Анастасия Михайловна Коробкова Космическая cтранность

1. Дина. Новый год

Детство кончилось. В новогодний вечер это стало окончательно ясно. Мне четырнадцать лет, пора бы уже.

Не пора. Никогда не пора. Детство не должно уходить так — забирая все самое хорошее и оставляя человека посреди холодной безжизненной пустыни, в полном одиночестве. А со мной сейчас именно это: в душе лишь мрачная ледяная пустота, и никого вокруг. Я настолько одна, что более одинокой быть невозможно, от меня словно даже воздух уходит, и я начинаю задыхаться.

Хватит! Я не одна. Я всего лишь осталась без семьи, но это не страшно, то есть, просто не нужно думать об этом. Я живу в городе, где много людей, у меня есть подруги и прочие знакомые, да я мгновенно найду новых друзей и знакомых, просто выйдя на улицу!

Листок с родительской запиской («Ушли к бабушке. Делай, что хочешь») отлепился от моей ладони и упал на пол. Девять часов вечера. Я взяла телефон и стала обзванивать девчонок. Через полчаса новогодняя программа уже оформилась: у меня дома должно было собраться полкласса. «Делай, что хочешь»! Ну и сделаю! Где коробка с елкой и мешок с украшениями? Все праздничное словно в прошлой жизни осталось. В последнее время в этом доме отмечались только печальные события: девять дней, сорок… Нет, не хочу умирать. Родители считали нас с Димкой одним целым и теперь я в их глазах — полчеловека, зрелище жуткое, наверное.

Но я — нормальная, живая и здоровая! И я хочу нормально встречать Новый год!

К одиннадцати квартира приняла новогодний вид, холодильник опустел, стол наполнился, дом сотрясался от громкой музыки и веселых воплей ди-джеев, а я заканчивала праздничный макияж. Пришли девчонки, некоторые — со своими мальчишками. Порог они переступили настороженно, словно боялись наткнуться на привидение, но, увидев, что я искренне настроена радоваться празднику, расслабились, разделись и вывалили на стол то, что прихватили по дороге. Шампанское, слава богу. Его-то, соблюдая традиции, мы и разлили в бокалы под звучание не имеющей для нас, вчерашних детей, значения речи Президента. А когда начали бить главные часы, какой-то черт шепнул мне на ухо загадать неисполнимое при нормальных обстоятельствах желание… увидеться с Димкой.

Праздник удался. Для всех нас это был первый «взрослый» Новый год, без родителей и дедов морозов, собственноручно устроенный, и многим снесло башню. Кое-кто, наверное, предпочтет не вспоминать о некоторых моментах, и кое-кому это, скорее всего удастся. К сожалению, у меня не получилось потерять самоконтроль, и я видела все, и запомнила все, хотя жгла не хуже прочих. У родительского фотоаппарата в середине ночи сели аккумуляторы, и неувековеченными остались Светкин Гарик, завернутый в штору, сама Светка с елочными шариками в начесанных волосах, Лиза с Ксюшей, отплясывающие на столе в костюмах зайчика и лягушки, а так же Лёва, засунувший голову в клетку с игрушечным попугаем. Кто-то залез в шифоньер, прячась от «волка» Севы, кто-то — на шифоньер, а на кого-то упал комод… Да много чего еще осталось лишь в светлой памяти! Опять же, другие моменты еще долго будут вспоминаться Дашей и Севой с удовольствием, а некие события вообще ускользнули из-под моего хозяйского контроля, например, так и осталось невыясненным, почему целых сорок минут ванная была закрыта изнутри? Причем свет в ней вырубили еще на пятнадцатой минуте…

То есть, мысли о Димке и родителях даже не пытались сунуться в мою голову всю новогоднюю ночь. Такое вот вышло прощание с Землей. Если бы я об этом знала!

Разошлись все около четырех утра: как бы там ни было, не ночевать дома мамы не велели. Перед уходом Катя с Лерой, лапушки, перемыли всю посуду, а Гарик с Лёвой поставили на место мебель, но, тем не менее, уборки оставалось еще выше крыши, чем я и занялась, не выключая радио и даже не убавляя звук, чтобы жестокая действительность не вернула мое настроение в похоронное состояние. Для начала я подобрала все вывалившиеся из шкафов шмотки и сложила их кучей на диване, потом пылесосом собрала конфетти и крошки. Выключив пылесос, почувствовала, что очень хочу спать, и решила запихать в шифоньер все вещи одним ворохом, а разобрать завтра.

Только я успела взять в охапку все тряпье с дивана, как в квартире разом погас свет, и музыкальный центр вырубился. Застыв посреди комнаты, в резко наступившей тишине я четко услышала, что на балконе кто-то скребется. Ну, что я могла подумать? Разумеется, что кто-то из моих гостей втихушку вышел на балкон, покурить, например, не смог зайти обратно, потому что замок захлопнулся, и, бедный, уже замерз совсем, поскольку из-за грома музыки я ничего не слышала. Теряя по дороге шмотки из охапки, я помчалась открывать балконную дверь.

Когда я ее открыла, с силой навалившись на ручку, в лицо мне ударил холодный ветер, но никто не сбил меня с ног, врываясь в тепло квартиры. Неужели уже все, замерз? В смысле, замерзла? В углу немаленького балкона слабо мерцал свет, словно исходящий от экрана мобильника, и я, хрустнув подошвой кроссовка по ничуть не утоптанному снегу, сделала шаг в новогоднюю ночь.

В следующий миг я уже ничего не видела, ослепленная мощной вспышкой света, и мне перехватило дыхание от того, что все пространство вокруг мгновенно осталось без воздуха, а промерзший пол балкона ушел у меня из-под ног.

Буквально через пять секунд ноги мои вновь ощутили опору, и вскоре я смогла оглядеться. Я уже не была дома. Я находилась в замкнутой теплой тьме, подмигивающей из глубины бело-голубыми огоньками.

Это невозможно! Я просто заснула. Я же хотела спать.

Ну, раз так…

Испугаться, по правде говоря, я не успела. С первым же судорожным вдохом мне просто вдруг стало безразлично, сплю я или нет, дома или в космосе. И сама мысль о похищении меня инопланетянами показалась жутко смешной, на память сразу пришел пиксаровский мультик о том, как один зелененький сдавал другому зелененькому зачет по похищениям. Я подкинула вверх захваченное из дома барахлишко и от души рассмеялась.

Бело-голубые звездочки разгорелись ярче, и стало светлеть. Я, ха-ха, нахожусь в круглой комнате с высоким куполообразным потолком, и, хи-хи, не одна. Ко мне идет некий чел, на физрука нашего школьного похож, он прикольный. Только, вроде, моложе лет на десять: ни единой морщинки на лице и ни единой щетинки тоже. И глаза такие ласковые… Ха-ха-ха!

— С Новым годом, Александр Николаевич! — радостно крикнула я.

Почти-физрук приветливо улыбнулся и поманил меня за собой. Не Александр Николаевич, ни фига. Ростом немного пониже, фигурой ладнее, и до чего ж симпотный! Одет странно, но для физрука нормально: в обтягивающую черную футболку, плотный, словно кожаный, застегнутый наглухо серый жилет, темно-серые мягкие брюки и спортивные легкие ботинки. Ничего зеленого, вааще! Обманули!

— А где все инопланетяне? — весело спросила я. — Ты кто? Мы куда? А я домой больше не вернусь? Невежливо отмалчиваться!

Он внимательно слушал, глядя куда-то в сторону. Потом взял меня за локоть и вывел из круглой комнаты в белый коридор. Там веселое настроение резко покинуло меня, и я вдруг со всей жутью осознала, что не сплю. Стены длинного коридора были гладкими и холодными, такими ясно-равнодушными, что меня с головой накрыло чувство, что я потерялась, что мне ничто здесь не поможет, что все тут — мои враги, и никакой связи с тем, в чем я жила прежде, уже нет.

— Эй! Куда ты меня ведешь? — ничего радостного в моем голосе больше не было, он дрожал от паники. — Я хочу домой!

Чужой, не оборачиваясь, тянул меня за руку вперед.

— Отпусти! — заорала я. — Верни меня домой! Что мои родители подумают? Я не хочу!

Он так же молча втолкнул меня в стену коридора, расступившуюся перед нами и открывшую новую комнату, теперь небольшую, с нормальным, плоским и низким потолком. В комнате был диван, и чужой решительно усадил меня на него. Это было гораздо лучше. Стены комнаты, окрашенные в теплый персиковый и нежный сиреневый цвет, выглядели приветливее.

Нет, ничего страшного здесь нет. Только коридор был страшный, а комната уютная, такая, что хочется остаться здесь навсегда. Смеяться больше не хотелось, и я свернулась на диване калачиком. Чужой неожиданно поднес к моему лицу ладонь, и в следующий миг я на самом деле заснула.

Хотя сон дал мне прекрасную возможность забыться, отключившись от жуткой действительности, но он не разгрузил мозг окончательно, и, просыпаясь, я обнаружила себя там, где и ожидала — на мягком диване в персиково-сиреневой комнате.

Я решила не вставать. Устраиваясь поудобнее, я подложила под голову ладонь, и в тот же миг что-то легонько царапнуло щеку. Я посмотрела на запястье. Там, где обычно нащупывают пульс, был прикреплен к коже кусочек прозрачного материала, похожего на пластик. Что за гадость? Что со мной сделали, пока я спала?! Что еще со мной будут делать? Чтобы не впасть снова в бестолковую панику, я заставила себя разозлиться. Фиг вам, зелененькие вы или фиолетовые! Я поддела ногтем поцарапавший меня краешек «заплатки», и потянула вверх, чтобы оторвать. Ох! Он стал отрываться вместе с верхним слоем кожи, и из-под него сразу выступила капля крови. Плевать! Я сцепила зубы и потянула сильнее.

Мою руку пронзила боль, и она дернулась, как от удара электрического тока, а из стены тут же вышел вчерашний чужой.

— Не надо, — быстро сказал он и взял меня за травмированное запястье. — Это не мешает.

Ага, значит, языком мы владеем! Может, он даже русский?

Его лицо теперь было совсем близко, и я могла бы различить какие-нибудь расовые особенности, но… Меня сразу поразила труднообъяснимая, но несомненная ненормальность этого лица. Он не русский. И не китаец. Он инопланетянин. Похожий на нас, землян, как лиса похожа на собаку. То есть очень похожий, но не такой.

Он смотрел на меня, но, я видела, не разглядывая мою внешность, а оценивая мое отношение к происходящему.

— Меня зовут Кристо, — сказал он.

— Ну и что? — с издевкой ответила я.

Он помолчал, продолжая держать мою руку в своей, вполне человеческой, пятерне. Потом сообщил тихо, покровительственным тоном:

— Я сейчас плохо понимаю твой язык и мало могу с тобой говорить. Надо ждать. Здесь, — он обвел второй рукой вокруг нас, — есть все, что тебе нужно. Сейчас будет еда.

Да, фразы он составлял с видимым трудом, так у нас не могло получиться полноценного разговора. Но общий смысл меня взбесил. Будто я мышь какая-то, пообещай мне еду, и делай со мной, что хочешь!

— Верни меня домой! — крикнула я.

— Не сейчас, — ответил он.

Это меня остудило. «Не сейчас» можно понимать как «потом обязательно». Наверное, он заметил, что мне стало легче, отпустил мою руку и ушел.

Вновь оставшись в одиночестве, я встала с дивана и огляделась.

В комнате, по размерам такой же, как моя дома, было еще кресло, стол (без излишеств: только четыре ножки и прозрачная столешница), и табурет (комплектный к столу). В кресле валялась какая-то цветная куча, на которую сначала я не обратила никакого внимания, но потом, поняв, что это вещи, случайно прихваченные мной из дома, бросилась к креслу, зарылась в них с головой и от души разрыдалась. Тут была и папина домашняя футболка, и мамина летняя юбка, и один бабушкин тапок, и даже Димкин спортивный костюм. Все это пахло моей семьей, и подействовало на меня двояко: я и чувствовала их всех рядом, и понимала, что, даже если бы мы все очень-очень захотели, вместе нам уже не оказаться.

Как же там родители?! Потерять второго ребенка за четыре месяца… Не сойдут ли они с ума к тому времени, как я вернусь? Хотя, может быть, наоборот, так им будет легче, ведь их отношение ко мне в последнее время сильно изменилось…

Я всхлипнула в последний раз и поднялась на ноги. Так, ладно. Еда будет… А наоборот, простите, как? Я подошла к стене и провела по ней рукой. Ничего. Я пошла вдоль стены, ощупывая ее, и уже через несколько шагов она расступилась у меня под пальцами, предоставив к моим услугам освещенную каморку с оборудованием, которое могло бы сойти за санитарно-гигиеническое.

Интересно, а другие земляне здесь есть?

Интересно, как бы на моем месте вела себя Ася? Что-то я слишком часто задаюсь этим вопросом. На самом деле, его нужно ставить по-другому: как повела бы себя я на своем месте, если бы у меня были Асины возможности?

Я вернулась в комнату. Из стены появилась еда. В белой запечатанной коробке она въехала на непилотируемом маленьком столике и остановилась посередине комнаты.

Ну и как быть? За мной, конечно, наблюдают, и чем-то я сама себе очень напоминаю зверя в клетке зоопарка. Нового зверя, реакции которого неизвестны и только изучаются. Реакция на еду, например, положительная, еде оно радуется, при виде еды признаки тревожности быстро исчезают, и оно демонстрирует расположение к общению. В дальнейшем оно приучается к подаче еды в определенное время и осознает свою зависимость от руки, еду подающей, вследствие чего стремится с этой рукой не ссориться, чтобы всегда иметь еду в установленное время. Всё, проблема контакта решена. Оно еще и собачий вальс научится подвывать через недельку, и лапу подавать.

Да пошли вы в жопу со своей едой! Я могу есть только под «Дом-2», ясно? Так у меня аппетита нет, и через недельку я окочурюсь! И без Интернета мне плохо, я слабею и теряю интерес к жизни!

Я плюхнулась на диван, сложила ноги на спинку и закрыла глаза. Буду так лежать, пока спина не отнимется. Кто кого еще выдрессирует, неизвестно.

Ася… Она, наверное, пробила бы дыру в чертовой стене и заставила бы тут всех выучить русский язык в два счета. Очаровала бы капитана этой тарелки, и доставил бы он ее обратно к родителям с извинениями и оправданиями. Или нет. Она не такая. Она обязательно воспользовалась бы случаем облететь все существующие во Вселенной планеты, не важно, населенные они или безжизненные.

Есть же такие люди, после встречи с которыми мозги переворачиваются. «Дом-2», кстати, я уже полгода не смотрела — после тех страстей, которые для меня открыла Ася, все там кажется просто мелким. А ведь сначала она мне даже не понравилась.

Мы познакомились в летнем лагере, путевками в который нас с Димкой наградили на конкурсе близнецов за наш вокально-переодевальный номер. Она тоже пожаловала в лагерь с братом-близнецом, да не одним, а двумя, что в первое время общественность шокировало. Впрочем, мы с Димкой были близнецами гораздо круче! Мы были очень похожи, поэтому и переодевались друг в друга с успехом, и дуэт у нас был просто супер! Аська же на своих близнецов не похожа ни капельки, а петь вообще никто из них не умеет. А что ее братья — идентичные близнецы, что ж тут особенного? Таких много.

Правда, вся эта троица, наши ровесники, выглядели старше нас, словно в свои неполные четырнадцать они были уже совершенно самостоятельными, и в этот супер-пупер лагерь попали против своей воли, играя роль детей. При этом, было в них еще что-то, не позволявшее принимать их за взрослых, что-то непривычное. Они не пытались себя поставить, что ли. То есть, не выделывались. Не знаю, как это объяснить, вроде как восприятие мира у них было совершенно детским: все, что существует в этот миг в этом мире — замечательно. Асины братья никогда не пытались ее высмеивать, как меня постоянно высмеивал мой брат. Они за все время ни разу не поссорились, и относились друг к другу со странной смесью уважения и снисходительности, будто признавали друг за другом какие-то неочевидные для всех остальных заслуги или проколы. С ними было спокойно, они точно не могли сделать ничего подлого или жестокого, и даже будто ничего плохого даже не думали.

То есть, бессмысленно жестокого. Стать жестокой Асе пришлось, и я ее за это не осуждала.

Нас с ней поселили в одной комнате, и там уже расположились две девочки, приехавшие в лагерь вместе, по путевкам, купленным родителями за полную стоимость. Так вот эти девочки в своем нежном возрасте оказались уже окончательно сформировавшимися стервами. Им не понравилось наше соседство, и они стали всеми, самыми грязными, способами нас выживать. Для начала они попытались извлечь из нашего существования выгоду: одалживали наши телефоны, просили что-то им принести. Честно говоря, я с тогдашними своими мозгами чуть не повелась на это — девчонки в моем представлении были крутыми и продуманными, видно, что из очень состоятельных семей, и многое могли себе позволить. В Асины же представления о крутизне и ценности они не вписывались, и она определила это для себя сразу. Дня три мы с ней были по разные стороны баррикады, я вместе с соседками ее бойкотировала. Но на четвертый день они окончательно обнаглели, и до меня дошло, кто я такая в их глазах — никто, и предназначение у меня в жизни самое примитивное — служить им. Когда они перешли границы дозволенного, я отказалась от их «дружбы» и демонстративно помирилась с Асей. Тогда они начали настоящую оголтелую бабскую войну: выбрасывали на пол наши вещи, заливали соком наши постели, закрывали изнутри двери комнаты, добавили мне во флакон с шампунем какую-то вонючую гадость… ну еще много чего, что может придумать больное воображение. Я пробовала жаловаться воспитательнице, но она сделала вид, что меня не слышит: лагерю нужны были хорошие отзывы платежеспособных клиентов. Я впала в отчаянье, ведь даже покинуть лагерь до окончания смены было нереально, мы находились в другой стране, и уехать оттуда я могла бы только с родителями, а такие расходы их бюджетом были не предусмотрены.

Ася сначала тоже растерялась, а потом произнесла странную фразу: «Надо же, оказывается, и в этом болоте можно потренироваться!» и нанесла ответный удар. Нет, она не пожаловалась братьям и не позвонила родителям. Она не стала использовать их же оружие — для этого надо было иметь внутри слишком много дерьма, а ни в ней, ни во мне столько не было. Она вдруг вся напряглась, и, пока они веселились, глядя, как я пытаюсь разлепить склеенные жвачкой волосы, схватила их обеими руками за разинутые нижние челюсти. «Нельзя так вульгарно смеяться», — сказала она спокойным низким голосом, — «От этого болят зубы. Сильно болят. Долго болят». И отпустила. Больше они не смеялись. Смех застрял у них в глотках. Они и говорить больше не могли, потому что прямо у меня на глазах их щеки стали распухать от флюса, а глаза наполнились слезами и неподдельным страданием. Лично мне этого показалось мало, о чем я и сказала Асе, даже не задумавшись, что она сделала невероятное. «Ну, давай еще чирьи на жопы добавим», — предложила она тем же замогильным голосом, согнула этих дур пополам, наклонив за волосы, и шлепнула по ягодицам. Я, превозмогая отвращение (что в тот момент оказалось легко, настолько была злая), оттянула вниз их шорты вместе с трусами и убедилась, что чирьи, в смысле огромные желто-зеленые фурункулы, действительно появились там, где были приложены Асины ладони.

Посрамленный враг спешно покинул поле брани, и мы с Асей остались одни. Только теперь я разглядела, что она стала очень бледной, а кисти ее рук, напротив, словно налились кровью. Стеклянные глаза сквозь окно смотрели на улицу, но ничего, как мне показалось, не видели. Она медленно и глубоко дышала. «Что с тобой?» — испуганно спросила я. «Ничего», — тихо ответила Ася, едва шевеля губами, — «Я впервые это сделала. Я не знала, что могу быть такой злой. До чего же доводит тупая агрессия».

Она постепенно приходила в себя, и, словно почувствовав неладное, к нам в комнату вошли ее братья. Ася рассказала им, что произошло, и они совсем не удивились. Дима одобрительно рассмеялся, а Тима вообще повел себя странно: он сел с ней рядом и молча обнял ее. Причем не механически, как могут быть родственники приучены хорошим воспитанием, а так, будто сам хотел этого, и ему на самом деле важно, что с ней происходит. С этого момента и дальше они все трое вели себя, как если бы наконец-то встретились после долгой разлуки, до которой были лучшими друзьями. Я тогда позавидовала таким отношениям, но вскоре, где-то через неделю, и мой собственный брат, насмотревшись на троицу Тигор, открыл для себя, что гораздо приятнее с сестрой общаться по-человечески. Жаль, что поздно.

Наши соседки больше не вернулись. Из медпункта их отвезли в больницу, где они и пробыли пять дней, а потом их забрали мамы, но не домой, а в какую-то более навороченную больницу.

Жвачку у меня из волос Ася, кстати, вытащила, и моя шевелюра не пострадала. А я раз и навсегда поняла, что действительно ценно и круто может быть в человеке. Другие тоже в этом разобрались, и мы больше не расстраивались и не скучали: Ася с братьями чем-то привлекали к себе людей, и рядом с ними все расслаблялись, что ли… В их компании в голову не лезли плохие мысли, тревоги виделись надуманными, а мозги освобождались от условностей. Они заражали спокойствием и уверенностью, причем какими-то глубинными, основанными не на материальном благополучии, а на интуитивной вере в бесконечные возможности человеческих эмоций и разума, в том, что для любого человеческого существа просто естественно быть счастливым. Я не понимала, что привлекает в Асе парней, а ведь она безусловно обладала для них привлекательностью: они относились к ней с почтительным вниманием, будто она какая-нибудь мисс мира, хотя в лагере были девочки красивее, чем она. Я, например. Но потом стало понятно, в чем дело: мне самой очень нравилось разговаривать или даже только сидеть рядом с ее братьями, симпатягами, но не эталонными красавцами. Было в них что-то, чего не хватает людям, очень-очень нужное, чтобы вообще человеком считаться. Живешь себе без этого «чего-то» нормально, а потом узнаешь, что оно есть, и уже без него тоскливо. Что-то невидимое, какое-то свойство души.

Уезжая из лагеря, мы с Асей обменялись номерами телефонов и адресами электронной почты, но она предупредила меня, что редко бывает в контакте. Скоро я этом убедилась. И все же, когда погиб Димка, и я написала ей об этом, она откликнулась сразу, прислав длинное письмо, которое я перечитывала много раз — как заклинание, оно утоляло тоску и страх.

Вот о чем я думала, лежа на диване в космическом корабле инопланетян. Воспоминания об Асе успокаивали: если есть такие люди, значит, все преодолимо.

В голову полезли мысли о родителях, и к жалости примешивалась мстительность. Они ведь не хотели меня видеть, вот и получили! Хотя, может, им на самом деле без меня лучше? Нет, не могу в это поверить. Было же хорошее время, когда мама каждый день не по разу целовала меня, говоря: «Солнышко мое», когда мой голос в споре о том, как провести выходные, был решающим, и я безусловно должна была одеваться лучше всех в классе… Было.

Наконец я решила, что мое одиночество затянулось. Я снова начала бояться: вдруг, положение изменилось, и намерения инопланетян относительно моей судьбы уже другие?

Чтобы позвать кого-нибудь, надо попытаться оторвать от руки этикетку? Я стала с подчеркнутым вниманием осматривать кусок инородной материи на своем запястье. Обычный прозрачный пластик…

Воздух вдруг стал сладковатым, и я резко, неотвратимо, как когда-то в детстве поняла, что тону, сейчас же почувствовала, что засыпаю.

Проснувшись, я увидела Кристо, сидевшего в кресле с таким видом, будто он теперь здесь живет. Что-то в его позе говорило о том, что разбирать меня на составные части никто не собирается. Что тогда?

— Здравствуй, — спокойно сказал Кристо.

— Постараюсь, — ответила я и села.

— Как мне к тебе обращаться? — спросил он. Знание языка у него явно продвинулось.

Не надо ко мне обращаться. Меня надо вернуть, где взяли.

— То, что вы со мной сделали, считается преступлением, — официальным тоном сообщила я.

Меня бы затруднило назвать номер статьи Уголовного кодекса, но ведь так и должно быть, правда? Услужливое воображение нарисовало Кристо и еще инопланетян десять прикованными к скамье подсудимых, затравленно глядящих на дядю в мантии, как в шоу «Федеральный судья».

Кристо почему-то улыбнулся и произнес непонятную фразу:

— Мы предоставим тебе возможность пожаловаться консулу. Но позже. Сейчас я могу только выразить сожаление, что из-за нас ты отвлеклась от своих обычных занятий. Мы не предполагали, что запрашиваемым ресурсом окажешься ты.

Сильно продвинулось.

— Что? — только и смогла сказать я.

— Мы вынуждены задержать тебя на неопределенное время, — пояснил Кристо. — Я прошу ответить на наши вопросы.

Щас… Я сглотнула.

— Что там было про консула? Ты разве не с другой планеты?

— С другой. Но с интересами землян мы считаемся. Правда, не всегда.

В этом уже явно прозвучала угроза. Спокойная такая, безразличная. Мне в душу проторенной дорожкой начал закрадываться страх.

— Как тебя зовут? — повторил Кристо.

— Ресурс! — зло ответила я, но эта злость была лишь шипением кошки на волкодава.

Он помолчал, глядя мимо. Потом сказал уже мягче:

— Назови свои условия, при которых ты согласишься на контакт.

Я, не вставая с дивана, наклонилась в его сторону и четко произнесла:

— Отпусти меня домой. Там, у себя в комнате, я отвечу на все твои вопросы.

Он, мне показалось, вздрогнул.

— Пожалуйста, другие.

Что случилось?! Я вспомнила разом все кошмарные фильмы про инопланетные вторжения. Неужели мне уже некуда возвращаться?!

— Почему? — через силу прошептала я.

Кристо подобрался. Мою реакцию, по всему видать, он расценил как чрезмерную. Потом, все так же глядя мимо меня, он вдруг покинул свое кресло, сел передо мной на пол и прикоснулся к моей руке.

— С твоим домом все нормально, успокойся.

Он теперь смотрел мне в глаза, и был таким виноватым, что в этот миг стал ближе. От равнодушной угрозы не осталось и следа. Его взгляд метался по моему лицу, ища признаки расслабления.

— Дело в том, что мы уже далеко от Земли. Мы разведчики. Мы должны очень быстро выполнить крайне важные для нашей родины задания. Как только станет возможно, мы или сами вернемся к Земле, или передадим тебя на другой корабль, который сможет туда отправиться.

Набычившимися нервами я уловила что-то надрывное в его тоне, нечто более решительное, чем то, что требуется для просто работы. Он не знает, сможет ли когда-нибудь кто-то из его соотечественников оказаться около Земли. Это далеко не самая важная задача, которую им сейчас приходится решать, и есть много чего, что заставляет их пренебрегать интересами землян. Мне довелось попасть в космическую заваруху. Если бы я не знала, что такие, как я, тоже умирают, я бы обрадовалась. Вот Аська бы точно обрадовалась…

Кристо с сожалением поморщился, щелкнул пальцами, и через пару секунд в воздухе появился слабый сладковатый запах, как у любимого мной в детстве лимонада, почему-то экстренно снятого с производства. С этим безмятежным воспоминанием ко мне вернулся покой. Кристо остался сидеть на полу, но за руку меня больше не держал. На его лицо было приятно смотреть, он оказался красивым инопланетянином. Интересно, а что он обо мне думает? Я для него привлекательна?

Он улыбнулся, и я захотела ему довериться, чувствуя возникающую между нами симпатию. А почему он вдруг забеспокоился? Что так резко нас сблизило? А, мой страх за свою планету! Мы в тот момент очутились в одной лодке.

Я глубоко вдохнула, и, как сразу после прибытия, ощутила желание веселиться.

— У меня имя, как у принцессы! — заявила я. — Угадаешь?

Кристо снова улыбнулся, теперь обреченно, и принял правила игры.

— А как зовут ваших принцесс? — спросил он.

Я победно хохотнула и принялась перечислять:

— Елизавета, Екатерина, Виктория, Анна, Диана, Беатрис, Летиция…

— Достаточно, — прервал меня Кристо. — Тебя зовут Диана.

О! Я обмякла.

— Лучше Дина. Мне так больше нравится.

— Хорошо, — согласился он и перешел на деловой тон: — Нас интересует вот что. Когда-нибудь прежде ты или твои близкие общались с внеземными цивилизациями?

Вопрос показался мне смешным, и я некоторое время глупо веселилась. Кристо вежливо ждал.

— Я — нет, — наконец, удовлетворила я его любопытство. — Про других не знаю, у нас в семье это не обсуждалось.

Кристо наклонил голову, задумавшись. Потом сел рядом со мной на диван.

— Ясно. Тогда рассказывай о себе всё.

Я решила, что он сегодня в ударе и снова расхохоталась. Тем не менее, выдала ему текст «Моя семья» на английском, который в школе пришлось выучить наизусть. Потом перевела на русский. В пункте «Мой брат» слегка запнулась и сразу увидела, что Кристо это заметил.

— Что с братом? — тут же спросил он.

— Нет больше брата! — ответила я, и тут же под непонятную веселость стала пробираться понятная и привычная горечь. — Погиб он, четыре месяца назад.

— Четыре месяца? — переспросил он. — Как вы отмеряете время?

В воздухе больше не осталось привкуса лимонада, а мне расхотелось веселиться. Вот ведь задачка — объяснить инопланетянину про земное время…

— Ну, месяц — это тридцать дней, — начала я. — День — это период, за который Земля оборачивается вокруг своей оси.

— Это понятно, — кивнул Кристо и вновь щелкнул пальцами, будто отдавал таким образом кому-то команду, после чего вернулся к предыдущей теме: — Как он погиб? Если разговор тебе неприятен, извини, но пойми: это важно. У меня самого погибла сестра, и я догадываюсь, что ты можешь чувствовать.

Почему-то мне не показался странным его интерес к смерти Димки, ведь я тоже считала, что это важно. Для меня это было очень важно.

— Твой брат был старше тебя? — уточнил Кристо.

— Мы были близнецами, — ответила я, и от этого «были» мне перехватило дыхание. Когда я, наконец, привыкну? Димка никак не мог уйти в прошлое, и я ощущала себя неполноценной, «некомплектным ребенком», как в раньше в шутку говорила мама о тех, кто родился в одиночку. Ой, а у инопланетян так бывает? Я поспешила объяснить: — Мы родились одновременно.

— У одних родителей? — опять спросил Кристо, и на этот раз желания посмеяться над наивным вопросом у меня не возникло.

— Да. Мы были очень похожи. Даже близнецы-братья и сестры редко бывают так похожи друг на друга. А погиб он… странно. В выходные уехал с семьей своего друга на дачу, там они пошли в баню, и, когда он был там один, баня загорелась. Вспыхнула мгновенно и сразу выгорела до самого мелкого пепла. Даже от железной печки ни одной внятной части не осталось, не то что от Димки. У нас и похорон-то не было.

Всё, готово. По моим щекам заструились слезы. Плача, меня утешало только одно: что Димка, наверное, совсем не мучался и только успел испугаться.

Кристо напрягся.

— Часто случаются такие пожары? — спросил он, крайне заинтересованно.

— Нет, — всхлипнула в ответ я. — Так может гореть только одно, очень редкое, вещество, не помню, как оно называется. Вадькиного отца затаскали по всяким допросам, выясняли, где он это вещество раздобыл, даже держали под арестом. А он сам ничего не понял! Потом решили, что кто-то другой спрятал эту дрянь под баней, и закрыли дело.

Кристо быстро поднялся с дивана. Он был очень возбужден.

— Спасибо, Дина. Отдыхай, извини за этот разговор. Я приду снова позже.

По щелчку его пальцев из стены выехал столик с белой коробкой.

— Ты еще некоторое время побудешь с нами, поэтому прошу тебя: поешь. Это съедобно и не должно показаться противным, — торопливо сказал он, и, уже на ходу, спросил: — С уборной ты разобралась?

— Нет, — мрачно ответила я.

Меня просто интересовало, как он станет рассказывать про пользование туалетом: какими словами и с каким выражением лица?

Он задержался, хлопнул ладонью по стене и в открывшейся ванной комнате все спокойно и доходчиво объяснил. Потом ушел. Ситуация смутила только меня. Сама бы могла догадаться.

Я открыла коробку. В ней была прозрачная бутылка, похоже, с водой, и глубокая тарелка с какой-то желтой массой. К тарелке прилагался шпатель, очевидно, долженствующий заменить ложку. Я с помощью шпателя попробовала на вкус содержимое тарелки, раз уж меня так вежливо попросили, и тут же ощутила зверский голод. Это неопознанное, по вкусу напоминающее мамалыгу, с кисло-сладкими жевательными включениями, я слопала за минуту.

Ну, не противно.

А дальше что?

— Эй! — крикнула я в стену. — Хоть фильмец какой покажите! У вас тут как в могиле!

Никто не отозвался. Я уже начала соображать, как самой себя развлечь, но вдруг свет стал тусклым, и на небольшом участке стены передо мной появилась картинка. Движущийся пейзаж. Меня поняли! Хоть так…

Довольно долго я старательно пялилась на фантастические виды, но потом мои мозги сдались. Попросив выключить трансляцию, я не получила ответа.

Ну, ладно. Я отправилась в ванную и попробовала помыться. Сделать это в привычной для меня процедуре оказалось невозможно: воды здесь не было. Стоя голышом в очерченной на полу окружности, я была сначала чем-то обрызгана, а потом обдута. М-да. Наощупь кожа и волосы казались чистыми. Я свалила кучей в нарисованном круге свои вещи, из которых не вылезала, по расчетам, уже двое земных суток: джинсы, блузку, белье, носки и кроссовки. Нажала ногой на круг. Никакой реакции. Спрошу потом у Кристо, как тут стирать.

В грязные шмотки влезать не хотелось, и я голышом вернулась в комнату, чтобы там выбрать одежду из того, что случайно удалось прихватить из дома.

Я стеснительная, да. Однако в тот момент ощущение, что за мной наблюдают, было уж очень ясным. И все же оно не заставило меня сжаться в комок, наоборот, я медлила. Пусть смотрят. И даже если земные женщины кажутся им противными — все равно. Они — инопланетяне, представители другого животного вида, их нечего стесняться, ведь в чужие каноны прекрасного я в любом случае не вписываюсь. Животные… Они друг друга не стесняются. Хотя, они и голыми-то не ходят. За исключением кошек породы сфинкс. Нет, у кошек породы сфинкс как раз выражение морд обычно такое, будто они стесняются. Всегда и всех. Пожалуй, оденусь.

Димкин спортивный костюм подойдет. Он чистый, но пахнет Димкой. Мне опять захотелось поплакать, когда я надела его легкую куртку, словно окунулась в надежные объятия брата. Мы никогда не обнимались. И — вот от чего хочется плакать! — уже никогда не обнимемся. Сейчас можно себе признаться: я его любила. Я ему завидовала, он был в чем-то лучше меня. Какая теперь разница, в чем… Мне больше не с кем себя сравнивать.

Так, хватит нюни пускать. Если мне скучно, я сама себя развлеку. В какую сторону от дивана уходил Кристо? Сюда.

Я хлопнула по стене, и ее часть растворилась.

Я вышла в коридор. В этот раз он показался мне коротким и не таким безразлично-чужим, как в прошлый, первый. Теперь и мне он был безразличен. Я шла, держась рукой за стену, и ожидая, что она может расступиться под ладонью. Странно. Должна же быть невесомость. А это не розыгрыш, вообще?

На розыгрыш не похоже — кому надо меня разыгрывать?

Реалити-шоу? Тогда бы Кристо не лез в душу, такие вещи запрещены.

Не розыгрыш и не шоу: для того и другого нужно было бы согласие родителей, я же несовершеннолетняя, а им точно не до развлечений.

Незаконный какой-нибудь эксперимент?

Мысль о незаконности того, что со мной делают, придала мне смелости, поскольку я, наивная, сразу почувствовала возможность «покачать права» и поскандалить, пригрозив пожаловаться компетентным органам, и дальше по коридору я двинулась наглее.

В одном месте стены мои пальцы провалились в пустоту, и ее участок размером с дверной проем стал прозрачным. Но не исчез совсем. Просто я могла видеть, что находится за стеной. Там был небольшой зал, посреди которого стояли три или четыре глубоких кресла, в которых развалились плотно запакованные в черные формы, похожие на Кристо субъекты. Сам Кристо тоже тут был, он разговаривал с ними стоя, а они, кажется, внимательно его слушали. Все-таки они люди. У них человеческие фигуры, и нет хвостов. Ростом — как нормальные земляне. По две руки и две ноги. На руках — по пять пальцев. Головы — не больше и не меньше наших. Лица — такие же, как у нас. И дышат они таким же воздухом! Кажется…

У меня вдруг заболела голова, причем очень сильно. Так, что я села на пол коридора, съехав по стене, потому что стоять больше не могла. Глаза мне заволокла золотистая колышущаяся сетка, а в ушах раздался гул. Между носом и горлом застряла непонятная горечь, захотелось то ли чихать, то ли кашлять. Что подхватило меня и понесло по коридору обратно, я даже не увидела, только вдруг почувствовала перемену: неожиданную свежесть и мягкость вокруг.

Боль стала проходить. Перед глазами теперь было просто темно, а в ушах бухало. Почему-то замерзли пальцы на руках и ногах. Меня держали за левое запястье, то, к которому была приклеена «этикетка», и на ее месте я не сразу ощутила слабое жжение. В глазах прояснялось. Я сидела на диване в «своей» комнате, вернее, валялась, как нечто с чем-то, а рядом со мной тощий инопланетянин в серебристом комбинезоне сосредоточенно рассматривал прибор, прикрепленный к моему запястью.

Вошел Кристо. Они перекинулись с тощим инопланетянином несколькими фразами на чужом языке, и тот, отцепив свой прибор, покинул комнату.

— Тебе нельзя долго находиться вне этого помещения, — сказал Кристо. — Ты не привыкла к нашему воздуху.

Окончательно не похоже на розыгрыш.

— А ты почему можешь долго находиться в моем воздухе? — угрюмо спросила я.

— Потому что добавляю себе в кровь вещества, нейтрализующие ваши примеси, и вещества, которых мне в вашем воздухе не хватает. Как ты себя чувствуешь?

— Тошнит.

Его объяснение почему-то меня растрогало. То есть, я сначала почувствовала уважительную заботу, которая в нем заключалась, а потом, гораздо позже, поняла, из чего она складывалась: вместо того, чтобы просто напялить на меня маску с кислородным баллоном или засунуть в специальный саркофаг, инопланетяне изменили состав воздуха в целом помещении небольшого корабля, а Кристо сознательно портил себе кровь.

— Это сильно тебе мешает? — участливо осведомился он.

— Нет, Кристо, — я впервые назвала его по имени. — Мне сильно мешает, что тут совершенно нечем заняться.

Он улыбнулся и сел в кресло.

— Я тебя развлеку.

Я тоже села на своем диване. Понятно, что он снова будет задавать мне вопросы. Первый же меня окончательно привел в чувство:

— У твоего брата есть… были необычные для человека способности?

Может, я о чем-то забыла? Может, я чего-то не знаю? Я медленно помотала головой:

— Нет. Точно, нет. Мы учились в самой средней школе, каких много, и ничем там не выделялись. Мы учились еще в школе искусств и считались талантливыми, но это тоже для людей нормально. Он был красивым и… Ну, ничего сверхъестественного!

Кристо задумался. Удивительно. Инопланетяне интересуются Димкой… Похоже, гораздо больше, чем всем остальным. А если напрямую?

— Почему ты спрашиваешь только обо мне и Димке? Для чего вы меня похитили?

Он ответил, приложив усилие:

— Я пока не могу тебе сказать. В общих чертах: Земля попала в сферу интересов наших врагов, и мы пытаемся выяснить, в чем этот интерес.

— На Землю готовится вторжение? — подпрыгнула я.

— На сколько нам известно, нет.

— А если бы готовилось, — продолжала ерзать я, — вы помогли бы Земле?

Ответ был написан у него на лице. На меня словно вылили ведро холодной воды.

Помолчав, он все же ответил:

— Земля под защитой. Вмешательство нашей планеты не потребовалось бы. Но, поверь, вторгаться на Землю никому не нужно.

Я тогда подумала, что это другое дело.

— Ну-ка, расскажи, — попросила я. — Ты, кстати, какого-то консула упоминал. И мне интересно, почему вы так похожи на землян.

Кристо медлил с ответом. Он кое о чем не хотел говорить. Наверное, даже обо всем.

— Консул, — наконец, начал он, — представляет интересы Земли, в отдельных случаях — землян, перед другими цивилизованными сообществами.

И замолчал. Вот что, скажите, случилось бы, если бы он сразу обо всем рассказал? Но Кристо, а, вернее, его сообщество, опасалось, что на Земле все узнают о ее месте среди этих самых сообществ. Они, во-первых, действительно надеялись вернуть меня на Землю, а во-вторых, думали, что мне кто-то поверил бы. Это было забавно. Я спросила:

— А ты мужчина?

Он рассмеялся.

— Да.

— А ты женатый мужчина? А дети у тебя есть? — (ну, что вы хотите от четырнадцатилетней девчонки?).

— Нет.

Хотя в тот момент мне показалось, что я выяснила уже очень много, я все же спросила:

— А как называется твоя планета?

Он ответил. Я не смогла бы повторить. Так и замерла с озадаченным видом.

— Так называется планета, — уточнил Кристо. — Сообщество называется по-другому. Оно занимает несколько планет, вместе с другими сообществами.

Он произнес еще одну нечленораздельную фразу и предложил:

— Попробуй сама адаптировать к своей речи. Мое имя ведь тоже звучит немного по-другому.

Сделать это оказалось непросто. В итоге его планета из моих уст получила название Раянда, а сообщество — Дхамбао. Впрочем, я тут же забыла, что к чему относится и расстроенно пробормотала:

— Вот Аська и адаптировать бы не стала… Она даже с японцами на их языке разговаривала…

Кристо снисходительно улыбнулся:

— Способность осваивать чужие языки редко встречается в развитой форме. Я тренировал ее с детства, это моя основная специальность. — И без перехода спросил: — Все еще тошнит?

Нет, с моим самочувствием все уже было нормально. Но зато вернулся страх.

— Значит, если я выйду отсюда, то очень быстро умру?

Надо сказать, это жутко — так четко понимать, что вокруг одна сплошная смерть, и единственный островок безопасности ограничен несколькими кубическими метрами.

— Мы не дадим тебе умереть, — постарался успокоить меня Кристо. — Твое здоровье контролируется. Если хочешь, можно имплантировать тебе в носоглотку прибор для анализа и изменения состава вдыхаемых газов.

Я не хотела. Но снова от осознания чужой заботы стало немного спокойнее.

— Спасибо, не надо. Кристо, скажи, а консул может связаться с моими родителями и сообщить им, что со мной все в порядке?

Он явно был удивлен такой просьбой и ушел от прямого ответа:

— Я попрошу капитана решить эту задачу.

Повисла пауза. Я радовалась появившейся зыбкой надежде, а Кристо о чем-то думал.

— Дина, а твои родители — они кто? — вдруг спросил он.

Точно, в тексте «My family» про родителей мало. Я рассказала, не без труда объяснив, что такое «старший системный администратор» и «ведущий специалист юридической службы». Не уверена, кстати, что он все правильно понял, потому что на его инопланетной физиономии весьма даже ясно читалось разочарование. Нормальные профессии…

— Что-нибудь неординарное с ними случалось? — продолжал допытываться Кристо.

Ну… нет.

— Извини, Кристо, я ничего такого не знаю.

Мне действительно совсем не хотелось его обламывать.

— Хорошо, — легко согласился он. — Почему ты вышла из комнаты? Тебе что-нибудь нужно?

Я вышла из комнаты вечность назад. Еще вспомнить надо, что мне тогда было нужно. На мне — Димкин спортивный костюм…

— Как почистить вещи? — это было первое. О, вспомнила! — И где невесомость?

Кристо пришлось приложить видимое усилие, чтобы понять, о чем я говорю.

— Невесомость — это вблизи планет. Мы считаем, что это неудобно. Конструкция корабля обеспечивает работу ряда подразделений в условиях искусственной гравитации. А вещи… идем, я покажу, как переключается режим.

Мы занялись стиркой, после чего он ушел.

От нечего делать я легла спать. Вот что надо будет спросить у Кристо, когда проснусь: как здесь измеряется время?..

Мне снились кошмары, и я проснулась в плохом настроении. Мама говорила, что надо рассказать жуткий сон текущей воде, чтобы он забылся, не оставив осадка. И как это здесь сделать? Из бутылки на пол выливать и приговаривать, всхлипывая, о том, как Кристо вдруг вылез из человеческой кожи и оказался страшным синим слизняком?! За мной ведь смотрят. У инопланетян может сложиться неправильное мнение о земных обычаях. Или уровне интеллектуального развития…

Когда я встала с дивана, столик с харчами уже ждал, а на стене замелькали разнообразные картинки. Я это расценила как намек на то, что некоторое время опять проведу в одиночестве. Вот приспосабливаются же кошки и собаки, хозяева которых целыми днями работают, эти дни напролет спать. Может, попробовать?

Я умылась, или как этот процесс правильнее называется? А потом смотрела картинки, лежа на диване и думая о своем. Наконец, пришел Кристо. Он принес что-то вроде ребризера для дайвинга: такой намордник, закрывающий нос и рот, с мешком внизу и идущими от этого мешка внутрь намордника двумя шлангами. Уродская штука. Я сразу правильно поняла, что мне придется надеть ее на собственное лицо.

— Если хочешь посмотреть корабль, придется воспользоваться этим, — сообщил Кристо. — Ты хочешь?

Конечно, я хотела. Будет о чем рассказать девчонкам, когда вернусь! А то словно и с Земли не улетала. С отвратным внешним видом можно и смириться, мне тут не на кого производить впечатление. Я с готовностью надела намордник, и Кристо вывел меня в коридор.

Там он резко вдохнул, а я подумала, что он, наверное, не стал вводить себе в кровь всякую гадость, и с трудом держался в моих апартаментах несколько минут.

Мы пошли вперед. По щелчку пальцев Кристо стенки коридора стали прозрачными, и я увидела, что с обеих сторон находится не больше чем по одному довольно скромных размеров помещению. Я узнала место, где оказалась сразу после прибытия из дома.

— Тут телепорт, — объяснил Кристо. Почему-то он понял, что информация о принципе действия телепорта будет для меня лишней, и пошел дальше. — Это помещения для экипажа. Здесь я живу.

Он провел ладонью по стене, и она растаяла. Мы оказались в комнате, где вообще ничего не было. Но Кристо вновь щелкнул пальцами, и из стен выросла мебель: около десятка двухэтажных конструкций со столом и креслом внизу и кроватью вверху.

— Тесновато, — сказала в ребризер. Действительно, в сравнении с хозяевами, я устроилась по-царски.

— У нас небольшой разведывательный транспорт, — спокойно ответил Кристо. — На нем есть все, необходимое для решения основной задачи. Остальное, сопутствующее, совмещено. Эта комната предназначена для отдыха членов экипажа и общих занятий, тренировок, лекций и собраний. Идем дальше?

Я кивнула. Мы оказались перед помещением, у которого мне в прошлый раз поплохело. Там Кристо тогда о чем-то рассказывал трем важным инопланетянам. Заходить туда мы, понятное дело, не стали.

— Здесь находится управление кораблем. Перемещением в пространстве и боем.

На это было вполне похоже: в креслах все также восседала очень занятого вида компания, державшая руки на небольших, но массивных приборах. Что там такое, на этих приборах, я не разглядела. Меня удивило другое.

— А где звезды?

Кристо какое-то время соображал, зачем мне звезды.

— Где-то есть, — видимо, попытки подобрать емкое и понятное объяснение не увенчались успехом.

— Вы что, совсем их не видите? — потрясенно спросила я. — Вы запаковываетесь в эту банку и носитесь по космосу, даже не зная, в какой точке вселенной находитесь? А в чем прикол?

Молчание. Папа таким продолжительным молчанием давал понять, что кто-то брякнул глупость. Мама его за это била.

— Давай, я потом тебе расскажу, — словно прочитав мои мысли, миролюбиво предложил Кристо.

Я согласилась, и мы прошли дальше, остановившись у помещения, рассмотреть внутренности которого не помогла даже прозрачность стены, настолько оно было загромождено.

— Здесь лаборатория, а дальше — твоя комната. Всё. Выше, — Кристо показал на потолок, — боевые орудия. Ниже — оборудование для перемещения в пространстве.

Типа, экскурсия закончена. Тоже нормально. Я побрела туда, где «моя комната». Кристо нырнул в лабораторию. А вообще, интересно, что моя комната примыкает к лаборатории…

Я сняла ребризер. Потом, подумав, сняла спортивный костюм, прошла в уборную и «почистилась» с ног до головы, всё какое-то развлечение. Повторно ревизовав гардероб, надела ставшее вновь пригодным для эксплуатации белье и мамину юбку. В этот момент вошел Кристо, и мне пришлось сделать вид, что я всегда ношу юбку в комплекте с бюстгальтером, что было легко, поскольку широкая белая юбка в мелкий цветочек, осевшая у меня на бедрах, очень хорошо подходила к белому в цветной горошек бюстье, которое я в честь праздника надела под нарядную, но прозрачную, блузку, и самой себе я в таком наряде нравилась.

— Ты разочарована, — сказал Кристо. — Почему?

Я села на диван.

— Ну, — для меня вопрос был неожиданным, хотя Кристо, конечно, прав, экскурсия по кораблю меня, действительно, разочаровала. — Понимаешь, у нас, на Земле, в фильмах и фантастических романах космические корабли другие, они большие и просторные. Вот в Асиной сказке корабль Дан-Натана был просторным, там всякие дикие звери терялись. Когда Ася рассказывала, я представляла его себе как дворец.

— Кто такая Ася? — спросил Кристо, устраиваясь в кресле. — И что за сказка?

Я рассказала, как познакомилась в лагере с Асей, как мы жили в одной комнате, и чем вообще в лагере занимаются. А сказка… Однажды вечером я заскучала, и, придуриваясь маленькой девочкой, попросила ее спеть колыбельную или рассказать сказку. Петь она, конечно, не захотела, а со сказкой мне повезло. Правда, она оказалась нетипичной, скорее уж фантастической новеллой, но там были чудеса и любовь совершенно сказочные. Я пересказала ее Кристо, как запомнила, а запомнила я хорошо, потому что с того вечера каждый раз перед сном просила Асю сочинить новую серию про Дан-Натана, Лотти и Ян-Натана. Она никогда не отказывалась, словно ей самой это было нужно.

Кристо с интересом слушал, а когда я выдохлась, вдруг щелкнул пальцами (звук от щелчка напомнил треск электрического разряда) и напряженно попросил:

— Дина, еще раз, пожалуйста, про персонажей «Дан-Натан» и «Ян-Натан»: какое место в военных силах занимают и их происхождение. А также возможности.

Ух ты! Он так четко обозначил интересующие его детали, что я реально почувствовала себя на допросе у разведчиков. В воздухе появился едва уловимый запах лимонада. Принять такие правила игры оказалось нетрудно, ведь от скуки можно и в шпионов поиграть. Я рассказала про звезды, создающие планеты по своему хотению, и таким же манером — людей, продумывая при этом все мелочи; про способность нейтрализовывать радиоактивное излучение; про какие-то межпланетные коалиции и полупрозрачные жути с синими глазами.

Кристо буквально сверлил меня взглядом, ставшим отчасти жестким. Сейчас вот как вылезет из человеческой шкуры да как вышвырнет меня за борт! Я стала давиться от смеха, представляя себе такую картинку. Он ждал, пока я просмеюсь.

Потом продолжил тем же деловым тоном:

— Дина, скажи, а эта Ася — она нормальная?

Этот вопрос не показался мне смешным. Я зависла как мамин старый ноутбук спустя полгода после переустановки операционки. Ненормальные — они выглядят, как ненормальные. Они одеваются всегда только в черное или розовое, красят волосы в синий цвет, на ногтях носят облупленный лак, ходят всегда «в образе» какой-нибудь «звезды», но поджав зад и втянув голову в плечи, разговаривают тоненьким голоском и смотрят наивными глазами; они делают все для кого-то, чтобы что-то продемонстрировать, а что нужно им самим, они давно забыли. Ася точно не такая. Ее любимые цвета — белый, голубой и зеленый; одевается она не то чтобы с безупречным вкусом, но одежда словно сама подстраивается под ее точеную фигурку и срастается с ней; двигается она по-кошачьи расслабленно, а держится уверенно. Ногти не красит, и вообще косметикой пользоваться не умеет. Даже прически делать не умеет, только косу и заплетает, что нынче совершенно не модно, однако у нее выглядит естественно. Но и нормальной ее назвать нельзя. Наверное, об этом Кристо и спрашивает.

Я рассказала ему историю с соседками, и он, подумав, вспомнил:

— Это про нее ты сказала, когда у нас зашел разговор о возможности осваивать чужие языки?

Я кивнула. Аська явно его зацепила. Во талант! Даже на расстоянии, только по разговорам!

Кристо думал. Потом сказал что-то по-своему и снова обратился ко мне:

— Твой брат Дима тоже был в лагере? Они с Асей общались?

Я кивнула два раза.

— У них был близкий контакт? Половой?

После похищения инопланетянами вряд ли меня можно было удивить сильнее. Но Кристо ничего не перепутал, он спросил именно о том, о чем спросил. Приехали. Я не поручусь, что мой брат умер девственником, но с Асей…

Так-так-так. Наш дом готовил к празднику представление «Музей танца», и, когда отбирали участников, мне выпало представлять акробатический рок-н-ролл, а Димке — вальс. Оказалось, что из девочек его танцевать никто не умеет, и тогда, явно нехотя, вызвалась Ася, и они с Димкой попробовали. Получилось у них великолепно, они сразу, будто чувствуя друг друга, выдали сложный фигурный вариант, и я спросила у нее, где она училась. Она с какой-то досадой ответила: «Да… жизнь заставила». Но интереснее было выражение Димкиного лица после этой репетиции — он совершенно обалдел. Я добросовестно подкалывала его до вечера, и лишь когда догадалась сменить тон на сочувственный, он признался: «Понимаешь, ее очень приятно держать в руках. Как котенка». Он на нее запал, это было видно невооруженным глазом, а она на него — нет. Это тоже было очевидно. Мой Димка о чем-то разговаривал с ее Димкой, и до меня долетело только: «Безнадежно. Многие хотят, но между ними никто встать не может. Так что лучше забудь». Я поняла, что у Аси кто-то есть, и почувствовала зависть к той интонации, с которой говорил об этом ее брат — за обычными вроде бы словами звучало нечто сильное и абсолютное, такое, о чем мечтает каждая девочка.

— Нет, очень маловероятно, — ответила я Кристо, и почему-то добавила: — Извини.

— Это ты меня извини, — сказал он. — Идея абсурдная. Вот если бы наоборот, это бы все объясняло… А так — задачка не для средних умов.

— Что наоборот? — оторопело спросила я. — Что объясняло?

Он словно меня не услышал, напряженно размышляя. Потом вдруг предложил:

— Наговори послание для своих родителей. Один из наших кораблей точно пойдет на Землю, но перевести тебя на него мы не сможем.

Ну-ну. Очень похоже на то, что Асю похитят, как меня. Кто бы мог подумать, насколько в бескрайних просторах космоса процветает киднеппинг!

Кристо лишь укрепил мои подозрения, когда на развернувшейся во всю стену карте Евразии попросил показать, где живет Ася. А с какой стати мне участвовать в этих делах?! Я ткнула пальцем в Сахалин.

— Дина! — с упреком произнес Кристо.

— Что?! — взорвалась я. — Ты считаешь, здесь у вас находиться — предел мечтаний?! Это страшно! Я с ума схожу, стараясь не думать о том, как я далеко от Земли! Я засыпаю, мечтая проснуться дома! Я скоро перестану просыпаться!

Слезы брызнули у меня из глаз, когда я сказала «страшно» — случайно подобранное слово оказалось очень метким, оно вмещало в себя все, что я действительно чувствовала и пыталась забить на задний план. Я — всего лишь одна из шести миллиардов жителей одной из не знаю скольких планет. Если я сгину в громадной Вселенной, никто даже не заметит. Те, кому я важна, бессильны против космических расстояний, а другим до меня нет дела, и когда эти, с Кристо, выжмут из меня все, что им надо, они вполне могут просто обо мне забыть. Страх поглотил меня, заставил скорчиться и сжаться в комок, так, чтобы не видеть ни Кристо, ни чужих этих стен и даже дивана. Таких истерик у меня не было, пожалуй, с самого детского сада, а главное — мне было легче рыдать, чем находиться в покое, и успокаиваться я не хотела. И я рыдала от души, как ребенок, повторяя: «Домой! Верни меня домой!»

Чья-то теплая и сильная рука прикоснулась ко мне, но я только крепче вжалась в диван. Тогда Кристо схватил мое запястье, и сквозь «заплатку» мне в руку проникло что-то холодное, заструившееся из руки в центр груди и проникшее в голову. Мало-помалу истерика стала проходить, на нее уже не осталось сил. Зато голова прояснилась. Я притихла, лежа на диване.

— Дина, пойми, — заговорил Кристо, — твоя подруга, может быть, совсем не человек. Она, судя по тому, что ты рассказала, — существо, созданное для невозможных поступков. Она нам нужна. Речь идет о независимости, о судьбе многих тысяч людей.

Ася — не человек? Мой охлажденный мозг был неспособен удивляться.

— Она хорошая, — все же ответила я.

— Мы очень на это рассчитываем, — согласился Кристо. — И мы предоставим ей выбор.

— Врешь, — бесстрастно ответила я.

— Нет. Мы не можем забрать ее, как тебя. Если она — действительно то, что мы думаем, такой шаг слишком дорого нам обойдется.

Я молчала и не двигалась. Кристо продолжал сжимать мое запястье, сидя рядом со мной на полу, и я наконец-то рассмотрела его глаза. Они были почти совсем человеческими, только цвет радужки казался необычно ровным. Ровно серым.

— Если ты действительно этого хочешь, мы усыпим тебя до самого возвращения на Землю, — сказал он.

— Как только я назову адрес Аси, ты меня убьешь, — спокойно ответила я.

Эти его глаза, оказавшиеся очень близко от моих, резко расширились, как будто он ужаснулся.

— Обо мне так можно подумать? — медленно, недоверчиво спросил он.

И я вдруг почувствовала, как близкие люди могут чувствовать настроение друг друга, что ему на самом деле причинили боль мои слова. А я не хотела делать ему больно.

Я слезла с дивана, подошла к карте и нашла место, где вроде как живет Асина семья. Будь, что будет.

— Спасибо, — сказал Кристо, и ни в одной нотке нельзя было различить синего слизняка.

«Пожалуйста», — подумала я. Мне вспомнилось: Ася говорила, что дома она бывает очень редко, а большую часть времени приводит на каком-то острове в Тихом океане…

Загрузка...