— Отец служит штык-юнкером на границе с кочевниками уже около двадцати лет, — прихлебывала чай Николь, щурясь на огонек свечи. — А мама умерла от брюшного тифа, когда мне было пять.
Штык-юнкер — это, если мне правильно помнится, подобие прапорщика в артиллерии.
Николь Паркер, дочь заядлого вояки, королевская поданная и свободная гражданка, проснулась ни свет ни заря, чтобы почистить замоченный на всю ночь миндаль, пообещав Ханне показать волшебство — миндальную рикотту. Старушка прятала скептицизм и живо интересовалась особенностями степной кухни. Вернее, к степнякам этот ореховый сыр не имел никакого отношения, а вот к пограничной заставе, где половину детства прожила сама Николь, очень даже. Орехи поставлялись на границу каждый месяц в огромных количествах, заменяя нерегулярные бандероли с мясом и овощами, а потому каждый житель крепости знал десяток ореховых рецептов.
— Как только бывший король разрешил простолюдинам получать военные чины по выслуге лет или подвигам, отец сразу же подался в добровольные рекруты.
— Это как?
— Граф нашей земли был стар, делами крестьян и земледельцев не интересовался, за роскошью не гнался, а потому людей в рекруты продавал неохотно. Не по причине великодушия, просто возни с бумагами много, — пожала плечами она. — Вот отец и подкупил пару людишек из графских слуг, чтобы его имя в рекруты внесли при новом сборе. Тогда много желающих было, особенно из холостых, а у него уже жена брюхатая. Куда ему без обмана?
— Погоди, — я слегка оторопела. — Сколько же тебе лет?
— Семнадцать, — охотно поделилась девушка. — То первая жена была, из купеческих. Она за ним идти хотела, так можно, только ее родители воспротивились. Мол, наследничек капиталам нужен, а где ж его потом ловить, если он в мамкином пузе на границу укатит? Не бывать такому.
— И что?
— А ничего, — пожала плечами Николь. — Бабенка та потом сама отказалась за мужем ехать, послушалась своего отца. Моему батюшке отворот дала, да бумагу разводную в мэрию понесла, дескать, не хочу более быть супругой рекрута, хочу свободы от брачных уз. Мэр носом покрутил, да и подписал документ — ему купец кошель с астрами посулил.
— А твой папа женился второй раз?
— Точно. Он любит хвалиться, что старая жена была хороша, а новая — еще лучше, из благородных.
— Так ты тоже дворянка?
— Не-а. Это маменька моя из обедневшего дворянства, но разорено их баронство было задолго до ее рождения. А я по папиной фамилии записана, и родство по отцу считают, не по матери. Так что нет у меня никакого титула, да оно мне и не нужно.
— Понятно, — я со вкусом потянулась и налила себе еще кофе. — А почему так рано встала?
— Подъем в пять-ноль-ноль, Ваше величество. Отбой в двадцать три часа ровно, ни минутой позже. На заставе с этим строго, иначе выпорют или водой студеной обольют, если проспишь.
Девушка ловко толкла миндаль, скидывая его в местный аналог миксера — узкую колбу с крышкой, встающую в специальные пазы. Магическая энергия бежала из подставки в пазы и текла в колбу, устраивая водоворот лучше любого мотора, что привело меня в восторг. Как и магомясорубка: потоки энергии кромсали мясо в фарш за несколько секунд, превращая пять килограммов свинины и говядины в котлеты.
— Ты отлично справляешься с детьми. Есть опыт?
К утреннему кофе моему величеству подали ванильные кексы с белковым кремом и шоколадной крошкой. Я обрадовалась и успела слопать несколько штук до того, как сообразила узнать, а с чего такой праздник живота? Выяснилось, что королевам полагается за производственную вредность. И не только королевам: на одной из тарелок скромно лежали несколько кусочков сладкого бисквита, накрытые полотенцем. Кому? Лавинии и Розе, нашим аристократкам. А остальным выпечка не по рту, они титулом не вышли.
Все это бесхитростно рассказывала мне Ханна, варя утреннюю кашу. Дескать, испекла она двум девицам по вкусняшке, чтобы задобрить вредин и уберечь меня от высокородной грызни с их родителями. Королевской-то защиты у меня больше нет, значит и в суд могут вызвать за жестокое обращение с малолетними аристократками.
— Так в крепости каждый год кто-нибудь рождается, — подтвердила Николь. — Матери на хозяйстве, а детенки и рады без пригляда куролесить, калечиться и других калечить. Я из них самая старшая была, кому, как не мне, за порослью следить?
Попытку купить лояльность аристократии я пресекла. Пусть этим занимается король, а у нас здесь все равны, даже монархиня. Поэтому остатки кексов были поровну поделены между гусарами и скормлены им на дорожку.
— Понятно. Николь, у меня к тебе деловое предложение. В замке очень мало слуг, а те, кто есть, не справятся с новыми жильцами. Я тебя попрошу взять на себя ответственность быть старостой ученической группы по праву возраста и превалирующего опыта.
— Это старшей быть, что ли? — почесала затылок она, сдув короткую прядь со лба. — Запросто, Ваше величество. Только я не учитель, уговаривать и упрашивать не умею, у меня все… по-военному, что ль. Как отец обучил.
— И замечательно, — подтвердила я. — Твердая рука неформального лидера детям не помешает. Неизвестно, сколько понадобится времени на ваше возвращение домой, а я разорваться между хозяйством и воспитанием не смогу. Только помни, что жестокость здесь категорически не приветствуется. Во всем остальном не бойся проявлять характер и организационно-коммуникативные навыки, возникнут трудности — обращайся.
И, прикончив завтрак, мое величество отправилось проведать Элли. За сегодня нужно будет составить расписание детских будней и чем-то занять мою ораву, чтобы они не скисли и не забродили, как забытые ягоды.
Пока не приедут учителя, основное занятие валяется прямо на подоконниках, в углах и забытых помещениях — большое количество грязи, пыли и беспорядка, которые нужно убирать. Да, эксплуатировать детский труд — некрасиво, но как завещали великие советские педагоги-психологи: «Воспитание есть неотъемлемая часть обучения», а умеренный труд прекрасно выполняет воспитательную функцию. Не думаю, что кто-то из учеников откажется выбрать себе комнату и привести ее в порядок.
Малышка Элли лежала на большом замшевом диване, став его единоличной владелицей. Словно шахиня, обложенная подушками, девочка сосредоточенно хмурила брови и занималась наиважнейшим делом, погружаясь в него все глубже и глубже.
Добывала полезные ископаемые из носа.
— Элли, леди не ковыряют в носу, — я мягко вытерла палец ребенка платком и потрепала ее по макушке. — Как твое самочувствие?
— Почти зажило, — деловито кивнула она, схватив меня за руку. — Тётя королева, а можно поиграть с Крисом?
При этом звук «рэ» так забавно западал, выдавая легкую картавость, что я не выдержала и рассмеялась. Ну, прелесть же, а не малышка! Если у меня родится внучка… Нет, Люба, не думай об этом.
— Только завтра. Сегодня мы сделаем небольшую гимнастику и разомнем сустав, а завтра ты попробуешь наступить на ногу.
Отек почти спал, оставив легкий синяк от ушиба, чему я втайне несказанно удивилась. Обычно после вывиха человек несколько дней жалуется на боль, и нога напоминает одну сплошную опухоль, а Элли не боится даже сгибать ногу и опираться на ступню. Особенности детского организма?
— А-а-а-а, — разочарованно выдохнула она, но плакать не стала. — Жалко, Билли обещал показать, как делать снежного ангела.
Вот тоже морока. Дети не могут сидеть взаперти день и ночь, скоро им захочется выйти наружу и выплеснуть свою кипучую энергию на головы местных духов. Я бы не дала за здоровье северных хозяев и ломаного гроша, успев узнать своих воспитанников. Вчера мальчишки чуть не передрались за право натаскать снега в купальни, а девочки готовились плести заговор против сильного пола с применением слабительного в щи, чтобы их не задвигали на задний план.
И как мне быть? Выпустить их наружу, подвергнув риску, или убедить двадцать жадных до беготни голов, что нужно сидеть дома? Да, я помню, что они тоже ледяные маги и наверняка имеют силы на отпор природным сущностям. Но умеют ли защищать себя? Неизвестно. А главное, совершенно не в моей компетенции оценивать детское владение даром, этим должны заниматься учителя.
— Ваше величество, — в дверь постучали. — У нас легкая проблема.
— Какая? — в последний раз погладив девочку по голове, я покинула детскую.
— Одна из горничных ударила Ксандра, — запыхавшаяся Николь вскинула на меня виноватый взгляд.
Что?! Какого черта?
Мы летели по коридорам, не разбирая поворотов, и на ходу кивая заспанным, но разбуженным детям. Как такое возможно? Кто посмел ударить ребенка, да еще и самого спокойного? Р-р-р-р, госпожа Аврора, напомните-ка мне способы наказания обнаглевших слуг.
Выскочив на крайнюю боковую лестницу, я во все глаза уставилась на растерянного до слез парня, держащегося за красную вспухшую щеку.
— Ты-ы, — страшный рык вырвался из меня прежде, чем я разглядела виновницу. — Как ты посмела?
— А кто ему дозволил на господский этаж идти? — нахально подала голос самоубийца, развернувшись ко мне длинным носом.
Уволю стерву! Видит бог, сегодня же она вылетит из замка навечно, и пусть идет пешком в город! Руки сами потянулись к тощей шее старой маразматички и были остановлены адским волевым усилием — задушить бабушку на глазах учеников не слишком педагогично. Словно почувствовав себя в относительной безопасности, Клира торжествующе усмехнулась и обличающе ткнула пальцем сначала в меня, потом в Ксандра.
— Не следишь за своими оборванцами, так они из твово дома последнюю ложку за пазухой вынесут. Али плевать тебе на хозяйское добро, коли оно не твое, а мужнино? Так я воровство терпеть не стану, мигом донесу, куда надо.
— Что ж ты кражу кубов допустила, сознательная наша? — рык сменился шипением.
— А ты мне не припоминай, не припоминай, — взвилась бабка, потеряв всякие границы. — Я тоже могу припомнить, как ты на чужих постелях куролесила! Ишь, раскомандовалась, барыня-государыня! Настоящая-то королева не стала бы терпеть гадюшник в своем доме, выгнала бы оборванцев за ворота и дело с концом!
Сидевшая внутри меня память Авроры брезгливо кивнула. Мол, да, выгнала бы и не пожалела. А я мысленно цыкнула на эту девчонку, которую саму еще воспитывать надо, и сосчитала до десяти.
Существует такой тип людей, который бесполезно учить или наказывать. Они все равно будут нарываться на неприятности, хаять тебя в хвост и гриву, а во всех закономерных последствиях винить не свою глупость и наглость, а того, кто посмел дать им отпор. Вредная, нахальная и попросту опасная для детей женщина вовсю напрашивалась на дисциплинарное взыскание с последующим увольнением, но… Гусары уже уехали, а после релаксационной пятиминутки идея выгнать бабку во льды не казалась такой правильной.
— Пошла вон, — закрыв глаза от переполняющих эмоций, я рыкнула на служанку. — И не попадайся мне на глаза, если здоровье дорого.
Громко и презрительно фыркнув, Клира мелкими шажками спустилась вниз и скрылась по направлению к служебному флигелю. Мое величество прижало к себе тяжело дышащего ребенка и погладило его по голове. Пока Ксандр молчал, трясясь мелкой дрожью и нервно вздрагивя на каждый звук, сзади подобралось возмездие.
— Мы её не простим, — мрачно пообещала Влада, глядя прозрачным взглядом вслед убежавшей горничной.
— Потом догоним и еще раз не простим, — с ненавистью проговорил Зик, передергиваясь от негодования. — Никто не смеет бить моего брата, кроме меня. Ваше величество, в вашей косметичке найдется красная помада?