Костер чуть слышно потрескивал, изредка выстреливая яркими искрами — точно в попытке добраться до неподвижно сидящих неподалеку дроу.
Исса неотрывно, как завороженная, наблюдала за пляской огненных языков. Думать, размышлять, строить планы не желалось. Ей хотелось просто выдохнуть, выбраться из взявшего ее в муторный плен круговорота мыслей. Забыться. Хотя бы на одну ночь.
— Госпожа, вы ему верите?
Исса нехотя глянула в сторону собранного из еловых веток лежака, на котором посапывал Санах. Завернувшись в кокон из плаща до самых бровей, как гусеница, готовящаяся стать бабочкой, человечек даже во сне не выпускал из рук лютню, оберегая свое главное сокровище.
— Нет, — коротко ответила Исса, вновь устремив взгляд на огонь.
Они путешествовали вместе уже три дня. Три дня по едва заметным звериным тропинкам, так быстро, как они только могли двигаться — лишь бы очутиться подальше от поселения, где кто-то из людей оказался настолько умным и подлым, что чуть не угробил дроу не своими руками, но так, что можно все списать на силы природы.
Умно. Тонко. Достойно самой жестокой казни.
Исса была уверена, что порошок продал лекарь. Скорее всего, охотники и другой сброд использовали его для приманивания болотников — чем гоняться по топям, лучше подождать, пока добыча к тебе сама придет. Видимо, использовали не в такой концентрации или не в таком количестве.
Лекарь тоже умрет. Когда расскажет, для кого именно изготовил эту мерзость.
— Я не верю, что обычный человек может понять тварей. Он не тот, за кого себя выдает.
— Может тогда…
— Нет, — мягко отозвалась женщина, задвигая обратно кинжал, почти вытащенный из ножен в сапоге Ильнаром. Рука воина казалась обжигающе горячей, и Исса невольно задержала движение — желание согреться и забыть толкало на глупости. — Он принес клятву. Посмотрим, что будет делать дальше. Возможно, даст ключ к происходящему. Или — один из ключей.
Вздохнув и напоследок мазнув кончиками пальцев в нехитрой ласке по руке мужчины, Исса недовольно уставилась на костер. Тот все также потрескивал и стрелял искрами, но успокоения уже не приносил.
Исса невольно потерла запястье, где еле виднелся черный завиток — отражение заклинания верности, произнесенного посреди дороги из Топей, в грязи, над трупами убитых болотников. Только стаи падальщиков-воронов не хватало для вящей мрачности картины. Рисунок будет с каждым днем бледнеть, пока окончательно не растворится дня через три-четыре. Обычно для окончательного формирования связи требовалась неделя — и всю эту неделю принесший клятву дроу должен проводить в одиночестве, в отдаленной пещере с замурованным входом. Те, кто не выдерживал и сходил с ума, хоронили через неделю. Даже если они были живы, то все равно на этом свете не задерживались, отправлялись во тьму по дороге боли и безумия. Потому им милосердно перерезали горло и хоронили. Без почестей, без славы, по-тихому. Не выдержавший клятвы не заслуживал большего. Случалось подобное крайне редко, но — случалось.
Человечек, кем бы он ни был, подобного пережить не смог бы. Да и не могли они задержаться хоть где-нибудь на целую седьмицу. Потому — шли, но шли там, где не будет никого из людей. А болотники — даже если твари им тут и встретятся, пусть беседует. Работа заклинания не нарушится.
— Мой знак… Сохранился?
Еле слышный вопрос растворился в ночи, словно его и не было. Словно Иссе он лишь почудился. Или же она настолько сильно захотела услышать, что придумала сама. Но тепло дыхания, от которого становилось горячо-горячо, как от наполненного магией источника, подтверждало — нет, не послышалось.
— Да.
Ответ — еле слышный выдох, но чувствуется словно прыжок в ледяную воду. Пусть даже она и не может причинить особого вреда, если не поддаться панике. Разве что выбьет дух в первый миг и до костей проберет холодом.
При изгнании из рода и отлучении от Дома магическая клятва не разрывается. Нельзя допустить, чтобы изгнанник причинил вред. Она преображается, лишая отлученного покровительства основателей, возвращая ему полную свободу действий, за исключением одного — не навреди. Никому из рода. Если постараться, можно найти пути обхода и этого заклятия, но как мало было изгнанных за всю историю дроу, так же мало среди изгнанников было тех, кто пожелал отомстить — хоть как-то. Большинство предпочитали умереть, чтобы искупить свою вину и дать семьям шанс избавиться от клейма породивших предателя.
При изгнании отметка клятвы пропадала из рисунка на теле Матери — как исчезала и при смерти вассала. Но иногда, изредка, она преобразовывалась, становилась иной, меняя за собой плетение всего узора.
Никто, даже Старейшие, не знали причин. Летописи туманно вещали о великих потрясениях, следующих за подобным, о крахе и падениях, возрождении и забвении. Никто не знал, что знаменует изменение рисунка. Непреложным оставалось одно — что-то грядет.
В том числе поэтому Исса и поверила внезапно вернувшемуся предателю, сумевшему незамеченным проскользнуть в главный зал, чтобы сложить оружие к ее ногам и со смирением испросить разрешение на личную встречу.
Никто не знал, что грядет за изменением плетения. И Исса скрыла ото всех знак в надежде самостоятельно разобраться в причинах. Часами перечитывала все летописи и хроники, пыталась выяснить, что означает новый символ, что не видела ранее. Осторожно расспрашивала Хранителей знаний и Ведающих. Не решилась лишь обратиться напрямую к Великой Матери. Она могла знать ответ, но — чтобы она сделала с ней самой? Неизвестно.
Хроники повествовали о различных попытках отсрочить неведомое. В том числе ритуальными убийствами тех, кто стал невольным вестником грядущего. Не помогало. Но в последний раз подобное случалось очень давно, и Исса не была уверена, что через нее не попытаются выведать будущее. Умирать таким образом она не желала. Даже зная, что последний раз случился перед тем, как мир покрылся язвами вулканов и гнилью болот. Что может быть хуже? Что еще приготовили им боги?
Ее страшила одна лишь мысль об этом. Потому так легко оказалось предать. Скрыть знак. Поверить изгнанному. Сдать замок, подставив под верную смерть самых преданных и безоговорочно верящих ей воинов.
Предать, чтобы сохранить жизнь остальных.
Чтобы получить шанс сохранить жизнь всем остальным.
Или — обречь на верную гибель.
Исса не знала. Не ведала, к чему приведет ее решение.
Как и не знала, что сделала бы, если бы Ильнар сказал хоть слово. Вряд ли бы убила. Но что бы сделала — не знала. И была даже благодарна, что мужчина также молча сидела рядом, глядя на пляску своей стихии — огня.
Исса выдохнула, заставляя себя забыть обо всем, в первую очередь — о сомнениях. Сначала нужно добраться до Рощи и выслушать то, что скажут Светлые. Все остальное — потом.
— Спать, — Исса зябко потерла руки. — Будешь сегодня ночью греть меня.