– Я купила новую кровать.
В зале заулюлюкали, и я усмехнулась.
– Ага, постельные разговоры!
Публика засмеялась. Я кивнула в ту сторону, откуда послышалось улюлюканье.
– Этот чувак в теме. Должно быть, у него тоже есть кровать. Я купила кинг-сайз. Я живу одна, и никто мне не сказал, что огромные кровати поставляются разобранными в огромных коробках. А сборщики не вынесли коробки. Что было не очень-то любезно с их стороны.
Снова смешки.
– Коробки валялись в квартире полгода. Возможно, кто-нибудь сталкивался с подобной дилеммой: тебе нужно от чего-то избавиться, но если сильно постараться, то можно это замаскировать или превратить в подобие декора. Я пыталась запихнуть их под диван, но мышь, которая живет в моей квартире, дала понять, что я, типа, – я брезгливо скривилась, – неряха.
Смешки стали громче.
– «А порядок слабо поддерживать?» – поинтересовалась она. Раздавать советы – это ее тема.
Меня снова окатило волной смеха, и я сделала глоток из стакана. Этот прием позволял оттягивать момент, а также нагнетать напряжение. Все дело тут в контроле: контроле над собой и над залом, который не осознает это. Комик – водитель, и публика должна пребывать в убеждении, что автобус не рухнет с обрыва. Тем вечером голова у меня была легкой, сердце билось в нормальном ритме и мы со зрителями вели разговор. Зависали в баре и радовались встрече, как старые друзья.
Я указала большим пальцем себе за спину на воображаемую мышь.
– Она называет меня грязнулей из-за пары неубранных коробок. А сама гадит в моем шкафу.
Еще один взрыв смеха отозвался выбросом дофамина. Привет, дружище.
– Коробки не помещались в мусорный контейнер, поэтому пришлось их разделать. Вооружиться кухонным ножом и порубить в капусту. Картонная пыль была повсюду, руки и спину ломило: я орудовала ножом целый час, и знаете что? Если серийным убийцам для сокрытия своих преступлений приходится делать что-то подобное…
Пауза. Публика выжидательно насторожилась.
– …это заслуживает УВАЖЕНИЯ.
Мое лицо выражало нескрываемое благоговение. Снова взрыв смеха, и я сделала еще один глоток.
– Это тяжелый труд, после которого остается адский бардак, так что, если чуваки готовы на это пойти, не нужно им мешать. Они это заслужили.
Мне на щеку упала капля. Я поморщилась и, вытирая ее, украдкой подняла взгляд. Разве сантехник не приходил недавно? По потолку расплывалось новое темное пятно.
Другая капля шлепнулась мне на лоб, и я отошла влево. Надо будет сказать Оскару.
– У кого-нибудь из вас есть в родне сваха? – Несколько смешков и кивков. – Мои вам соболезнования.
Очередная капля среди взрыва хохота. Прямо поперек темного пятна обозначилась трещина. Я снова отступила на шаг и угодила в натекшую лужу. Боже, помещение приходит в упадок прямо на глазах.
За динамиком замигала красная лампочка – обычно это был сигнал об окончании сета, но, судя по таймеру на телефоне, с тех пор как я поднялась на сцену, прошло всего четыре минуты. А мое выступление длилось десять, поэтому я проигнорировала лампочку. Вероятно, Оскар случайно прислонился к выключателю или что-то в этом роде.
«Сосредоточься», – сказала я себе. И, сконцентрировавшись за долю секунды, услышала ерзанье в зале, позвякивание льда в стаканах, чей-то кашель и движение стула. В воздухе витал кислый пивной запах. Сцена поскрипывала под моими кроссовками, ладонь ощущала твердый пластик микрофона.
– Я была на похоронах бабушки, и тут ко мне подходит какая-то женщина и говорит: «Примите мои соболезнования. Вы, кстати, не замужем?»
Смешки. Капли западали чаще, тихо шлепая об пол. Половина публики наблюдала за капелью. Черт, она отвлекала даже меня.
Краем глаза я уловила движение сбоку сцены. Там, скрестив руки на груди, стоял Хренобород и с хмурым видом посматривал на потолок. Наши взгляды встретились – он мотнул головой, типа, «вали со сцены».
– Так вот,– сказала я в микрофон, игнорируя его. Сосредоточься, черт возьми. – Она и говорит: «Мой сын законченный трудоголик, ему нужна жена».
Откуда-то сверху послышался треск, и зрители подняли глаза. Я потеряла их внимание, полностью утратила контроль над ситуацией, и наш автобус летел вниз с обрыва.
Хренобород нахмурился сильнее.
– Джемма, – тихо позвал он.
– «А на тот случай, если с ним не выйдет, то есть еще его брат», – выпалила я совсем не так, как было задумано.
Мне кажется или потолок действительно провис? Черт. И сет тоже провис. Внимание публики было потеряно окончательно.
Треск усилился, капель превратилась в струйку воды.
– Дамы и господа, вы были великолепны. Спасибо.
Помахав рукой, я вернула микрофон на стойку и сошла со сцены. Раздались аплодисменты, но все взгляды по-прежнему были прикованы к провисшему потолку.
– Спасибо, что убил мой сет, – буркнула я Хренобороду, проходя мимо, и обернулась, чтобы испепелить его взглядом.
Он уже открыл рот с намерением что-то сказать в ответ, но тут потолок лопнул, как шов на одежде. Из трещины хлынула вода, в зале послышались крики. Огромная деревянная потолочная балка упала на сцену в том самом месте, где секунды назад стояла я. Машинально вцепившись в рукав Хреноборода, я потащила его прочь. Клубы пыли взметнулись в воздух. Все в радиусе трех метров, включая нас с Хренобородом, промокли насквозь.
Живот сдавил спазм. Твою ж мать! Эта штуковина могла свалиться на нас.
Все молча смотрели на дыру, зияющую в пололке, и на лежащую на сцене балку. Теперь вода стекала ручейком. Посетители один за другим поднимались и шли к выходу. Откуда-то издалека доносился голос Оскара, направлявшего людей наружу.
Теплая ладонь Хреноборода коснулась моей руки, по-прежнему державшейся за его свитер, и я резко разжала пальцы, точно обожглась.
– Ты в порядке? – спросил он, ощупывая меня с головы до ног. – Тебя не зацепило?
Я стояла, глядя на него с открытым ртом. Хренобород прикасаеся ко мне.
Мокрый свитер облепил его грудь и плоский живот, и это зрелище заставило дремлющий отдел моего мозга встрепенуться. У подлеца изумительный пресс, чтоб мне провалиться на этом месте! Прежде я даже не задумывалась.
«Подлец» со встревоженным видом опустил руку мне на плечо.
– Ты головой ударилась? Выглядишь как-то странно.
Шею опалило жаром. Я указала на потолок.
– Полюбуйся, что ты натворил!
Озабоченность на его лице сменилась досадой. Он хрипло рассмеялся и потянул меня к двери.
– Ну точно головушкой ударилась. Давай-ка на выход.
Где-то глубоко внутри я понимала, что он никак не связан со случившимся. Хренобород проявил беспокойство обо мне, и это было лишено всякого смысла. Большой рукой он придерживал меня за плечо, и я ощущала тепло его кожи через одежду.
Это сбивало с толку, поэтому все во мне ощетинилось, и я выпалила первое, что пришло в голову:
– Ты прервал мою шутку.
Он вперил в меня недоуменный взгляд.
– Я прервал твою шутку, чтобы на тебя не свалился потолок, который грозил рухнуть в любую секунду. Ты права, нужно сообщить в полицию. Я законченный мудак.
– Вы двое в порядке? – К нам подбежал Оскар. – Прости, Джемма, это прямо какой-то кошмар. Слава богу, Рид оказался рядом, иначе от тебя только мокрое место осталось бы.
Живот снова скрутило, а Хренобород бросил на меня самодовольный взгляд, типа: «А я что говорил?»
– Я в порядке, уже сходила со сцены, когда он подскочил.
И я послала ему взгляд, в котором читалось: «Тоже мне спаситель нашелся. Хватит путаться у меня под ногами. И вообще, твоя физиономия мне не нравится».
Позже мы с Дэни стояли на улице, наблюдая за действиями пожарных. Я промокла насквозь и дрожала, волосы были покрыты пылью от гипсокартона. Дэни хмурилась, скрестив руки на груди.
– У Оскара есть страховка, – сказала я.
– Даже в этом случае ремонт затянется на несколько недель.
Я прикусила ноготь.
– И выступать будет негде.
В финансовом плане этот случай ничем мне не грозил: основной доход приносила работа бухгалтером, а за стендап я получала сущие крохи, которых хватило бы разве что на увлажняющий крем, но никак не на оплату квартиры. Шесть дней в неделю я сидела за столом под флуоресцентными лампами и стучала по кнопкам калькулятора, а по вечерам выходила на сцену и травила байки.
Но вот счета Дэни оплачивал как раз-таки бар. Гибкий график давал возможность работать в вечернюю смену, а днем она ходила на занятия и занималась научными изысканиями.
– Может, возьмешь пару недель отпуска? – поинтересовалась я.
Она поджала губы.
– Что-нибудь придумаю.
Я понимала, что это означает. Дэни слишком упряма и никогда не попросит о помощи. Она скорее почку продаст, чем обратится с просьбой.
Оскар подозвал ее к себе, а я осталась подпирать кирпичную стену.
Пара недель без стендапа, никак не меньше – перерыв слишком долгий. Я выпаду из обоймы, позабуду все свои шутки и когда выйду на сцену, смогу разве что кукарекнуть. Если собираюсь двигаться дальше, нужно выступать несколько раз в неделю.
Я без проблем попала бы на любую из стендап-площадок города, но не могла бросить Оскара и Дэни. Оскар дал мне шанс, когда другие не хотели рисковать, а Дэни – моя лучшая подруга. «Индиго» был моим домом, я уже много лет выступала на его сцене. Завсегдатаи приходили в бар посмеяться над моими шутками. Кинуть друзей и свалить на новое место… Мне были доступны другие площадки, но какой в них смысл без Оскара за барной стойкой, давящегося смехом, и Дэни, лавирующей между столиками с улыбкой на лице? Нет, это не вариант.
Нужно найти способ вытащить нас из этой передряги.