кажется, мне пора.
Я опускаю банку на землю, и тут раздается звериный вой. Так могла бы кричать гиена, смех которой, я, к слову, наверное, даже не слышала. Но я инстинктивно узнаю позывные хищного зверя. И от этих звуков волосы встают дыбом.
Слева я замечаю тень, мелькнувшую за деревьями.
Еще одна появляется между ветвей, а за ней еще и еще.
Когда одна из них выглядывает из-за ближайшего ствола, я вижу крылья и острые зубы.
Адские твари.
Прорва таких тварей.
Рощу, окружающую холм, наводнили мрачные тени, они мечутся меж деревьев, подбираясь все ближе и ближе.
Наступление примитивных демонов сопровождает безумный звериный хохот.
Саранча Пейдж устремляется им навстречу. Но у теней численное преимущество.
Я хватаю сестру за руку, и мы вместе бежим к дому.
Я вся покрываюсь мурашками, пытаясь понять, насколько близки невидимые когти, готовые вонзиться в меня.
На бегу кричу:
- Адские твари!
Из окна столовой показывается Раффи.
- Как много? – спрашивает он, когда мы подбегаем ближе.
Я указываю на настигающие нас тени. Раффи тут же исчезает из поля зрения.
Секундой позже он выскакивает из дома и с грохотом приземляется на крыльцо. В руках у него рюкзак, к которому привязан сверток из покрывала.
На бегу к ограде мы замечаем, что цепи Велиала разорваны и болтаются на столбе. Самого Велиала нет.
Спасибо сказать надо адским тварям. Они, может, и не любят друг друга, но играют в одной команде. Не потому ли Велиал предложил заглянуть в свое прошлое? Все ради нескольких демонят-освободителей.
Раффи кидает мне рюкзак. В свертке, должно быть, крылья.
Я просовываю руки в лямки, а между тем пара скорпионов моей сестры опускается рядом с ней. Они шипят на тени, обступившие нас.
Я делаю шаг назад. До сих пор не терплю близости этих созданий, вернее сказать – их жал.
- Пейдж, мы должны уходить. Ты не могла бы попросить их унести нас отсюда?
От мысли о том, что я окажусь в руках одного из этих чудовищ, пульс подскакивает до небес. Но даже с ними сейчас комфортней, чем с Раффи, который популярно объяснил, что чувствует ко мне и думает о нас. Перевожу: нет никаких нас.
В глазах Раффи я вижу неодобрение. Он кладет ладонь мне на спину, затем наклоняется, чтобы обхватить колени, и резко поднимает.
- Я могу лететь с саранчой. - Тело напряжено, я стараюсь не прижиматься к Раффи.
- Черта с два ты с ней полетишь. - Он пробегает пару шагов и раскрывает крылья.
Пара взмахов, и мы поднимаемся в небо.
Руки тут же сомкнулись на его шее. Выбора нет – остается прильнуть к Раффи и держаться как можно крепче. Это не лучшее время для споров.
Саранча и Пейдж держатся позади.
Тени покидают укрытие, выбираясь из-за деревьев. Видимо, остров Ангел являлся неким демоническим конференц-центром. Либо так, либо визитеры из ада прекрасные организаторы.
Раффи направляется в сторону Сан-Франциско. Черное облако адских тварей взмывает в небо и бросается в погоню за нами.