РЕН
Неловкое молчание повисает в воздухе, пока я сижу рядом с Кали в кабине грузовика, слева от меня Шестой, который ведет нас знакомыми дорогами обратно в Шолен и Кадмус, на другой стороне Кали.
Мой желудок скручивает при приближении к знакомой окраине лагеря к тому времени, когда наступают сумерки. Подавшись вперед на скамейке, я обращаю внимание на пустые палатки, изодранные и разрушенные, где они лежат, разбросанные по земле, которая когда-то была полна претендентов, пытающихся попасть в Шолен.
— Притормози, — командую я, и Шестой сворачивает с главной дороги примерно в двух милях от ворот общины. Осматривая окрестности, я не обнаруживаю никаких признаков жизни, и я высаживаю Шестого с водительского сиденья, любопытствуя посмотреть, осталось ли что-нибудь от семьи, которую я когда-то знала здесь. Молодая девушка, ради спасения которой я заключила сделку с мародерами.
Ступая по мягкой поверхности, я оказываюсь ни перед чем, кроме изодранного куска ткани, покрытого песком, трепещущего на слабом ветерке. Столб, на котором он был привязан, сломан пополам, а мелкие предметы, собранные под ним, являются оставленными личными вещами.
Я опускаюсь на колени, чтобы поднять куклу, покрытую грязью и красными пятнами. Слезы наворачиваются на мои глаза при мысли о том, как они могли встретить свою смерть — от рук мародеров, Легиона или Рейтеров. Я только молюсь, чтобы девушку каким-то образом пощадили. Быстрая и милосердная смерть.
Чувствуя, что кто-то стоит у меня за спиной, я поворачиваюсь и вижу, что Шестой осматривает окрестности.
— Мы должны оставить грузовик здесь. Кали и я можем войти через главные ворота. Ты берешь остальных и встречаешься со мной у стены.
— Там, где мы впервые встретились.
— Да. Там. Я принесу веревку, и ты сможешь взобраться на стену, как ты делал однажды раньше.
— Я удивлен, что они не уничтожили все это после того, как я сбежал.
— У них не было причин. Сначала они все думали, что ты мертв.
— И откуда мне знать, что охранники не пристрелят вас двоих?
— Никак. Я не утруждаю себя тем, чтобы поднять на него взгляд, раздражение этого утра все еще гложет меня.
— Так же, как я не знаю, чем закончится твое возвращение в Калико. Я полагаю, мы просто должны верить.
Я знаю, что ему совсем не нравится эта идея. Но и я тоже. Шагнув ко мне, он хватает меня за руки, и серьезный взгляд в его глазах напоминает мне о том времени, когда он был мальчиком, когда все, что он мог делать, это общаться этими кристально голубыми глазами. Беспокойство, бурлящее в них, возвращает меня к тому утру, когда папа попросил меня доставить припарку. В тот же день Легион пришел за ним, но утро началось с его молчаливой заботы о моем благополучии. Он не посмел бы сказать мне, что делает это ради меня, потому что он чертовски хорошо знает, что я бы сказала ему не делать этого. Что мне не нужно, чтобы он рисковал своей жизнью ради меня.
Вместо этого он опускает взгляд, притягивая меня к своему телу.
— Пожалуйста, будь в безопасности.
— Я буду.
Крепко обнимая меня, он целует меня в макушку.
— Ты — вся моя жизнь, Рен. Мой разум.
При виде мутаций, вгрызающихся в его плоть, я закрываю глаза, сдерживая слезы.
—И ты мой.
Эта девушка не слишком разговорчива. Это все, что я узнала о Кали за двухмильную прогулку к воротам, во время которой она не произнесла ни слова. Может быть, она думает, что это выведет меня из себя и лишит ее шансов попасть в Калико. В конце концов, я довольно ясно дала понять, что я против этого идиотского плана.
Впереди нас, как обычно, охраняются ворота Шолена, и когда мы приближаемся, луч прожектора выхватывает нас двоих, ослепляя наши глаза всем, что находится за пределами его ореола.
— Остановитесь прямо здесь. Голос тот, который я узнаю, и я могу только разглядеть его силуэт, возвышающийся над верхом ворот рядом с вращающимся фонарем, откуда он наставляет на нас пистолет.
— Привет, Арти.
— Не подходи, Рен. Я должен стрелять, как только увижу тебя.
— Тогда почему ты этого не сделал?
— Чего ты хочешь?
Я прищуриваю глаза, пытаясь разглядеть, сколько человек охраняют забор в это позднее время. Все, что я могу разглядеть, это еще одно тело, наблюдающее за нами с другого конца ворот.
— Я теперь враг?
— Ты слишком долго бродила по пустыне. Ты знаешь правила.
— Меня захватили повстанцы и держали в плену. Я поворачиваюсь к Кали, стоящей рядом со мной.
—Мы оба сбежали. Я просто хочу вернуться домой.
Его силуэт опускает пистолет, но я не спешу думать, что он приветствует мое возвращение с распростертыми объятиями.
—Вы будете проверены. Тщательно. Мы обнаружим один укус, и вы будете уничтожены.
— Я не забыла правила, Арти.
В акте милосердия он выключает прожектор, и я вижу, как он жестом указывает на другого мужчину напротив себя. Минуту спустя ворота щелкают и приходят в движение, и дыхание, которое я задержала, с дрожью вырывается из меня.
— Я думала, он наверняка застрелит нас, — говорит Кали рядом со мной, пока мы шагаем к медленно открывающемуся входу.
— Не-а. Я знаю Арти с тех пор, как была подростком. Я не думаю, что он когда-либо в жизни на самом деле использовал этот пистолет против кого-либо.
— Их это не беспокоит? Понизив голос до шепота, она наклоняется.
— Что тебя удерживали повстанцы?
— Конечно, их беспокоит. Это единственная причина, по которой он открыл ворота. Мы проходим через барьер, нас приветствуют солдаты Легиона и несколько охранников. Их вид, кажется, выводит Кали из себя, когда я слышу, как она ахает рядом со мной.
— Делай все, что они тебе говорят. Не сражайся с ними, поняла?
— Да, но … Легион был послан выследить нас после того, как мы сбежали. Что, если они узнают меня?
— Тогда молись, чтобы они этого не сделали.
Как и ожидалось, к нам приближаются грубые руки, которые отводят нас в сторону и проверяют наличие оружия. Положив руку на пистолет, Арти небрежно стоит в стороне, склонив голову набок, наблюдая за обыском. Морщины, появившиеся на его лице, и темные круги под глазами говорят о бессонных ночах и стрессе.
— Как вам удалось сбежать от повстанцев?
— Во время транспортировки. Какое-то время они держали нас в Сенизе. Охранник, обыскивающий меня, приседает ниже, проводит руками по каждой ноге, и желание пнуть его яростно одолевает меня, но я этого не делаю.
— Мы должны были снова двигаться, но… Я бросаю взгляд на Кали, которая стоит с вытянутыми руками, пока офицер обыскивает ее.
— Мы с подругой сбежали. Выскочили из грузовика и спрятались в кустах.
— И куда именно они направлялись.
— На север, — лгу я.
— Куда на север?
— Зачем мятежникам сообщать своему врагу, куда они направляются, Арти?
Поглаживание заканчивается, и солдат Легиона хватает какое-то портативное устройство, прикрепленное к его боку, оставляя небольшой зазор между ним и моей кожей, когда проводит им по моему телу.
— Что это?
— Новая технология обнаружения укусов хищников. Она обнаруживает скопления антител, которые вызывают тревогу, — Арти постукивает новой сигаретой о ладонь, прежде чем сунуть ее в рот.
— Надо бы посмотреть на то дерьмо, которое у нас сейчас есть. Теперь, когда они закончили техническое здание, все происходит быстрее.
Качая головой, я позволяю офицеру Легиона завершить его обыск, и, по-видимому, удовлетворенный, он отходит от меня.
— Она чиста, — говорит он.
— И эта тоже. Офицер второго Легиона слегка подталкивает Кали ко мне, заставляя ее споткнуться, когда она достигает меня.
— Надолго ты остаешься на этот раз, малыш? Выпуская струйку дыма, Арти протягивает мне сигарету, но я отказываюсь.
— На какое-то время, я полагаю. Если сказать ему иначе, это вызовет подозрения, которые мне не нужно пробуждать.
— Жизнь за стенами не такая, какой кажется.
Он фыркает и стряхивает пепел, делая еще одну затяжку.
— Я мог бы сказать тебе это раньше.
— Что случилось с семьями, разбившими лагерь за воротами?
Отмахиваясь от офицеров Легиона, он украдкой оглядывается вокруг.
— Чего ты хочешь, Рен? Правду? Мы не могли доверять никому после того, как повстанцы напали на больницу. Легион составляет треть от его численности.
— Значит, вы убили их всех.
— Милосердно. Один выстрел в голову.
В этом мире нет милосердия, это то, чему я научился.
— И детей тоже?
— Некоторых привезли для усыновления. У тех, у кого был низкий уровень антител.
— Захра?
Пренебрежительно махнув рукой, он качает головой.
— Черт возьми, я не знаю их имен. Едва ли знаю их лица.
Потому что он видит в них только дикарей. Животных, и все же, даже животное не было бы убито так безжалостно.
— Она молодая, с вьющимися волосами и зелеными глазами. У нее было пятеро братьев. Интересно, пощадили ли они вообще ее братьев или убили их вместе с родителями.
— Возможно, видел ее. В основном они все усыновлены, живут в новых семьях. Их жизнь лучше, Рен. То, чего хотели бы их родители.
Я тоже слышала эту ложь раньше, когда однажды спросила о судьбе своего младшего брата.
— Их родители хотели получить шанс самим вырастить их здесь.
— Я не отдаю приказы, я просто выполняю их. Он бросает сигарету на землю, затаптывая ее ботинком, и наклоняется вперед, чтобы поднять окурок.
— Легион будет стоять на страже у старого дома твоего отца. Не заставляй меня жалеть, что впустил тебя обратно.
Я подозревала, что они не позволят мне вернуться без некоторого контроля, что сделает побег сложным, но, конечно, не невозможным.
— Ты не пожалеешь об этом. Похлопав Арти по спине, я прохожу мимо него и кивком головы приглашаю Кали следовать за мной.
Оказавшись вне пределов слышимости, я облегченно вздыхаю и поворачиваюсь, чтобы увидеть, как Кали осматривает окрестности, выражение благоговения освещает ее глаза, в которых отражаются уличные фонари.
— Это место… все так, как описывали в Калико». Изумление в ее голосе заставляет меня забыть, насколько странен Шолен для тех, кто никогда не был в его стенах.
Я пытаюсь забыть о своем негодовании и посмотреть на этот мир глазами новичка. Как огни главной полосы дают мягкое, рассеянное свечение в темноте. Удобства магазинов, расположенных вдоль мощеной улицы, заполнены едой и припасами, подобных которым нет в пустыне. Тщательный ландшафтный дизайн, который создает в Шолене иллюзию рая, мира, существовавшего задолго до того, как Драга уничтожила все это.
Я пытаюсь ценить эти вещи как великолепные творения, вдохновляющий пример того, чего человек может достичь в гуще бедствий. Но все, что я вижу, — это фарс. Гул власти и жадности, вибрирующий под самыми основами, которые служат спасением для людей, живущих здесь. Тех, кто никогда бы не выжил в Мертвых Землях.
— Слишком увлекаться этим опасно. Ты начинаешь терять из виду реальность.
— Я видела реальность. Это некрасиво. На самом деле, это совершенно уродливо.
— Так и есть. Но это единственная правда, которую ты узнаешь в этом мире, Кали. Держись за то, что ты выстрадала, потому что именно этот опыт отличает тебя от здешних людей.
Кинотеатр «Обещанный» стоит с рекламой «Назад в будущее " и «Терминатора». Фильмы из прошлого, я полагаю.
— Они тебе безразличны, не так ли?
— Некоторые, да. В этих стенах живут замечательные люди. И некоторые из самых злых, которых ты когда-либо знала. Я оборачиваюсь, чтобы увидеть офицеров Легиона, следующих за нами по пятам, соблюдающих дистанцию, когда они небрежно прогуливаются с пистолетами на груди.
— Здесь живут врачи из Калико.
— В основном, их семьи. Но это то, ради чего они убивают, защищая. Их драгоценное сообщество, не запятнанное зараженными.
Требуется добрых двадцать минут, чтобы добраться до старого дома папы, который стоит нетронутым. В нем никто не жил. Когда я открываю дверь, на меня обрушивается завеса фамильярности и дома, заглушая презрение, которое я испытываю к этому месту. Это так сильно напоминает мне о Шестом и папе, по которому я скучаю все больше и больше с каждым днем.
— Твой отец был врачом? Обводя взглядом комнату, Кали, кажется, бросает мои аргументы мне в лицо, когда она стоит перед полкой с настойками. Или, по крайней мере, так переводит ее слова мой озлобленный разум.
— Он был одним из них в Калико, верно?
— Он вообще не был одним из них. И он не был моим настоящим отцом. Он взял меня к себе и воспитал как своего собственного ребенка. Вопреки их правилам, вопреки их убеждениям, вопреки всему.
— Что с ним случилось?
— Его укусили, когда он пытался спасти меня. Шагая рядом с ней, я собираю несколько настоек, складывая их в ближайшую сумку, на случай, если Хесейя сочтет их полезными.
— Ему удалось сдержать болезнь, но в конце концов она поглотила его. Поэтому он покончил с собой. Даже спустя столько времени мне приходится смаргивать подступающие слезы и дышать, преодолевая боль в груди.
— Раньше он говорил мне, что безопасность — это не что иное, как иллюзия.
— Он прав. Я думала, что нашла это с Валдисом там. Рай, мы были уверены в этом. Хотя в аду рая нет.
Для молодой девушки я нахожу ее мудрее, чем большинство людей ее возраста. Как будто она пережила нечто большее. Но потом, молодые девушки, с которыми я росла, пришли из этого места, ослепленные ложью.
— Твой отец спас тебя у можжевелового дерева, верно? Говорят, там на тебя напали Рейтеры.
Я мысленно возвращаюсь к той ночи, когда папа ввел мне альфа-феромоны, чтобы отогнать бешенных. Это сработало, пока эффект не прошел.
— Да. Там же я наблюдала, как они питались останками ребенка, которого я там потеряла.
— Охранники будут здесь с минуты на минуту. Нам нужно сейчас найти припасы и запастись ими на более поздний вечер.
— Как ты пройдешь мимо охраны так, чтобы они тебя не заметили?
Вопрос вызывает улыбку на моем лице.
— Прошло много времени с тех пор, как я тайком выбирался из этого дома, но я, конечно, не забыла, как.