Конъюгаты: Три

Факт появления на свет напомнил ему кое-что. Он вытащил из одной коробки длинное украшение, которое было модно пару лет назад и которое подарил ему его чувствительный предок. Это была цепь, похожая на ту, что носили в армии, или некоторые военные, внизу с номерком. Только, поскольку события происходят в современном мире, в неё было встроено распознавание руки, и замок можно было открыть сначала слегка потянув разок, потом второй и всё. Удобно для мужчин, так как они не любят и не умеют возиться с подобными мелкими механизмами. Иванов в армии не был из-за действительного маленького недуга, то ли связанного со зрением, то ли с плоскостопием – в общем, в обычной жизни это не доставляло никаких хлопот, но в перечне недопуска было. В таком случае, он сам себе не мог объяснить, была ли служба ему нужна, или нет. Однако его отец, несмотря на все его тру-ла-ла профессии, служил, может как "стары человек", и почему-то решил, что подобная штучка понравится единственному сыну (потому что это круто!) И он не прогадал, Арсену действительно нравились какие-нибудь занятные мелочи и вещи с детства, некоторые из них он хранил до сих пор.

Если распространяться далее, в принципе, будучи ребёнком он был весьма привязан к своим родителям и до какого-то возраста, можно сказать, чуть ли не был носим на руках. Нет, не то что был избалован. Скорее, рос в атмосфере нежности. Но став подростком, стал ощущать себя неловко в их обществе, тем более что люди они были часто публичные. Почувствовал себя в некотором роде гадким утёнком. А тут ещё постоянные вопросы и возгласы: дайте рецепт каши! Это как вы отложили такого динозавра! Постарались да, что-то другое сотворить!

Поэтому, как-то, практически машинально ему расхотелось светиться рядом с ними, хотя он к ним тепло относился и стал раскрываться с ними, как их отпрыск, только при самых близких.

Но его эстетичный чувственный папа, конечно, не ограничился цепкой и под заказ привинтил туда секретный медальон с изображениями себя и своей жены. Это, разумеется, было перебором, но снаружи нельзя было догадаться, а снять украшение мог только его хозяин (по распознаванию руки). Ну такой прикол, бывший в обиходе несколько лет назад.

Арсен надел цепочку и полюбовался им в зеркале.

Хорошо смотрится. И с ним всё норм, как будто. Хоть деловой, хоть уличный прикид. Обычно, вроде сначала выбирают одежду, а потом аксессуары. Что ж, у меня сегодня будет наоборот. Не хочется опускать рукава в суп. Далила скажет, что я такой же свинья, как её дражайший супруг. А если Калитка там будет, обязательно будет что-то изысканное в хавчике.

Он натянул первые попавшиеся с полки нестрогие почти-полуспортивные тёмные штаны, светлую майку и сверху набросил мягкую рубашку с клетчатым рисунком. Если погладить, как будто на ткани был еле ощутимый гладкий уютный ворс, но на глаз было не так. Просто средняя клетка почти домашних расцветок. Рукава закатал.

Так Птеровну хоть не буду раздражать, сольюсь с фоном и она не подумает, ишь вырядился. Надеюсь, босс облачится в какой-нибудь из своих невообразимо копперфилдовских костюмов и отвлечёт павлином её внимание к себе.

Глава 16

Удивительно, как относительно время. До ужина вроде всего ничего было, и как же много может оказаться, хоть и говорят, что плохое тянется вечно, а хорошее – миг. Кирсанов, кажется, совсем забыл о том, о чём хлопотал во вторую половину дня. Он был такой человек: неважно, что испортится еда, на которую столько потрачено средств и сил; неважно, что участвовали и другие; неважно, что это было важно ему и он сам же уверял всех, что важнее ничего и нет в сегодняшних сутках.

– Совершенно безответственно, Александр Птерович. Как у очень молодых придурков.

– Ну и что.

Увлечён абсолютно другим, о чём в этой книге говорится не будет от слова "совершенно". Читатель пусть додумает на свой вкус, возраст, испорченность, а, может быть, и наоборот.

– Может, ты сменишь своё имя.

– Почему?

– Ну, одного персонажа в моей сказке так звали. Он умер и был не очень хорошим. К тому же я никогда не была фанаткой этого имени. Никогда. Оно красивое, но ни о чём мне не говорит, кроме того, что об этом говорится в энциклопедии.

– Ну и что.

– Сделаешь это для меня?

– Я сделаю для тебя всё, что угодно. Даже если это не могу. Я сменю.

– На какое?

– Какое ты хочешь? На то и сменю.

– Например, Ангел Птерович.

– Ну Далила-йаа!

– Что?

– Это девчачье имя.

– Ничего не девчачье.

– Девчачье.

– Просто ты не хочешь. Не хочешь ничего сделать для меня.

– Далила, не капризничай.

– Я слышала так, когда купалась в озере. Там была девочка. И её родственники звали её Ангелом. Наверное, Анжелика или Ангелина.

– Говорю же, девчачье. Хочешь, чтобы надо мной все смеялись.

– Нет.

– Хочешь-хочешь. Это твой замысел.

– Ну Агний!

– Ладно, схожу в паспортный. А потом сама красней за идиота.

– Забудь!

– Не сердись.

Делают всякие вещи, которые в народе зовутся сю-сю-сю, муси-пуси, ня-ня-ня.

– Только минуту назад страдал, что не желаешь ми-ми-ми. А сам…

– Я – король ми-ми-ми. Ми-ми-ми – это моё всё.

– Тогда тебе придётся краснеть за собственного бакайаро.

– Уж из-за этого мне плохо не станет.

– Двое – это ужасно глупо. Когда одинок, действительно, сильно смеёшься над таким. А когда самому пристукнет – добровольно облачаешься в наряд влюблённого дурака.

– Это не мы придумали. Так уж испокон веков.

– Если ты думаешь, что меня возбуждает, когда ты ко мне относишься, как верхний – то ты серьёзно ошибаешься! И ты это знаешь!

– Знаю-знаю.

– Агний!

– Далила, мы же не вчера родились и не молодожёны.

Опять – перерыв на пять минут. Не на пятиминутку. Просто мимими на пять минут. И если вы думаете, что Хрисанф – старый скорострел, то это не так. Всё там в порядке. Обыкновенно, в хорошем смысле этого слова.

– Так ты обидишь Арсушку.

– О, Арсен по ужинам не страдает! Подозреваю, если б я перезвонил и сообщил, что у нас другие планы на вечер, то чувак только обрадуется.

– Нет же.

– Да, да. Зачем ему наши из-тела-вон-потуги. Он сам себе кухар и кулинар. То, что ему нужно, мы приготовить на плите не можем.

– Аэлита.

– Да.

– Почему ты его так любишь?

– Я не люблю его!

– Почему так любишь?

– Ну. Не знаю. Далила, не задавай свои странные вопросы. Почему? На такие вопросы не бывает ответов.

– Но почему?

– Арс подходит мне. Наверное.

– А ты ему?

– Далила! Детка, уже прекращай, в самом деле.

– А ты ему тоже подходишь?

– Что ты имеешь в виду?

– То, о чём спрашиваю.

У Хрисанфа, видимо, испортилось настроение. Он даже присел в сторонке и пытался игнорировать её попытки вернуть его к себе.

– Если ты об этом – то нет. Довольна. Этого ты хотела. Ещё раз помучать меня?

– Успокойся уже. Сегодня нет занятий драмкружка, насколько я осведомлена.

– Права. Нет.

– Ну, Агний.

– Да, я никому не подхожу. Обернись этим, как шелковым покрывалом.

– Я не торчу от шёлка.

– Тогда, как бархатом.

– Это ты по части всего этого сенситива.

– Тогда можешь включить свой самодовольный сардонический смех.

Он встал и, захватив одежду, скатился с возвышения быстро и непринуждённо, как на скейтборде.

– Я пойду. Неприлично будет, всё-таки после стольких приготовлений.

– Стой.

– Хватит. Потом, ночью.

– Я не об этом, дурачила!

Кирсанов направился к двери, но та была довольно далеко и пустота залы доводила эхом её голос снова и снова.

– Я не могу так проворно спуститься. Не заставляй меня…

Она была и голая, то есть ещё не одета, и путалась в пледе, и не могла решить, забрать с собой книгу, остаться здесь и объявить бойкот, побежать за мужем, как маленькая шелудивая шавка, заорать и закатить скандал, или остаться тут с носом и в калоше. Разумеется, вышло последнее. Она была не столь расторопна и разум её соображал примерно на такой же скорости, что и её тело.

Хрисанф был уже в коридоре, но потом резко повернулся и вернулся обратно. Далила решила продолжить чтение и про себя подумала, что выйдет к гостю по ситуации, то есть по самоощущению.

В конце концов, им там будет замечательно весело и без меня.

Поэтому она удивилась, услышав скрип двери и увидев силуэт супруга, который опустив голову, кинул в сторону рубашку, которую так и не надевал.

– Что случилось?

– Ничего.

– Ты что-то забыл?

Глупый вопрос.

– Тебя.

– Ладно, можешь идти. Я тебя не держу.

Он ничего не сказал, но добирался до неё с бокового, более полого и длинного склона, чтобы потянуть время и, если что, передумать и сбежать обратно.

Всё-таки, благополучно достиг её насиженного места.

– Что припёрся?

– Мне что, на колени встать.

– Тебе это нетрудно. Вон, какие здоровые ноги.

Хрисанф чуть отошёл к спаду и простерся в форме тупого угла, забросив руки в её сторону, как какой-нибудь древний герой к своей цели.

– Хватит придуриваться. Мне неинтересно. И надень рубашку. Здесь прохладно.

– Если тебе холодно, я тебя согрею.

– Хватит унижаться. Уже несмешно. Шесть часов, дорогой, на циферблате.

Она указала пальцем на висевшие в отдалении большие настенные часы. Поскольку Далила была близорука, Кирсанов повесил в этой зале чуть ли не гигантские. Хотя это была своеобразная часть интерьера, но было удобно и не надо было щуриться или тянуть глаза к вискам.

– Если хочешь, чтоб это скорее кончилось, поцелуй меня и уйду во спокойствии, счастии и гармонии.

Она посчитала, что это справедливое предложение.

Иначе, действительно выйдет всё крайне некультурно.

– Ну, всё?

– Ещё.

Целует.

– А теперь как? Как ощущения?

– Я ещё не простил тебя. Продолжай.

– Ах ты! Это же ты должен был!

Затыкается его ртом и губами. Улыбается. Забывает о большом круге с циферками и стрелками.

– А ты научился.

– Чему?

– Этому.

– А?

– Когда мы впервые были вместе, ты не умел так.

– Та брось! Это ты ничего не умела!

– Ну, точно.

– Что ты имеешь ввиду?

– Но всё равно ты научился.

Гладит его.

– Мадам, вы сегодня вконец решили меня опустить.

– Нет же.

Целует.

– Почему такая.

– Ничего не такая.

– Далила…

– Коська сказал бы, что мои мэри-сью прокачаны до невозможности.

– Почему?

– Потому что в реале так не бывает.

– Почему?

– Женский персонаж слишком нежный и сильный. Так стандартно да. Что даже и неинтересно.

– Почему?

– Потому что если неинтересно, то никто это и не читает.

– Почему?

– Потому что.

– Аа.

– Почему?

– Потому что.

Слишком много диалогов. Люди говорят, что это и так известно. Это не сюжет. Это тайна двоих. Тишина двоих. Шум двоих. Это нельзя описать. Описывайте сюжет, интригу, пакости, развивайте фантазию и глушите ей реальность.

Но на этом Кирсановы не заткнулись. Не та эта была разумная парочка "со счастьем в тишине". Как раз таки такие, но не в том смысле. В том, да не в этом. В этом, да не в том.

– Мне кажется, ты подходишь мне.

– Это твоё утешение.

– А как надо тебя утешить?

– Никак, забудь. Я сам знаю.

– И ты подходишь Арсену.

– Нет.

– Ладно. Тогда подходишь мне.

– Я никому не подхожу.

– Можешь плакать. Я серьёзно. Конечно, я не смогу, как это ты бы хотел видеть. Это всё, что я могу выжать. Можешь себе допустить, что в этот раз я не так холодна и чванлива, как можно подумать.

– Далила.

–…

– Я не буду. Ты что.

Хочет убежать. Но от неё до заповеди сейчас, в эту минуту, как до далёкой звезды. Надо пройти все круги ада.

– Отвлеки меня!

– Тебе пора.

– Да!

– Иди.

– Хорошо!

Кричит, чтобы взять себя в руки. Побил бы себя, кабы она не видела.

– Ты хочешь ударить меня.

– Нет!

– Ты хочешь. Все хотят. Когда я так говорю. И что я такого сказала.

– Нет!

– Я ничего такого не говорю. И я не столь противна, чтобы меня бить. Я тоже чей-то ребёнок.

– Далила!

– Ну, хватит. Всё хорошо. Дыши.

– Урсула.

– Что Урсула?

Совершенно отвлекается от самое себя, как будто перевернулась страница.

– Урсик меня беспокоит.

– Что опять такого сделала эта наглая девчонка?!

Стремительно одевается и натягивает озлобленно свои домашние тапки.

– Я ей покажу! Опять что ли поцарапала Хайджи?!

– Нет же. Просто Урсик вырастет очень своенравной девочкой и она не будет, наверное, нас слушаться.

Далила опешивает, на долю секунды задумывается.

– И это ты мне хотел сказать?

– Да. У меня вдруг… Ну. Когда ты говорила… Я подумал вдруг такое. Прости.

Приближается к мужу и видит, что тот в весьма расхлябанном состоянии. Смотрит куда-то в сторону и вниз, как будто рассматривает полёт невидимого назойливого насекомого, то застывающего среди цветов, то вновь заставляющего его следить за собой. Зрачок утонул в радужке, хотя радужка сегодня не тёмная. Совсем прозрачный взгляд. И такой, как будто она исчезла. Как будто её и никогда не существовало на свете.

– Что ты делаешь? Агний, что с тобой?

– А?

Как будто пытается проснуться после затяжного глубокого сна, но который тянет и тянет его на дно.

– Милый.

Далила потянула его за руку, но он словно прирос к месту, где сидел и ни за что не мог отомреть. Тогда она моментально испугалась и собралась заорать от испуга. И в то же мгновение будто отлетела пробка от шампанского: Хрисанф задвигался и обхватил её кисти так крепко, как сцепился бы утопающий. Потом обнял, но уже так, как всегда.