Конечно, беременна!

=9

От ее раскаленной на бедрах кожи мои руки бьет током . Возбуждаюсь, как пацан, - настолько, что даже забываю подмигнуть Юрке, пристроившемуся, как и я, позади ее почти такой же охренительной подруги.

Зато девчонка, как ни в чем ни бывало, продолжает выписывать все возможные фигуры своими голыми наполовину полушариями на моей ширинке, еще и умудряясь ускоряться при этом! Интересно, она хотя бы понимает, что то, что вытворяет, уже давно не имеет ничего общего с танцами? А, может, - профессионалка?

Чувствуя, что уже горю, как ракета на старте, а еще, что к опасениям за сохранность ширинки явно прибавляется шанс на испорченное белье, начинаю тащить карамельку к краю танцпола.

- Давай немного передохнем, - хриплю ей в ухо, понимая, что я в шаге от того, чтобы тупо кончить в трусы. – Выпьем, поболтаем… - бля, что я несу? Какая, на хрен, сейчас возможна болтовня?

- А? – она будто сейчас вообще впервые меня замечает, и вдруг вздрагивает всем телом так, от чего меня ошпаривает новым выплеском огня из уже и так готовой ко всем стартам ракеты.

И, уже мало что соображая, я разворачиваю ее к себе и просто присасываюсь к офигенно сладким губам, окончательно теряя крышу, как только мой язык погружается в этот сладкий ротик, продолжая в нем нашу сумасшедшую пляску.

- Ммммм, - с придыханием стонет малышка, прикусывая нижнюю губу, когда я отстраняюсь, понимая, что пора переносить наше общение в другую плоскость, - звук рвущейся ширинки уже становится совсем явственным. – Это было… Вкусно…

Ох, дай же тебе виски здоровья! У меня есть еще кое-что такое вкусное, что хочет попробовать твои губки так, что уже искры летят из глаз! Так, Аскольд, надо немного передохнуть и отдышаться! А то я таки возьму эту воздушную малышку прямо здесь!

Но то, что я отстраняюсь еще сильнее, - ни разу не помогает. Потому что взгляд тут же упирается в эти торчащие вишенки, украшающие ее круглый четвертый размер, и отчего-то начинаю пыхтеть, как паровоз, не в состоянии связать ни одного годного слова.

- Мне нужно в дамскую комнату, - без всякого кокетства щебечет она, так доверчиво глядя на меня своими огромными синими глазищами, что мне на секунду даже становится стыдно за то, что я продолжаю выделывать с ней в своем воображении.

Но это быстро проходит, - стоит мне только снова опустить глаза на торчащие соски. Наивные диснеевские принцессы, какой она только что мне показалась, так не одеваются. И не заставляют всех мужиков вокруг кончать в трусы, устраивая такое попо-шоу!

- Конечно, - хриплю я, до сих пор не обретя способности совладать с голосом. Как больной, какой-нибудь, вот ей-богу! – Жду тебя у бара. Что заказать?

- Мохито и очень-очень много льда! – она снова облизывает губы, а я уже мысленно вожу рукой с этим льдом по ее соскам, снова чувствуя, как болезненно дергается сжатый джинсами член, рвущимся всеми силами на свободу. Нет, явно не успеем поиграть. Но пофантазировать-то можно!

- Угу, - бормочу, как последний тормоз, уже ей в спину, залипая на том, как покачиваются ее бедра. И плетусь к стойке, как будто бы меня только что переехал танк.

- Что, упорхнула твоя красавица? – Юрец в обнимку с брюнеточкой уже там. И его красавица, попивая шампанское, соблазнительно изогнувшись в сторону оттопыренного Юрцового стояка, бедром, свободно подставляет свои ключицы и ложбинку между грудьми его наглым, ни хрена не стесняющимся лучших друзей, изнывающих от вынужденного одиночества, губам.

Что, в принципе, лишний раз говорит мне о том, что моя карамелька точно знала, что делает, когда отвечала на мои танцевальные ухаживания. А еще – распаляет меня с каждой секундой еще сильнее, заставляя нервно поглядывать на замершую секундную стрелку на часах. Что-то она там долго, а я дошел уже до состояния кипения и пара!

- Я сейчас, - зачем-то бросаю Юрке, который меня во-первых, явно не слышит, а, во-вторых, ему абсолютно по фигу, есть я или нет, когда между губами такие угодья, и направляюсь в сторону туалетов. Ну, - что там можно так долго делать? Даже лед в ее махито уже начинает бурлить от моего нетерпения!

- Малыш, - выдыхаю, когда в меня врезается это карамельное наваждение в темном коридоре. – Я заждался.

И плевать на мохито, бокал с которым выпадает из моей руки, заскользившей по ее спине и разбивается с громким звоном где-то позади нее. На все плевать, - ее аромат активизирует во мне какие-то скрытые рецепторы, превращая в чистый секс.

Пробежавшись руками по бедрам, я вжимаю ее в стену, упираясь наконец своей неугомонной эрекцией в ее персональный рай, пусть еще прикрытый клочками ткани, но это мы очень быстро поправим, - и, жадно дыша, как будто сдавал олимпийские нормативы, впиваюсь в губы. На этот раз не щадя малышку и явно демонстрируя языком все то, что собираюсь с ней проделать в ближайшее время.

- Ох, - выдыхает она и обхватывает мою шею руками.

От чего мой член дергается еще сильнее, и я вжимаюсь в нее так крепче, что крепче некуда было еще минуты две назад.

Мну сладкие, дурманные, мягкие губы своими и просто дурею, глотая ее призывные стоны. А когда я вбиваюсь языком так далеко, как только могу, в ответ на что малышка тут же закидывает ногу мне на бедро, в голове мелькает только одна мысль, - я таки не смогу сейчас вести машину!

Потому что руки могут находится только на ее груди или там, где я мечтаю оказаться сейчас на всю длину.

И вообще – вытерпеть еще хотя бы пять минут просто невыносимая пытка!

Ее горячее дыхание и закатившиеся в экстазе глаза сигналят, что малышка полностью разделяет мою невозможность терпеть. И что? Трахнуть ее прямо здесь, в коридоре? Ну, для начала, естественно, так, чтобы сбросить первый рвущийся наружу пар. А уже после везти в себе или в гостиницу и наслаждаться всевозможными позами, насколько хватит ночи… И утра… И вообще – всех выходных! И плевать на горящие до понедельника контракты! Синим пламенем пусть горят!

Резко дергаю пуговички на ее шортиках и, опустив палец вниз, стону от понимания, насколько она там уже мокрая. Детка… Такая же ненасытная, как и я, судя по тому, как она тут же начинает извиваться под моими пальцами. Только вот трахать такую сладость прямо здесь – как-то вот совсем некомильфо… Дотащить хотя бы до туалетной кабинки, что ли?

- Ах ты ж сволочь! – вдруг выплескивает в меня ротик, только что так сладостно стонавший.

И, пока я, ни хрена не понимая, моргаю глазами, мне одновременно прилетает по скуле, а язык карамелька – так вообще стискивает зубами.

- Отпусти, или я закричу, что меня насилуют! – шипит она, наконец отпустив мой язык и прожигая такой синей ненавистью, что мне самому на секунду кажется, будто я с танцпола ее, отбивающуюся, сюда и утащил и теперь реально насилую.

Охренев, я непроизвольно отступаю, пытаясь понять, с чего вдруг такие перемены. Может, - она любит поиграть в такие игры? Ну, что ж, карамелька, я совсем не против! Только без откусывания моего языка!

- Придурок, - зло выдыхает мой сексуальный ангел, - вернее, то, что вдруг оказалось на ее месте, и, показав мне средний палец, бодрячком скрывается в темноте коридора. Что?

И, пока я, реально, как полный придурок, отмираю и несусь за ней, карамельной девочки уже нигде не видно, - впрочем, как и Юрца с ее подружкой.

- Минут пять, как уехала, - сообщает мне охранник на входе, когда я, пару раз обойдя весь клуб, подхожу таки к выходу. – На такси.

Ах ты ж, твою мать! И вот – что это было?

Неудовлетворенный во всех смыслах, - так и не напившись, как планировалось и с звенящей болью в яйцах, с неупадающем стояком, я тупо тащусь к своей машине. И даже матов таких мир еще не придумал, которыми я мог бы сейчас высказать все, что накипело! Но вывод один: все они – стервы! А те, что с карамельными волосами из них – самые страшные!

Потому что мне, Аскольду Крушинину – вообще не отказывают! А вот то, что я так и не понял, что было, - это вообще п…дец!

Так что, сказать, что я охренел, когда увидел это чудо в таком же сексуальном топе, очень слабо прикрытым пиджаком, даже, я бы сказал, - условно прикрытым и совсем не прячущим все прелести ее четверочки и вишенок торчащих сосочков, у себя в кабинете, - это ничего не сказать.

Кажется, я не просто подавился, а из меня вообще весь воздух на хрен вылетел.

Зато кое-куда крови прилило, - ровно столько, чтобы отключить мозг.