Коварный повеса

Глава 19

Дорогая Шарлотта,

преклоняюсь перед Вашим знанием людей и, в частности, юной мисс Прескотт. Простите, что я был так самонадеян и подвергал сомнению Ваши суждения об этом деле. Но поверьте, только моя тревога за Вас и Вашу школу заставила меня поднять эту тему.

Ваш родственник и преданный друг Майкл.

Лежа рядом с Мэдлин, Энтони думал о том, что, наверное, настало время возобновить свои расспросы. Вероятно, следовало воспользоваться интимностью момента и наконец узнать всю правду о Мэдлин, что она скрывает. Да–да, сейчас самое время.

Но почему же он так заинтересовался этой женщиной? Зачем ему понадобилась правда о ней? Может, он действительно глуп, как полагает Стоунвилл. Впрочем, сейчас не хочется об этом думать. Хочется думать только об этой чудесной женщине. Понимает ли она, как его влечет к ней и каким удивительным было их соединение? Возможно, он мечтал о такой женщине всю жизнь. Во всяком случае, ни с одной другой он не переживал ничего подобного.

И уж точно ни одна другая женщина не осмеливалась смеяться над ним, когда он надевал «французское письмо». Энтони невольно усмехнулся. Только Мэдлин могла увидеть их такими, какими они и были на самом деле — возможно, необходимыми, но, несомненно, очень странными.

— Что вас так забавляет, сэр? — Она повернулась к нему. — Надеюсь, не то, что мы только что делали вместе?

Он расплылся в улыбке:

— Нет–нет, ни в коем случае. Милая, ты совершенно околдовала меня, и я уверен, ты прекрасно об этом знаешь.

Она взглянула на него с робкой улыбкой. Затем провела ладонью по его плечу.

— Что же тогда показалось тебе таким смешным, Энтони?

— Твоя реакция на мои «французские письма».

— О, я совсем забыла о них! — В ее глазах вспыхнуло любопытство. — Я же собиралась спросить… А из чего они делаются?

Он снова усмехнулся:

— Только ты могла задать такой вопрос.

— А тебя это беспокоит? — Она едва заметно нахмурилась.

— Нет, конечно. Напротив, именно это мне очень даже нравится. Нравятся твои неожиданные вопросы. Так вот, они делаются из овечьих кишок, вывернутых наизнанку, вымоченных, выскобленных, промытых, надутых и высушенных, а потом нарезанных.

— И снабженных ленточками! — подхватила она со смехом. — Но какие химикаты используются, чтобы вымачивать их? Как их надувают? Сколько времени требуется для сушки?

Энтони от души расхохотался:

— Ах, дорогая, мне следовало догадаться, что ты захочешь узнать о процессе во всех подробностях. Ты ужасно любопытна. — Он снова рассмеялся и поцеловал ее в нос, а затем прижал к себе.

Тут Мэдлин вдруг взяла его руку и внимательно посмотрела на запястье.

— У тебя здесь шрам. Откуда он?

Энтони тут же помрачнел. Все очарование этого момента мгновенно исчезло. Следует ли рассказывать ей эту неприятнейшую историю? Нет, он не мог. Слишком уж отвратительной она была.

В смущении откашлявшись, он пробормотал:

— Видишь ли, когда я был маленький, я… Я где–то застрял и попытался освободиться при помощи перочинного ножа. Вот и порезался.

— Похоже, это был очень серьезный порез, — заметила Мэдлин. — Наверное, долго заживал. Тебе еще повезло, что ты не истек кровью.

Энтони кивнул:

— Да, верно. То же самое сказал доктор, который меня зашивал. Сказал прямо перед тем, как бросить меня.

Мэдлин на мгновение замерла.

— Он бросил тебя? Что ты имеешь в виду?

Ох, не следовало рассказывать даже этого.

— Ничего. Это было очень давно.

Мэдлин пристально посмотрела на него.

— Но это было в Чертейе? — допытывалась она.

Энтони со вздохом пробормотал:

— Нет, в Телфорде. Я жил там с дядей и тетей. — Он потерся щекой о ее плечо. — Так что это не твой отец зашивал меня, если ты этого боишься.

— Конечно, нет, — поспешно проговорила она. — Так как же… доктор покинул тебя?

Энтони снова вздохнул:

— Не стоит об этом вспоминать. Забудь о том, что я говорил тебе. — Сама мысль о том, что Мэдлин узнает правду, казалась унизительной.

— Хорошо, забуду. — К его удивлению, она поцеловала его в запястье. — Я очень рада, что для тебя тогда все благополучно закончилось.

— Я тоже, — пробормотал Энтони. Он вдруг вспомнил о том, что Мэдлин пора возвращаться в Ричмонд, но ему ужасно не хотелось с ней расставаться.

Он вдруг почувствовал, что засыпает. Посмотрев на часы, пробормотал:

— Милая, уже за полночь. Твой отец не будет беспокоиться?

Никакого ответа. А глубокое и ровное дыхание Мэдлин свидетельствовало о том, что она заснула. Что ж, ничего удивительного. Сначала веселящий газ, а потом постель. Даже странно, что она бодрствовала так долго.

Наверное, следовало разбудить ее, но ужасно не хотелось. Да и почему бы ей не отдохнуть еще немного, прежде чем он отвезет ее домой? Когда они окажутся в карете, у него будет предостаточно времени, чтобы задать ей кое–какие вопросы. Пусть еще немного поспит, а потом…

Казалось, прошло всего несколько мгновений, прежде чем он снова открыл глаза, но, приподнявшись, Энтони понял, что прошло гораздо больше времени. Огонь в камине погас, да и свечи догорали, так что комната была погружена во тьму.

Немного помедлив, Энтони протянул руку, но Мэдлин рядом с ним не оказалось. Черт побери, где же она?

— Мэдлин, милая, — позвал он. — Мэдлин, где ты?

Неужели она ушла? Или просто встала с постели? Может, она сейчас ищет кремень, чтобы зажечь свечу?

Энтони подождал с минуту.

— Мэдлин, проклятие, ответь мне!

Ответом ему была тишина.

Он снова позвал Мэдлин, но она и на сей раз не ответила. Теперь было совершенно очевидно, что ее в комнате нет.

Выругавшись сквозь зубы, Энтони выбрался из постели и, опрокинув стоявший перед ним стул, стал осторожно пробираться к камину. Отыскав наконец каминную полку со стоявшей на ней коробкой с кремнем, он высек искру и развел огонь в камине. Затем осмотрелся и пробормотал:

— Черт возьми, куда же она ушла? И почему?

Сделав глубокий вдох, он зажег все свечи и взглянул на часы. Оказалось, что уже шел шестой час утра. Неужели он проспал все это время? Неудивительно, что камин погас. Но почему же Мэдлин не разбудила его?

Он быстро обыскал комнату. Вся одежда Мэдлин, а также ее туфли исчезли. Значит, либо она спустилась вниз, что было маловероятно, либо она вообще покинула дом.

Энтони охватил гнев. Неужели она ускользнула, словно… какая–то воровка?! И это после того, как они с ней пережили самую прекрасную ночь в его жизни? Черт возьми, как она могла?!

«Успокойся, — сказал он себе. — Возможно, она все еще здесь. Ты ведь не говорил со слугами».

А если Мэдлин все–таки ушла, то, может быть, он сумеет ее догнать. Она не могла уехать слишком далеко. И даже можно было узнать, где она живет, если она попросила слугу дать указания кучеру.

Усевшись на кровать, он принялся надевать кальсоны, потом взялся за чулки — и вдруг замер, словно окаменел.

В самом центре простыни он увидел… Да, это, несомненно, была кровь.

Несколько мгновений Энтони в растерянности смотрел на кровавое пятно. Неужели он сделал ей больно? Так вот почему она сбежала… Выходит, он каким–то образом оказался слишком груб с ней? Нет, не может быть. Ведь, учитывая ее поведение после того, как они…

О Боже! Мэдлин — девственница!

Вернее, совсем недавно была девственницей. До того, как он набросился на нее, точно бешеный бык.

— Проклятие, она была невинна, невинна… — бормотал Энтони в отчаянии.

Отыскав в простынях «французское письмо», он осмотрел его при свете свечи. Кровь была и на нем. Да, сомнений не оставалось — она была девственницей.

Но как же он сразу не догадался?.. Ведь она так странно вела себя… Да, странно, но он решил, что это из–за недостатка опыта.

Теперь ему вспомнились и другие детали — например, ее реакция на его наготу. Ох, какой же он идиот! Энтони громко выругался.

Но почему же она ему не сказала? Он был бы более осторожным с ней, более нежным. И как смела она все это время лгать ему, заявляя, что потеряла невинность с каким–то неумелым любовником?!

Последняя мысль заставила его задуматься, вспомнить каждый их разговор. Боже, да она ведь ничего об этом не говорила! Не говорила, потому что и не требовалось — он сам придумал за нее этого «неумелого любовника».

Конечно, она прекрасно знала, что он о ней думал, поэтому никогда не поправляла его. Но никогда и не говорила, что у нее был любовник. Она даже посмеялась над его предположением, что сэр Хамфри мог выступать в этой роли. Когда же он удивился ее словам о том, что она никогда не видела голого мужчину, ее ответ оказался уклончивым.

О Господи, как же он…

Внезапно дверь комнаты распахнулась и кто–то испуганно охнул. Повернувшись, Энтони увидел горничную, стоявшую у порога. Несколько секунд она смотрела на него, хлопая глазами, потом пробормотала:

— О Боже, сэр, я не знала, что здесь кто–то есть! Милорд не говорил нам, что кто–то остается на ночь.

— Я не остаюсь. — Горничная уже хотела уйти, но он окликнул ее: — Подождите!

— Да, сэр? — Она старалась не смотреть на него.

Энтони поспешно надел брюки и рубашку.

— Все гости уже уехали?

Она кивнула:

— Последние уехали час назад. Видите ли, убирали внизу, и нам показалось, что здесь что–то упало. Вот меня и послали посмотреть… «Должно быть, это я наткнулся на стул», — догадался Энтони.

— Вы, случайно, не видели, уехала ли миссис Брейхем? — спросил он. — Она блондинка, очень красивая, в золотистом платье. — Служанка задумалась, и он добавил: — И еще в черном плаще.

— Да, она уехала, — послышался вдруг мужской голос.

Энтони невольно выругался, увидев Стоунвилла, входящего в комнату. Именно его ему сейчас ужасно не хотелось видеть. Но маркизу, очевидно, было на это наплевать. Отпустив горничную, он закрыл за ней дверь и вопросительно посмотрел на приятеля.

— Почему ты еще не спишь? — проворчал Энтони, застегивая рубашку. — Ты уже должен давно храпеть в постели, разве нет?

Стоунвилл пожал плечами:

— Не сплю, потому что не устал. Кроме того, слуги сказали, что слышали какой–то шум здесь, наверху. И я пришел узнать, что произошло.

Проклятие! Похоже, у него нет выхода — придется посвятить в это дело Стоунвилла.

— Ты действительно видел, как она уезжала?

— Кто? Твоя очаровательная кузина?

Энтони нахмурился, однако промолчал.

— Только она, конечно же, не кузина. Прекрасная женщина по имени Мэдлин, — с усмешкой продолжал Стоунвилл. — Я слышал, как ты называл ее по имени вчера в библиотеке. Так какое же ее полное имя?

— Я не собираюсь говорить с тобой об этом. И я предпочел бы, чтобы ты оставил при себе все, что думаешь о ней.

— Даже после того, как она бросила тебя? — Маркиз рассмеялся. — Да, я действительно видел, как она уходила. И подумал, что ты уехал вместе с ней. Я увидел ее уже у парадной двери, и она сказала, что ты ушел вперед подогнать экипаж — мол, не хотел беспокоить слуг. Мне следовало догадаться, что она лгала. Энтони тяжело вздохнул.

— В котором часу это было?

— В час. Возможно, чуть позже.

Значит, она исчезла часа четыре назад. И сейчас уже спит в своей постели где–то в Ричмонде.

Стоунвилл окинул взглядом комнату, потом уставился на смятую постель.

— Не могу представить, почему она захотела покинуть такое уютное любовное гнездышко.

Не было смысла отрицать очевидное. Достаточно одного взгляда на постель, чтобы понять, чем они с Мэдлин здесь занимались.

Взяв свой галстук, Энтони подошел к зеркалу, чтобы завязать его. В следующее мгновение он увидел, что Стоунвилл направляется к постели. Проклятие!

Он повернулся и увидел, что Стоунвилл таращится на простыни с выражением крайнего изумления на лице.

— Она была девственницей, — ровным голосом произнес Энтони.

— Да, вижу, — кивнул Стоунвилл. — Хотя с другой стороны… Возможно, она принесла с собой в пузырьке свиную кровь, чтобы заставить тебя так подумать.

Цинизм приятеля разозлил Энтони. Едва сдержавшись, он процедил:

— Ты думаешь, ей бы удалось испачкать кровью «французское письмо»?

Со вздохом уставшего от жизни человека Стоунвилл опустился в кресло.

— А почему ты так уверен, что она этого не сделала? Господи, ты же знаешь эту старую как мир игру. Она заявляет, что ты обесчестил ее, надеясь, что ты женишься на ней. В результате она сможет стать виконтессой. Мысль, что Мэдлин стремилась стать виконтессой, казалась настолько нелепой, что Энтони невольно рассмеялся.

— Нет–нет. — Он покачал головой. — Подобное совершенно исключено. Во–первых, она прекрасно знает, какова моя репутация. Следовательно, у нее не было оснований верить, что я женюсь на ней только потому, что я обесчестил ее. Кроме того… Видишь ли, она не из тех женщин, которые способны на столь безрассудные поступки. Полагаю, у нее была какая–то другая причина, чтобы так поступить.

— Другая причина? Что ты хочешь этим сказать? Может, ты имеешь в виду свое неотразимое очарование?

— До этого она весьма успешно противостояла ему. Ты бы слышал, что она говорила мне о безрассудном поведении распутников. Очень сомневаюсь, что ее может привлекать брак с одним из них. И почему же она сразу не сказала, что я лишил ее невинности? Почему она сбежала, а не осталась здесь, чтобы требовать возмещения?

— Возможно, поехала домой, чтобы привезти сюда своего отца. Дабы он мог засвидетельствовать то, что произошло, и заставить тебя жениться на ней.

— Не будь идиотом. — Энтони надел жилет. — Она не могла знать, что я просплю так долго. Кроме того, она живет недалеко отсюда, так что уже давно могла бы вернуться сюда с отцом. Нет–нет, ты ошибаешься.

Энтони принялся надевать сюртук. «А может, проблемы отца толкнули ее на несвойственное ей безрассудство?» — подумал он неожиданно и тут же замер, ошеломленный этой мыслью.

О Боже, неужели в этом и состоял ее план? Решила, что он, обесчестив ее, будет вынужден выполнить ее требование и представит сэру Хамфри? Но тогда почему же она сбежала, почему не осталась здесь, чтобы довести до конца свой план?

— Еще раз говорю: ты ошибаешься. — Энтони повернулся к Стоунвиллу. — Если бы она хотела использовать мой опрометчивый поступок, ей следовало бы остаться здесь. Убегать не было никакого смысла.

— Может, и не было. — Стоунвилл внимательно посмотрел на приятеля. — Так что же ты теперь собираешься делать?

Энтони пожал плечами:

— Поговорю с ней, наверное. Да, для начала поговорю. Только не сразу. Видишь ли, сегодня я собираюсь поехать в Чертей.

Маркиз взглянул на него с удивлением:

— Но почему в Чертей? Не понимаю, зачем тебе ехать к себе в поместье.

— Знаю, что не понимаешь. И я бы предпочел, чтобы и в дальнейшем не понимал. — Энтони принялся обуваться. — Чем меньше ты будешь знать, тем лучше. По крайней мере — пока.

— А что я должен делать, если она все–таки вернется с отцом, чтобы предъявлять свои требования?

— Не беспокойся, не вернется. — Энтони был в этом абсолютно уверен, хотя и не знал, откуда у него появилась такая уверенность.

— И все же… — Стоунвилл стащил с кровати простыню, затем скомкал ее и, подойдя к камину, бросил в огонь.

— Какого черта?.. — проворчал Энтони.

— Нет смысла оставлять доказательства, приятель.

Энтони пристально посмотрел на него:

— А почему это тебя так волнует?

Стоунвилл криво усмехнулся:

— Ты, возможно, не поверишь, но я действительно твой друг. И я не хочу, чтобы ты кончил так же, как Керквуд.

— Но ведь я могу кончить, как Фоксмур, — заметил Энтони.

— Имеешь в виду счастливый брак? Не надейся на это, ничего не получится.

— Спасибо за откровенность, — в раздражении проговорил Энтони и, уже направляясь к двери, добавил: — Ты, наверное, действительно считаешь меня непригодным для брака, но поверь, ты заблуждаешься.

— Норкорт! — крикнул ему вслед маркиз. — Все наемные кареты уехали.

Энтони остановился и, обернувшись, пробормотал:

— Черт возьми, как же теперь?..

— Ты можешь взять мой экипаж, — улыбнулся Стоунвилл.

— Спасибо, — кивнул Энтони. Он знал Стоунвилла много лет, и они считались друзьями, но почему–то он никак не ожидал от него помощи в столь деликатном деле. — Спасибо тебе за все. Не только за экипаж, но и за вечеринку, а также за вмешательство вчера вечером. Знаешь, я вполне допускаю, что кое в чем ты, возможно, прав.

— Всегда раз услужить, приятель. Не стесняйся, привози в гости свою «кузину» в любое время. Только предупреди меня, чтобы я мог приготовить комнату и мешочек с веселящим газом.

— Совсем не смешно, — проворчал Энтони. — Да, не смешно, и ты прекрасно это знаешь. Кроме того, я не собираюсь повторять подобные ошибки.

— Не собираешься соблазнять девственниц? Или ты имеешь в виду вечеринки с веселящим газом?

— И то и другое, — ответил Энтони с серьезнейшим выражением лица.

Полчаса спустя, когда Энтони уже ехал в экипаже Стоунвилла в Чертей, ему вспомнилось циничное замечание друга о браке. Неужели Стоунвилл прав? Много лет Энтони был убежден, что брак не для него. Потому что порядочным женщинам не нужны такие мужья, как он. Порядочным требуются… поэты и святые одновременно. А он не был ни тем, ни другим.

Но Мэдлин совсем не походила на остальных женщин. Во всяком случае, прежде он таких не встречал. И даже если она отдалась ему в отчаянной попытке спасти своего отца, то было ясно: она действительно считала, что ему грозит серьезная опасность.

Впрочем, какое это сейчас имело значение? Главное, что он обесчестил ее. И он должен был как–то исправить свою ошибку, пусть даже она заставила его сделать это обманом. Вот только как исправить такую ошибку? Может быть, действительно жениться? Ведь не исключено, что он наконец нашел такую женщину, с которой мог бы счастливо жить — как жили его родители когда–то.

Но думать о браке еще рано. Сначала нужно все выяснить, то есть узнать о Мэдлин как можно больше, — тогда он, наверное, сможет ей помочь. Именно для этого он и решил поехать в Чертей. Но конечно же, он обязательно поговорит с ней о браке, что бы ни случилось.

Мэдлин в волнении расхаживала по комнате. Ей очень хотелось разбудить отца и побыстрее покончить со всем этим, однако она не решалась. После своего тайного возвращения она не сомкнула глаз. Когда она пришла, миссис Дженкинс встала, чтобы помочь ей раздеться. Но если вдова и заметила в ней что–то странное, то, разумеется, не сказала об этом.

Но Мэдлин чувствовала, что она уже не такая, как прежде. Теперь она чувствовала себя женщиной, и это было восхитительное ощущение. Ах, наверное, она была такой же безрассудной, как Энтони. Да, такой же безрассудной и испорченной, потому что нисколько не жалела о случившемся.

А если о чем–то и жалела, то лишь о том, что ей пришлось уйти от него.

Она вздохнула, вспомнив о том, что не смогла проверить, остались ли на простыне следы.

Но Мэдлин надеялась, что Энтони ничего не заметит. На всякий случай она погасила все свечи, так что в темноте он скорее всего вообще не увидит простыни. Да и замечают ли мужчины такие вещи? Нет, едва ли. Особенно когда не ищут их специально.

А если он будет искать?

Если найдет?..

Что ж, возможно. Но все равно ей не следует об этом думать, потому что ему не придет в голову на ней жениться, смешно даже представить такое. Нет, подобный брак невозможен, и он, когда узнает обо всех ее обстоятельствах…

Да ведь она и не собиралась ему ничего рассказывать. Тем более сейчас. Сейчас она должна проявлять осторожность. Потому что доктор, лечивший его… Ах, это, наверное, был отец.

Но что же он имел в виду, когда сказал, что доктор покинул его? Покинуть пациента — это не очень–то похоже на отца. И все же беспокойство не оставляло ее, и она решила, что должна узнать, что произошло с Энтони. Ей почему–то казалось, что это чрезвычайно важно.

— Как ты рано встала, — послышался голос отца с порога гостиной.

Наконец–то он проснулся.

— Ах, папа, я никак не могла уснуть.

Когда она подошла к нему, он как–то странно посмотрел на нее, и Мэдлин вдруг подумала: «А может, папа обо всем догадался? Может, все произошедшее, как клеймо, отпечатано у меня на лбу?»

Но тут отец прошаркал к своему обычному месту у камина и, усевшись в кресло, погрузился в раздумья.

Слава Богу. Мэдлин вздохнула с облегчением. Немного помолчав, сказала:

— Папа, мне нужно у вас кое–что спросить.

Он не ответил, словно не слышал ее. Приблизившись к нему, Мэдлин спросила:

— Папа, вы помните, как много лет назад возили меня в Чертей?

— В Чертей? Неужели ты помнишь это?

— Да, кое–что. Мы ездили в очень большой дом, и экономка позволила мне играть с ее мопсом, пока я ждала, когда вы закончите свои дела.

Отец нахмурился:

— Я бы оставил тебя дома, с матерью, но она тогда только поправлялась после скарлатины, а наша служанка была занята уходом за ней.

Вероятно, это действительно было очень важное дело, если отец оставил больную маму, чтобы поехать в Чертей.

— Папа, а какое у вас там было дело?

Отец растерянно посмотрел на нее:

— А почему ты спрашиваешь о Чертейе?

— Мне просто нужно знать, вот и все. Я не могу объяснить…

Отец, казалось, о чем–то задумался. Потом вздохнул:

— Даже не знаю, стоит ли об этом рассказывать… Видишь ли, старый виконт потребовал, чтобы я хранил тайну — не хотел скандала.

— Но он уже умер, папа. Так какое же это сейчас имеет значение?

— Да, умер. Полагаю, что виконтом теперь стал этот болван Уоллес.

— Уоллес тоже умер, — сказала Мэдлин и тут же добавила: — По крайней мере так я слышала. Теперь виконт его младший брат Энтони.

— Ах да, бедный мастер Энтони… — Отец снова вздохнул. — Вот из–за этого и началась наша ссора с сэром Рандолфом. Мне было невыносимо оставаться его доктором после того, что случилось. Отец мальчика пообещал никому не рассказывать, что именно я сообщил ему об этой истории. Но сэр Рандолф не дурак, он сразу понял, что кто–то поговорил с виконтом. После этого он стал подозревать меня.

— А что за история?

Отец в очередной раз вздохнул:

— Я рассказал виконту о том, что они делали с бедным мастером Энтони. Я не мог об этом не рассказать.

Мэдлин похолодела.

— Что с ним делали?

— Ах, не знаю, следует ли рассказывать… А впрочем… Не думаю, что это теперь имеет значение. — Отец уставился на огонь в камине. — Леди Бикем заставляла мальчика часами стоять на коленях и молиться. И устраивала ему холодные ванны, чтобы обуздать его «безнравственный» нрав. Но это не самое худшее. Хуже всего было то, что они привязывали его по ночам к кровати, не оставляя даже огня, чтобы у него был свет.

Мэдлин ужаснулась при мысли о том, что бедного Энтони держали связанным в темноте, как какое–то опасное животное.

Отец довольно долго молчал, наконец вновь заговорил:

— В ту ночь, когда они вызвали меня, мальчик дошел до такого отчаяния, что спрятал в своей постели перочинный нож, прежде чем его привязали. А потом, в темноте, он едва не убил себя, пытаясь разрезать веревку. Когда я добрался до него, он был без сознания от потери крови. Он говорил мне, что хочет вернуться домой, что дядя с тетей ненавидят его. И он рассказал мне обо всем, что они с ним делали.

Мэдлин содрогнулась.

— И как долго это продолжалось?

— Насколько я понял, года четыре, а сэр Рандолф мне объяснил, что его привязывали для того, чтобы он не сбежал. Мальчик сильно тосковал по своей покойной матери и все время пытался убежать домой.

«А кто бы не захотел убежать?!» — в гневе подумала Мэдлин. Как смели они так обращаться с ним? Какое чудовище может делать такое с ребенком?

И если они были так ужасны, то почему бы Энтони просто не рассказать об этом в суде, чтобы получить опеку над своей племянницей? И почему не рассказал об этом ей, Мэдлин? Она бы прекрасно поняла, что надо помочь Тессе и непременно устроить ее в школу.

— Так вы поехали в Чертей, чтобы рассказать обо всем его отцу?

— Совершенно верно. Поехал, как только твоя мать стала поправляться. До этого я не мог ее оставить. Сначала я написал письмо, но ответ не пришел, и я решил поехать. Оказалось, что виконта целый месяц не было дома и никто не переслал ему мое письмо.

Так вот почему Энтони думал, что доктор оставил его. Оказывается, ее отцу понадобился целый месяц, чтобы поговорить с его отцом.

Мэдлин отвернулась, чтобы скрыть слезы. Ее бедный, ее дорогой Энтони… Мысльотом, что он так страдал, разрывала ее сердце. Неудивительно, что он ненавидел Бикемов. Неудивительно, что он хотел спасти свою племянницу.

Но они же не могут быть столь жестоки к девочке, не так ли? Мэдлин вспомнила о Джейн и тотчас поняла, что в доме Бикемов могли происходить самые ужасные вещи. И это означало, что Энтони обязательно должен спасти свою племянницу.

Следовательно, она, Мэдлин, не должна рисковать будущим бедной девочки. Да, придется найти другой способ спасти отца.

Но какой?