Королева сплетен в большом городе

Глава 11

Карлик заканчивает петь «Не плачь так громко».

— Не знаю, как вы, — замечает Чаз, — но лично я считаю, что это выступление было довольно трогательным. Я ставлю восемь.

— А я — десять, — говорю я, моргая, чтобы прогнать слезы. Не знаю, то ли вообще песни Мелиссы Манчестер навевают на меня грусть, то ли именно эта в исполнении горько плачущего карлика, одетого как Фродо из «Властелина колец». А может, во всем виноваты три «Цинтао», которые я выпила за ужином, и еще два кисловатых «Амаретто», последовавших после. В любом случае меня развезло.

Чего нельзя сказать о моей подруге Шери. Она выглядит рассеянной в течение всего вечера.

— Эй, — говорю я и толкаю ее локтем в бок. — Просыпайся. А ты какую оценку ставишь?

— Угу. — Шери откидывает с глаз прядь кудрявых волос и вглядывается в карлика на маленькой сцене у бара, — Не знаю. Шесть, наверное.

— Заткнись, — говорит Чаз и качает головой. — Посмотри на него. Он из кожи вон лез.

— Вот именно, — говорит Шери. — Он слишком серьезный. Это всего лишь караоке.

— Во многих культурах караоке считается искусством, — упрекает ее Чаз. — А раз так, то его и нужно воспринимать серьезно.

— Нет, — отвечает ему Шери, — если это происходит в дешевом барчике под названием «Хониз».

Шери говорит с раздражением. Чаз просто пошутил, а ее голос звучит раздраженно.

Она злилась с того момента, как они с Чазом приехали в тайский ресторан, где мы ужинали. Что бы Чаз ни говорил, Шери либо не соглашалась, либо вообще молчала. Она набросилась на него за то, что он заказал слишком много еды… как будто это имело хоть какое-то значение.

— Наверное, это просто стресс, — сказала я Люку, когда мы шли за Чазом и Шери по направлению к Канал-стрит, стараясь обходить рыбью требуху, раскиданную вокруг китайских лавок по обеим сторонам улицы. — Она в последнее время так много работает.

— Ты и сама много работаешь, — замечает Люк, — но ты же не задираешь нос…

— Ладно тебе, — перебиваю я, — прекрати. У нее работа нервная. Она имеет дело с женщинами, у которых море проблем. А единственная проблема тех женщин, с которыми работаю я, — будут ли в свадебном платье их задницы смотреться толще или нет.

— Это кого угодно может ввести в стресс, — с трогательной лояльностью настаивает Люк. — Тебе не следует себя принижать.

Но, по правде говоря, я считаю, что Шери озабочена вовсе не работой. Иначе огромное количество тайских закусок, соте из говядины, не говоря уже о пиве, которое мы выпили, помогло бы ей. Но этого не случилось. Сейчас она была такой же злой, как и до ужина. Она даже не хотела идти в «Хониз». И собиралась отправиться прямо домой. Чаз практически заставил ее сесть с нами в такси, не дав ей поймать другую машину.

— Не понимаю, — сказал Чаз, когда Шери между переменой блюд вышла в туалет. — Она явно не в своей тарелке. Но когда я спрашиваю ее почему, она говорит, что все в порядке, и просит оставить в покое.

— То же самое она говорит и мне, — вздохнула я.

— Может, это гормональное, — выдвинул предположение Люк, ему лучше знать, ведь он столько времени посвящает всей этой биологии.

— Шесть недель? — покачал головой Чаз. — Это длится ровно шесть недель. С тех пор, как она нашла работу и переехала ко мне.

Это моя вина. Если бы я поселилась вместе с Шери и не предала бы ее, переехав к Люку, ничего такого не было бы…

— Если ты считаешь, что можешь лучше, — говорит Чаз, толкая к ней песенник, — может, сама попробуешь?

Шери смотрит на черный переплет, оказавшийся у нее под носом, и холодно говорит: — Я не пою под караоке.

— А мне припоминается, — замечает Люк, изгибая Оровь, — что это не так, во всяком случае, на некоторых свадьбах ты пела.

— Там был особый случай, — возражает Шери. — Нужно было помочь одной болтушке.

Я моргаю. Болтушке. Я,конечно, знаю, что это правда… но я же исправляюсь. Я же НИКОМУ не сказала, что встретила Джилл Хиггинс. И мне удалось сдержаться и не сообщить Люку, что любовник его мамы (если он действительно тиковым является, в чем я все меньше и меньше сомневаюсь) вчера звонил опять. Я — настоящий кладезь ценнейшей информации!

Но я решаю не давить на Шери. Все-таки я оставила ее в беде.

— Да ладно тебе, Шери, — говорю я и тянусь к песеннику, — сейчас я подыщу для нас что-нибудь забавное.

— Я — пас, — отвечает Шери. — Слишком устала.

— От караоке нельзя устать, — говорит Чаз. — Просто встаешь и читаешь на экране текст.

— Я слишком устала, — еще категоричнее повторяет Шери.

— Слушай, — уговаривает ее Люк, — кому-то все равно придется встать и спеть, иначе Фродо затянет еще одну балладу, и я перережу себе вены.

Я пролистываю песенник.

— Я спою, — говорю я. — Не могу допустить, чтобы мой парень покончил с собой.

— Спасибо, сладкая моя, — подмигивает мне Люк. — Как мило с твоей стороны.

Я нахожу нужную песню и пишу ее номер на маленькой бумажке, которую нужно отдать официантке.

— Если я спою, — настаиваю я, — то и вы, парни, тоже должны.

Чаз торжественно смотрит на друга:

— Взять живым или мертвым?

— Нет, — отвечает Люк и энергично трясет головой. — Ни за что, — смеется он. — Я не пою под караоке.

— Ты должен, — строго говорю я, — потому что, если не споешь, нас всех ждет вот это. — Я киваю в сторону группы хихикающих малолеток с медальонами в виде светящихся пенисов на шеях. У них явно холостяцкая пирушка.

— Они превращают караоке в балаган, — соглашается со мной Чаз. Слово «караоке» он произносит с чистейшей японской интонацией.

— Еще по одной? — интересуется официантка в очаровательном красном шелковом китайском платье с гораздо менее очаровательной серьгой в нижней губе.

— Принесите четыре, — говорю я и передаю ей две бумажки с заказами песен. — И две песни, пожалуйста.

— Мне не нужно, — говорит Шери и поднимает почти полную бутылку пива. — Мне хватит.

Официантка кивает и берет у меня бумажки.

— Тогда только три, — говорит она и уходит.

— Что значит — две песни? — с подозрением спрашивает у меня Люк. — Ты не…

— Мне хочется послушать, как ты поешь о том, что ты — ковбой, — мои глаза невинно раскрыты, — и скачешь на железном коне…

Люк едва сдерживается, чтобы не расхохотаться.

— Ты! — Он замахивается на меня, но я юркаю за спину Шери, которая продолжает бурчать:

— Хватит уже.

— Спаси меня, — прошу я ее.

— Я серьезно, — говорит она. — Прекратите.

— Да ладно тебе, Шер, — смеюсь я. Да что с ней такое? Она же всегда так любила побалагурить. — Спой со мной.

— Ты меня достала, — огрызается она.

— Спой, — не сдаюсь я. — Вспомни старые добрые времена.

— Отстань, — говорит Шери и отталкивает меня на дальний конец скамьи, на которой мы с ней сидим. — Мне нужно в туалет.

— Я тебя не пущу, — отвечаю я, — пока ты не согласишься со мной спеть.

И Шери выливает бутылку пива мне на голову. Позже, в туалете, она извиняется. Смиренно.

— Прости, — всхлипывает она, глядя, как я сушу волосы под сушкой для рук. — Я так виновата. Сама не знаю, что на меня нашло.

— Все нормально. — Я ее едва слышу сквозь шум сушилки. — Правда.

— Нет, — говорит Шери. — Я ужасная.

— Вовсе ты не ужасная, — говорю я. — Я сама напросилась.

— Знаешь… — Шери прислоняется к батарее. Женский туалет в «Хониз» нельзя назвать вершиной декораторского искусства. Здесь только одна раковина и один унитаз, а стены выкрашены тошнотворной бежевой краской, под которой явственно проглядывают следы граффити. — Ты действительно напросилась, но это как обычно. А вот я превратилась в страшную суку. Я совершенно не понимаю, что со мной творится.

— Это все из-за работы? — спрашиваю я. Сушилка для рук решила проблему мокрых волос. Но что мне делать с запахом пива, пропитавшим мое маленькое платье от Вики Ваграм-младшей? Придется изрядно поработать с ним.

— Дело не в работе, — угрюмо говорит Шери. — Она мне нравится.

— Правда? — Я не могу скрыть удивления. Шери только и делает, что жалуется на плотный график и перегрузку.

— Да, — продолжает она. — В этом-то и проблема… Иногда мне лучше там, чем дома.

Я открываю свою сумочку «Мейерс» семидесятых годов из винила кислотного лимонно-зеленого цвета, всего за тридцать пять долларов (с учетом скидки, предоставляемой магазином ретро-одежды для своих сотрудников), и ищу что-нибудь, чем можно прыснуть на себя, чтобы избавиться от запаха пива.

— Это потому что ты так сильно любишь свою работу? — осторожно спрашиваю я. — Или потому что больше не любишь Чаза?

Шери кривится и закрывает лицо руками, чтобы скрыть слезы.

— О, Шер! — У меня щемит сердце. Я подхожу и обнимаю ее. Через дверь мне слышно «тумп-тумп-тумп» и нестройное вытье «Нью-Йорк, Нью-Йорк».

— Я не знаю, что случилось, — всхлипывает Шери. — Только, когда я с ним, я чувствую, что задыхаюсь. И даже когда его нет рядом, мне кажется, что он… меня душит.

Я пытаюсь понять. Ведь именно так должен вести себя настоящий друг.

Но я знаю Чаза очень давно. Ничего подобного я в нем не замечала. Сложно найти более жизнерадостного и легкого парня. Если, конечно, не брать во внимание то, что он иногда разглагольствует о Кьеркегоре.

— Что ты имеешь в виду? — спрашиваю я. — Каким образом он тебя душит?

— Ну, он все время звонит мне на работу, — отвечает III ери, сердито утирая слезы. Она ненавидит плакать… и соответственно плачет крайне редко. — Иногда даже по два риза на дню!

— В этом нет ничего такого, — говорю я. — Я же звоню тебе по нескольку раз за день. Гораздо чаще, чем он. — Я уже не говорю о том, сколько раз вдень я отправляю ей письма по электронной почте, тем более сейчас, когда столько времени провожу на рабочем месте у компьютера и вношу гуда все сообщения и заметки для юристов, на которых работаю.

— Это совсем другое, — возражает Шери. — И вообще, дело не только во всей этой истории с кошкой. — Я проговорилась Шери о том, что Чаз собирается поселить к ним в квартиру четвероногого друга, и у Шери вдруг обнаружилась опасная форма аллергии, подруга с грустью призналась своему парню, что ей до конца жизни нельзя жить в одном доме ни с кем мохнатым. — Представляешь, когда я прихожу домой после работы, он спрашивает, как прошел мой день! И это несмотря, на то, что он уже спрашивал об этом по телефону!

Я выпускаю Шери из своих объятий.

— Шери, — говорю я, — мы с Люком говорим миллион раз за день. — Ну, это небольшое преувеличение. Какая разница? — А когда возвращаемся домой, рассказываем друг другу, как прошел день.

— Ну и хорошо, — отвечает Шери. — Но могу поспорить, что Люк целый день не слоняется по квартире с томиком Виттгенштейна в руках, не идет потом в магазин, не убирает квартиру и не нечет тебе овсяных печений.

У меня отвисает челюсть.

— Чаз ходит по магазинам, убирается и печет овсяные печенья, когда ты на работе?

— Да, — говорит Шери. — А еще он стирает. Можешь представить? Когда я на работе, он стирает! И складывает одежду идеальными квадратиками. Даже мои трусы! — Я уже смотрю на Шери с подозрением. Что-то не так. И даже очень.

— Шер, ты сама понимаешь, что говоришь? Тебя раздражает твой парень только потому, что он регулярно звонит тебе на работу, убирается в квартире, ходит за продуктами, печет печенье и стирает одежду. Тебе не кажется, что ты описываешь самого идеального человека в мире?

Шери хмурится:

— Для некоторых это, может быть, и идеал. Для меня — нет. Для меня идеальный мужчина — тот, кто не крутиться все время рядом со мной. Да, а еще представляешь, Чаз все время хочет секса. Каждый день. То есть, конечно, раньше, когда мы были во Франции, это было здорово. У нас были каникулы. Но теперь у каждого из нас есть обязанности — во всяком случае, у одного из нас. Разве есть время для ежедневного секса? А иногда он хочет даже два раза в день, с утра, а потом еще и вечером. Это невыносимо, Лиззи. Это… это слишком. О, Господи… зачем я тебе это говорю?

Но ведь Шери всегда была гораздо агрессивнее и безрассуднее в сексе, чем я. А теперь, похоже, мы поменялись местами. Я едва сдерживаюсь, чтобы не проболтаться, что мы с Люком частенько занимаемся этим дважды в день. И мне это очень нравится.

— Но вы с Чазом привыкли заниматься этим часто, — говорю я. — С самого начала ваших отношений. И тебе это нравилось. Что изменилось?

— В том-то все и дело, — расстраивается Шери. — Я не знаю! Господи, ну какой из меня психолог, если я не могу решить свои проблемы?

— Знаешь, иногда гораздо проще заниматься чужими проблемами, чем своими, — как можно мягче говорю я. — А ты говорила об этом с Чазом? Может, если бы ты рассказала ему, в чем дело…

— Ну, правильно, — с сарказмом отвечает Шери. — Ты хочешь, чтобы я сказала парню, что он слишком идеален?

— Ну, — замечаю я, — необязательно так. Может, если ты…

— Лиззи, я прекрасно понимаю, что веду себя как лунатик. Со мной что-то не в порядке. Я знаю.

— Нет, — кричу я. — Шери, это просто… просто тяжело. Наверное, вы не были готовы вместе жить. Мне не следовало тебя предавать и переезжать к Люку. Ты правильно вылила на меня пиво. Я заслуживаю гораздо большего…

— О, Лиззи, — говорит Шери и смотрит на меня глазами, полными слез. — Разве ты не понимаешь? Дело не в тебе. Во мне. Это со мной что-то случилось. Вернее, с Чазом и со мной. Правда в том, что я больше не знаю… Лиз…

Я смотрю на нее во все глаза:

— Не знаешь — что?

— Я вижу, как вы с Люком идеально подходите друг другу…

— Совсем не идеально. — Я не даю ей договорить. Мне не хочется упоминать о приручении лесного зверька. Или о том, что у мамы Люка была… или есть интрижка на стороне, и я ему об этом не сказала. — Серьезно, Шер. Мы…

— Вы кажетесь такими счастливыми, — говорит Шери. — Как когда-то мы с Чазом… но это почему-то прошло.

— О, Шери! — Я кусаю нижнюю губу, судорожно придумывая, что бы ей сказать на это. — Может, вам стоит вместе сходить к психологу?

— Не знаю, — говорит Шери. В ее голосе сквозит безнадежность. — Не знаю, стоит ли вообще что-то делать.

— Шери! — Не могу поверить, что она говорит такое.

О Чазе!

— Лиззи? — Кто-то стучит в дверь. Женский голос снова произносит мое имя. — Ваша очередь петь!

Я понимаю, что она уже поставила мою песню и мне придется ее спеть.

— О, нет, — говорю я. — Шери… я не знаю, что сказать. Просто мне кажется, что у вас с Чазом кризис. Ведь Чаз действительно прекрасный парень, и он любит тебя… Уверена, что со временем все наладится.

— Ничего не наладится, — говорит Шери. — Но все равно спасибо, что позволила мне на тебя все это излить. В буквальном смысле. Извини за пиво.

— Ладно, — отвечаю я. — Это меня в какой-то степени остудило. Было жарковато.

— Вы идете, — опять зовет меня официантка, — или нет?

— Иду, — откликаюсь я и спрашиваю Шери: — Будешь со мной петь?

— Ни за что на свете, — улыбается она.

И вот я в полном одиночестве на сцене бара «Хониз» уверяю молодняк, который пьяно называет меня киской, карлика, злящегося на меня за то, что я заняла его место под софитами, Чаза, Шери и Люка, что юным девушкам грустно петь старое регги… а когда им грустно, все, что требуется, — это немного ласки.

К сожалению, Чаз, воспользовавшись этим советом, нужного результата не достиг.

Примерки

Удостовериться в том, что ваше платье хорошо сидит, — одна из многих обязанностей сертифицированного дизайнера свадебных платьев. Вы можете ему помочь, если принесете на примерку туфли, фоту и нижнее белье, которые планируете надеть на торжество. Очень часто, когда невеста не примеряла свой наряд с бюстгальтером или туфлями, которые собиралась надеть на свадьбу, оказывается, что лямки видны, а платье слишком длинное или короткое!

Очень важно, чтобы ваш вес был близок к тому, что был у вас на первой примерке. Конечно, платье можно ушить, но чем реже вашему портному придется это делать, тем лучше. И даже не думайте, чтобы его надставить… это уже совсем другая история, и вам она совсем не нужна.

Обычно требуется две примерки, но при необходимости их может быть больше… только не тяните долго! Даже сертифицированный специалист не может совершить чуда за одну ночь. Планируйте вашу последнюю примерку не позже, чем за три недели до свадьбы, — забудьте на это время про печенье и шоколад!