Конъюгаты: Три

Глава 1

В небольшой комнате на западном крыле лучи заходящего солнца окрасили стены в тёплый приятный оттенок, от которого и хотелось спать и быть спокойным и умиротворенным. Что и происходило с Далилой: она и поспала, и поела, а до того прогулялась по окрестностям. Тогда в её руках был хороший фотоаппарат, но она взяла его для виду, и потому что он не был слишком тяжёлым. Пришлось чувствовать себя очень важно, серьёзно и немного профессионально. Вообще-то, такое её и вовсе не касалось, но именно сегодня просто захотелось чего-то такого. Кирсанова сделала, по её обыкновению, сто мало-чем-отличающихся друг от друга снимков, и к возвращению мужа рассматривала их на экране большого телевизора.

– Привет, дорогая.

– Явился не запылился.

Агний засмеялся и провёл пальцами по влажным волосами.

– Пока до тебя добирался, предусмотрительно смыл приставшую грязь.

– Молодец.

Хрисанф присел рядом и попросил пролистать обратно несколько предыдущих кадров.

– Эта весьма неплоха. Рододендрон хорошо получился.

– Мне не нравится это растение?

– Почему? (удивлённо).

Далила помялась, не совсем обдумывая ответ, а скорее зависая над мыслями.

– Ну, не то чтобы ненавижу. Но и не торчу. Это не сакура.

– Но похоже же.

– Они совершенно разные, Агний. И ты это знаешь. Ты же отлично разбираешься во всём таком.

– Но когда весна наступает, всё так размывается, в хорошем смысле этого слова. Всё как будто становится единой красочной картиной, такой, брызжущей, обновлённой, радостной. Как мозаика. Только живая.

– Ты так видишь?

– Ну. Чуток.

– Всегда вы такие.

– Опять вы. Они. Она и они. Она и другие.

Хрисанф взял с её рук пульт и отложил в сторону.

– Ладно, эти дурацкие кустарники. Вот, посмотри лучше на меня.

Он потянулся за обнимашками-поцеловашками к своей чем-то немного удрученной супруге. Она убрала его тёмные пряди заколкой в пучок, а светлые старалась заплести во множество косичек, но его волосы были слишком гладкими и быстро расплетались, если не вязать их туго и решительно, крепко затягивая кончики кос резинкой. Далила, конечно, так не умела, но муж покорственно лежал под её пальцами и сколько угодно позволял ей мучиться с подобным "рукоделием", пока не надоест и она сама не прогонит его прочь.

– Где был?

– На сур кете5уу.

– А конкретно?

– Ну, много чего там было, но я в основном на круговых танцах с мужиками тусовался. И в ларьках кушал всяко. Разумеется, тебе накупил тоже. Потом пойдём, поедим.

– А женщины были?

– Были. Вот у них и ел и отоваривался.

Далила скривила губы и часть волос супруга опять освободилась, волной упав на её колени.

– Ты просто невыносимо дикий чумодрас.

– Я же говорил, что будет весело. Ты сама отказалась.

Он нырнул через подушки и оказался сверху.

– Сейчас я разглажу эти складки и морщины.

– Не говори, как Генри.

– Что ты, я об этом и не думал никогда.

Хрисанф не забывает о профилактических семейных мерах. Он думает примитивно: чем чаще я буду поливать розу, тем дольше мы будем жить.

Я обязан о ней заботиться, но в то же время это мне в бесконечное удовольствие.

После лежат уже у себя в спальне. Она и в самом деле избавилась от лёгкой издерганности и уже расплетала ему итак уже практически расплетшиеся косы.

– Агний, не тяжёлые?

– Нет. Но я собираюсь обкарнать на днях. Под чёткий бокс.

– Айгуу, что с тобой?

Он смолчал, аккуратно поворачивая голову для её "работы".

Наверное, я выгляжу жутко нелепо по сравнению с тем… Упырём. Но если я скажу ей о таком, она высмеет меня на полную катушку. Сам ненавижу. Всегда так. Знаешь, как вести себя по-взрослому. Жил-жил. И седина в бороду. Потом раз! И опять на дне эволюции. Люди слишком животные. Рефлекторная дуга. Как только возникает на горизонте этот гиббон, я сам тотчас превращаюсь в эректуса: чисто с камешком хочу гоняться за ним.

– Как прошёл ваш съезд писателей?

– Нормально.

– Что в этом году сказали твои критики?

– Ничего особенного.

– Далила.

Поворачивается к ней лицом и тянется вверх, как подснежник, к её лицу.

– Я так поняла, по содержанию нареканий ни у кого нет, ведь каждый волен писать то, что ему угодно. Хоть какую тупость. А по тексту сказали, что с формой всегда всё не так: то как комиксы, то полусценарий, и совершенно не дневники, потому как не всё от первого лица, есть версии дум персонажей. В общем, убогость за счёт отсутствия грамотного интересного повествования и искаженность нормы вкупе с бедностью слога. Офкос, опять же мы не говорим о содержании, ибо тут у кого как есть.

– Хмм…

Хрисанф всегда внимательно её слушает. Внимательнее, чем она сама могла бы слушать себя. Но объяснить ей всё, что он думает о том или другом – сложно. Да и не стоит того. И это касается не только Далилы, но и много кого.

– Ах да, ещё бранные слова надо фильтровать, оказывается.

– Ну, это чушь уже! Брехня, как говорит Арсен!

– Считаешь?

– Конечно.

Сам Агний старается меньше материться и следит за собой в этом. Тому есть несколько причин. Раньше (в древние годы) он был малочувствителен к тому, что происходило вокруг, то есть не было у него повода, чтоб повыражаться на славу от одолевания каких-либо положительных или отрицательных эмоций. А терпение было основной составляющей его жизни, так что ставить экспрессию через каждое предложение, как бы, ни имело даже особого смысла. Во-вторых, разумеется, из-за Далилы, типа нахрен ей сдался гопник со словарным запасом амёбы и вообще не пристало себя так стрёмно вести в присутствии дамы, тем паче если ты живёшь с этой дамой. Кроме того, он знал, что отец Далилы не слишком злоупотреблял сквернословием. Это для него было очень веским основанием держать себя построже (смотри первые части и далее по тексту). Ну, и третим неакцентируемым фактором аналогичного воздержания, как видела его жена, возможно, был как раз таки их "осторожный атеизм", к коим они причисляли себя с Калитой, и попросту набожность, как называет это Корсун.

Но Далилу на этот счёт Агний не третирует: она совсем другая, к тому же она – писательница, а в их деле в ход идёт всё.

– Ну что ж, это их работа, обращаться с вами, как с цыплятами. И то не факт, что поймёте.

– Ещё им вроде как не нравится, когда в попсе есть намёки на религиозные, то есть не религиозные, а на тему веры. Не знаю, почему. Наверное, выбивается из жанра, хотя у меня и жанра-то нет.

Хрисанф для верности обнял жену, положив перед собой, как будто накрыв перламутровой ракушкой. Его волосы приятно касались её шеи и груди. Не раздражали. Из-за него кожа не покрывалась аллергической сыпью и даже мелкими ранками.

– Есть умные книги и есть не очень умные. Я читаю иногда из первой колонки: по работе нужно, или приспичит.

– Пфф, тебе постоянно приспичит, не прибедняйся.

– Но это же не для всех. Там другой мозг иметь надо, ну или другое образование. Твои книжки очень легко читаются. Я могу прочесть одну средней толщины за один вечер.

– Ты глотаешь их за несколько минут.

– И без конъюгации.

– Это что, издевательство такое?

– Наоборот, комплимент. Есть много чего от первого лица. Это располагает. Сразу интимно становится. И откровенно.

– Господи.

– Не крякофыркай. Я серьёзно. И есть много несложных диалогов. Мне, как познавшему одиночество, это очень удобно. Комфортно. Как будто друзья да. Знакомые. Знаешь, я всяких сложносочиненных описаний тоже начитался будь здоров.

– Скажешь тоже.

– И куда же без похоти и романтики. Морковка – наше всё! Вообще о чём писать тогда? Если не о любви? Это же элементарно. Все знают это с пелён.

– Думаешь?

– Ага. И мне нравится, что ты путаешь временные правила. Знаешь, в английском, это было бы ещё интереснее.

– Это происходит непроизвольно.

– Не ври. Кое-где, ты сама делаешь такие штучки, я же вижу. Ты не такая дура. Дура, конечно. Но моя дура. И не в том смысле.

– Я – дура. И я это знаю.

– Мудрость Сократа. Другое дело, возраст. Это не отменишь. Кое-какие вещи притупляются, другие наоборот. Это естественно. Но тебе ещё плыть и плыть до этого мега-философского равнодушия.

– Агний, ты субъективен!

– Не отрицаю. Но я честно сказал.

– Может, мне избавиться от гребаного псевдо-психодела.

– А оно итак усмирилось и тихо потявкивает местами.

– Это плохо?

– Ну вот (смеётся). Тебе его жаль да? Тогда выпусти. Делай, что хочешь, конфеточка моя.

– Я не конфетка. Перестань строить из себя крутого чувака.

– Но тебе же нравится.

– И это тоже.

– Как хочешь, кроха.

– Агний!

– Между прочим, тогда я прошу не быть такой двуличной.

– Чегооо?

– В гостях и в обществе, вот недавно к примеру, ты всегда сама благородность и как гейша ходишь со сложенными руками за мной, как эскорт. А на деле, дома всегда меня обзываешь, ругаешь и мутузишь.

– Ой-йё.

– Ей-ей. Ты думаешь, я в восторге? В восторге, как идиот. А потом здесь: Агний не так, Агний не то.

– Ой-ё. Ты действительно стал гребаным женатиком.

– Ну, Далила, я же тоже из плоти и крови.

Освобождает её из "ракушки" и усаживает рядышком. Всё же, поглядывает украдкой, искоса. Она выглядит беспечно, море по колено, равнодушно.

– Далила.

– Ну чего тебе.

– Да-ли-ла!

– Хочешь, чтобы я просила у тебя прощения? Нафик.

– Дэли, ты нарочно да?

– Нет. Такое вот нехудожественное у меня лицо. Даже не старайся прочитать меня по телу. У меня организм, как твой наоборот.

– Дайя, ты совсем меня не любишь.

Поник головой, как осенний колокольчик.

– Кончай артистировать, здесь тебе не колизей.

Молчит.

– Мне, вообще-то, тоже нелегко ломать комедию.

Молчит.

– Я-то не по этой части.

Молчит.

– А ты думаешь, что я лицемерка. Это оскорбление в мой адрес. Тем более, от тебя. Я про это наслышалась: три короба и плетёную корзинку. Не нравится – дуй отсюда. То есть, подавай на развод. И ищи себе честных, чистых и безгрешных.

Молчит.

Молчат.

Хрисанф первый отрывает свою прекрасную жопу и льнёт к ней, как забродившая жвачка к одежде.

– Ты что, я же умру. И мне себя не жаль. Мне тебя жаль, из-за того что тебе жаль меня. Прости меня. Я стал гребаным женатиком.

– Ну, ладно. Давай покушаем и я потом расскажу, почему вела себя так, как будто в карикатуре на историю, когда, помнишь, ты донимал меня вопросом про усталость.

– Далила, я люблю тебя.

Приходится им чуть повременить с ужином. Но ненадолго. Они по этому поводу не парятся.

Глава 2

– Хочешь, теперь тебя будут звать Стефан?

Стефан слегка кивает головой.

– Далила, к гадалке не ходи, наверняка обзовёт тебя Стафом, но ты не сердись, это она не со зла.

– Хорошо, мессир.

– Нет. Так не пойдёт. Здесь дома ты должен обращаться ко мне: Александр, ну или как угодно попроще. Саша, как-то странно звучит для меня, но это же моё имя.

– Постараюсь.

– Молодцом. Я рад, что ты согласился работать у меня. И действительно рад, что состояние твоего организма пришло в относительную норму. Стинки – это не для нас, понимаешь? Не надо больше этим заниматься.

– Хорошо.

Агний ходит по северной веранде, где обычно мало кто тусуется в такой ранний час: пять утра. Довольно свежо и прохладно, но Кирсанов в тонкой светлой рубашке и снизу в спортивных леггинсах: полупереоделся для пробежки, но отвлёкся на беседу с новым работником. Босыми ногами трёт некрашенные гладкие половицы, потемневшие от солнца и времени, усаживается на лёгкую садовую лежанку, собранную Калитой из обычных ивовых прутьев.

– Для начала можешь нашлифовать тут полы? Я на днях оциклевал, но жена сказала, что ей, всё же, заноза попала, когда она потом убиралась тут маленько. Поэтому там в пристрое есть всё для полера, покажу как с ним разобраться, а далее физические нагрузки и свежий воздух пойдут тебе на пользу.

– Хорошо.

Стефан угрюмо стоит в углу возле резного палисада, почти слившись с тенью больших цветов в горшках. Он очень худой, бледный, не очень высокий, можно сказать, лысый. Глазницы впали, оттого глаза кажутся более тёмными, чем есть на самом деле. Кисти длинные, пальцы красивые, как у пианиста, но практически такого оттенка, что у свежего утопленника. Губы изящные, красивые, когда-то видимо улыбающиеся, но сейчас с синевато-лиловатым отливом. На лице преждевременные глубокие мимические морщины и в целом преждевременная измождённость. Хрисанф дал ему кое-какой своей одежды, но несмотря на стройность Кирсанова, на экс-стинки всё висит рубищем и колыхается на ветру, ровно как на спице.

– Ты не жалеешь?

– Нет.

– И не надо. Мы тут гораздо лучше проживаем. Ты из бедных конъюгатов, как и я. И без семьи. Так что я понимаю. У меня так же было раньше. Забудь прежние времена. И не беспокойся, сделано так, что ты вроде как умер при неизвестных обстоятельствах, так что никто тебя искать не станет.

Агний встал, подошёл к малословному собеседнику и быстренько произошла небольшая информационная конъюгация. Благо субъект был приспособленный, поэтому Хрисанф не волновался на этот счёт.

И вообще надо рискнуть. Я и так рискнул, украв его и приведши сюда. Но что поделаешь. Так легли карты. Надеюсь, он не подведёт меня.

– Мессир… Алексаундер.

– Да.

– Я не предам Вас.

– Буду очень благодарен, если так оно и будет.

– Вы можете использовать меня.

– Да, но лучше использовать совместное погружение. Ты пока слаб. И я буду контролировать и проверять. Но в целом, мне нужны свои. Мы только с Калитой. Здесь больше нет конъюгатов, то есть константно, мои сыновья не в счёт. Они – Аичи.

– Хорошо.

– А пока просто ознакомься с домом, с семьёй нашей. У меня только одна просьба: держись подальше от моей жены. То есть даже если будешь садовником, и временами водителем (Аполлон, всё-таки, не утерпел и уволился), я не доверяю своему зятю, тот ещё ветер-в-поле-голова-на-воле, – настоятельно рекомендую не дышать в её сторону больше дозволенного.

– Конъюгатское вето?

– Не совсем. Ну и это тоже. Просто… Это моя женщина, так понятнее? Она охотно интересуется всякими интересными колоритными людишками, так что, ради бога, не заставляй меня напрягаться лишний раз, будь добр.

– Аа, понятно. Хорошо.

– Потому и мало здесь мужиков. Лишь Калите доверяю.

– Не стоит беспокойств. Устройство моей личной жизни у меня не в приоритете.

– Почему? (удивлённо)

– Не вижу смысла. Да и кого я сделаю счастливым.

Хрисанф с минутку изучает выражение лица Стефана. Про себя качает головой, как будто соглашается и тотчас раздумывает. Но ещё через минуту уверенно хлопает работника по плечу (тот не такой старый, каковым выглядит).

– Не надо так себя недооценивать. Ты прям, как супруга моя, сказанул. Ладно, есть у меня одна кандидатура. Не от мира сего. Всяки фрики и уроды – это её тема. Нет-нет, это я не про тебя, что выше. Она сама фриканделька та ещё. То есть, она умеет разглядеть, не водится на обложку. Разрешаю тебе за ней приударить, виться и вообще брать быка за рога. Ванесса её зовут. Ну не ахти какая. Но ничего так. Даже миленькая, если смочь увидеть.

Далила бы пристукнула мужа за то, что он вот так, с первичного обороту стал подсовывать свою младшую старшую неизвестному дяде. Но Агний в этот момент чувствовал искру довольства собой: дескать нашёл хорошую партию этой маленькой кочерге. А что, неплохой парень, даже красивый и скромный.

Но он странный, да. Этот странный конъюгат.

Глава 3

Далила чуть не грохнулась в обморок, когда утром увидела чужака в доме. Ей показалось, что это привидение объявилось таким образом, хотя, скорее, она и не успела как следует толком сообразить. Завизжала бы. Но, к сожалению, у неё начисто отсутствовал ген, отвечающий за эту способность у женщин (Ну, и у некоторых прокачанных к тому мужчин).

Кирсанова так пускала сарказм по поводу этого пробела в своём организме, однако Хрисанф взял однажды у ней биологические материалы, и действительно подтвердил, что у его жены на самом деле нет подобного интересного скилла.

Она попыталась было заорать, но получилось что-то вроде негромкого нелепого блеяния. Ведь она привыкла к присутствию здесь константно-обыденных жителей: детей, горничных (дочерей Хрисанфа), Калиты, сыновей мужа, а также порой дружка Вероники, Камилы, изредка Аэлиты, Арсена и временами своих родных и друзей. Далила, можно сказать, жила среди красоты и симпатичности (за исключением Айнара). К тому же, её бывший водитель, Аполлон, был весьма тучным и плюшевым, поэтому она просто обомлела от вида нового работника.

Агний отлучился по своим зож-ным делам, так что хозяйка и незнакомец просто стояли друг против друга в одном из бесчисленных коридоров, как завороженные истуканы. Наконец, тень соизволила выдавить.

– Сеньорита Кирсанова…

– Господи.

– Я – Стефан, ваш новый водитель и садовник по совместительству…

– Гребаный старый хрыч!

– Мне 28, но я не возражаю…

– Да я не о тебе!

Далила в возмущении подошла к ближнему окну, стараясь поймать там незадачливого супруга, но он, видимо, выбрал сегодня длинную дистанцию (марафон, не меньше). Недовольно поворачивается к смущённому, стало быть, пареньку.

– Ты кто вообще?

– Стефан.

– Это я поняла, Стаф. Ты откуда взялся? Хрисанф мне ничего не говорил о тебе.

– Доктор Алексаундер сказал, что я могу занять вакансию вместо прежнего работника.

– Так ты по объявлению.

– Да.

Никакого объявления и в заводе не было. Кирсанова могла вполне обходиться без личного шофёра, ездить на общественном транспорте и вообще ходить пешком. Или, в редком случае, пользоваться своей машиной при помощи искусственного интеллекта. Хотя ей это не нравилось: она всё равно побаивалась кого-нибудь задавить и попросту ленилась.

Похоже, это стинки, о которых когда-то упоминали Агний с Никитой.

Информация об недавних событиях была в её голове, но Далила это осозновала только инстинктивно.

Май гат, он такой страшенный! Как только душа держится. Но наверняка Хрисанф позаботился о нём. Стало быть, это я ещё вижу улучшенную версию.

– Ладно, пойдём со мной. Я познакомлю тебя с девочками. Там в домике для гостей проживают ещё братья, родственники Александра, но они сейчас проходят учение у нашего друга. Потом встретитесь.

– Хорошо, сеньорита.

– Меня можешь звать Далилой. В общем, осваивайся тут. И кушай побольше! В этом доме все очень много жрут, так что нельзя оставаться в сторонке.

– Хорошо, сеньорита. Эммь, Далила.

– Ну, ничего, привыкнешь. Хрисанф пропустил тебя через медосмотр?

– Да, сеньорита Далила.

– Окей. А то у нас маленькие дети. Да и вообще много молодёжи. И я сама тоже очень брезглива, не смотри что так выгляжу.

– Я буду соблюдать все нормы, сеньорита.

– Спасибо. И не веди себя, как раб. Мне может понравиться, но это некрасиво. Выполняй поручения Кирсанова по садоводству, я, чесс, не по этой части. А в остальном, если ты мне понадобишься, я скажу.

– Слушаюсь, сеньорита.

Далила представила Стефана девушкам. Виктория, по обыкновению, была рассеянно-равнодушна. Как будто не было отличия между ним и Аполлоном. Вероника не шугнулась (чего шугаться при таком отце), и стала толкать в бок сестёр, пуская, походу, какие-то смачные, немного грубовато-простецкие шутки насчёт внешности новоиспеченного коллеги. Будто она сама была первая красавица мира.

Может, не первая, но есть чем возомниться.

Только Далила, всё же, постаралась посмотреть на девчонку с укоризной, но, скорее всего, со стороны, выглядело, словно она заодно с этой хитрушкой.

Ванесса, да. Как и предполагал Хрисанф, естественно вступила в знакомство. И далее Далила только и видела, как эти двое, как родственные души, неспешно пошли по тропке в домашней оранжерее.

Они мало говорили, судя по всему, но еле заметно кивали, как будто понимали друг друга без излишней болтовни.

Тоже мне. Принцесса хрисанфийская. Ей ли снизойти до нас, плоских простолюдинов. Гребаный старый хрыч, только возвратись домой, и я тебе устрою весёлую жизнь.

Глава 4

Хрисанф отработал свои 40-50 км и без особой удовлетворённости физической нагрузкой, вошёл в лес. Когда он вышел к опушке с западной стороны, там было зелено: Агний проник в заповедь. Ему не нужна была помощь Киры, или какой-то совет. И среди тающего весеннего снега было одиноко, но сегодня утром он захотел уединиться в такую степень, что просочился бы в скалу, чтобы его никто не видел.

Накануне Кирсанов чуть перебросился парой не-слишком-резких словечек с женой, но её реакция до того его расстроила, что он нынче сбежал сюда.

Далила! Огонь моего сердца. Пламя моей души. Цветок моей жизни. Мне пришлось запрятать свои эмоции в один из миллионов внутренних ящичков. Крепко сдавить своё горло, руки, а, больше всего, глаза. Чтобы из них не брызнула предательская волна. Ненавижу себя! Она посчитала бы меня хлюпиком и вообще чем-то таким мизерным и ничтожным, что не стоит ни капельки внимания.

Ты любишь только сильных. То есть не любишь. Но хотя бы отдаёшь дань уважения. Вот почему мне надо схоронить глубоко-глубоко все свои слабости. Хотя ты итак знаешь и чувствуешь, что твой жалкий муж – тюфяк, простыня и ничтожество.

Хрисанф лёг среди гигантских корней большого дерева возле обрыва, спрятавшись как в логове, чтобы его опутала эта корявая природная сетка: своими сухим многолапьем обняла и поняла, или, хотя бы, на миг стала укрытием.

Ну, что тут сказать. Он плакал. Рыдал, как девчонка. Не слушайте автора. Аффтар сух и туп, как пробка. Ему чужды все эти мнемозины, телячьи нежности, откровение, туоххаьыйыы и так далее. Да и у Далилы кожа толстовата, а больше – недогоняючи. Поэтому он не мог позволить себе пускать слёзы при ней.

Другой человек. Мой. Но совершенно другой (плач).

Гребаный упырь! Как только отметился на горизонте, вон как она заговорила! Ненавижу! Она даже сама, похоже, не поняла, что сказала. Так мне и надо. Ведь я взял её в жёны силой. И теперь она хочет вернуться к нему.

Вообще-то, это был чистой воды, если не бред, то его гиперболически больные фантазии. Далила сама ползала за ним, умоляя быть вместе. Да, тогда от него остались только глаза. Да, как упоминал Калита, он, возможно, действительно растаял бы и исчез от тоски и печали (хотя, вряд ли). И вернуться туда, где она никогда не была, то есть не была женщиной Корсуна – это просто ребячество какое-то, как бы сказала Кирсанова.

Но Хрисанф уже не мог остановить свой потоп. Его понесло, как говорится.

Если бы Далила видела, что я сейчас делаю. Поняла бы она меня? Нет, конечно. Я упал бы в её очах ниже плинтуса, ниже ада и далее. Она бы подняла меня на смех. Издевнулась. И подбодрила бы, как детсадовца, наклавшего в штаны. Опять же, что я артист гребаный и сумасшедший. Никакого разнообразия. Пустая и бессердечная. А я всё равно люблю тебя! Драгоценная моя, единственная, родная. Прости меня. Я успокоюсь. И побегу к тебе. Где эти дурацкие капли. Вы (обращается к своему телу), смотрите у меня! Попробуйте только выдавить хоть миллимоль влаги! Вы принадлежите мне! Так что, хотя бы, хоть как-то будьте на моей стороне!

Он немного молча полежал, поглаживая мягкий зелёный мох и втягивая в себя запах немного сырой свежей почвы.

Господи, помоги мне. Помоги мне не быть таким эгоистом. Научи любить. Сделай так, чтобы я не чувствовал боли из-за неё.

Заповедь любила Хрисанфа. Ведь он был её постоянным резидентом. Заповедь видела и не раз, как он ломал руки, рвал на груди рубаху, а на голове – волосы, кричал, причитал, бился о стену и камни. И как ей было не любить этого человека. Откровенного в своей боли, откровенного в своих излияниях. Одинокого и красивого. Умного и неразумного. Странного и понятного. Если б Заповедь была его матерью, она бы обняла сына полностью и никому бы не дала в обиду. Если бы Заповедь была женщиной, то переплелась бы с ним без единой протечи на всю жизнь и навсегда, чтобы он не познал ни атома сомнения. Но это была ни мама, ни жена, ни ребёнок. И просто молча следила за ним, стараясь хотя бы делиться немногим из своего тепла и великолепия.

Глава 5

Когда Хрисанф вернулся домой, Стефан усердно замер на корточках, разглядывая очередное слегка торчащее с половицы место, где росла когда-то ветка. Половина веранды блестела в лучах вступившего в силу солнца, что твой новый медный тазик. У старателя наблюдалась заметная одышка, и даже суставы его похрустывали и тихонько трещали при передвижении, но покраснения кожи и пота в три ручья не наблюдалось. Однако, всё же, во всём его тельце сквозила и вырывалось через мелкие слабые поры откуда-то из затхлых пещер действительная молодость, как импичмент былому статусу. Знакомство с Ванессой оказалось для него вдохновляющим, как и переселение в целом в семью Кирсановых. Впервые за многие годы, впервые за вечность, Стефан ощутил своей практически рыбьей кожей, с которой содрали чешую, ближнего. Попросту говоря, человека. Неважно, что госпожа, господин, да и многие в этом мире недолюбливали её. Неважно, что с рождения и дня теперешнего он был с головы до пят неудачливым безвольным конъюгатом. Важно только то, что челюсти его, заржавевшие от монотонной собирательной работы, то, что почти атрофировавшиеся мышцы его лица сказочным образом, на миллимоль ожили, дрожью неровной сыпучей завибрировали, образуя вокруг зубов какую-то обнаженку, которую вряд ли можно было посчитать улыбкой: скорее первое восхищение существа, спустившегося с дерева и озирнувшегося кругом.

– Ай, молодчик! Ну что за способный замечательный перец! Вот это я понимаю! Руки с намеченной области! Хватуны, да?

– Окайэри, монсеньор.

Агний весело прошлепал по обработанной чистой поверхности ногами, с которых предусмотрительно стянул влажные от бега носки.

– Просто душа радуется да и только!

– Спасибо, мастер.

– А ты я вижу с горничными нашими познакомился! Сразу розовые щёчки, искорки в глазах, тонус где надо!

Розовых свежих щёк и в помине не было, блеска и подавно. Но в целом, ирония была близка к правде на 0,1 процент.

– Это эффект яйцеклеток! Животворная сила женщин! Сам тащусь! Но если ты вздумаешь забраться на одну из них, я тебе хребет переломаю и по ветру пущу.

Смотрит серьёзно. Работник переминает в своих длинных пальцах тряпки и опускает свой сиреневый взор.

– Алексаундер, я…

Громкий беспардонный, но прекрасный хохот. Приятный для ушей. Так что шутка перестаёт быть плоской и грубоватой.

Он смеётся, как Вероника. Как та девушка с ямочками.

Поскольку Стефан – конъюгат, причём ослабленный, Хрисанф моментально перекидывает мостик связи.

– Ладно, не будем врать. Не хотелось об этом говорить всем налево и направо. Тем более, девочки не в курсе. Это мои дочери. Но если откроешь им это, духу твоего здесь больше не будет. И вообще я обижусь. Я тебе сказал, потому что мы из одного теста слепленные, из одной глины, и ты так и будешь ходить и подмечать, что да как, пока не догадаешься.

– Слушаюсь.

– Слушай-слушай. Они – не конъюгаты. Поэтому настоятельно прошу не расплескивать тут свои "фибры и феромоны". Они – люди. Но я всё равно не хочу, чтобы купались в этом бульоне.

– Да, сеньор.

По его виду нельзя было утверждать удивление. Ведь этот стинки когда-то обнаружил их гнездо и их фабрику по производству отпрысков. Тогда Агний почистил его память, чтобы избежать неприятностей с Лито и Талоном. Но после "кражи" "конъюгатского имущества" восстановил его данные.

– Ну че ты приуныл. Выше нос! Только вырвался на свободу. Нельзя так. Ты что, так деградировал, что забыл о юморе? Вот поэтому я и сбежал когда-то с этого колодца. Наадалаах этэ ("Очень нужно было").

Стефан молчит, зависнув с пестрой тряпочкой, бывшей когда-то платьем Далилы.

– Ну, не надо так прям уже. Чего ты в самом деле. Можешь залезать, если сами разрешат. Но с Верон наверное не получится: у ней уже есть хахаль. Да и Вики. Чурка она, между нами говоря. Ей только швабра да памперсы интересны. Так что остаётся только эта мелкая сардинка. Не бог весть что, ну и что. А там вы сами знаете. Дело молодое. Есть ещё мой приятель, закадыка мой, Арсен, потом познакомлю. Как молодёжи не тусоваться.

Стаф затренькал костями, задвигался, возобновляя рабочий процесс.

– Но сеньорита – ваша территория.

– Сечёшь!

Кирсанов выбрасывает пятерню вперёд, улыбается новому жильцу, оказывается, не совсем утерявшему разные организменные мозговые и телесные фишки, проходит так, с заявлением, словно всему миру, возле открытых окон, затем бережно хватает свои кроссовки и направляется в ту часть дома, где находится жена.

Глава 6

Хрисанф думал, что вынужден будет упиваться своими внутренними слезами ещё целую неделю, при этом тщательно скрывая своё настроение от жены. Но все его мрачные мысли по поводу себя как морем сдуло, когда он обнаружил её не у себя, а в его верхнем рабочем кабинете.

Далила сидела на его большом стуле-кресле с высокой резной спинкой, бросив голову на стол, из-за чего верхняя часть тела немного затерялась среди его настольного "барахла" и слышно было только, как она ритмически хныкает и сопит.

Все эти звукоизвлечения: постанывания, сопли и кряхтения, в общем-то, и на поверхностный взгляд были несерьезные, неглубокие, не особо правдашние – не такие, что вызваны подлинной грустью. Но Агний тотчас расстроился и обеспокоился состоянием супруги и засуетился возле неё.

Она не приходит сюда, лишь бы прийти, в одиночестве, без меня. Скорее, я тащу её сюда, пропадая здесь. И единственный способ оторвать меня от дел: быть рядом.

– Солнышко, что с тобой? Что случилось?

Далила не снимается с позы, продолжая потихоньку ныть, поэтому он целует её волосы и плечи. Взял бы её на руки и увлёк к себе, но видно: она недовольна и будет ещё больше капризничать.

– Библиотека…

– Что произошло, дорогая?

– Я ходила в общественную библиотеку, пока ты обежал пол-экватора. Хотела проехаться вместе с твоим стинки.

– У него есть имя. Стефан.

– Ну да, этот Стаф нормально так водит. Даже тише Аполлона. Хотя, может, он просто пугался меня.

Ей надоела духота, вызванная положением шеи, груди и башки, поэтому она сама распрямилась и обняла мужа. Слёз почти не было. Глаза покраснели скорей из-за того, что они чесались от раздражения и она их тёрла широкими длинными рукавами кимоно, сшитым Калитой по приезду с Севера.

– Ах ты звездострадалица моя маленькая! Разве можно так расстраиваться по пустякам.

Уводит на их диванчик и прижимает к себе. Далила вздыхает и путается в своих одеждах.

– Но я ощутила себя такой старой, древней и исчезнувшей…

– Там провели списание.

– Да. И я не нашла некоторые детские книги. Они были как индикатор. А я даже потеряла как будто способность шарить по полкам.

– Это не так.

Запускает свои руки в рукава кимоно и поправляет складки, из-за которых она чувствует себя тяжело.

– Я захотела плакать. Как будто моё детство исчезает и мне говорят: "Что вы, книги старятся не только внешне, но и по содержанию".

Она и в самом деле выдавила пару капель, и не удержавшись от накрывавшей тоски и меланхолии, уткнулась в него так, что ему даже стало больно в области живота и боков.

– Хочешь я выкуплю их на чёрном рынке? Составь только список.

– Нет!

Далила слегка шлепнула его по груди.

– Перестань говорить как гребаный мафиози. Это ничего не изменит.

– Ну, ладно.

Делает попытки раздеть её, но теперь они вдвоём путаются в калитинском шёлковом лабиринте.

– Почему он сшил тебе наряд девственницы?

– Это не девственницы. Невесты.

– Ладно.

Просто лежат. Ждёт осторожно, когда она успокоится и начнёт думать, что это чепуха какая-то.

Проходит час.

– Агний.

– Да, зеница моего сердца.

– Как говорит та героиня: моя кожа скукожилась, мои волосы вылезают, что со мной происходит. А оказалось, это просто время.

– Хочешь, я выкуплю эту библиотеку, мандаринка?

– Не тупи. Так ты не только мне в аду место забиваешь. Но и себе.

– Просто я хочу тебя утешить.

– Да.

– К тому же, помнишь? Недавно ты сама выкинула порядком вещей. Хотя я тебя просил дать мне: сложил бы где-нибудь в амбаре. Нормальные такие были. Но нет. На тебя нашла эта всёвыкидывалка. Не практичная ты. Хотя бы в благотворительность могли отдать.

Иногда он такой же косноязычный, как и она. Получает пинок между ног. Как всегда делает блок руками. Уже вынудился предугадывать.

Носить щиток что ли постоянно.

– Далила, без наследства останешься.

– Очень надо. Разбирайся со своим наследством сам!

– Ещё одно слово, и будешь рожать каждый год у меня.

Угрожает, но сам нежно ловит её кулаки и тумаки, превращая борьбу в объятия.

– Ну такая капризная не могу.

– Хочешь сказать: я выкинула и меня выкинут?!

– Я ничего не хочу сказать. Это просто закон жизни. Айкаа! Ей-богу, я завтра обкарнаю их налысо!

Борются. Продолжают бороться. Уже покраснели от трения шёлка.

Ах вот почему этот хитрюга подарил нам их.

Хрисанф тоже в кимоно. Это парный комплект.

– Ну теперь довольна?! Теперь мы не такие уж и скукоженные. Айкаа! Осторожно, моё бюро!

Далила забывает о библиотеке напрочь. Впрямь что за крокодильи? Что за попытка сохранить заплесневелые огурцы? Что за консервация того, что ей не нужно на сто процентов. Внезапно останавливает бой подушкой и наблюдает полоску от реактивного самолёта через прозрачный купол. Пучок, который очень долго, скрупулезно и кропотливо собирала Виктория к её сегодняшнему ансамблю, раскручивается и волосы свободно падают вдоль её позвоночника.

– Просто. Было уютно. И надёжно. А когда это исчезает. Всё рушится.

Хрисанф встаёт рядом и наконец отворачивает верх кимоно. Ткань стремглав, с слышимым шумом падает на пол.

– Так всё и происходит в первый раз.

Она то ли сердито, но, честнее, нетерпеливо срывает и его шёлка. Но ему это на руку. Ему нравится всё новое, ему нравится динамика, изменения, рост и развитие, эволюция если хотите.

– Ты, всё-таки, список составь, а я там посмотрю, что можно сделать.

Далее его мозг и косноязычие вырубает, как рубильником.

Как глупо. Зачем плакать из-за книг. Когда всё это итак здесь.

Целует.

Глава 7

Арсен бегал вдоль набережной. В своём большом сером спортивном костюме, светлых кроссовках с синей полоской ближе к подошве. Впрочем, он усилил физическую нагрузку с тех пор, как уехала Аэлита. И ничего непонятного в этом не было. Всё естественно.

Когда он добрался до одного плавного перехода с аккуратным синтетическим мостом, начался дождь. Вообще-то, было рано, не по сезону для подобных осадков. И хотя капельки были совсем небольшие и редкие, окружающий мир сразу впал в конденсацию. У Арса пошёл пар изо рта, а волосы, выглядывающие из под вязаной шапки, увлажнившись, слегка потемнели и заволнились, запружинились.

Аэл, когда он вылезал из долгой ванны, всегда кричала ему, чтобы пока не расчесывался и завтра ходил также, но ему казалось это стрёмным, поэтому всё равно пятерней машинально расправлял свои завившиеся от воды патлы.

Иванов сам этого не замечал, но он стал ещё мощнее: с его тела как будто отсеклось всё брякающее жирное, засидело гиподиномически современное, а тем более – унылое немужественное. Скорее всего, это было что-то связанное с конъюгатскими практиками, но женщины сказали бы, что это из-за любви и разлуки. Раньше ему и чайник в 2,5 л было поднять в лом, а тащиться на 9 этаж (где он жил) при поломке лифта, было и вовсе сущим наказанием. Что и говорить, что некоторым толстым молодым людям сложно повернуть голову, чтобы ответить кому-либо на "который час" или "извините, это место свободно".

Арсен до Аэл и Арсен после, как будто, даже внешне были совсем разные люди. Теперь, если бы какая-нибудь из его бывших девушек притронулась к его коже на спине, то в ужасе бы убежала. Во-первых, ощущалась печать одиночества и тотальная занятость чем-то, что не терпит возражений и любого глупого вмешательства со стороны. Во-вторых, это уже был не тот парень-плавленый сырок цвета жареного тофу, а какой-то другой чувак. Такой, что к такому не лезут даже самые XXX и так далее тёлки. Если позовёт – то сам.

Конечно, Арсушка об вышеперечисленном не проклевывал вообще. Все его мысли, когда можно было освободиться от будничной рутины и посвятить время себе, заполнялись Золотаревой, то ли женой его, то ли уже не женой.

Если бы она взяла мою фамилию после регистрации. Что-нибудь изменилось бы? Что-нибудь меняет это между двоими? Вот, например, Далила – Кирсанова. Хотя это просто фамилия, лишь бы. Но она же не настояла на своей какой-нибудь. Не осталась при девичей хотя бы из-за лености. Мы об этом много не говорили, но кажется Аэлка хотела сохранить родовую линию. Кажется… Это тебе не Ивановы-Петровы-Сидоровы. Но Аэл вроде не считала, что Золотарева – выбивается вон из ряда. Просто какой-то дедушка… Какая-то бабушка… Много отмазок да, чтобы не взять мужнину. А теперь это имеет значение? Когда у нас нет детей. Каждый остался при своём.

Но я не сержусь на тебя, золотинка моя ненаглядная. Если это всё было не сном, если сейчас всё не сон, знай, что я даже когда не думаю о тебе – думаю. Даже когда сплю и не вижу снов – думаю. Я бы даже развёлся с тобой документально и больше никогда б не спал с тобой, только бы ты просто, как прежде, жила вместе со мной.

Арсен притворил за собой дверь. Щелчок и оказался в пустой квартире. Он снял мокрую одежду и улегся на пол. Так он пролежал практически неподвижно до глубокой ночи.

Глава 8

Кирсановы отдыхают. Далила не очень напрягается, потому что близнецы по приезду больше тренируются с Калитой. Айнар вдруг обнаружил для себя, что этот, как и все, раздражающий его старичок очень даже неплохо втюхивает ему некоторые вещи. Хрисанф, конечно, в целом лучше, но из-за их внутренних тёрок, ему не получается вдуплять сыну знания. По большей части, Агний в душе своей вообще стремился поскорее сбежать от этих, как бы, навязанных занятий. Айтал находился в свободном режиме, но поскольку он был истинной половинкой горячо любимого брата, то возвращался с ним в дом их отца почти что только ночевать.

Может, это было некрасиво, но папку их такой поворот вполне удовлетворил. Он, честно говоря, мечтал о том дне, когда его "сложный отпрыск" уедет восвояси на родину. Однако, при этом жалел об отношениях с Айталом. Но что поделаешь. Для того самый важный человек – понятно кто, природой то обусловлено.

– Агний.

– Да, моя прелесть.

– Должна признаться, на новогоднем корпоративе твой рэп был не так уж и плох.

Хрисанф возводит ввысь руки и пускает с шумом воздух из лёгких.

– Ну, наконец-то! По прошествии скольки месяцев ты меня похвалила?!

Далила прячется под одеялом от его внезапных громких объятий.

– Я говорила!

– Не говорила!

– Говорила!

– Нет, не говорила!

– Я говорила, просто ты не так понял.

Она чувствует себя немного виноватой перед ним из-за резких слов, выброшенных недавно. Не успела и прислушаться к себе, как выпалила совсем уж не то. Муж замял эту небольшую перепалку, но Далила не могла не заметить то плохо уловимое, но, всё же, явное беспокойство в его существе.

Я просто выпульнула это из себя ради красного словца, как мат, а он, походу, принял за чистую монету. Дурак. Он что, совсем не понимает, что я не могу никуда уйти от него. Я больше никому и не нужна.

– А как я понял? (выглядит озадаченно).

– Ну, я же не пошла на корпоро, поэтому ты включил прямой эфир и потом все рождественские дни крутил эти выступления, чтоб я по тысячу раз пересмотрела.

– И?

– А разве ты не видел, что я и смотрела.

– Как это…

– Ну ты совсем что ли. Я же даже без тебя смотрела записи.

– Продолжай.

– Кто сто раз зырит то, что ему не нравится?

– Не знаю. Оператор какой-нибудь…

Очень несильно ударяет его по ключице.

– Элементарно, Ватсон!

– Аа…!

– Ээ! Акаары йоо! (дурак)

– Аа!

– Но до славы Джиды тебе ещё лететь и лететь.

Агний делает важный расфуфыренный вид и растопыривает пальцы в хип-хоп манере.

– Ну, это мы ещё посмотрим! К тому же у меня свой стиль, свой цвет, так сказать. Зрелого мужика.

– Айка, мы итак тут все зрелые и даже перезрелые!

Прижимается к его груди. У него широкие плечи, узкие бедра, и ноги не сверх длинные в пропорции. Конечно, в целостной картине, по сравнению с Далилой, у Хрисанфа внушительные конечности. Но ей нравится, что муж сложен также хорошо, как витрувианский человек. Только корпуснее. У него нет пугающих, хищных, или слишком качалкинских кубиков на прессе. Но живот крепкий, абсолютно не плоский. Вполне конъюгатской структуры. Её фетиш – руки. И руки Кирсанова абсолютно прекрасные. Наверное, быть в таких руках хоть однажды – это уже счастье. Кроме хорошего, добротного устройства тела, у Хрисанфа очень эстетичные телодвижения. Если можно так выразиться. Иногда красивые люди имеют минус, то есть ноль в этой части. Агний тоже довольно неуклюж, но в него можно влюбиться даже, когда видишь его со спины и не знаешь его лица. Есть что-то такое притягательное. Хотя, может, так кажется только Далиле.

– Я была приятно удивлена.

Гладит его гладкую, и твёрдую и мягкую кожу на шее и по бокам.

– Что ты хотела от "парня из квартала". Поэтому я и отказался от затеи Арсена с рок-композицией.

– Почему?

– Я что ли богема наркотическая с белесыми нежными пальцами гитариста (с молекулой грусти). Мне такое в жизни не постигнуть.

– Ну, они не все такие, наверное. Впрочем, как и хип-хоп может быть гламурным.

– Я выбрал это направление, потому что это нравится тебе.

– По мне не скажешь да. Но я люблю чёрную музыку. Вообще, эмоции в мелодии – это моё. Не интеллигентный интеллект. То есть я не разбираюсь, но можно послушать под настроение.

– Хочешь сейчас зачитаю!

Выпрыгивает голым из кровати, весь в воодушевлении и возбуждении (не в том смысле).

– Нет же! Успокойся! Потом, когда день вступит в силу.

Хрисанф возвращается в постель и чуть ли не стыдливо укрывается кусочком одеяла (другая часть у жены). Она пытается потихоньку отрывать этот заслон, но на того временами находит такая застенчивость, что у твоей благородной девицы.

– Агний.

Сияет, как звезда на тёмном осеннем небе, почти прикрыв нижнюю часть лица.

– Это же я.

– Знаю.

– Почему ты вдруг так делаешь?

– Потому что люблю.

Далила отставляет свои попытки и начинает думать о концерте, который смотрела на днях.

– Ты – самый странный человек в мире. То тебе невтерпёж, то вдруг такой недотрога.

Он отбрасывает свою недавнюю защиту в сторону и опять-таки обвивает её, как ювелирная оправа круглый камешек.

– У меня слишком тут всё бьётся, не могу контролировать своё волнение. Бросает из огня в огонь. Слишком приятно.

– Ах, ты гребаный извращенец.

– Ничего не могу с собой поделать.

Так могут лежать сколько угодно. Для примера: Калита нередко посещает их усадьбу, но зачастую они даже не знают об этом. Никита может обратно уехать к себе, даже не увидав их. Просто заберёт что ему надо. Или если в сомнении, хорошо ли новоиспеченные родители следят за своим многочисленным потомством. Проверяет итак ладно работающий питомник. Даёт наставления горничным, чтоб совсем от рук не отбились. И нет-нет, совсем чуток поворчит, что эта парочка совсем уж безалаберная, вечные голубки в медовой вечности.

– Агний.

– Да, сердце моё.

– Хорошо, что у нас появились дети.

– Конечно, хорошо.

– Давай жить долго и счастливо.

– Это обязательно.

– Я тут ходила на концерт школы, где училась. И сейчас проводятся такие классные ежегодные балы. Ну, такие. Типа вальс, мазурка, менуэт.

– Я знаю.

– Я хочу так посмотреть, как наши дочери и сыновья будут на таком балу. Там надо разодеться в пух и прах. Мальчики в костюмах, рубашках. На девочках – сверкающие диадемы, платья длиинные с каркасом. Как цветы. Спереди можно локоны, через шипцы которые. Блёстки. В принципе, подростки уже могут перекрасить волосы. Перчатки. Парни – джентльмены. И даже если кто не особо умеет танцевать, музыка – самая трогающая, задушевная. Ай-контакт, тач ту тач. Эх, романтика! Я бы даже согласилась, чтобы дети начали встречаться с кем-нибудь в старшей школе.

Хрисанф наблюдает за женой, внимательно слушает. Есть то, чего не было у него. Есть то, чего не было у неё. И то, чего не было у обоих.

– Нет уж. Если ты такая беспардонная, то придётся мне, как папе, проследить за поведением отроков.

– Не будь таким занудой!

– Ещё чего придумали! Если наши дочки будут обжиматься с какими-то прыщавами спермотоксикозниками, я им покажу кузькину мать и вообще выставлю из дома, если они такие бесчестные!

– Агний, не порть картину!

– Замечтались, ага! Вам разреши, вы вообще беспредел разведёте. Я так посмотрю, ты и не против будешь, если Урсик в шестнадцать в подоле принесёт?!

– И не буду!

– Ах ты!

– Я не буду консервировать молодёжь! Пускай берут от жизни всё!

– Такая своенравная, не могу!

Перекатывается и оказывается сверху.

– За вами нужен глаз да глаз, детей моих мама! А то вырастишь какую-то особую вольную расу!

– Это всего лишь бал! Что ты опять напридумал в своей голове!

Он понимает. И он согласен с ней во всех пунктах, углах, и точках. Просто это так его раздосадывает, в очень положительном смысле этого слова, что он не может не высказать противоположное, ибо в противном случае, у него в качестве альтернативы напрашивается гребаный глазной потоп от умиления и невыносимого чистейшего душевного трепета. Это трогает его, поэтому, чтобы заткнуть свои чувства, он переходит на свой телесный способ передачи своей любви.

Право, так лучше. Иначе бы я взорвался и чисто превратился в мокрую лужу.

Глава 9

Аэлита идёт по пустыне. Следом неспешно, руки в карманах джинс, всё та же футболка в полоску, ступает Тутти. Солнце высоко, жарит как на сковородке, но Аэл в очень лёгком коротком открытом платье и в тонких сланцах. На её лице замерла небольшая своеобразная улыбка: спокойная, и как говорится, железная, хоть и выглядящая со стороны вполне мягко и безопасно. Раньше за ней такое не замечалось. Раньше она была весьма энтропийной, хаотичной и в некоторой степени лишне-энергозатратной. Сейчас в не слишком зеленоватых глазах наблюдается влага. Не от грусти, а как будто там имеется предохранительный океан, не позволяющий чувствам расхлябаться и вытечь наружу в ненужный момент и испортить важные ситуации. Практически невидимая потовая испарина призрачным холодком лежит на её коже, длинные тёмные волосы собраны в хвост. Без шляпы.

– Аэлита, ты не в теме.

Девушка оборачивается к парню, остановившемуся чуть выпить воды из очень маленькой фляжки.

– В чём дело?

Тутти закручивает крышку и усаживается на тёплый песок, приглашая жестом присоединиться свою спутницу.

– Ты не так одета. Не по локации.

Золотарева усмехается, небрежно осматривая полыхающиеся на ветру кусочки платья. Но как будто воздушные потоки дуют прямо так, как надо. Как в специальной рекламе. Разглаживают складки, проходятся то слева, то справа, но не сбивают тонкой воронкой к голове, чтобы показать бельё, не прилепляют волосы к лицу, как зачастую и происходит с большинством повсеместно и абсолютно не эстетически, не заставляют морщиться и щуриться от пригоняемой песочной пыли. Она словно прогуливается по подиуму или проходит оздоровительный моцион где-то в более благоприятных местах.

– Даже если ты отенкай, не стоит так глумиться над нами, малость нетошними.

Смех. Оба дурачатся. Оба не ели обычную еду трое суток, а не спали и вовсе сколько не считали.

По прибытию в штаб организации, о котором говорил Хрисанф, Аэлиту хотели распределить, изучив её организм и сопутствующие данные, сразу на несколько порядков выше, чем привычных новичков. Да и честно сказать: отенкаев у них не было, образно говоря, сто лет. Их относительная автономность не позволяет кому-либо если не использовать, то манипулировать ими. И как уже ранее упоминалось, в них нет амбиции, какой-то узкой мотивации, кроме общего гуманизма и прямолинейной простодушной (встроенной) доброты.

Очень возможно, что сказалась кровь Калиты, то есть конъюгата. Но те, разумеется, скрыли свою причастность по отношению к девушке. Да и сама Аэл ничего не распространяла ни про Арсена, ни про ту компанию, в которую они попали недавно.

Стэнли с разными специалистами осмотрели её вдоль и поперёк, всеми имеющимися у них методиками и знаниями, однако её родословная была посредственной и местами запутанной, поэтому чуть ли не единогласно сошлись на том, что отенкаи также появляются рандомно и далее копать очевидное не имеет смысла.

Поскольку она сама ничем не выдавала напряжённости, моральной неподготовленности, забитости и прочей галиматьи, её решили сдать вместе с инструктором сразу в зону медиации и переговоров. Но Аэлита сама отказалась, объяснив это малой образованностью и незнанием языков. Тутти уверял, что вгонит в неё необходимую базу за какую-нибудь неделю другую, но та выбрала, что ей ближе и понятнее: непосредственную помощь простым людям. В общем то, чем она занималась и до этого. Стэнли не возразил. Как и отмечал Кирсанов, это была довольно лояльная организация.

– Прости, куколка, но когда мы дойдём до того поселения, я вынужден буду не сопровождать на этот раз по всему кругу твоих предстоящих забот. Я получаю задания, по которым буду обрабатывать информацию, так что буду ждать тебя в гостинице.

– Там нету никакой гостиницы.

– Уверена?

– Да. Но ты наверняка можешь найти себе угол где-нибудь в школе.

– Окей.

Молчат. Аэл отказывается от воды. У них нет никакого багажа.

– Тебе не надоело всё время делать одно и то же?

– В смысле?

– Ну помогать этим всем нуждающимся, таскать тяжести, быть санитаркой, оказывать психологическую поддержку? Отличается только климат да?

– Ты не умён.

– Вроде?

– Для наследника Лавшики – это по меньшей мере глупо.

– Почему ты такая грубая? Была милая забавная девчонка, но с каждым днём становишься всё тухлее. Как будто не с женщиной путешествуешь, а со стареньким солдатом.

– Я и есть старенький тухленький солдат.

– Нуу! Куколка, не болтай чепухи! Это просто первая проба. Дальше будет интереснее.

– Вы меня призвали, вы лучше и знаете.

– То есть, ты бы не хотела уезжать да?

Вспоминает того её сожителя в той маленькой квартире. С Аэлиты как будто сдирают плёнку. Она присаживается рядом со своим спутником, очень добродушно ворошит его короткие волосы, ярко открыто улыбается и целует в лобик.

– Давай поедим! Раскатывай свою скатерть-самобранку! А потом, если хочешь, можешь поспать рядом с моими ногами! Тебе же они нравятся отдельно и больше, чем я вся в целом! (смех). Но не раскатывай свои сахарные суперстарные губенки! Не забывай, что я отенкай!

Тутти чуть с недовольством материализует пищу: много бутылочек с витаминизированными соками, жареная картошка, курица в панировке, гамбургеры, какие-то соусы и холодные салаты. Всё, что любит молодёжь.

Девушка кушает за двоих, тем более что эта еда, несмотря на внешнюю калорийность, быстро сгорает, потому как как бы "ненатуральная", синтезированная при помощи способностей зелёного принца. Аэл думает о стряпне Арсена, о его неровных кулебяках, простых макаронах с мясом и даже о тортах и суши, которые он ей дополнительно предусмотрительно заказывал на тот случай, если она не наестся.

Тутти – не дядюшка Хрисанфий. Да и что дядюшка. Только ты можешь это знать, любимый. То, как я скучаю по тебе. Надеюсь, ты меня не забыл.

– Принцесса.

– Не зови меня так.

– Это не я придумал. Даже Стэнли так говорит.

– Он умирает?

– Нет. Просто, типа, хочет на пенсию.

– И тогда ты будешь новым мерлином?

– Я долго к этому шёл.

Аэлита прыскает.

– Что? Что смешного?

– Долго! Ты такой молодой.

– Время относительно. Могла бы и знать.

– А я плохо училась в школе! (паясничает).

– Тебе всё можно да?

Разгорячился. И так жарко. Но от этого ли кипит что-то внутри. Дотрагивается до её лица, чтобы убрать непослушные длинные пряди.

– Все так говорят! Я не виновата! Я спокойно себе жила в Сибири! Мне норм было!

– Но тебе не стоит провоцировать меня. Я – не все. И ты испытываешь моё терпение.

Даже дядюшка не любил меня. Даже дедушка не мог ничего возразить моей сущности. Даже тётушка, Лил, спросила: "Аэлита, это ты?" Бедная моя Сарданка!

Она стукает по его возмущённому лбу одноразовой ложкой (всё очень реально) и заливается громким смехом.

– Допустим, мы поженимся! И что с того!

Смеётся так, что Тутти кажется, может, всё-таки стоит её лучше беречь, она, всё-таки, просто человечек, устала с дороги, обгорела.

– Спи уже, смеяна!

Аэл очень скоро отрубается, как будто выключили с сети. Тутти снимает футболку, кладёт её на ноги девушки, но не доходя до колен, и устраивает туда свою голову.

Странная. И я держу дистанцию. Это же не из-за её крови. Неужели, любовь… Невозможно!

Глава 10

Арсен давно ничего не готовил эдакого выдающегося в его понимании. Как в стародавние времена перешёл на что попало. Хотя нет. Враки. Стариковская дисциплина никуда не исчезла. Кроме регулярных физических тренировок, он также по привычке соблюдал, так сказать, режим дня. Разнообразные простые каши, простые супы, простые гарниры и второе. Но всё понемногу. Может быть, Арс и стал частично конъюгатом, но того немереного аппетита, коим обладали и его новые друзья, и жена – такого не наблюдалось. А после того, как Аэлита улетела восвояси, он ел чисто механически, и особо этому не радовался, как прежде.

Но сегодня в гости должен был заглянуть странный босс, и если признаться, самому Иванову уже порядком надоело то его состояние, которое Хрисанф именовал любовной депрессией. Поэтому он решил вдохнуть жизнь в свою маленькую, как будто посеревшую от безделья, кухоньку. Открыл форточку, поменял маленькие занавески, помыл холодильник, почистил фартук (что над столешницей), постирал одинокий матерчатый фартук, осмотрел ножи. Арсен их практически никогда не точил. Даже охотничьи и из якутской стали, которые ему подарили отец и двоюродные братья. Он просто аккуратно и бережно с ними обращался, хотя в доме был и точильный камень и специальный брусок. Аэлита восхищалась тем, как он безнервозно резал мясо какого угодно сорта, и как это было потом вкусно, свежо и полезно. В отличие от Калиты, Кирсана и многих других соплеменников, ему не приходилось участвовать в охоте. Наверное, скорее всего, оттого что он родился и жил в городе (гараская братва – как его обзывал гребаный Хрисандель). В детстве и отрочестве нередко гостил у бабушки и дедушки в деревне, в улусе. И дед нормально ходил на уток весной, осенью, как обычно. Но этого внука не загорелся желанием приобщать. Может быть, потому что тогда в нём была какая-то ленивая нерасторопность и медлительность, вкупе с созерцательностью, и старик так понял, что аналогичные занятия не подходят вот таким пацанам. Зато на рыбалку ходили да: и зимой и летом. Арсен умел также хорошо чистить и готовить рыбу, как и вовсе на далёком севере. Дед был по маме и говаривал, что это у него какие-то тунгусские гены по отцовой дальней родне. И вообще, немногословность, небойкость, плотное телосложение, немного на солнце просвечивающие волосы, крупные зубы, красивые кисти (не совсем батрачьи), также просвечивающая на свету радужка – это всё дедушка считал не по их линии, и несколько даже подтрунивал, выделяя среди других внучат. Но мальчик не обижался. Ему нравилось дышать чистым воздухом и хоть не так резво, как другие ребята, бегать по местным окрестностям.

– Да похож ты на мамку, не заморачивайся.

– Лучше вот, чеснок. Ты умеешь его быстро и мелко порубить.

– Придётся научиться, когда столь долго жил в соответствующих странах.

Хрисанф и вправду с усердием, но моментально создаёт довольно симметрично рубленную горку.

– А сеньорита была в то время с тобой?

– Нет, с ней мы перешли на относительно оседлый образ жизни.

– Аа.

– Знаешь, чем ты похож на свою матушку?

Арс кидает в кипящий бульон овощи и мешает всё длинной деревянной лопаточкой.

– Чем же? (без энтузиазма).

– Своей красотой.

– Господи. Пфф. (без особой эмоции).

– Натурально, говорю тебе. Как гребаный эстет, ценитель, работник Далила катс, ну и вообще: как знаю тебя.

– У тебя, Птерыч, никакого понятия, значит.

– У твоего дедули никакого понятия. Такого языкастого я в жизни не видел.

– Точно, безпонятийный.

– Твой папка тоже ничего так. Артисты всё-таки, обучены и всё такое. Но я не по этой части. А мамка – да. В женщинах я чуток… Ну это… Бабы – это моё всё, короче. Не могу не заметить.

– Пошляк ты. Давай сюда тарелку, суп готов, и вот краковская, всю разрежь, а то тебе не хватит. Потом ко второму у меня и осетинский пирог поспеет. Кушай-кушай, так с тебя хоть какой-то толк.

Обедают. Хрисанф нет-нет да и смотрит на ученика своего.

Вроде, цвет лица улучшился, перестало вонять порохом и то хлеб.

– Золотарева не легла бы под обычный коржик.

– Тьфу ты! Хватит уже. Чуть не поперхнулся.

– Ты вот её считаешь обыкновенской девкой, а оне стало быть выбирали. Приглядывались.

– Маразм.

Вообще-то, лучка пучок зелёный дикий говорила, что никто её не замечал, кроме меня. А сама была в окружении людей, что мужчин, что женщин.

– В этом есть доля правды. Но в свете последних событий… Я узрел, что она действительно тебя любит.

Арсен уже привык к этой их повседневной мирской конъюгации, что ему было даже всё равно. Порой чувствовалось, что это и не конъюгация вовсе, а просто беседа.

– Это извечная наша с Далилой курица и яйцо.

– Что?

– Ты спишь, и вообще присутствуешь здесь, или я так в собственном воздух сотрясаю.

– Валяй, сотрясай потихоньку.

– Я за теорию, что Выбирает женщина. А жена придерживается противоположной точки зрения: что Выбирает мужчина. Это надо же до такого додуматься. Наверное, поэтому она и писательница.

– У каждого своё видение.

– Потом мы, конечно, сходимся, что на деле и те и другие. Так приятно бывает.

Не сдерживается, не может спрятать блаженную улыбку.

– В чем-то сеньорита права. То есть, я сторонник гипотезы, что всё индивидуально, если интересно. Но в вашем случае, возможно, было так, как считает Птеровна.

– Ой! Сэнсэй Иванов! То есть, дай я тебе объясню на пальцах. Если без шуток. Я же понимаю Аэлиту. Я тоже, как бы, как это сказать. Я же мокрица, невзрачное невидимое насекомое. Я – ничто. Особенно для таких, как Далила.

– Ой. Не так будет сказано.

– Поэтому, это она меня выбрала. Заметила. Как заметил ты Аэл. Или как она тебя заметила.

– Хрисанфыч – ты просто сумасшедший. Заруби это у себя на носу. У тебя просто встроенное королевство кривых зеркал в мозгу. Если ты не знаешь. Мне не так чтобы приятно, но пофуй сейчас вообще, ты Птер – ходячая бабья сухота, тоска и прочие причины. Никакой ты не блошик. Не наговаривай. Грех это.

– Последнее можно было бы и пропустить. Не дорос ещё, чтобы зачитывать мне Что такое хорошо и что такое плохо.

– Другое дело, твой характер, твоя сущность да. Оттого, может, ты и не такой популярный. Бабы ведь тоже люди. Тоже людей любят. Простых там. Не тех, у кого мозги набекрень. Так что твоя Далила, может быть, и не вышла б за тебя (в сторону: Когда экземпляры, как Корсун, имеются в заначке).

– Гребаный упырь! Он не подходит ей!

– А ты подходишь ага.

– Ах ты маленький вертлявый хитрозадик!

Отрывает рукой большую часть горячего, только что вынутого из духовки, мясного пирога и начинает неистово поглощать, накладывая сверху кучу не совсем домашнего магазинного масла.

– Поедешь со мной, заверну настоящее и сметаны дам густой! Ты что, на маргарине свою массу отращиваешь!

– Чего мне, как вам, баловаться на чистом сливочном. Мне и синтетика подойдёт.

– Эволюционер мелкий!

– Чё обзываться-то. За хлеб-соль что ли.

– Ладно, прости. Опять вышел из себя, как только про того чувака упомянул. Я же тебя просил не водиться с ним, а ты всё равно продолжаешь встречаться.

– Я не встречаюсь. Он тут пиджак свой забыл. Приходил забирать.

– Приходил он. Он вообще знает, что такое быть пешеходом? Позер. Не за пиджаком он "приходил". Такие мелочи его никогда не интересовали. Корсун суётся сюда из-за тебя.

– Проехали. Ты весь трясёшься, когда эта тема просачивается. Не порть впечатления от приёма пищи. Забудь, айа.

Агний тянется к нетронутому куску Арсена и тому разумеется не жалко отдать.

– Так что, возвращаясь, я, как незаинтересованное третье лицо, полагаю, что это ты выбрал сеньориту.

– Думаешь?

– Почти уверен.

– Но это как-то неромантично. По классике должно быть наоборот.

Хрисанф запивает поглощенное морсом, налитым в большую пивную кружку советских времён. С искренним удивлением.

– Я думал: всегда выбирают женщины.

– Может, они просто соглашаются?

– Это вестимо.

– Ладно, бро, расслабься. Как ты не можешь понять, когда петросянку мочат. Как ты сам сказал, это обоюдный процесс и нет здесь ни левых, ни правых. Иногда ты просто поражаешь своим простодумием.

Агний почти не слушает собеседника. Поглаживая живот по часовой стрелке, он погружен в собственные мысли.

Как странно всё устроено в этом мире. Все одиноки. Все – не дураки. И стараются себя охомутать отношениями. Разрушают часть себя, чтобы создать связь по типу: ключ-замок. И даже моя Далила, с которой я готов сдувать пылинки, беречь от солнца и луны, носить на ладони, входит в число тех, кто желает быть выбранным, нежели отвергнутым или нетронутым. Такие дела. Почему человек, как пущенная стрела? Однобокий и стереотипный? И почему, если прав Арс, я выбрал её, если отрицаю подобное мировоззрение. Нет, Арсушка-клеймовщик, Арсушка-законотворщик, не так, как говорит Далила. Я не буду верить в эту гребаную теорию половинок. Хотя бы по своей гребаной конъюгатской натуре. Слияние. Как этот пирог. Абсолютно разные по составу и строению продукты: злаки и животные белки. И как вкусно! Я – не картонный пазл. И капельке моего сердца не обязательно стоит подстраиваться под меня, чтоб получить этот идеальный навязанный эталон.

– Но я долго работал над тестом, и мясо измельчил в блендере.

– Не лезь без спросу. Как ты вообще здесь оказался?

Выталкивает хозяина дома из себя.

– Такой шустрый, не могу.

– Ничего я тебе не навязывал. Сам придумал – сам оскорбился.

Молчат. Странный конъюгат собирается домой. Возле дверей.

– Я приходил узнать, как ты справляешься. В общем, вижу, что очень даже неплохо.

– Птерыч, разреши выйти на работу завтра.

– Конечно.

– И я не ставлю тавро… Можно так представлять, но.

– Да, прости. Это из-за твоего косноязычия.

– Нет, сам не знаю, как это происходит. Вот, ты думаешь, что ты мне неприятен.

– Но так же. И кому бы.

– Это не совсем так. Я удовлетворительно отношусь и к тебе, и к Калитке, и к сеньорите. Особенно сейчас.

Замялся.

– Ведь, если бы я не встретил вас тогда, мне кажется и Аэлитку я бы никогда не встретил. То есть. У меня такое ощущение сейчас. Когда она исчезла из моей жизни. Как будто вы – единственное доказательство нашей, если так оно было, любви.

Хрисанф, видя видимое тяжёлое волнение друга, слегка приобнимает и хлопает ободрительно по лопатке.

– Щедро. Но что и следовало ожидать от тебя. Приезжай сегодня вечером к нам, с сыновьями познакомлю, со Стефаном.

– Это ещё кто?

– Мы будем ждать с Далилой и детьми.

Глава 11

Хрисанф находит жену в детской в то время, когда та делает громкое устное замечание старшей дочери, Урсуле. Попросту говоря, ругает. Агний подходит к ней сзади, обнимает и, заступаясь за свою любимицу, шепчет Далиле в ухо, чтобы она так не делала. У него пунктик по воспитательному процессу. Он думает, что если дети будут слышать, как ссорятся родители, то получат психологическую травму (по максимуму), или в будущем будут испытывать трудности в создании отношений (особенно, семейных). В принципе, супруга разделяет его точку зрения, но они оба совершенно об этом забывают, когда устраивают разборки пусть и в других комнатах, потому что иногда бывает так громко, что домашние не могут не услышать эти отнюдь не идеальные воркования.

Ещё одно странное обстоятельство у Кирсановых: несмотря на то, что Далила – не совсем авторитетное существо, не особо способное на влияние, подчинение, обольщение и так далее, их совместные отпрыски (просто чудо как) слушаются её чуть ли не во всём и практически не доставляют ей никаких хлопот, кроме той естественной заботы, что это потомство, и что это живые создания и имеют свой человеческий райдер. Это даже немного удивляет её мужа, хотя он воспринимает это, как само собой разумеющееся больше всех.

Она же – мама. Так и должно быть. Что тут такого.

Тут же происходит небольшая драка между Урсик и Милой и Хайджи, которые скооперировались против "гнёта" сестры и, так сказать, набросились на неё вдвоём. Однако Хайджи, как союзник, оказалась слабовата в интригах, а Мила не столь сильна физически. Урсула забила мятежников в дальний уголок и вдобавок покидала в них мягкими игрушками и слегка поцарапала лоб "невинной" обидчице (Милке, то есть).

Агний этот момент пропустил, так как он тоже был всего лишь навсего пусть позднекрокусным, но среднестатистическим отцом, потому что отвлёкся на беседу с женой на "очень важную тему".

Уставши от боевых действий, девочки упали в бассейн с шариками и заснули. Хрисанф увидел, что на Урсуле платье принцессы, туфельки без каблуков (но туфельки) и маленькая корона на голове, съехавшая на бок, проворчал вполголоса, зачем де Виктория напялила на крошек неудобную, вредную одежду. Он подошёл к малышке, чтобы снять поясок, корону и небольшую мантию, в которой она могла запутаться во сне.

– Стой. Не надо.

– Что не надо.

Агний пусть и считался на работе франтом и имел внушительный, постоянно обновляемый и сортируемый богатый гардероб, на самом деле, как и Далила, любил одеваться попроще. Вообще, очень просто. Что и подумать нельзя. Просто на нём и самое захудалое рубище сидело если не модельно, то художественно. Что нельзя было сказать о его жене. Там обстояло с точностью до наоборот. Хоть плачь. Даже Хрисанф с Калитой не могли тут ничего поделать и изменить.

– Оставь так.

– Тише. Но это же жмёт. Видишь, как она расчесала руки. У неё кожа такая же чувствительная, как и у тебя.

– Ничего подобного. Её это вообще не парило.

Кирсанов не понял, но потихоньку, украдкой освободил дочку от казавшегося ему маскарадно-некомфортного одеяния, заменив на мягкий текстильный гарнитур.

– Агний, они уже привыкли. И это из-под машинки Никиты. Викки с ним сами выбирали ткани, так что не балуй их. Они – девочки. Пускай носят, что и должны носить женщины.

– Далила, не примеряй к себе. Это же дети. Они маленькие ещё. Успеют потом запастись тряпками.

– Всё равно. Не надо их жалеть.

– Не пытайся вырастить из них балерин, потому что сама не такая. Я не могу смотреть, как они мучаются (пытается говорить шёпотом, поскольку тревожится, что даже во сне их могут расслышать).

– Ну, Агний, ты всё портишь. Я просто хочу, чтобы они были девочками-девочками, как и полагается.

– И наступаешь на ту же швабру, что многие новоиспеченные родаки. Сама же говорила, что ты – не самолёт, раз родилась там. Почему навязываешь дочерям эту стереотипность.

– Ладно, хватит спорить, я устала. Уложи их. Я пойду к себе.

Через час Хрисанф находит её в её рабочем кабинете. Она делает вид, что работает над своими трудами, но, честно, прикрывшись бугамами, общается с подругами по мессенджеру, копается в телефоне и откровенно пинает балду.

– Далила, сегодня на ужин придёт Арсен.

– Ой, этого мне ещё не хватало.

– Он – муж нашей крестной. Фактически, он станет крестным всем нашим детям.

– Ну и обслуживай его сам. Я буду занята.

– Это чем? Опять намылилась по клубам?

– Штаа?! Вообще-то, я уже давно не в том возрасте, чтоб клубиться.

– Тогда веди себя соответственно, раз ты такая взрослая.

Агний подходит к её столу и кладёт перед ней лист с мелким шрифтом. Она, даже не глядя, смахивает бумагу на пол.

– Да-ли-ла.

– Что ещё?

– Я случайно смотрел твой телефон. Я не против, что ты пойдёшь туда на встречу. Но почему ты мне ничего не сказала?

– А тебе это было интересно? Отвечаю сама же: не думаю. И это некрасиво – подсматривать.

– Это вышло случайно. У нас же почти одинаковые. Я впопыхах схватил. Ты же везде оставляешь.

– И что, мне теперь не идти на эту тусу?

– Нет, конечно, надо идти. Но это же выпускники. Можно было вместе пойти.

– Ещё чего не хватало.

– Но почему?

– Потому что.

– Ты даже не думала.

– А что тут думать. Если все притащат своих супругов, это будет не так. Это будут крестины какие-то. Смотрины и тому подобное.

Агний поднял листочек и вновь положил его перед ней.

– Ещё один момент.

– Хватит уже.

– Вот это прислал мне твой редактор утром.

– Я ухожу.

– Нет, ты сидишь и выслушиваешь.

– Достал!

– Далила, это уж совсем несерьёзно. Почему ты всегда такая кидала? Ты что, не знаешь, сколько я угрохал денег, чтобы ты печаталась в этом издательстве?

– Деньги тебя волнуют в последнюю очередь!

Это было правда. Деньги у Кирсанова и Калиты куры клевали и несли золотые яйца. Но практически все их доходы были направлены наружу, вложены в бизнес, как они говорили. На семью вполне хватало самого необходимого и чуть излишеств, чтоб кое-кого побаловать.

– Да, конечно. Потому что меня волнуешь ты! А ты берёшь и бросаешь их самым безответственным образом. Так разве дела делаются?

– Это ты делец, ты и разбирайся. А мне плевать.

– Но ведь был подписан договор, этот самый. Почему ты запорола процесс. Где тексты?

– Мне это неинтересно.

– Та-ак.

Молчание. Далила хочет выйти и кинуть и его. Но он опять, как будто распростерся оттуда и досюда, как непробиваемая стена.

– Что случилось, дорогая?

– Тебе не понять!

– Попробуй объяснить.

Далила, как способна, заламывает руки и как может старается смотреть выразительно, чтоб он, если не догнал словесно, то хотя бы через ощущения.

– Я не могу.

– Почему ты так подумала?

– Слишком много этих самых Почему. Слишком много рамок.

– Но ведь контракт почти свободный. Ты просто должна писать и всё.

– Просто?!!!

– Прости, я не имел это в виду.

Она про себя остановила себя, почувствовав, что ещё молекула – и они взорвутся оба, но она – наверняка. Вздыхает. Делает усилие.

– Любимый.

Агний опускается рядом с ней, комкает бумагу и прячет прочь.

– Я нажимаю да? Прости сердечно, искринка моя.

– Нет. Но всё равно заклинивает. Рефлекторно.

Обнимает, целует руки, щеки, лицо.

– Ничего не делай, если это супротив тебе.

– Так я и проигрывала всегда.

– О чём ты? Детка, просто забудь об этом разговоре. Пойдём отсюда. Чего хочешь? Что мне приготовить?

– Ничего не надо (нестандартный ответ от неё).

– Может, поспать? Я отнесу тебя.

– Нет.

Молчат.

– Всё не так. Я пересматриваю свою жизнь который раз. Я же не детская писательница. Я никогда не утверждала такое.

– Я знаю.

– Но предполагается, что все мы – дети. Нельзя писать о плохом, понимаешь?

– Я никогда не думал, что ты пишешь о плохом. Не думал и не считаю.

– Есть большое требование.

– Какое?

– Писатель должен быть КРАСИВЫМ человеком.

– Как это?

– Ну, это… Как то выражение: человек это звучит гордо. Проще мемасично говоря, нельзя просто так взять и написать.

– Но попробовать можно же.

– Нельзя писать, если ты плохой. Если ты с гнильцой. Даже если отвергнуть опыт.

– Далила, по-моему, ты утрируешь. Накручиваешь. Этот воз тебе не под силу. Сизифов труд. Не навешивай на себя несуществующих ярлыков.

– В том-то и дело, что не под силу (уныло). И самое смешное: это не то, из-за чего я бы хотела псевдо-страдать. Это навязанное. Ложное. Не моё.

– В смысле, текст?

– Даже не это. Это неважно. Самое желание навязано. Как и многое другое в этом мире. Допустим, ты хочешь детей, потому что у всех есть дети. Также с работой, со статусом, с деньгами – со всем, что угодно.

– Хмм… Думаю, не всё так плачевно. Что-то есть. Просто надо отделить зерна от плевел.

– Ах, это мартышкин труд!

– Может, собака в лени?

Побаивается, что она опять ощетинится и встанет в позу, а то и вовсе вышвырнет его куда подальше.

– Хотелось бы рассердиться, но у меня уже сил нет. Нельзя материться, нельзя богохульничать, нельзя пропускать мысли, которые могут испортить подрастающее поколение. Как будто у них нет собственных мозгов в котелке. Нельзя заниматься сексом. Нельзя цитировать без кавычек и примечаний. Как будто никто никогда не читал элементарных книжек.

– Что по твоему элементарные книжки? (с сокрытым смешком)

– Ну хотя бы Люся Синицына.

– У кого-то элементарен колобок.

– Ну хотя бы колобок.

– Насчёт секса – перебор. Откуда же всё на свете появляется?

– От любви! И точка.

– Хорошо. Кажется, я частично понял твои терзания. А как же то, что каждый занимается тем, что он может и умеет?

– Я – не авторучка! Первичнее, я просто человек, человечишка! На переднем плане: у всех так. Никто не живёт выпечкой, глиняными горшками или учительством. В приоритете: еда, сон, размножение, любовь. А не это всё. Это вторично!

– Это как пить дать. Но далее следует: ни хлебом единым.

– Именно: Далее. Далее!

– Ладно, выскочка. Не хочешь – не надо. И опять проиграй. Опять 25.

– Ты нарочно?

– Нет. Сама же сказала.

– Я не хочу крутиться в аду по кругу без конца и без начала.

– Ад и есть такой ролинг. И если ты думаешь, что попадёшь в преисподнюю, потому что кому-то дала, а кому-то не дала, то ошибаешься. Ты попадёшь туда за то, что вообще, может быть, не замечала. Так оно и бывает зачастую. А то, что ты осознала – это просто, как ты говоришь, рамки. Стереотипное мышление. За это тоже есть отдельный котёл для глупцов. Если не знаешь, большая половина ада заполнена именно глупцами. Незнание не освобождает от ответственности. К сожалению, или к счастию.

– Так говорит дьявол.

– Не упоминай того, кто отзывается на малейший призыв. Четверть подвала заполнена именно теми, кто высказал любопытство и попался на удочку. Те же дураки.

– И как же мне спастись. Если я обложена грехами.

– Раскаяние – практически недостижимая вещь. Потому что, как упоминалось выше, непроходимая глупость. Я бы порекомендовал таким принять себя и научиться жить в этом их собственноручно построенном ареале.

– Ты говоришь обо мне?

– Конечно же, нет. Видишь, глупенькая. Как легко попасть под этот самый шаблон. В этом нет ничего плохого. Все так живут. Но если ты чувствуешь, что пластинка заезжена, придётся как-то действовать. Мне кажется, тут неважно: как, что, каким образом, плохо это или хорошо. Жизнь – есть действие. Как говорил твой отец, как говорили и многие до него. Ты будешь сопротивляться, но даже это самое сопротивление будет только движением вперёд. Нету слова Назад в этом мире. К сожалению, или к счастию.

– Я подумаю (после некоторой паузы).

– Подумай. Это ты всегда умела.

Глава 12

Хрисанф ушёл в столовую и полностью исчез там, погрузившись в тончайшие мелочи сервировки и прочей бурды, как это считала Далила. Приехал Калита, чтобы помочь горничным в приготовлении некоторых особо непростых блюд, ведь девочки, в общем-то, и не знали об таком. Если вы думаете, что Кирсановы питаются только фастфудом из магазина и пирожками на скорую руку от хозяина дома, то это, конечно, не совсем так. Там много чего из мировой кухни и всякой другой гурмании. Просто Далила во всём этом не разбирается, а автор не берёт в утруждение расписать то, в чём также не понимэ.

Не то, чтобы Агний желал расстараться для друга. Скорее осторожничал, что, возможно, на ужине будут присутствовать старшие сыновья (раз с Калитой) и даже думать страдал о том, чтобы повторилась прошлая картина со знаменитым утиным супом. Одно воспоминание вызывало у него желание бросить всё и убежать куда глаза глядят, без оглядки. Однако, он решил взять себя в руки и попробовать ещё раз.

Скорее всего, близнецы не присоединятся, а уйдут в свой гостевой домик. Айтал был бы рад отужинать со всеми, но без брата посчитает это невозможным. Айнар… Я вообще зачем сказал Арсушке, что хочу познакомить его с ними? Или их с ним? Какая муха меня укусила? Акаары быьылах (видимо, дурак). Ладно, но со Стефаном-то можно. Тем более, он знает о моих некоторых траблах, так что думаю ему будет интересно потусоваться с новым лицом. Надо расширять круг знакомств.

Хотя это было не совсем про Хрисанфа. Но он хотя бы старался. И также старался отвлечься на свечи, свечечки, тонкие изящные приборы, даже сосновые шишечки для украшения стола, чтобы не думать о Далиле и о том, что они наговорили друг другу.

Вроде бы проехало. Но всё равно осадок. Уж лучше бы она на меня наорала и побила чуток. Ну вот, легка на помине.

– Привет, солнышко! Как ты?

Далила, будучи не в теме всех этих фуфырковатых нюансов, ходила вокруг и потёрла пальцем середку большого плоского блюда, на поверхность которого муж чуть посыпал пищевой золотой блёсткой.

– Агний, к чему эти церемонии? Не думаешь, что ты в гостях у Арсена ведёшь себя, ну, как в обычных мужицких посиделках, а тут устраиваешь какое-то заморское барское застолье? Тебе не приходило в голову, что это ему будет неудобно и непривычно? Скованно.

Хрисанф действительно задумывается на секунду, но затем возобновляет свою суету, переставляя туда-сюда разнообразные бокалы. Спешит.

– Не волнуйся, крошка. Арсен довольно аристократичный, то есть его такая мизера не собьёт с толку.

Далила стукает вилкой по глубокой лазурной тарелке.

– И не зови меня так в его присутствии, будь добр, окажи милость.

Он отставляет в сторону салфетки, над которыми завис, не зная, что выбрать: металлические кольца, или соорудить пирамидки, как на новый год.

– Почему?

– Потому что это его развеселит (пытается ослабить зазвеневшее было напряжение).

– Пускай радуется. Итак, бедняга, совсем с лица спал, как жена уехала.

Возвращается к настольному дизайну и по совету Никиты через видеосвяь с удовольствием начинает клепать кармашки (куда суют главные приборы). Даже напевает песенку. "Oh, baby, baby".

– Тебе помочь?

– Да! Вот, поставь эту вазу для фруктов на той стороне. Нет, чуть правее! Молодчинка моя!

Далила так ставит ещё селедочницу, супницу и невероятно кружевную хлебницу, которую сделал Калитка в своей гончарне.

– Уфф!

– Утомилась, золотце моё. Пойди, прилягь, отдохни, я скоро приду.

И в самом деле через полчаса приходит к ней. Иногда ей кажется, что она вышла совсем не за того человека. Порой ловит себя на том, как наблюдает за бегающим туда-сюда метро-эстето-балеруном, который носится со своими ленточками, хрусталем, кристаллами, цветами, духами и так далее.

И вообще, с какого боку здесь я? Причём?

У него с собой маленькая розеточка с ягодным соусом, приготовленным Кузьмой. Хрисанф осторожно макает мизинец в красную субстанцию и ещё более осторожнее прикасается этим крошечным мазком к её нижней губе.

Она в это время думает, что он делает так, потому что она похожа на чувака с пламенем на макушке с того мультфильма. Такая же мертвенно-фиолетовая, уныло-сиреневая.

Он не сможет нарисовать меня в своём вкусе.

Целует.

– Я сейчас ещё отойду, проверю всё ещё раз. Забыл капнуть одну капельку соуса в одно блюдечко.

– Зачем эти лишние телодвижения. Никто же на таких мероприятиях не ест до дна. Лучшее, что сотворили, остаётся невыкушенными кусками, как благотворительность для помоев.

Далила знает, что муж тайком от неё, всё же, держит свиноферму. Чуть поодаль. Спрятали от её глаз. Потому что ей это было не так, чтобы очень нужно. Но супруг, как и половина мужчин на Земле, любит бекон, ещё поджаренный и жирный. Кирсанова не могла не поймать их с Калитой тайну, поскольку невозможно было не уловить изредка (но) носом запах жженой щетины и аромата от вольера, и сморщить ноздри, сохраняя всеобщий секрет.

Агний, улыбаясь, нюхает её волосы, при этом прикрывая от нетерпения глаза.

– Хочешь, вечером, когда все уйдут, проберемся на кухню и будем лизать тарелки?

Это не издевательство и не шутка. Когда они кушают вдвоём, то и как все нормальные люди, съедают подчистую в большинстве своём. Хрисанф, видимо, действительно не катался на сливках и в том особенном довольстве, когда ничего не хочется не оттого, что болен, а потому, что перепичкан и зажирел от нечего делать. Далила не раз заставала его за тем, когда тот отчитывал горничных за то, что те зря перевели продукты, или выкидывали хлеб и прочие бзики, что писать об этом даже неловко. Вдруг прочитают те, кому лизание блюда понимается только в переносном смысле, и кто не знает, что бывает что-то другое, попроще.

– Нет, пожалуй. Итак будем толстыми и еле ворочаться. И потом ты будешь опять комплексовать, что нажрался, как свинтус (в прямом смысле этого слова).

– Ну хорошо.

Чуть пристаёт, но несильно, так как у него ещё много домашних хлопот.

– Помылась перед дорогим гостем…

– Агний. Не перед ним. А просто так. Для приличия.

– Опять волосы перебило шампунем.

Отыскивает наощупь лицом, как макака ищет вшей у своего детёныша, места на макушке и затылке, откуда вырываются естественные запахи. Зарывается туда.

– Хочешь, останусь? Перезвоню, отбой. Мне никого не надо. Только ты.

– Ни за что! Не сходи с ума, пожалуйста. Арсен – не только твой родственник, но и мой. Он нам не чужой уже.

– Буду, как тебе нравится, "не мужчина, а облако в штанах".

Уже довольно расслабленный, отвлеченный, очарованный, нездешний.

– Можно и без штанов.

Согласен тут же стянуть с себя всё за один раз.

– Постой. Времени в обрез.

Но он уже слышит одноизвилийно, однонаправленно.

– Делу – время, потехе – чаас!

Далила было возмущается.

– Ты хочешь сказать, что я заставляю тебя быть не таким, какой ты есть?!

– Я ничего не говорю, я уже заткнулся давно. Я сам, с удовольствием… Сам…

Не через час, но через какой-нибудь промежуток лежат под трепыхающимся белым флагом. Совсем не похожи на тот векторный брак, о котором им все пуляют. Обычная парочка.

– Агний.

– Любимая.

– Я тут вспомнила.

– Что?

– Ты рассказывал, что когда-то работал стинки.

– Это было очень давно, что я уж забыл.

– И ты был таким же страшилой, как Стаф? (лежит чуть ниже, обнимает, прижимаясь головой к его ребрам и животу).

– Наверное. Я не из тех, что всюду носят с собой "свет мой, зеркальце, скажи". (рассеян).

Молчат. Хрисанф более-менее приходит в себя, возвращается в более приземленное состояние.

– Ты боишься, что я уродлив?

– Нет…

– Ты боишься.

Немного успокаивает, милуются.

– Хотя есть одно.

– Что?

– Из-за этого я не могу как следует подкачаться. Хотя, может, по рождению такой… Но я не могу тяп-ляп и стать, как Арсушка твой. Как бы ни бился и из кожи вон не лез.

– Он – не мой.

– Так что, я не мог оставить Стефана. Ведь мы с ним коллеги, как бы. Это не очень хорошая работа. И я теперь не могу быть мощнее для тебя, хотя ты так любишь бруталов.

– Не выдумывай (толкает).

– Но я не жалею об этом. Тот период помог мне отсечь то, что мне не нужно. И то, что мне непонятно. И это, может быть, привело меня к тебе. Я что-то, может, утерял. Но это неважно. Бог щедр ко мне, действительно. Я – настоящий счастливчик.

– Мм..

– Я не вру.

– Ну да.

– Что-то ещё беспокоит?

– Ты же знаешь, что у меня постоянно что-то бывает так.

– Забей. Лучше дай мне тебя ещё поцеловать. Только три минуты. И я вытащу себя из постели за загривок и переброшу на кухню. Всё-таки и честь надо знать.

Ну вот, опять он – властитель собственной жизни, планировщик, эконом, ценитель.

– Просто я заботливый тип.

– Чего?

– Векторный брак очень хорош, если правильно с ним распорядиться. Вы с Арсеном подходите мне по соционике, что поделаешь.

– Айка, о чём ты болтаешь опять!

– Детка, ты тоже понемногу давай-давай! Что за приём без хозяйки дома! Мне надо ещё как-то с сыновьями разрулить, так что, пожалуйста!

– Я не сяду за стол, если там будет Айнар!

– Ну, начинается! Я что ли буду в восторге! Надеюсь, они задержатся в городе. Ох, сам виноват! Вечно я так, как увижу этого малого, так сразу становлюсь податливым, что твой слайм! Ох-ох, сам и расхлебываю!

– Иди уже, старикашка!

– Иду-иду! Ох-ох!

Глава 13

Немного о старших дочерях

Вроде так, что описание внешности и вообще внешнее описание не очень порой нужно. Особенно, если книжку экранизируют. Там, уже подключается режиссёр, кастинг, собственные вкусы, дух времени и так далее.

Недавно Хрисанф пришёл к жене с радостной новостью, что по одному из её романов снимут фильм. Агний хотел, чтоб это была любовная дорама, ну или сериал. Чтоб подлиннее. Но продюсеры оказались какие-то слишком крутые, что сходу замахнулись на полный метр.

Поскольку Кирсанов и сам был в числе спонсоров, то заранее узнал примерный состав актёров, и, разумеется, поделился с Далилой этой информацией. Он был весьма доволен выбором одного из главных мужских персонажей, прототипом которого являлся, как утверждала супруга, лишь частично. Играть должен был молодой, относительно малоизвестный чувак, и он, как заметила Далила, вообще был мимо. Они ни хрена не читали, – подвела она. Однако Хрисанф чувствовал противоположные эмоции. Что? Нормальный чел. Годный даже очень.

Зато он буркнул, что напишет отказную на одну из главных женских ролей. Актриса совсем не та. Она даже отдалённо не дотягивает до твоей, хотя бы приблизительной, мэри-сью! Но тут уже Кирсанова закивала выбору. Дурашка ты. Никто и никогда не выберет героиню такого плана в таком жанре. Ни-ко-гда! Это просто не существует в природе кинематографа. Люди ищут в искусстве что-то искусственное, запредельное. Мне тоже нафик сдалась правда жизни в её реалистичности, в нехорошем смысле этого слова. Ладно, этот актёр. Как-нибудь стерплю. Но эта женщина – канон. Она – не красавица. Поэтому будут делать жёсткий акцент на харизме. В итоге, фильм лучше книги. И только ты будешь знать, что прототип вовсе не такой, какой всем понравится на экранах.

Далее, они сошлись в том, что это будет совсем другая история, но интересно будет позырить.

Поэтому неплохо будет чуть рассказать о девушках то, что известно на данный момент, потому что диалоги, возможно, не совсем раскроют их существа, так как пока они мало что говорили.

Виктория – очень односложная в понимании Далилы. Из-за этого ей и удобно с ней, и, с другой стороны – дистанционно. Она очень похожа на отца, может быть, больше всех остальных детей похожа. Хотя Хрисанф имеет, так сказать, нестабильную, непонятную внешность, если видеть этих двоих со стороны и рядышком, не идиот может заметить, что у них схожий типаж. Вика – стройная, высокая, как будто светлокожая, но не совсем. Волосы у ней не тёмные, но и не белокурые. У ней нет вайба очень светлой, солнечной девушки. С очень красивыми ушами, пальцами (хотя руки весьма отличны от Агния), губами, носом. Как будто кто-то очень талантливый слепил, создал её. Локоны, выбивающиеся к лицу, или падающие вдоль висков, или сзади на шее – такие аккуратные и в то же время свободные, что невольно залюбуешься. К тому же они от природы такие тонкие и словно только завиты кем-то умелым. Хотя она не пользуется ничем таким специально. Женщины постильнее могли подумать, что при желании она очень хорошо ухаживает за собой. Речь идёт об её коже, бровях, глазах, ногтях и так далее. Может, Виктория бы и занималась. Не отрицательно. Но в настоящем у неё на то нет большого досуга. Бывают такие люди и нередко: как будто со свежим, очень грамотным мейком, так что не отличишь от натуральных данных. Но юмор в том, что у неё действительно свои такие ресницы, такие веки, такое тело и прочее. Как картина, очень хорошая картина. Но Агний напрочь это не кумекает. Ему кажется, что старшая худовата, чуть долговязая, с чересчур длинными ногами и руками, с бледным узким лицом. Почему-то он считает, что Викки подходит в качестве модели для восстанавливающихся анорексиков. Это при том, что дочь весит точно больше 60 кг при росте выше 173 см. Их троих сестёр Кирсанова больше всех доверяет ей, советуется и даже, в принципе, не прочь, чтобы она и дальше оставалась в их доме. В других параллельных вселенных Далила никогда бы не одобрила падчериц, тем более совершеннолетних. Но, живя с Агнием и узнав правду о горничных, теоретически иногда допускает, что могла бы стать мачехой этой девушке. И её саму допуск такой мысли чрезвычайно удивляет.

Виктория – неконфликтная, но не мягкотелая. Она никогда не устраивает сцен, не выказывает конкретное недовольное недовольство. Не жадная. Не без гордости (хрисанфийская же), может, даже упрямая. Но внешне не раскусывается. Не тот человек, над которым можно пускать дурацкие шуточки. Это правда, Вики может и не поймёт их вовсе, но опускаться до уровня какой-то ненужности не станет.

В обществе. Далила несколько раз видела её (случайно) в городе, плюс они выбираются время от времени, чтобы присмотреть что-нибудь для детишек. Поскольку дочери Хрисанфа – не конъюгаты, у них нет некоторых особенностей, которые есть у отца. Честно говоря, многое даже не связанное с конъюгацией. Допустим, Кирсанов нередко включает "режим невидимки" по причинам, которые указывались в разных главах. Вика, разумеется, не умеет скрывать себя и собственную красоту. Когда она идёт по улице, многие чуть ли не рефлекторно оглядываются, чтоб убедиться, не привиделось ли им это чудо. Вики – скромная. Скромна и в одежде. Хотя, может, это из-за экономии денег. Хрисанф нормально так оплачивает, но старшая большую часть откладывает и не трогает. И она сама не замечает эту свою силу. Ей это неинтересно. Она озабочена хлопотами о потомстве хозяев, заботами об их домашнем хозяйстве, а до переезда в их дом тем, куда себя деть в этом большом холодном мире. Да, большей частью живёт у Кирсановых. Она где-то снимает жильё, но Далила уговаривает, чтобы она поселилась в тех просторных светлых комнатах, которые ей так подходят.

Когда муж впервые привёл домоработниц, Далила, конечно, старалась ревновать, но как-то это туго получалось. Зачастую бывало так, что Хрисанф относился к остальным женщинам (кроме неё) как-то снисходительно по-родственному. Может быть, так было только при ней, во всяком случае на рожон с провокацией не лез, за исключением ничем не сдерживаемого, практически безусловного обожания, когда на него вдруг "налетало" либо обнять (пожаться), либо вслух высказать это своё восхищение, а то и замереть от восторга. С этими дочерьми он намеренно старался держаться несколько выдержанно и прохладно. В первую очередь, как считал, из-за Далилы, чтобы не обидеть, во вторую – боялся их совместных генов. Поэтому излишние эмоции в отношении них видел лишними и ненужными. Но на практике по-другому вышло разумеется.

Далиле нравилась её прямолинейная конкретная честность без всякого кривомыслия, попыток использовать посторонних. Например, Виктория ни за что не скажет: Я приеду сегодня, может быть, посмотрим типа по моему настроению. Обычно бывает что-то вроде: В семь буду, или Завтра утром не смогу. Не передаёт тебе малыша со словами "Держи на минутку, я забыла о духовке на кухне!" и не пропадает там на пятьдесят минут, уже разговаривая по телефону или занимаясь другими делами. То есть не пользуется тем, что Далила местами не строгая и не властная. В общем, в каком-то смысле, они подходят друг другу, хотя и не клушатся, и не подруги, и не совсем в отношении хозяйка-прислуга. Далила не может ей бросать типа: встань туда, выбрось это, почему ты этого не сделала и так далее. Можно сказать, но в совсем другой интонации, поскольку ей кажется, что на Вики нельзя (подчёркнуто) кричать и любым другим способом показывать самодурство. Чаще бывает примерно:

– Вики, ты поможешь мне с детьми?

– Далила, всенепременно.

– Я всё сваливаю на тебя да, я никудышная мать.

– Это моя работа, зачем же я ещё здесь (с некоторым почти невидимым возмущением).

– Спасибо тебе, дорогая. Чтобы я без тебя делала. Ничего. Одна бы я ни за что бы не справилась, даже с мужем.

– Что вы. Как думаете, может купалку сегодня сдвинем на тридцать минут раньше? Вчера Мила поздно легла.

– Да, это здоровая идея.

– Ещё. Там закончилось то смородиновое варенье, которое вам так нравится. Я сварила с утра, но, видимо, ягоды немного другие, на вкус иначе вышло, попробуйте.

– Хорошо, попробую.

Ну и тому подобное. В ней нет кривляния. Простодушная вежливость взамен, внутренняя культурность при почти нулевой образованности. Она зовёт Далилу Далилой, без никаких приставок, суффиксов, добавок. Агния зовёт тоже без церемоний либо Александром (чаще), потому что так он представился при первом знакомстве, или Хрисанфом, так как девушки, конечно, узнали уже в доме его другое имя. И при этом выходит гораздо торжественнее что ли, без всякого господского статуса. Даже Кирсанов невольно слегка вытягивается в струнку, когда она как-то по-своему быстро и художественно объявляется откуда-нибудь из комнат.

– Александр, я вот сушилку вашу сломала, что делать будем.

– Что делать? Чинить, конечно. Сейчас пойдём, посмотрим.

Далила, если украдкой застанет такое, хотела бы сревновать, но получается угорать. Потому что Викки в этот момент на полном серьёзе, но не может выдать это инфо не иначе, как со всей этой суперважной торжественостью, причастностью к поломке, но не заискиванием, а капельку гордым заявлением, что выход найти можно. Что Хрисанф превращается в типичного бурчливого старика-папку – это без комментариев. Оба деловиты до невозможности, в понимании Далилы. Только отец, всё же, действительно мастер, а дочь деловита, но неловка и неуклюжа и многого чего и по возрасту не умеет.

По душе Кирсановой и то, что она чистоплотна, не неряха. Это не про знаменитую чету. Но Далила при этом сама довольно брезглива. Конечно, с маленькими детьми всё равно будешь какой-то потный и помятый. Но, как и у Хрисанфа, у Виктории есть некоторая свободность в теле, как бы внутренняя щётка, стряхивающая груз в виде лишка грязи.

Кабы не современный флёр, девушка похожа на благородную девицу, работающую не в совсем благородной области. Также Далила считает, что педагогика, воспитание, учительство, воспитательство – в общем, тщательный контакт с подрастающим поколением – это её профиль да. В этом она тоже пошла в какой-то степени в отца, хотя тот многопрофилен, всё же.

Домашние дела – не совсем про неё. Всё равно регулярно с ней происходят: прожгла одежду утюгом, еда пригорела, забыла о выпечке в духовке, полы усердно моет, но выходит не как у Камилы, нет. Всё это она искренне любит, но временами ляпает.

– Далила, я положила спаржи, но кажется слишком много. Даже из кастрюльки торчит да?

– Ха-ха! Ну, как сказал один паря: теоретически был задуман суп, практически получилась каша! Я люблю густое.

– И витамины. Полезно для здоровья.

Зато со вкусом в интерьере, гардеробе – гораздо лучше. И охотно этим занимается. Наряжает девочек, наряжает мальчика. Мечтает о вылуплении пятерни, чтобы нарядить их тем, из чего четверня уже выросла.

Искренне любит потомство Кирсановых. И тут Далила даже теряется. Как это можно так хорошо относиться совсем молодой девушке к чужим отпрыскам. Не только, как няня, любит. Просто невооружённым глазом видно, что возится с ними сердечно и задушевно. Не сюсюкается, не балует, не готова съесть в умилении, но ей никогда не надоедает проводить с ними время. Могла бы и прийти в раздражение от усталости, нагрузки, тоски и так далее. Но нет. Почти как мама. Далила хотела бы рассердиться на такую близость и даже отлучить её от ребяток, но почему-то она не может испытывать к ней сильного негатива. Как будто так и надо. Как очень добрая хорошая сестра-оберегатель-заботница при комплекте, когда есть большая разница в возрасте между детьми.

И Виктории не приходит в голову, что она могла бы обидеть хозяйку своим усердием и благодушием в отношении её дитяток. К тому же она никогда не тянет к себе внимание, когда они оба смотрят за малышами, не отбирает, не делает так, типа Кто лучше: я или эта тётя. В общем – идеальная помощница.

Она никогда ничего не просит и не выпрашивает. Только по делу и самую мелочь. Не клянчит какие-то женские предметы, коих много в доме ввиду любви Хрисанфа к подаркам и балованию супруги. Не завидует. Вообще не замечает. Зато нередко следит за внешностью сестёр (коллег), так как те в этом ей заметно уступают. Там волосы уложит, одежду поправит, если кто куда намылится развлекаться, накрасит и проча что есть по женскому этикету. Потихоньку охотится и за Далилой в этом своём маленьком увлечении. Но это очень трудно! Далила – антоним женщине по этой части. Но нет-нет, уговорит: у вас де волосы длинные, давайте что-нибудь придумаем. Или: Александру очень понравится, если вот то платье наденете, с жемчугом которое, я украшения подберу, хорошо смотреться будет. И так мучает её полчаса, уж если поймала – не отпустит.

В общем, как-то получается, что тоже балует хозяйку. Но не с тем, чтобы подмазаться, выбиться в любимчики, чтоб мани вытягивать или какой другой секретный маневр. Нет. Вики думает, что она здесь, как бы старший менеджер, пусть она не очень умна и мало знает всего такого, но остальные двое вообще маленькие, поэтому придётся ей быть штурманом, разбираться, изучать, помогать. И Далила параллельно, независимо от Виктории думает также: она здесь разруливат всё, в чем она не при делах, поэтому надо это ей позволить и вообще слушаться, уважать и не придумывать всяко гуано постольку, поскольку пред ней образец добропорядочности и старания.

Хрисанф, разумеется, не столь её боготворит, как его жена. Довольно скептически относится. То же мне, экономка. Пришлось из-за этой экономки менять всю кухню, потому что новая плита не вливается в ансамбль. А старую испортила эта бледная немочь.

Он видит её недостатки наверное, потому что родная кровь.

О недостатках.

Не всегда, но местами – закрытая. Пытающийся экстравертить интроверт. Из-за того как будто скрытная. Но скрывать особо и нечего. Не сто лет человеку. Молодая. Созерцательна. Оттого и всякие эти анекдоты. Не понимает длинные содержательные беседы, как заметила Далила, не из-за того, что совсем тупа, а с того, что к такому не относится. Однажды Кирсанова взяла её с собой на какой-то ужасно светский ужин по их научной сфере. Чтоб просто отвлеклась и самой отвлечься. Многие, конечно, заинтересовались. Особенно, мужчины. Особенно, молодые. И давай строчить всяки перлы в общем присутствии. В результате, вынесли ей приговор, что она – сухарь и доска. В чем Агний с ними согласился от начала и до конца, когда супруга потом рассказала. Вики, конечно, не хотела воротить нос и вообще себя так не ощущала. Ну не могла она по природе своей жеманничать, пускаться в флирт и остальное, чего не умела и не желала. Далиле на минуточку показалось, что не такая эта пустышка, каковой посчитали. Может, просто из тех "бесконечная трескотня – не есть общение" (ВСЧР). Но это было только секундное озарение, так как сама Кирсанова (и Кирсанов тоже) потрещать были не прочь всегда.

В таком случае, эти "ням-ням, собственно говоря" были для неё лишь шелухой, жужжанием, как будто облепленные грязью сапоги, и ничего они не говорили ей о самоем человеке. И кому понравится такая отрешенная возвышенность? Особливо мужчинам. Будь хоть из бриллиантов создана.

Потому Хрисанф и сокрушался, что старую деву в дом принял.

Тем не менее, в своих благодетелях пустозвонство, ням-ням так сказать и прочие низости не видит и не увидит. Субъективно относится, может даже не с благодарностью. Просто, по-семейному.

Глава 14

Хрисанф уведомил домашних, что Арсен обещался приехать после семи вечера. Также он немного радовался из-за того, что близнецы возможно не помешают сегодняшнему ужину, поскольку задержатся в городе. Айнар постоянно ворчал, что ненавидит эту дыру, однако успел завести немало знакомых и знакомств, в основном, разумеется, с присутствием женщин. Айтал же не столь торчал от подобных безответственных авантюр, так как сегодня они были приглашены на трапезу к довольно известной паре, единственной дочери которой пригляделся именно старший брат. Всё это могло сулить потом большим скандалом, ведь кое-кто не удержится и покажет свои конкретные намерения. Младший не желал портить репутацию отца, в доме которого они итак поселились и пребывали вроде как силком.

Агний спохватился о жене, слегка позабыв о ней прежде, увлекшись стряпней, затеянной Калитой и девушками, а потом чуть ли не с остервенением подметая двор с парадной стороны, затем некстати принявшись за экстренную ванну двух котов, которые особенно любили гостей и всегда тёрлись на виду при приёме. Он и сам не мог обозначить, почему устраивает столько "шума из-за ничего", всего лишь из-за простяги Арсушки, но, честно говоря, ловил себя в приятности текущих хлопот. С тортом, конечно, не успели. Надо было какой-нибудь трёхэтажный, с задумкой. Но спасло то, что Кирсановы итак с утра заказали небольшой пятничный тортик, без никаких этажей, с украшением из обыкновенных цветов и ягод. Хрисанф поместил его на то самое высокое блюдо, посыпанное золотой блёсткой, а Никита аккуратно добавил в композицию фигурные изящные шоколадинки разного цвета собственного приготовления и сбоку прикрепил весьма милую табличечку: "To Arsen, with love".

Агний нашёл супругу на симпатичном футоне цвета нежной весенней листвы, который она устроила на специальном возвышении в зале с небольшим искусственным камином, в котором вместо огня теперь плавали рыбки. Далила лежала с книжкой в руках, и он понял, что утомил её своими хаотичными телодвижениями, куриной суматохой, приправленной даже чуток уловимой позитивной паникой. Ей не нравилась всякая суета, тем более, если она в таком участвовала поневоле, либо не участвовала, либо участвовала, но уставала. Поэтому решила отвлечься на что-то абсолютно другое. К тому же, от неё особой пользы никто и не ждал, поэтому не обязательно было мешаться у всех под ногами.

– Что читаешь?

Далила, не отрываясь от книги, протянула руку к пиале со свежей черешней и немножко замарала открытую страницу соком.

– Карамазов бразерс.

– О, как! Перевод что ли?

Хрисанф сунулся было к ней через подмышку, но застрял в её домашней кофте.

– Не тупи! Оригинал, конечно. С моим сэнкью вери мач, ты вообще понял, что спросил?

– Аа.

Муж озабоченно стал изучать свои ногти на предмет чистоты и порядка и даже тайком от жены грызть заусенку.

– Хороший выбор. Я тоже время от времени перечитываю.

Далила отставила чтение, потому что процесс этот шёл туго, она много отвлеклась и просто, так сказать, тратила время.

– Кто твой любимый персонаж здесь?

– Нуу… Зря я сказал, что знаком с данным произведением да! (смеётся) Я не помню!

– Не ври. У тебя память, как у Шелдона.

– Не так чтобы. Нуу. Например, Смердяков.

– Фи! И почему. Он же гадкий. Никто его не любит. Даже в критике так написано.

Агний, улучив момент, нырнул под плед и устроился рядом с ней.

– Ах! Ну. Может, потому что у него полоски снаружи: у зверья полоски снаружи, у человека внутри (суеьу эриэнэ таьыгар, киьи эриэнэ иьигэр).

– Хмм… Но тут же типа наоборот, он – лакей, а потом бац.

– Почему (начинает умничать). С самого его появления с трактатом среди Карамазовых выдаётся без особого иносказания, что он – полудракон, что в тихом омуте черти водятся и что входит в число тех, кто вдруг с оружием без особой видимой причины врывается в супермаркет.

– И он тебе симпатичен, тоже мне.

– А что ты хотела, чтобы я выбрал среди этого скопища разврата и бентоса?

– Ну, женщин каких-нибудь.

– Ой, мне тут одной хватает! Одна за сто.

Далила под пледом ощутимо толкнула его, так что он чуть не скатился вниз.

– Ты выбрала сие из-за моих распрей с этими доморощенными карамазовыми?

– Нет же. Вообще не думала об этом. Просто эта книга в моём собственном списке литературы, которую я хочу прочесть. Давно уже.

– Какая умница.

Целует.

– Ничего не так.

– А ещё что, кто в твоём списке?

– А он не составлен на бумаге, так что я точно не знаю.

– Мм…

– Кто твой любимый писатель?

– Ты.

– Ну, Агний, без шуток! Без субъективки.

– Тогда, все.

Далила не очень любит говорить с ним про книги. Потому что Хрисанф – натуральный книжный червь. Он оправдывается тем, что это помогает ему снять стресс, но поскольку такие изъяснения лишь оскорбляют её, то он тоже старается не копать эту тему. Толстые книжки – это не по части Кирсановой. Зато Кирсанов один такой талмуд может съесть за один вечер и хоть бы что. Она даже могла поймать его на том, что тот, как вор, конъюгирует содержимое какого-нибудь заинтересовавшего романа в совсем, допустим, серьёзном месте, чтоб потом позырить на досуге. Но в основном, конечно, предпочитает получать удовольствие прямым естественным способом.

– А как тебе Достоевский?

– Ну, так. На тройку сойдёт.

– Почему только на тройку?

– Ты же рассердишься, если я стану восхвалять его на чем свет стоит.

– Нет, не рассержусь.

– Нормальный чувак. Перефразируя, "Умного человека и почитать любопытно".

– Да не скромничай. Признавайся уже, выдохни, разрешаю.

– Далила, опять ты меня подкалываешь! Ну, достался тебе задрот с головы до пят. Что поделаешь, такой уж я уродился.

– Мне вот в почти концовке понравилось про адвоката.

– В какой части?

– Ну, про то, как он выглядел. Я вообще не читала этого автора, но почему-то считала, что юмор – это не про него.

– А оказалось?

– Ха-ха-ха!

Она нашла заветные строчки и прочитала их вслух. Как говорится, сама же читала, сама же смеялась. Хрисанф добродушно улыбнулся, умиленный её поднявшимся настроением.

– Не так, чтоб прям уморительно, просто заметочно.

– Ха-ха-ха! Да, я знаю, что, может быть, это просто беглое описание. Или что такая анатомия. И если в действительности, то нет ничего смешного во внешности людей, над чем можно было бы издеваться. Но это! Ха-ха-ха! Без никакого сарказма и ненависти. Просто, как у будто у человека есть чувство юмора. Так мило!

Агний, несколько смущённый её хохотом, хочет присоединиться, но не совсем догоняет, почему в таком жанре она зацепилась именно за этот мелкий фрагмент, особо не относящийся к общему замыслу. Но ему приятно, что ей так весело от сущего пустяка.

– Далила, у тебя МаркТвендоз, успокойся уже!

– А у тебя! У тебя типичный Достоердоз!

– Ах ты, маленькая Грушка, "инфернальная женщина"! Я что ли по твоему сверкаю и сотрясаюсь?! Через каждый абзац?!

– Вот именно!

Она так развеселилась, что аж вспотела, покраснела и засалилась.

– О, не могу!

– Госпожа Кирсанова, вы как всегда в своём репертуаре! Дядюшку, как бы выразилась Аэлита, Достоевского это не так чтоб прикололо.

– Зато теперь я в клубе!

– В каком клубе?

– Кто осилил!

– Аа.

Лежат, милуются, обнимаются. Вообще забыли о предстоящем мероприятии.

– Он ведь не умер тогда.

– Кто?

Далила отвлеклась от прежней беседы по видимым причинам, проще говоря, отвлеклась на ласки.

– ФМ.

– Чего?

– "Как по-писаному". Укатил в страну обетованную.

– Зачем?

– Ну хотя бы от злобных кредиторов. Сменил документы, внешность.

– А как же посмертный рисунок?

– Был нарисован заранее по заказу и затем подменен со скетчем.

– Не вижу смысла.

– Там же было, чёрным по белому: падучую можно и изобразить. Всё можно изобразить при желании, а особливо – при возможностях. Так что потом жили они долго и счастливо, как твой любимый Тургенев и проча.

– Ты, это серьёзно, или успокой-чая перепил опять вкупе с твоими гребаными алхимическими витаминами?!

– Да шучу я!

– А-Агний!

– Вот ты же всегда, как этот Иван Фёдорович веришь во всякую пургу, а потом читаешь методом сапёра и ухватываешь, что в такой грандиозной вещи самая соль лежит в спине стороны защиты!

Но она уже ухватила его за волосы на виске и пыталась так возить туда-сюда, но вконец выбилась из сил и распласталась на футончике.

– Агний, ты правда веришь во всё такое?

– Может, иногда лучше выдумывать что-то хорошее, чем постоянно констатировать что-то грустное. Есть и есть. А сверху можно про себя и сказочку подивнее сочинить. Реализм-реализм. Романизм тоже ничего так бывает. Думать надо головой, а не готовое впихивать.

– Бо-бо-бо! И стал он опять сотрясаться и трястись в негодовании!

– Ну, ладно, пожалуй, действительно, Достоердоз. Иди ко мне! Нужно добавить Кирсановщины!

Глава 15

Арсен наряжается.

Он стоял у зеркала и сам себя ненавидел за то, что, без шуток, потратил не меньше тридцати минут, чтоб отменить в сторону три варианта. Джинса отлетела на кровать.

Блин, это вообще надо выкинуть. Что за ересь. Куртка ещё, по полной. С этим телом никак, нет. Разве Калитке отдать, может, коврик сошьёт.

В принципе было неплохо, он смотрелся, как какой-нибудь современный фантастический ковбой, увлекающийся стероидами.

Далее вернулся в небольшой шкаф традиционный костюм темно-синего, почти чёрного цвета. Почти с таким же галстуком.

Ну, йёи. И как прикажете с этим кушать все их там соусы? Обляпаешься.

Потом Арс сравнительно долго завис над спортивкой, поскольку в последнее время уже относительно привык к такой к одежде, что не стесняет движения, а наоборот, способствует оным.

Нет. Кирсанова подумает, что за дичь. А это дичь.

И даже присел в раздумии на кухонный стул.

Как будто для дражайшей супруги босса тут перья чищу. А ведь так оно и есть. Вся моя ближайшая будущность зависит от этой "страшной женщины". Надеюсь, Хрисандель это не подслушивает. Не, он наверняка сейчас озабочен совсем другим. И не научиться ли мне самому ставить блоки. Раз груздь – осмотрюсь в кузове.

Он что-то напрягся на миллисекунду в соображении, но снова возвратился к мыслям о предстоящем визите.

Хохмы в сторону. Хотя она и не конъюгат, но это ахиллесова пята Хрисанфа, причём вполне осознаваемая и при этом обожаемая. Упади волос или перхоть, в ответе буду я, как пришлый в их компании. Плюс сейчас они мне стали как будто особо нужны, когда уехала Аэлитка. Если и дожидаться её, то вместе с ними. Они – доказательство нашей, моей любви. Почему я так думаю.

Арс встал и обратно подошёл к своему отражению: только в носках и трусах.

Стыдно так говорить, но теперь моя жизнь в руках жалкой толстухи. Далила имеет немалое влияние на Кирсанова, так что если она вдруг однажды проснётся не в настроении и сообщит мужу, что мол Арсушка ей не нравится – то лечу я кубарем в тартарары. Эх, и мог ли я представить при рождении, что буду во власти такой мне по сути неинтересной госпожи. Такие дела.