Кот и Лиса

Глава 13. Сладкая боль

После Мерфа Глеб понял, что придется научиться жить рядом с этой сладкой парочкой. И жить счастливо. Он нашел в себе все самое доброе и милое, заставив зависть убраться восвояси. Почти искренне был рад, что его друзья обрели любовь. Да-да, Алису теперь он тоже считал другом. Она регулярно оправдывала это почетное назначение.

Когда хозяйничала у них на кухне, то всегда мыла посуду и за Глебом, готовила еду на троих, не ругала за забытые в ванной грязные носки/трусы/трусики. Лишь однажды Глебу попало за презерватив, который он по запарке кинул мимо ведра. Но этот косяк он не отрицал. Алиса всегда мило улыбалась его подружкам, если они пересекались в квартире. Она никогда не вела себя стервозно, требуя тишины ночью. В общем, как девушка друга, она была идеальна.

Печаль для Глеба заключалась в том, что Алиса просто была идеальна. Каждый раз, умиляясь их с Мишкой поцелуям, Геллер заставлял заткнуться внутреннего зверя, который когда-то родился в его сердце ушастым зеленоглазым паразитом, а теперь разросся до невероятных размеров. И это чудище пылало дикой страстью к Алисе. Глеб старался заткнуть его пасть, принося в жертву прекрасных дев, которые с улыбкой отдавались на растерзание монстру. Это немного успокаивало. На время. Но не лечило тот голод и жажду, что скребли горло и скручивали кишки, когда рядом была Алиса. А она была рядом очень часто.

Мишка не врал, когда предупреждал Глеба, что хочет проводить с Алисой как можно больше времени. Если Миронова не была на работе или в клубе, то тусовалась с Мишкой дома. Если это не были редкие выходные, когда ее соседка уезжала, то Алиса была у них в гостях. Хотя гостем ее назвать можно было с натяжкой. Она почти жила у них. Очень часто оставалась на ночь по будням, не уходила домой в выходные. Глеб почти привык, что может слышать, как она поет в душе или пока готовит.

Но зверь рычал, и Геллер старался сматываться из дома.

Как и планировал, он подписался на «Героев» снова. В это раз инструктировал с августа по октябрь. Тренировки в Саду шли в комплекте. Отпуска в этот раз ему не дали вовсе. Приходилось как-то совмещать с работой. Поэтому все чаще Глеб пребывал в коматозном состоянии от усталости, перенапряжения, недоедания и недосыпа.

Как-то, ввалившись домой после очередного забега, он собирался рухнуть в кровать, забив даже на душ и прием пищи. Учитывая, что на ужин у него планировался протеиновый коктейль, которыми Глеб последнее время злоупотреблял, есть расхотелось. Но из кухни пахло невероятно. Геллер пошел на запах, почти натолкнулся на Алису, которая уже накладывала Мишке в тарелку пасту с курицей и овощами.

— Запах, — промямли Геллер, — пахнет уютом и сексом.

— Это соевый соус со стручковой фасолью, чувак, — хохотнул Миша.

Если бы Глеб был в состоянии поднять голову, он увидел бы, что щеки Алисы вспыхнули алым. К ее радости он съехал с темы, не продолжив цепочку ассоциаций. Хотя она прекрасно поняла, почему это блюдо пахло сексом для Глеба. Он ведь впервые попробовал его с ее кожи.

Чтобы не выдать волнение, Алиса поставила тарелку и Геллеру, навалила ему добрую порцию еды.

— Спасибо, — он все-таки поднял голову, чтобы улыбнуться ей.

Алиса присела рядом со своим ужином, который по традиции вычитал из блюда углеводную пасту.

— Глеб, на тебе лица нет. Сколько можно себя изводить? Миш, ну хоть ты ему скажи… — взволованно заговорила девушка.

— Чего я ему скажу, Алис? — чавкал Мишка с полным ртом, — Он же тупой, как сибирский валенок. И упертый. Не сказать, что упоротый.

Глеб жевал, блаженно улыбаясь. У него не было сил даже ответить другу достойно. Поэтому решил быть няшечкой.

— Вы клевые, друзья мои. Я вас так люблю.

— Это все соевый соус, — опять подколол Миша.

— Возможно, — не спорил Геллер снова.

Когда они поели, и Алиса стала собирать тарелки со стола, Глеб почувствовал, как она ласково потрепала его по голове. Он, возможно, и увидел бы, как нежно и жалостливо смотрит на него Миронова, но в глазах помутнело от сытости и усталости.

— Я помою, Алис, — попытался сделать он попытку быть благодарным за еду хотя бы в таком виде.

— Иди спать, Глебушка, — и снова погладила его теперь по спине.

Геллер едва не замурлыкал. Вовремя отрезвил Мишкин бас:

— Правда, мужик, выспись. На тебя смотреть больно.

Глеб потер глаза, заставляя себя взбодриться, обвел кухню пьяным взглядом, надеясь найти остатки утреннего кофе.

— Нельзя, — встал, сжал переносицу пальцами, — У меня завтра утром тренировка в «Джедае». А я даже план не набросал.

— Забей, — Мишка развернул друга в сторону выхода из кухни, — Я проведу. Все равно окно между персоналками. В десять, да?

— Угу, — на автопилоте подтвердил Глеб, — Эй, Михалыч, ну как же…

— Иди-иди, — он придал ему ускорение, легонько толкнув, — Ты мне живым нравишься больше.

— Уф, я твой должник, — сдался Геллер.

— Да-да, конечно.

Прикрывая дверь, краем глаза Глеб увидел, как Алиса обнимает Симонова.

— Ты у меня чудесный, — проговорила она, видимо проникнувшись Мишкиным великодушием.

На тот короткий миг, что Глеб оставался в сознании, он возненавидел лучшего друга с его добротой и потрясной подружкой.

Осень выдалась действительно тяжелой, но Глеб выжил. Пришла зима, закончился контракт «Героев». Геллер выдохнул и изо всех сил наслаждался такими сладкими теперь свободными часами. После дикого темпа лета и осени хотелось просто валяться с ноутом, смотреть сериалы, читать что-нибудь развлекательно-смешное. Хотелось кого-нибудь родного, уютного и теплого под боком. Но из его телефонной книги никто по этим критериям не проходил кастинг. А вот в соседней комнате была очень даже подходящая кандидатура. Только она уже грела бок его лучшего друга.

Глеб ненавидел себя за то, что прислушивался к разговорам, подло надеясь, что они ссорятся. Но если Мишка с Алисой и ругались, то быстро, не давая лишних надежд. А он надеялся. Понимал, что это отвратительно и гадко, но все равно не мог перестать желать друзьям расставания. Он видел немало Мишкиных попыток построить отношения с девушкой, и все они кончались… может не плохо, но кончались. И с Алисой Глеб надеялся на какое-то постоянство в этом плане. Но — нет. Она, видимо, действительно была идеальной: слишком доброй, слишком покладистой, слишком милой. Все Мишкины претензии обычно разбивались о ее улыбку, а ее недовольства Симонов гасил поцелуями. Глеба буквально трясло, когда эти двое мирились ночью.

Когда он впервые услышал тихие стоны из-за стенки, то едва не сошел с ума. Сначала залез под подушку, потом надел наушники, включил музыку. Но в ушах все равно отзывались эхом звуки Алисиного удовольствия. Голодный зверь свернулся клубком и тихо скулил где-то в районе печени. Глеб уговаривал его, что это нормально, естественно, что нужно привыкнуть. Но не получалось.

Он нашел утешение в злорадстве. С ним Алиса никогда не была такой тихой. Именно поэтому они очень редко ночевали вместе, когда Мишка был дома. Глеб часто вспоминал, как проснулся среди ночи, наткнувшись на ее тело, и… разбудил. Как ни пыталась Алиса сдерживаться, а выходило плохо. Она кусала подушку, зажимала рот ладонью, притягивала его к себе, прося заглушить крики поцелуями. Но все равно вышло очень громко. Утром она не знала, как смотреть в глаза Глебу, который только пожимал плечами и самодовольно улыбался.

— Да ладно, Лисичка. Бывает. Я сам виноват, разбудил тебя, — сказал он тогда. Кажется, сто лет назад.

А теперь понимал, что урагана в постели, который всегда вызывала Алиса, Мише не досталось. И скорее всего, дело было не в ней. Глеб не мог этому не радоваться. Очень хотел, но не мог. Немного, но утешала мысль, что их пряничный домик любви не шатается от крышесносного секса. Мишка не удовлетворял Алису, как это делал Глеб. Факт. Но крамольная мысль: «А может не в этом суть отношений?» — частенько возникала в голове. Особенно, когда Миша и Алиса сидели на кухне вечером, ужинали и болтали.

— Почему «ДжедайКроссфит»? Откуда это название?

— Долгая история.

— Расскажи.

— Давным-давно в далекой-далекой галактике…

Дальше Глеб слышал смех и Алисино: «Ты невозможный».

Геллер прикрывал глаза, стараясь успокоиться, но все равно регулярно желал поменяться с Мишкой местами. Он прекрасно понимал, что это желание сродни сумасшествию. Понимал, что процессы, которые бурлят в его организме, когда Алиса рядом, ни разу не нормальны. Иногда Глеб допускал мысль, что он влюблен в девушку друга. Иначе как еще можно было назвать эти чувства, которые он изо всех сил старался глушить, но они все равно перли из него на белый свет. Но так же быстро Геллер отметал всю эту любовную бредятину. Он делал ставку на свои мужские инстинкты, на беспощадную привычку побеждать. Алиса обыграла его, обхитрила, бросила, не пожелала жить по его правилам. Мишка забрал ее, увел из-под носа в тот самый день, когда Глеб собирался предпринять попытку помириться. Но Симонов обскакал. В очередной раз. И теперь Алиса всегда была рядом, но не принадлежала ему. Словно бельмо на глазу, словно клеймо на лбу жирными буквами «дурак». Он видел эту надпись каждый раз, когда смотрелся в зеркало. И даже был с ней согласен.

Его влечение к Алисе было совершенно дурацким, но не поддавалось уничтожению. Его зависть к Мишке была омерзительна, но лекарства от этого недуга Глеб не знал. Он научился с этим жить. Научился контролировать. Научился улыбаться друзьям почти искренне. Научился почти не думать об Алисе во время секса с другими. Научился не прислушиваться к звукам из Мишкиной комнаты по ночам. Научился… Почти научился не злорадствовать, когда звуки были очень похожи на вежливую симуляцию. Научился воспринимать ее прикосновения, как дружеское участие. Научился не обращать внимания на румянец, что вспыхивал на щеках девушки, когда он сам изредка прикасался к ней. Ему пришлось научиться, чтобы не сойти с ума.

Так прошла зима, весна, началось лето. Глеб изо всех сил ждал Мишкиного отпуска, чтобы немного перевести дух. Его не очень радовало, что Симонов собирался увезти Алису на родину, где хотел познакомить с родителями, сестрой и старыми друзьями. Но у Глеба, таким образом, оставалась свободная квартира, какое-то подобие передышки. Геллер собирался в это время натрахаться, как следует, чтобы к августу опять окунуться в бешеный темп Героев и работы. Но то ли не сезон был, то ли запросы у него выросли. Не нравился Глебу никто, чтобы продолжить дальше банального флирта. Даже с Ви он спал теперь редко. У нее появился какой-то мужик. Глеб не знал, кто, но понял, что он есть по намекам. За последние месяцы Ви лишь несколько раз приглашала в гости. Последнее время и вовсе перестала нуждаться в услугах Геллера. Он все прекрасно понимал. Не напрашивался. Да и не очень хотелось. Их постельная связь потихоньку сходила на нет, превращаясь в обычную дружбу.

У Алисы были неприятности.

Геллер часто слышал, как она жалуется Мишке на соседку, которая рассталась с бойфрендом и пустилась во все тяжкие. Их прежний договор об отсутствии в доме левых мужиков, казалось, больше не действовал. Алиса теперь почти каждый день ночевала у них, действовала Глебу на нервы. Несколько раз он даже огрызался на нее ни за что. Потом извинялся, конечно, зарабатывая навернувшиеся на глаза девушки слезы и злобный прищур Миши.

Геллер изо всех сил старался держать себя в руках, просиживал на работе допоздна, а потом тихо крался к себе в комнату.

Поэтому, придя домой июньским вечером после пробежки, Глеб откровенно порадовался, что квартира пуста. Он заглотал протеин, едва успел принять душ, как в дверь позвонили. Натянув домашние треники на мокрую задницу, Глеб поспешил открыть. На пороге стояла Алиса. Она знала код домофона, но ключей от квартиры у нее не было. Увидев полуголого Глеба, с которого еще капало, она тихо охнула.

— А Мишка еще на работе что ли? — проговорила с отчаянием в голосе.

Глеб аж крякнул.

— Он в Туле, Алис.

— Где?

Ее глаза расширились, а на лице начал отпечатываться ужас прозрения.

— В Туле, — повторил Глеб, — У них заруба была, и пацаны уговорили остаться переночевать. Тяжело рулить после такого.

— О-о-о, — протянула Алиса, — Черт, у него телефон недоступен.

Глеб шлепнул себя ладонью по лбу, вспомнив:

— Ага, села труба, мне набирал с городского. Алис, прости, он просил ведь передать тебе, я забыл совсем. Не смог дозвониться, потом из головы вылетело.

— Да, я весь день на встречах, — всхлипнула, — Ну понятно, в общем. Прости, что… Что выдернула из душа.

Она качнулась на пятках, чтобы развернуться и уйти, но Глеб схватил ее за руку.

— Случилось чего?

Алиса уставилась на горячие пальцы, что обвились вокруг ее запястья, выдавила:

— Н-н-нет. Я пойду.

Возможно, он купился бы, если бы не почувствовал дрожь, что гуляла по всему ее телу. И голос, в котором слышались еле сдерживаемые слезы. И глаза, огромные, перепуганные. Глеб дернул ее за руку, затаскивая в квартиру.

— Зайди уже.

— Нет-нет, — вяло отбивалась Алиса, пока он стаскивал с нее джинсовку, — Не надо, Глеб. Неудобно. Мишки нет. Я пойду до…

Она не договорила про дом, осеклась, прикусила губу, чтобы не расплакаться.

— Даже не думай реветь, — обрубил Глеб с ходу, — Соберись. Чай заваришь свой вкусный, тогда и ной.

— Умеешь ты успокоить даму, — хихикнула Алиса сквозь всхлип.

— Это моя суперсила, — подмигнул Геллер.

Чтобы отвлечься, она и в самом деле заварила чай с мятой, оставила настаиваться, присела рядом с Глебом на узкий кухонный диванчик. Ее все еще немного потряхивало, но присутствие рядом Геллера немного успокаивало. Она бы предпочла, чтобы это был Миша. Понятный, родной, понимающий, знающий ее, как никто. Но Миша был в Туле, и при таком раскладе годился и Глеб.

Алиса несколько раз собиралась силами, но слова не шли с языка. Она набирала в грудь воздуха, но шумно сдувалась, словно шарик, который резко отпустили, не завязав.

— Ты меня пугаешь, — проговорил Глеб.

Она подняла голову, увидела, что он смотрит на нее, сдвинув брови. Действительно встревожен и напряжен. А еще не очень одет. Алиса даже могла почувствовать жар тела после горячего душа и легкий аромат свежести геля для душа. Она поерзала, понимая, что Глеб волнует ее совсем не как друг. В очередной раз поймала себя на этой мысли. Не в силах вынести все произошедшее с ней за вечер, усугубившееся близостью Геллера, Алиса разрыдалась. Она плакала и плакала, не в силах остановиться. Глеб ерзал, не зная, что делать с ее истерикой. Не в силах больше выносить слез без участия, он протянул руку, погладил девушку по спине.

— Ну прекрати… Господи, Алис, пожалуйста, хватит.

А она еще сильнее зарыдала, чувствуя, как его прикосновения одновременно успокаивают и сильнее будоражат.

Глеб взял ее за плечи, развернул к себе лицом, встряхнул хорошенько.

— Все! — приказал он твердо.

Алиса подавилась всхлипом, замерла на миг, а потом вся задрожала в его руках.

— Просто начни говорить, а то скоро лодку доставать придется.

— У тебя есть?

— Что? — не понял Геллер.

— Лодка.

— Нету, — хохотнул, — Видишь? Тогда точно потонем от твоего фонтана.

Алиса размазала слезы по лицу, взяла со стола салфетки, высморкалась.

— Прости. Прости, пожалуйста, — извинялась она, все еще судорожно вздыхая, — Просто у меня это первый раз. Полиция, договор… ужас какой-то… Я как представлю… А если бы…

— Стоп-стоп, — похлопал ее по коленке Глеб, — какая полиция?

— Наша. Которая бывшая милиция. Которая нас бережет.

— Ты чего натворила, Лисичка? — от страха даже назвал старым прозвищем и не заметил.

— Ничего, клянусь. Я думала, он из-за Катьки. Соседи давно грозили нажаловаться участковому по поводу ее мужиков. А он меня искал, представляешь? Договор аренды требовал. Я наврала, что есть, так он за мной в квартиру. Слава богу, что заперто было изнутри. Точно Катюха опять закрылась и забыла. Сказал, что еще придет. А я… — Алиса опять скуксилась, — А мне куда идти? Катя трубу не берет. Мишка — тоже. Я забыла совсем, что он в Тулу собирался. На работе запарилась, вылетело из головы.

— Ты третий год в Москве без договора аренды и регистрации? — не поверил своим ушам Геллер.

Алиса кивнула, снова начала плакать и путанно причитать:

— Он ведь меня в следующий раз на пятнадцать суток закроет, да? Когда выяснится, что я без договора и без регистрации. А куда мне идти, Глеб? Я уже думала кому с работы звякнуть, но… У всех семьи, дети… Можно здесь переночую, а?

— Да ночуй, конечно, — милостиво разрешил он, — Только ведь, Алис, это не решит проблему. Чего там с соседкой?

— Да стерва она. Так обидно! Мы же договаривались. Водит мужиков каждый день и разных. Дома теперь, как в борделе. А поначалу овцой прикидывалась. Я ведь даже тебя никогда…

Алиса осеклась, но Глеб и так понял, что она имела в виду. Никогда не позволяла ему приходить, если Катя была дома. Алиса почему-то упомянула именно его, а не Мишу.

— Я так устала, Глеб. Постоянно какие-то сюрпризы. Сил нет терпеть, — жаловалась она, голос снова стал срываться, — Это нечестно. Теперь еще и полиция. Как я домой вернусь? А вдруг снова придет? У них же план.

— Ну-ну.

Глеб не мог больше терпеть. Он обнял Алису, прижал к себе, ласково гладил по волосам, утешая, нашептывая:

— Все хорошо будет. Сделаешь договор и регистрацию. Это ведь не так сложно.

— Хозяйка квартиры в Штатах живет.

Глеб выдохнул.

— Да, с этим сложнее. Ну… можно ведь другой вариант подыскать, раз у Катерины твоей загул без срока давности.

— Не хочу я другой вариант. Мне этот нравится, — заныла Алиса, — Парк рядом и клуб, и вы…

Она замерла, поняв, что опять оговорилась. Глеб молчал, не решаясь перепросить. Алиса уткнулась ему в грудь, и Геллеру показалось, что потерлась щекой. Он зажмурился, обнимая крепче, украдкой целуя в макушку. Ее губы прижались к его груди. Он вздрогнул, словно ее рот обжог кожу. Алиса вздрогнула, отстранилась. Глеб не отпустил, лишь позволил чуть отодвинуться, взглянуть на него.

Они смотрели друг другу в глаза. Молча. Долго. Алисины слезы успели высохнуть. Все слова, что собирался сказать Глеб, стали неактуальны. Но взгляды были более чем красноречивы. Его сильные тяжелые руки на ее плечах давили так приятно. Ее дрожащие пальцы на его горячей груди казались такими родными, давно знакомыми. Напряжение пронзало пространство между их лицами невидимыми молниями. Алиса прекрасно понимала, что должна сейчас неловко убрать руки с его торса, опустить глаза, извиниться, уйти в ванную, умыться, отсидеться там, а потом сослаться на усталость и пойти спать, закрыться в Мишиной комнате на все замки, придвинуть к двери шкаф для верности. Но у нее не было сил что-то сказать или сделать.

Так же и Глеб. Он понимал, что не должен поддаваться чувствам, не имеет право желать коснуться ее губ. Если объятия еще с натяжкой тянули на дружеские, то движения в районе паха уж точно не проходили платонический кастинг. Геллер хотел бы похлопать Алису по спине, заверить, что все будет хорошо, отправить ее принять горячую ванну с пеной и солью, а потом напоить горячим чаем и пожелать хороших снов. Но он продолжал держать ее, продолжал смаковать сладкую потребность, что завязывала тугие узлы внизу живота. Склонил голову, подался вперед, остановился.

Глеб давал ясно понять: «Сейчас я тебя поцелую». Он мог отсрочить этот приговор, но отменить его была в силах только Алиса. Однако она не двигалась. Замерла, как кролик перед удавом. Глеб дернулся вперед еще раз, сокращая расстояние на какие-то миллиметры, но чувствуя, что прошел сотни миль. Все ощущения усилились в миллион раз.

Стиснув сильнее ее плечи, Глеб притянул Алису к себе и впился в ее губы своим ртом. Сначала он ждал, что грянет гром, начнется землетрясение или свет померкнет, что Господь Бог схватит его за шиворот, оттащит от чужой женщины, что Алиса хотя бы врежет ему как следует за наглость. Но ничего этого не случилось. За окном чирикал воробей, кричали во дворе дети, прохладный вечерний ветер задувал в окно. Губы Алисы дрогнули и задвигались вместе с его губами. Ее ладони заскользили по плечам, повторяя движения его ладоней на ее коже. Глеб сам не заметил, как она оказалась у него на коленях, застонал, почувствовав, как тянет его за волосы, ищет его язык своим, прижимается крепче, трется и ерзает. Все это волшебство обволакивало его разум, заставляя забыть о лучшем друге и моральных принципах.

— Лис, — прохрипел Глеб, отрываясь от нее из последних сил, — Останови меня. Ты должна… Не могу сам. Останови.

— Знаю, — всхлипнула она, — Сил нет. Еще немножко… Господи…

Он так и не понял, что Алиса имела в виду. В общем, это было уже не важно. Она не остановила. У нее был шанс. У них был шанс сделать вид, что ничего не было, что оба погорячились. Но Алиса им не воспользовалась, а Глеб не очень-то хотел ее уговаривать. Он предпочел отдаться сладким грезам, которые преследовали его весь этот год. Ему было так хорошо в волшебном мире, где Алиса прижималась к нему, целовала его, гладила. Глеб знал, что ворует. От этого почему-то не было стыдно, а лишь острее и слаще. Почти больно. Но эту сладкую боль он не променял бы ни на что. Напротив, сильнее и глубже колол себя, кайфуя, как махровый мазохист.

— Глеб, — услышал он эхом ее голос, словно Алиса звала его с другой планеты, — Глеб, так нельзя. Нужно… остановиться.

Она умоляла. В ее тихом голосе был страх. Но Геллер прекрасно понял, что сильнее измены она боится, что он на самом деле остановится. Поэтому он так же тихо, но твердо сказал:

— Нет.

Подхватил ее под попу, встал, понес в свою комнату. Бережно уложив на кровать, Глеб навис сверху и долго смотрел на нее. Спустя вечность тугого молчания его руки пустились в путешествие по ее телу, исследуя, вспоминая, избавляя от одежды. Губы последовали за руками, пробуя на вкус каждый миллиметр, округлости и изгибы, родинки и вены под кожей.

Глеб не мог прекратить ее целовать. Словно десять лет жил на необитаемом острове и забыл, как выглядит женское тело. Небыло сил оторваться. Он хотел ее. Безумно. Но сильнее хотел ее безумия. Поэтому продолжал изводить ласками и поцелуями. Ему было мало, недостаточно. Вернувшись к ее губам, он понял почему.

Она молчала. Лишь приглушенное мычание иногда вырывалось из крепко сжатых губ. Глеб протолкнул руку вниз между их тел, погладил ее живот, двинулся ниже, коснулся там, где было влажно и горячо. Алиса закусила губу, тихо пискнула. Он поцеловал упрямо сжатые губы, провел по ним языком. Без ответа. Продолжая поглаживать, Геллер спрятал лицо в изгибе ее шеи, лизнул, поцеловал.

Натянутая, как струна, зажатая и скованная, Алиса никак не могла отпустить, расслабиться, хотя уровень наслаждения просто зашкаливал. Будь Глеб напористым и жадным, она бы поняла, она бы потерпела. Но он не спешил. Медленно, постепенно заставлял тугую пружину, что сковывала ее, разжаться.

Наконец губы Алисы разомкнулись, легкие словно расправились. Она хватала ртом воздух, заново училась дышать.

Глеб провел носом по шее до уха, зашептал:

— Пожалуйста, Лис, не сдерживайся. Отпусти. Хочу тебя слышать.

Эти просьбы волшебным образом разрушили последний лед. Алиса отпустила. Она позволила ему забрать себя в ту волшебную реальность, где важными были только ощущения и удовольствие.

Он улыбался, даже смеялся, слушая ее стоны, которые превращались в крики. Она не пыталась быть тише, зная, что ему нравится.

Это было так естественно, так просто и легко. Словно они вчера делали то же самое. Словно сто лет подряд, каждый день занимались любовью.

Глеб забыл, как круто видеть, слышать, чувствовать ее наслаждение. Алиса почти не помнила, каким он мог быть заботливым, чувственным, ласковым. Обретая друг друга заново, оба помнили, что придется платить, но это уже было не важно.

Потом долго лежали. Молчали. Едва Алиса открыла рот, Глеб заставил замолчать поцелуем. И все повторилось. Потом он попытался заговорить, и на этот раз она прижала свои губы к его, запрещая разговоры. Они менялись ролями снова и снова. Короткая летняя ночь пролетела слишком быстро. Пурпурный рассвет прокрался в комнату, чтобы стать свидетелем преступления.

В очередной раз Глеб упал на подушку, повернул голову, встретился глазами с Алисой. Веки отяжелели, словно налились свинцом, но он хотел еще. Смотрел на нее, понимая, что это нечто большее, чем похоть. Геллер хотел, чтобы эта ночь не кончалась. Или, чтобы этих ночей было много. Бесконечно много. Но даже их было бы мало. Потому что он хотел Алису и днем. Всегда. Только ее.

Обожженный этой мыслью, как пламенем, он моргнул. А когда открыл глаза, в постели не было Алисы. Глеб сел, потер глаза, взглянул на часы. Девять утра. Он вырубился всего на полчаса. Она могла удрать.

Он нашел ее на кухне. В Мишкиной майке. Забравшись с ногами на диванчик, подтянув колени к груди, натянув на них майку до самых пяток, Алиса сидела и тихо плакала. Не рыдала, не всхлипывала. Просто вытирала салфеткой слезы, что бежали ручьями по щекам.

Он попытался обнять, но в этот раз натолкнулся на сопротивление. Алиса отбивалась от его рук, лупила по плечам, не давая коснуться.

— Лис, хватит, — уговаривал Глеб, — Не сходи с ума. Перестань. Знаю, мы плохо поступили, но уже поздно. Все было. Нет смысла истерить.

Она со свистом выпустила воздух через рот, окатила его взглядом с таким презрением, словно он всю ночь ее насиловал. Ничего не сказала, поэтому Глеб взял инициативу в свои руки.

— Пожалуйста, Лис, не смотри на меня так. Хочешь, я сам ему все скажу?

— К-кому?

— Мише.

— Чт-то скажешь?

— Про нас.

Она вытерла слезы, вздернула нос.

— Ты ничего никому не скажешь. Тем более Мише. Понял?