– Ты почему все еще здесь? – обратился я к Нэз.
Она теребила кончик косы, старательно избегая моего взгляда.
– Пополняю запасы.
Мы находились в фойе кинотеатра, Нэз держала коробку с попкорном. Я облокотился о стойку и указал на часы.
– У тебя завтра экзамен. Я видел, что ты занималась во время перерыва. Иди домой. Я сам все доделаю.
Она вздохнула, собрала вещи и ушла.
– Когда-нибудь скажешь мне спасибо, – крикнул я ей вслед, запирая дверь.
С трудолюбивыми сотрудниками есть одна проблема: их не так-то просто отправить домой.
Я поднялся к себе в квартиру, которая располагалась над кинотеатром, чтобы выгулять Салли, мою австралийскую овчарку. По части энергичности она была не лучше Гомера Симпсона и большую часть дня дремала; тем не менее несколько раз в неделю приходил выгульщик, чтобы Салли могла размять лапы, пока я занят в кинотеатре.
Вернувшись позднее в офис, я продолжил разбирать бумаги. Эта работа откладывалась весь год, и в итоге на столе выросла гора из документов и квитанций.
Оскар говорил, что мне нужен бухгалтер, но я накрепко усвоил слова одного мудилы, на которого когда-то работал: залог успеха в бизнесе – понимание цифр. Тот тип был полный козел, не знал по именам никого из своих сотрудников, но сеть его кинотеатров охватывала всю страну.
Мне хотелось того же – процветающего бизнеса, который обеспечивал бы рабочие места и вносил вклад в жизнь сообщества. За вычетом наплевательского отношения к сотрудникам, конечно.
Час спустя цифры начали расплываться перед глазами, а мысли то и дело возвращались к Снежной Королеве, которая накануне вечером рявкнула на меня в баре. Я бросил взгляд на часы, выключил компьютер и взял куртку.
Оскар указал подбородком на мой почти пустой бокал.
– Еще?
Я кивнул, и он взял бокал со стойки. На сцене в углу бара один комик представлял другого. Публика хлопала и улюлюкала.
Оскар нахмурился, выдерживая паузу.
– Совещание завтра, да?
Я снова кивнул. Раз в месяц муниципальный совет предпринимателей заслушивал коммунальные инициативы, обсуждал проблемы района и продолжал вести неустанную борьбу с застройщиками, мечтающими снести наши небольшие оригинальные здания и вместо них понатыкать высоченных стеклянных фаллосов. А как еще называть этих унылых, лишенных всякой индивидуальности уродцев?
Я отхлебнул пива и посмотрел по сторонам.
– Сегодня многолюдно.
Оскар облокотился на барную стойку, скрестив руки на груди.
– И эта развалюха съедает всю дополнительную выручку.
Бар располагался в историческом здании, которое построили более ста лет назад – деревянные балки и пол сохранились еще с тех времен. Но характер и ностальгический флер «Индиго» скрывали ненасытного монстра, высасывающего деньги. Я понимал это. Понимал, что можно очень сильно любить здание и вкладывать в него все, что имеешь, чтобы оно сияло.
Оскар окинул взглядом бар.
– Посетителям нравятся шутки моей дорогой Джеммы, а Дэни пока никого не убила, так что все чýдно.
Меня едва не передернуло от слов про «мою дорогую», и на долю секунды возникло желание заехать ему по физиономии. Я хотел врезать Оскару, своему лучшему другу, и это лишь потому, что он назвал своей ту, кого я вроде как на дух не выношу.
Наваждение прошло. Оскар не питает к ней никаких чувств. В противном случае я буду вынужден воспротивиться, ведь он мой друг. Разве можно допустить, чтобы женщина, у которой в груди ледышка, вдребезги разбила ему сердце?
– На следующей неделе мы закрываемся на ремонт, – сказал он.
– И правильно.
Уже несколько недель по потолку в задней части бара расползались пятна от воды, и я доставал Оскара напоминаниями, не позволяя спустить дело на тормозах – это могло плохо кончиться.
– Итак, – он пошевелил бровями, – один год.
Имелось в виду открытие моего кинотеатра.
– Не меняй тему.
Тут его отвлек клиент.
– Сейчас вернусь.
Оскар отошел, а я уставился на пиво, размышляя о прошедшем годе, обо всей проделанной работе и о своей новой жизни.
Входная дверь открылась, и я повернул голову. Воздух стал разреженным, как на вершине горы. Вошла она. Нет, не просто вошла – вплыла внутрь, излучая энергию уверенности и самодостаточности, и как будто кто-то сменил светофильтр, сделав контрастной ее фигуру.
Пульс участился, как бывает на американских горках, когда вагонетка вот-вот рухнет вниз. Ну, понеслось.
Она плюхнулась на барный стул, ожидая своей очереди на сцене. Меня она не видела, что неудивительно, и не замечала взглядов, которые на нее бросали. Джемма приковывала к себе внимание.
Даже в этом дрянном баре, где она сидела, напевая себе под нос и копаясь в телефоне, взгляды слетались к ней, как мотыльки к лампе глухой ночью. И дело не только во внешности, хотя Джемма действительно была красива и знала об этом. Дело в ощущении чего-то неосязаемого – того, что искрилось под кожей и мчалось по кровотоку.
Но всякий раз, когда ее взгляд останавливался на мне, словно кто-то нажимал на тумблер. Никаких больше искр – только шипы. Она терпеть не могла меня. Похоже, из-за того, что я разрушил мечты и загубил лучшие годы ее подруги, с которой мы несколько лет встречались. Что ж, в этом был смысл.
Она подняла голову, и ее взгляд потух.
– Что смотришь волком – геморрой разыгрался?
Слово «геморрой» она произнесла врастяжку, по слогам.
Внутри меня что-то оживилось. Не геморрой. Мне стало забавно, волнительно. Тушите свет, представление начинается.
Так дела обстояли не всегда. Десять лет назад, когда мы учились в Университете Британской Колумбии здесь, в Ванкувере, я был для нее невидимкой: на вечеринках или в кафетерии кампуса ее взгляд скользил мимо, не задерживаясь на мне. Она жила с Кэди и другими девушками. Я встречал ее в библиотеке или в баре – она была в компании, оживленно болтала, смеялась, шутила. Впервые Джемма обратила на меня внимание, когда отношения с Кэди пошли наперекосяк. По ее мнению, я мешал Кэди претворять мечты в жизнь.
Кэди была комиком-импровизатором. На протяжении всего времени учебы она твердила о том, что переедет в Нью-Йорк, Лос-Анджелес или Торонто и попадет в студенческую команду какой-нибудь школы комедии, а там откроется уйма возможностей для карьеры. Только об этом и мечтала.
В тот год, когда она окончила университет, я поступил в магистратуру, поэтому Кэди осталась. Все попытки убедить ее не отменять планы провалились: она хотела дождаться меня, чтобы мы поехали вместе. После выпуска я сразу нашел работу в головном офисе сети кинотеатров в Ванкувере и снова стал уговаривать Кэди ехать в Нью-Йорк, но она опять осталась, и в итоге я махнул на это рукой.
А потом, когда нам было уже лет по двадцать пять, она как-то пришла ко мне домой и сказала, что ей предложили преподавать импровизацию в Амстердаме. На этом все закончилось. Она уехала.
Я никогда никому не признавался в том, что после ее отъезда почувствовал облегчение. Мне не хотелось ехать в Нью-Йорк, Амстердам или Лос-Анджелес, но в то же время не хотелось, чтобы Кэди откладывала свою жизнь ради меня.
В сети кинотеатров я проработал шесть лет, начав с должности аналитика данных, и дослужился до руководителя. Под конец мне уже все обрыдло: приходить на работу, носить костюм, сидеть на бесконечных совещаниях, суть которых укладывалась в имейл. Меня тошнило от менталитета «прибыль превыше людей». Кэди нашла себя, так что же мне мешает? Случайно увиденное в прошлом году объявление о продаже кинотеатра заронило мысль, которая застряла у меня в голове. Заплатив аванс, я встал на тротуаре и посмотрел на фасад с облупившейся краской. Здание требовало ремонта, но душа парила.
А теперь представьте мое удивление, когда год назад я, новоиспеченный владелец кинотеатра, войдя в «Индиго», увидел на сцене лучшую подругу Кэди, ту самую, которая игнорировала меня на протяжении большей части студенческой жизни. В свое время Кэди упоминала, что Джемма выступает со стендапом в баре, где работает Дэни, но я знать не знал, какой именно бар она имела в виду.
Я мог бы сидеть молчком, пить пиво, а потом отправиться домой. Мог бы найти другой бар. Но я этого не сделал, потому что получал какое-то извращенное удовольствие от пикировок с ней. Я предвкушал этот момент. Наблюдать, как она отшивает всех оказавшихся поблизости мужчин, кроме Оскара, было увлекательнее любого фильма… А как она потом бесится, когда я прохаживаюсь на эту тему! Совершенно особенное зрелище, впору билеты продавать.
– Не страдаю геморроем, – сказал я, стараясь сохранять самообладание.
Вот такой у нас с ней расклад. Она обламывает подкатывающих чуваков, я дразню ее, она раздражается. Это наш сюжет.
Ее взгляд остановился на мне, и я почувствовал, как по коже побежали мурашки. Сегодня вечером ее светло-каштановые волосы, доходившие почти до плеч, казались кудрявее, чем обычно. Губы она подкрасила красной помадой, и от этого ее кожа как-то по-особому сияла, словно Джемма только что пробежала со всех ног вокруг квартала или добралась до аорты очередной невинной жертвы.
– Вечно ты здесь. Может, сходишь куда-нибудь погулять? – Она подалась вперед, взгляд стал острым. – Я слышала, в преисподней чудесно в это время года.
– Я выхожу на улицу днем, при солнечном свете, когда ты отсиживаешься внутри, опасаясь растаять.
Невозмутимо встретив мой взгляд, Джемма поинтересовалась:
– Хватит на меня пялиться, ты пугаешь посетителей.
Я смотрел на ее ярко-красные губы, стараясь не усмехаться. Это было самое сложное – сдерживать улыбку.
– Так я служу городу в рамках особой муниципальной программы, – сказал я, отхлебнув еще пива. – Отделения скорой помощи забиты плачущими мужчинами, которые хватаются за сердце.
Она закатила глаза.
Мне нравилось доставать ее в баре, но я знал, что дальше этого не зайдет. Мужчины были для Джеммы раздражителем, досадной помехой. Она отмахивалась от них, как от комаров на пикнике. За десять лет мне ни разу не довелось увидеть ее уделяющей время хоть какому-то парню, и начинать она явно не собиралась. Если я какую-то вещь и уяснил за тридцать три года жизни, так это то, что люди не меняются.
Рядом с ней возникла Дэни.
– Еще двое, а потом ты.
Джемма встала и встряхнула руками.
– Еще один день, еще один доллар.
– Привет, дружище. – Дэни похлопала меня по плечу.
Я кивнул ей. Мы с Дэни никогда не были близки, но она всегда относилась ко мне по-приятельски и не выказывала такого презрения, как Снежная Королева.
Джемма засунула сумку под барную стойку и, проходя мимо, покосилась на меня. Пахнуло шампунем с ароматом ванили и апельсинов.
– Когда в следующий раз пойдешь в супермаркет, – прошептала она, – пусть очередь будет длинной-предлинной, а платеж по карте – отклонен.
И зыркнула на меня карими глазищами.
Прилив адреналина всколыхнул кровь, и я подавил смешок. Вот оно. Этот момент мне нравится больше всего.
Я украдкой взглянул на нее, когда она поднималась на сцену. Тогда мне стоило быть умнее, не задирать нос и просто уйти, но я воображал, что могу кружить возле ядовитой паучихи и не попасть в ее паутину.