Сильвия Мерседес

Корона кошмаров

(Хроники венатрикс — 7)



Перевод: Kuromiya Ren


ГЛОССАРИЙ


Тени: бестелесные духи, которые сбежали из адского измерения — Прибежища — и попали в мир смертных. Они не могут существовать в физической реальности без смертных сосудов, которых захватывают и наделяют неестественной силой. Если оставить без присмотра, они закрепляются в теле-носителе и прогоняют изначальную душу, захватывая сосуд полностью.


Известны следующие виды теней, описанные Орденом святого Эвандера:


АНАФЕМЫ

Способности связаны с кровью и проклятиями.

ПРИЗРАКИ

Способности связаны с контролем разума и манипуляциями.

АРКАНЫ

Таинственные существа, чьи способности до конца не поняты, но, похоже, связаны с энергиями типа жара, движения, света, магнетизма и электричества.

ЭЛЕМЕНТАЛИ

Способности, связанные с природными стихиями ветра, воды, огня и земли.

НЕВИДИМКИ

Способности связаны с исчезновением или мгновенным перемещением.

ДИКАРИ

Способности связаны с обостренными чувствами, силой и ловкостью.

ПРИМАНКИ

Способности связаны с чарующими голосами и зовом сирен.

ПРОРОКИ

Способности, связанные с видениями и предсказаниями. Могут смотреть в прошлое.

ОБОРОТНИ

Способности, связанные с временной трансформацией тел-носителей.

ПЕРЕВЕРТЫШИ

Способности связаны с трансформацией или манипуляцией материальными веществами.





















ПРОЛОГ


Серина стояла на бойнице самой высокой башни замка Дюнлок. Зимний ветер трепал тонкую ткань ее платья, щипал за кожу, ведь она забыла надеть плащ, когда поднялась по лестнице башни и продолжила наблюдать сверху. Но она едва ощущала холод.

Она смотрела на Ведьмин лес, темное пятно на восточном горизонте.

Она заняла это место несколько часов назад, пока солнце еще было высоко. Оно теперь садилось за ней. Вскоре ночь накроет землю. Но тьма на горизонте вдали не была связана с наступлением ночи. Она растянулась за день, даже когда солнце было в зените. Она лилась по Водехрану, сначала медленно, а потом потоком. В этой тьме Серина заметила синий блеск, словно фонарь маяка в шторм, предупреждающий о катастрофе впереди. Но ее душу почему-то тянуло к тому сиянию. Может, катастрофа была ее судьбой.

Судьбой всего Перриньона.

Она вдруг вздрогнула от холодного прикосновения к ладони и посмотрела на милое круглое лицо Нилли ду Бушерон. Ребенок тихо поднялся по лестнице и крепко сжал ладонь Серины. Странный свет сиял в глазах девочки, единственный признак духа, живущего в ней с рождения.

Горло Серины сжалось, но она нежно обхватила пальцами ладошку Нилли.

— Скажи, — заговорила Серина, — ты видишь конец? Видишь, что принесет эта ночь?

Она не задала маленькому Пророку тот вопрос, который пылал на ее языке, в ее сердце. Если бы она произнесла вслух, предалась бы страху, а она не могла это позволить. Не сейчас. Она еще дышала.

Нилли отвернулась от Серины, посмотрела на замерзшее озеро, на леса и поля Водехрана, но видела куда дальше. Ее теневое зрение точно несло ее дальше, чем могла видеть Серина. Но она молчала. Она не озвучила пророчество или видение.

Она прильнула к Серине, уткнулась личиком в складки ее юбки.

Серина подавила всхлип и обвила девочку руками, радуясь, что рядом было ее маленькое дрожащее тело. Нилли обладала невообразимыми силами. Но сейчас она нуждалась в силе Серины. А Серина могла быть сильной ради других, если нужно было. Даже когда она не могла быть сильной для себя.

Ее левая ладонь сжалась в кулак, сминая пергамент. Не открытое письмо. Письмо Герарда. Ее губы двигались в словах молитвы, шептали их зимнему ветру:

— Голова богини, сжалься. Сердце богини, сжалься. Душа богини, сжалься.

Солнце село. Тень упала на землю, звезды и луна не прогоняли ее. Только далекое голубое сияние виднелось на горизонте на востоке.

















ГЛАВА 1


Айлет бросилась на стену с такой силой, что дыхание вылетело из легких. Воздух вырвался изо рта порывом, и обливис отлетел от лица. Темные частички мерцали, как искры.

Камни были острыми у лопаток, впивались, как грани драгоценного камня. Улица, в которой она скрылась, была ужасно темной, и если бы она видела только своими глазами, она осталась бы слепой.

Но это был не реальный мир. Правила реальности тут не работали.

Края ее тела были туманными, пытались рассеяться. Это было только изображение в голове, проекция ее разума, чтобы придать себе облик в этом сне. Она знала, что все это не было настоящим, но от этого окрестности не становились менее яркими и убедительными.

Она призвала смелость, выглянула из переулка на дорогу, по которой только что пробежала. Обливис заполнил воздух, был особенно густым у земли, словно поднимался от брусчатки. Густой туман скрывал детали высоких зданий по бокам дороги, но не мог спрятать ощущение нависающей громадности. Айлет еще ни разу не ходила по настоящему городу. Она поежилась.

Она потянулась чувствами, искала духовную связь, соединяющую ее с ее тенью, впиваясь в это присутствие и те силы, которые она привыкла ощущать доступными. Но где-то далеко в мире реальности ее тело лежало без сознания, ладони были скованы железом. Влияние железа проникало под кожу, в кровь и дух, подавляло ее тень. Ларанта не могла дотянуться до нее ни в том мире, ни в этом сне. Духовная связь была целой, но такой тонкой, что Айлет едва ощущала ее.

Она была одна.

Обливис лениво летал медленными потоками, и воздух вдруг замерцал и задрожал энергией, которая усиливалась с каждым мигом. Айлет затаила дыхание, и каменный кулак сжал ее колотящееся сердце. Ей нужно было уйти в переулок, спрятаться, но она не могла оторвать взгляда.

Силуэт приближался по центру дороги, фигура без четкой формы. Обливис в воздухе вокруг нее вспыхивал ярче теневым светом, создавая пульсирующую ауру и очертания. Она приближалась, негативное пространство в центре будто стало тверже, и Айлет узнала силуэт высокой худой женщины. Глаза не сияли там, где должна быть голова. Но Айлет ощущала, как взгляд искал ее.

В последний миг она юркнула за стену, застыла от страха. Это была безнадежная игра в кошки-мышки. Весь этот мир — высокие здания, брусчатка под ногами, даже переулок, в котором она пряталась, — был иллюзией. Только обливис был настоящим.

Айлет скрипнула зубами и посмотрела на переулок. Пространство меж двух высоких зданий было узким, заполненным обливисом… и с тупиком. Она была глупой, позволила страху завести ее в укрытие, когда нужно было уходить подальше от преследователя! Поздно. Теперь она попала в ловушку как…

Нет. Она моргнула, покачала головой и посмотрела снова. Нет, в конце переулка все-таки была дверь.

Айлет выдохнула с облегчением, отодвинулась от стены и побежала, шатаясь, к концу переулка. Дверь была низкой, она не узнала материал. Она была приоткрыта. Только тьму было видно за ней. Айлет коснулась двери… но замерла. Это было слишком просто, слишком удобный побег в удобный момент. Как она могла знать, что это была не очередная ловушка? Она не управляла этим сном.

С горечью ругаясь, она разглядывала стены по бокам. Словно по волшебству, грани камней стали гладкими, как стекло. Не удалось бы зацепиться пальцами и носками. Она не могла забраться. И не могла вернуться.

Айлет оглянулась на переулок, который, казалось, тянулся и сжимался. В любой миг тот силуэт из тени мог появиться в начале переулка, и горящие глаза увидели бы ее. Ей нужно было действовать. Нужно было сбежать.

Айлет толкнула дверь шире и юркнула внутрь. Она стояла у узкой лестницы, других вариантов не было, и она закрыла дверь за собой и стала подниматься. Ее босые ноги не шумели на холодных ступенях, она перешагивала по две-три за раз. Сначала лестница вела прямо вверх, а потом стала закручиваться, сужаясь. Ступени стали узкими, и Айлет приходилось помогать себе руками, поднимаясь.

Вдруг — свет. Голубой пульсирующий свет сиял на стене над ней от источника, который не было видно.

— Проклятие! — выдохнула она и замерла. Она не могла туда идти. Не могла! Она знала, куда вела лестница.

Она огляделась. Лестница была узкой и без окон. Никаких площадок и дверей. Она оглянулась, но там был только обливис. Она не могла заставить себя поверить, что лестница, по которой она уже прошла, оставалась под ней.

Воздух стал гудеть новой энергией. Камни дрожали, и эта дрожь поднималась снизу. Была все ближе.

«Ларанта!» — тихий крик вырвался из ее души, побежал по духовной связи. Но ее тень не могла ответить.

Айлет безнадежно посмотрела вверх, стала немного верить тому, что видела. Площадка появилась, будто чудо, там, где миг назад была стена. Пространство в восемь футов была между ней и краем площадки, внизу была непроницаемая тьма. Она не мешкала. Ее мышцы напряглись, как у кота, и она прыгнула, размахивая руками, несясь по воздуху. Ее живот ударился об край площадки, руки вытянулись, ноги отталкивались от пустоты.

Она могла поднять колено, выбралась из пропасти. Айлет проползла к двери в стене, схватилась за ручку. Она поддалась, дверь открылась так быстро, что она провалилась. Айлет стала подниматься на ноги, но застыла на корточках.

Ее лицо вытянулось от шока.

Она была в темной комнате с куполом. Она не видела вершину купола, так высоко та тянулась в тенях сверху. Прямо под невидимым центром стоял стул — большой, из старого дерева с пятнами крови и других субстанций. Айлет моргнула, часть пустоты на краю комнаты стала фигурами в капюшонах. Только одна стала четкой, и Айлет увидела ее лицо.

Она была девушкой, наверное, возраста Айлет или немного младше. Ее волосы были длинными, ниспадали темными волнами на спину белой рубашки. Она была в штанах венатрикс, но не замотанных, а свободных вокруг лодыжек. Босые ноги шлепали по холодному камню пола. Две безликие фигуры провели ее к стулу, и она села сама. Кожаные ремешки приковали ноги девушки, и Айлет ощутила запах железа в этих оковах. Еще ремешок обвил ее шею, еще один — лоб, прижимая ее голову к высокой спинке стула. Только ее руки остались свободными. Она сжимала костяной вокос на коленях, костяшки побелели от напряжения. В ее больших глазах сиял невысказанный страх, но она старалась изображать смелость.

Выражение выглядело… нет, ощущалось знакомо. Айлет сама часто изображала его.

Темные фигуры отступили. Движение на балконе сверху привлекло внимание Айлет. Появилось больше теней, они обступили нижнюю часть купола. Они стояли, подняв руки, целясь скорпионами в девушку на стуле. Айлет почти ощущала горечь Нежной смерти в воздухе.

— Одиль ди Мовалис, — серьезный голос зазвучал от первой фигуры перед стулом, — время пришло. Все зависит от тебя.

— Я… — паника звучала в слове, но девушка сглотнула, моргнула и стиснула зубы. — Я готова служить Святому, согласно воле Богини.

Ощутив еще движение краем глаза, Айлет повернулась, увидела, что подошли еще две темные фигуры, несли клетку. В клетке был кролик. Но не робкий маленький кролик. Это существо прыгало, отбивалось, терзало прутья, оставляя раны на себе. Айлет поняла, что он был захвачен тенью.

Первая из темных фигур подошла к клетке и вытащила нож.

— Одиль ди Мовалис, — сказала она, — произнеся клятвы перед алтарем нашей Богини, ты вызвана принять в свое смертное тело эту адскую силу. С этого дня чистота твоей души и тела осквернена, и если не будет вмешательства, ты будешь обречена. Эту судьбу ты принимаешь по жертвенному прецеденту, установленному нашим святым праотцом, Эвандером из Ройма. Пусть Богиня не сводит взгляда с тебя в твоем жутком состоянии; пусть Она видит поступки, которые ты совершаешь в Ее имя и засчитывает их тебе на пользу для дня Последнего суда. Пусть Она протянет руку и защитит тебя, посвятившую свою жизнь службе Ей и защите Ее творения.

— Так тому и быть, — сказало множество голосов из теней вне света факела.

Девушка на стуле не говорила. Ее клятвы были произнесены, она использовала слова. Выражение ее лица, казалось, отражало лицо Айлет, пока она смотрела, как темная фигура открывает клетку и хватает кролика за шею.

Это произошло быстро. Один миг кролик пронзительно кричал, буйствуя. А потом вспышка крови, брызги оскверненной тенью крови.

В комнате взорвалась магия высвобожденной тени. Тень была такой силы, какую Айлет раньше не встречала. Она с криком вырвалась из смертного тела, ее голос терзал дух Айлет как ножи. Она зажала руками уши, но без толку. Тень дико взлетела под купол, кружила невидимой бурей магии и злости. Фигуры на балконе пошатнулись, но устояли, не перестали целиться в девушку, пристегнутую к стулу.

Айлет ощутила, как тень ударила по чарам и барьерам, удерживающим ее в той комнате. Она ощущала, как те чаропесни дрожали от удара, но устояли. Тень была заперта. Она должна была скорее найти носитель, иначе… Воздух уже мерцал, Прибежище открывалось, чтобы забрать потерянный дух. Реальность треснула.

Ощутив близость Прибежища, тень перестала дико кричать. Она будто оценивала души в комнате, искала тело, чтобы выжить. Только одно из всей толпы было не захваченным. Еще и прикованным к стулу, как ягненок на алтаре.

Прибежище раскрылось. Тень сделала выбор. Она собралась темными кольцами, потекла к большим темным глазам. Одиль ди Мовалис закричала от боли. Айлет повторила ее крик.

Но в крике Айлет слышала другой голос в ней, шепчущий с пылом:

«Боялась ли я, когда они сказали, что мое время пришло? Конечно, нет. Я была особенной. Я пережила бы Одержимость, и я овладела бы Элементалем, которого они бы мне дали. Я овладела бы обливисом».

Айлет повернулась. Кто стоял во тьме рядом с ней? Одна из многих темных фигур в этом видении, призраки давнего воспоминания? Или…

Она не ждала, чтобы узнать. Она побежала сквозь картинки вокруг нее. Они таяли, как пар, и купол пропал. Звуки, чары, крики исчезли. Она десять шагов бежала во тьме.

А потом она оказалась на широкой дороге под темным тяжелым небом. Высокие здания Дулимуриана нависали вокруг нее, окна зияли как сотни глаз, из которых глядела только одна темная душа. Она пробивалась через туман обливиса, бежала быстрее, бежала, пока не перестала слышать голос в голове, эхо Одержимости в ушах.

Почему это происходило с ней? Почему тот голос преследовал ее, шептал те истории и помещал эти воспоминания в ее голову? Словно — Айлет скривилась, едва осмеливаясь признать мысль — Одиль пыталась заставить ее понять. Увидеть те моменты, пережить их.

Но этого не могло быть. Это точно была ловушка. Потому что Одиль должна была хотеть только убить Айлет, последнюю помеху между Ведьмой-королевой и бессмертием, которое предлагала Краван Друк.

Айлет зарычала, пока бежала по широкой дороге, которая вела через мост к небольшим улицам, где она могла временно спрятаться. Она не даст управлять ею, ее не заманить. Она не расслабится ни на миг.

И она не будет переживать из-за темноглазой девушки, пристегнутой к стулу. Та девушка была такой знакомой, и…

Айлет остановилась у дальнего конца моста, тяжело дыша.

— Проклятье! — выругалась она. Пейзаж снова изменился. Та часть города, где она хотела спрятаться, пропала, появился огромный монолит с ярусами ступеней, вырезанных в камне. И на вершине монолита символом победы и силы стоял огромный идол Одиль, ее ладонь была протянута над городом.

Голубой свет сиял высоко на той ладони — сияние эйтра, а под ним пульсировала аура силы.

Айлет раздраженно зарычала и резко повернулась. Стена поднималась перед ней, но не была высокой. Она прыгнула, забралась на вершину и замерла, чтобы перевести дыхание, посмотрела на мрак на дальней стороне. Обрыв в двенадцать футов до брусчатки.

Кривясь, она опустилась за край, повисла на кончиках пальцев, спрыгнула и прокатилась по каменистому склону, ладони пытались ухватиться за камни или кусты, моргала от резкого света дня. У основания она повернулась и замерла на миг, дождь стучал по ее лицу. Она лежала на узкой дорожке, ведущей по склону горы, окруженной другими каменистыми пиками.

Звуки боя наполнили воздух. Красные капюшоны сверкали перед ее глазами, крики звенели в прохладном горном воздухе. И магия. Магия дрожала в трещинах камней и ущельях, опасная, разные краски духов сверкали перед ее глазами.

Айлет поднялась на узкой тропе, ноги скользили по грязи. Она видела в хаосе круп лошади, видела, как всадник спрыгнул, лошадь упала. Айлет смахнула дождь с глаз, увидела знакомое лицо, глядящее на павшего коня — та же темноглазая девушка из комнаты с куполом. Только старше. Тверже. Яростнее. И полная тайного гнева, мерцающего в ее душе.

Айлет смотрела, а женщина вытащила вокос из чехла, прижала к губам и заиграла Песнь призыва. Сила кипела в ее духе, темная магия поднималась внутри. Нити песен подавления были на месте, но девушка безумно пыталась распутать их.

Фигура поднялась в воздухе перед ней — мужчина летел на потоках ветра, окруженный магией своей тени. Айлет смотрела сквозь пелену дождя, а он глядел на юную венатрикс, вытянув руку, и повернул запястье. Рука из воздуха вытянулась, обвила женщину и бросила ее в воздух. Она улетела в долину за лесом, пропала из виду.

«Я не просыпалась. Днями, неделями я лежала в ступоре, запертая в своем разуме», — шептал голос на ухо Айлет.

Картинки изменились. Гора пропала. Дождь растаял. Больше сцен появилось перед ее глазами, одна за другой. И в этот раз Айлет не бежала. Она даже не пыталась. Она не могла оторвать взгляда от поразительной истории перед ней. Истории девушки, которая была похожа на Айлет. Ее растили с верой в одну цель. Она была верной Богине и закону святого Эвандера. Верная, сильная, амбициозная, решительная… но ее всегда считали недостаточно хорошей.

Тихий голос шептал на ухо Айлет, но Айлет едва замечала его. Она видела, слышала, ощущала запахи и вкус каждой сцены, пока стояла, тихая и незаметная, в тени.

Она видела, как яростная юная венатрикс зарычала на мужчину, пытающегося исцелить ее.

Эта же венатрикс лежала в руках того мужчины, они смотрели на лицо их дочери.

«Олена».

Она видела, как Красные капюшоны вернулись в горы, шли по лесу и склонам.

Юная венатрикс выползла из палатки, конечности все еще были отчасти парализованы ядом, пока она смотрела на поток дыма в небе. И Айлет видела, как эта молодая женщина, больная, худая и бледная, с впавшими глазами на осунувшемся лице, поднялась по горе, искала, искала, искала, пока не нашла следы погребального костра.

Агония пронзила душу Айлет, слезы лились по ее лицу. Она плакала с венатрикс. Она плакала с Одиль, та опустилась на колени посреди холодного пепла, уткнулась в него ладонями и лицом, крича, задыхаясь.

— Олена, — прошептала Айлет.

Она охнула. Что она делала? Стояла тут, как дура, даже не пытаясь бороться с голосом в голове.

Айлет вырвалась из той сцены, побежала в вихрь обливиса. Страх гнал ее, страх перемен, которые она ощущала в сердце. Она знала правду. Знала. Богиня, помоги! Одиль была чудовищем, ведьмой, мерзостью в глазах божественного. Она выпустила зло магии, захваченной тенями, в Перриньон, уничтожила храмы и разбила святые места. Она убивала смертных, превращала их в рабов. И ощущать сочувствие к такому чудищу…

— Нет! — зарычала Айлет и погнала свой дух быстрее. Обливис пропускал ее, принимал в свои глубины, заполнял ее чувства, и она уже не слышала рыдания венатрикс за ней.

Но тот голос преследовал ее, будто смерть:

«Постой, дитя. Не беги от меня».

Айлет не осмеливалась остановиться и слушать. Она была на краю, и если она послушает тот голос, она упадет. И она мчалась вперед, позволяла духу повернуться в сторону, куда ее тянуло, как стрелку компаса к северу, хоть и пыталась все время бороться.

Она повернулась к идолу. К короне из эйтра, ждущей сверху.

Город снова появился вокруг нее, чистый, а не развалины. Воспоминание о том, каким когда-то был город, яркий, сияющий под солнцем, черные поверхности отражали свет гранями. Идол возвышался над городом. Не идол Одиль. Нет, красивое вырезанное лицо сверху было похоже на Ведьму-королеву, но не совсем.

Айлет опустила голову, не давала себе смотреть, ускорила шаги. Она боялась того идола, боялась того, что ждало ее сверху. Но она боялась и преследователя. Она побежала по черным ступеням большого монолита из чистого облидита, который поддерживал идола, а потом добралась до правой ноги идола, где она нашла дверь в лодыжке, едва заметную. Она протянула руку, но дверь открылась до того, как Айлет ее коснулась.

Лестница поднималась спиралью перед ней. Айлет устремилась вперед, миновала по три ступени за шаг. Реальность искажалась вокруг нее, она знала, что сила ждала ее наверху, и это позволяло ей взбираться быстрее, чем она могла в физическом мире. Она добралась до двери, которая вела к мосту над простором воздуха почти в миле над миром внизу. Айлет давилась своим дыханием, голова кружилась, но при этом она узнала в мосте правую руку идола. На конце была раскрытая ладонь. И корона.

Решимость подвела Айлет. Голубой свет сиял в далекой ладони, манил ее поспешить, но она не могла заставить ноги слушаться, не могла заставить их ступить на тот мост.

А потом воздух вокруг ее ушей задрожал силой, и она услышала шепот Одиль:

«Тебе нужно знать больше, мне нужно многое тебе рассказать».

С тихим всхлипом Айлет бросилась прочь от лестницы к открытому воздуху. Ветер дул в ее лицо, обливис жалил кожу и глаза как песчинки. Она замечала внизу город, здания стояли кругами, королевские дороги были как пятиконечная звезда, лучи вели в центр. Но она не осмеливалась смотреть долго, иначе ее смелость увяла бы. Над ней сзади она ощущала огромное лицо идола, глядящее на нее немного любопытными пустыми глазами. Но она отказывалась оглядываться, видеть те черты — свои черты — усиленные до ужасающей степени. Она бежала на полной скорости по руке, прыгнула в пространство между колонн пальцев.

Корона ждала в центре ладони. Она была больше, чем Айлет ожидала. Намного больше. Она видела ее лишь раз месяцы назад, в другом сне. Тогда она была на голове Одиль, и хоть корона была большой, возвышалась на фут, она была не слишком большой для головы королевы.

Эта корона… она могла легко налезть на гиганта вдвое больше Одиль. Ее зубцы были созданы с жестоким изяществом, будто листья лилии, но острые, как клинки. Странный эйтр, из которого она была создана, сиял внутренней жизнью. Священное писание говорило, что эйтр был субстанцией, из которой Богиня создала все живое. Молот и наковальня никак не изменили бушующую жизнь внутри.

Но, как и все живое, его мог захватить дух-паразит.

Айлет смотрела на корону, на голубой пульс, который, казалось, тек по венам под затвердевшей поверхностью. Она ощущала, как на нее смотрели. Она шагнула к короне, протянула руку.

— Стой.









































ГЛАВА 2


Холлис краем глаза видела венатора и венатрикс, обыскивающих тела мертвых захваченных тенью на шоссе, искали ядовитые дротики, чтобы пополнить запасы. Она не знала их имена. Она редко бывала в каструме Брекар за последние двадцать лет, и юные лица собратьев были ей незнакомы. Венатору на вид было под тридцать, у него была светлая борода в пятнах осквернённой тенью крови. Венатрикс была чуть старше Айлет.

Холлис услышала, как венатрикс охнула, когда перевернула тело одного из мертвых чудищ. Холлис не видела, что увидела девушка, и это было хорошо, ведь венатрикс стошнило, когда она повернулась, дрожа от ужаса. Никто не стал ее утешать или помогать ей. Она была венатрикс. И когда она перестала дрожать, она приступила к работе, вытаскивая дротики из шкуры монстра, разглядывая их в поисках яда на кончиках.

Холлис склонила голову. Она сидела на коленях на брусчатке из полированного облидита Королевской дороги, окруженная резней. За дорогой возвышался Ведьмин лес. Ядовитый Ведьмин лес, в чей разум она проникла, чей гнев разожгла. Он был тихим пока что… смертельно тихим. Было бы просто поверить, что он спал, но Холлис знала, что он не спал. Он просто ждал.

Ее ладонь ощупала разные колчаны, считая дротики с ядом. Только три Нежные смерти остались у нее. Несколько других ядов, менее полезных, хотя она была рада, что они у нее были. И у нее были нож, железный шип и, конечно, ее тень. Этого должно хватить.

Она подняла голову, посмотрела поверх длинного клюва маски туда, где в паре шагов от нее стоял Фендрель. Его тело было прямым, он широко расставил ноги, отвернул голову от Холлис, глядел на тени Ведьминого леса. Глядел туда, куда утащили Айлет. Айлет… его оружие. Его последнюю надежду забрали из-под носа.

Холлис едва могла смотреть на него. Ее теневые чувства уловили опустошение в его душе. И это была ее вина — по ее вине Ведьмин лес забрал Айлет. Она погрузилась в его разум, раскрыла присутствие Айлет, молила ту потустороннюю силу о помощи. Ее идея сработала: Ведьмин лес восстал против захваченных тенями Жуткой Одиль, убил и прогнал монстров, которые точно уничтожили бы маленькую группу эвандерианцев.

Но потом лес забрал награду.

Голова Холлис болела, еще ощущала сотни щупалец, забирающиеся в ее ноздри, глаза, уши и горло. Она могла сосредоточиться и отогнать призрачное ощущение, но если расслабляла разум хоть на миг, все возвращалось.

Когда она уловила топот спешащих шагов, Холлис подняла голову и увидела, как Фендрель напрягся, вглядываясь в деревья. Она встала и прошла за него, скрываясь от его взгляда.

Фигура вышла из теней, вырвалась на брусчатку Королевской дороги. Венатор Кефан ду Там согнулся, уперев ладони в колени, пытаясь перевести дыхание сквозь маску.

— Что, ду Там? — осведомился Фендрель.

Кефан тряхнул головой и резко выпрямился.

— Доминус, — выдохнул он. — Я пошел по следу как можно дальше. Насколько я понял, Айлет еще жива. Я не нашел крови, не было запаха смерти или отделенной души. Но…

— Говори уже! — прорычал Фендрель.

Кефан скривился, качая головой.

— Я дошел до стены лоз. Я призвал больше силы своей тени, попытался пробить путь. Но стена была непроницаемой.

— А Айлет? — спросила Холлис. Фендрель поежился от ее голоса за ним, но не повернулся.

Кефан мрачно посмотрел на Холлис. Хищный свет сиял в его зрачках, тень в нем была почти не подавлена.

— Если меня не обманули теневые ощущения, она на другой стороне.

Фендрель резко прошел десять шагов по дороге, откуда они пришли, отвернувшись от остальных. Венатор и венатрикс подошли к Кефану, и Холлис уловила его тихие ответы на их вопросы. Она ощутила напряжение их духов. Во всех тени были раскрыты. Никто не усиливал чары подавления после недавнего боя. В лесу было полно духов людей и теней. Эмоции и магия мерцали бурей красок, звуков и энергии.

Холлис отошла от дерева, глядя на спину Фендреля. Она была квадратной и сильной, как и всегда. И его длинные волосы, убранные с лица тремя плотными косами, ниспадали на плечи, кончики завивались, мягкие, как нити золота. Седые пряди среди золота были почти незаметными, и со своего места Холлис могла почти поверить, что видела юного Фендреля, каким он был двадцать пять лет назад. Сильную и пылкую душу, думающую только об одной цели. Как она его тогда любила!

Как она теперь его боялась…

Холлис подошла к нему сзади, стараясь ступать по брусчатке так, чтобы не спугнуть его. Она видела по едва заметному повороту его головы, что он слышал ее, узнал ее шаги. Она подняла ладонь и хотела опустить на его плечо. Но замерла, пальцы были в дюймах над его кожаной броней. Холлис осторожно вдохнула.

— Она не мертва, Фендрель, — сказала она.

Он не ответил. Мышцы его шеи напряглись.

— Надежда не потеряна. Корона… нуждается в ней. Живой. Она хочет ее тело и кровь. Она не убьет ее. Она жива. Где-то там. Я знаю это.

— Возможно, жива, — голос Фендреля был низким и грубым, как разбитый камень. — Но она заберет ее. Использует. Захватит, — он покачал головой, клюв двигался как копье. — Было бы лучше для всех нас, если бы я убил ее, когда был шанс.

Холлис отдернула руку, лед пронзил ее грудь. Все нежные чувства, пытающиеся затуманить ее разум, пропали. Этот мужчина все еще был венатором-доминусом ду Глейвом. Не Фендрелем, юношей, которого она когда-то любила. Это был Черный капюшон. Легенда. Лжец.

Она отпрянула на шаг, сжала кулаки по бокам и скрывала эмоции в голосе, пока говорила:

— Даже если корона захватит Айлет, она будет не так сильна, как была Жуткая Одиль. Без двойной тени она будет слабее. Мы сможем победить ее. Одолеть корону, — слова вылетели из ее рта, и Холлис покачала головой и посмотрела на лес. — Но она не будет с Короной, Фендрель. Что бы она ни сделала с Айлет.

— Ты — дура, если веришь в это, — Фендрель повернулся к Холлис, глаза над маской пылали.

— Ты — дурак, Фендрель. Всегда им был, — Холлис прижала ладонь к груди, ощущала биение сердца под кожаной броней. — Я знаю Айлет. Я растила ее, знаю ее душу. Ты понятия не имеешь, кто она. Ты не знаешь глубины ее… упрямства. Ее решимости. Но ее сердце… — она вздохнула, мышцы челюсти напряглись. — Ее сердце есть и всегда было честным, — ее глаза вспыхнули. — Она не хочет власти, не хочет влияния, стать легендой. Не как ты. Не как я.

Фендрель смотрел на нее свысока из-под тяжелых бровей. Он разглядывал ее, и его внимание было как лезвие у ее кожи. Одно неверное движение, и он порежет ее, оставит полосу крови. Холлис не вздрогнула.

— Надежда еще есть, — после паузы она пожала плечами. — А даже если нет, разве у тебя есть выбор? Побежишь домой, в Дюнлок? Поднимешь барьеры? Или призовешь больше душ, готовых отдать жизни и вечность ради атакары?

Фендрель отвернулся. Было невозможно понять эмоции на его лице из-за маски, из-за волос, ниспадающих на щеку. Но Холлис не нужно было видеть его лицо. Ее тень коснулась края его разума.

Она быстро отпрянула. Пульс его отчаяния был слишком сильным.

Ощутив прикосновение ее тени, он поднял голову. В глазах был опасный свет.

— Что ты предлагаешь, венатрикс? — осведомился он. — За годы в тебе появилась жажда самоубийства?

Его слова вызвали давние воспоминания, которые она успела забыть. Она увидела себя девушкой, едва миновавшей церемонию Одержимости. Полной огня. Полной пыла. Полной страха. Она видела себя в оружейной каструма Ярканд, все тело дрожало от эмоций, которые она едва осмеливалась называть.

— Это самоубийство, Фендрель. — сказала она тогда ему. — Ты себя погубишь.

— Лучше умереть, выполняя волю Богини, чем жить трусливо. Как червь, — ответил он.

Фендрель никогда не сомневался в воле Богини. Он не сомневался в цели перед собой, не сомневался в каждом шаге. Но куда вели те шаги?

— Никто из нас не знает, что за смерти уготовила нам Богиня, — сказала Холлис. — Но мы — не ягнята на алтаре. Мы — живые жертвы… и мы позволим Ей определить конец.

Она расправила плечи и убрала импульсивно маску с лица, чтобы смотреть на Фендреля прямо, чтобы он видел ее четко.

— Я пойду в Дулимуриан, — сказала она. — Я сделаю все, чтобы помешать Одиль добраться до короны.

Фендрель глубоко вдохнул сквозь маску. Он тоже расстегнул ремешки за ушами и снял клюв, открывая лицо. Холлис видела, как потемнели его вены под бледной кожей, какой оскверненной стала его кровь. Дух в нем воевал с его душой, и все силы Фендреля уходили на то, чтобы удержать его в узде. Но он держался. С трудом, но держался.

Он сделал шаг, другой, пересек расстояние между ними и навис над Холлис, его широкие плечи закрыли для нее лес за ним. Фендрель впился в ее глаза взглядом. Было легко затеряться в тех глазах, в серых прудах, поддаться его воле.

Больше нет. Хоть воздух между ними стал жарким, полным силы их теней и пульса их сердец, Холлис не могла больше поддаваться Фендрелю.

— Ну? — спросила она, голос хрипел в горле. — Что будешь делать?

— Я пойду с тобой, Холлис, — Фендрель чуть не взял ее за руку. Она ощущала его пальцы близко, но он не коснулся ее. — Я умру с тобой.

— Тогда пусть Богиня сжалится над нашими душами.
























ГЛАВА 3


Террин целился скорпионой в сердце девушки, стоящей в пяти ярдах напротив него. Тени от измученных деревьев Ведьминого леса не могли полностью скрыть ее милые черты, женственное тело, заметное сильнее из-за изорванного бального платья.

Он застыл. На миг он увидел там красивую леди, которая вызывала у него когда-то юную страсть, недосягаемую фантазию. Он не мог отделить картинку перед ним от тех воспоминаний — ее соблазнительной улыбки, ее рук вокруг его шеи, мягком теле, прижатом к нему в приглашении. Мучения его тела, когда он пытался сдерживаться, как требовал Орден.

Он видел Лизель ди Матин. Но лишь миг.

Террин моргнул, теневое зрение силой открылось в нем, показывая тень, кипящую в том теле, опасное сияние странного света Невидимки. Он стиснул зубы, сжал спусковой механизм у ладони. Скорпиона дернулась и выстрелила. Дротик Нежной смерти пронесся по воздуху, рассекая пылинки обливиса, словно слои занавеса. Его глаза обманывали его, говорили, что дротик летел ужасно медленно, хотя он знал, что снаряд несся быстро.

Но недостаточно быстро. Фантомная ведьма пропала во вспышке тьмы, шагнула из этого мира в Прибежище, следуя своим невидимым путям. Нежная смерть рассекла пустоту на месте ее сердца. И мир порвался, она вышла за Террином.

Вспышка стали. Меч Герарда рассек воздух, Террин заметил это краем глаза. Террин отшатнулся вправо, отпрянул от атаки. Реакция принца была хорошей, он почти идеально угадал, где появится ведьма. Но его клинок рассек только обливис, почти задел Фантомную ведьму. В этот раз она не вернулась сразу же.

— Быстро! — рявкнул Террин и схватил Герарда за руку. Герард без возражений позволил оттащить его на несколько шагов в сторону, развернуть и прижать спиной к дереву, чтобы Фантомная ведьма не могла появиться за ним. Террин повернулся спиной к Герарду, закрывая его своим телом, как щитом. Он схватил еще дротик Нежной смерти из колчана. Оставалось несколько.

Белое сверкающее крыло мелькнуло перед его глазами. Нисирди, его тень, встал перед ним, выгнув длинную шею, раскрыв пасть, белый огонь собрался в его пасти. Он посмотрел по сторонам, словно искал след другой тени, но не мог уловить его.

Террин замер. Он не привык брать магию тени посреди боя, не привык управлять той огромной силой. Он должен был воззвать к ней сейчас? Собрать в ладони залп белого света и выпустить в Фантомную ведьму, как только она появится? Это могло сработать лучше яда, и…

Еще дыра тьмы открылась в мире, Фантомная ведьма выпрыгнула слева от Террина. Он повернулся, выстрелил, но она была слишком близко и слишком быстрой. Она отбила его руку, дротик улетел.

«Нисирди!» — взревел Террин в голове.

Его тень дрогнула в ответ, жар поднялся в Террине, побежал по рукам к ладоням. Фантомная ведьма поймала его за горло, Лизель улыбалась ему.

— Идем со мной, венатор, — прошипела она.

Террин не успел даже вдохнуть.

* * *

— НЕТ! — закричал Герард, бросился, сжимая ладонью кружащийся обливис. Была лишь пустота на месте Террина. В воздухе дрожал шок от разрыва миров, брешь тут же закрылась. Ощущение потрясало Герарда.

Он отшатнулся на пару шагов, врезался в ствол дерева. Грудь вздымалась. Яд обволакивал его легкие, слабость растекалась по ногам, собиралась в животе. Он не мог поверить в то, что увидел. Он мог только стоять, тяжело дыша, втягивая в себя больше яда.

А потом он стал двигаться. Сначала удалось сделать только несколько неровных шагов. Но решимость росла, силы возвращались, и он двигался все быстрее. Он вспомнил слова Террина, что Фантомная ведьма могла двигаться только в радиусе мили от оставленного якоря. У него не было времени, чтобы покинуть радиус. Но он мог попытаться.

Он моргнул, во тьме за веками увидел белую ладонь, сжимающую горло Террина. Он видел милое лицо Лизель, искаженное ненавистью Инрен. А Фейлин? Что с Фейлин? Был ли шанс, что она осталась в том теле? Сведенная с ума, но еще цепляющаяся за существование в этом мире?

Герард отогнал эти мысли. Он не мог сейчас думать. Эти мысли вели к отчаянию. А если он поддастся отчаянию, все будет потеряно. Ему нужно было двигаться. Нужно было добраться до видения, которое дала ему девочка, Пророк. Каменная платформа высоко над миром, пальцы-колонны вокруг него. Свет звезд на черном камне…

Он побежал. Тело дрожало от усталости. Он знал, что ядовитый воздух влиял на него. Воздух и его страх. Колени подогнулись. Он упал, но поднялся. Упал снова. Герард пополз, тащил меч за собой. Клинок оставлял след в гнилой земле.

Герард склонил голову, волосы в засохшей грязи висели перед глазами, прилипли к щекам. Легкие болели от необходимости вдохнуть, но свежего воздуха не было милями. Конечности покалывало, его мутило. Он полз, ладонь за ладонью, колено за коленом. Его меч был грузом, и требовалась вся сила воли, чтобы тащить его.

А потом он остановился.

Он видел босую белую ступню. Изящную, почти сияющую среди грязи Ведьминого леса. Герард медленно поднялся взглядом к грациозной лодыжке, голени и голому колену. Он добрался до обрывков юбки вокруг бедер и узкой талии.

Он не смог заставить себя посмотреть выше, на лицо Лизель. Он не хотел видеть в тех глазах Инрен.

— Я так много о тебе слышала, Золотой принц, — сказала Фантомная ведьма, ее слова падали в его уши каплями кислоты. — Я видела твое лицо во снах больше раз, чем могу сосчитать. В ее снах, точнее. Похоже, мы хорошо знали друг друга.

Она склонилась и поймала его за волосы у лба, подняла его голову, чтобы он смотрел ей в глаза. Герард не мог дышать. Не мог думать. Мог лишь моргать. Но, отдаленно отметил он, словно и не думал об этом… он не боялся. Уже нет.

Ведьма жутко улыбалась, искажая украденное лицо Лизель, показывая окровавленные зубы. Она присела на корточки, свободной ладонью забрала меч у Герарда без боя. Она толкнула его на пятки, и он оказался на коленях перед ней в гнили. Его руки обмякли по бокам, плечи опустились. Но он держал голову высоко, даже когда ведьма отошла на пару шагов, даже когда она подняла меч.

— Твой отец отрубил голову моей богини, — прорычала Инрен. — Думаю, уместно, что твоя судьба повторит ее. Только Одиль будет королевой снова, а ты… — она покачала головой и жестоко рассмеялась. — Твоя голова так не познает корону при жизни.

Она завела меч назад. Было странно видеть хрупкую Лизель ди Матин с этим оружием. Лизель точно не хватило бы сил отрубить мужчине голову с плеч одним ударом. Но она могла даже так его убить. Она могла рубить, как топором, снова и снова, и добиться цели.

Герард сглотнул, но держал шею прямо, не сводил взгляда. И все еще не боялся. Может, яд влиял на голову, сводил с ума. Он посмотрел на Фантомную ведьму. И улыбнулся.

Она застыла. Меч висел в воздухе над ее плечом. Ее ноги были широко расставлены для взмаха, тело было повернуто. Но она не двигалась. Что-то мелькнуло в ее глазах.

А потом ее тело задрожало, словно ее тошнило. Она бросила меч, и он рухнул за ней, почти пропал в грязи. Ее тело содрогалось все сильнее, глаза расширились. Звук поднялся из нее, словно из глубин живота, из души. Она откинула голову и заревела запутавшимся ветвям над головой. Обливис в воздухе дико кружился, словно от бури. Герард сжался, поднял ладонь в жалкой попытке защититься.

Фантомная ведьма опустила голову к груди, стояла перед ним, как набитая кукла на палке, безжизненная, но не падающая. Она медленно подняла голову, посмотрела на него голубыми глазами Лизель.

— Любимый? — сказала она.

Он знал этот голос.

Герард охнул. Он с трудом поднялся на ноги, пошатнулся, словно только родившийся жеребенок. Она не двигалась, только смотрела на него. Эхо ее голоса было в его ушах. Он сглотнул, ощущая обливис на языке. А потом смог прошептать:

— Фейлин?

Визг разорвал воздух. Лицо перед ним стало демонической маской гнева, голода и боли. Он не успел отреагировать, она бросилась на него, царапала пальцами, сжимала его тунику, волосы, лицо.

Миры раскрылись, и она утащила его во тьму.








































ГЛАВА 4


Айлет застыла, словно стала каменной, протянув руку к короне. Она пульсировала голубым светом, ритм ускорялся, как биение сердца. Какая-то тьма внутри короны будто звала ее дух, просила ее действовать.

Но голос Жуткой Одиль прозвенел среди колонн ладони. Он остановил Айлет, и она даже думала, что ее заколдовали. Она не могла оторвать взгляда от короны, даже если бы хотела, но при этом будто вышла из головы, смотрела на сцену издалека. Она видела себя на ладони, ноги стояли между линий.

И она увидела Одиль на руке за ней, возле изящно вырезанных вен запястья. Пока Айлет смотрела, ее темный силуэт становился все плотнее, становился проекцией высокой женщины в длинном черном платье. Ее блестящие волосы развевались среди обливиса, будто вода.

— Стой, — снова сказала она, ее голос был почти нежным. И это манило больше, чем крик. — Не трогай ее, дитя. Ты не хочешь…

Айлет бросилась.

Вид издалека пропал, она снова была в своей голове, видела только своими глазами. У нее был миг для решения. Она знала, что ей рассказывали о короне из эйтра — только те, кто был из рода ду Мовалис, могли ее коснуться и выжить. Только Одиль с тенью-близнецом могла управлять ее силами.

Корона должна была считать Айлет легкой добычей. Что ее легко соблазнить дарами, что она не остановится и не задумается, реально ли предложение. Она хотела заманить ее и сделать бездумным носителем. Но…

Но эта корона не была настоящей. Эта корона была лишь сном. Весь этот мир был просто кусочками мыслей и воображения из разума Ведьминого леса.

Айлет сжала ладонями основание короны. Хотя миг назад она была велика для ее головы, слишком большая и тяжелая, чтобы даже поднять ее без силы Ларанты в теле, от ее прикосновения корона изменилась, стала правильного размера, формы и веса. Она повернулась лицом к Одиль, подняла корону и опустила на свою голову.

Холодный металл впился, пульсировал в ее черепе, острый край вонзился в кожу, в кость. Она поняла сразу же ошибку, но было слишком поздно. Сила полилась по ней, ворвалась в ее голову, и она закричала. Ладони пытались, но не могли ухватиться за корону, сорвать ее. Это было не так, как с силой Ларанты в ней. Это было больше, темнее. Мощнее.

Это кружило голову.

Сущность была там. Запертая в короне, лишенная смертного тела, через который она могла быть понятной смертным разумам, она была почти непостижимой. Такое огромное и ужасное создание, что она могла различить только огромное запутанное сознание, сложное, как вся корневая система Ведьминого леса. И все там, в ее разуме.

На миг… все было ее.

Она выдохнула. Обливис вылетел из ее ноздрей черными клубами.

В этих двух струйках тьмы она увидела фигуру Одиль, опустившуюся на нее. Темная богиня, хозяйка обливиса, протянула руки и вызвала стихию, превратила ее в кружащуюся сферу. Кольца опасной силы крутились вокруг одной оси все быстрее, искры магии слетали с них. Взмахом запястья Одиль бросила снаряд, и он устремился к Айлет, к короне на ее голове.

Айлет ответила. Ее инстинкты были слишком быстрыми. Такими быстрыми, что она знала, что двигалась не сама, другая воля захватила ее. Но это ощущалось как ее решение, как ее реакция, молниеносная и уверенная. Она подняла руки, скрестила в запястьях, и обливис в воздухе перед ее лицом затвердел в щит. Снаряд Одиль попал, срикошетил и ударился об один из пальцев, а оттуда взмыл в небо.

Одиль наступала. Другое оружие уже сияло в ее ладонях, копье толщиной с пояс мужчины с опасным острием. Она отправила его в полет, и копье пробило щит Айлет. Айлет бросилась на землю. Копье пробило ладонь статуи, как гвоздь, пробивший плоть и кость.

Сон дрожал вокруг Айлет, готовый растаять. Но сила в ней хватала обливис, удерживала сон, заставляя его быть прочным, заставляя каменную ладонь оставаться на месте. Айлет скользила по камню, спохватилась и вскочила. Снова пульсировал не ее инстинкт. Она взмахнула рукой перед лицом агрессивной дугой. Воздух стал сотней маленьких ножей облидита, и они полетели к Одиль. Ножи рвали ее одежду, плоть, пролетали насквозь, с их острых концов капала черная от тени кровь.

Айлет смотрела на фигуру перед собой, на раны в ее высоком худом теле. Раны были маленькими, нанесенными быстро, еще даже не начали кровоточить.

Одиль посмотрела на свое истерзанное тело, моргая. А потом посмотрела в глаза Айлет.

— Маленькая дура, — сказала она. — Ты не понимаешь? У тебя нет тут власти. Это лишь сон.

Айлет не успела защититься в этот раз. Атака ударила раньше, чем она поняла, что ее ждало. Воздух перед ней вдруг затвердел, оттолкнул ее. Она отлетела и врезалась в один из пальцев-колонн. Она попыталась ухватиться за камень, но твердый воздух и дальше толкал ее, давил ее.

Колонна пропала.

Айлет падала, кувыркаясь в небе, головой вниз, потом ногами, снова головой, руки не могли ни за что ухватиться. Полоска эйтра на лбу рассыпалась, и Айлет ощутила, как сила вытекла из ее духа, оставив ее слабой и беспомощной…

Она рухнула. Но падение было мягким, она едва ощутила его. В один миг она падала, в другой — просто лежала среди пустоты. Ее картинка пропала. Был только дух, парил в тумане обливиса.

Она не знала, сколько оставалась в таком состоянии. Время для нее потеряло значение. Но пейзаж сна медленно обрел облик. Ее разум дал ей новое тело — она ощутила, как оно появилось, обнаженное, лежало, раскинув руки, на твердой земле. Она ощущала под спиной гладкий камень. Веки были тяжелыми, и она с трудом подняла их, оказалась на отполированном монолите под идолом Одиль. Сам идол рухнул на колени, левая рука была отломана, голова — отрублена, покатилась по склону и разбила здания в городе внизу. Осталась только правая рука, отчаянно тянущаяся к небесам. Пульсирующий голубой свет сиял сверху, в ладони.

— Оромор заставит тебя поверить, что ты можешь управлять его силой.

У Айлет не было сил, чтобы сесть, повернуться, посмотреть. Она лежала под сломанным идолом, а Одиль появилась из-за обливиса, ее тяжелый шелковый подол шуршал, волочась по камню за ней. Она остановилась возле Айлет, смотрела на нее пару мгновений, а потом опустилась рядом с ней в пруду темных юбок. Айлет не нужно было смотреть, чтобы знать, что мелкие раны зажили. Их тут и не существовало.

— Это все обман, — сказала Одиль. — Искушение. Он хочет, чтобы ты нашла ее, но не тут, а в реальном мире. Он хочет, чтобы ты забрала ее до меня. Он знает, что ты моей крови. Он знает, что твое смертное тело может вытерпеть его силу. Но Оромор знает, что может управлять тобой.

Айлет поежилась. Было слишком ужасно, слишком странно лежать тут и слушать Жуткую Одиль. Ведьму-королеву, Яд Перриньона. Слышать ее спокойный голос, словно терпеливая бабушка говорила с непоседливым ребенком.

— Только одно создание может управлять Оромор, — продолжила Одиль, соединив ладони на коленях. Ее лицо было как фарфоровая маска, обливис обвел ее глаза, как аккуратно нанесенная косметика. — Это ее близнец, Иримир. Моя тень. Но даже так разница в силе между двумя такая маленькая, что малейшее изменение все разрушит. Носить корону из эйтра — это идти по границе погибели.

Айлет не хотела смотреть в те глаза. Она сопротивлялась, сколько могла, но ощущала притяжение. И она сдалась, бросила взгляд на странно знакомое лицо. Они долго разглядывали друг друга, и рот Одиль чуть дрогнул в намеке на улыбку.

— Не иди за силой Оромор, — тихо сказала она, ее тон был с упреком. — Не желай ее лжи. Корона — мое бремя, а не твое. Моя великая и ужасная судьба.

Тело Айлет онемело. Хоть это была лишь проекция, разум говорил ей, что падение сломало все ее кости, и она не могла двигаться. Она хотя бы не ощущала боли. Или ощущала, но такую сильную, что смертное восприятие не могло это выразить. Как музыка флейт эвандерианцев не была слышна смертным ушам.

Призвав остатки сил, Айлет прошептала:

— Это того стоило?

Одиль склонила голову.

— Великая и ужасная судьба… стоила смерти моей матери? И моей?

Тишина мерцала в воздухе между ними, густая, как пылинки обливиса. Одиль не отводила взгляда от глаз Айлет, не двигалась, не дышала. Но ее облик во сне будто увядал. Перемены сначала были едва заметными — кожа провисла под глазами, у рта и на тонкой шее в шрамах. Черные волосы обвисли вокруг лица, в них появились седые пряди, как вены серебра в камне.

А потом тонкие губы стали двигаться, она заговорила:

— Когда они уложили меня для казни, когда сковали мои руки и открыли мою шею для клинка, когда песнь Краван Друк слетела с моих губ и активировала чары, я хотела только смерти. Я желала ее. Больше, чем ты можешь себе представить. Я видела сила своих родных перед глазами. Я видела своих дочерей, мертвую Олену и пропавшую Олесю. Ее ждала гибель. И я хотела присоединиться к ним.

Она опустила голову. Ее волосы стали почти серебряными, спина сгорбилась, тонкие кости плеч выпирали из кожи, похожей на бумагу, как крылья.

— Но если бы я умерла… что стало бы с моим народом? С захваченными тенями, которые искали у меня защиты? Что стало бы с моим городом, убежищем, которое я создала своими руками? Многие пострадали бы. Одержимых назвали бы ведьмами, наполнили бы ядом. Рожденных с тенью привязали бы к кольям и сожгли для их спасения. Все те страдающие души без надежды и помощи. Только я предложила им спасение. Только я с силами Иримир и Оромор могла защитить Дулимуриан и защитить их. Но если это тело умрет, что тогда? Даже если дух сбежит и найдет новый носитель, я не смогу носить корону из эйтра. Нет… нет, — она покачала головой, серебряные волосы тихо шелестели, как длинные ветви ивы на ветру. — Это тело нужно было спасти. Любой ценой. Эта жизнь значила так мало для меня, но все для моего народа.

Горечь появилась во рту Айлет. Она скривила губы, ноздри раздувались.

— Чтобы твое проклятие работало, тебе нужно было защитить себя. Ты не могла позволить моей матери жить. Или мне.

Одиль подняла голову, волосы сдвинулись, и она снова посмотрела на Айлет.

— Верно. Я послала своих Алых дьяволов убить вас обеих после твоего рождения. Только так я могла убедиться, что Краван Друк поддержит меня. Но Олеся… моя храбрая и красивая дочь сбежала с тобой на руках.

Она притихла на миг, губы дрожали. А потом слова сорвались с них, как искры костра в ночи:

— Когда они отрубили мою голову, когда сожгли меня и осквернили мое смертное тело, я думала о тебе и твоей матери. Когда они опустили меня на ту холодную плиту в черной гробнице, я снова и снова видела ваши лица. Мои дорогие. Мои любимые. Я надеялась, что вы обе выжили, что мои планы не сработали. Я надеялась, что ты вернешься и убьешь меня раз и навсегда.

Ее лицо выразило такую смертную боль, любовь и тоску, что душа Айлет с болью дрогнула в ответ. Она знала, что должна была ощущать только ужас при виде этого лица. Но… теперь в ее голове были знания. Картинки истории, которой с ней поделилась Одиль. Воспоминания о победах и поражениях. Она снова видела юную венатрикс на коленях посреди пепла, кричащую, рыдающую и зарывающуюся лицом и ладонями в холодный пепел, пока она вся не стала серой, как призрак.

Айлет покачала головой и зажмурилась.

— Немного поздно для сомнений, не думаешь?

Одиль не сразу ответила:

— Я видела ладонь Богини надо мной. Я была могущественной, но не божеством. Я не была вечной. Я видела, как Она подняла свое орудие, чтобы сбросить меня. Своего Избранного короля. Обещанного спасителя. И я спросила себя: «Я опущу голову на плаху? Я поддамся неизбежному?».

Хоть Айлет пыталась подавлять желание, она открыла глаза и поймала взгляд королевы. Ее манили эмоции души Одиль.

— Я нашла ответ. И я поступила так, — сказала с горечью Одиль, а потом ее голос стал таким нежным, что растопил бы самое твердое сердце. — У меня было много лет, дитя, чтобы обдумать, сделала ли я правильный выбор. Много лет боли… и сожалений.

Айлет не могла говорить. Слова будто засохли в горле. Она могла лишь смотреть в черные, как ночь, глаза и ощущать связь между ними. Связь была сильнее любой духовной связи между смертным духом и тенью. Связь кровного родства, какую она еще не ощущала.

Нет… это не было правдой…

Разум показал ей картинки ее братьев-волков и сестер-волчиц. Ее мать в теле волчицы. Она снова ощутила сходство с ними, хоть ее смертное тело отличалось от их тел. Она не понимала разницы тогда, будучи ребенком. Даже сейчас, оглядываясь на вернувшиеся воспоминания, она едва замечала это.

Это была семья. Там она ощущала свое место. Не так, как с Холлис, которая взяла ее, только чтобы управлять ею, врать ей. Не как с Орденом, который использовал ее и бросил, когда ее уже не могли использовать. Тут было ее место, как рожденной с тенью. Тут был зов крови.

Она принадлежала Одиль. А Одиль принадлежала ей.

Дух Айлет брыкался. Протест рос в сердце, давил все сильнее, пока не вырвался из ее рта визгом:

— Нет! — закричала она, а потом снова и снова. — Нет! Нет! Нет!

Ментальная проекция ее тела пропала, растаяла, и остался только дух. Ее не ограничивали плоть и кость, она устремилась в небо, полное обливиса, унеслась во тьму, в забвение. Только бы сбежать от той связи, которой она боялась больше всего в жизни. Больше, чем монстров, на которых охотилась. Больше, чем костра эвандерианцев. Больше, чем вечности в Прибежище. Она не могла быть привязана. Она должна была сбежать…

* * *

Вес смертности обрушился на нее, ее дух вернулся в тело. Она сидела миг в темноте в своей голове. А потом открыла глаза и посмотрела на высокие деревья Ведьминого леса вокруг нее.

Она проснулась.








ГЛАВА 5


Тьма ревела вокруг него. Но через миг он вдохнул прохладный чистый воздух.

Еще через миг он оказался во тьме снова, в хаосе таком шумном, таком тяжелом, таком жарком, что даже миг был адом. Но миг прошел, и он снова вдохнул, в этот раз — грязный воздух Ведьминого леса. Пять раз он менял миры, каждый раз это было слишком быстро, чтобы осознать, он словно просто моргал.

Путешествие закончилось резко, как и началось. Каждая клетка его тела была напряжена, словно сердце, кровь, конечности и душа были готовы разорваться на тысячу кусочков.

Герард рухнул в грязь Ведьминого леса, вытянув руки, согнув ноги, лицо было повернуто, чтобы он мог дышать, не глотая слизь и гниль. Он лежал, словно сломанный, ничего не видел, кроме пляшущих лучей света на пылающих глазах. Его уши не слышали ничего, кроме какофонии тишины и криков, которые не совпадали с его пониманием. Его ощущения были живыми, опаленными болью, он не мог осознавать мир вокруг него.

Он не знал, как долго оставался в таком состоянии, пока не начал хоть немного приходить в себя. Казалось, его разум собрал все, что пережил, и запер в глубоком темном месте, где он не мог это видеть и помнить. Он стал оживать. Сначала ощутил боль в теле, словно его снова и снова толкали в стену. Потом он ощутил вонь гнилой почвы под ним, достаточно сильную, чтобы его желудок сжался, а горло сдавило от желчи.

А потом его уши стали слышать. И он уловил голос:

— Нет! Нет, нет, нет, я не дам тебе навредить ему!

Он поднял голову. Земля шлепнула, когда его щека высвободилась, грязь осталась на лице и шее, стекала по груди, пока он поднимался на колени. Боль пронзила плечи и спину, но ничего не было сломано. Он осторожно повернулся к голосу, который стал стоном без слов.

В нескольких ярдах от него Фантомная ведьма сидела на коленях спиной к нему. Он заметил ее через туман обливиса, ее золотые волосы выделялись во мраке, хоть они и были спутанными и грязными. Она сидела на коленях у дерева, сжимала ствол, ее ладони рвали кору и гнилое дерево. Смола текла из ран, катилась по ее пальцам и рукам.

Герард смотрел на те белые плечи — плечи Лизель, когда-то нежные и округлые, а теперь в красных линиях, словно она царапала их, пытаясь оторвать что-то невидимое от плеч. Она содрогалась от рыданий и дыхания. Казалось, она не замечала Герарда, а он встал на ноги и, шатаясь, подошел к ней сзади.

Он остановился на расстоянии вытянутой руки с неуверенностью. У него не было оружия — его меч остался, когда ведьма утащила его в другое измерение. Но даже с оружием он не смог бы навредить ей. Он снова услышал тот голос от нее.

— Фейлин? — тихо сказал он.

Она напряглась. А потом медленно повернулась и посмотрела на него, ее лицо было оскалом, выражение было чудовищным. Он невольно отпрянул на шаг, его сердце билось в горле. Но в следующий миг ее лицо вытянулось, выражение растаяло, другой дух бился за власть. Она обмякла, голова опустилась, руки сжали дерево.

— Фейлин, — сказал Герард и опустился рядом с ней. Он протянул руку, замер и взял ее за руку.

Ее тело дернулось от его прикосновения. Но ее пальцы переплели его пальцы, и она повернулась к нему, в глазах были слезы.

— Герард! — закричала она и прижалась к его груди.

Он притянул ее к себе, пока она рыдала. Он старался не думать о том, как просто она могла утащить его в Прибежище, и как быстро он мог умереть, и как он не смог бы даже помешать этому. Он старался думать только о Фейлин… Он любил ее раньше. Веселую Фейлин со смехом, похожим на звон колокольчика. Она могла танцевать ночь напролет, как цветок, кружащийся с весенним ветром. Фейлин… была его невестой. Он держал в руках не тело Фейлин, но ощущал ее душу внутри. Он узнал бы ее всюду, каким бы ни был ее облик.

Она перестала плакать. Она просто сжималась, держась за его рубашку, прижимаясь головой к его сердцу, как ребенок, который нуждался в утешении. Он держал ее, прижимался щекой к ее макушке, нежно сжимая руками, словно, если бы он держал ее близко и достаточно крепко, он мог еще спасти ее.

Но спасение было невозможным. Они оба знали это. И они просто сидели, тихие и испуганные, держались за то, что осталось между ними. Его тело дрожало. Кошмар, который он только что пережил, и яд в легких сделали его слабее, таким он еще никогда не был. И под этой слабостью его сердце колотилось, просило шевелиться, спешить к судьбе. Пока не поздно. Но он подавил те желания. Не было судьбы, видения, пророчества. Не в этот миг. В этот короткий миг была только Фейлин. И он был в этом миге с Фейлин.

Наконец, она отодвинулась и посмотрела в его глаза. Черты Лизель исказились, душа Фейлин смотрела из слезящихся глаз.

— Серина? — тихо спросила она.

Его горло сжалось с болью. Он видел перед глазами то белое неподвижное лицо на подушке, где он оставил ее. Такую холодную, хрупкую… недавно сломленную проклятием, с которым она не могла бороться.

— Она жива, — сказал он. Была жива пару часов назад, когда Террин встретился с ней в Дюнлоке. Он не знал, что стало потом с ней и всем замком. Словно убеждая себя, он повторил. — Она жива.

— Хорошо, — Фейлин кивнула, опустила подбородок к груди. Кудри Лизель упали по бокам ее лица. — Я… не хочу убивать ее, Герард. Не хочу.

— Знаю, — Герард нежно коснулся ее щеки. Все ее тело дрожало под его пальцами, и его душу сдавила печаль. Он хотел спросить ее о Террине. Он хотел спросить, что Фантомная ведьма сделала с его братом. Но он боялся ответа, не смог заставить себя произнести слова.

— Я… не знаю, смогу ли держаться дольше, — прошептала она. — Я так… устала. Так мало сил. Они сильнее меня. И злее.

Герард медленно кивнул. Он не знал, что сказать, так что держал рот на замке. Когда Инрен захватит власть, она убьет его. Ему стоило встать, ударить по телу, пока он мог, и поспешить покинуть это место. Но каким был смысл? Даже если он поднимет руку на Фейлин, он не знал, где он был. Его окружал огромный Ведьмин лес. Сверху не было солнца, света, звезды, которая помогла бы направить его. Только мрак и яд, сколько было видно.

Фейлин склонила голову, светлые ресницы трепетали.

— Они всегда говорили мне, что ты — Золотой принц. Ожившее обещание Богини, — в словах не было насмешки. Может, там был даже восторг.

Но она словно ударила Герарда по животу.

— Да, — сказал он, выдыхая. — Мне тоже говорили это. Но это не правда.

— Я это поняла, — ответила Фейлин, качая головой. — Я видела Жуткую Одиль, Яд. Она жива. Ее удерживают нити магии, но она жива. И она заберет корону. Ничто ее не остановит, даже Ведьмин лес.

— Я ее остановлю, — он не звучал уверенно. Но когда он сказал эти слова, что-то случилось… что-то изменилось в нем. Может, это его безумие толкало его глубже. Не важно. Слова сорвались с его языка, его сердце билось в ровном ритме, и он стал дышать легче, несмотря на яд в легких.

Он посмотрел на Фейлин, и ее она разглядывала его лицо.

— Ты не можешь ее остановить.

— Остановлю, — ответил он. — Но сначала мне нужно в Дулимуриан.

Фейлин замотала головой.

— Это уже не город Новой Богини. Он теперь принадлежит короне. Не сомневайся, Герард! Я видела этими глазами. Я видела стену вокруг города, стену живых лоз. Даже Одиль не может пройти. Пока что. Она… заставила ведьму перенести ее. Перенестись за стену. Это чуть не уничтожило нас.

Эффект ее слов был не таким, как хотела Фейлин. Герард, слушая ее предупреждение, ощутил, как ожила надежда.

— Одиль не дошла до города? — прошептал он. — Одиль не добралась до города, — он встал, сила вернулась, вдохновение питало его душу. — Еще есть время!

Фейлин, сидя в грязи, смотрела на него, все быстрее мотая головой.

— Нет, нет, нет. Ты меня не слышал? Ты не можешь пройти! Никто не может. Даже Одиль.

— Но я пройду, — ответил Герард. — Я видел это, Фейлин. Так должно быть, — он протянул руку и, когда она осторожно взялась за его ладонь, он поднял ее на ноги. Она стояла близко к нему, холодная, дрожащая, отчаянная. Духи воевали за ее глазами. Но он смотрел в ее центр, смотрел только на Фейлин.

— Ты можешь отвести меня туда? — спросил он. — Можешь отнести к стене?

Она медленно кивнула.

— Это не далеко. Но там нет рядом якоря. Придется идти.



































ГЛАВА 6


Террин стоял, моргая, в тенях, пойманный в бесформенный сон.

Но он не долго был бесформенным. Тьма стала силуэтами, которые он, казалось, узнавал. Они медленно затвердели, он стал четче видеть. Он видел знакомые здания, шел по узкой каменной дороге между ними, держался ближе к стене. После пары шагов он понял, что миновал зернохранилище, шел к конюшням замка Дюнлок. Свет луны озарял каменный двор перед ним, и было во всем этом что-то знакомое, даже в напряжении в воздухе.

Когда его уши уловили тихие шаги за ним, он юркнул в убежище у двери зернохранилища и выглянул из укрытия на приближающуюся фигуру. Она тоже держалась зданий, скрывалась в их тенях, но порой не могла ничего поделать и шагала под светом луны. Белое сияние открыло строгое лицо, темные брови, длинные волосы.

Его горло сжалось при виде нее, желудок стал комом. Инстинкт или воспоминание гнали его двигаться. Словно он делал так раньше. Когда она ступила на узкую тропу между зернохранилищем и другой каменной пристройкой, он схватил ее за руку, ощутил в ней трепет удивления. Он плавным движением развернул ее и прижал к двери.

Длинная красная юбка задела его ноги. Этого не было в его воспоминании, нет, воспоминания смешались. Но ему было все равно. Пока его ладонь сжимала ее руку, а другая закрывала ее рот, подавляя гневный крик. Ее дыхание было горячим под его ладонью, и ее глаза яростно смотрели на него, словно искры гнева летели во тьме.

Те искры распаляли огонь в нем.

Он склонился ближе, и его ноздри наполнил ее запах — щелочное мыло, лошадь, хвоя и кожа. А еще пьянящий женский аромат. Когда он убрал ладонь с ее рта, она не стала говорить. Ее рот приоткрылся, она быстро дышала. Ее грудь вздымалась и опадала, словно она пробежала милю. Она была в прекрасном красном бальном платье, которое открывало ее плечи, подчеркивало ее декольте. Он видел шрам от длинного пореза, который сделал Фендрель, выпуская обливис из ее тела. Шрам тянулся между ее грудями, был красным на белой коже.

Его сердце болело от вида. Его ладонь лежала на ее голом плече, спустилась, пальцы нежно коснулись шрама, обвели его легонько. Она поежилась от его прикосновения, ее дыхание дрогнуло. Он отодвинулся и посмотрел в ее глаза. Ее глаза еще пылали, но она уже не сердилась, выражение лица было другим. Ее приоткрытые губы дрожали.

Жар кипел в венах Террина. Он знал закон святого Эвандера. Для захваченного тенью, как он, эти чувства, ощущения под кожей были непростительным грехом. Он знал, что смотреть на ее лицо, в ее темные глаза, на ее плечи, было как стоять на краю обрыва. Когда он упадет, его не смогут спасти. Он должен был отпустить ее. Он должен был отвернуться и убежать от искушения, как его учили.

Но он не мог. Он застыл, очарованный.

Его рот двигался. Он пытался произнести ее имя. Но язык не успел пошевелиться, она встала на носочки и прижалась к его губам своими. От этого молния шока пронзила его.

Он отпустил ее руку, схватил ее за волосы у макушки, удерживал ее голову на месте, пока целовал ее снова и снова, поворачивая рот то так, то иначе, стараясь найти идеальное сочетание с ней. Ее ладони лежали на его руки, поднялись к шее, пальцы нагревали его кожу. Он с рычанием отклонил ее голову, поцеловал ее щеку, челюсть, шею к шраму между ключицами. Он ощущал нежный трепет ее пульса под губами. Ее тихое скуление пело в его ушах, сводило с ума.

Его руки вдруг оказались полными огня.

Террин открыл глаза и увидел, что она смотрела на него сквозь пляшущий огонь. Он отпрянул в ужасе, а ее кожа сгорала и облетала. Ее рот открылся в беззвучном крике агонии, огонь поглощал ее платье, делал кожу черной. Голубой огонь.

С криком ужаса Террин попытался схватить ее, вытащить из огня. Но она ускользала, он не мог дотянуться. Он ощущал жар лицом, кожей, но огонь не обжигал его, только ее. Он был беспомощным, а она сгорала на его глазах.

Вокруг него мир таял в хаосе тьмы. Пульс его ужаса давил его душу. Он развернулся в поисках способа сбежать, отыскать помощь. Но он был один, смотрел, как Айлет горела, ее беззвучный крик разбивал его дух болью.

Белая пелена вдруг появилась перед его глазами. Нет, не пелена, а крыло. Полупрозрачное, мерцающее магией и светом, оно закрыло его от тьмы, огня, очищая глаза.

«В твоей крови воздух Прибежища, — сказал на ухо певучий голос. — Он отравляет твое тело и дух».

Прибежище?

Террин пару раз моргнул, потянулся за волос. Он видел вспышки воспоминаний — реальность рвалась, Лизель ди Матин то появлялась в этом мире, то пропадала. Он вспомнил бой с Фантомной ведьмой, его дротики пролетали в пустом воздухе. Ладони сжали его горло. Ведьма утащила его в брешь в реальности. В тот миг он знал, что ему пришел конец. Она оставила бы его там, в Прибежище, обреченного на вечность страданий. И он никак не мог остановить ее.

Если только…

Еще вспышка воспоминания. Он вспомнил рев Нисирди. Он помнил когти его дракона света, рвущие душу Фантомной ведьмы, впившиеся в нее так, что она не могла вырваться. Ей пришлось перенестись в мир смертных, принеся Террина с собой. Но он успел вдохнуть обливис.

И то, что он видел — Айлет в его руках, огонь, пожирающий ее плоть — были только в его сознании. Только мучения из-за ядовитого воздуха, который он вдохнул.

Террин взял себя в руки, его дух приготовился к ужасу, который ждал его за крылом Нисирди.

— Что я могу сделать? — спросил он, голос дрожал. Он знал только один способ выпустить обливис из тела. Фендрель умел это делать с помощью магии Анафемы, он забирал проклятие в себя, а потом передавал другому существу. Террин видел, как он сделал это с Айлет, всего десять дней назад. Но Фендреля тут не было.

«Я могу помочь, — сказал Нисирди. — Могу выжечь его из твоей крови. Его не так и много… но будет больно».

Террин поежился. Он и его тень еще не научились, как балансировать поразительную силу Нисирди и хрупкость смертного тела Террина. Дракон легко мог сжечь его изнутри, стараясь убрать обливис. Но разве был другой вариант?

— Делай это, — сказал он.

Нисирди кивнул, отодвинул сияющие крылья. Террин снова посмотрел на тьму опасного мира, который, как он теперь знал, был только в его голове. Он видел Айлет перед ним в том красном бальном платье, ее темные волосы ниспадали на голые плечи, голова была опущена. Она посмотрела на него.

Огонь наполнил ее глаза.

Террин протянул к ней руку. Но он не успел сделать шаг вперед, Нисирди поднялся за ним, открыл пасть и выстрелил залпом света в ее лицо. В этот раз Террин услышал ее крик.

Он хотел броситься к ней, защитить от залпа, от той боли. Но Нисирди удерживал его когтем за плечо. Террин опустился на колени под давлением того когтя, мог только смотреть в ужасе, как Айлет сгорала. Она кричала и кричала, рвала руками пустой воздух, словно могла высвободиться. Наконец, ее окружил дым, закрывая от его глаз.

Когда дым рассеялся, когда Нисирди проглотил горящий свет, картинка Айлет пропала. Террин сидел на коленях не во тьме, а на широкой поляне. Когда-то сухая земля в трещинах теперь была полна травы, которую покачивал ветер. Небо сверху все еще было пасмурным, но не таким тяжелым, как когда-то. Сияние Нисирди озаряло мир.

Но Террин не мог встать. Пот и слезы катились по его лицу. Он не мог оторвать взгляда от почерневшего места, где стояла Айлет. Он знал, знал, что это была только проекция его разума. Но это ощущалось… по-настоящему…

«Проснись, Террин. Ты еще в опасности».

Террин скривился от слов Нисирди. Но он ощущал, что реальность была близко, он чувствовал боль смертного тела. Он сглотнул, глядя туда, где стояла Айлет, в ушах звенело эхо ее криков. А потом, выругавшись, он открыл глаза…

…и увидел обрыв и черную медленную реку далеко внизу.

Террин резко вдохнул. Мир кружился перед глазами, и он не сразу понял, что движением были пылинки обливиса, парящие в воздухе, как пепел.

Он был на склоне утеса, застрял между пнем и каменистой стеной. Мутные воспоминания вернулись к нему — Фантомная ведьма вышла в мир смертных и бросила его с края, хотела покончить с его жизнью так, если не смогла бросить его в Прибежище.

Нисирди пошевелился в его голове. Террин скривился. Тень пока никак не могла помочь ему. Он не мог разобраться тут залпом.

Он посмотрел на свое тело, медленно проверил конечности, проверяя, что они не были сломаны. Он был побит, весь в синяках, левое плечо было с ожогом, его рука неловко обвивала пень. Его правая нога висела в воздухе, другая была прижата так, что кровь не поступала к ступне. Он подвинулся и ощутил неприятное покалывание бегущей крови. Было больно, и ему пришлось ждать, пока ощущение не пройдет.

Он повернул тело, осторожно посмотрел на склон. До края утеса было тридцать футов, и заметных выступов для рук и ног не было. Он посмотрел вниз, понял, что до дна было не больше пятнадцати футов. И утес чуть изгибался, склон был плавным, и он мог скатиться. Узкий берег тянулся вдоль реки, достаточно широкий, чтобы он мог пройти по нему, не задевая ногами черную склизкую воду.

Но куда вела река? И где он был?

— Миля, — прошептал он, кривясь. Фантомная ведьма могла переноситься в радиусе мили от якоря. Он был не больше, чем в миле от места, где они с Герардом бились с ведьмой…

Герард.

Террин содрогнулся. Что случилось с Герардом? Он оставил его без защиты. Он был еще жив? Инрен убила его? Она утащила его и бросила в Прибежище, как пыталась сделать с Террином? Герард не мог защититься или остановить ее.

— Нет, — прошептал Террин. Но в голове он кричал, был почти безумен от гнева и отчаяния. Нет, нет, нет, нет! У него была только одна работа, одна цель: защитить принца. Защитить брата. Защитить Герарда от всей злости этого мира и другого. Одна работа, одна роль, одна судьба. И он не справился. Он снова и снова не справлялся, этот раз был хуже всего.

Нисирди двигался в его голове, но Террин не мог ответить. Он попытался спуститься. Он сунул пальцы в трещины, игнорируя боль в теле. Но его ладонь соскользнула. Грубые камни рвали его кожаную броню, царапали лицо и ладони, пока он скользил. Он рухнул на берег реки, грудь вздымалась от тяжелого дыхания, плечи опустились в поражении.

Но он не мог так оставаться. Он поднялся на ноги и посмотрел на утес, голова гудела от быстрых подсчетов, пока он пытался выбрать лучший путь и время, которое он займет. Правда кричала в его голове, и чем дольше он стоял там, тем громче становился голос, и он уже не мог его игнорировать.

Герард не ждал его там. Если у него была голова на плечах, он убежал изо всех сил, пока Фантомная ведьма пропала с Террином. Если он бежал хорошо, он мог сбежать вне зоны радиуса ее якоря, пока она не нашла его.

Зная Герарда, он ничего такого не сделал. Он остался и пытался сразиться с ведьмой сам, пытался найти невозможный способ спасти Террина. И он умер из-за своей глупости.

Но… может, нет…

«Я видел, как умерла Ведьма-королева, — вспомнил Террин голос Герарда. Бледное лицо его брата смотрело из дымки обливиса, золотые глаза были решительными. — И я был там. Я видел, как это случится. Одиль не получит корону».

Могло ли такое быть? Были силы, кроме их стараний сделать это или умереть, влияющие на судьбу?

Террин расправил плечи и посмотрел на извивающуюся реку на дне ущелья. Он не знал, куда путь приведет его, но как-то понял, что ему суждено было идти по этому пути.

— Выбора нет, — он посмотрел на стену склона еще раз. Стена, по которой он не мог забраться. Если такой была воля Богини, она дала ему это понять грубым образом.

«Нисирди», — сказал он в голове.

«Я тут».

«Оставайся близко. Мы не знаем, что мы найдем».

«Я с тобой, Террин, — ответил его дракон. — До конца».

Свет согрел ладони Террина, сиял между сжатых пальцев. Он глубоко вдохнул и пошел по берегу реки, сначала спотыкался, а потом вернул силы и побежал.

Он не продвинулся далеко, когда услышал первые звуки боя впереди и уловил диссонанс магии в воздухе.

































ГЛАВА 7


Айлет дернулась и глубоко вдохнула, тут же пожалела, когда облако обливиса полилось в ее уже пострадавшие горло и легкие. Она закашлялась, сплюнула, делала маленькие глотки воздуха, чтобы не подавиться. С каждым приступом кашля ребра болели.

Она ощупала бок, но не могла понять, были ребра сломаны, или они треснули. Но было больно. Все болело. Ребра, руки, шея, ноги. Ее штаны были разорваны по спирали от лодыжки до бедра. Под дырами кожа была красной. Наверное, это осталось от лоз. Ее рубашка тоже была изорвана на талии, кожа была в жутких синяках.

Она слабо вдохнула, озираясь. Она прислонялась к стволу дерева среди выпирающих корней. Другие деревья окружали ее, стояли так близко, что их ветки сплетались сверху. В нескольких футах отсюда она видела обломки своей маски с клювом. Лепестки календулы, которые фильтровали воздух, спасая от обливиса, рассыпались желтым снегом по черной грязи Ведьминого леса.

Айлет покачала головой, пытаясь вспомнить, что случилось. Картинки боя вспыхивали в голове. Некоторые моменты медленно прояснились. Она вспомнила, как стояла на брусчатке из облидита на Королевской дороге, Фендрель и Холлис были с ней, другие эвандерианцы окружали ее с ними. Она помнила монстров, напавших на них, жуткие духи в ужасающих телах-носителях, отравленных злым воздухом Ведьминого леса.

— Холлис, — прошептала она. — Кефан, Фендрель… — хоть кто-то еще выжил?

Когда она села, оковы на запястьях звякнули. Она скривилась. Железо. Дело Фендреля, проклятье. Как долго она была без сознания? Она посмотрела на спутанные ветки, но не могла разглядеть солнце. Ничто вокруг нее не указывало на время. Она могла быть в том сне часами. Казалось, она прожила жизнь… жизнь чужими воспоминаниями…

Одиль. Айлет стиснула зубы. Где была Одиль?

Она посмотрела на лес вокруг. Высокие и тихие деревья медленно пускали смолу по раненым стволам, она как кровь текла в гнилой земле. Обливис лениво летал. Она не видела лоз, которые притащили ее сюда. Ей казалось, что она была одна.

Ее нога подкосилась, когда она попыталась встать, ребра ныли от любого движения. Она чуть не растянулась среди кривых корней, но смогла прислониться к дереву. Гадкая сукровица дерева пропитала ее одежду. Но она и без того воняла, так что хуже быть не могло.

Что-то подвинулось — что-то большое, как камень — где-то сбоку.

Айлет резко повернулась. Боль пронзила ребра. Она схватилась за бок, глядя во мрак, где точно что-то видела. Теперь движения не было. Только обливис парил в воздухе. Она и не видела, только чувствовала… Это были просто нервы?

Дрожь пробежала по ее спине, она посмотрела на землю, где стояла, в поисках следов. Когда лозы притащили ее сюда, она должна была оставить след. Грязь почти ничего не выдавала, но, если приглядеться, она должна была видеть царапины на стволах, сломанные ветки и кусты, что-нибудь, раскрывающее путь, чтобы она смогла вернуться к Королевской дороге и эвандерианцам…

Мысль утихла. Она стояла пару мгновений, ни о чем не думая, ничего не видя, лицо вытянулось. А потом она резко нахмурилась.

Зачем ей возвращаться? Зачем искать их, пытаться помочь им? Они не были ее друзьями, они не были ее товарищами. Они поймали ее. Они сковали ее железом.

Они собирались сжечь ее заживо.

Айлет вдохнула, уже не переживая из-за обливиса на языке и в горле. Она еще ни разу в жизни не была такой растерянной. Огромный Ведьмин лес окружал ее, но его тени и ужасы не пугали ее. Даже без силы Ларанты она знала, что могла справиться. Она была охотницей, она боролась. И если она умрет в сражении, так тому и быть.

Но если она сбежит из леса… если не умрет… как ей жить?

Земля дрожала. Что-то двигалось.

Айлет повернулась, в этот раз быстрее, несмотря на боль в боку, и едва успела увидеть темный ком, тяжко опустившийся в тумане обливиса в десяти ярдах от нее. Было сложно видеть четко, но ей показалось, что там были… гребни. Нет. Она покачала головой. То были просто обломанные пни и ветки. Ей точно показалось.

Ком снова пошевелился, двигался тихо, но шагал тяжело. Это был живой холм.

Он двигался вокруг нее.

Айлет инстинктивно потянулась к силе Ларанты. Но она нашла только стену яда железа в ней.

— Проклятье, — прошептала она и напряглась. Ее слабая правая нога пыталась подкоситься, и она убрала с нее вес, подняла ладони в оковах. Та штука точно была захвачена тенью. Только такие выживали в Ведьмином лесу. Так что железо ему не понравится так же, как и Ларанте. Она могла использовать это, превратить эту слабость в оружие.

Существо уже не скрывалось. Оно сделало несколько шагов, туман обливиса пропускал его. Огромное тело ударилось об деревья, они трещали, гнулись, даже ломались, слабые израненные стволы не могли сопротивляться. Существо повернуло огромную голову, и Айлет ощутила, когда оно заметило ее.

Это была огромная лягушка — приземистая, объемная, склизкая. Но склизкая кожа была из множества чешуек, которые выпирали, как гребни. Глаза были зелеными точками, из них капали слезы, которые сжигали обливис в воздухе. То была кислота.

Широкая пасть раскрылась, большой пухлый лиловый язык вывалился, потянулся по земле, собирая гниль и обломки. Чешуйки на спине и задние лапы поднялись, и больше яда бурлило на коже, вытекало комками.

Вдруг бесформенное существо сжалось в ком, и Айлет едва успела понять, что оно собиралось прыгнуть. Она юркнула за дерево, к которому прислонялась.

Монстр врезался в землю, где Айлет стояла. Огромный вес сотряс землю, дерево стонало, корни дрожали под землей. Айлет пошатнулась и упала головой вперед. Она извернулась, падая, игнорируя боль в ребрах, и оглянулась.

У монстра не было шеи, и он повернул все тело, чтобы посмотреть на нее. Его пасть открылась, опухший язык вылетел оттуда. Он попал по дереву, а не по Айлет, и прилип к стволу. Существо дернуло, язык вернулся в пасть, оторвав кору и кусок дерева. Ствол стонал, скрипел, упал, разломанный надвое.

Айлет уклонялась от падающих веток. Желание бежать на время подавило онемение в ноге, и она бросилась вперед. Не было времени переживать о направлении, дорогах. Важно было убраться подальше.

Что-то ударило ее по колену сзади. Нога подкосилась, и она рухнула лицом в грязь. Айлет едва успела поднять голову, и ее с болью потянули назад, она поехала по земле с огромной скоростью. У нее не было времени думать о происходящем, не было времени ощущать боль. Были лишь мгновения для реакции.

Повернувшись в талии, игнорируя боль в ребрах, она резко опустила ладони, вонзила цепочку между оковами в тот распухший язык. С почти нереальной четкостью она видела чешуйки на конце языка, которые прицепились к ткани ее штанов, к ее коже. А потом полилась черная кровь, воняя скверной.

Монстр закричал. Он затрясся всем телом, мотал языком. Айлет летала в стороны, шипы на языке вырвались, и она отлетела, чудом не разбила голову об дерево. Без силы Ларанты она не могла защититься. Она рухнула на землю, прокатилась и оказалась на спине, смотрела на ветки вдали и кружащийся обливис.

Земля дрожала под ней. Айлет крутилась, не зная, куда катится, только уверенная, что ей лучше двигаться. Она крутилась, пока не врезалась в ствол и остановилась. Ее ладони были перед ее лицом, впились в черную грязь.

Конец лилового языка в крови попал по земле в дюймах от ее правой ладони. Она поднялась на колени, встала, пошатнулась, упала, но встала снова. Айлет повернулась к монстру, нависшему над ней, огромному и жуткому. Она посмотрела в его ядовитые мелкие глазки. Он открыл пасть, гадкое дыхание вылетело из широкой улыбки.

Язык вылетел, попал по центру груди Айлет и потянул.

Айлет вскинула ладони, чтобы ухватиться за верх жуткой пасти. Ее ноги ударили по нижней челюсти, и она напряглась, крича. С силой Ларанты она могла бы сломать челюсть, разбить голову монстра. Но у нее была только своя смертная сила, одна нога едва держалась, ребра болели. Слизь и яд окружали ее, и она смотрела на зияющее горло, готовое проглотить ее.

А потом перед ее огромными глазами облако тьмы вылетело из глубин того горла. Тьма взорвалась вспышкой силы, Айлет отлетела от того языка, подальше от пасти.

Она рухнула на спину, оглушенная. Тело было в слизи, на нее прилип обливис, покрыл ее полностью. Сверху кружило больше обливиса, он мерцал от магии, которую видели даже ее смертные глаза без помощи тени.

Едва веря, что она жива, едва заставляя легкие дышать, она повернулась на бок, приподнялась на локте, посмотрела на монстра. Он лежал в груде обломков, черная дыра была в спине и пасти. Лиловый язык выкатился на землю, задняя лапа торчала в воздухе.

За монстром стояла высокая худая фигура в лохмотьях. Ее волосы были длинными и черными, лицо было бледным, как смерть, над раной на шее, которая была покрыта почерневшей засохшей кровью. Правая рука была еще поднята, обливис кружил у ее пальцев.

— Одиль, — выдохнула Айлет.

Ведьма-королева. Не воображение, не тень в разуме. Настоящая.

Кривясь, задыхаясь, с потом на лбу, Айлет поднялась на ноги. Она прижала ладони с оковами к боку, отчасти ожидая ощутить выпирающее ребро из кожи и рубашки. Она стряхнула слизь с лица, мокрые пряди волос прилипли ко лбу и щекам.

— Хорошо, — прорычала она. — Ты нашла меня, — она поднялась, как могла, расправила плечи, задрала голову, стараясь убрать страх с лица. — Давай. Делай худшее.

Одиль смотрела на труп монстра. Что-то блестело в ее глазах. Слезы?

— Олена, — сказала она.

— Это не мое имя! — прорычала Айлет, сплевывая кровь и слизь. — Я не… Я не какая-то давно потерянная дочь или внучка. Я — ничто. Я — твой враг. Я убью тебя, если смогу. Слышишь меня? Я убью тебя!

Одиль медленно кивнула. Она обошла монстра и подошла к Айлет, двигаясь плавно, будто парила. Может, так и было. Обливис окружал ее, развевался, как плащ, может, и нес ее, чтобы она не ступала на грязь. Ее кожа выглядела белоснежной от тьмы воздуха.

Айлет посмотрела на монстра, потом на Одиль. Она знала, что ее ждало. Еще залп обливиса, твердого, как камень. Он пробьет ее сердце, убьет ее мгновенно.

Но Одиль пересекла расстояние между ними тихо, как призрак. Ее глаза были круглыми прудами тьмы. Она слабо кивнула, обливис опустил ее мягко, как мать ребенка, на землю. Она была в трех шагах от Айлет.

Она подняла руки, широко развела их и посмотрела в глаза Айлет.

— Хорошо, дитя мое. Убей меня, — сказала она.









ГЛАВА 8


Фейлин держала Герарда за руку, пока они шли по Ведьминому лесу, ее шаги были уверенными, хотя лицо было бледным. Мокрая земля цеплялась за ноги, каждый шаг подчеркивал влажный хлопок, и они двигались медленно, почти всю дорогу — вверх по склону.

Чем выше они забирались, тем дальше были деревья вокруг них. Герард вглядывался между веток, надеясь увидеть ясное небо. Но он видел только больше обливиса, кружащего сверху. Он не ощущал время дня, хотя знал, что бродил по Ведьминому лесу много часов. Вскоре наступит ночь, принесет больше тьмы и страха.

Он поглядывал на спутницу, на милый профиль Лизель, выражающий строгость. На душу Фейлин, сияющую за чужими глазами. Он не пытался говорить с ней, а она — с ним. Что они теперь могли сказать друг другу? Он мог извиниться снова за то, что оставил ее в Ведьмином лесу на годы? Он мог оправдываться, сказать ей, как все убеждали его, что ее душа давно потеряна? Она могла извиниться за все смерти, которые принесла в Дюнлок в безумии и ревности?

Они были не теми юными возлюбленными, какими были в день их свадьбы. Четыре года были не большим временем, но они ощущались как жизнь. Возврата быть не могло. Ни для Фейлин, чье тело было мертвым. Ни для Герарда, чье сердце принадлежало другой.

Но они держались друг за друга даже так, их пальцы были переплетены. Соединены в последний раз под тенями деревьев Ведьминого леса.

Пейзаж плавно поднимался довольно долго, а потом резко оборвался глубоким ущельем, словно огромный монстр откусил кусок земли. Утес поднимался на сорок футов в высоту, оттуда было видно на несколько миль. Герард остановился на краю, сердце колотилось, он смотрел на развалины Дулимуриана, монолит и идола вдали, ладонь статуи тянулась к нему. Но он не мог долго глядеть туда.

Герард моргнул и отпрянул на шаг, но заставил себя опустить взгляд, посмотреть на основание утеса.

Монстры, что были ужаснее того, что мог выдумать смертный разум, кишели внизу, их разбитые тела были просто клетками для духов, горящих в них. Они кричали и ревели, гремели измученными голосами, которые рвали воздух и разбивали душу. Но даже это пугало не так, как та стена — живая стена черных лоз, которая возвышалась над их головами. Некоторые монстры пытались забраться по ней, но их быстро ловили, утягивали внутрь и давили. Куски кровавой плоти выплевывали на головы других чудищ.

Они не останавливались. Их крики не прекращались, шум не утихал, они бросались на стену, рвали ее. Магия вспышками била по черным лозам — огонь, проклятия и порывы ветра. Порой они немного поддавались, узкая брешь появлялась в стене. Но существа не успевали ворваться, лозы закрывали дыру, плотно переплетались.

Герард медленно покачал головой. Это был их временный союзник? Сам Ведьмин лес бился с отрядами Одиль, и только поэтому они еще не проиграли.

— Мне нужно пройти, — прошептал он так, чтобы не слышала Фейлин. Эти слова были только для него. — Мне нужно в город. К идолу, — если все, что он видел в видении Нилли было правдой, эта стена, хоть и прочная, не продержится долго. Одиль разобьет ее, а он должен ждать на другой стороне.

Он повернулся к Фейлин. Она стояла рядом, дрожала, как лист, глядя на монстров и лозы. Смертные глаза не должны были видеть такое, особенно веселые глаза, какие раньше были у Фейлин.

Герард поднял ее ладонь и прижал сверху другую свою ладонь, словно мог удержаться за ее дух. Она испуганно посмотрела на него.

— Ты можешь перенести меня? — спросил он. — Ты можешь… управлять своими силами?

— Не через это, — проскулила она, глада были круглыми на белом лице. — Я говорила, мы пробовали. Это нас чуть не убило.

— Попробуй еще раз, — Герард сжал ее ладонь. — Прошу, Фейлин. Попробуй. Со мной. Если мы не выберемся… — он утих и поежился. Моменты в Прибежище были все еще в его разуме, хоть память и пыталась подавить их. Он не мог представить судьбы хуже, чем застрять в том ужасе навсегда. Но он не застрянет там. Он пока не мог проиграть.

Он притянул Фейлин к себе, склонился, и его лоб почти задел ее лоб.

— Если мы не выберемся, Фейлин, — мягко сказал он, — мы пропадем вместе.

Она заскулила снова и опустила голову, закрыла глаза, пока монстры кричали и умирали внизу. Герард боялся, что она снова возразит или просто рухнет на землю рядом с ним. Но она вытащила из складок изорванного платья черный кристалл. Якорь проклятия. Она стала произносить над ним странные слова на языке, который Герард не знал, двигая пальцами в сложном узоре над кристаллом, словно сшивая невидимые нити. Было странно видеть это. Магия. Она колдовала, и он не видел этого без теневого зрения, но почти мог ощутить в воздухе вокруг них.

Фейлин присела на корточки и вонзила камешек в землю между своих ног. Она встала, повернулась к Герарду и взяла его за руки.

— Готово, — сказала она. — Это мой последний якорь. Если… Ведьмин лес не пропустит нас, он должен быть достаточно сильным, чтобы вернуть нас. Но… — она не закончила. И Герард был благодарен ей.

Он притянул ее к себе, обвил руками, ее голова была у его колотящегося сердца.

— Фейлин, — сказал он в ее волосы, пока она сжимала его. — Фейлин, я…

Мир порвался.

Тьма была со всех сторон. Тьма, ужас, его душа извивалась. Крики — его и несметного множества других. Они были бесконечными.

Фейлин. Где была Фейлин? Он потянулся ощущениями и почувствовал ее душу в своих руках. Он как-то сохранил тут физический облик в нефизическом мире, они вместе следовали оп ее темным путям.

В прошлый раз он был в Прибежище лишь миг. Этот раз был дольше. Может, два мгновения. Но ощущалось хуже. Он ощущал сопротивление огромного ужасного разума, готового оттолкнуть их или раздавить. Но сопротивление вдруг стало интересом. Герарду показалось, что он услышал голос:

«Ах, вот и ты. Я ждала тебя…».

Герард падал, кувыркался по каменным ступеням. Он смог закрыть голову рукой, но не мог остановиться, пока не докатился до ровной поверхности. Все кости в теле были ушиблены, а мышцы растянуты. Его кожа была в кровавых царапинах и синяках. Он повернулся на спину и посмотрел на далекое небо, где медленно кружился обливис. А по краям от него были…

Башни. Разбитые здания и арки из черного камня. Облидита.

Он сел, охнув, и огляделся. Руины Дулимуриана окружали его — улицы и здания, мосты и пустые каналы. Все было разбито, половину поглотила черная грязь. На монолите в центре города стоял идол Одиль, возвышаясь надо всем. Он был на коленях, без головы. Но все еще превосходил все вокруг.

Что-то голубое сияло в ладони поднятой руки идола.

Герард поднялся. Он смотрел туда, не мог мгновение отвести взгляд от идола. А потом услышал кашлянье и развернулся.

— Фейлин? — прошептал он.

Она была на вершине лестницы. Он заметил ее золотую макушку, пока она пыталась приподняться на руках, но у нее не хватало сил. Она упала.

— Фейлин! — закричал он и поспешил по ступеням, шатаясь. Хотя его разум и восприятие все еще не оправились от пути через Прибежище, он решительно шагал к ней.

Он не успел добраться до вершины лестницы, она приподнялась на локтях и посмотрела на него.

— Стой! — закричала она, протягивая окровавленную ладонь. Она застонала, глаза закатились, голова опустилась, и волосы зашуршали по камню. — Он пропустил нас, — сказала она. — Пропустил…

— Фейлин? — Герард сделал еще два шага, протянул руку к ней. — Фейлин, все хорошо. Я тут.

— Знаю, знаю, — она всхлипывала, плечи содрогались. — Но… но… — она подняла голову, и на него смотрела не Фейлин через чужие глаза. — Ее тут нет, маленький принц. Уже нет.

Герард отшатнулся, сердце улетело в пятки. Кровь отлила от его лица, голова закружилась, все потемнело по краям перед глазами. У него не было оружия, он не мог защититься.

Фантомная ведьма поднялась резкими движениями, будто состояла из углов. Ее ладони сжались, как когти, она оскалилась, показывая зубы в крови. Она дрожала, пошатнулась, но устояла на ногах.

А потом она сделала два широких шага к Герарду, готовая схватить его, утащить в Прибежище и бросить там в вечных мучениях. Жуткий смех вырвался из ее горла, она сделала третий шаг.

Ее нога не успела опуститься, камень под ней треснул, лоза вылетела из дыры, обвила ее ноги и талию, прижала руки к бокам, обвивалась быстро, и вскоре Фантомная ведьма пропала внутри.

— Нет! — закричал Герард. — Фейлин! — он бросился на лозу, рвал кольца голыми руками. Но он будто боролся с камнем, лоза не поддавалась. Он колотил по ней кулаками, ругался, умолял и плакал.

Вспышка тьмы, брешь в воздухе. Миг криков. Треск.

Герард упал на колени. Он не мог говорить. Не мог дышать. Не мог думать. Он мог лишь смотреть на ту лозу, на место, где было ее тело. Он мог лишь смотреть, как капли крови вытекали между кольцами лозы и капали на битые камни внизу.

Лоза отступила под землю. Каменная лестница задрожала, а потом все утихло. Ничего не осталось. Ничего. Только…

Герард склонил голову, наклонился к земле, стиснув зубы так сильно, что думал, что его челюсть сломается. Слезы лились по его лицу, тело содрогалось. Его стошнило, и содержимое желудка было черным от пыли обливиса, пока текло по ступеням вниз.

И Герард пополз, тяжко потащил тело к останкам на камне. Слезы затмевали глаза, но он все равно видел тот ужас. Он протянул дрожащую ладонь, нашел сломанные пальцы и крепко сжал их.

Фейлин… Лизель…

Его губы двигались, он пытался выдавить слова, но они не шли.

— Пусть Богиня примет тебя… — он закашлялся, сплюнул и согнулся. — Пусть Богиня… пусть… О, Богиня! — он всхлипывал. Весь вес зла и ужаса упал на его плечи. Он ощущал жестокость, неправильность, кошмар, который привел их всех в это место. Он ощущал свою вину за все те моменты на дороге ужаса, где он оставил след. Безнадежность, беспомощность были невыносимыми. Он знал, что не сможет встать, не отыщет силы.

Нежная прохлада коснулась его лба, словно мягкая ладонь.

«Герард…».

Его сердце застыло в груди. Он точно сошел с ума. Он потерял разум.

«Герард… любимый…».

Он резко сел, отклонил голову. Его легкие напряглись, он не мог вдохнуть.

Что за свет сиял, незаметный глазам? Что это был за голос, который он почти узнал?

Прикосновение пальцев, как перышко на щеке. Губы задели его открытый рот в пыли…

Он моргнул. И остался один на ступенях, согнувшись над останками. Один с ограниченными смертными ощущениями. Запертый в смертное тело. Один.

Тихие улицы Дулимуриана окружили его. Идол ждал сзади.

Герард бережно и нежно опустил окровавленную ладонь Лизель на то, что осталось от ее груди. Дрожащими пальцами он закрыл ее глаза. Он не знал, были ли силы встать, но напряг ноги, и они послушались. Он встал и повернулся к идолу.

Возможно, повернулся к своему концу.

— Богиня, — прошептал он. — Моя жизнь, моя смерть… то, что останется. Используй это.

Он стал спускаться по лестнице, направляясь к дороге, которая вела к развалинам центра города.

Блеск привлек его взгляд. Герард увидел яркий край чего-то у основания лестницы, в стороне, отчасти скрытого. Он не заметил это раньше. Но он понял, что это было, раньше, чем четко увидел. Он пошел туда инстинктивно, согнулся и уверенно сжал рукоять меча.

Черный мез из чистого облидита. Острее любой стали. Он медленно повернул его, глядя удивленно на клинок. Он был создан мастером, вес был удобным и странно знакомым в его ладонях. Подарок для принца. Для короля.

Герард скривился. Он ощущал во рту вкус обливиса и рвоты.

































ГЛАВА 9


Слова Одиль звенели в воздухе, разносились эхом, как далекий звон колоколов в храме:

Убей меня.

Убей меня.

Убей меня.

Айлет смотрела на Жуткую Одиль. Казалось, по бокам зрения потемнело, и она видела только высокую холодную женщину. Эхо утихло, оставив такую идеальную тишину, такую полную, что Айлет почти могла поверить, что слышала шелест пылинок обливиса в воздухе.

Внезапный хищный вопль вырвался из ее горла. Игнорируя боль в ребрах и ноге, она бросилась на Одиль, поймала ее за горло. Ей не нужна была сила Ларанты в этот миг дикой кровожадности. Сил ее тела хватало. Она бросила ведьму легко, как соломенную куклу. Одиль рухнула на черную землю, грязь испачкала ей лицо, брызнула в глаза Айлет. Айлет опустилась на ее грудь, села на ней и прижала железную цепочку оков к горлу женщины под ее подбородком, давила все сильнее у гадкого шрама, где Избранный король отрубил голову Яда.

Айлет не нужны были активные теневые чувства, чтобы ощутить растущую магию вокруг нее. Дух в Жуткой Одиль ответил на атаку, выпустил темные руки из тени. Но, хоть Айлет ощущала магию, кипящую вокруг как буря, удара не последовало.

Вместо этого странная песня звенела в ее ушах. Как песнь от флейты эвандерианцев, но сложнее, ужаснее. Песнь, которая, как она поняла, была там все время, но только до этого Айлет не могла ее слышать. Только в этот миг на грани жизни и смерти ее стало слышно, она проникла в ее ограниченные смертные чувства и ударила по подавленному теневому восприятию.

Она еще не слышала такой песни, но понимала, что это было. Это не могло быть ничто другое, ведь эта песня была из криков перед смертью и ужаса, из текущей крови и испуганных душ, из боли и печали, слез и ран. Все это смешивалось в жуткий хор тысяч воющих голосов.

Это была Краван Друк. Чаропесня, поддерживающая жизнь Одиль.

Только Айлет могла разбить эти чары. Она это и делала.

Айлет стиснула зубы и удвоила старания, давила сильнее той цепочкой. Ее кулаки уперлись в грязь по бокам от шеи Одиль, она давила на них всем весом. Глаза Одиль выпучились. Ее рот открылся, язык торчал. Ее ладони рвали пустой воздух. Она могла легко выцарапать Айлет глаза, порвать кожу, но она не трогала внучку.

В любой миг на нее могли напасть. Айлет знала это, приготовилась. Этот удар убьет ее, принесет боль. Она видела, что могла делать тень Одиль, она знала, как сильна та была. Обливис в воздухе резко затвердеет копьем, пронзит ее, прибьет к одному из деревьев. Или обливис в ее легких вдруг загорится, сжигая ее изнутри. Она ожидала ужасную смерть.

Но тень Одиль, хоть она извивалась, не атаковала.

Это было железо? Тень так сильно реагировала на железо, прижатое к горлу своего носителя? Но нет… железа было не так и много, чтобы подавить такую силу. Нет, это могло быть только…

Сама Одиль. Она сдерживала тень. Она позволяла Айлет убить ее.

Краван Друк стала оглушать.

Айлет охнула, подняла руки и отклонилась, отталкивалась ногами, чтобы отползти от неподвижного тела Одиль. Она пятилась, пока не уперлась в дерево, ее лопатки прижались к стволу. Айлет дико дышала. Она не знала, почему. Она не понимала этого. Она должна была закончить дело! Она была так близко… Она заскулила, прижала ладони к сердцу. Слезы катились из уголков глаз по щекам.

Одиль лежала какое-то время. Только грудь судорожно вздымалась и опадала, указывая на жизнь. Она медленно села. Обливис двигался вокруг нее, вытягивал грязь из ее волос и от кожи, очищая ее, пока она не стала чистой, как из купальни. Ее черные волосы ниспадали волнами вокруг ее лица, на плечи. Она выглядела не старше Айлет. Но ее шея была истерзанной, уродливой. Шрам немного открылся от атаки Айлет.

Одиль прижала ладонь к горлу, пальцы осторожно гладили кожу. Она повернулась на Айлет, спокойно посмотрела на нее.

— Ты не закончила, дитя. Попробуешь еще?

Айлет не могла ответить и даже покачать головой. Все ее тело сотрясалось, хотя она не понимала этого. Это были чары? Некая защита? Вариация Краван Друк? Что-то, чтобы она не завершила цель?

Нет. Она знала правду. Она не могла сделать это. Она не могла убить Жуткую Одиль. Не из-за чар или подавления. Это была только ее слабость, ее страх. Она не могла себя заставить.

Потому что… тогда она останется одна в этом мире.

Она снова увидела перед глазами сон об Одиль с руками в пепле, поднятым лицом к небу в крике, об Одиль, лежащую на кровати, окруженной темными шторами, повитуха отдала ее дочь, Олесю, в ее руки, об Одиль, стоящей высоко на ладони своего идола, глядящей, как армия Избранного короля приближается, как Кро Улар рушится вдали.

Одиль была одна.

Айлет моргнула, видение пропало. Она снова была в Ведьмином лесу, прижималась спиной к израненному дереву. Она поймала взгляд Одиль. Ведьма-королева уже стояла, ее ладони рассеянно поправляли лохмотья вокруг ее худого тела, пока она смотрела на Айлет с нежным видом. Она протянула руку.

— Нам не нужно быть в одиночестве. Мы нашли друг друга.

Айлет поежилась, глядя на ту ладонь. Она думала о Холлис, сидящей на коленях перед маленькой дикой девочкой в лесу. Она думала о мертвых волках в свете огня вокруг нее. Она отчаянно пыталась вспомнить все, что знала, все истории, которые рассказывала Холлис. Кошмары, совершенные этой женщиной, этим демоном. Резня невинных, пытки смертных, разрушения земель, храмов и библиотек.

Но были ли эти истории правдой? И, если они были правдой, они подавляли глубокую правду, которую теперь знала Айлет? Правду о происхождении Одиль, ее целях, желаниях. Ее жертвах.

Айлет не могла оторвать взгляда от той ладони. Она ощущала притяжение, огонь в груди. Или это было от обливиса, который она вдохнула? Она поддавалась его яду? Одиль управляла обливисом, она могла управлять и теми, кто его вдохнул. Может, эти импульсы, воюющие в голове Айлет, были не ее. Это могли быть манипуляции ведьмы.

Айлет посмотрела на лицо Одиль. Ее рот двигался несколько раз, а потом она смогла заговорить:

— Почему ты не убьешь меня?

Хороший вопрос. Только Айлет стояла между Одиль и истинным бессмертием. Никто не мог ее коснуться, никто не мог ее убить. Только одна ее крови. Только Айлет, ее оставшаяся родственница.

Айлет сжалась, как ягненок рядом со львом. Она не могла себя спасти.

Но Одиль склонила голову, на лице проступили печаль и сострадание.

— Ты все еще не знаешь? — сказала она голосом, который разбил бы самое твердое сердце. — Ты все еще не понимаешь? Мое сердце, моя душа, моя маленькая любовь. Я лучше умерла бы, чем прожила еще день без тебя рядом. Прошу, Олена, прошу, милая, если ты не возьмешь меня за руку, то доверши начатое. Убей меня сейчас. Позволь присоединиться к твоей матери в Прибежище, и мы будем ждать тебя там.

Это не могло быть правдой. Это была уловка. Все те воспоминания в ее голове… вели к спасению от жуткого монстра. Эта игра пыталась ослабить защиту Айлет, сделать ее уязвимой.

Но… зачем?

Та ладонь оставалась в пространстве между ними, протянутая в нежном приглашении. Айлет посмотрела на нее снова, ощущая желание сжать ее.

— Идем со мной, любимая, — сказала Одиль. Ее голос дрожал, словно она подавляла сильные эмоции. — Мы отправимся в Дулимуриан вместе. Вернем наше королевство и отстроим его. Мы соберем захваченных тенью у нас. Всех… всех, кого Орден Эвандера убил бы. Они будут в безопасности жить под нашей с тобой защитой.

«Террин».

Она не должна была думать об этом имени. Но эти мысли были с ней. Террин… которого поймает Орден и убьет как еретика. Террин… который проведет остаток жизни, скрываясь, убегая от тех, кто раньше были его собратьями.

Если только…

Могло ли быть место в этом мире, где такие, как Террин, смогли бы спокойно жить? Где видение, как было в ее сне, могло сбыться? Они с Террином, свободные, с их детьми, рожденными с тенями, на руках, и их тени не были подавлены, сияли. Мир изящества, магии и красоты.

Холлис рассказывала ей о Дулимуриане. Об ужасах, которые совершались там при правлении Одиль. Но Холлис была из Ордена. И Холлис нужна была верность Айлет. Ей нужно было, чтобы Айлет верила каждому ее слову, чтобы, когда придет время, она ударила без колебаний или вопросов.

Холлис соврала.

— Милая девочка, — прошептала Одиль, — возьми меня за руку. Пойдем со мной. Я покажу тебе мир, какой ты еще не знала. Но мир будет холодным и пустым без тебя рядом, так что возьми меня за руку, Олена. Возьми меня за руку, любимая.

Ее дух дрожал. Под подавлениями железа выла и протестовала разъяренная Ларанта, но ее голос был далеким и слабым.

Айлет смотрела в те глаза, отражающие ее глаза. На то лицо, на которое она была так похожа. В ту душу, такую похожую на ее. В последней попытке сопротивляться, она пошевелила губами, пытаясь вспомнить молитве, которой ее научила Холлис. Но в голове не было ни одной фразы. Она прошептала только:

— Богиня…

Она обхватила ладонь Одиль и позволила Ведьме-королеве поднять ее на ноги.

— Идем, — сказала Одиль, когда они встали лицом к лицу, их глаза были на одном уровне. — Идем домой, в Дулимуриан.
















ГЛАВА 10


Королевская дорога поднималась по склону, и идти было сложно. Холлис слышала тяжелое дыхание в масках вокруг нее — даже Фендрель, шагающий рядом с ней, тяжело дышал — и ее легкие слушались с трудом. Обливис покрывал ее язык. Лепестки календулы уже не помогали. Вряд ли они и до этого помогали.

Она была настороже, изучала лес вокруг теневым восприятием, чтобы уловить приближение другого духа. Она была сосредоточена на дороге впереди, искала венатора Кефана. Он был далеко впереди них, использовал способности Дикой тени для разведки.

Холлис снова сыграла на вокосе, удлинила духовную связь с тенью, это позволяло растянуть ее силы на половину мили вокруг. Тень сообщала ей все, что нашла — вкус едкого воздуха, шепот деревьев, слабые колебания магии всюду вокруг них. Все ощущалось удивительно спокойно.

Она точно должна была что-то ощутить. Если бы Одиль добралась до короны и получила ее, атмосфера точно изменилась бы. Может, сначала ничего серьезного. Ведьме-королеве нужно было бы совладать с теми жуткими силами, установить контроль над духом в эйтре. Но даже так она стала бы сначала действовать осторожно. Было бы глупо использовать слишком много сил сразу после ее восстановления.

Но… нет. Холлис покачала головой, посчитала те мысли глупыми. Она знала Одиль слишком хорошо. Как только корона окажется на ее голове, она разорвет весь этот лес, вытащит с корнями каждое дерево и лозу. То, что Ведьмин лес еще стоял, доказывало, что Одиль еще не достигла цели.

Еще было время. Еще был шанс.

Ощущения задрожали на связи с тенью. Холлис, кривясь, замерла. Фендрель остановился, бросил на нее взгляд с вопросом, и два юных венатора за ними приблизились.

— Магия, — прорычала Холлис. — Буря магии. Впереди.

— Кефан? — спросил Фендрель.

Холлис покачала головой. Она не знала подробностей.

— Она… большая, — прошептала она.

Юный венатор приготовил скорпиону для атаки. Холлис ощутила рябь в воздухе от не подавленных теней, рвущихся в бой, желающих выпустить силы. Юная венатрикс резко вдохнула, словно ей было больно.

— Ты, — Фендрель со строгим видом повернулся к девушке. — Подави тот дух вокосом.

— Но, — девушка тяжело дышала, глаза за маской были огромными, — если я подавлю его, что мне делать? Ядов осталось мало, и…

— Ты не поможешь, если будешь биться со своей тенью еще до начала сражения, — ответил Фендрель без сочувствия в голосе.

— Делай, что должна. Сейчас.

Девушка отчаянно посмотрела на Фендреля и Холлис. Холлис знала, что нельзя было проявлять сочувствие, мягкость. Венатрикс должна быть крепкой, сильной, принимать тяжелые решения, какие не принял бы смертный. Она сказала лишь:

— Ты сможешь ослабить подавление перед тем, как мы доберемся до города.

Этого было мало, но это усилило храбрость девушки. Она вытащила инструмент и заиграла Песнь подавления, мягкую вариацию, чтобы немного сковать ее Анафему. Она сопротивлялась, боролась с оковами так, что девушка пару шагов спотыкалась, чуть не потеряла мелодию. Но она заиграла версию тяжелее, подавляя силы тени сильнее.

Когда ее песня кончилась, девушка убрала вокос в чехол. Для теневого зрения Холлис она выглядела хрупко, когда осталась лишь меньшая часть сил. Если на них нападут снова, захваченные тенью посчитают ее уязвимой. Ее убьют за мгновения.

Холлис посмотрела в сторону Фендреля. Но она знала, как и он, что помочь ничем не могла. Он мрачно сжимал губы.

— Идем, — сказал он.

И они продолжили подъем.

Холлис потянулась тенью, легонько коснулась разума юной венатрикс. Там был только чистый страх. Холлис быстро отпрянула, сердце трепетало. Но, может, девушке и нужен был страх. Может, страх ускорит ее рефлексы, поможет ей выжить.

Гул звучал в воздухе от множества крыльев тени Холлис. От этого сигнала Холлис посмотрела вперед.

— Кефан идет, — сказала она Фендрелю.

Он хмыкнул в ответ и поднял ладонь, чтобы все остановились. Они подняли оружие, насторожившись, вглядываясь теневым зрением в дорогу впереди. Холлис показалось, или туман обливиса сильнее скрывал дорогу. Наверное, наступала ночь, конец этого бесконечного дня. Но каким будет конец с наступлением тьмы?

Загрузка...